Вечерний Гондольер | Библиотека


Сергей Шестаков


ИЗ ЦИКЛА “КАЛЕНДАРЬ”



1 

Оскудели рощи, скупее дни,
Небеса и лесть, да и это в тягость.
Словно старый сокол из западни
На закат империи смотрит Август.
Крепче слов и пурпура нет оков,
И под клекот, веришь ли, дорогая,
Тишина выходит из берегов,
За собою зримое увлекая... 

    ..^..




2 

Воробьиный почерк торопится прочь с открытки
Улететь, чирикнув бессмысленное прости,
Что спешу, что поздно, что высохли маргаритки,
Что часы разбиты, что синтаксис не в чести,
Что в толпе безлюдно, что холодно, что свобода
Солоней неволи и тягостней, чем она,
Под осенним ветром, когда от звезды у входа
Ровно столько света, чтоб видеть, как ночь темна... 

    ..^..




3 

Вспоминать, но реже, не по звонку
Заскучавшей боли, уподобляя
Сердце раненому зверьку, –
Так до воя можно дойти, до лая,
Так дичают, всякий теряя стыд
От того, что пахнет полынью донник,
От того, что эта земля стоит
Не на трех китах, а на двух ладонях... 

    ..^..




4 

Что-то бормочу, шепчу,
Голову держу надменно,
Словно все мне по плечу,
Или даже по колено,
Воздух родины, судьба,
Захромавшая бескрыло,
Прядь, которую со лба
Сил откинуть не хватило… 

    ..^..




5 

У прозы – известная поза:
Лежачую – бить не с руки. 
Чернильного ждут варикоза
Архивы и черновики,
А рифма не ищет бумаги,
Ни стол ей не нужен, ни мел,
И только немного отваги
Стоять, где Господь повелел... 

    ..^..




6 

Потемнели тени, остыл песок,
Молоко свернулось клубком в кувшине.
Что еще читается между строк? –
Тишина, и только она отныне.
Всю любовь и смерть почтальон развез,
Даже память кажется нелюдимой
Под одной из некогда певчих звезд,
До которой ближе, чем до любимой… 

    ..^..




7 

Что припомнишь этой ночью,
Одурев от папирос?
Сборов бестолочь сорочью,
Неба бедный купорос,
Переезды, переходы,
Взгляд прощальный из толпы,
Да летящие, как годы,
Придорожные столбы… 

    ..^..




8 

Далека, но не дальше небытия…
До тебя дотронуться – как очнуться
Для поездки в некогда и бритья,
Для того, чтоб щуриться, как анчутка,
И смотреть на вновь обретенный свет,
И твердить вокабулы мирозданья,
Узнавая буквы, которым нет
На земле известного начертанья… 

    ..^..




9 

Счастье – нехитрое ремесло,
Как мотылька порханье.
Тихие губы твои свело,
Перехватив дыханье.
Полночь пахнула сырой листвой,
Влагою сокровенной,
И распахнула халатик твой,
Как письмена вселенной… 

    ..^..




10 

Две пары обуви, когда-то
Чудесной, сношены давно.
В корзинке сонные котята,
И это все, что нам дано.
Декабрь, ночлежка пахнет хлевом
И Рождеством, и вновь, как раб,
В дремучих валенках за хлебом
Бредет четырехстопный ямб… 

    ..^..




11 

Ночь, полнолунье, маленький Борей
По сердцу рыщет в поисках оброка...
Забудь, не плачь, прижмись ко мне скорей:
Все наболтала глупая сорока,
Где есть любовь, там смерти нет, не плачь,
Прижмись ко мне, забудь, покуда с нами
Бродяжка-жизнь, и тихий этот плащ,
И вертоград с небесными дарами… 

    ..^..




12 

что-то делать ничего не хочется
третий час в отечестве зима
устаешь от имени и отчества
становясь подобием зерна
только эти круглые черешенки
смуглый сумрак сурик да сурьма
да ладони маленькой черкешенки
все зовут протяжно как зурна… 

    ..^..




13 

эти губы Гомер винноцветное море
эти руки Овидий глаза эти Дант
эти щеки Шопен в золотистом миноре
это счастье Тибулл вне залогов и дат
им настигнутый при переходе границы
драгоценной державы подумать ли мог
ты о том что однажды такие страницы
перелистывать будет ликующий Бог… 

    ..^..




14 

дай мне день пересилить перебороть ночь
видишь в пепельном оперенье душа моя
крылья расправила словно готова прочь
в те ледяные в безвидные те края
где ни печали ни воздыхания раздели
сушу и воды хотя б на живую нить
дай неба мне смотреть на тебя дай земли
быть путями твоими плодоносить... 

    ..^..




15 

Осень, стеклянный терем, тысячи золотых
рыбок и красных, синие свитки ветра,
пиршество для веселых и молодых портних,
все закрома предзимья, ларцы и недра,
здесь, в ноябре неспешном, вкушая тишь,
всю в переливах градин горнего винограда,
слово промолвишь – и мнится: уже летишь
прочь, за пределы речи, где слов не надо… 

    ..^..




16 

Этот город маленький твой Китай
к двадцати зачитан до дыр в подошвах
погоди немного не покидай
всех его пичуг всех пьянчуг продрогших
прицепи к ресничке одну из просьб
пусть летит с холодной ладони к свету
и монетку в небо ночное брось
перейдя Неглинку а может Лету… 

    ..^..




17 

На губах Таруса в глазах Москва
и куда ни кинь – журавлиный клин
и до белых мух только два мазка
госпожа два росчерка господин
на какое небо уводит звук
если смерть и нежность в одной горсти
госпожа а много ль над сердцем вьюг
господин нет счета им не грусти… 

    ..^..




18 

Ты прости им, матушка, ты прости
Опустелый дом, разоренный край,
И по морю Белому не грусти,
И на море Красное не серчай,
Ты прости им, нежная, даже тем,
Для кого на небе прощенья нет,
Дай хоть раз увидеть им в эту темь
Одиноких звезд одинокий свет… 

    ..^..




19 

Ты, сторонняя часть божества, не шепчи: чужой,
нет для тебя чужих и не будет больше,
помнишь, как смертью была, как была чумой
в стриженых джунглях, в крошечной их камбодже,
помнишь, как гибли, имя твое творя,
купно, повзводно, позвездно, гурьбой, ордою,
это уже не слово, а плоть твоя,
это не я – она говорит с тобою... 

    ..^..




20 

В Петербурге жить – не веревки вить,
коноплю клевать или просо,
вся-то жизнь на посвист один: фьюить,
вот и ходишь как знак вопроса,
а ответа нет, и черна туга,
все родное и все – пустое, 
в Петербурге жизнь дорога, ага,
да почти ничего не стоит... 

    ..^..




21 

Знаешь, под утро снег занесет холмы,
став обещаньем, праздником, колыбельной,
выйдешь во двор… не выйдешь, поскольку мы
погребены бессрочно под этой белой,
этой чистейшей, этой светлейшей мглой,
что же опять на лбу опочила складка,
тот, кто с тобой, уснул ли?.. та, что со мной,
дремлет, посапывая, так сладко... так сладко-сладко... 

    ..^..




22 

забери их, Господи, в небеса
ненадолго, только на полчаса,
шумных, юных, таких земных
забери их на небо – хоть на миг,
не туда, где ижицей самолет,
а туда, где имя Твое живет,
чтоб один из них, как наступит срок,
прошептал опять эти восемь строк... 

    ..^..




23 

ночь моя тихо стоит в сторонке не смотрит даже
гоби губы ее полынь зрачки
это земли и воли сторожевая тяжесть
перетекла по капле в узкие каблучки
утро мое молоком и хлебом
кормит отставших забывших где их причал
так и кочует между землей и небом
было ей имя нежность теперь печаль… 

    ..^..




24 

человек почти что человек
человечек тоже человек
даже если стрижечка нулевка
жизнь есть жизнь она не дело всех
даже если за нее неловко
даже если смотришь только вверх
и поднять уже не можешь век
и прогрызла ход к тебе полевка… 

    ..^..




25 

По-немецки, а может, на идиш
Ночь бормочет, отставив тетрадь,
И не видишь, как из дому выйдешь,
Что чирикать, о чем ворковать,
То ли эту промозглую слякоть
Рифмовать со слезами опять,
То ли с ветром по-птичьи калякать
И последние крохи клевать… 

    ..^..




26 

Очнись на мгновенье и веки впотьмах отвори:
Как медленны кони, как полночь крива и горбата,
Зрачки тяжелеют, и губы темнеют твои,
И слово пустеет, что роща в канун снегопада,
И хочет уснуть, и не может забыться никак
Под мерное цоканье пегих, каурых и чалых
Во всех тайниках твоих, сердце, во всех ледниках,
Во всех сумасбродствах, во всех неизбывных печалях... 

    ..^..




27 

мне тебя не ждать на семи холмах
на семи холмах во семи ветрах
мне к тебе не плыть по семи морям
по семи морям по седым волнам
мне в глаза твои не смотреть не сметь
мое дело швах мое тело смерть
мое имя персть мое слово прах 
я не быль я пыль на твоих путях... 

    ..^..




28 

Уже мы простились, уже побледнели, уже
Вцепились в загривки своих разноцветных лошадок.
Как тихо и ясно. Как пусто и гулко в душе.
Как жизнь безоглядна. Как мир этот валок и шаток.
Пусть черная осень над нами начнет ворожить
И в сердце впорхнет на последнем, на гибельном вдохе, 
Мы будем кружить и кружиться, кружить и кружить,
Кружить и кружиться, меняя тела и эпохи... 

    ..^..




29 

Ночью мир обрывается где-то в двух
Ледяных шагах от крыльца и взгляда,
Индевеет речь, голодает слух,
Муравьиной лапкой свербит прохлада,
И такая зыблется тьма в душе,
И гремят такой пустоты раскаты,
Словно суд последний свершен уже
И теперь – ни горечи, ни отрады... 

    ..^..




30 

Когда в последней, темноокой,
Не отпускающей ночи,
Ночи пустой и одинокой,
Где все – чужие и ничьи, 
Исчислен будет каждый колос,
И каждый жест сочтен и взгляд,
Быть может, этот малый голос
Не оправдают, но простят… 

    ..^..




31 

Читатель, сообитатель
По истине и языку,
В тисках – сосуществователь,
Сочувствователь – в тоску.
Гремит немота засовом,
Но нам – до конца стоять:
Делиться последним словом
И слогом последним стать… 

    ..^..

Высказаться?

© Сергей Шестаков