I За час - от солнца полный перепой. На пляже, словно в школьном коридоре после звонка - играющее море вбегает в бухту пенистой толпой. В пещерах рокот-всплески, рыжина источенного камня, блеск слюды. Крик падающей чайки, шум воды. Фракталь прибоя вяжет кружева... И лето к горлу - радостный комок - подкатывает... Впору заорать. Свидетель счастья, белая гора на том краю залива, словно бог какой-то местный, так же опоён дрожащим солнцем - чаша велика. Размер его глотка (уж пьем, так пьем) определяют в небе облака. А над Тирренским морем наверху - спрессованные битые тарелки, раскидистые пинии и белки, раскидывающие шелуху. Пора к обеду! Надо закусить. На роже красной, словно рак - блаженство. В тарелке тоже рак - все в совершенстве, в гармонии. И некуда спешить. ..^.. II Когда летишь на поезде без памяти и совести, а слева море прописью, а справа горы грозные, а сверху солнце просится и ломится бегом... И все вокруг проносится: гремят обрывки повести под золотыми соснами, усыпанные козами - то зелено, то розово, то радостно кругом! Когда листаешь книжицу, а светотени движутся, и солнце в небе кружится, и впечатленья нижутся, и непрерывно кажется, что рай не за горой. Что он не за парижами, К нему гораздо ближе мы - он коротко постриженный и в куртке цвета рыжего с улыбкою бесстыжею - лирический герой. ..^.. III Сквозь меня летят лимоны, проливают тьму тоннели, синие проходят горы, протекают акварели. Неодетые листвою дымные дубы, платаны. Я киваю головою, я вздыхаю непрестанно. Сквозь меня за пустырями тростники летят сухие, переезды с фонарями, мотороллеры лихие, серебристые оливы, золотистые мимозы, пролетающие мимо моего электровоза. Проплывают без ответа, исчезают без вопроса. Я качаю головою, я вздыхаю непрестанно, оставляя за спиною полусон за полустанком и квадраты винограда с неожившею лозою, что белеющая strada прорезает полосою. Зеленеющие холмы, выцветающее небо, эти пинии под солнцем и синьоров загорелых, эти речки, эти горки, эти домики с лесами, где увешаны балконы под завязку простынями. Оставляю за спиною, пролетая вверх корнями. ..^.. IV Что бы ни строил Рим, получается холм с руиной. И если идешь за ним, он уводит тебя по длинной (лунгара, корса, джулия...) улице в тишину, которой никто не нужен. И где ты идешь ко дну, ступив в небо ногой как в лужу. Что бы ни делал ты, не ожидай вниманья: небо - лишь край плиты, камни - для покаянья. Ты и можешь всего - принесть пару слов ему на обнову. В сущности, он и есть лишь камень, небо и слово. У тебя лишь один шанс сказать то, что сказать должен. И ты впадаешь как Тибр, в транс, досуха обнажив ложе. И бормочешь, теряя смысл: палатин, капитолий, оппий... (небоём от воды провис, снизу выросший лес копий) эсквилин, авентин, ватикан, квиринал, целий, яникул... (заворочался великан, каменной загремел веригой, тяжело высоко вздохнул, разминая сады, огороды) Пенью птиц предшествует гул. А Риму - его природа. ..^.. V Маргарита, разбери-ка этот маленький кроссворд: мы живем с тобою в Риме возле пьяццы Барберини, и палаццо Барберини - это наш домашний двор. Маргарита, посмотри-ка: в этой маленькой стране даже камень вяжет лыко, не сказать ни слова - дико, если граппа - то barrica, если veritas - в вине. Маргарита, сердце Рима подари мне, говори о возвышенном и страстном: он в плаще с подбоем красным, в сером камне не погасли угли тайные зари! Маргарита, повторима вся история в словах: над тобой летают пчелы, Палатин не будет голым, нам, живым и развеселым, он постелен в головах. На лужайке маргаритки, апельсинов полон рот, все жуют-плюются: горько. Будто свадьба, будто столько эти солнечные дольки лет не пробовал народ. Dolce vita! Маргарита - имя слаще всех имён. По холмам весной объятым, от отеля до заката я летаю - не крылатый, но тобою окрылён! ..^.. VI "Nel mezzo del cammin di nostra vita..." - "Земную жизнь пройдя до половины..." "L'amor che move il sole e l'altre stele." - "Любовь, что движет солнце и светила." (Dante Alighieri, 1265-1321, Divina comedia) Nel mezzo del cammin di nostra vita... Три дня с весенним Римом перевита, как две лианы, наша жизнь была. Как сок из материнского ствола, перетекало в нас живое кьянти. Мы ели минестроне не веранде, где солнце разгоралось из угла, где каждый камень - основанье вере. В столовой Рима, милом Трастевере, уснувшая Цецилия лежит - под белою накидкой чуть дрожит, сложила пальцы тем, кто понимает, и дух ее над трапезой кружит и ангельскому пению внимает. Посередине Рима, на холме Яникул - забываешь о зиме и городе далеком Санто Пьетро. О, сколько здесь квадратных километров высоких сосен, света и садов! Раздетых бегунов и просто лета в траве и в желтых крапинках цветов! Посередине жизни сладок сон о том, что лето, в общем, бесконечно. О том, что еще можно жить беспечно, что в голове - и пустота, и звон; и солнце в небе, и вино в стакане... Возможности теснят со всех сторон и в небе пролетают облаками. Рай - это остановленное время. И не случайно его место в Риме. Еще не знаешь своего креста, но если можешь, надо петь с листа - без памяти, хватая на пределе природу счастья - ту, что так проста: l'amor che move il sole e l'altre stelle. ..^.. VII Дождь на площади Испании. Ни души. Лодка фонтана болтается на приколе. Брюллов достает цветные карандаши и рисует людей. Много. Как когда-то этюды в школе. По виа Систина к лестнице идет Николай Гоголь. В глазах его многолюдье. Вот эта красавица в предместье расцвела - может, синьор художник возьмет ее к себе в студию? Синьор улыбается. Брюллов подрисует вмиг неуверенное скольжение взгляда за край картины - Гоголь подозревает, что у него есть двойник, но думает о Всевышнем, и - тяготится рутины. А в кафе Греко из прожаренного зерна люди-пингвины делают просто счастье. И Россия, несуществующая страна, выдумка Гоголя, здесь не имеет власти. В мастерской у Брюллова снегом забитые рты озер и спеленутые туго рощи России - это сплошь загрунтованные холсты (в век модернизма художество станет проще). 138 ступеней твоих, Скалината, пусты. Дождь поднимается вверх и уходит гулять на Пинчо. Нету людей - нет и страстей. Остыв, оглядываю площадь, приглаживая ее до китча. ..^.. VIII "Sancta mater, istud agas, crucifixi fige plagas cordi meo valide" - "Святая мать, сделай так, чтобы муки распятия вошли с силой в мое сердце" (Jacopone da Todi, 1230-1306) На гравюры Пиранези я смотрю под Перголези. Stabat Mater Перголези, часть девятая, дуэт. Где контральто и сопрано, завивая воздух пряно, через струнные упрямо разворачивают свет. Как прекрасен Пиранези с измененной перспективой! На его гравюрах - Рима проступает соль и кость. Как трагичен Перголези, что в своей последней песне, обе руки сведши вместе, он потом развел их врозь. Stabat Mater Dolorosa, у меня на сердце слезы, а в крови такие розы - им так тесно там одним! Сделай так, чтобы распятье сквозь мои прошло запястья. Сделай так, чтобы обнять я мог прекрасный этот Рим! На гравюры Пиранези я смотрю под Перголези Одному пятьдесят восемь, а другому двадцать шесть. А контральто и сопрано сострадают тем, кто рано или даже страшно рано обнял свой высокий крест. ..^.. IX Смерть - это каждый раз разрыв. А в Риме вовсе нет разрывов. И каждый умерший здесь жив. И все пространство тоже живо. На холм торопится стена. И лестница с одышкой прётся. Плита очнулась ото сна. И арка нежится на солнце. Куда-то камни собрались по старой Аппиевой вые. Колонны стертые взвились как будто вышки буровые. Как будто тьмы фонтан - сейчас, еще немного - в город хлынет. Но нет, горит природный газ стволами на закате пиний. Разрывов нет, поют коты, соединяя время оно с тем жалким тазиком воды, войти в который нет резона. Вот этот Тит, а тот Марцелл, а этот Гай с военной славой: железный взгляд, тугой прицел и власти дар над всей оравой. Глазами римлян в темноте среди кустов на Палатине или у Брута на хвосте, там, в портике, на Арджентине - поют коты, идут коты. Какие стройные когорты! Орлы на палочках. Блестит Оружие, сияют морды. Где нет разрывов, смерти нет. Не прерывайся, праздник Рима! Зови на свадьбу, на обед, гуляй, люби и будь любимым. ..^.. X Полетели к северу - на галерку глобуса! Кругом колизеевым горизонт нагорбится, море заовалится, затрепещет солнечно, на куски развалится облачные. Купола барочные, световые лестницы, картуши-пирожные - продолжают грезиться. Без лекала линии, красота без пошлости... Борромини, выпей-ка, коньяку без пошлины! Полетели к северу, там к собору Смольному - помогать Расстрелли с колокольнею! Золотых репейников насажаем маковки - вы же с ним затейники, до причуды лакомки! ...Борромини, рев турбин и лучи косые - cели. Вечер. Salve, Рим. Здравствуйте, Россия. Оставайся в облаках, там твое барокко! Мокрый снег на каблуках, грязная дорога. Март 2005 ..^..
Ссылки: |