Подстрочник 

"Линолеум, ламинат, ковролин..."
"В сущности, ты постоянно один..." -
в доме и варежках из цитат,
связанных полстолетия назад. 

- Эй, молодой! Ну куда ты идешь?
Попридержи вдохновенную дрожь -
скоро откроют туалет...
Слышит ли он меня или нет, 

когда, поплевывая на гололед,
нагибается под веревкой, ждет
манны и сосулек с небес...
С матом дворника или без 

привокзальная лавка - приют голубей.
Все мы одних голубиных кровей.
Сизую голову задеру,
крошку схвачу да слова подберу! 

    ..^..




* * * 

"Не то, чтоб разумом моим я дорожил..." 

Пить ветер и вино - на выцветшей скамейке.
Горланят воробьи... И хриплый клекот свой
примешивать к весне, которой не заменят -
ни холодок утрат, ни воля, ни покой,
ни прочие азы размеренного пульса.
Шататься до утра, хлебать общажный квас...
Лей, Вовка, до краев! За тех, кто захлебнулся
досрочной тщетностью... И безрассудство фраз
о вечном и пустом - случайной незнакомке...
(О чем лепечет, пьянь, надеюсь, не маньяк...)
Махать руками вслух и улыбаться, так -
то ни к лицу, а то ни к городу, и с ломким
смешком - сквозь вой и смерть несущихся машин -
брести под вымпелом распахнутой ладони -
к горящему стеклу, коре берез, бездонной
реке пустынных лиц и одиноких спин -
блаженным и простым... А потому - счастливым. 

    ..^..




Личная эра 

Пьяная нежность - наследница слов.
- Брат! Я люблю тебя... - Шаткостью рукопожатий
и неразборчивым бормотанием объятий...
Цокайте языком, нищеброды
многожеланной свободы!
Мамонты в курсе, что на дворе -
пусть и клонируют нейтрино в ядре -
эпоха слонов. 

Выглянув из одиночки
робости-гордости и многодетной строчки, -
welcom to! - сточенная до междометия западня,
полная кухонным долголетием,
ржавчиной телеуказки
после работы, криком "налейте
пива!", и по часам расписанной ласки
воскресного дня... 

Критики, дайте мне зарифмовать
"ждать - помирать", а "искать - выживать" -
липкие глаголы на -ать
неудержимо тянут в кровать...
Сменим пластинку! За рисовым коньяком,
день ото дня уменьшая дозу,
что остается? - Не сдерживать слезы,
посекундно рискуя виском. 

Свежесть врывается в першащее горло,
перепевшее гремящий зал
душной кафешки. Так впервые сказал
один другому звериный, голый
пращур, вылезший из пещеры
несколько тысячелетий назад:
- Брат! Я люблю тебя, брат! -
установив тем самым новую, личную, эру. 

    ..^..




* * * 

И опустилась ночь
на цепи редких фонарей,
и губы чудака уже сложились
в подобие бессмысленного гимна,
и у подьезда с молодецким матом
два кореша лупили третьего
об стену. Все - пьяные. 

    ..^..




* * * 

Как дымчатая кошка покоряет
умолкший ясень!
Явно не сезон - и вьюга
морозит уши, и снежинки
садятся на усы, и коготки
скользят - того гляди...
Узнать бы в ней себя... 

    ..^..




* * * 

Половодье на Юхоти.
Грешный апрель жарит лужи и веки
на левом ее берегу. А напротив -
щетинится ельник,
полный вечноянварского снега.
И меж этим и тем лодочка
вьется через пороги жизни... 

    ..^..




Двое 

Они сидели в одном трамвае -
девочка с матовыми глазами,
некто в плаще на оба крыла -
и глядели в окно. Вокруг гремели
"Ария", колеса и двери,
и всех одна дорога вела. 

Деревья - туманные часовые
жизни - скользили сквозь дождевые
струи в этот полночный час,
озаренные фонарями...
И большего в закругленной раме
не различил бы никто из нас, 

а те смотрели, не отрываясь,
и на глади медленно появлялись
их лики. И капли текли по ним -
когда он поднялся и как-то боком,
поручень зацепив ненароком,
вышел, оставив полупустым 

салон. А через две остановки
девочка в промокших кроссовках
выскочила в пустынную дверь...
В тишине трамвайного парка
два отражения светят из мрака
и улыбаются - друг другу. 

    ..^..




* * * 

Олегу Горшкову 

Как выразить ее?! Не задохнуться
случайным откровением, а с ним -
бессилием внимательности куцей
и слогом, что слетел, неисправим...
Сквозь розовое небо декабря,
желтеющее в плавном измененье
к сиреневому - там, где в сонной лени
склоняется прозрачная заря, -
цветут, сливаясь, тополя. Их ветки,
все до единой, - в инее! И он
так ослепителен, что день осеребрен,
Нет, соткан! Нет... Ущербны все ответы...
Но - сыплется, и тает паутина,
к полудню будет всё не так, не то!
Накинутое впопыхах пальто,
скрип башмаков - на узенькой тропинке,
и - безъязыкий мир. Он немотой
своей так искушает очевидца,
что тот скользит, не разбирая лиц за
предложно-прибежательной мурой...
Гремят трамваи. Полыхает солнце,
удваиваясь в глянцевом щите.
А человек кривится и смеется,
блестя слезой, замерзшей на щеке. 

    ..^..




* * * 

Ты счастлив - жить? Задать вопрос
и отвечать - сосновой чаще,
где ствол скрипит, и воздух слаще
любого слова, и пропащим
упасть, скатиться под откос
и не ругнуться. Сделать вдох
и рассмеяться - прямо в мох,
ловить, пока хватает зренья,
мельчайшей жизни треволненье
и постигать, что значит Бог.
Где муравей скользит в обнимку
с добытой у корней пылинкой,
на пне - на праздничном столе -
разломанный дорогой хлеб
сложить, сдвигая половинки...
В объятиях желанной муки
запоминать цвета и звуки -
смолу, сердитого шмеля...
Пьянеть... И вот уже, шаля,
вновь изучать свою науку
блаженной детскости, спеша
принять негаданную милость -
капустница с небес спустилась
и, усики сложив, умылась
у спящего карандаша! 

    ..^..




Россия 

Из любви да из нефти
татарская эта река,
обожженная мартовским солнцем.
То ли - льдины трещат, то ли - тройка несется,
а не то - разбойник, осатанев
и забрав стыни в грудь, свищет через века,
и, пугая бетон, хриплый гимн раздается -
от Анадыря и до Геленджика. 

- Эй, Пахом! На рыбалку пойдем. -
И Микула с Ильей, выдыхая сивуху и мат
вдоль плетней, сходят к Волге.
Черен лед, и следы проступают на нём.
Под кирзой начинается шепоток, а потом -
воронок да молчок, повторенный стократ...
И легко, безо всякого толку
над рекою висит колокольный набат. 

- Что, Иваныч, нехай? - Ишь, клюет... -
Треск. И лед
кандалами спадает с яснеющей глади.
Вместе с дохами, буром, наловленной рыбой,
выдыхаемым паром, ракетами, дыбой, -
безразличных на льдине влечет,
и они хмурят бровь на вселенском параде,
ищут место, где толше, и веруют, что пронесет. 

И - проносит. Дивятся на чудом живых
корабельные сосны,
и глухарь на току попритих.
В жестком волчьем зрачке -
мокрой вьюгой засеян откос
и железнодорожный курган вдалеке...
И усмешка решает кроссворд из вопросов.
Кто составил его? Где ответы на них? 

А в газетном столбце - ерунда. Некролог да елей
обитателям наливальных полей,
и тарифные ставки...
Оглянись поутру на прокуренный дом
ста звонков и знакомых, забитые ставни...
Всё - пурга. А за ней
тот же голос зовет: - Эй, Пахом!
На рыбалку пойдем... 

    ..^..