Андрей Боронихин

http://www.livejournal.com/users/reek_shevelev/  

Визит Молокова.

Молокову было грустно. Когда Молокову становилось грустно, он жаждал общения. Хотелось, знаете ли, удивиться с кем-либо неизбывности бытия, поделиться метафизическим недоумением, почувствовать рядом тепло совершенно постороннего человеческого существа.
С мужиками Молоков обычно не находил тем для разговоров. Футболом он не интересовался. По правде говоря, увлечение современным отечественным спортом слишком похоже на извращение вроде мазохизма. Болеть же за чужих победителей и вовсе - мальчишество.
Водке Молоков предпочитал вино и тем самым быстро выпадал из компании, на полных парах приближающейся к скандалу-мордобою и последующему обязательному братанию.
Общение с женщинами удавалось Молокову гораздо легче. Часами он мог наблюдать, как приводит себя в порядок, расчесывается, красится, курит дама. Смотреть, и с умилением, восторгом подмечать множество обворожительных мелочей. Вот девушка садится на краешек табуретки, хмурится, улыбается сама себе, кажется и не замечая никого вокруг, но правильно читая легкое пожатие плечиков, только самый ненаблюдательный замороченный на себе осел не заметит как безотчетно, по определению, уверена она в восторженном внимании всего человечества и его Молокова лично. И не надо было Молокову никаких разговоров.
Хотя слушать их милую болтовню нравилось. Особенно сразу после знакомства, в самом начале, когда ничего не значащие фразы, сами по себе, совершенно отдельно от конкретного смысла плавно подготавливали к продолжению отношений.
Обычная свойственная таким монологам несвязность выводов и посылок забавляла, а не раздражала Молокова. Он слишком хорошо понимал, что дело совсем не в священной корове логики, а в тонкости, в живости эмоционального восприятия мира. Том постоянном тревожном состоянии женской чувствительности, при котором отдельные детали стремительно набирают и мгновенно теряют значение. Но чаще Молоков и не слушал вовсе, отдавая всего себя на волю причудливых импровизаций завораживающего щебетания или наслаждаясь ритмом вибраций низких грудных голосов.
Женщины ценили Молокова с самого его детства.
Молоков понимал женщин.
Но временами, как теперь, ему было грустно. В пухлой телефонной книжке значились в основном женские имена. Он несколько раз набирал номера и долго слушал продолжительные гудки, после чего перелистывал страницу.
Наконец, одна из потенциальных собеседниц ответила, но долго не могла узнать Молокова, а когда, наконец, узнала на предложение прошвырнуться по бульварам прыснула в трубку и отказалась. Молоков даже подумал, что она все-таки приняла его за кого-то другого.
В следующий раз на том конце провода ответил неприятный мужской голос, но вместо того чтобы пригласить Надю, случайный собеседник начал задавать Молокову вопросы. Он весьма бесцеремонно поинтересовался именем Молокова и даже причиной, по какой вообще стал возможен этот звонок. Потом ему захотелось узнать, кем собственно, приходится Молоков Надюше. Молоков быстро пресытился бесцеремонностью неожиданного собеседника и, когда тот, исчерпав вопросы, засопел как бык на корриде, просто повесил трубку.
Чтобы не испытывать судьбу в третий раз, Молоков выбрал беспроигрышный вариант.
Девушка ответила сразу, как будто ожидала у телефона, тут же узнала, обрадовалась и пригласила Молокова в гости.

* * *
С Анжелой он познакомился в музее изобразительных искусств, который посетил с одним искусствоведом. Спутница Молокова совершенно неожиданно выказала бешенный интерес к Ренуару. Складки жира, неестественные зеленоватые или фиолетовые оттенки кожи тел обнаженных натурщиц, ангельские глазки, золотые кудри под выгнутыми полями соломенных шляпок, детишки, с одинаковой вероятностью могущие оказаться и девочками и мальчиками, водяные пятна акварели сначала озадачили Молокова, потом рассмешили.
Девушка-искусствовед, которая должна была видеть все эти издевательства над натурой не в первый раз, повела себя странно. Она прервала свой монолог (вибрирующее контральто или сопрано) достала блокнот и принялась строчить в него, пристально вглядываясь в непропорциональные туши, перекаты плоти, изредка приседала и прикрывая глаза ладонью словно козырьком, т.е. вела себя так, как будто совершенно искренне забыла о Молокове.
Молоков заскучал, и решил побродить один.
Толпы народа передвигались по залам музея как сомнамбулы, шушукались, шелестели страничками блокнотов и путеводителей. Молоков честно постарался вникнуть, что им там всем повылазело, но ему, как назло, попадались какие-то бесконечные пейзажи, лакированные натюрморты с не встречающимися больше в реальной жизни продуктами питания, портреты мужчин и женщин официальные, словно фотокарточки, снятые на паспорт, бесформенные каменные торсы без рук, безносые гипсовые головы. Один раз он даже наткнулся на мумию.
Решив не испытывать дальше судьбу, Молоков повернул назад, но запутался в бесконечных коридорах, лестницах, анфиладах, а когда отыскал, наконец, дорогу к Ренуару, искусствовед продолжала тщательно сверять очередное полотно со своими записями, всем своим видом демонстрируя, что даже не заметила его отсутствия или присутствия.
Молоков помялся и спустился в скромной музейный буфет - маленький, желтый пенал. Там в дальнем конце уже сидела одинокая девушка. Молоков сразу заметил ее греческой формы нос, волосы цвета старой бронзы и классические очертания торса. Он подсел и узнал, что девушку зовут Анжела. А тот факт, что и ее тоже немного утомил Ренуар, и вообще не развлекают больше черепки и статуи пробудил интерес к личности новой знакомой. На основании родства душ Молоков поинтересовался телефончиком и с легкостью его получил.
Как следствие теперь ему пришлось тащиться на окраину, в противоположный конец мегаполиса, из своего спального района в другой спальный район.

* * *
Когда Анжела открыла дверь Молоков сразу отметил что, она не такая, как показалось в музее. Слишком большой нос и губы, и волосы скорее красные, а не бронзовые. И выглядела на 10 лет старше, чем казалось в сумраке буфета.
- А у меня уже гости - радостно сообщила хозяйка.
"Ну, вот!" - горестно подумал Молоков.
Анжела предложила ему тапочки в виде пушистых зайчиков, которые к немалому удивлению влезли на его ступни 44 размера, как влитые. Хозяйка пригласила Молокова на кухню.
За столом сидели два человека. Разнополых.
"Туда сюда" - успокоился Молоков
- Это моя школьная подруга Люба. Лю-бо-вь- пропела Анжела, а потом склонилась к уху Молокова и шепнула - она баба простая, дочь генерала.
Русоволосая и круглолицая наследница вооруженных сил (дивизии или целого корпуса) никак не выдала своих чувств по поводу появления нового гостя, только еще выше задрала свой курносый нос.
- А это Виталик, ее муж.
Глядя на русую косу генеральской кровиночки, на ее простое мягкое лицо с широко расставленными серыми глазами, Молоков подумал, что если когда-нибудь соберется жениться, то именно на такой не слишком красивой, но спокойной домашней бабе-девушке. В голове его услужливо поплыл запах борща с мозговой костью, показались пирожки с блестящими желтыми горбушками. "А муж у нее несолидный какой-то, хотя и с лысиной" - с некоторым даже удовлетворением отметил Молоков.
В то самое время пока он обдумывал свои матримониальные планы, Виталик критически обозревал нового знакомого хозяйки дома; причем кислое выражение его лица постепенно переменилось на насмешливое, но обратился он не к объекту наблюдений, а к Анжеле:
- Откуда дровишки? В музее познакомились?
- Ты будешь смеяться, - Анжела вся выгнулась, что мгновение назад казалось практически невозможным физически при ее и так весьма выдающемся силуэте, - ты угадал.
Виталик хмыкнул и налил себе португальского портвейну.
Молоков, полностью погруженный в процедуру усаживания, не замечал или делал вид, что не замечает касающегося его обмена колкостями, а может принимал диалог за чистую монету. Чего скрывать? Действительно ведь в музее познакомились, не в опере.
Стол, накрытый в кухне, ломился от яств. Угощения Молокову очень нравились. Вместе с португальским портвейном присутствовали шотландский виски, итальянское мартини, французское шампанское, русская водка. Закуски подобрались под стать: ломтики дырявого сыра со слезой, маленькие доверчивые корнишоны, ароматный окорочок, рыба благородных сортов, и красная, и белая, лососевая икра, паштеты, салатики; в общем все то, что обеспеченная девушка может купить в дорогом продуктовом супермаркете, дабы не обременять себя готовкой.
Только Молоков окончательно уселся и потянулся к бутылке виски, как оказалось, что Виталик опять следил за ним.
- Проголосуем за отечественного производителя - пригласил он и потянул бутылку с водкой, чтобы налить. Молокову ничего не оставалось как подставить свою стопку.
- Ну, за искусство! - продолжил кривляться Виталик, потом разом опрокинул в себя стопку и строго посмотрел на единственного собутыльника. Под его бдительным оком Молоков маленькими глотками всосал в себя горькую жидкость.
Девушки пригубили шампанского.
Через минуту в желудке Молокова значительно потеплело. Он с удовлетворением подцепил на вилку кусок буженины, потом нанизал малютку-корнишон и принялся слушать. Анжела разливалась, как река Волга, - довольно интересно рассказывала о том, как папа купил ей эту квартиру; сколько все стоило; какие перспективы у района в смысле развития инфраструктуры. Изредка ее прошибало на воспоминания
- Ты помнишь Пономареву - обращалась она к подруге - ну ту у которой папа художник. Какую она носила юбку.
Любовь никак не показывала, помнит ли она выпрыгнувшую из глубин прошлого, как черт из табакерки, Понамареву с ее юбкой, но Анжелу, казалось, это совсем не смущало.
Виталик время от времени посматривал то на хозяйку, то на Молокова. После пяти следующих тостов улыбка его сделалась несколько кривовата. Когда Молоков окончательно набрался храбрости, и потянулся к виски во второй раз, он бесцеремонно отвел его руку и спросил:
- Ты хотя бы Довлатова читал?
Несмотря на то, что на этот раз муж подруги обратился непосредственно к гостю Анжелы, в его тоне чувствовалось интеллектуальное превосходство, которое всегда не нравилось Молокову.
- В последнее время я читаю только специальную литературу - значительно ответил Молоков.
- Профилактика и лечение венерических заболеваний - живо предположил Виталик.
- Философия и психология - надменно уточнил Молоков.
- Ты мне только не заводись - созерцая в воздухе прямо перед собой нечто важное, но видимое только ей и священным коровам Индии, предупредила Любовь.
Виталик немедленно откликнулся, предупредив Молокова, который, странное дело, тоже принял выговор на свой счет.
- Сейчас, сейчас - заторопился супруг генеральской дочери, поспешно глотнул водки, придвинулся ближе, изображая повышенное внимание, склонился к Молокову:
- И что же ты такое вычитал в психологии?
- Да, - Молоков задумался - как назло ничего не приходило в голову - разное - бихевиоризм там, гештальт-психология, всякие течения...
- Собачки - понимающе отметил Виталик.
- Они - с облегчением согласился Молоков.
- Так вот - указывая пальцем в потолок этой и одновременно в пол следующей квартиры, заявил Виталик - Люди - не собачки!
С минуту все помолчали. Виталик продолжил:
- Все эти гуманитарные науки с исключительным глубокомыслием демонстрируют только одну истину, а именно ту, что ничего не могут сказать человеку о человеке.
Я вообще считаю, что только настоящая литература и вообще искусство, если написаны правильно, в состоянии.
Когда все написано правильно, там все подспудно, подтекстово, там взрослая трагедия и ее смысл вынесены за скобки, а остается то, что, собственно, и остается в нас охотнее всего, - по-детски свежее восприятие жизни, которое с годами кажется и безмятежным. И пластика, пластика, пластика, - ненавязчивая и точная. Долгое дыхание остается. Да, - и широта дыхания. И изобразительность, и мысли, которые свои-не свои, но к месту и все дополняют, укрупняют и удерживают текст от анархии полного лиризма. ВЕЩНАЯ сторона жизни дается всегда очень убедительно и выпукло, и лирически пережито (что окончательно забирает читателя). Проблема порой видится в том, что надо бы этот градус достоверности сохранить и во ВСЕХ деталях плюс сюжет, - там еще борется чисто лирическое, литературно-заемное и достоверное
- Спиноза, не грузи моих гостей - с кокетливой строгостью прервала монолог Анжела и сразу обратилась к Молокову - пойдем, лучше я покажу тебе квартиру. Тот встал и послушно двинулся за ней, потоптался на пяточке прихожей, заглянул в спальню, потом в гостиную.
- А мебели у меня еще нет - я не обставилась - разводя руками, покаялась хозяйка.
Квартира и вправду стояла пустоватой. Широкая кровать, шкаф, телевизор в спальне и обширный надувной матрас с парой стульев и музыкальным центром в гостиной составлял весь ее интерьер.
- Здесь только самое необходимое предупредила Анжела - Мы с папой ждем поставки из Италии, чтобы вся мебель была в одном стиле, и в гостиной, и в спальне, и в кухне. Когда завезут, тогда все, что здесь есть, я на дачу отправлю.
- Будет повод тебя еще раз навестить - галантно предположил Молоков
- Музыкальный центр у меня есть - улыбнулась Анжела - это вещь первоочередной необходимости для одинокой девушки.
- А презервативы? - оказалось, что Виталик последовал за ними в гостиную.
- Давай мы с тобой потанцуем - не ответила Анжела на бестактность и за руку ввела Молокова в гостиную. Они остановились в центре комнаты.
Молоков не издав ни звука, положил ладони на талию хозяйки.
- Виталик, нажми на кнопку "плэй" пожалуйста - легкомысленно попросила Анжела.
Через продолжительную наполненную негодованием паузу из музыкального центра полились политические голоса. Невидимые мужчины и женщины со знанием дела обсуждали сложившуюся на момент обстановку, поминутно употребляя слова "демарш" и "эскалация".
- Ой, это не магнитофон, это радио - рассмеялась Анжела, но не дожидаясь другой музыки, начала поводить бедрами. А Молоков, уже и не принадлежа себе полностью, немного расслабился, стиснул ладонями складки плоти на боках партнерши, как вдруг к ним вплотную приблизился Виталик.
- Ты когда домой уедешь - грубо, без экивоков поинтересовался он у Молокова.
Партнерша перестала водить бедрами, и пальцы кавалера рефлекторно разжались. Повисла следующая напряженная пауза.
- Вот сейчас еще выпьем и решим - нашла выход из ситуации Анжела.
- Они, - она кивнула на музыкальный центр - как раз закончат свою говорильню.
- Легче канал переключить - заметил несколько раздраженный Молоков.
Снова двинулись в кухню.
Виталик не говоря никому ни слова, мрачно налил себе рюмку водки и мрачно выпил. Молоков покосился на бутылку виски, но положил себе салата с крабами.
Пока он жевал, остальные молчали.
- Вы видели вчера по телевизору передачу "Квартирный вопрос" - первой не выдержала Анжела.
- А телевизор мы не смотрим. Телевизор смотрят только обыватели, - плавно как лодочка плывет, поделилась Любовь убеждениями мужа.
Но Анжелу не так легко было сбить:
- Там показывали чудненькую квартирку.
- Какие квартирки? Пора о душе подумать, толстуха - отвлекся от стопки Виталик.
- Уж лучше ты мне этого не говорил - впервые за вечер разозлилась Анжела.
- Говорил не говорил - Виталик неопределенно пожал плечами, то ли в знак примирения, то ли сразу забыв о чем говорил.
Молоков положил себе салату "Оливье".
Ужасающе громко тикали часы.
- А Виталик кто он - улучив момент, шепотом поинтересовался Молоков.
- Да, учился один с нами в школе на пять лет старше - коротко объяснила Анжела
"Школьный роман" - глядя на Любовь, сообразил Молоков. Но своими соображениями ни с кем не поделился.
Виталик поднял голову, прислушался к популярной мелодии группы "Машина времени", сменившей, наконец, излияния политиканов.
- А я слышал, что они еще в школе свою группу организовали - поделился Молоков сплетней из жизни звезд.
- Мы в школе тоже создали группу - откликнулся Виталик, - и играли мы лучше; и тексты у нас были с большим смыслом.
- Танцевать лучше под музыку без смысла - хихикнула Анжела. - Пойдем, Люба, потанцуем, а то мы все сидим и едим. Вы, - она обратилась к невольным собеседникам - кстати, тоже приглашаетесь.
Виталик опередил Молокова в гостиной. Молоков как-то не ожидал такой прыти.
- А сейчас я с тобой потанцую - Виталик обнял Анжелу за плечи.
- Разрешите и вас пригласить - Молоков в свою очередь немедленно обратился к Любови.
- Нет, я плохо танцую - совершенно серьезно покачала та головой.
- Это дело нехитрое - возразил Молоков.
- Ну, тогда, давайте - согласилась Любовь.
Они совершили несколько движений под грустный блюзовый напев.
Молоков горячо дышал Любови в шею и чуть не касался губами матовой кожи. От кожи пахло парным молоком.
Когда песня закончилась, раскрасневшаяся Анжела увела подругу попудрить носик.
Как только они вышли, Виталик немедленно подступил к Молокову. Он уже не совсем твердо держался на ногах и старался смотреть сопернику прямо в нос.
- Ну вот ты - Виталик раскачивался и пытался попасть в грудь Молокову указательным пальцем - ты неинтеллигентный человек. Что ты здесь делать можешь?
Молоков неловкими судорожными шлепками отводил руку Виталика.
- Что делаю, то и должен - вполне просветленно отвечал он.
- У меня знаешь какие были возможности, когда я школу закончил? - как-то невпопад спросил агрессор.
Молоков уже догадался, что тот наверняка пьян, но честно признался:
- Нет.
- Нет? - почему-то удивился Виталик, потом вспомнил, как-то потерянно махнул рукой и тоскливо продолжил:
- Я и пел я рисовал, я песни писал, повести, а потом перестал. Все из-за баб. Съест она меня. Такой у нее характер. Она как асфальтовый каток.
- Любовь съест? Не заметил ничего особенного - удивился Молоков.
- Я тебе сейчас рожу набью - неожиданно предложил Виталик.
- Сам получишь - осторожно предупредил Молоков.
- Ну и почему ты, мерзость, не читал Довлатова? Ты мне весь вечер испортил своей тупостью - с не до конца использованной в предыдущий раз болью продолжал несвязный монолог Виталик.
На счастье Молокова его отвлекла появившаяся из ванны Анжела. Она взяла гостя за локоть и утащила на кухню, и хотя Виталик еще какое-то время оставался совсем один в пустой комнате, оттуда продолжали доноситься его слова вперемешку с вновь начавшейся радио - передачей.
- Смысл не в силе. - уговаривал себя муж генерала. - Смысл в том чтобы не крутиться все время в одном и том же.
- При всей массе революций и мятежей, - успокаивало его радио - при ВНЕШНЕ тотальном смене режимов, менялся только имидж, а не суть.
- Когда от книжек, когда ты силен своим подлинным, - не успокаивался Виталик.
- У нас НИКОГДА не было демократической революции, с утверждением прав и свобод личности как основы - не соглашалось с Виталиком радио.
На кухне пунцовая Анжела, которую сейчас не спасла бы никакая пудра, присела к Молокову на колени.
- Обычным девушкам приходится предпринимать усилия, чтобы понравиться, надо постоянно быть на коне, в ударе - заявила она.
- Ты необычная - от благодушия Молокова в комнате сделалось жарко.
- Нет я обычная - кокетливо настаивала Анжела..
В дверном проеме закачался Виталик:
- Уж какая ты обычная под любого ляжешь.
- Ты ее не оскорблял бы - упиваясь своей смелостью, одной рукой удерживая девушку за бедро, Молоков накатил себе полстакана виски. Выпил. Потом ссадил Анжелу с колен. Поднялся.
Виталик повел мутным глазом в его сторону:
- У нас на Преображенке таких как ты малолетки на четыре кости поставят без разговоров
- Ничего нет замечательного - привел довод Молоков - Я когда был в из возрасте - тоже был беспредельщик - тоже мог в историю вляпаться - представления не было глупый был.
Виталик осклабился, не веря.
- Ты не думай, я карате занимаюсь - набычился Молоков - меня в нашем районе очень боятся.
В доказательство он показал кулак, а потом для убедительности закатал рукав и напряг бицепс.
- Такие как ты у нас на Преображенке ларьки из автоматов расстреливают - под воздействием демонстрации силы переменил свое мнение Виталик, - Но я найду на тебя управу - он отступил к вешалке в прихожую, и принялся наматывать шарф и одновременно засовывать ногу в женский полуботинок - я до самых Люберец сейчас доеду, а привезу на тебя управу.
- Иди, иди только вместо своих корешей моих не приведи - привычно холодея от перспективы быть побитым, а то еще и чего похуже, но чувствуя как страх под действием благородного алкоголя замещается куражом, посоветовал Молоков.
- Все твои друзья - пидоры - откликнулся Виталик.
- Я тебя сейчас сам, сейчас здесь, своими руками - рванулся к обидчику Молоков. Толкнул в грудь. И так уже слабо держащийся на ногах Виталик не удержался и сполз по стенке, увлекая за собой пальто и шляпы. Вероятно встряска ускорила химические реакции в его организме, он не издал не звука, сидел в ворохе одежды, как птенец в гнезде и тупо глядел на женский полуботинок, который не лез на левую ногу, потому что был правым.
- Ты иди, приляг, - не выходя из кухни, посоветовала мужу дочь генерала - а то уйдешь сейчас и потеряешься.
Виталик не пошевелился.
- Ты выпил, у тебя же совсем глаза слипаются - привела следующий довод Любовь. Виталик послушно качнулся, поднялся и без дальнейших слов повернулся к спальне.
- В квартире только одна кровать и матрас в гостиной - предупредила Анжела.
- Я на матрасе не лягу - заявила дочь генерала - иди Виталик на матрас, ты сейчас где угодно заснешь. Виталик послушно развернулся и направился в гостиную.
Молоков даже с каким то сожалением о несостоявшейся драке вернулся к дамам.
- Твой благоверный наверняка ляжет поперек матраса - никто больше не уместится - задумалась Анжела - придется нам троим как-то в спальне перекантоваться.
- Уже поздно. Я спать хочу - известила всех видимых и невидимых посетителей кухни Любовь.
- Да всем нам пора прилечь - заторопилась Анжела.
Двинулись в спальню.
- А он что же тоже здесь будет спать? - Любовь смотрела на Молокова, как будто только что его заметила. И такое искреннее удивление прозвучало в этих словах, что Молоков не удержался, подошел и крепко поцеловал ее, сам удивляясь своему порыву.
- Я прилягу на самый краешек - уверил он.
- Да ладно, какие новости - пожала плечами Любовь - ложись где хочешь.
Она открыла дверцу шкафа, стала снимать с себя кофту, юбку, колготки, осталась только в лифчике и трусах. Молоков подумал, что фигура у нее лучше чем у Анжелы, домашнее что ли
- Мужчина, я вас стесняюсь - с очарованием маленькой девочки, стараясь отвлечь внимание Молокова на себя, просюсюкала Анжела. Стремясь произвести впечатление, она стянула с себя колготки вместе с трусиками. У нее оказалась на удивление розовая попа.
Выключили свет, легли, заговорили о Виталике.
- Он у меня бутуз - с нежностью поведала Любовь, гладя Молокова как кошку - как напьется сразу в драку.
- Это свинство другим отдых отравлять - прерывистым голосом заявил Молоков. Правой ладошкой он гладил Анжелу по голому бедру, а пальцами левой забирался ее подруге в лифчик.
- Он даже с папой пробовал драться - вздохнула Любовь - было очень смешно.
- Смешно - согласился Молоков.
- А получит в лоб и успокоится.
- И успокоится - эхом откликнулся Молоков, который не умел как Цезарь заниматься несколькими делами сразу. Вместо того, чтобы поддерживать беседу, он рассеяно оглаживая на удивление розовые ягодицы Анжелы и грудь жены Виталика и прикидывал как продолжать чтобы не портить дело преждевременной смелостью

* * *
Виталик прислушивался к скрипу и смешкам и соображал происходит такое с ним на самом деле или только кажется. А если не кажется, то как это может происходить именно с ним. Еще он думал как убьет жену с Молоковом. Что делать в такой ситуации с Анжелой Виталик не знал. Молокова он презирал. Жену боялся. Даже не жену, а то что случится с его жизнью, если он сделает ложный непродуманный шаг. Этот житейский испуг въелся в Виталика как моль в костюм из английской шерсти. Где-то на подкладке раздумий прочно, привычным темным пятном присутствовал тесть-генерал. Тупой и жестокий. Для примирения правды жизни с собственным Эго Виталик обычно представлял отца Любы, сидящим на лошадке-качалке с детской сабелькой в руке. Но сейчас даже в этом юмористическом виде старый вояка не терял ни грана потенциальной угрозы.
Кроме того может она и не с Молоковым.... А если Молоков не с его женой, а только с Анжелой....
Виталик совершенно протрезвел от забот. Плюнул. Пусть эти дуры делают, что хотят. Заснул, потому как спать ему действительно хотелось.

* * *
Анжела прислушивалась к своим ощущениям, но тело молчало или вернее чуть ощутимо, как птичка, трепетало в области живота. Было приятно, но не слишком, совсем не так как пишут в дамских романах. "Нет опять не то, не он, - решила она - хотя с другой стороны...
Любовь же полностью погрузилась во что-то неясное бесформенное теплое. Она не знала думает она, что спит, или уже спит по-настоящему. По правде сказать, такое частенько случалось с ней и наяву.
Засыпал Молоков покойно, с какой-то даже благодарностью к Виталику. Угроза быть побитым и отправленным домой на машине скорой помощи или провести ночь в обезъяннике в качестве пьяного дебошира прошла мимо как грозовая туча.
Мир пришел в стойкое равновесие. В окно заглянула полная луна.

* * *
Проснулся Молоков в одиночестве. С кухни доносились бойкие утренние голоса.
Женский:
- Сейчас вернемся и ты посидишь с ребенком.
Мужской:
- Мы же договаривались, я же за две недели тебя предупредил, ты же обещала, я с ребятами условился.. Она же уже совсем взрослая девочка.
На этом разговор резко прервался.
Молоков спросонья прикинул, где он находится и кто эти люди, вспомнил и ему стало неловко.
Молоков недобрым словом помянул водку, которая вынудила его действовать прямолинейно, без оглядки.
"Интересно заснул этот ненормальный или нет. Подождал бы я минут 15, пока этот чокнутый точно заснет, и теперь совсем по другому себя чувствовал, - представлял Молоков иное развитие событий.
Но из песни слов не выкинешь.
Так он и пролежал минут пять с закрытыми глазами, коря себя то за недальновидность, то за чувствительность. Пробовал разозлиться на Виталика, который вроде и сам виноват, и вынудил своим снобизмом и нападками, и не смог.
- Ага проснулся, спящий красавиц - Анжела впорхнула в спальню, широко улыбалась. Подошла и нежно погладила Молокова по щеке. - Идем завтракать. Я вчера напилась, что было не помню.
- Ничего не было - уверил ее Молоков, шаря одной рукой под кроватью в поисках одежды.
Когда Молоков вошел в кухню, жена Виталика кивнула ему медленно, будто с трудом припоминая. Сам Виталик не обратил на Молокова никакого внимания. Он был трезв и трепетно деловит.
- Я посижу с Марианной до 16-00, а потом пойду на встречу с моими, - обратился он к жене.
Та ничего не ответила.
Молоков посидел за столом, поводил ложечкой в чашке с чаем. Из музыкального центра лились вчерашние политические голоса.
Глядя на эту будничную суету, на бледные лица людей, которые еще вчера казались ему такими яркими, Молоков силился отыскать хотя бы след вчерашнего праздника. Ему было неприятно то невнимание к его персоне после всего того, что произошло так недавно. Он то ли уже разумелся сам по себе, то ли был совершенно незначителен.
- Пустота - печально думалось ему - пустота. Все это как то не нужно и жаль.
Молоков загрустил, встал и пошел в прихожую одеваться.
- Ты не останешься? - удивилась Анжела.
- До свиданья - спокойно попрощалась жена Виталика.
- А Довлатова все-таки почитай - вместо прощания посоветовал сам Виталик. Он любил, чтобы за ним оставалось последнее слово.
Молоков не сказал ничего. Вышел.

    ..^..