Алексей Остудин
Стихотворения
|
|
-30 по Станюковичу Фелгун-феврун-февраль, ты снова гонишь над родиной воздушные цунами. Спешу на ледокол "Москва - Воронеж" проверенный на вшивость пацанами. Середь лыжни, пробитой “коза нострой”, не место рёбрам пешеходной зебры... Морозом насмерть склеенные ноздри заставят подключить дыханье зебом... Мне предстоит надлёдный лов подлодки: по линзам перископа бесполезным - всплывёт русалка с головой селёдки и чайкой проведёт, как стеклорезом... Пришёл сигнал со спутника слеженья: зима, при расшифровке фотоснимка, черна, как негативное мышленье - чернее чем подмышкой у Максимки - отправленный из дома на продажу, отбитый у жестокого испанца, как только русский выучит, он скажет объевшись эскимо: “Спасибо, братцы!” ..^.. Времена Как Моцарт пятилетний невесом, перед тобой, любовь моя, витийствовал. В глазах кружили пары хромосом, похожие на парапланеристов. На цыпочках, высвистывал “Чарльстон”, не представляя точного развития: уговорил... где жить и чем кормить её? To be or not to be – вот в чём пистон! Приятель, не ответив на вопрос, в экстазе был готов с ослицей слиться - История взяла его в обоз посвистывать в грязи колёсной спицей! А там, вкусив прокисшего вина, он возопил беззубым ртом: “О, нравы!” Будь муравьём, Баранкин, времена - как раз твоей хитиновой оправы. Опять спасли полярников не там. Искали их в Иране (между нами...). Пока дум-дум “Калашников” там-там, над сопкой Ключевской прошла цунами. Пока мы отмечали день труда, Святая Русь гнездилась на Подоле. Фашисты оставляли города – и бабы принесли потом в подоле... ..^.. Начало весны Едва намечен контур карт в лесу привычного движенья. Под градусом томится март на грани семяизверженья - намотан, словно велотрек на колесо судьбы в Крылатском, нащупывает вены рек, растаскивая льдины цацкой... Мороз ретортой-запятой в еловнике, в сугробе, вот он! Весенних запахов настой укупорен туда и взболтан. Он завтра вытечь обречён, на прочность кое-как испытан: огрели солнечным лучом, задели впопыхах копытом... Алхимиками утверждён состав берёзового сока! Открытия сезона ждёт, на ветке суетясь, сорока, неугомонное трепло трещит по швам, на радость курам... - проваливается в дупло, как клавиша клавиатуры. ..^.. Человек-амфибия Убоялся торговой толпы Ихтиандр, пестроты этих скользких латинос, темперамента их, трескотни их тирад. То ли дело, поквакал и – в тину... Жизнь прозрачнее кажется в толще воды и внезапней стального стилета: Вот сползут в одночасье полярные льды и расплавятся одномоментно! Ной иной рассечёт корабельным винтом пелену катастрофы всемирной... Ну а после потопа наступит “потом” – тьма вопросов, и снова – квартирный... Даже в бочке дубовой свернувшись угрём, приютили куда водолазы, одичал - тоже мне, Диоген с фонарём – с маяком под обиженным глазом... Как смердело на воле живым уголком! Так научишься жрать из корыта! Завтра выскочит замуж, тоскуя тайком, Гуттиэре за Педро Зурита. Ты с запиской кита посылал на кукан - но, с домкратами путаясь в волнах, затолкала обратно кита в океан вездесущая клика “зелёных” А когда распогодилось, ближе к среде, сам затеял вернуться на сушу: только был недозвон по горячей воде – бросил трубку и смылся из душа! ..^.. Мужики Бесконечно стекаем с Востока – так сползает глазурь с кулича. Талым льдом - сквозь кишку водостока, рвёт железо, скорее, врача! Смесь воды с электрическим током - крепкий запах травы на косе убивает любителей Блока, обернёшься на жатву – не все: прокормила лесная лещина, в каждой трещине пазух не счесть. Выходи, кто остался, мужчины – выползайте с похмелья, как есть! Поперхнувшись арийской ириской, не таращься в протёртый стакан: наших сумчатых жён австралийских экспортируют за океан.... После в поле тоскуй, как опоссум, значит снова - не та полоса! В сени ласточка ломится. Осень осенила крестом небеса. Набери-ка в сельмаге винища, хряка в луже проверь на испуг. А потом погляди: Красотища! Красота-то какая вокруг! ..^.. Бдение в ночи. “в тропическом лесу купил я дачу” Пишет тебя Гоген краской сигнальных пуль: вместо лица – Биг Бен, чрево же – Ливерпуль. Вянет в меню, в графе оранжерей припас... Пусто в ночном кафе - слишком прожорлив джаз. Брызжут из глаз цветы, туфельки не новы... Что ты всё: “ты” да “ты” - будем, сейчас, на “вы”? Предупреждаю Вас, полночь ударил вальс, чтобы я лампой смог выкрутить ролл-н-рок... Мой океан души не одолеть бегом. “Яком” спеши, якши? Только - не “Боингом”! Веер твоих подруг - бомба осколочная! В ауте - Outlook безоговорочно! Свой телефон включи, пусть сочинит ничью: рыбой об лёд молчит... точно по Гринвичу! ..^.. Куба Словно младшего брата сестра (эх, держись за багажник, Россия!) крепконога, гриваста, быстра, умыкнула туриста Лусия. ХВЗ “восьмерит” и пылит по окраине старой Гаваны. Вот и дочка. Не спит. Что болит? Ну а ты, раздевайся и – в ванну! Дверь мансарды, обычный чердак: раскладушка, дымок перегара... Говорит: десять долларов – фак, за пятнадцать скатаю сигару. Зарекался я пить этот ром... Чем всё кончилось, вспомню едва ли. Здесь обломы за каждым углом, если русо не дружит с морале! Плайя Ларги лечебный песок снять похмелье к полудню обязан: долакай апельсиновый сок, зарядись крокодиловым мясом! По дороге на Плайя Герон манго падает в руки бесплатно... Но Лусия кричит – “это он!”, комсомолка-спортсменка с плаката. Дядя Хэм обживал эту мель... И за то, пребывая в миноре, рыбу-меч караулит Фидель, забывая отправиться в море. ..^.. Титаник Явись Авроре, Севера звезда! В толпе зевак, одет не по погоде, опять я на Титаник опоздал – так и остался в этом эпизоде... когда бы не отправился пешком за кораблём, что, взвыв, как Рамазотти, истаял леденцовым гребешком, расчёсывая дым на горизонте... Дежурит кэп, с попкорном в бороде, под палубой динамо крутят кони. Корабль винтами роется в воде, протухшей в Голливудском павильоне! Забыли айсберг вовремя подать, кондитер не нашёл такого тона... Ди Каприо успел-таки поддать - подвёл под монастырь де Камерона. Пока искали снежную крупу, напудренный мукой, тонул Титаник... (кто обеспечил шлюпками толпу, из трюма шлюх Паол, Джульетт, тех Танек?) Содрав обшивку борта об экран, встал на попа, и словно поршень шприца, загнал статистов потных в океан... А у героя хрустнула ключица - страдая крупным планом, он сумел любовный пафос не утратить в давке - шепнул “май лав” и, вдруг... оцепенел! А наш бы уцелел, Корчагин Павка. ..^.. Склероз Срываешься из дома поутру, на цырлах, только хрустнет половица - шагнёшь опять... пора остановиться... “Далёко ль ты?”. “Напиться” – я совру. И – через двор, мгновенным воробьём за удочкой, червями в ржавой банке – с Федорина бугра к реке Казанке по склону с другом катимся вдвоём! С воды туман, как скорлупу с яйца варёного сковыривает ветер. На дебаркадер сторож дядя Петя пускает нас, со шрамом в пол-лица. Сам зыбкой шарит утренних ершей. Уколется – и мать твою малина – Шаляпин басом здесь и в половину распевшись не давал таких мощей! Вдоль побережья – ропот мужиков: опять орёт, всю рыбу распугает! А реку изнутри голавль лягает, сорожка морщит гладь у берегов! Завёлся катер где-то, и волна пошла чесать разбуженный камышник... Застыл приятель с удочкой подмышкой. Ударил гимн, заёрзала страна и на зарядку вышла на траву. А что потом? Запомнить поленился: закончил школу, институт, женился... И до сих пор, наверное, живу? ..^.. Сон на даче Здесь губы обрастают смехом подобным визгу пилорамы. С луною - за щеку орехом, кемарит ночь над комарами. Смородины сухие стебли жуют жуки в латунных латах играет кабачками в кегли пальто распятое, в заплатах... А ты – источник и приёмник электрошока, ультразвука, невыносимых снов объёмных в подушках жарких, неподъёмных... в которых - ни пера, ни пуха... Не забывай, храни нас, Боже - и в будках протекают будни... Пусть будут берега положе для сходней, пристань – многолюдней... Охотники до бабьих ляжек, массовок пионерских прежних, мы превратились в неваляшек - один в лесу твоём валежник. На зов гудка завода мерзкий спешишь продлить работу мозга, чтобы к искомому отрезку вернуться с правом отморозка! ..^..