*** 

Умираю от жажды, - умру ли, теряя стыд.
Щеки мои румыны, широки бедра,
Ты обличаешь меня и бываешь сыт, 
Я наполняю вином все бочки и ведра.
Мы возле древа в саду, нагие, Адам и Ева.
Что изменилось сегодня в яблочном соке?
Что изменилось в нашем далеком Боге?
Ало течет на землю, рыдает Дева.
Алы дома, сараи, трава и воды,
Всё поалело, и пенятся лишь седины.
Бог триедин за гранями небосвода,
Мы же с тобой за стенами двуедины.
Дом, в котором растет и растет алоэ, -
Стебель его огромен, а листья сочны, -
Напоминает маленькое каноэ,
Где нас качают волны и днем и ночью.
Слово, которое было в самом начале,
Было домашним ласковым теплым словом,
Волны его затерли и закачали:
- Адам, ты возвратился с худым уловом.
Ало течет на землю. Рыдает Дева.
- Ева, у нас на Пасху не мыты окна.
Сумрак съедает окна, глотает звуки.
-Адам, ты меня любишь?
-Конечно, Ева.
-Адам, возьми же ведра,
Устали руки… 

    ..^..




*** 

Я сдаю экзамен на Пенелопу,
Я в два подскока и в три прихлопа -
Почти она.
Я терпелива, неутомима в своём терпении
И верна.
Мой Одиссей нарожал детей и сменил двух жен,
Мой Одиссей постоянно лез на рожон,
Он не может жить без своих вершин:
Без ветра и моря, без славы и Трои, - 
Не он один.
Мой Одиссей был ранен в одной из войн
И устремился по Стиксу в царство теней,
Но не искала его ни одна из жен,
Ни красавица дочь, 
Ни достойнейший из мужей -
Его сын.
У моего Одиссея не было двух монет,
Потому что не было ничего,
Не было и двадцати молодецких лет,
Оставалась только вера в себя самого.
Так Одиссей обнаружил себя живым,
Выдохнул воздух, вдохнул и пошел искать:
Дом, Пенелопу, арбузы, из печки дым,
Лук боевой и застеленную кровать.
Не миновал Одиссей не одну корчму,
Всё оставлял евреям:
Перстни, пояс и меч.
Так научили евреи его уму,
Но Одиссей не умел ничего беречь.
Я сдаю экзамен на Пенелопу,
Тку полотно, выпекаю хлеб, - 
Почти она.
Я ожидаю здесь второго потопа,
Чтобы его Итакой стала моя страна.
Я знаю: у Пенелопы были серьги и бусы,
Золотые браслеты, белёная простыня,
Было большое поле, 
На котором росли арбузы.
А что же есть у меня… 

    ..^..




*** 

Мой рыцарь в белом плаще,
С надежной в груди,
С гербом на щите,
Идет босиком по воде.
На воде от следов его полосы,
Будто рассыпаны по воде волосы,
Будто русалки расправили косы
Или чудо-рыба усы. 

Тянутся за ним, как рыбки в сети,
Старики и дети,
Идут и слушают, словно хлеб кушают.
А я не пошла,
Я вытираю пыль со стола. 

Когда день опускает рыжие веки,
Чернеют горы, поля и реки,
Я малютке своей пою: люли, люли
И не ищу тревогу,
С рассветом всегда открываю окно
И смотрю на дорогу.
Не знаю, так сильно люблю ли,
Только я верю в него, как в бога. 

Соседи судачат, будто меня обманули,
Однажды в спину меня толкнули.
Но я всё знаю, только я всё знаю,
Я им прощаю, - они ничего не знают.
Поэтому днём я варю борщи,
А вечером начищаю свои кастрюли. 

Мне говорят, что он не вернется,
Что там он нашел своё,
Но я никому не верю, 
Вывешиваю на солнце сушить
Стираное бельё,
И на ночь не запираю двери. 

Теперь вы видите, кто я есть,
Из какого я теста, 
Что живу я не ради, а для,
И он здесь, и всегда со мной.
И ещё я знаю одно:
Когда все, кого носит земля,
Вернутся домой, 
На земле станет много места. 

    ..^..




Елене Подольской 

Рыдали церковные свечи и город -
Под “Аве Мария”, под “Господи Боже…”,
Тревожит меня песнопение хора,
Толченое сердце тревожит.
И воздух, растекшийся влажно и топко,
И всё, что канонно и ложно.
О, Господи Боже, насколько возможно,
Меня твоё имя тревожит.
Я вижу дотошные лики святые,
И солнце, играющее по паркету,
Я вижу сквозь них наши игры шальные,
Качели и детские наши портреты,
И как мы летим в чаши ромбов-созвездий,
В проталины черного неба,
Навек позабыв запах раннего утра
И свежего теплого хлеба.
И как мы спускаемся дальше и дальше,
В спирали, в окружности, в банты,
Где нас раскачают на звездных качелях,
Как чаек, - ночные атланты…
Мы падаем вниз к песнопению хора.
Алтарь пред тобой, ты невеста.
И нет у меня ни тоски, ни укора,
Лишь радость, которой нет места.
Под “Аве Мария”, под “Господи Боже..” -
Вниз падали желтые капли.
Венчали сестру мою, - в брачное ложе, -
И плечи под солнышком зябли.  

    ..^..




*** 

Я ушла от тебя, вырвав тёплый из сердца клок,
Унесла твои мысли, сбитые в колтуны,
Вся - оранжево-рыжим на запад, не на восток,
Я хочу их приладить на прялке своей весны. 

Распушу, расправлю, искусно скручу, как лён,
Как учили прабабки, как делали в старину, 
Полотно сотку, выйдет тонкое, будто стон,
Отбелю как водится, на пяльцах понатяну. 

Вышью поле, и травы, дорогу; вдали стога,
И белёные хаты, и речку, и свет зари,
В желто-розовых стрелках кобылу и рысака,
И парное дыхание нашей с тобой земли. 

Не ищи меня больше, - я прячусь в твоих зрачках. 
Не зови меня больше, - я в горле твоем язык,
Не пиши меня больше, - я проза, я жизнь, я лик,
Отраженный в колодце, вода на твоих губах. 

    ..^..




*** 


“Грудь твоя, как Фудзияма прекрасна 
Не устаю любоваться ею.
Но, Господи, сколько туристов вокруг...”
Ямагути 

1 

Леди, в Ваших глазах проросла полынь,
Сизой дымкой окутала поле моей печали.
Леди, какие у Вас в животе цветы: 
Клевер, ромашки, смолки, - если б Вы только знали! 

Леди, у Вас в голове трескаются сухие веточки,
Мне хотелось бы чиркнуть спичкой 
И спалить Ваши мысли к черту, 
Вы стали бы чистой, как ангел, такой родной,
Без единой меточки. 

Я растил бы у Вас в голове плакучие ивы,
Валялся бы пьяный в Ваших кюветах,
Купался в озерах, проваливался бы в ямы.
Леди, Вы можете сделать меня счастливым.
Я буду шурупом у Вас в голове,
Станьте моей Фудзиямой! 

2

Если ты позовешь меня снова
Взглядом ли, жестом, словом,
Я не смогу подойти к тебе и улыбнуться,
Слишком хрустальна моя голова,
Слишком надломаны все слова, -
Чтобы свободу нести и не споткнуться.
Я помню изгиб твоих губ и надбровных дуг,
Помню музыки стук, цвет простыни, урчание крана.
Я думаю, ты - мой ревностный друг,
И туго натянутый лук, 
И остро наточенный плуг, 
Я – теплая круглая и неглубокая рана.
Поэтому не зови меня в свой апрель,
Рожденную в бесшабашном холодном марте,
За мною ходит по жизни одна метель,
Ты лучше кляксу мою нарисуй на карте.
Или сиреневой птицей меня нарисуй,
Я сяду к тебе на предплечье и буду крякать.
Но только не целуй меня, не целуй,
Ведь ты умеешь меня рассмешить,
А я не умею плакать. 

    ..^..




*** 

Мои братья - не промах-парни,
Мои братья ищут войны,
Мои братья - вороны. 

Они алчут своей добычи,
У них цепкие взгляды птичьи,
Их огромные очи бычьи
Носят небо в своих зрачках. 

После боя, где каждый воин
Истекает душой на землю,
Они шествуют стаей, строем,
И все жизни они приемлют. 

На земле от них только тени,
Их труды воскрешаю, верьте, 
Они вашим шагам ступени,
Они любят вас прямо в сердце. 


    ..^..