1.
Здесь думают, что прошлое прошло.
Здесь молятся с ухмылкой плотоядной.
Здесь русскую иконопись прожгло
предчувствие судьбы невероятной.

Судьба не задалась: сорвался клёв.
На папертях торжественно и пусто.
Но – даже изувеченный! – Рублёв
есть лучшее в истории искусства…

2.
О чём тоскуешь, дурень-борода?!
Пролистывай последнюю страницу –
и позабудь про эти города.
Россия переехала в столицу.

Напрасно кони мечутся в узде!
Их тяжкий бег – всего лишь гонки с тенью.
Звенигород – и далее везде –
бессмысленная ода запустенью…

1994

Среди казённых шуточек и мата,
как выболевший нерв напряжена,
стояла во дворе военкомата,
не знаю…чья-то мать (сестра? жена?),

ломая пальцы, плакала руками –
и не было страшнее этих слёз.
Немая боль плыла над ней кругами.
А рядом – военком – тако-о-е нёс…

2001

Под тусклым северным сияньем,
через века, через года,
бредут уныло россияне,
забыв откуда и куда.

Тяжёл наш путь. Тяжёл наш запах.
В каких потёмках мы шуршим!
«Так жить нельзя» -- бормочет Запад,
а мы живём – и не жужжим.

Идеологию бы нам бы –
никто, мол, русским не чета!
Нам сразу стали бы до лампы
и нагота, и нищета.

А так – кругом одни проблемы:
с зарплатой, армией, жильём…
Вот удивили бы Рабле мы!
Но…как умеем, так живём.

Воруем. Боремся с клопами.
Сосём дешёвый барбарис…
Довольны русскими лохами
и канцлер Коль, и царь Борис.

1998

Надорвался прежний Старший Братец.
Разлетелись сойки и дрозды.
Хмурый бледнолицый ленинградец
подхватил упавшие бразды.

Вот он, скрытен словно росомаха.
Цепкий взор из-под тяжёлых век…
Человек без русского замаха.
Сверхрациональный человек.

Этот повар сбацает нам ужин!
Впрочем, зря тоска меня сосёт…
Может быть, такой и был нам нужен?!
Может быть, хоть этот нас спасёт?

2000

Всё правильно. Лишения. Нужда.
Скитанья. Грозы.
Рентабельность поэзии чужда.
Она для прозы.

А здесь – гроши, здесь быт невыносим,
дым коромыслом…
Но – только так! И Боже упаси
жить здравым смыслом…

1997

Не пишется. Ну нет в душе огня.
Болеет дочка. Денег маловато.
Заботами сегодняшнего дня
обложен я как будто стекловатой,
как будто в землю заживо зарыт
по некоему щучьему веленью.
Нет, всё-таки поэзия и быт
несовместимы по определенью…

1998

Жить по-русски. Слепо. Неумело.
Путаясь в страстях неутолимых.
Не начав – бросать любое дело,
и не кончив – покидать любимых.
Пить вино, хмелея от закуски,
буйствовать растерянно-плечисто…
Жить по-русски. Просто жить по-русски.
Немощно. Невесело. Нечисто.

1998

Живём, дружище…Крутимся. Скрипим.
Стареем. Балансируем на грани.
Реальность как феллиниевский фильм
мелькает перед нами на экране.

А мы зеваем, чёрт бы нас побрал.
Следим вполглаза, слушаем вполуха.
Переключил бы кто-нибудь канал!
Чтоб вместо этой плесени – порнуха,

чтоб свежий ветер, чтобы счастье в дом,
чтобы мурашки бегали по коже!
Да видно, брат, изюминка в другом…
Обнимемся! Мы так с тобой похожи –

и мыслями, и сердцем, и судьбой,
и всем, что есть у русского Емели…
И даже тем, что в жизни мы с тобой
ну ни черта, братишка, не сумели.

1996

Взорвётся солнце в небе голубом,
нахлынет нечто жаркое, большое –
и всё непостижимое умом
мгновенно прочитается душою.

Потащишься к родителям, к семье,
завоешь от горячей детской грусти –
и даже безразличие к себе
(как почечная колика) отпустит…

2004

…а можно так: как должное, как крест,
нести сомнений тягостную тушу,
помногу раз (как некий палимпсест)
перетирая собственную душу:

не митингам а мистикам внимать,
презрев законы логики формальной,
и – обрести спасительную гать
в российской безысходности фатальной.

(Ведь можно так?!) Чтоб – как ни ловок бес,
дурачащий нас вновь, и вновь, и снова –
суметь сквозь гул словечек и словес
услышать необъезженное Слово,

суметь (пускай во сне, пускай на миг!)
окутаться внезапным озареньем –
чтоб разорвалось Слово-динамит
мелодией, цветком, стихотвореньем,

чтоб дёрнулась последняя черта,
и где-то скрипка задохнулась в плаче…
Ведь можно было так!! А ни черта…
Всё по-другому. Всё совсем иначе.

1994