Василий Алексеевич Потто
23
ПЕРВЫЕ ШАГИ ЭМАНУЭЛЯ
НА КАВКАЗЕ
В то время, как отношения между Россией и Турцией
заметно обострялись и дипломатические переговоры
клонились к окончательному разрыву, — на линии, и даже
далеко за ее пределами тревоги стали повторяться чаще.
В марте 1828 года, еще до объявления войны,
на большом почтовом тракте, верстах
в восьми от Павловской станции, сделано было нападение
даже на почту. Почтальон с эстафетой, ямщик и тройка
почтовых лошадей были уведены в горы, почта разграблена.
Из четырех конвойных казаков двое прибыли на место
происшествия уже после развязки, а из двух остальных —
один был убит, другой ускакал на ближайший пост дать
знать о случившемся. Следствие выяснило, что партия со-
стояла из восьми человек, преимущественно беглых кабар-
динцев, но что между ними находились и кабардинцы на-
ших мирных аулов. Последнее обстоятельство, по крайней
мере в глазах современников, являлось прямым последст-
вием тех послаблений, которые допущены были генералом
Эмануэлем. При Ермолове кабардинцы, ввиду известной
наклонности их давать у себя приют закубанским хищни-
кам, могли жить только на плоскости, под строгим надзором
наших войск. Но как только Эмануэль отменил это право
и кабардинцы стали селиться в горах,— измена и набеги
за Кубань кабардинских князей стали явлениями почти
обыденными.
В числе мирных кабардинцев, участвовавших в
последнем нападении, был молодой князь Магомет Ата-
жукин,— сын известного Темир-Булата, оказавшего в
начале нынешнего столетия большие услуги русскому
правительству. По смерти отца молодой Атажукин бежал
за Кубань вместе с отошедшими от нас кабардинцами,
но скоро, раскаявшись, вернулся на родину, был прощен
и даже назначен членом народного кабардинского суда.
Беспокойный и тщеславный характер юноши не мог ми-
риться, однако, с такой прозаической деятельностью,—
и в результате явились сношения с закубанскими князь-
ями, а затем и участие в разграблении почты. Атажукина
арестовали. Некоторое время он даже содержался в тюрь-
ме, но потом, когда ему возвратили свободу за круговой
порукой всех кабардинских князей, он снова бежал за
Кубань и, предводительствуя уже большими партиями
горцев, сделался грозой линии. В тридцатых и сороковых
годах печальная, но громкая известность Атажукина до-
стигла своего апогея. Его история и романтическая
смерть — впереди.
Вторая тревога случилась уже по тракту на Ставрополь,
между Кумой и небольшой речкой Карамыком, невдалеке
ет деревни Сабли — и тоже до объявления войны. Местность
около этой деревни вся изрезана предательскими балками,
в между тем для ограждения жителей здесь содержалось
только несколько слабых казачьих постов, которые по своей
разбросанности и малочисленности никого оградить не мог-
ли. Главное зло — воспрещение иметь огнестрельное ору-
жие, все еще ревниво охраняемое местной администрацией,
продолжало тяготеть над крестьянином и лишало его са-
мообороны. Ружье и пистолет, без которых даже казачий
ребенок не выходил из дома. в крестьянской деревне, сто-
явшей рядом с казачьей станицей, считались контрабандой.
От этого на всем протяжении от Екатеринограда
до Георгиевска и далее, почти до самого Ставрополя,
редко где можно было увидеть засеянное поле. Официаль-
ные отчеты того времени объясняют это малолюдством стра-
ны, а причину малолюдства среди природы, сторицей воз-
награждавшей труд земледельца,— не объясняют ничем.
Впрочем, все понимали, что на этом пути, служившим
ареной черкесских набегов, плуг и коса могли существовать
только рядом с мечом. Без меча не могло быть ни косы,
ни плуга. И как бы в доказательство этого случилось именно
то происшествие на речке Карамык, о котором упомянуто
выше.
В чудное апрельское утро 1828 года крестьяне деревни
Сабли шли на полевую работу, как вдруг среди белого
точно из земли выросли перед ними десятка два воору-
женных всадников. То были черкесы. Перепуганные крестьяне
остановились как вкопанные. Во всей толпе их было только
одно контрабандное ружье,— и только владелец этой дра-
гоценности один из всех и не потерял присутствия духа
Он выстрелил и положил на месте одного черкеса. Смелый
крестьянин был тут же изрублен, ружье его досталось
неприятелю, но, благодаря минутному замешательству, про-
изведенному выстрелом, опомнившиеся крестьяне успели
разбежаться, и горцы захватили только шесть мальчиков
Откуда взялась эта партия — следствие не выяснило;
но молва приписывала и это нападение мирным кабардинцам
Это было, впрочем, последнее нападение перед другими
более важными и быстро надвигавшимися событиями: двадцать
шестого апреля Турция объявила войну России.
Весть о разрыве, быстро облетевшая оба побережья Чер-
ного моря, произвела на закубанские народы сильное впе-
чатление. Мысль о защите верховных прав и интересов
султана менее всего, однако, занимала горцев: им пред-
ставлялось только, что русские войска, отвлеченные внеш-
ней войной, будут слабее охранять границу и что добыча
будет доставаться им с меньшими потерями, нежели прежде.
Положение Кубанской линии при таких обстоятельствах
не могло не озабочивать генерала Эмануэля. Он начал
принимать деятельные меры предосторожности. Крестьянам
разрешили наконец приобретать оружие, свинец и порох.
Селения, лежавшие вблизи наших границ, укреплялись.
Один путешественник, проезжавший через Солдатское пе-
ред самой турецкой войной, видел у ворот ее даже две, Бог
весть откуда взятые старые пушки, из которых нельзя было
стрелять, но при которых всегда находился мужицкий ка-
раул, вооруженный дубинами. Казаки по станицам и войска
по своим квартирам день и ночь были на страже. Осторож-
ность сделалась лозунгом всего края.
Не довольствуясь этими мерами, Эмануэль обратился к
жителям мирных аулов с прокламацией, в которой убеждал
их не тревожиться надвигающимися событиями, оставаться
на своих местах и пребывать верными русскому правитель-
ству. Прокламации, казалось, подействовали. Первое время
мирные аулы действительно не трогались с мест; они даже
прислали к генералу Эмануэлю депутации с заявлением
своих верноподданнических чувств, просили не покидать
их в годину бедствий и защищать от посягательств турок.
Прокламации Эмануэля проникли даже в непокорные нам
общества, и там, так же, как и в покорных, произвели,
по-видимому, благоприятное впечатление. Казалось, что
все черкесские племена, кроме абадзехов и беглых кабар-
динцев, убедились, что за протекторатом России не скры-
вается никаких корыстных видов в ущерб их свободе, и
стали относиться с большим доверием к ней, нежели к
туркам. Эмануэлю оставалось только успокоиться. Мало
знакомый с характером горских народов, он был обманут
наружной тишиной, царившей в горах, и пришел к заклю-
чению, что за Кубанью в пользу турок нельзя ожидать
никаких серьезных движений. В таком духе он и отправил
свои донесения главнокомандующему. Не так взглянул,
однако, на дело опытный и дальновидный Паскевич. Не-
смотря на успокоительные донесения, он поспешил усилить
Эмануэля Навагинским пехотным полком и предоставить
ему право задержать на линии возвращавшуюся из персид-
ского похода вторую уланскую дивизию.
Нельзя не сказать, что события, предшествовавшие объ-
явлению войны, странно противоречили этому успокоитель-
ному тону донесения Эмануэля. В последних числах марта,
когда еще разрыв между Россией и Турцией не был совер-
шившимся фактом, командующий войсками получил све-
дения от ногайских князей, в верности которых не было
причины сомневаться, что темиргоевцы, под начальством
Своего отважного предводителя Джембулата, замышляют
цападение на мирные аулы, с тем, чтобы переселить их в
горы. Замысел этот они предполагали привести в исполне-
ние шестого апреля, по окончании рамазана, приходивше-
гося в этом году на первые весенние месяцы. Действительно,
после праздников, которым предшествовал великий мусуль-
манский пост, на Уруп съехались на совещание все заку-
банские князья, с Джембулатом во главе, прибывшим с
партией в восемьсот человек. Не известно было только,
имеют ли они намерение действительно броситься на мир-
ные аулы, как сообщали ногайские князья, или же пойдут
на помощь к Анапе, угрожаемой русскими войсками. На-
чальник правого фланга генерал Антропов, во время изве-
щений о съезде закубанских князей, решился внезапным
нападением захватить их врасплох и тем предупредить
враждебные замыслы их против России.
В ночь на первое мая из Невинномысской станицы и
Прочного Окопа скрытно выступили два летучих отрдяда.
Оба они в условленный час должны были сойтись на Урупе.
Сам Антропов выехал с прочноокопскими казаками и ру-
ководил общим ходом экспедиции. Как ни было осторожно
движение наших отрядов, оно не могло укрыться от бди-
тельных глаз покорных нам прикубанских жителей. Из
всех мирных аулов зорко следили за сотнями наших ли-
нейных казаков, проносившихся мимо них легкими ночны-
ми тенями. К тому же отчетливо отдавались в ночной
тишине и грохот мчавшейся по камням и кочкам артилле-
рии, и конский топот. Была глухая полночь. В попутных
аулах огни везде были потушены; казалось, что жители
покоились глубоким сном и мало заботились о том, какая
судьба постигнет их немирных одноплеменников. Но это
только казалось. Едва отряд проносился мимо, как горцы
садились на приготовленных уже лошадей и во весь дух,
опережая войска окольными тропами, мчались на Уруп
предупредить заговорщиков.
Ночные движения, тем более, двумя отрядами, вообще
удаются редко — один вечно опоздает, потому что трудно
рассчитать с математической точностью время, в которое
они должны сойтись на условленном месте, и еще труднее
предвидеть случайности ночных движений. Но на этот раз
по-видимому, все благоприятствовало успеху. Едва Антро-
пов прискакал к Урупу, как с другой стороны его появились
невинномысские сотни, которые вел подполковник Кареев.
Оба отряда разом вскочили в аул, в котором происходило
совещание — но в нем никого не застали. Удар пришелся
по воздуху. Князья, вовремя предупрежденные, имели воз-
можность разъехаться прежде, нежели услышали шум ска-
кавших отрядов. Никаких признаков поспешного или бес-
порядочного бегства замечено не было. Только вдали, у
самой опушки леса, маячил одинокий черкесский пикет.
Отряд, не достигнув цели, повернул назад и возвратился
на линию.
Так окончилась ночная экскурсия генерала Антропова
Не успело донесение об этом дойти до сведения Эманну-
эля, как по всей верхней Кубани поднялась тревога: мирные
темиргоевские аулы князей Шумафа и Тау-Султана Айте-
ковых начали переселение в горы и потянулись к верховьям
Белой. Примеру их последовали другие, более мелкие вла-
дельцы, и в несколько дней левый берег Кубани опустел
на значительное расстояние.
Прежде, нежели мы перейдем к описанию дальнейших
событий, необходимо бросить беглый взгляд на внутренний
политический строй закубанских племен и их взаимные
отношения. Все они делились на две группы: к первой
принадлежали шапсуги, натухайцы, убыхи и абадзехи,
имевшие у себя республиканский образ правления; другую
составляли темиргоевцы, кабардинцы, бжедухи, бесленеев-
цы, махошевцы и иные, управлявшие родовыми князьями.
Во главе этих последних народов, по рыцарской отваге, по
благородству чувств и даже благовоспитанности, стояли
темиргоевские князья. От них перенимались моды, дворян-
ские обычаи и даже манеры всеми закубанскими племена-
ми,— и это главенство досталось им по наследству от
предков.
Предание адыгского народа говорит, что у знаменитого
Инала (потомка Кеса, родоначальника всех черкесских кня-
зей) было четыре сына: Темрюк, Беслан, Капарт и Зеноко.
Инал при жизни разделил все свои владения на четыре
удела и раздал их в управление своим четырем сыновьям,
которые стали родоначальниками нынешних черкесских
племен: от Темрюка произошли темиргоевцы, от Беслана —
бесленеевцы, от Капарта — кабардинцы, и только одни
шапсуги не приняли названия четвертого сына Инала, Зе-
ноко. Сам Инал остался жить среди темиргоевцев. Но Тем-
рюк, которого черкесские песни называют человеком «же-
лезного сердца», скоро восстал на отца, лишил его власти
и объявил себя одного князем над всеми князьями. Братья
не признали его гегемонии; но Инал, которого народ при-
числяет к лику святых, смирился с судьбой и, умирая,
завещал сыновьям почитать темиргоевского князя — «кня-
зем над князьями», в память того, что сам он, властвуя
над всеми черкесами, имел пребывание среди темиргоевцев.
Князья Болотоко — прямые потомки Темрюка, и потому
ни одна из княжеских фамилий за Кубанью не пользовалась
до позднейших времен таким значением и влиянием, как
эта фамилия. Древность ее свидетельствуется, между про-
чим, двумя народными поэмами, дошедшими до нас из
глубокой старины и составляющими перлы черкесской по-
эзии. Одна из этих поэм, «Кыз — Бурун», составлена
длинными размерами наподобие гекзаметров и поется за-
кубанскими горцами с аккомпанементом трехструнного инст-
струмента. В поэме рассказывается о том, как князья боль-
шой Кабарды хотят посадить для княжения над бесленеев-
цами одного из своих князей, тогда как у бесленеевцев еще
остался наследником малолетний потомок Беслана. Обе сто-
роны вооружаются. Бесленеевцы как слабейшие приглаша-
ют к себе на помощь все закубанские черкесские племена
и крымского хана. Здесь в поэме описываются все народы
участвовавшие в союзе, и перечисляются все княжеские и
дворянские рода их. Бой происходит у Кыз-Буруна в Бак-
санском ущелье. Кабардинцы укрепляют свою позицию оп-
рокинутыми арбами. Темиргоевцы разбрасывают арбы и
врываются в укрепление. Победа остается за закубанскими
черкесами, и кабардинцы отказываются от своих притяза-
ний. Таково окончание поэмы.
В другой. исторической песне описывается взятие Де-
рбента (Демир-Хану). Здесь было все лучшее черкесское
дворянство, и князья Болотоко отличились такой храбро-
стью, что крымский хан дает этой фамилии титул «черного
хана», — другими словами, он передает им все свои права
и прерогативы там, где не управляет народом лично. У
черкесов поэма эта имеет такое же значение, как у нас
родословные дворянские книги. И те фамилии, о которых
не упоминается в песне, не могут считаться коренными
дворянскими фамилиями.
В то же время, к которому относится описываемое со-
бытие, темиргоевцы делились на две части, управляемые
членами одной и той же фамилии. Одна часть, обитавшая
в верховьях Лабы и имевшая во главе своей Джембулата
питала непримиримую вражду к России; другая, сидевшая
по левому берегу Кубани, напротив, была сторонницей рус-
ского протектората и дорожила своим положением.
Пока управлял прикубанскими темиргоевцами старый
князь Мисост Болотоко, среди них господствовало согласие
Но едва умер старик, как его молодые преемники, Шумаф
и Тау-Султан, поддались влиянию враждебного нам Джем-
булата и бежали со всеми подвластными им аулами в горы.
Получив об этом известие, Эмануэль сам прибыл в Усть-
Лабинскую крепость. Здесь он узнал, что бегство темирко-
евцев сопровождалось вероломным убийством нескольких
казаков, случайно находившихся у них в аулах, что
истребили паром, с целью замедлить наше преследование
и, наконец, атаковали команду черноморских казаков,
вращавшуюся домой, причем офицер и несколько казаков
были убиты. Этого бы конечно не случилось, если бы казаки,
знавшие в лицо многих темиргоевцев, не приняли их за
мирных, чем они и были в действительности до этого вре-
мени. Эмануэль решился преследовать мятежников с тем,
чтобы настигнуть их прежде, нежели они успеют проник-
нуть в непокорные нам земли. Тотчас сформированы были
два отряда: один выступил из Прочного Окопа под командой
генерала Антропова, другой — из Усть-Лабы под личным
начальством самого Эмануэля. Отряды должны были дей-
ствовать по обоим берегам Лабы, а затем, соединившись в
ее верховьях, напасть на самого Джембулата.
Колонна Эмануэля, переправившись через Кубань де-
вятнадцатого мая, попала сразу на след бежавших аулов
и сразу же уклонилась от первоначального направления в
сторону. Следы привели ее к берегу Белой; но тут они
затерялись в дремучем лесу, и войска вынуждены были
приостановиться.
Десять линейных казаков вызвались идти на разведку.
Пробираясь ползком по густому лесу, они увидели большой
аул, принадлежавший также одному из темйргоевских кня-
зей — Хеаолей Айтекову. Чем ближе подползали к нему
казаки, тем явственнее видели свежие следы, проложенные
абами; трава везде была примята прогнанными стадами,
а перед аулом, на небольшой поляне, толпилось так много
народу, что не оставалось сомнения в присутствии здесь
бежавших аулов. Казаки все высмотрели, но когда они
вернулись к отряду, в лесу сгущались уже сумерки.
Несмотря на поздний час вечера. Эмануэль приказал
медленно атаковать изменников.
Десятый конный Черноморский полк и сотня линейцев,
во весь опор промчавшись через лес, выскочили на поляну;
но на поляне никого уже не было. Отдыхавшие на ней
аулы успели подняться, и казаки увидели только хвост
обоза, втягивавшийся в лесную опушку. Передовые сотни,
оставив аул в стороне, пустились в погоню; они доскакали
до леса, но, встреченные в упор убийственным залпом,
были опрокинуты. Сменившие их новые сотни потерпели
тоже неудачу. Черноморцы отступили.
( Примечание: 0тряд Эмануэля составляли: рота Навагинскога полка,
пеший полк черноморских казаков, три конные полка черноморцев,
сотня Кавказского линейного полка и четыре орудия. )
В это время на поляну стала выходить пехота. Рота
Навагинского полка направлена была на аул, а пеший Чер-
номорский полк двинулся к лесу, чтобы сменить свою рас-
строенную конницу. Те и другие имели, однако» не более
удачи, чем наша кавалерия. Едва навагинцы подошли к
аулу, как, осыпанные градом пуль, подались назад. Сам
Эмануэль кинулся к роте. «Навагинцы! Вперед, в шты-
ки!» — крикнул он громко. Рота бросилась,— но после
упорного боя успела овладеть только крайними саклями
Потери, понесенные ею при этой вторичной атаке, заста-
вили Эмануэля прибегнуть к другой, более суровой мере;
он приказал зажечь аул. Охваченные со всех сторон быстро
распространявшимся пламенем, черкесы стали выбегать из
аула и направляться к лесу, где в это время кипел отча-
янный бой между черноморцами и беглыми темиргоевцами.
Появление их в лесу неминуемо поставило бы наших ка-
заков между двух огней, а потому Эмануэль спешил всю
конницу и приказал ей занять опушку леса, чтобы прегра-
дить доступ к нему новому противнику. А в лесу между
тем положение черноморцев с минуты на минуту станови-
лось серьезнее. Несколько раз порывались они пробиться
через толпу к обозу, но черкесы, окружившие свои семей-
ства, стада и имущество, стояли крепко и отбивали атаку
за атакой. Спустилась ночь, черная, непроглядная, осве-
щаемая только заревом пылавшего аула и молниями ру-
жейного огня, беспрестанно вылетавшими из мрака непод-
вижно стоящего леса. Картина была новая для Эмануэля,
местность незнакомая — а при таких условиях исход боя
мог быть роковым для отряда, и еще более для самого
генерала, на котором лежала страшная ответственность. Он
приказал ударить отбой. Перестрелка, постепенно затихая,
скоро совершенно смолкла, и последние пары черноморцев
выступили из леса. Отряд остановился ночевать у развалин
сожженного им аула.
За ночь темиргоевские аулы ушли так далеко, что пре-
следовать их на другой день было немыслимо. Отряд вер-
нулся на прежнюю дорогу, которая должна была привести
его к Лабу на соединение с прочноокопским отрядом. Но
дорога эта перехвачена была неприятелем. Едва войска
выступили с ночлега, как передовая цепь, встреченная стре-
мительной атакой, была опрокинута. Горцы неслись по ее
следам и рубили бегущих. На выручку к ней бросился
десятый конный полк. Он в свою очередь опрокинул горцев
и отомстил им за поражение цепи и за свою вчерашнюю
неудачу... А впереди опять тянется лес, опять начинается
нескончаемая перестрелка с невидимым неприятелем. Бой
при такой обстановке был тоже явлением совершенно не-
знакомым Эмануэлю, привыкшему видеть неприятеля и
знать, с кем он имеет дело. Там, в европейской войне, бой
был его родной стихией; здесь все было для него ново —
в местность, и люди... Лес прошли с большими затрудне-
ниями. Навагинская рота, посланная вперед, несколько от-
теснила неприятеля с дороги, и только тогда явилась, на-
конец, возможность провести кавалерию через это страшное
место без особого урона.
Бой окончился ночью и на следующее утро уже не
возобновлялся. Отряд спокойно достиг небольшой речки
Гиого и сделал привал в виду высокого холма, на котором
Сред» дикого и пустынного пейзажа стоял какой-то камен-
ный памятник. Проводники говорили, что это могила вер-
ного нам темиргоевского князя Бейзрука Айтекова, убитого
на этом месте непокорными горцами еще во времена Гла-
зенапа. Памятник, воздвигнутый русским генералом, стоит
никем не тревожимый, потому что черкесы питают суевер-
ное благоговение к могилам своих усопших князей, к ка-
кому бы политическому лагерю они не принадлежали. С
привала Эмануэль послал казаков отыскивать броды на
Лабе; но бродов не оказалось. Наступила пора половодья;
Лаба разлилась и бушевала с такой силой, что всякие со-
общения через нее прекратились. Русские отряды сошлись;
они видели друг друга, но подать один другому руки не
могли — их разделяли пенистые волны бушующей реки.
При отряде Антропова были складные паромы, но если они
ладились для переправы через небольшие горные речки, то
пуститься на них через Лабу нечего было и думать — Лаба
одним ударом волны превратила бы их в щепы.
Это неожиданное препятствие дало экспедиции совер-
шенно другой оборот. Так как напасть на Джембулата в
его горных трущобах соединенными отрядами не представ-
лялось никакой возможности, то Эмануэль решил ограни-
читься одной демонстрацией, чтобы отвлечь внимание гор-
цев от нашей линии и заставить их думать о защите своих
аулов.
С этой целью колонна его двадцать четвертого мая вы-
шпа к верховьям Белой; но не прошла она и нескольких
верст, как снова наткнулась на неприятеля. Горцы, засев
в лесу, встретили авангард ружейным огнем и открыли по
нем канонаду из фальконета. Колонна находилась еще ша-
гах в шестистах от леса, а люди падали уже, поражаемы
фальконетными пулями. Эмануэль вызвал вперед казачье
орудие, и по третьему выстрелу и фальконет, и стоявший
с ним рядом зарядный ящик были взорваны. Лес огласило;
криком нескольких сот голосов, весьма похожим на тот
страшный гик, который предшествует атаке холодным ору-
жием. К цепи тотчас же придвинуты были резервы, чтоб
дать отпор неприятелю. Но неприятель и не думал бросаться
в шашки; в его скопище происходило нечто необыкновенное,
горцы толпами выскакивали из леса, суетились, бегали и
как было заметно, уносили убитых и раненых. Надо было
полагать, что взрыв зарядного ящика нанес им большие
потери. Пользуясь минутой замешательства, навагинская
рота бросилась вперед и заняла опушку. Неприятель по-
кинул лес, и густые толпы его до самого вечера тянулись
по направлению к Белой. Эмануэль счел задачу окончен-
ной, и этим небольшим походом ограничилась вся его де-
монстрация.
На следующий день отряд пошел обратно к Кубани,
Двигаясь назад между Лабой и Белой, войска прошли мимо
аулов, заселенных исключительно армянами, которых не
тронули, потому что и они со своей стороны ко всему
происходившему вокруг них относились совершенно безу-
частно. По религии и по стремлению обогатиться посред-
ством торговых оборотов, эти армяне ничем не отличались
от армян наших закавказских провинций, но одевались онн
по-черкесски, ездили на отборных лошадях и имели оружие,
которому позавидовали бы многие горские витязи. Даже в
домашнем быту они переняли многие черкесские обычаи,
но все это не сделало их ни храбрее, ни воинственнее. Они,
как и евреи, думали только о барышах и наживе и селились
по всем, самым отдаленным местностям Кавказа, лишь бы
мимо этих местностей пролегали бойкие торговые дороги.
Так же как евреи, они пользовались в горах всеобщим
презрением и если в своих коммерческих предприятиях
заходили так далеко, что подвергались насилию и грабежам
то никогда не рисковали жизнью. Черкес считал оружие,
которым хотя бы случайно был убит армянин, осквернен-
ным, и потому никогда не обнажал его ни против еврея,
ни против армянина. Войска, незнакомые с этими особен-
ностями, были весьма удивлены, встретив армянские посе-
ления там, где до сих пор почти каждый шаг доставался
им с боя.
Как только отряд миновал армянские деревни,— впе-
реди тотчас завязалась перестрелка: Эмануэлю в четвер-
тый раз пришлось прокладывать себе дорогу оружием.
На этот раз черкесы искусно пользовались придорожными
курганами и из-за них, с подсошек, встречали и прово-
жали войска меткими выстрелами. Но вот отряд миновал
курганы. За ними началась ровная, открытая степь, столь
заманчивая своим простором для казака и черкеса. И те
и другие, не выдержав, пустились джигитовать, точно
вызывая друг друга на одиночные состязания. В числе
других принял вызов и какой-то уздень, весь с головы
до ног закованный в панцирь. Это был, как оказалось
впоследствии, один их приближенных людей к Тау-Сул-
таиу. Но он не успел еще оправиться в седле, как на-
скочивший казак выстрелом в упор положил его на месте.
Уздень пошатнулся в седле. Мертвая рука его затянула
поводья, н испуганный конь, взвившийся на дыбы, сбро-
сил труп, тяжело звякнувший о землю своей кольчугой.
Казаки тотчас окружили убитого, чтобы овладеть его
дорогими доспехами. Потеря оружия — позор для чер-
кеса. Десятка три горцев в свою очередь бросились к
телу, и над распростертым трупом завязалась отчаянная
схватка, К горцам подоспела еще помощь; казаков также
поддерживали ближайшие звенья цепи. Почти весь кон-
вой Эмануэля, ординарцы и вестовые, устремились туда
же. Несколько раз тело переходило из рук в руки и в
конце концов осталось за казаками. Еще раз попытались
горцы выручить его и уже всей массой ринулись в шашки,
но картечь смешала их и рассеяла.
Даже последнюю часть пути до Кубани отряду не суж-
дено было пройти беспрепятственно. Черкесы следили за
шок, не отставали от него и весь следующий день провожали
хотя незначительной, но продолжительной перестрелкой,
которая смолкла только тогда, когда к арьергарду подъехали
два узденя, держа высоко над головой бумагу. Их приняли
как парламентеров. Они объявили Эмануэлю, что присланы
от темиргоевских князей, которые просят позволения явить-
ся к нему для личных объяснений. Эмануэль сказал, что
будет ожидать их на этом самом месте. И, действительно,
отряд простоял целый день; но князья не приехали, так и
оставив загадкой, для чего именно потребовалось им за-
держать отряд на целые сутки. Двадцать девятого числа
войска вернулись, наконец, на Кубань и были распущены
С такими же ничтожными результатами, но без всякой
потери, вернулся на Кубань и генерал Антропов. Он два
дня простоял на Лабе, на том самом месте, где его оставил
Эмануэль, и два дня употребил на переговоры с беслене-
евскими князьями, в надежде образумить их и заставить
отказаться от враждебных действий против русских. Дети
бесленеевских князей действительно были у нас аманатами,
но даже и это не привело переговоры к желаемой цели.
Два узденя, прибывшие в лагерь Антропова, объявили, что
бесленеевцы, по всей вероятности, будут действовать против
русских заодно с абадзехами, но что князья во всяком
случае прибудут сами для личных переговоров с генералом.
Еще два дня простоял Антропов в ожидании их приезда
но так же как темиргоевские князья к Эмануэлю, не при-
ехали и бесленеевские князья к Антропову. Дальше ждать
было нельзя — в отряде не было уже продовольствия, и
Антропов вернулся на Кубань.
Так окончились экспедиции обоих отрядов. Неудача
отозвались вредно для нас во взглядах обеих воюющих
сторон: горцы стали смелее, в войсках поколебалось доверие
к своим предводителям. «Эх, не то бывало при Алексее
Петровиче»,— громко рассуждали между собой казак
солдаты, вспоминая походы Вельяминова, Власова, Кацы-
рева и Бековича. Мог ли и сам Эмануэль спокойно взирать
на будущее, когда тотчас по возвращении из экспедиции,
он получил сведение, что та самая туча, которую он ста-
рался рассеять, по его же следам быстро направляется к
нашей окраине. Он сознавал, что потерял много времени,
еще более людей — и пошатнул свою славную, боевую
репутацию.
Потто В.А. Кавказская война: т.5 Ставрополь: Кавказский край, 1994