Яков Пушкарев
Три рассказа
Я наблюдал за этой парой уже пять минут. У обоих были прыщавые, какие-то анемичные лица с пугливыми карими глазами. Несмотря на их молодость оба выглядели как-то несвеже. На двоих у них была одна полосатая мешковатая сумка (я предположил, что там бутерброды и вода). Из-за цвета их кожи и нестройности фигур можно было подумать, что один кусок мороженого теста разрубили пополам и бросили на этот праздник жизни. И вот они липнут друг к другу руками, изображая близость. Он слишком робко поглаживал ее плечо, как будто только привыкая к своей собственности. Девушку я видел пару раз работающей в отделе абонемента краевой библиотеки. Увидев ее, один из демонов присосавшийся к моей душе отметил, что такую очень легко принудить к оральному сексу, другой демон чуть не поперхнулся пивом от понимания чудовищной похотливости, этой мысли...
Мне было интересно, как они нашли друг друга. Без сомнения это произошло совсем недавно, значит, возможно, в каждом из них долгое время вынашивался комплекс неполноценности из-за этих прыщей, потных рук, сколиоза, пугливости глаз, отсутствия вкуса к одежде, и вот случайная встреча, может быть миг. Например, он пришел за книгой… как редко встречаешь своих… потом еще раз, потом еще и после десяти проглоченных томов он просит разрешения проводить ее домой. Пока он бешено глотает книги, она потуплено сидит на кухне, думает и гадает, ее мысли несутся со скоростью гепарда, она тоже понимает, что своих встречаешь очень редко и король той же масти, с тем же немым соглашением во взгляде, вряд ли скоро выпорхнет из сломанной на пополам колоды.… Это немое соглашение взглядов, еще до получения им первой книжки окутало их судьбы началом «нормальных отношений»…
Впрочем, я сильно увлекся. К чему мне это, эти чужие отношения? Хорошо поработал, пришел отдохнуть, поближе к воде, выпить холодного пива. Почему бы не полюбоваться на всех этих белоснежных, пышных и одновременно узеньких в талиях невест, катающихся на катамаранах со своими контрастно черными женихами. Это приятней - я сам как жених упакован в однобортный костюм. Я как легионер в свои латы, снаряжался в него для выполнения командировочной миссии. Миссия была выполнена, и вот я спустился на пруды, к витым скамейкам, мраморной плитке и сочной траве, этого чужого мне города отметить свою победу холодным пивом. Вчера здесь был дождь, и сегодня было невыносимо душно. Мои доспехи были здесь неуместны, однако снимать и вешать раскаленный пиджак на руку, было лень. Кроме этого, десяток влюбленных легтонеров в таких же черных шелковых костюмах-тройках, подводили к мысли, что мол всем тяжело. Легче всего было детям, копошившимся в воде, среди струек мелких фонтанчиков или бегающих по ступенькам «ручного» водопада. Взрослые лезли в воду редко, да и то, скорее всего, сильно подвыпив, все-таки центр города. Я купил пиво и подумал забраться в тень, но все сидячие места в тени были заняты, пройдясь по пляжу, я сел на траву. В шаге от меня на шикарном махровом полотенце лежала молодая особа. И здесь именно тот случай, когда можно употребить, зачастую не уместное определение - «молодая особа». В этой девушке все изнывало от внутреннего зноя, и стильности. Все эти маленькие штучки: часы, серьги, очки, купальник, босоножки, спортивная сумка под ее головой, журнал в котором дремала ее рука, все они существовали в какой-то медленной салатово-розовой гармонии. Все это выдавало в ней топ-модель или кого-то из этой среды. Когда на ее грудь, жужжа, сел шмель, она лениво отогнала его рукой. За этот жест я стал ее уважать. Совсем недалеко от воды несколько загоревших людей играли в волейбол. Вообще было довольно людно и даже шумно, но, несмотря на это надвигающаяся жара сводило все в дремотный покой. Пиво утолило мою жажду, думая о приятном, я смотрел на одну особенно понравившуюся мне волейболистку. Она была чуть ниже среднего роста, темно-русые короткие волосы виднелись из-под зеленой бейсболки. Несмотря на ее невысокий рост, ее тело было классно сложено, отлично подтянуто. В моем легком опьянении мне даже показалось, что мы с ней возможно знакомы, что я вспоминаю эти четкие грациозные движения. Я подумал, что если бы я не выглядел глупо как жених, я бы подошел и выкрал ее из этого волейбольного хоровода.
И как раз когда я думал об этом, на пляж пришла эта пара и устроилась так, что стала загораживать весь вид, отвлекать мои мысли…
Я наблюдал за ними уже пять минут, когда случайно увидел, как из воды солдатиком вынырнул мужчина. Он сделал мах руками, нырнул опять, вынырнул под проплывающим мимо меня катамараном, сделал два движения брасом, и когда воды ему стало по пояс, подымая волны, пошел на берег. В его росте, комплекции, манере двигаться угадывалось что-то знакомое, я приподнялся, приложил руку козырьком и увидел, что это Макс Иванов.
- Эй, Макс! – позвал я.
Макс увидел меня, и, улыбаясь, направился в мою сторону.
С Максом Ивановым я знаком по клубу рукопашного боя «Буревестник». Последний раз я видел его в конце июня в спортзале. Макс, как и я, пришел в рукопашный бой из самбо. Как в доверительной беседе рассказал наш тренер Петров, Макс бросил самбо из-за одного неприятного инцидента. Он выступал на краевых соревнованиях по самбо. Так вот на ковре Макса так лихо закрутили в партере, что он совсем не мог двинуться, а плотные тески конечностей противника подбирались на удушающий. И тут Иванов прямо над левым глазом увидел болтающееся в спортивных шортах яйцо противника. Макс, недолго думая, схватил его в зубы. Почему второй борец не одел плавки не ясно по сей день, но, разумеется, после этого случая, ни Макс, ни второй борец не могли оставаться в тех же секциях. Конечно, нельзя верить всему, что говорит Петров, однако, зная Иванова я не могу поручиться за неправдоподобность этой истории. Этот парень способен на многое... Подойдя, Макс подал мне широкую мокрую руку, мы обменялись рукопожатиями.
- Ты какими судьбами здесь? – дружелюбно спросил он.
- Да так, в командировке,
- А я в отпуске. Дай думаю на недельку в Хабаровск.
И тут он сделал то, что я от него совершенно не ожидал, он повернулся к молодой особе, бесцеремонно вытащил сумку из-под ее головы и стал чего-то в ней искать. Девушка спросила, как там вода, Макс ответил, что как в материнской утробе, она отмахнулась и перевернулась на живот.
Я очень удивился. Дело в том, что Макс с этой девушкой выглядели как существа разных миров. Из наших бесед по дороге из спортзала я знал Макса как специалиста по культуре востока, как хорошего программиста, любителя стратегических компьютерных игр, знатока единоборств. Ни одна из этих сфер не пересекалась с модельным бизнесом… И все же, думаю, мое удивление было связано с тем, что Макса я видел по большей части в просоленном, стертом кимоно, во время выполнения техники рукопашного боя и ни когда не встречал его в женском обществе. Он наверно тоже удивился, увидев меня в костюме. Вообще в самом факте нашей встрече на этих прудах в чужом городе, в такой вот фееричной атмосфере было что-то несообразное.
Впрочем, расстались мы тоже как-то странно. Тренировки у Миши Петрова проникнуты тонкой восточной мистикой. На последней тренировке было пять человек: тренер, Макс, я, Ваня (парнишка лет двенадцати, хороший боец) и один скучный тип который постоянно ныл о своих синяках. Всю тренировку я стоял в паре только с Максом, и к концу двух часов спаррингов, в душном влажном спортзале мы уже так свыклись к технике друг друга, что я уже был немного Максом, Макс был немного мной. В очередной минутный перерыв, мы все сидели на татами, о чем-то говорили, и вот тут дернуло меня попросить, - «Миша поменяй нас парами».
С кем бы меня Миша не поставил, с Ваней или с этим типом, это было возможностью немного отдохнуть, применить удары, которые не проходили с Максом.
Миша пристально посмотрел на меня, и без тени юмора в голосе ответил, - «Хорошо. Яша, ты теперь Макс, Макс ты теперь Яша».
От физической работы в спортзале мозг насыщается кислородом, любой образ воспринимается ярко. Мы с Максом были так поражены сказанным, что не могли ничего ответить. В тот момент, это не казалось тренерской издевкой или чем-то не имеющим смысла. Тогда я заподозрил, что Петров действительно знает, как устроен мир…
Прощаясь после тренировки, мы все ощущали некий мистический осадок. Петров сказал, что следующая тренировка будет в четверг, второго сентября в девятнадцать тридцать и просил не опаздывать.
Из сумки Макс достал свои тренировочные шорты и стал их натягивать прямо на мокрые плавки.
- А я тоже в командировке был, в Совгавань ездил. Месяц в этой жопе… и вот, что я тебе скажу, красивых баб в Совгаване нет. Не то, что бы их мало, там косметика портит, или заняты, их просто нет. Страшные все как, ну я не знаю, сколько пить то надо. А ведь они и за руку ходят, и сексом занимаются… Познакомился я там с одной, - понизив голос сказал он, - так выяснилась с Комсомольска приехала.
О том, что в Совгаване нет красивых женщин, я слышал уже не один раз, это меня не удивило, но если Макс говорил это с сожалением, то мой друг живущий в том городе рассказывал об этом с тоской.
Еще, Макс рассказал, что посетил совгаваньский додже киокушинкай карате-до. В занятиях в чужих спортзалах во время командировок, есть что-то от странствующего монашества. О совгаванском додже я тоже был наслышан. По рассказам, можно было заключить, что это был лучший додже на всем Дальнем Востоке. Он был выдержан в японском стиле, внутри был отделан деревом благородного розового цвета. Не на одной из дощечек не было следов от сучков, на стойках покоились настоящие катаны. Татами было таким японским, каким не бывает даже в современных японских спортзалах, говорят правда, что его изготовили на Окинаве. Мебель холла была дорогой, кожаной, висела шкура тигра. Для отделки прилегающей территории из Японии привезли газоны (скатанный в рулоны дерн с травой) и сакуру, во внутреннем дворике был разбит сад камней. В общем, весь этот комплекс очень диссонировал с запущенным нищим городком и одновременно давал определенную отправную точку в понимании этого местае одновременно давал опреленную санировал ейже в современных японских спортзалахстранствующего манашества. на спину..
Когда бандитского вида, но вежливые молодые люди спросили Макса откуда он и чего хочет, Иванов – (кстати, тоже вполне бандитского вида) мирно ответил, что он из Комсомольска и ищет он истину. Комсомольск криминальный центр Дальнего Востока, и Макс сразу почувствовал уважение в глазах этих людей.
- В общем, посмотрел я и ушел… - продолжал Макс, - записался на греко-римскую борьбу, два дня позанимался, потом тренер уехал. Короче, месяц с американцами играл в третий WarCraft. Согласись, тоже развивает стратегическое мышление.
Когда я спросил, кто же победил, Макс ответил, что у американцев не было ни единого шанса. Играли трое на трое. Наши играли ночными эльфами, американца орками. Наши сразу же сделали двух героев и отправили мочить американских крестьян, пока те справлялись с диверсантами, зализывали раны у наших уже был готов военно-воздушный флот – эльфы на грифонах, тяжелая пехота – колдующие медведи. Одной мощной атакой, за пятнадцать минут игры от американских баз не осталось камня на камне. Для американцев это было потрясением. Они потребовали реванша, и эти реванши тянулись в течение месяца. Перед отъездом американцы признались, что с корейцами играть еще страшнее…
Я был рад успехам нашей сборной, и предложил Максу отметить победу пивом и шашлыком, тем боле время было обеденное. Макс согласился и спросил у своей девушки, не хочет ли она шашлыков, та открыла глаза и по ним было видно, что не хочет и что лучше ее оставить в покое. Цвет глаз у ней оказался водянисто-голубым, на таком жутком солнце они казались перламутровыми. Под тяжестью собственного совершенства они закрылись.
Мы пошли к шашлычной купили шашлыков, армянский лаваш и холодное пиво, уселись за пластиковый столик под зонтом. Мы выпили за победу над американцами, потом минуту или две молча ели.
Чтобы поддержать разговор, я спросил Макса, не видит ли он что-нибудь не обычное в той не загоревшей паре с полосатой сумкой.
Макс пригубил пиво, с прищуром, посмотрел на пару.
- Знаешь, - сказал он, - эта пара более странная, чем ты думаешь. Ты в курсе, что кадык, это чисто мужской атрибут?
- Да, что-то слышал. – Ответил я.
- Так вот, заметь, у парня кадыка вроде не видно, а у женщины торчит. Еще заметь, плечи у нее более развиты. Интересно, хотя и возникает ощущение их закомплексованности, но при этом, посмотри, купальник у девушки предельно открытый, трусики танго кажется называются, да и у парня я скажу... Да вот еще что, все лежат на покрывалах или полотенцах, и только они лежат на траве. Это не очень-то гигиенично и тем более странно, если уж они собрались на пляж и взяли купальники, почему бы ни взять полотенце. И последняя странность, черепа у них обоих неправильные.
Все это время я пил свое пиво и чувствовал, как происходящая вокруг феерия с женихами, невестами, волейболистами, шашлыками размазалось как бесполезный фон, а эта странная пара вдруг кристаллизовалась и стала единственным реально существующим в мире объектом. Поймав это новое для себя восприятие, я постарался продержаться в нем как можно дольше, но мир вокруг меня как-то быстро сгустился, и все встало на свои места.
Из-за того, что все произошло очень быстро, во мне даже родилась фраза для продолжения диалога.
- А ты ведь даже не представил меня своей девушке, - это звучало с укоризной.
- Вот блин, действительно, извини. Ладой ее зовут. Хабаровчанка. Сейчас поедим и я вас познакомлю. Кстати, у нее сестра есть, лет восемнадцати, если ты остаешься…
- Нет, Макс, я через три часа уезжаю.
Мы еще какое-то время побыли на берегу, Макс познакомил меня с Ладой. Потом он сблатовал меня поиграть в волейбол с теми загорелыми молодыми людьми. Жаль только, что девушка в зеленой бейсболке к тому времени уже ушла. За пол часа до отправления автобуса я поймал такси и поехал на вокзал.
Остаток лета я правел в трудовой суете. О том, что наступил сентябрь, я узнал, увидев утром первоклассников с гладиолусами. В четверг, второго сентября, в начале восьмого я был в «Буревестнике». Мы хорошо потренировались, после тренировки Макс рассказал Петрову, как наша сборная разбила американцев. Ни я, ни Макс не вспоминали, как встретились на берегу хабаровского пруда. Вернувшись с тренировки, я решил написать этот рассказ.
2 сентября 2004 г.
Своим местом работы С. отчасти обязан просторам нашей провинции. Они необъятны, и почти не заселены, города и поселки разбросаны на сотни километров друг от друга.
Он работает в суде, который рассматривает наиболее важные дела на территории несколько сотен тысяч квадратных километров. Рост и одновременное разукомплектование госаппарата – процессы практически непрерывные, так что С. взяли на работу почти как в отъезжающий поезд. Такое положение дел сказалась на расположении его рабочего места. Оно находиться не в самом, скажем так, головном суде в столице провинции, а в его филиале в одном из провинциальных городов. Филиалы судов называются – постоянные сессии. Постоянная сессия в которой работает С. рассматривает особо тяжкие уголовные дела четырех городов и пару десятков поселков.
Сама постоянная сессия располагается на четвертом и пятом этажах огромного административного здания, в пролетах этажей сидят судебные приставы. Рабочее же место С. было освоено буквально за месяц до его принятия на должность и располагается в последнем кабинете, в правом крыле первого этажа. Лифты в здании работают капризно, и поэтому ему приходится постоянно носиться то на четвертый, то на пятый этажи по лестничным маршам. Около часа рабочего времени уходит только на это. Но С. не жалуется, он привык подбадривать себя поговоркой - «залез на качели – качайся чаще». Тем более, работе С. многие могут позавидовать, здесь перерабатывается большое количество человеческих драм. Даже подготовка дел к разбирательству полна закулисных сложностей и чисто профессиональных проблем. Сами судебные заседания проходят на пределе концентрации эмоций, мысли, самоконтроля сторон обвинения и защиты.
Все это очень занимательно. Когда С. уходит из зала суда (особенно после приговора), он чувствует себя немного ошалевшим. Как однажды объяснил ему один коллега, подобные ощущения возникают в связи с тем, что людям судебной ветви власти, по долгу службы «приходиться закидывать других камнями», а эту работу, несмотря на всю однообразность, никто не посмеет назвать текучкой. Некоторое ощущение эйфории бывает и у старых, заслуженных судей, но все здесь прекрасно понимают, что оно всего лишь эхо радости дьявола по поводу очередных загубленных судеб. Со временем с этим уже даже не борются. Последним, поставленным больше для отвода глаз, щитом являются календари на текущий год с изображением икон Божьей Матери с юным Спасителем. Такие календари есть во всех помещениях суда, кроме залов судебных заседаний. Там совсем другая символика.
Между тем иногда в самом конце рабочего дня, когда прекращается вся эта беготня и писанина, и немного расслабившись можно попить кофе, С., словно перед сном, начинают терзать смутные размышления.
Эти размышления крутятся главным образом вокруг следующих обстоятельств:
Первый этаж административного здания в котором расположен суд почти целиком сдан в аренду небольшим частным организациям. Например, слева за стенкой мастерская ремонта обуви, а через кабинет – дверь «Городского Союза пчеловодов».
Несколько кабинетов муниципальных и государственных организаций, которые здесь расположены, как-то совсем уж разнородны. Например, кабинет С., напротив кабинет геодезистов, дальше по коридору кабинет Госатомнадзора, в левом крыле два кабинета занимает нотариальная контора и кабинет выдачи страховых полюсов. Но самое яркая организация, это лаборатория земельного отдела. В открытые двери можно увидеть разного рода колбы с песком, землей, котлы, старенький кафель, стареньких лаборанток. В лаборатории постоянно мучают землю. Зловонный запах вареной земли иногда заставляет С. подниматься на четвертый этаж, даже если в этом нет необходимости.
Далее. Кабинет, в который вселился С., раньше занимал частный стоматолог, и почти каждый рабочий день дверь вдруг резко растворяется, кто-нибудь делает уверенный шаг, потом недоуменно смотрит на С., что-то оценивает, просчитывает и спрашивает «где стоматолог?», или, кто посмекалистей – «куда стоматолог переехал?». И это, несмотря на табличку с двуглавым орлом на двери. С. неизменно советую спросить это на вахте. Иногда правда он позволяет себе шутку. Пока человек еще не придумал вопроса, он говорит – «Иван Кузьмич, что же вы еще к судье не заходили, вас уже по всему корпусу ищут. Пойдемте, я вас провожу». Реакция бывает самая разная.
Последней каплей во всей этой неразберихе стал слух о вселение на первый этаж некоего колдуна. Все это не гротеск, здание все-таки административное, и существование нескольких частных фирм если уж и оправдывается необходимостью его содержания, то вселение колдуна (как бы по научному он там не назывался) превратило бы его просто в посмешище. И, тем не менее, слух распространяется. Уже две недели к С. то и дело заглядывают люди и спрашивают где его кабинет.
Разумеется, все вышеперечисленное как-то держит часть рассудка С. в иррациональном напряжении, отвлекает от его непосредственной работы. Чтобы его развеять, он начинает придумывать различные способы борьбы со всем этим хаосом первого этажа.
Самое действенное и (главное) целесообразное, на его взгляд, было бы вернуть на место стоматолога и отдать колдуну пустующий в левом крыле кабинет. Однако об этом не может быть и речи.
вторник, 16 ноября 2004 г.
Под тонкой полоской рваных тучек умирал закат, каморы кусали щиколотки. Как ни странно людей на набережной и пляже меньше не становилось. Наоборот. Старенькие метеоры везли с противоположного берега уставших, сгоревших дачников, подержанные японские джипы везли на набережную поджарых любителей открытых дискотек и летнего съема. Пахло прохладно рекой, близкими сопками и дымом из шашлычной. На разном расстоянии играло несколько музык: рамштайн, Кадышева и что-то еще. Мы курили. Совсем недалеко играл бликами памятник первостроителям – группа молодых комсомольцев только что высадившиеся на берег реки Амур. Они одеты в осеннее, около их ног какие-то вещмешки, странные приборы, гитара, кирки, лопаты. Вокруг них чувствуется отличный осенний денек в первобытной тайге. Романтики. Все это из бронзы в масштабе один к двум. Прошло чуть более семидесяти лет со дня их высадки – так мало, что у нас почти нет своих стариков, большая их часть прожила свою юность в чужих городах... Несмотря на это, о настоящей высадке первостроителей и о начале строительства города почти ничего не известно. Существуют несколько легенд, что-то записано в хрониках, о чем-то можно узнать по фото, однако когда знакомишься со всем этим материалом, не покидает ощущение, что их авторы работали сообща, имея в распоряжении только группу больших бронзовых изваяний стоящих на берегу, настолько все это романтично, монументально. Порой кажется, если найти последнего оставшегося в живых старика, с которого была слеплена одна из фигур, и наклонясь над его постелью спросить, как все было на самом деле, он шепотом ответит – «да, в то время мы были вылиты из бронзы».
Возможно, все так и было. Совсем недавно, в связи с семидесятидвухлетием города по местному телеканалу показывали старенький фильм о его основании и строительстве. Там был один эпизод. Наступила зима, а в городе не хватало теплых бараков, не было и возможности поставки леса с лесосек далеко на другом берегу. На собрании начальников строительство воздух был сиз от курева, шли жаркие споры о разрешении проблемы. И вот один паренек, когда все устали от споров, предлагает такой вариант: вырубить в замерзшей поверхности Амура желоб, через проруби в желобе наполнить его водой, выстроить вдоль желоба людей с баграми, с сопок накатом спустить лес и по желобу, в течение нескольких суток переправить его до города. Так и поступили. В фильме без прикрас показали, как этот план был воплощен в жизнь. Ночью наши морозы достигают сорока градусов, спирта было также мало, как и теплой одежды, работали до тех пор, пока не встанет шуга... Построенные той зимой бараки, до сих пор, сплоченными кварталами стоят в самых разных частях города.
Впрочем, правда жизни, все эти тяжелые легенды недалекого прошлого прекрасно отразились еще и в другом символе города – в его гербе. На его поле изображен хорошо сложенный молодой человек с не очень длинными развивающимися на ветру волосами и короткой курткой. Ветер западно-восточный. Молодой человек стоит раскинув руки, так, что вся его фигура принимает форму креста. Горизонтальная балка этого креста раздвигает стилизованное изображение тайги. Вертикальная балка делит реку Амур и упирается своим нижним основанием в солнце.
Мы курили, пили пиво. Многие из нас ненавидели этот город и свою участь родиться и жить в этой, редко обозначаемой на картах глуши. Кто-то был уверен, что станет крупной рыбой и попадет в сеть столицы провинции, или, если повезет, в сеть покрупнее. Некоторые собирались заняться бизнесом здесь. Делая свои затяжки и глотки, мы наблюдали, как солнце садилось прямо за памятник. В этом пурпурном умирающем свете силуэты фигур казались сгорающими заживо исполинами.
четверг, 9 декабря 2004 г.