Сергей Шестаков
СТИХОТВОРЕНИЯ
* * * Ты встанешь чуть свет – и замрешь со свечой у порога: Овечьей отарой сугробы толкутся впотьмах, Следы замело, и в парче голодает дорога, И вороны мерзнут на грузных нескладных скамьях. Уже не ликует флажок над заброшенной башней, Никто не спешит на веселое пламя, и вот – Не звезд семигласье, но утлый огарок вчерашний, И сизый туман в синеглазье, как призрак, плывет. Все сковано льдами, а помнишь, верста за верстою Мелькала, и юные весны смотрели нам вслед Под синей звездою, мой ангел, под синей звездою Над синей водою, над синей волною, мой свет. Все минуло, милая, лотосом белым покрыты Холмы и равнины, и память заносят снега. В саду одичалом безумные бродят Хариты, Над черной рекой, как чужие, стоят берега. Как быть нам, печалочка, с этим недвижным покоем, Каким содроганьем воскреснуть и песнью какой? Последней отвагой сердца, как соломой, укроем И пламя раздуем, и сладим с безносой каргой. И вновь из тщеты, из подземной печали вседневной Восстанет надежда на каждой из душных широт, И новый избранник, склонившись над мертвой царевной, Прервет послушанье и новую повесть начнет. ..^.. * * * Запах хвои, камфары и воска, Нежный голос, реющий вдали. И уже готова черная повозка, И прощаться повели. Вьюги вой, холодный оклик серафима, Гул и гомон у ворот. Ничего, что смерть неотвратима,– И она пройдет. Не ищи последнего предела, Не ропщи, не вхожа мысль твоя В то, иное, вне души и тела, Жизни и небытия, Вне постылой доли двуединой, Вне всего, чем дышат дух и плоть, Что томит – и слишком пахнет глиной, Что хотел перебороть. Только голос чей-то неизбывный Все кружит во мгле, Все поет, поет об этой дивной Мачехе-земле. ..^.. С Н Е Г А Так путано, невнятно, свысока, Той поступью сонливости и неги Пустившегося шагом рысака: Пошел, пошел – и распластался в беге, И замер, горделив и величав, Над мостовой, несущейся стремглав, Так буднично, как будто неземной Он легкости и в сане снегопада, И в сбивчивости той не разнобой, А произвол Божественного лада, Явился снег, еще не снегопад, Но медленно в него переходящий, И белым пухом с маковок до пят Покрыл поля, холмы, проселки, чащи, Запорошил, лишив примет и вех, Дома, деревья, город, месяц, век, И, поднимаясь, им упоено, За здравье всех – на всех лебяжьих купах Тянуло солнце сумерек вино, И день светлел, как убывавший кубок, И кто-то просыпался, изумлен, И кисть его, касаясь одеяла, Весь ход былых и будущих времен В подробностях внезапно повторяла; И думал он, что явью дышат сны, Что всякий звук – есть эхо Тишины, Что жизнь и смерть – не песнь и немота, А лишь уста, послушные гортани, Две стороны единого листа И одного прихода прихожане. ..^.. С Т А Н С Ы 1 Пустынный слух, сиротствующий взгляд, Бессильных губ глухое шевеленье, Все не о том, некстати, невпопад, Все об одном, но где оно – смиренье? Пустоты в сердце, тесном, что твой ад, И тьмы во тьме безмерной удвоенье, Мучнистый снег, витая чернь оград, Двух карих солнц посмертное цветенье. 2 В какой отчизне, в стороне какой, На тризне чьей за чашей поминальной Настигнут будешь, плача по другой, Той дальнобойной горечью прощальной? И, отшатнувшись, вспомнишь, как изгой, Полозьев скрип и черный плат печальный, Те дни, ту жизнь со всей ее лузгой,– И жар ее, и холод погребальный. 3 Какую бездну потревожишь ты, Какого ты еще разбудишь зверя В краю, где свет – лишь мера черноты И обретенье горше, чем потеря, Где звуки полы, помыслы пусты, Где рвутся в дверь – и плачут у преддверья, Где даже смерти жирные черты Не отвратят постыдного неверья. 4 Здесь нет теней, здесь эхо не живет, Здесь жизнь и смерть – два горьких наважденья, Здесь в нищете – спасенье от щедрот, В пожатьи рук – предвестье отчужденья, И кто-то вновь, кривя в ухмылке рот От жалкой ласки дряхлого мгновенья, У гибельного зеркала встает И смотрит, и не видит отраженья. 5 И кто это, приподымая бровь, Как шут, смеется над своим увечьем, Живущего изображая вновь В заиндевелом сумраке овечьем, И кто это чужую терпит кровь И в облике томится человечьем?.. Я стал беднее на твою любовь, И нечем жить, и оправдаться нечем. ..^.. Х О Д И К И Тик-так, так-тик... Так тих, так дик, Маятник колеблется – Вниз-вверх, вверх-вниз, Вниз-вверх, вверх-вниз... Сердце еле теплится – Под стук, под свист... Вниз-вверх, вверх-вниз – Хлопья к окнам лепятся... Ждал: верь,– стал: зверь... Тик-так: как зверь... Вниз-вверх: точь-в-точь... Вверх – жизнь, вниз – прочь... Вьюга бьет в колокола: Не пришла... Экая нелепица... Вдруг стук в дверь,– Господи, наконец-то! Тик-так, так-тик... Так тих, так дик, Маятник колеблется – Вниз-вверх, вверх-вниз, Вниз-вверх, вверх-вниз... Хлопья к окнам лепятся Под стук, под свист – Вниз-вверх, вверх-вниз... Экая нелепица... Ждал: свет,– сжал: бред... Был: груб,– стал: глуп - От губ, от рук... Тик-так, тук-тук... Жизнь мелькнет – и такова... Трын-трава... Сердце еле теплится: Рук круг сух,– Господи, горячи-то! Вниз-вверх, вверх-вниз, Вниз-вверх, вверх-вниз, Тук-тук, так-тик, Тик-так-ти... ..^.. * * * Мне не снится больше тот край, на тебя похожий: Перелески, хляби, Облака, овраги, озера в гусиной коже Набежавшей ряби, Отчужденность чуда, и дождь, и, грубей рогожи, Панибратство яви. Неуклюжий, нежный, нескладный, простоволосый, Утонувший в буче Оголтелых птиц, по весне захлестнувших плесы, Берега и кручи, Где под вечер слякоть да волглый туман белесый, А на утро – тучи, Где чем свет навек прикипаешь к нещедрым глинам И теряешь имя, И седому зеркалу видишься андрогином В несусветном гриме, Где, дробимый снами, становится мир единым, Породнившись с ними… ..^.. * * * Все еще стучат по ночам твои каблучки, Только их следов не найти, хоть пройди дозором. Все еще слепят, все еще сияют твои зрачки, Только нет пути к этим чистым, как смерть, озерам. Все еще тепло от ладоней твоих и губ, Только сонный сугроб уткнулся в крыльцо тюленем, Только ветер с моря не нежен уже, а груб, И тоска сменяется исступленьем. Слишком темен, Атум, скучающий твой зевок, И уже не нам даровано в виде чести Триединство места, времени и всего, Что забыть заставит о времени да и месте. Так, уснув на рассвете под петушиный крик, Просыпаешься от бормотанья жреца над ложем, Не узнаешь сразу эпоху и материк, И черты безумья в лице, на свое похожем. Но, покуда тело теряет гнетущий вес, Есть еще минута, чтоб вырваться и вглядеться В драгоценный облик, не чувствуя лап, Рамзес, Санитара с выправкою гвардейца. ..^.. * * * Дремлешь, укрытая тишиной, Где-то за тридевять синих весен... Как на запястье кожа, сегодня зной Светел, слепящ, сиятелен и венозен. Река повторяет изгиб руки, уходя во тьму Тысячеокой ночи, пока несмело Луч подражает голосу твоему, Мир принимает формы твоего тела. Падает одинокий лист, обмирает дрозд: Черное лоно жизни и возглас меди,– Чтоб на тебя наглядеться, не хватит звезд, Чтоб о тебе не думать, не хватит смерти. ..^.. * * * Даже голос может присниться в ночи, когда Каждый звук обретает форму, запах и цвет,– Оттого, что губы не могут вымолвить: да, Оттого, что больше не в силах вымолвить: нет. Там, где тьма трепещет в кольце одичалых рук, Как во льдах "Челюскин", прощенье погребено,– Оттого, что смотришь на стену, а ищешь – крюк, Оттого, что быть не с тобой и не быть – одно. Истончится гордость, падет обреченный стыд Под лучами той, чей не знает пощады взгляд,– Оттого, что не часто в мире она гостит, Оттого, что сраженных ею – за все простят. ..^.. БЕРЕГА (памяти М.И. Цветаевой) “Что вам рассказала Цветаева, Придя со своих похорон?” Арсений Тарковский 1 Изумленный всплеск – глас рук, Изумрудный блеск – песнь глаз, На каком конце – так: вдруг, В сдвоенном кольце – ток ласк. Небом и землей шла весть. Сердцем и рукой – здесь: вся, Счастье, пощади – твой: весь,– Черточкой любой в плен взят. Мимо грозных туч – бег верст, Не повергнет ниц – злой лязг: С белорунных круч – свет звезд, С молодых ресниц – свет глаз. 2 Тыльная сторона ладони, Ссыльная сторона: Линия жизни – не догонит, Лилия, а бледна. Тыльная сторона – тоненькие прожилки вен голубых: Забыли – целую. Ссыльная сторона – зимние берега, а стоят любых: Целую – белую. Эта ли сторона – к разлуке? Эта ли сторона, Лишь на прощанье вскинут руки, Вырастет, как стена? Ссыльная сторона: другую – К сердцу, а ты одна Сдерживаешь метель глухую, Сильная сторона. Тыльною стороной – тихо прощают, вновь даруя губам: Даруя – милуют. Ссыльною стороной – царственно возвращают к нежным цепям: Целую – милую. Тыльная сторона ладони, Ссыльная сторона: Линия жизни – не догонит, Лилия, а бледна... 3 В городе твоем – ночь, Видно, глух и груб рок. Всякий друг бежит прочь, Всякий враг трубит в рог. Улочек мертва речь Воздух сам себя ест, Нынче впору в гроб лечь, В горб сугроба вбить крест. Нынче впору все сметь, В городе твоем – ночь, Нынче лишь одна смерть Не спешит уйти прочь… 4 Во все концы, края и стороны Из всех отчизн, постылых ныне, Маня всемирными просторами, Пути расходятся земные. Гудок иль гул, но прежде – пауза, Всю жизнь вобравшее мгновенье, Моторов рев и крылья паруса, И рук бессильных мановенье. Все призраки, все страхи ожили, Завыли и заголосили. Уходят – железнодорожные, Уходят – зыбкие, лесные. Всю душу вывернули горлинки, Все разом сердце раскровили, Куда ведут – ночные, горькие, Куда уводят – роковые? И смотришь из-под вечной челочки На эти лица дорогие, Вбирая каждое до черточки В уже безмерной ностальгии, И все остаться порываешься За отчужденья полосою, Как будто зная, что прощаешься Не с ними, а с самой собою. ..^.. П О Э Т (памяти Б. Л. Пастернака) “И вся земля была его наследством, А он ее со всеми разделил…” Анна Ахматова 1 Забытый Богом полустанок, Заснеженного поля клин, Петух, поющий спозаранок, И дом, похожий на овин. И в этом доме, как в ковчеге, В любые дни любой поры Шумят леса, воркуют реки, Перекликаются миры. Не чародей, не небожитель Зажег в окошке огонек, Но в эту ветхую обитель Ведут следы со всех дорог. Капель и прель, и пыль окраин, Раскаты грома, гул стремнин Созвал сюда на пир хозяин – Их брат, слуга и властелин. Ему нет надобности в гриме, Чтоб схожим с ними быть во всем. Творящий их, творимый ими, Со всеми в мире он знаком. В нем наносного ни на палец, Он вне канонов, схем, имен - Как будущего постоялец И адресат былых времен. Но где для прочих ставят ценник, Там он заплатит головой, Всех поколений соплеменник И всех эпох мастеровой. 2 Опять февраль и непогода, И вьюга, воя за окном, Сугробы намела у входа И упразднила окоем. Она лишила расстоянья Начала, меры и конца, И стала краем мирозданья Ступень пустынного крыльца. Исчезли роща и селенье, Окрестности объяла тьма, Как будто светопреставленье Здесь репетирует зима. Лишь одному из всей округи Не спится в нетях темноты. Его язык понятен вьюге, И с миром он давно на ты. Посредством вечных междометий Общаться им не привыкать, Так сны беседуют и дети, Поля и ветер, лес и гать. Чудак, молчальник, полуночник, Он призрачных бежит щедрот И россыпи наград лубочных Ночное небо предпочтет. Он не угодник вкусам пошлым, Он семя, а не чернозем, Скрещенье будущего с прошлым И вечности – с небытием. 3 Распахнуты снежные дали, Февраль обозначен вчерне. Как будто пером, начертали Виньетку на зимнем окне. Голодный гудок тепловоза, Цезуры железных дорог И проза, глядящая косо С откоса на вычурный слог. Здесь может явиться заглавьем Суглинок, размякший в грозу, А то, что возносим и славим, Окажется сноской внизу. И кто-то корпит до рассвета, Пытаясь опять и опять В главе повседневности этой Достойную часть написать. Ему и отличий не надо. Он чести взыскует иной – В седых письменах снегопада Мелькнуть неслучайной строфой, Стать вровень с рассветом и птицей, Чела не темня своего, На этой неяркой странице, Ценимой превыше всего, Не словом каким невеликим, Не слогом, так буквой одной В той горькой, в той горестной книге, В той гибельной, в той дорогой. ..^..