Евгений Москвин
Рассказы
Глава 1. В бильярдной
В 10 часов утра Н. вошел в зал бильярдной, где его уже ждали М. и Л.. Он молча поздоровался с ними за руки, при этом на лицах трех людей не проскользнуло ни единой эмоции; Н. прошел чуть дальше, он будто бы со странной осторожностью подбирался к бильярдному столу – так паук подбирается к своей жертве, попавшей в свитую паутину и обреченной на медленное неизбежное съедение, - в этот момент Н. повернул голову направо: у стены, около коричневой барной стойки толпилось, (нет, скорее даже ютилось), несколько сгорбленных фигур официантов, которые были похожи на затравленных животных, в правой руке каждого тускло поблескивало по одному пустому блюду; при этом лица официантов не выражали никаких эмоций, они были такими же остановившимися, как у Н., М. и Л..
В бильярдной в этот ранний час было мало посетителей, но так совпало, что у Н. М. и Л. именно теперь оказалось свободное время для встречи и игры, (хотя на самом деле все повторялось уже в 114-й раз); однако отметим здесь, что бильярдный стол был весьма необычным, ибо в нем отсутствовали лузы, и только белые шары из слоновой кости перекатывались по зеленому сукну, сталкиваясь и издавая внутриутробные звуки, (последнее словосочетание можно, по сути дела, употребить только по отношению к одушевленному существительному, но, надеюсь, этот преднамеренно неправильный оборот будет прощен, ибо сделан он лишь с той целью, чтобы наиболее точно отразить действительность).
-Итак, - сказал Н., оказавшись около бильярдного стола, - теперь, когда я пришел, можно начинать игру, ибо, насколько я понимаю, больше мы никого не ждем, - Н. посмотрел на М..
М. сделал короткий кивок.
-Да.
Н. повернулся к Л..
Л. сделал короткий кивок.
-Да.
-Ну что ж, тогда давайте бросим жребий, кто делает первый удар. Я попрошу официанта принести кости, - с этими словами Н. поднял левую руку, (в правой он держал кий).
Моментально к трем игрокам подбежал официант.
-Что вам угодно?
Н. произнес монотонно:
-Подайте кости, чтобы мы могли бросить жребий.
-Слушаюсь.
Официант удалился. Он отсутствовал минуты две, и за это время Л. успел рассказать во всех отношениях скучную историю, которая произошла недавно у него на работе. Однако Н. и М. слушали его с неподдельным вниманием. Л. говорил:
-Я начальник этого предприятия. Его название производно от моей фамилии. И, как вы знаете, ничего у нас непредвиденного не происходит, все предсказуемо. Но мой секретарь, господин Н. К., когда вчера во время обеда пил чай, уронил чашку на пол, и она разбилась. Это, на мой взгляд, наделало очень много шума, я сначала даже боялся, что многие люди из-за этого могут перестать работать... А там уже не за горами катастрофическое положение, кризис. Один человек, работник Л. П. действительно прекратил работу, взял свою сумку и ушел домой.
-Вы уволили его после этого? – спросил Н.
-Нет, конечно. Так было бы только хуже, - отозвался Л.
Весь разговор их проходил с неизменно монотонной интонацией в голосах, на остановившихся лицах не было никакой мимики.
В этот момент официант принес кости – они лежали на гладком серебряном подносе, который он держал в руке. Оставив поднос на небольшом стеклянном столике, стоявшем рядом с Л., официант удалился.
-Ну что ж, - сказал Н., - теперь, когда принесли кости, давайте кинем жребий. Тот, у кого выйдет больше всего очков, и будет начинать.
-Да, давайте кинем жребий, - выразил согласие М..
После того, как Н., М. и Л. по очереди бросили кости, вышло, что первый удар будет делать Н., за ним должен будет последовать М. и потом уже Л.. Они играли в бильярд в этой самой бильярдной за этим самым столом уже 114-й раз и всегда, почему-то, выходила такая очередность.
Н. сделал удар, который получился довольно сильным, и шары разлетелись по столу в разные стороны; они хаотично искали убежища, как делают это вредные насекомые, паникующие и чувствующие близкую смерть, но не находили его – луз не было.
Потом ударил М., за ним Л., и так далее и так далее... В этой игре не было никаких правил, нужно было только выбрать один шар и бить им по остальным, а если удар не получался – ну что ж, игрок ожидал, пока снова придет его очередь.
Так прошел час. Н., М. и Л. продолжали бессмысленную игру. На голове каждого не было ни одного волоса; их лысины отливали светло-желтым оттенком под ярким светом стальной лампы, которая низко и скучно висела над бильярдным столом.
Прошел еще один час. Когда напольные часы, стоявшие слева от бара, пробили полдень, Н. М. и Л., словно по команде, немедленно прекратили игру, положили кии, взяли свои вещи и вышли из бильярдной, заплатив прежде в кассе у выхода.
Улица выглядела пустынной, город словно замер. Проезжая часть молчаливой темно-серой лентой уставилась в белесое небо с застывшими кучевыми облаками. Громады 14-этажных домов высились повсюду жуткими монстрами человеческого безумия, они были все абсолютно идентичны, и другие постройки в городе N просто-напросто отсутствовали, даже бильярдная, в которой только что играли Н., М. и Л. находилась на первом этаже жилого дома. Все заведения и магазины в городе N занимали первые этажи жилых домов, любое отклонение от установленного стандарта строго воспрещалось.
Н., М. и Л. попрощались и пожали друг другу руки. После этого они быстро пошли в разные стороны: Н. - по тротуару направо, (если встать лицом к дверям бильярдной), М. – по тротуару налево, а Л. – через проезжую часть, по которой никогда не ездило ни одной машины, ибо таковых просто не было.
Так закончилось очередное двухчасовое посещение бильярдной. Все это, как уже неоднократно было сказано, повторилось в 114-й раз: и время, и место, и день (среда).
* * *
Придя на работу, Н. в течение восьми часов отсутствующим взглядом смотрел на темный пустой экран выключенного компьютера – то была его каждодневная обязанность...
Глава 2. История писателя
Один писатель, звали его П., издал роман, который назывался "400 пустых страниц". Через неделю, когда роман появился на прилавках книжных магазинов, Н. купил его, (следуя скорее рекомендации продавца, нежели собственному желанию, ибо в литературе он был не очень сведущ). Придя домой после очередного рабочего дня, Н. сел за письменный стол, стоявший в его однокомнатной квартире у самого окна, достал из черного чемоданчика свое приобретение и раскрыл его – страницы были пусты. Их должно было оказаться ровно 400 – по названию книги. Но они не были пронумерованы, и Н. стал считать. Через десять минут Н., удовлетворенно хмыкнув, произнес вслух:
-Да-да, все верно. Но лучше проверить еще раз, - он начал пересчитывать заново.
Так прошло еще 10 минут.
-Да-да, верно. Но лучше проверить еще раз.
Спустя 10 минут:
-Да-да, верно. Но лучше проверить еще раз.
10 минут.
-Да-да, верно. Но лучше проверить еще раз.
10 минут.
-Да-да, верно. Но лучше проверить еще раз...
* * *
Прошло 3 часа, и Н., наконец, остановился и прекратил считать страницы, послышался его монотонный голос:
-Великолепно. Мне кажется, это гениальное произведение. Просто шедевр. Необходимо немедленно познакомиться с автором, господином П., - даже теперь, когда Н. говорил эти хвалебные слова, эмоции на лице его по-прежнему отсутствовали, серые остановившиеся глаза не моргали, отчего он был похож на мертвеца, и только губы медленно шевелились – вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз...
* * *
Через неделю знакомство Н. и П. действительно состоялось – Н. посетил квартиру гениального писателя. Мы намеренно до этого не описывали детально обстановку в квартире Н., так же поступим и в случае квартиры П.; скажем лишь одно: квартиры в городе, независимо от служебного положения их хозяина, его образа жизни, манер были очень похожи и аскетичны; (мебель только самая необходимая: стол, три стула, ( один для хозяина, другие два – для гостей, если таковые приходили), одноместная кровать и бельевой шкаф); все квартиры однокомнатные, ванная, туалет, кухня – вот, собственно, и все; отличие было лишь в расположении мебели и то, не очень существенное.
Н. вошел в комнату, где жил П., и пожал ему руку.
-Здравствуйте.
-Здравствуйте.
-Меня зовут Н..
-Очень приятно. Я П..
-Я прочитал ваше новое произведение, и оно произвело на меня неизгладимое впечатление. Поэтому я и решил с вами познакомиться. Писание романов ваша профессия или хобби?
-Профессия. Я всегда этим занимался.
-И какие до этого произведения вы издавали?
-Никаких.
-Понятно. А что планируете?
-Еще одну такую же книгу, только страницы в ней будут пронумерованы.
-Замечательно.
-Что вы думаете о 28-й странице моего романа?
-Она замечательна. На ней ничего нет так же, как и на всех остальных. Это потрясающе.
-А о 47-й?
-То же самое. Вы перспективный человек – вот мое мнение. И я ведь не первый, кто вам это говорит. Готов спорить, к вам уже приходило море поклонников.
-Да, это так...
-Сколько?
-52.
-Очень неплохо. Я, стало быть, 53-й?
-Нет, 52-й, вас я уже посчитал.
-Ах, вот как.
-А что вам понравилось в моей книге более всего? Какая-то конкретная страница?
-О да.
-Какая же?
-336-я.
-Почему?
-Не знаю. Учитывая то, что она не отличается от остальных, я не могу это объяснить.
-Я предполагаю, что так вам подсказывает ваш литературный инстинкт.
-А у меня его нет. Я читаю книги очень нерегулярно.
-Ну и что? Литературный инстинкт есть у каждого... так, по крайней мере, мне кажется. И то, что вам понравилась именно 336-я страница это доказывает... я имею в виду доказательство наличия в вас способности выделять в литературном произведении нечто, являющееся существенным конкретно для вас. Какой-нибудь другой человек, который тоже обладает литературным инстинктом, мог бы выбрать 227-ю. В общем, это неважно какую. Главной здесь является именно способность сделать выбор, выделить частное. Понятно?
-Да.
Их бессмысленный монотонный разговор продолжался еще 2 часа. Потом Н. откланялся.
Глава 3. Рассказ о том, как воздвигли памятник
Тот день ничем не отличался от всех остальных – было облачно, термометр как всегда показывал 20 градусов. Работники магазина выполняли свои привычные обязанности: кто-то стоял за прилавком, кто-то приносил и уносил пустые картонные коробки с черной надписью "Магазин ПП. Города N", иные занимались мытьем полов и без того сверкавших чистотой своего кафеля; между тем, время давно перевалило за полдень, а в магазине так и не появилось ни одного посетителя.
Это было очень странно – видеть большой абсолютно свободный от покупателей магазин с десятками прилавков, выстроившимися в ряд и буквально ломившимися от товаров. И еще одна необычная вещь: каждый работник словно бы не замечал, что вокруг него находятся другие служащие, такое впечатление создавалось, потому что никто из присутствующих друг с другом не переговаривался – все только лишь механически выполняли свои обязанности. Именно поэтому в помещении стояла мертвая, гнетущая тишина.
Но внезапно она была нарушена – входная дверь отворилась, и с улицы заглянул какой-то подросток.
-Извините, у вас урна горит у входа, - сказал он и тут же исчез, захлопнув дверь.
Все без исключения служащие устремили спокойные взгляды в то место, где только что появилась и исчезла голова парня; они молча стояли, словно окаменев в течение трех минут, не отводя взгляд от двери, после чего в центр помещения вышел мужчина, одетый в черный пиджак и черные брюки со штрипками – это был директор магазина. Он молча окинул взглядом всех присутствующих. Он находился в своем кабинете, когда в магазин заглянул подросток, однако, видимо, все-таки слышал, как тишина была нарушена и что конкретно говорилось.
Хозяин магазина размеренным шагом направился к выходу. Все служащие – мужчины и женщины – так же спокойно оставили свою работу – кто чем занимался – и, словно овцы, побрели за ним.
Мусорная урна у входа действительно дымилась. Но господин Т. – так звали хозяина магазина – не стал тушить ее, а поднял над головой и медленно понес по пустынной улице. Работники магазина молча пошли следом.
Это было странное зрелище, похожее на печальную похоронную процессию – только музыки не хватало! Один нес урну, в которой дымился мусор, а остальные двадцать человек, выстроившись в три ряда и не говоря ни слова, неотступно следовали за ним.
Когда процессия миновала несколько улиц, дома внезапно расступились – господин Т. и его подчиненные оказались на широкой площади, в ее центре было заложено мраморное основание для памятника, который до этого искали много лет. Теперь он наконец-то был найден – так случайно и необъяснимо странно.
Т. осторожно водрузил урну на основание, а остальные люди в этот момент пристально наблюдали за его действиями. Затем Т. медленно повернулся и пошел в обратном направлении. Все в молчании сделали то же самое.
Так в городе N был воздвигнут памятник.
КНИГА ПРОШЛОГО, КНИГА БУДУЩЕГО
Библиотека иностранной литературы – массивное здание старинного стиля с маленькими круглыми окнами, похожими на бойницы, - располагалась на окраине города, рядом со старым неухоженным парком, откуда по утрам доносился протяжный и сонный вой бродячих собак. Мой брат Алексей, учившийся в институте иностранных языков, часто бывал там в конце недели и однажды, когда я заглянул к нему домой, рассказал одну необычную историю, которая случилась в последнюю субботу и была связана с этой библиотекой.
-Это место, - говорил Алексей, - темное и холодное, точно громадный паук. Ты, конечно, бывал там?
-Да, - отвечал я, - высокие потолки, стены кое-где облезли, воздух затхлый и холодный. Словом, она и впрямь похожа на паука, ты прав. Но по выходным там довольно людно. Я ходил туда два или три раза.
Пару лет назад, когда еще учился на филолога, я нечасто посещал библиотеки, ибо многие книги находились в моей домашней коллекции – филологом был и мой отец, - а если какой-то мне найти не удавалось, я предпочитал центральную библиотеку. Но моему брату она явно не подходила – выбор непереводной зарубежной литературы был представлен там крайне скудно. Поэтому он посещал иностанную.
-Ты ведь знаешь систему, которая в ней заведена – заказываешь книгу, а затем ждешь полчаса или чуть больше, пока служащий принесет ее из архива и положит на дубовые стеллажи. На книге будет две маленькие бирки – первая с датой заказа, а вторая с другой датой, которую указал посетитель.
-Знаю. И можно заказать себе книгу на неделю вперед. Тебе принесут ее точно по дате.
-Это я и хотел сказать. В прошлую субботу я заказал книгу и стою жду около стеллажа, пока ее принесут. И тут вижу престранную вещь – в соседней ячейке лежит чей-то заказ, но книга такая старая, потрепанная, годов 20-х. Но, конечно, не это удивило меня. Я обратил внимание на бирки с датами. Бирки были очень старые, почерневшие от времени, и на них значилось: «21.07.30» и «16 часов. 22.07.03».
Признаюсь, я не сразу уловил смысл его последних слов, но когда, наконец, понял, в чем суть, в первый момент даже не знал, что сказать. Заметив мое удивление, брат с довольным видом откинулся на спинку кресла. Глаза Алексея так и заблестали огоньками – произведенный эффект явно удовлетворил его.
Мы сидели друг против друга возле окна, и комнату освещало лишь светозарное сияние теплого июльского вечера.
-Конечно, я не сразу в это поверил, - снова заговорил Алексей, - но почерневшие надписи говорили сами за себя. С другой стороны, представляется абсурдным, что некто мог заказать книгу на 73 года вперед. Вероятнее всего, дело обстояло так: 21 июля 1930 года некий человек зашел в библиотеку, чтобы на завтра заказать себе книгу, но ошибся при написании даты, вместо цифры 30 поставил 03. И вот, пожалуйста. Прошлая суббота как раз и была 22-м июля 2003 года.
-Поразительно!
-Вот именно! Разумеется, книгу так никто и не забрал. Я удивляюсь, как мог этот заказ сохраниться в библиотеке на такой долгий срок!
-А о чем она, ты посмотрел?
-Конечно. «Записки эмигрантов. Неспокойные думы о будущем России». Британское издание 25-го года. Но ведь не это главное, не правда ли, братец? Я говорю про…
-Удивительно, - я медленно покачал головой, мои губы чуть тронула улыбка. Я даже не заметил, как перебил Алексея, - должно быть, человек, заказавший эту книгу, многое хотел понять, осознать. 30-е годы… да-да…нашел ли он ответ? Не знаю. Но он оставил завещание будущим поколениям…
Через час мы простились.
Мне не хотелось возвращаться домой и, выйдя на улицу, я решил немного прогуляться. Темнота уже накрыла город; сверкающий диск луны вышел из-за облаков и повис над темным двориком, в глубине которого одиноко горел полуразвалившийся фонарь. В одном из отворенных окон слышались тихие звуки гитары - кто-то осторожно трогал зыбкие струны - и только чуть замедлив шаг, я понял, что это была какая-то до боли знакомая печальная мелодия.
Рассказ Алексея не выходил у меня из головы. 30-е годы. Советская власть уже набрала свои обороты, и вера в «светлое будущее» коммунизма захватила массы. Все переменилось – плановая экономика, «революционное искусство», идеология. Тогда все это казалось новой, животрепещуще правильной дорогой к великому идеалу. И вот один из тех, кто не верил в это, не понимал, хотел видеть Россию другой, идет и выписывает редкую книгу, которую он случайно увидел в библиотечном каталоге. Он хочет разобраться в своих мыслях, подозревает собственную правоту. И что ж? Он получает ответ только через шесть десятков лет, когда наступает 91-й. А его уже нет в живых, и лишь мысли и чувства этого человека остались потомкам в виде старой книги, покоящейся где-то в запыленных глубинах библиотеки…
Так ли все это было? Неважно. Ибо только мысль человеческая имеет значение. В моей ли голове она бурлит или того провидца или кого бы то ни было еще.
История – однозначная и противоречивая, движущаяся к концу и уходящая в бесконечность… Сколько великих сюрпризов уготовила ты? Сколько уже пройдено? Сколько предстоит? Много ли еще истин переживет Россия? Я засну спокойно, засну надолго, на тысячу лет, а затем встану и увижу Новых людей, Новое общество, которое будет смеяться над всеми нами. А позже это Новое общество также будет осмеяно кем-то другим, кому трудно подобрать даже имя человеческое…
Я не стал выходить на проспект, который располагался через квартал от дома моего брата, обогнул дворик и спустя пять минут вышел к шоссейной дороге с еле просматривавшейся разметкой. Редкие машины проезжали мимо меня и скрывались за темным горизонтом ночи. Я смотрел туда вдаль, стараясь увидеть хоть что-нибудь, но темнота скрывала все, да и не было ничего там, кроме нее.
Книга прошлого, книга будущего…
Я вспомнил мелованную картинку из какой-то не очень старой энциклопедической книги, которую пролистывал пару лет назад. На ней была изображена асфальтовая дорога без единой машины, четкая, тянувшаяся до самого горизонта. По бокам раскинулись бесконечные леса и поля, а на горизонте стоял город с высотными домами, достававшими до вечернего неба, свет окон которых, бесчисленно преломляясь и меняя расцветку, рассказывал о счастливой жизни людей, живущих за этими окнами, в этом городе. И не было тревоги у этих людей, забот и переживаний. Ночь сменялась утром, утро – днем, день – вечером и так далее и так далее... Люди эти были бессмертны. Днем окна погасали, но загорались снова где-то внутри них, продлевая их жизнь, унося печали...
И почудилось мне, что увидел я этот город в темноте на горизонте. Была ли это Россия? Нет, только мираж.
В тот солнечный осенний вечер я возвращался в свой город откуда-то с края света. Поезд осторожно покачивался на сверкающем полотне рельсовой дороги, утопая в парящих волнах встречного ветра. Я расположился в самой середине полупустого вагона; рядом со мной сидели две молоденькие девицы, судя по всему студентки, они болтали с насмешливым оживлением и, в то же время, вполголоса - в итоге я не мог разобрать ни единого слова.
За окном простирался обширный городской пейзаж, проносящийся вблизи вагона и неподвижный в далекой перспективе; расплывчатые контуры белесых девятиэтажных домов утратили объем в смуглых косоугольных лучах заходящего солнца...
На большой станции в вагон вошел какой-то парень. Он был широкоплеч, но немного сутулился, в армейской куртке и с громадной вещевой сумкой на плече. На бритой голове его лежала, (другого глагола, пожалуй, и не подобрать), смятая выцветшая кепка. Лицо парня все так и сияло, однако это не была улыбка взрослого человека, - скорее радость пятилетнего ребенка пропитала его щеки и тронула сочные рубиновые губы, отразилась в открытом простодушном взгляде светло-серых, близко посаженных глаз. Студентки сразу, (как, впрочем, и я), поняли, что он от природы "не шибко силен умом" – и неистово захихикали. Я подумал: "Из армии демобилизовали. Теперь едет домой". И, словно в ответ на мои мысли, паренек, сев напротив меня и поставив свою сумку на оставшиеся два места рядом, громко и весело-глупо сказал сам себе:
-Домой! - глаза его с невыразимой детской открытостью просияли и даже не сощурились, когда на лицо упал яркий закатный свет.
Солнце постепенно принимало кроваво-красный оттенок и тонуло в радужно-мельхиоровом блеске теплого вечера.
Студентки прыснули, но он даже не обратил на это внимания, еще больше смял свою кепку, сдвинул ее набок и прилег на сумку. Потом медленно закрыл глаза и погрузился в блаженный сон.
Прошло полчаса. Поезд сильно покачнулся и остановился еще на одной большой станции. Парень проснулся и сел. Глаза его теперь были сонны, но по-прежнему глупо сияли.
-Домой! – снова воскликнул он, казалось, охваченный неизбывным счастьем и детской инфантильной беззаботностью. Затем опять лег на сумку. Впрочем, на этот раз он не заснул, а только лежал, зевая во весь рот. Студентки все смотрели на парня и, не переставая, хихикали. Я же просто с симпатией изучал его.
Наконец, пришло время выходить. Поезд остановился у пустой платформы, и я медленно взял свои вещи и направился к выходу. Парень тоже встал, потянулся, закинул на плечо сумку.
Когда мы вышли на платформу, застывшую в светло-сиреневых сумерках, он окликнул меня:
-Добрый человек, сигареты не найдется? – и снова голос его был по-детски весел и беззаботен.
Я обернулся.
-Конечно, - и с улыбкой достал портсигар.
Тут я с удивлением заметил, что руки парня сильно дрожат.
Я дал ему сигарету. Он зажег ее, глубоко затянулся и закашлялся:
-Я вообще-то не курю. Курить-то вредно. Родители еще учили.
-Тебя демобилизовали?
-Да. Но не из-за того, что уже отслужил. Из-за горя. Оттого и курю. Нервы. У меня пару дней назад... мама умерла. Вот сообщили, я и приехал. Вы на меня не смотрите: это я от природы такой, даже лицо грустным сделать не могу. И заплакать не могу, а как бы хотелось!.. – он замотал головой и зазевал, - И почему я опять заснул! В душе ведь у меня такая чернота, что, кажется и невозможно, чтоб заснуть! Но я уже за двадцать лет попривык - организм все сам у меня делает. Даже то, чего я никогда не хочу – все равно делает! И не могу его остановить... ничего я не могу...
Я был так поражен, что ни слова не мог вымолвить.
Он сказал все тем же резким веселым голосом, в котором не было ни капли печали:
-До свидания, добрый человек, - спрыгнул с платформы и пошел вдоль железной дороги куда-то туда, в далекое далеко, в кажущуюся бесконечность печального осеннего вечера.
А я еще долго стоял и глядел ему вслед, скрестив пальцы рук и не двигаясь.