Слово «салонный» стало ругательным чуть ли не сразу вслед за исчезновением салонов, во второй половине 19 века. «Салонный» — значит: блестящий, но неглубокий, поверхностный, жеманный, а может, даже и пошленький. Слово «салонный» — почти что клеймо, ниже по смыслу разве что «бульварный». Уничижительный оттенок слову придали противники аристократической культуры, когда уже добивали ее. Однако были ли они так уж правы? Нам кажется, все гораздо сложней!

Но давайте уж по порядку.

Итак, —

Первые по времени салоны появились, вероятно, во Франции, в эпоху Людовика XIII (начало 17 века). Знатная итальянка Джулия Савели вышла замуж за господина де Вивон и решила перестроить дом по классическому образцу. Вместе с симметрично расположившимися окнами и комнатами, следовавшими друг за другом торжественной анфиладой, пришел и новый уклад. Хозяйка, красивая и образованная дама, принимала гостей, по французскому обычаю, утром лежа в постели. Ее навещали знакомые аристократы, художники, ученые и поэты. За веселой и умной беседой время летело для всех незаметно: дама причесывалась и чистила перышки, а ее гости обменивались новостями и сплетнями, читали стихи и играли в любовь. Впрочем, нередко играли и в политику, и очень по крупному: салон Жюли де Вивон, а потом и салон ее дочери маркизы Катрин де Рамбулье был оппозиционным по отношению ко Двору.

Итак, на два века вперед были установлены правила салонной жизни. Салон («гостиная» по-французски) был неким кружком вокруг блестящей дамы, который объединял ее друзей из разных слоев общества. Кружки эти всегда создавались по интересам: одних увлекала религия, других политика, третьих — литература, искусство и музыка. Салоны заводили знатные дамы, богатые буржуазки, модные куртизанки.

Большей частью салоны были прибежищем оппозиции: здесь царствовал не король, а прекрасная или хотя бы довольно умная и любезная дама, перед чарами которой были равны и пэр, и нищий художник. Идеологи Великой французской революции черпали вдохновение в таких вот салонах.

Конечно, присутствие дамы накидывало узду и на умы и на языки. Вот почему в салоне все было немножко, как в домике куклы Барби. И уже при Гегеле (начало 19 века) это вылилось в откровенное жеманство, о чем великий немецкий философ отзывался с сарказмом.

Имея в виду роль салонов во французской культуре, Пушкин говаривал, что французская поэзия родилась в прихожей и дальше гостиной она не пошла.

Но все же вряд ли преувеличением будет сказать, что салон — это ячейка гражданского общества, особенно если он поддерживает оппозицию жесткому режиму. В какой-то мере диссидентские кухни наших шестидесятников — тоже как бы салоны советской эпохи.

В любом случае, не стоит слишком салоны ругать.

Они — тоже ведь индикатор зрелости общества.

«Царица ночи», или «Princesse Nocturne»

В России даже в 18 веке настоящими салонами и не пахло. Эрмитажный кружок при Екатерине Второй был салоном лишь по видимости: здесь не развлекались и развивались, здесь делали карьеру. Ее сын Павел вообще не терпел противоречий ни в чем. Он даже придворных женил и выдавал замуж по своему усмотрению, как крепостных крестьян. Какие уж тут салоны!..

По иронии судьбы, одна из жертв его матримониальных экспериментов и стала хозяйкой первого в России подлинного салона.

Итак, знакомьтесь: княгиня Евдокия (Авдотья) Ивановна Голицына, урожденная Измайлова (1780 —1850 гг.)

Она родилась в весьма почтенной и богатой семье: мать ее была сестрой знаменитого князя Юсупова. Наверное, от татарских предков получила Авдотья Измайлова черные волнистые волосы, огненные черные глаза и смуглую упругую кожу, а также совершенно восточную ленивую негу движений. В семье отца она получила также блестящее для женщины того времени образование.

Юная красавица произвела, конечно, фурор при Дворе, и император Павел решил ее осчастливить: он сосватал ей богатого и знатного жениха князя С.М.Голицына. Но супруги оказались настолько «несовместимы», что как только на престол взошел Александр, они с легким сердцем расстались. Правда, развода жене Голицын так и не дал. Зато и жена ему отомстила, когда он вознамерился жениться на А.О.Смирновой-Россет: на этот раз в разводе отказала Авдотья Ивановна.

Князь Петр Вяземский отмечает, что в самой красоте Голицыной было что-то целомудренное в зрелые даже годы. Но холодной женщиной она не была: после расставания с мужем Авдотья Ивановна встретила свою единственную любовь, которой осталась верна всю жизнь, — блестящего князя М.П.Долгорукого.

Это была красивая пара. Эпоха нестрогих нравов (ведь пример свету подавал сам царь Александр) помогла влюбленным прожить счастливо несколько лет, не лишившись уважения высшего общества. К несчастью, это же была и эпоха великих войн. В 1808 году князь Долгорукий пал смертью храбрых в одном из сражений с Наполеоном.

Княгиня Голицына замыкается в горе. Но узы его размыкает горе всеобщее: война 1812 года. Княгиня участвует в патриотических акциях, занимается широкой благотворительностью, печатает высокомужественную брошюру. После падения Бонапарта она ведет споры о будущем России и Европы в Париже с умнейшими людьми того времени: М.Ф.Орловым, М.С.Воронцовым, братьями А. и С.И.Тургеневыми. Княгиня Голицына — ярая патриотка. Но была ли она умна? Все тот же князь П.Вяземский отмечает, что она была, скорей, «умной за других». Иными словами, она оказалась гением умного и любезного общения.

Вернувшись в 1816 году в Петербург, княгиня становится естественным образом… хозяйкой салона. И какого салона! Ее дом на Большой Миллионной превращается в некий храм искусств, расписанный лучшими художниками эпохи. Ничего от быстротекущей моды, – все просто, величаво и оригинально до невозможности. Хозяйка принимает гостей в одеяниях, которые заставляют вспоминать не журналы парижских мод, а картины из жизни Древнего Рима (разумеются сцены с весталками, а не с гетерами). Беседы длятся всю ночь, ибо княгиня как раз и боится… ночи. Цыганка нагадала ей смерть ночью во сне. За эти бдения Голицыну прозвали «ночной княгиней» (la Princesse Nocturne»)

Но в беседах при этом царит дух просвещенный и отчасти (у гостей, конечно) даже республиканский. А среди ее гостей — язва Вяземский, добродушный Жуковский, мечтательный Батюшков. Сей последний пишет восторженно в 1818 году, что трудно кому-то превзойти Голицыну Авдотью Ивановну в красоте и приятности и что лицом она никогда не состарится.

С 1817 года, едва вышедши из Лицея, у ног ее – и юный Пушкин. Мудрый Карамзин находит увлечение гениального юноши чересчур демонстративным и пылким. Он пишет не без иронии: «Поэт Пушкин у нас в доме смертельно влюбился в Пифию Голицыну и теперь уже проводит у нее вечера: лжет от любви, сердится от любви, только еще не пишет от любви…»

О нет! Уже написал — один из своих ранних шедевров («К***»):

Не спрашивай, зачем унылой думой

Среди любви я часто омрачен,

Зачем на все подъемлю взор угрюмый,

Зачем не мил мне сладкой жизни сон;

Не спрашивай, зачем душой остылой

Я разлюбил веселую любовь

И никого не называю милой:

Кто раз любил, уж не полюбит вновь;

Кто счастье знал, тот не узнает счастья,

На краткий миг блаженство нам дано:

От юности, от нег и сладострастья

Останется уныние одно.

Если первая половина стихотворения — об его чувстве, то вторая — об ее судьбе, и здесь Пушкин проявил то чудесное свойство, гением которого была также сама Голицына, — способность проникнуться чувствами и мыслями другого человека, или «эмпатию». А кроме того, Пушкин был обделен материнской любовью…

Конечно, очень надолго он у ног княгини не задержался, — тем паче, что писал тогда, как известно, стихи, а Голицына… трактат по математике! И хотя уже влюбленные современники назвали это дамское рукоделие «полным бредом», все же Голицына своих занятий математикой не оставила до самой смерти…

Пушкин вспомнит о Голицыной и в южной ссылке. Княгиня поможет ему перевестись из заштатного Кишинева в почти столичную Одессу. Но точка в их отношениях, пожалуй, будет красиво поставлена поэтом еще в 1819 году, — стихотворным мадригалом ей при посылке оды «Вольность»:

Простой воспитанник природы,

Так я, бывало, воспевал

Мечту прекрасную свободы

И ею сладостно дышал.

Но вас я вижу, вам внимаю, —

И что же?.. Слабый человек!..

Свободу потеряв навек,

Неволю сердцем обожаю.

Увы, слава салона чаще всего меркла вместе с красотой его хозяйки. Мы ничего не знаем о том, как относился Пушкин к Голицыной после возвращения из ссылки, — а ведь они не могли не встречаться! Зато один из современников записал в 30-е годы очень горькие и жестокие слова о «ночной принцессе»: «Старая и страшно безобразная, она носила всегда платья резких цветов, слыла ученою и, говорят, вела переписку с парижскими академиками по математическим вопросам. Мне она показалась просто скучным синим чулком» (В.В.Ленц).

В 1845 году в Петербурге гостил О. де Бальзак. Голицына не была с ним знакома, но в полночь прислала за ним карету с приглашением к себе. Однако… творец «Человеческой комедии» оскорбился и написал ей: «У нас, милостивая государыня, посылают только за врачами, да и то за теми, с которыми знакомы. Я не врач».

В 40-е годы Голицына много сил положила на войну против введения культуры картофеля на Руси, считая картошку врагом и погибелью русского национального самосознания. Потом она уехала в Париж. Говорят, к ее мнениям прислушивался крупнейший литературный критик Сент-Бев…

Скончалась Голицына в Петербурге и похоронена в Александро-Невской лавре. Интересную и по-своему трогательную эпитафию велела она начертать на памятнике себе: «Прошу православных русских и проходящих здесь помолиться за рабу Божию, дабы услышал Господь мои теплые молитвы у престола Всевышнего для сохранения духа Русского».

…Все знаменательно и символично в судьбе этой женщины! Родилась в историческом 1789 году в германской «Флоренции на Эльбе» — Дрездене. Отца, князя Белосельского-Белозерского, за красоту прозвали «московским Аполлоном», но он был также умен и образован: водил дружбу с Моцартом и Вольтером. Сей последний весьма хвалил французские стихи князя. За трезвый анализ событий французской революции «московский Аполлон» впал в немилость, был отставлен с дипломатической службы и как бы диссидентом проживал с 1794 года в Турине. Он посвятил себя искусству и воспитанию двух дочерей, которые так рано лишились матери.

Особенно радовала князя младшая, удивительно изящная, живая и музыкальная. Когда она выросла и появилась при русском Дворе, то поразила всех красотой, образованностью (знала восемь языков!), своим великолепным пением и игрой на сцене. Профессионалы (в том числе Россини и знаменитая актриса Марс) вздыхали: если б не крайне высокое происхождение княжны, гораздо более знатной, чем сам император, какую б звезду обрела в ней оперная сцена!..

Итак, таланты, красота, искусство и политика увенчали героиню нашего очерка чуть ли не с колыбели. Вы еще не догадались, о ком идет речь? Конечно, о ней, хозяйке самого знаменитого русского салона 19 столетия — о княгине Зинаиде Александровне Волконской.

Княгиней Волконской княжна Белосельская-Белозерская стала по воле отца. Собственно, ей сватали другого Волконского — Сергея (будущего декабриста). Но он был так увлечен политикой, что чарам ее не поддался. А то пришлось бы, глядишь, бедной Зинаиде вместо Парижа, Вены и Рима покорять с мужем просторы сибирские… Но судьба хранила ее для всеевропейской славы, и в мужья ей достался брат декабриста Никита.

Вскоре Зинаида родила ребенка, которого назвали в честь деда князь-Никиты Григорием, хотя впору было б назвать Петром (в честь Петра Третьего), ведь ни для кого не было секретом, что настоящий отец мальчика — сам император Александр Первый. Роман с ним был довольно долгим и пылким (со стороны Зинаиды). Царь же, скорее, играл в любовь, засыпал ее галантными восхищенными записочками, но в душе оставался верен главной своей любовнице Марии Антоновне Нарышкиной.

Однако Зинаида была так увлечена царем, что истину разглядела не сразу, а разглядев, в нее не поверила. Да и мудрено это было среди грохота битв с Наполеоном и блеска Александровых побед. Снисходительный законный супруг отступил в тень, а Зинаида оказалась с обозом победителей в поверженном Париже.

Здесь, собственно, и начались первые размолвки с царем. Он был не против того, чтоб Зинаида блистала в аристократическом кругу. Но княгиня увлеклась еще и богемной жизнью французской столицы, водила дружбу с актерами и даже участвовала в репетициях профессионалов. Это было уж слишком!

Свободный воздух Европы, впрочем, знакомый ей с колыбели, уж слишком вскружил Зинаиде голову. Свое негодование и, по сути, приказ вертаться взад на родину государь облек в самую изысканную форму: «…Если я и негодовал на Вас, … признаюсь Вам откровенно, то за предпочтение, которое Вы оказываете Парижу со всей его мелочностью. Столь возвышенная и превосходная душа казалась мне не подходящею ко всей этой суетности, и я считал ее жалкой пищей для нее. Искренняя моя привязанность к вам, такая долголетняя, заставляла меня сожалеть о времени, которое Вы теряете на занятия, по моему мнению, так мало достойные Вашего участия». То ли дело плац-парады в хмуром Питере и общество похожего на унтера Аракчеева!..

Отношения осложнились и тем, что их сын Григорий умер. Правда, в 1811 году княгиня родила еще мальчика и назвала его в честь царя Александром, но отцом его был все же, увы, князь Никита.

А в Питере ее ждали не одни дожди и плац-парады, но и счастливая соперница — Марья Нарышкина. Это в Европах Александр держал при себе блестящую и талантливую Зинаиду, а дома куда как спокойней было ему с не особенно умной Нарышкиной.

Очень поздно Волконская поняла, что отставлена… Она поселилась в Одессе, где имела салон. Здесь в нее влюбился поэт К.Батюшков. Она так много и красочно рассказывала ему о своей любимой Италии, что он не выдержал и поехал туда. Увы, его душевная болезнь уже надвигалась необратимо…

1820 —22 гг. Волконская проводит в Риме, в палаццо Поли (рядом с фонтаном Треви). Здесь в нее не на шутку влюбляется художник Ф.Бруни (будущий корифей русского классицизма) и навсегда остается ее близким, преданным другом. Здесь ее окружают русские художники и скульпторы: С.Гальберг, С.Щедрин, А. (позже и сам К.) Брюлловы. Здесь она «рОстит» сына Сашу и приемного сына Владимира Павея. Сего последнего она нашла буквально на лондонской мостовой (по-французски павэ — «мостовая»). Английский гаврош показался ей так похожим на покойного Гришеньку…

Но мысли об Александре не оставляют ее. В октябре 1822 года царь приезжает в Верону на конгресс держав-победительниц. Зинаида летит в Верону, участвует в празднествах, поет в любимой опере Александра, Их свидание кажется ей символическим: ведь Верона — город любви, город Ромео и Джульетты. Увы, император остается любезен и неприступен, как стена, разделившая Монтекки и Капулетти! Он стареет, он все больше погружается в мистицизм. Какие уж тут пылкие молодые львицы, какие уж тут оперы и балеты…

Царь все же выражает непреклонное желание, чтобы княгиня вернулась на родину. Она покоряется. В Петербурге Волконская занимается историческими изысканиями в архивах и в результате пишет историческую книгу «Славянская картина 5 века». За свои труды она — первая женщина! — становится членом Общества любителей древностей российских при Московском университете.

После смерти Александра Волконская уезжает в Москву. Ее придворные успехи кончились. Как писал один из ее друзей, «При Дворе не терпят… умственного преимущества». Новый царь и его семейство были куда как менее развиты, чем ее обожаемый Александр…

Она поселяется в доме князей Белосельских-Белозерских на Тверской. Сейчас в нем блистает купеческой роскошью «Елисеевский» магазин, но при Зинаиде Волконской здесь все было иначе… Вот как современница описывает апартаменты княгини, ставшие храмом искусств и капищем ее талантов и красоты: «Ее столовая зелено-горчичного цвета с акварельными пейзажами и кавказским диваном, подобным таганрогскому (на таком же почил в бозе царь Александр. — В.Б.). Ее салон — цвета мальвы (сиреневато-розоватый, — В.Б.) с картинами в золотых рамах, мебель обита густо-зеленым бархатом. Биллиардная обита старинным дама (шелковая ткань с узором, — В.Б.). Ее кабинет увешан готическими картинами, с маленькими бюстиками наших царей на консолях… Пол ее салона покрашен в белые и черные цвета, что превосходно имитирует мозаику. Я не могу передать, насколько все это красиво и в хорошем вкусе».

Здесь бывали корифеи русской словесности и культуры того времени: П.Вяземский, Д.Давыдов, Е.Баратынский, П.Чаадаев, В.Одоевский, М.Загоскин, М.Погодин, С.Шевырев, А.Хомяков, братья Киреевские…

Но, конечно, звездами самой большой величины здесь были Пушкин и А.Мицкевич.

Пушкин явился сюда после ссылки, в пору своих самых шумных триумфов. З.Волконская встретила его исполнением романса на стихи «Погасло дневное светило…» Этот прием артистического кокетства тронул поэта. Он не влюбился, но дружеским расположением проникся вполне. А заодно посвятил З.Волконской и вот эти стихи:

Среди рассеянной Москвы,

При толках виста и бостона,

Ты любишь игры Аполлона.

Царица муз и красоты,

Рукою нежной держишь ты

Волшебный скипетр вдохновений,

И над задумчивым челом,

Двойным увенчанным венком,

И вьется и пылает гений…

В салоне Волконской он простился с женой декабриста М.Волконской (урожденной Раевской), — своим давним и очень глубоким увлечением. Этот вечер запомнился всем. Зинаида много пела и музицировала, как бы стараясь напитать душу Марии, уезжавший к мужу на каторгу, «звуками италианскими», с которыми та прощалась, казалось, уже навсегда. Но, приехав в Сибирь, она обнаружила, что в огромном ящике, который презентовала ей Зинаида, были не теплые вещи, а… клавикорды! Романтической Марии они оказались еще нужней!

Сама того не желая, Зинаида Волконская сокрушала сердца и изменяла судьбы. Адам Мицкевич был почти помолвлен с Каролиной Яниш (впоследствии известной поэтессой К.Павловой), но срочно «перевлюбился» в блистательную княгиню. Помолвка расстроилась. Ранив Каролину на всю жизнь, Мицкевич… он вскоре вовсе забыл о ней! Но и Зинаида осталась ему только другом.

В это же время в нее влюбляется молодой и красивый поэт Д.Веневитинов. Он посвящает ей пылкие строки, — но и с ним Зинаида лишь дружественна.

В тоске неразделенного чувства Веневитинов уезжает в Питер, где его ждут арест, пребывание в сыром каземате (все это по делу декабристов), быстрая болезнь и ранняя смерть (15 марта 1827 года).

Прощаясь, Зинаида подарила ему античный перстень.

Ты был отрыт в могиле пыльной,

Любви глашатай вековой,

И снова пыли ты могильной

Завещан будешь, перстень мой, —

Пиша эти строки, поэт не знал, ДО КАКОЙ СТЕПЕНИ он в них оказался пророком! Дмитрия Веневитинова не только ждала скорая, слишком скорая смерть. Спустя сто лет могилу поэта разрыли, перстень сняли, и теперь он находится в Литературном музее.

Зинаида очень болезненно пережила эту утрату, ее мучили укоры совести. Общее горе сблизило ее с матерью Веневитинова. Бывая в Питере, Волконская ВСЕГДА останавливалась у нее…

В конце 1826 года в салоне Волконской появляется интересная пара. Это супруги Риччи. Граф Миниато Риччи — итальянский аристократ, красавец и замечательный тенор любитель. Его супруга — русская, Екатерина Лунина (кузина декабриста) и тоже замечательная певица. Правда, красивой ее не назовешь…

Бог свидетель: Зинаида и Миниато боролись с внезапно вспыхнувшим взаимным чувством, щадя Екатерину. Но… победила любовь! Лунина осталась без мужа, а Волконская вышла за Риччи. Для этого ей пришлось перейти в католичество.

Это навлекло колоссальное неудовольствие царя Николая, ведь он считал себя блюстителем православной веры. Но никакие упреки, уговоры, угрозы не помогли: в 1829 году Зинаида Волконская и ее муж покидают Россию, — фактически навсегда. Волконская еще несколько раз съездит для улаживания дел из Италии в Петербург. Но давлению царя не поддастся: ее родиной теперь будет Италия, а верою — католичество.

Она поселяется в Риме на прекрасной вилле возле собора Сан-Джованни-ин-Латерано. Террасой ей служат остатки древнего акведука. В одной из аллей парка княгиня устанавливает массу памятников: матери и отцу, Пушкину, Гете (с которым она как раз о Пушкине и беседовала в свое время!), Александру Первому, Вальтеру Скотту и даже… своей няне.

Правда, здесь не найдется места памятнику ее мачехе, богачке Козицкой, — а ведь эта добрая женщина воспитала ее как родную дочь и обеспечила на всю жизнь!.. Но эпоха романтизма имеет свою иерархию ценностей, — на нынешний вкус, довольно выспреннюю…

Впрочем, должно статься, мы клевещем: Зинаида безусловно была несколько эгоцентрична, но душу имела живую. Когда лет в шестьдесят она после долгой разлуки встретилась с Карлом Брюлловым, то, по отзывам современников, оба просияли такой силой молодости и вдохновения, что о годах вспоминать было как-то грешно даже…

Брюллов создал и лучший портрет Волконской.

На вилле постоянно гостили русские художники, поэты, музыканты, писатели. Удивительно, что именно в этом очень не русском месте Гоголь писал свои «Мертвые души»! Правда, блестящей княгине он, человек несветский, предпочитал общество ее сестры Марии, с которой от души можно было поболтать на самые простые житейские темы, включая кулинарию и всякие тонкости русского домашнего обихода. Так что музой его была не Зинаида Волконская.

1852 год стал одним из самых мрачных для обитателей виллы Волконской. В марте умирает Гоголь, в апреле – Жуковский, в июле — Брюллов…

Правда, при Волконской всегда был милый Риччи, да и новые друзья появлялись. К великому сожалению, не всегда бескорыстные. Говорят, католические святоши обобрали русскую княгиню в конце ее жизни, зато после смерти причислили ее к лику блаженных. Зинаида Волконская стала «беатой»…

В 1860 году умирает граф Риччи. Зинаида пережила его на два года…

Вместе с ней ушла из русской жизни и эпоха салонов. Во всяком случае, так категорически заявил П.Вяземский.

Самые точные слова о З.Волконской сказал, наверно, ее внучатый племянник князь С.М.Волконский: «Утонченная представительница юного романтизма в его сочетании с пробуждающимся и мало осознанным еще национализмом, она была типичный плод западной цивилизации, приносящей себя на служение родному искусству…»

Увы, потомки продали с аукциона бесценный архив Волконской с автографами Пушкина, Жуковского и Гоголя, рисунками Кипренского, Бруни, А.Иванова и Брюллова. Власти СССР не нашли средств для их приобретения. БОльшая часть этих реликвий оказалась в США.

Когда в разгар «холодной войны» виллу посетили советские журналисты, они увидели опутанное всякой охраняющей электроникой старинное здание и развалины монументов в Аллее памяти. Английский дипломат, который сопровождал гостей (вилла стала резиденцией английского посла) с вежливым удивлением узнал, что среди этих осыпавшихся камней должен быть и памятник Вальтеру Скотту…