Вечерний Гондольер | Библиотека
Евгений Коновалов
Соната праха
Поэма
Е. С. посвящается

Крикну я... но разве кто поможет,
Чтоб моя душа не умерла?
Только змеи сбрасывают кожу,
Мы меняем души, не тела.
Н. С. Гумилев, "Память"
- Здравствуйте, смотрите новости...
- Женька, пошли в магазин...
- За превышение скорости...
- Суточный аминазин...
- Утром. Осколками. В голову...
- Сволочь! Всю жизнь отдала!..
- Видел бы ты ее голую...
- Занят. Работа, дела...

1

Как начать?
Между мной и тобой - пелена
безликой реки,
и она
меняет золу - на забвение,
камни брошенные - на круги...

Или нет...
Стоя на берегу, мальчик ловит следы,
те, которые
в том столетии оставила ты,
и выдумывает истории...

Или так...
На темнеющей в такт
небесам молчаливой реке -
никого. Лишь несколько чаек,
о тебе вспоминая, кричат
на печальном и однообразном своем языке.

Тимофеевка и васильки
знают каждого, бывшего здесь,
не для почестей - не вернуться.
И, сдается, добредший досель
указателям и ручьям вопреки -
третий тост - выпивается весь

и готовится спать. Что еще?
Иногда, под весенним дождем,
превращается в землю песок.
Ошибившись, на нем
распускается тонкий росток -

только сохнет земля. Золотой
и слепящий
лег на волны закат...
Между мной и тобой,
сладко спящей,
нет надежней преград.

2

Душная комната. Кофе.
Холод сна полустертого.
Утихая, тукает кровь, и
на часах - полчетвертого.

Платье на спинку стула
наизнанку наброшено.
Книжка. Загнутую страницу сдуло
ветром непрошенным.

Стены. Лица рисунков -
черно-белое зеркало.
Брови вскинуты струнками,
взор, застывший поверх голов.

Над мостом очертанья собора.
Четверостишие Тютчева.
Север. Гранит. Дыхание моря
в зыби шпиля плавучего.

А рассвет на излете лета
выхватывает помаду с заколками.
Люстру. Диван, укрытый пледом.
Пыльные полки.

Сонно причитает будильник,
И по трубам журчание...
Подступает бессилие
И прощание.

3

Собираться - в некий путь,
на воду сойдя,
добрести когда-нибудь
до страны дождя,

между мирных книжных бед
счастливо прожить...
Но просрочен мой билет,
если не забыт.

---------

Камень. Свист. Сигнальный вой.
Звон стекла
по остывшей мостовой,
ночь сминающей волной
в окна потекла.

Вспышка фар. И мир застыл.
Слепок скул и рук
до захлеба пьет испуг,
и дрожат кусты,
сдавливая хриплый звук.

Час волков сбирает в горсть
слуг отчаянных своих,
сталью укрепляя злость.
Кто из вас - случайный гость,
кто - из них?

Опускает темный меч
ночь.
Открывает желтый глаз
зверь.
Обойденный тишиной -
прочь
убегай и запирай
дверь.

4

Побежали на работу -
солнышко взошло.
В ожидании субботы
время потекло.

О тарифах, о погоде,
о вчерашнем дне...
Одинаковые годы -
датой на стене.

----------

Дрожащий сад туманом и цветами
пронизан и видением разлит,
и брызги падают с листа, и
небо - с собственными снами -
о чем-то говорит

для тех, кого здесь нет. И клонится сирень
в высокую траву
под гнетом аромата,
И переливчатая тень
скользит куда-то
по камышам, кувшинкам на плаву...

Промчался ветер - и исчез...
От той капели
возник мотив... Нет, показалось...
Лучами, шелестом осталась
мелодия завес...
Качнулись... Облетели.

Схватить, вдохнуть, напиться тишиной,
мешая август и апрель!
Но нет, бледнеет... Вновь мираж...
Тропинку за спиной
заносит дней метель.

5

Грязно-белые стены.
Застыл циферблат.
Потемневшие вены
больничных палат.

Грязно-белые стены.
Бессонная ночь.
Полумертвые тени -
уже не помочь.

Замирают шаги среди савана.
В ожидании круговерти
коридоры, плакаты...
- У входа оставлена!
И "душа" - обесславлена
резким запахом смерти.

Не минует. Ресницы устало
упали. Нет! Не смотри на лицо! -
На остывших провалах оскала -
на подмостках - безумье плясало
и затихло судорожным венцом.

Сигарета. Губы - из ваты.
Отключись.
Привидение в белом халате.
Падай вниз.

Кашель. Пальцы трясутся. Погано.
Скинь кушак.
Обнимай, равнодушно и пьяно -
натощак.

6

Слишком просто. Ни слова ни жеста.
Хлеб с водою - молчание.
Всё известно.
Истончается нить.
И желание забыть,
как горчица, - к свиданию.

Это - даже смешно. В предлогах и падежах
заклиная змею, подходить к телефону.
Я готов писать книгу о длинных гудках!
Бесконечных. Внимательных. Злых,
как кольцо Соломона.
Всё пройдет.

Это - даже смешно. "Мне такую-то."
"А она здесь уже не живет.
Где-то с кем-то, не знаю. Едва ли.
Вы, наверное, опоздали."
"Что ж, прощайте."
И это пройдет.
Всё пройдет.

Я не знаю, дано ли об этом в словах?
"Слово - ложь". И не лучше ли - грохот
дискотек, где полуприкрытая похоть
так сладка, и, ....уя,
изучать не выцветший прах,
и науку невинного поцелуя
и т.д.

Я не знаю, дано ли об этом в словах?
С головой окунувшийся в это,
носит больше, чем волен сказать...
. . . . . . . . . . .

Слишком поздно. Пешком по грязи
до ларька. И уже всё одно,
где спасаться от стужи,
если так решено.
Торопливо спускаются жалюзи.
Хорошо, когда свет остается снаружи...

7

Мальчик! Поди, почитай свои рифмы
железнодорожным составам,
жарким рельсам, вагонам да лицам усталым.
И слова и цветы - семенами в бетон
под частушки
да спасительный сон!

С голубиного чердака - до подвала!
Желтолицым богам в оперении алом -
о сияющем небе -
стриптиз в счет вина!
И от кашля дергается пелена...

Мальчик! Видел ли ты,
как сквозь пальцы уходит вода,
и ведет за собой, оторвав от порога?
Как летят с тонкой лилии
лепестками твои города
на хрусталь фотографий -
увядать понемногу?

Что ты знаешь? Наивность и бешенство -
две стороны медяка -
от тепла и покоя копилки.
А вокруг уползающие слегка -
до удара, выдоха или гудка -
миражи. И охотником за початой бутылкой -
терпеливая смерть.

Тише, песня. "Смотри,
вон тот, вроде, неплох?
На коктейль пари, что один... И
было два - станет три.
Что тебе этот лох,
со стихами и без машины?"

Новый день, новый круг.
И ответ будет прежним.
Хор надежных подруг
заменяет надежду.

8

Туманные горы висят надо мною
в застывшем полете...
И пена скользит за ушедшей волною
по рифам далеким...

Слепящее солнце над хрупкою крышей,
над жаром земли той...
Сигара, сомбреро, и скрипом чуть слышным
дыханье обвито...

---------

- Ложь! Валится из рук. Играет ветер
тряпьем на пустыре.
С утра калитка сбита с петель.
Воспоминанием о лете -
осока во дворе.

Темнеют гаражи.
Дым от полуночных костров
последними струями вьется.
И отпечатки шин
поверх босых следов
у обгоревшего колодца,

И детский садик. Надписи по стенам.
Осколки по углам.
Всё - пополам.
И шрамы на усталых венах
не исцелить беспомощным словам.

Довольно поминать.
Я сделал всё, что мог.
Смеяться ли, рыдать -
одно - не в срок.

9

Стой! Не беги...
Кому успеть за поступью твоей?
Как ты печатаешь гранитные шаги
губами матерей,

спадающей листвой,
протяжным криком птиц!..
Острей стрелы, штыка, свинца,
острее лезвия меча -
отточен голос твой,
и ткань непрожитых страниц
рубашкой падает с остывшего плеча.

И хрип сминает тишину.
Но разве можно знать
мне, ноющему рядом, каково,
безмолвием запив вину
дыханья своего,
Прощаться с ним, совсем?..

И - благо, это не дано!
И лицемерьем заклеймен
уходит день, а ночью кровь вернет свои права.
Над тем, что решено, -
сомнение и страх - слова, слова...

Накрытый стол и траур стен,
над грядками пырей, чертополох -
холодное дыханье перемен -
и хлам вещей,
и память, взятая им в плен,
и выдох: "Милосерден Бог" -

над рюмками - длинней
и неразборчивее. За окном скулит
заброшенный щенок...
Скорее бы к концу.
А там - настанут сорок дней,
а там - младенец закричит,
а там - еще венок.

10

Андрюха, наливай стакан, -
здоровье друга моего!
Рассеялся туман...
- Забей!
- Да, ничего.

Как там, по-книжному?
Тем ярче выйдет пир
живых - среди теней,
ушедших в немоту.
Нырнуть в беснующийся мир -
отличный способ поскорей
преодолеть последнюю черту.

Зови друзей, цыган, шутов,
на миг забудем о мече,
качнувшемся над головой.
Последней, может быть, мечте
мы пир беспечный посвятим,
и жажду за ночь утолим
презреньем - над мечтой...

А здесь?
Уже из горла пьют,
и взгляды режут без ножа,
в углу кого-то бьют,
кого-то с улицы ведут,
бутылки - пополам,
и девки скачут по столам,
толкаясь и визжа!

Святые - на подбор!
И пальцы сбиты до крови,
и дружно воем "О любви" -
разбавить разговор.
И смутные колокола зовут
к заутрене.
Или - на страшный суд?

Чума. Конечно, мне плевать.
Огонь уж догорел.
Из чуждых лиц и чуждых тел
нашел я благодать!
- Эй, там! Не надоело умирать?
- Как скучно ты сегодня пел.
- Пойдем-ка, милый, спать...

11

Хлещет ливень за стеклом,
темень - на века.
Вместе с ветками - на слом
память дурака.

В мутном свете фонарей
лиц не разобрать.
Не проси и не жалей,
убегая вспять.

Всё, понятно, имеет предел,
свой черед и свой час,
кто лежал, кто летел -
никого не минует из нас
ни рожденье огня,
ни угли,
ни желанный покой...
В недоступной дали
догорает закат
между мной и тобой.

Золотая птица
по небу плывет.
Человек родится,
человек умрет.

12

Напои меня, осень, холодным дождем и листвой
обними, проводи и отпой
горсть земли под тобой,
очарованную красотой
неподвижной. Прозрачной. Пустой.

Бьется колос под вихрем на залитом поле,
полон тенью грядущих снегов,
одинок...
И уже не чувствуя боли,
рвется высохший стебель
и несется в поток...

Над свинцовой рекой тусклый день исчезает,
и березы свою наготу
запоздалыми гроздьями укрывают
от багровых полос...
И чем меньше до края,
тем полнее высшую немоту
всё вокруг обретает...

Осень! Слов уже, кажется, мало
остается...
И соната - к концу...
Крик последний
над темнеющим причалом
пролетит
и оборвется...

Так легко... Песок да усталость,
верно, вдаль меня понесут...
На двоих разопьют,
что осталось...
На скамейке
у входа в приют...
И уйдут...

Тишина... Тишина и улыбка...
Вот и сон настает...
Как обычно... Ошибся...
Или кто-то поет...
Поздно... Холодно...
Комья бросьте...
Всё... Чем стану я...
Криком чайки...
На погосте...

Вздох.
Молчание.

----------

- Клевую тусу забацаем...
- Нет, у вокзала сниму...
- Данные метеостанции...
- Сколько уже твоему?..
- Слышали сказку об аленьком...
- Дурик! Пусти, я сама...
- Ну, допиваем и баиньки...
- Холодно... Скоро зима.

30 сентября 2002 - 17 ноября 2003.
© Евгений Коновалов