Тамерлан Шаш

Недетская повесть

Они опоздали.

Бурлящая толпа обволокла автобус. Женские платки, стянувшие пегий, жесткий как проволока перманент, терялись на фоне пузырящихся поверх голов сумок, похожих на огромные, ядовитые арбузы. Мужики, поблескивая хитином засаленных ватников, стояли поодаль. Образовав периметр, покуривали дымные, едко пахнущие папиросы, негромко переговаривались, перемежая разговор матерком. Сплевывали, щеря в улыбках желтые, источенные кариесом и никотином зубы.

Валька льнул к матери. Та, выронив чемодан, рыскала взглядом поверх суетливого мельтешения. На ее бледном, осунувшемся лице жили только глаза. Большие, темные, они с испугом и надеждой смотрели на людской водоворот, затягивавший перебранивающихся поселковых баб, в автобусное чрево.

Возле раскрытых дверей, прижав спину к проржавевшему насквозь, автобусному боку, скалил зубы цыганистый малый. Через распустившийся ворот вылинявшего свитера выбивались клочья бурной растительности. Голову венчал побитый молью картуз с надломленным козырьком. Вихры спадали на плечи диковинными щупальцами, тускло поблескивая на солнце. Зажав уголком рта размокшую “беломорину”, парень выхватывал грязными пальцами деньги, что тянули к нему карабкающиеся в салон люди.

- Все не влезут. - Голос матери прозвучал упованьем, нечаянной молитвой уставшего от скитаний пилигрима.

Последняя баба, подобрав подол, взгромоздилась на нижнюю ступеньку, свесив за спину латанный, в маскировочных пятнах грязи вещмешок.

- Ну, че братва, навались! - Бросил вихрастый, подмигивая стягивающимся к дверям мужикам.

Те только и ждали команды. Окурки еще шипели в весенней грязи, а крепкие плечи уже прессовали спины впечатывая их в стенающее нутро машины. Последний из пассажиров долго ерзал, цепляясь за поручень, но набившаяся внутрь живая масса упруго выталкивала его обратно. Парень в картузе потоптался, чавкая, по густой как сметана грязи закатанными в полголенища сапогами, надавил плечом, пытаясь закрыть двери, затем махнул рукой, видя бесплодность собственных усилий.

Стоя подле матери Валька в отчаянье наблюдал, как вихрастый, обогнув автобус, усаживается за баранку. Двигатель заерзал, машина скрежетнула, встряхнулась, будто пробудившийся от спячки пес, и лишь некоторое время спустя, медленно и неохотно поползла по весенней жиже. Проводив взглядом спину едва умещавшегося на подножке пассажира, Валька почувствовал бегущие по щекам слезы.

- Кхе… - Шамкнуло рядом. – Зад то, подбери…

Голос прозвучал негромко, но Валька вздрогнул и обернулся…

Старик имел обширную плешь, сплошь в пигментных разводах, окруженную изумительной белизны шерстью. Отсутствие растительности на затылке с успехом восполнялось волосами, укрывавшими почти все лицо, исключая высокий лоб да крючковатый, лиловеющий носище отвислым пиком вздымавшийся из густых зарослей. Истончавшаяся, до бахромы на полах шинель, топорщилась стесанными складками. С боков, поверх потемневшего войлока крупными стежками суровой нитки крепились куски брезента, отвисшие от частого использования накладные карманы.

Смежив покрасневшие веки, старик провожал взглядом уходящий автобус. Тусклый, потерявшийся в морщинистых складках правый глаз слезился. Вместо левого зияла глубокая впадина, втянувшая в себя часть щеки и бровь. Левой ладонью старик защищался от солнца, прижимая ее не ко лбу, а к переносице. В правой, держал небольшой газетный сверток с крупными, расползающимися по бумаге сальными пятнами.

- Эвон сколько нагрузил, поди ж ты, опять не доедет… Определенно.

Артикуляция происходила посредством колыхания изжелтых прядей маскировавших впалый шамкающий рот. Когда автобус скрылся за поворотом, дед сплюнул и ступил в грязь. Серые штаны с лоснящимся задом, обвисли на нем бесчисленными складками. Потерявший форму правый сапог, туго перетягивала позеленевшая от времени медная проволока.

С трудом проковыляв несколько метров до стоявшей поодаль телеги, старик бросил в нее сверток и долго вскарабкивался на лежащую поперек воза доску. В том месте, куда он сел дерево блестело как зеркало. Пегая лошадь с чахлым, украшенным репьями  хвостом и поредевшей гривой, до того дремавшая с опущенной к земле головой ожила и несколько раз переступила передними ногами. Продолжая бубнить, дед склеротичными руками принялся распутывать веревочные поводья, обернутые вокруг жерди идущей вдоль борта телеги.

Вальку рвануло за руку.

- Извините, вы не подскажете…

- Эвон молодка… городские чай? – Занудел дед. – Али надо че?

- Надо, надо…

Валька, с неодобрением покосившись на мать, смолчал. Уж очень хотелось прервать казавшиеся бесконечными скитания, и добраться, наконец, хоть куда ни будь.

-  Если надо че, так говори громче! - Голос деда обред необыкновенную зычность. Мать затравленно вздрогнула. – Громче говори! Если надо че…

Дед орал без малейшего напряжения. Получалось это у него естественно, без видимых усилий и одышки. Распутав повод, он крутил его в руках, всматриваясь в мать блеклым как выгоревшие на солнце васильки глазом.

- Нам в Пеньки. В Пеньки нам нужно.

- Пеньки?! – Дед загреб рукой воздух. – Это вам на офтобус надо. Вон тот! Ушел который…

- А когда новый? Новый, когда будет?

Мать не решалась кричать, хотя говорила настолько громко, что погрязший возле покосившегося деревянного магазинчика мужичонка с любопытством принялся поглядывать в их сторону. Валька же, от стыда был готов провалиться сквозь землю, но мать так крепко стиснула его ладонь, что казалось, не столько удерживала, сколько искала опору. Чувство собственной значимости, заставило тринадцатилетнего мальчишку замереть на месте, угрюмо насупившись и прижав подбородок к груди.

- Новый? Нового нету! - Дед пошамкал, заперхал, и громко сплюнув через борт телеги, закончил. – Этот будет, когда вернется…

- А когда? – Растерялась мать.

- Да как отвезет, так и вернется. – По-простецки пояснил дед, затем почесав бороду неожиданно добавил. – Не… не вернется. Определенно.

Валька перехватил взгляд матери, прочтя в нем ту же затравленность и обреченность что и раньше. Еще в самом начале пути он понял, толкнувшие в дорогу чувства  так и остались с ними, и наверное уже не отпустят. Безнадега.

- Подвезти штоль? – Негромкое бормотание деда втерлось в безмолвный диалог матери с сыном. – Али подвезти вас?!

- Подвезти? Пожалуйста!

- Та-ко сидай! Че стоять то?

Телега заскрипела. Валька помог матери влезть, у нее дрожали руки, потом запрыгнул сам, едва не порвав джинсы о ржавый гвоздь, ерзавший в разболтанном днище. В бормотании деда, в возмущенном фырканье старой кобылы обеспокоенной новым грузом, он впервые за последние недели уловил нечто обнадеживающее, слабый намек пусть не на скорый, но, несомненно, удачный исход ставших привычными мытарств.

- Н-но! Горбатая…

В конце фразы старик издал неописуемый чмокающий звук, от которого лошадь всколыхнулась, присела на задние ноги и, подняв, тяжелую как наковальня голову двинулась ведомым только ей, да быть может деду путем.

Валька застыл, потому что мать, обхватив его детские худые плечи, уткнулась лицом ему в затылок. Теплое дыхание застревало в волосах, выдувая из головы печаль, дурные мысли и накопившуюся усталость. От физического облегчения испытываемого ею, на сердце становилось легко, а в голове пусто и радостно. Валька вглядывался в обитый железом деревянный обод колеса с остатками некогда бывшей на нем резины. Погружаясь в грязь одной своей частью, другой он постоянно стремился из нее выбраться. Валька неосознанно уловил некую общность между собой и этим устройством.  Кривое, заляпанное глиноземом колесо вихляя и поскрипывая с невероятным упорством, карабкалось и карабкалось наверх, унося его вместе с матерью из провинциального поселка с полуразрушенной автобусной станцией наполовину утонувшей в весенней распутице.

- Эй, малец! – Валька, почувствовав, как вскинулась, задремавшая было мать, судорожно сжал кулаки. – Почитай-ка газетку-то. Почитай…

- У нас нет газет. – С виноватой интонацией ответила мать.

Валька скрипнул зубами, стараясь сдержать, готовые хлынуть от ярости и бессилия слезы.

- Да вон там! – Дед даже повернулся на своей доске, указывая худым с нанизанными костяшками пальцем. – Я в сельпо селедку брал, просил, чтобы завернули.

В задней части телеги, в ворохе подгнившей соломы отыскался промасленный сверток. Внутри обнаружилась большая, бликующая чешуей рыба.  Скривившись, Валька отделил пропитанную остро пахнущим рыбьим рассолом часть газеты.

- Почитай. – Уловило ухо тихий голос матери.

Вздохнув, он принялся разбирать сливающийся с потемневшей бумагой типографский шрифт:

- Нынешний, две тысячи второй год ожидается в нашем районе особенно урожайным…

 

Погрязшим по ступицы в проселочном студне колесам едва удавалось отыскать в зыбких недрах опору, чтобы продвинуть машину немного дальше. Участками полуторка стелилась по колее, выпаривая горячим картером льдистую мездру. Отфыркиваясь ядовитым выхлопом, цеплялась из последних сил истертыми до корда ногтями протектора.

Только бы не заглохла. Встанет движок, снова придется прыгать в стылое месиво, черпать сапогами, обдирая костяшки пальцев упираться в осклизлый бок и толкать. Песок под полуприкрытыми веками. В полудреме, перед глазами ползет и ползет из крупяного сиропа бесконечная лента ската. Вздувшиеся мозоли давно полопались и теперь кровоточат. Ладони ноют, но даже во сне крепко стискивают отполированный до блеска черенок. «Лопата – ваша винтовка» - так сказал капитан. Он сидит рядом с водителем. Лобового стекла нет, встречный ветер наотмашь швыряет в кабину брызги, студит кожу, превращая лицо в болезненную маску.

- Не спать солдат! Не спать! – Орал капитан, теребя драный ватник, облепивший водительские плечи. Несокрушимая сила его голоса действовала и на тех, кто сидел в кузове.

Шофер, бросивший школу паренек, вцепился в руль обернутыми тряпьем – чтобы не примерзали пальцы – руками. Нависнув над ним, тянул вперед длинную худую шею, устремив остекленевший взгляд в серую мглу впереди.

«Откуда весной такой холод?»

Но холода не было, просто насквозь мокрые люди мчались по ночной, разверзшейся весенней хлябью дороге. Справа, в основании кажущейся нерушимой стены елей, поблескивал снег. Там, дальше в глубине леса, а здесь, вблизи дороги его не видно даже при свете луны. Снег утратил чистоту, прикрывшись изжелто-серым маскхалатом дорожной грязи.

День еще хуже, чем ночь. Затянутое ноздреватыми, рыхлыми сугробами облаков солнце только воспоминание. Днем на обочине видны почерневшие кости выгоревших дотла машин. Наполненные талой водой колодцы воронок жались к дороге, засыпанные мусором и порубленными сучьями, пружинящими под колесами, заставляли видавший виды грузовик оседать на брюхо, расплескивая изукрашенные бензиновой пленкой лужи.

- Стой солдат! Тормози… тормози.

Колодки в который раз заскрипели по забитым грязью барабанам, полуторка остановилась. Сидящих в кузове швырнуло друг на друга. Нет сил, подняться, перегнуться через искрошенные в щепу края бортов и посмотреть сквозь парящее облако, вознесшееся от колес, на причину остановки. Люди теснятся как воробьи, сберегая тепло, жмутся друг к другу.

- Бойцы, ко мне!

Сидящие с краю, слегка замешкавшись, выпали из кузова, следом начали переваливаться остальные. Кто-то, поскользнувшись, падает в маслянистую лужу, но чьи-то крепкие руки удерживают, прихватив за локоть.

- Как звать? Сколько лет?

- Рус… лан. – Посиневшие губы едва разомкнулись. – Шестнадцать…

- Держись на ногах Руслан. В шестнадцать на них, ух, как крепко держаться надо! Определенно…

Мощная машина накренилась, перегородив дорогу и едва не завалившись на бок. Припав на переднюю ось, «студебеккер» зарылся мордой в кювет, застыл попавшим в капкан, раненным и отчаявшимся зверем. Большое, непривычное с виду орудие легло на колесо, сползло с дороги. Расчет стаей чертей  барахтался рядом с пушкой под непрерывные богохульства, исторгаемые громким, по-детски ломающимся голосом.

- Вы слева, остальные за мной!

Бойцы медленно окружили кажущееся неподъемным орудие. Вкарабкавшись по обездвиженной машине, капитан заглянул в кузов, несколько раз качнул борт, и осторожно слез обратно.

- Отставить, – будто соглашаясь с молчаливым большинством бросил он, и тут же добавил. -  Все сюда… Цепью, по двое.

Напарником Руслана уже не в первый раз оказался худой еврей в долгополом пальто. Он учитель музыки, у него длинные руки, мешки под глазами и слишком мало сил на двоих чтобы удерживать тяжелые ящики. Слева их набрасывали грузный куцебородый мужчина в ватнике и хлипковатого вида паренек в самодельном тулупе. Эти двое все время держались вместе и почти ни с кем не общались. Справа груз принимали толстяк с одышкой, обернутый драным свитером, да лысый очкарик с вечно сопливым испитым оспинами носом.

- Давай, давай! – Подбадривал капитан, принимая ящики из кузова в паре с лейтенантом-артиллеристом.

Два бойца расчета подавали ящики из машины, еще двое стоя в конце цепочки, укладывали их в придорожную грязь. От работы организм быстро разогрелся. Люди стали двигаться быстрее, резче, тела становились обманчиво послушными, боль в ноющих мышцах отступала.

Подхватывая очередной ящик, Руслан почувствовал, как в ладони впиваются длинные ломкие иглы. Одна из досок скрипнула, белея свежим изломом, мгновенно обагрившимся кровью из пораненных ладоней. Чужие пальцы мазнули по коже. Уже передавая груз, он ощутил, как толстяк дернулся и отстранился. Деревянный короб выпал из рук в расплавленный снег.  Тех, кто был рядом, окатило густыми и липкими как овсянка брызгами.  Тяжелая, почти черная в безлунной ночи пленка сомкнулась, укрывая добычу.

- Чего встали? – Капитан подошел и, ухватив пухлое запястье толстяка, вывернул руку ладонью вверх. – Иди поссы и работать. Остальным, пока стоп!

Нагнувшись, он погрузил ладони в грязное месиво. Несколько секунд спустя, крякнув, одним движением извлек добычу. Стараясь перехватиться поудобней опер ящик на бедро. Руслан попытавшийся помочь, успел увидеть обломок доски, гнутые гвозди да волокна древесины, уже не белые, а черные, как грязь под ногами. Блеснув желтым, из ящика вывалилась железка и упала им под ноги.

- Ложись! – Заорали рядом. Кто-то нырнул головой вперед, кто-то лишь присел, привычно вздернув лицо к небу, но многие лишь озирались, силясь понять, в чем дело, еще не успев привыкнуть, что от скорости их реакции зависит жизнь.

Руслан в упор смотрел на держащего ящик капитана боясь шевельнуться. Лицо командира черно, только между  разошедшимися губами поблескивают эмалью зубы. Подбежали бойцы расчета, ухватив груз, потащили к обочине. Капитан вновь нагнулся, вылавливая в дорожной грязи выпавшую болванку. Руслан стоял не в силах отвести глаз от смертоносного груза. Грязь не удерживалась на масляном, латунном боку снаряда. Грязь не в силах замарать саму смерть. Командир хмыкнул, глядя прямо в глаза бойцу, и подкинув снаряд на ладони и небрежно передал артиллеристам. Только тут Руслан понял, что  гримаса на лице командира - улыбка.

- Ну что герои, попробуем? – оглядел он свое барахтающееся в грязи воинство.

Потом, цепляясь негнущимися пальцами за борт, Руслан услышал как, прощаясь с командиром орудийного расчета, сопливым прыщавым парнем едва ли на год старше самого Руслана, капитан шутливо буркнул:

- С бабами бы так. Нежно…

 

Деревня «Пеньки», три десятка дворов в излучине небольшого ручья текущего между холмами. Дорога перебиралась в брод, через некогда полноводное русло, превратившееся в овраг с осыпающимися краями, устланный песком, и поросший кустарником, где проехать можно было разве что на тракторе. Разделив деревню на две неравных половины, путь этот, километра через три выводила к колхозной ферме и старой заброшенной лесопилке, а еще через десяток верст к полустанку узкоколейки. Несколько брошенных на землю бетонных плит, поросших мхом и травой, да изъеденные коррозией рельсы. Припав на передок, над расползшимися, истлевшими шпалами застыл небольшой маневровый тепловоз с прицепленной цистерной. Болотистая почва не выдержала  поставленной на прикол «кукушки» раздалась, и обещала со временем полностью поглотить  плоды человеческих рук. От цистерны над землей виднелась только заливная горловина, а тепловоз, несмотря на то, что был значительно тяжелее, пока погрузился лишь по оси.

Перед самыми «Пеньками» дорога разветвлялась. Наезженный, грязный, но укатанный путь обрывался, зато появлялось два других,  один  усохший до тропинки вел через брод, другой исполосованный полуметровой глубины колеями убегал в холмы. Этот второй оплетал собой поля принадлежащие совхозу. Полей было много, но возделанных с каждым годом становилось все меньше и меньше. Местами только глубокие рытвины указывали, что когда-то здесь работали люди.

Где-то за час до деревни им попался автобус. Перегородив дорогу, он стоял, уткнувшись рылом в придорожный куст, открыв двери в опустевший салон. Лошадь, знакомая с дорогой, фыркнула и встала. Дед, до того не замечая ухабов, мирно дремавший с поводьями в руках мгновенно проснулся.

- Эх, опять дорогу перегородил… - забубнил он вслух, натягивая поводья. – Небось, за трактором в совхоз пошел.

Лошадь недовольно мотала головой,  но умелые действия возницы вскоре побудили ее сойти с дороги. Оглобли, а за ними и вся телега заскрипели, казалось вот-вот и хлипкая деревянная конструкция развалится. Но видать не в этот раз. Лошадь благополучно выволокла телегу с дороги, подмяв чахлые придорожные кустики.

- Ты смотри, – бубнил меж тем дед, - Поди ж ты, приехали.

До окончательного «приехали» в итоге оказалось больше часа. Впрочем, и Валька, и мать  с интересом разглядывали окрестности.

- Ты узнаешь места? – не выдержав, спросил Валька.

- Нет, что ты… – ответила мать и даже немного улыбнулась. - Я же давно отсюда уехала…

- Хорошие у нас места! Определенно. Грибы, ягоды, правда, народу нет, собирать некому… – Дед, словно бы услышав тихую, в полголоса беседу матери с сыном и решил поддержать. – Молоди мало, все в города поехали...

- Вот ведь и чо едут то? Как намазано там…  - Дед имел неизлечимую привычку разговаривать сам с собой. – Совхоз и тот загнулся. А кто работать-то будет?

Впереди затарахтело, из-за поворота скрипя пружинными сиденьями, вырулил мотоциклист. Здоровенный дядька в толстом ватнике и форменных, поношенных брюках заправленных в грязные сапоги. Милицейская фуражка на его голове сидела бесшабашно, да еще и козырьком назад. Из помятой, накрытой брезентом мотоциклетной коляски торчал ружейный ствол, дребезжащий на ухабах.

- Здоров Дед! – мотоциклист сбросил газ.

- Здравия желаю! – Дед натянул поводья – Тпррруу!

- Кого везешь? – взгляд громилы на мотоцикле был одновременно строг и любопытен.

- То ж Колькины сродственники… – ответствовал дед, успевший за время долгой дороги, выспросить попутчиков о том кто они и куда направляются.

- Родственники говоришь? – задумчиво произнес мужик разворачивая фуражку кокардой вперед.

- Клавку знаешь? – Охотно пустился в объяснения дед, - Колькину мать? Так это племянница ее, стало быть. Да ты может, и вспомнишь…, а это сын ее.

- Натаха? – Не очень уверенно произнес представитель власти,  всматриваясь в пассажиров телеги. Вдруг его лицо просветлело – Верка!

- Верно. – Валька почувствовал, как мать улыбнулась.

Ему и самому вдруг стало немного легче оттого, что в этом незнакомом месте, где ему придется провести некоторое время, кто-то еще помнит пусть не его, куда уж там, ведь его тогда и не было, но его мать.

- Ну, здорово! – Пророкотал собеседник, то ли выражая удивление, то ли здороваясь. – Ну, тогда еще заеду. Увидимся!

- О то ж!  Определенно! – проголосил дед вслед рванувшемуся мотоциклу.

- Эй, Дед! – Мотоциклист неожиданно приглушил мотор. – Ты шпану голодраную не встречал?

- Чо? Опять?!!

- Да кто-то говорил, что видел… – Милиционер почесал затылок, отчего фуражка съехала на глаза, и ее пришлось поправлять. – Да только разве разберешь. Может свои, а может пришлый кто… Ладно дед. Смотри, мало ли что.

Пустив сизую струю дыма, мотоцикл заюлил по грязи дальше. Дед, проводив его поведя слезящимся глазом, потер лысину.

- Это кто был? – поинтересовалась мать,  когда они продолжили свой неспешный путь.

- Власть местная, Федька.– словоохотливо ответил дед. - Большой человек, важный… Непьющий!

Словно опасаясь, бесконечного продолжения списка эпитетов мать быстро уточнила:

- Что совсем не пьет?

- То есть, как не пьет?! – поразился дед. - Пьет, конечно,  но меру знает. Так чтобы днем нажраться ни-ни. Определенно. Ну, за обедом как водиться, но чтобы норма, не то, что другие… Э - э... Вон Колька неделю как трактор в болоте едва не утопил. Ты уж прости за сродственника то…

- А что за шпана голодраная? – спросил Валька, до того молча внимавший разговору. Он чувствовал, что продолжение родственной темы, черевато для матери новыми расстройствами. 

- Да всякие люди бывают…  - на редкость тихо и неохотно ответил дед. – Определенно. Когда свои так ничего, все знают, а когда чужие…

Остаток пути до деревни они проехали в необычном, а потому беспокойном молчании. Прогромыхав по осклизлым бревнам, уложенным прямо на дно старицы, телега со скрипом выкатилась на пригорок, откуда как на ладони были видны все тридцать деревенских дворов, расположившихся  по обе стороны от проходящей меж ними дороги.

 

Половина деревни обугленные головешки, да здоровенные, в пол избы печи. Этих не брал не то что огонь, даже авиабомбы. Сложенные еще при царе, стояли закопчеными титанами, с иссеченными осколками телами.  В распадке за деревней пряталась зенитка, от весенних дождей река то и дело норовила залить позицию, заставляя зенитчиков ежедневно подновлять сооруженную наспех дамбу.

Новоприбывшие разместились в добротном деревенском срубепотратив на растопку печи пол дня. Когда же тридцать человек раздевшись до исподнего, стали греться и сушить вещи, воздух в доме мгновенно стал тяжелым и влажным.  Лопаты свалили в кучу в сенях. Из-под инвентаря, натекла темная лужа талой воды. Руслан, заметиЛ чумазых, перепачканных детей наблюдавших за ними из стоящего неподалеку дома.

Попавшее в тепло тело, почти сразу начало трястись и содрогаться в ознобе. Люди жались ближе к печи, обжигались невзначай коснувшись друг друга. Руслан чувствовал, что поверхность кожи почти раскалилась, в то время как внутри, все еще царствовал холод. Рядом обхватив худое тело руками, устремив взгляд через приоткрытую печную заслонку, на огонь, сидел старик музыкант. В углу, содрогаясь мощными телесами, крестился куцебородый. Толстые губы шевелились, глаза закатившись под верхние, полуприкрытые веки отсверкивали белками.

- Ты смотри, царство небесное выпрашивает, – услышал Руслан гундосый шепот очкарика, шепчущегося с толстяком.

Невольно бросил взгляд на молящегося. Рядом, неловко творил пятерней крест его щуплый спутник, время от времени вздрагивавший и косившийся на остальных. Громко хлопнув дверью, в избу вошел капитан, держа в руках  простой холщовый мешок.

- Ну что гробокопатели! – пророкотал он задорным голосом – Харчей пока немного, но кое-что есть.

Унылый гул мгновенно перешел в восторженный рев, когда из мешка были извлечены две весьма увесистые фляжки. Мгновенно, откуда не возьмись, стали появляться гнутые, мятые, но вполне функциональные емкости. Кто-то имел кружки, большинство обходилось самоделками из консервных банок. Из еды, много лука, несколько банок тушенки, с десяток картофелин и две буханки твердого как сухарь хлеба.

- Ну, как дела боец? – Капитан сел рядом с Русланом на освободившееся место. – Ноги держат?

- Держат – Руслан, нашел в себе силы улыбнуться.

- Ну, вот и хорошо. – Капитан содрал с себя бушлат, под которым оказалась мокрая, истертая почти до дыр, местами наспех заштопанная суровой ниткой, тельняшка. Взглянув на Руслана, он негромко попросил:

- Пособи с сапогами…

Юноша ухватился за сапог на левой ноге, и стянул его одним движением, затем потянулся снять второй, но капитан подобрал под себя левую ногу и, привставая, неожиданно крепко ухватился Руслану за плечо.

- Извини, - Руслан не услышал. Он не мог оторвать взгляда от ног командира.

Не обращая внимания на окружающих, капитан по хозяйски расположил тяжелые ватные штаны и бушлат возле печи, а затем принялся аккуратно расстегивать потемневшие кожаные ремешки, крепившие к правому бедру протез. Гул в избе притих. Звякнуло. кто-то сунул Руслану кружку.

- Передай. – Пихнул его локтем толстяк, уронивший ящик. – А это твоя.

Руслан терпеливо дождался пока командир, отставив протез, не вытянет в сторону печи багрово синюю, с бледным полосами от стягивавших ремней культю.

- Ну что притихли бойцы? – Воззрился тот, принимая закопченную алюминиевую кружку. – Живой, а это главное! Ну, чтоб живы были.

Руслан не глядя опрокинул в рот, содержимое даже не кружки, и не жестянки, а распиленного донца снаряда с припаянной сбоку ручкой. Горло обожгло, дыхание перехватило. Он закашлялся. Кто-то одобрительно хлопнул его по спине.

- А где это вас? – спросили из-за спин, преодолев неловкость.

- Про линию Маннергейма слыхали? Вот там и прихватило, осколком. – пояснил капитан

- Сразу?! – облизнул губы толстяк.

- Да нет, - капитан  кивнул, поблагодарив подлившего ему бойца. Потом, отставив кружку, задрал край тельняшки, показав большой сизый рубец. – Осколок в грудь, а потом я в снегу сутки провалялся, пока вытащили. Ноги вот отморозил. Очнулся, а одну уже того…

- Вот беда то… - прогнусавил кто-то сзади. – И как же вы на фронт?

- А вот так! – вскинулся капитан, - Я всю Балтику исходил. И еще бы прошел, с ногами или без! Да вот  с вами землекопами вожусь...

Глаза командира вспыхнули, то ли налившись кровью, то ли отражением печного пламени. Крепкая ладонь стиснула кружку.

- По мне пусть хоть землекопы, траншеи тоже кому-то копать надо. И вы, вы тоже бойцы, и вашими руками победа добывается.

Он выдохнул, и вновь опрокинул кружку в рот. Люди задвигались, разливая остатки спиртного. Странное это было сборище. Разношерстное.. Разливали под грубый смех. Мат и сальные шутки. Следили, чтобы всем досталось поровну. Руслану снова налили. Старик учитель сунул Руслану в руки большую нечищеную луковицу и кусок колотого сухаря. В голове юноши шумело, он вгрызся в зачерствелый хлеб, чувствуя, как внутри что-то рычит, требуя еще. Рука была занята кружкой, и чистить луковицу пришлось зубами. Взглянув из подлобья, на командира он натолкнулся на встречный взгляд. Капитан улыбался, хотя улыбка эта была больше похожа на оскал. 

- Давай боец! Жуй! Силы нам нужны. Определенно.

 

- Уфф! – Валька отвалился от обеденного стола, чувствуя, что сможет не есть целую неделю. Изголодавшись за время путешествия он съел столько, что раздувшийся желудок теперь болезненно пульсировал.

- Скушай еще… - предложила Клавдия Степановна, заботливая хозяйка с одобрением подкладывавшая ему на тарелку то одно, то другое. – Покушай мясца…

- Да дай ты ему передохнуть, – густым басом отозвался хозяин дома. Дородный мужик с толстыми, как бревна руками покрытыми рыжеватой шерстью. – Съест еще куда денется, ишь тощий, какой…

Валька никогда не считал себя тощим, но по сравнению с сыновьями дяди Коли, он и правда казался чрезвычайно худ.  Но, честно говоря, дело было не столько в его худобе, сколько в патологической лени братьев. Оба мальчишки, больше предпочитали валяться на сеновале или удить рыбу, в отличие от большинства деревенских, что с утра до вечера носились от двора до двора с непонятными пока Вальке играми. Сыновья дяди Коли были исключением в деревенской жизни но не в семье. Их отец, человек массы достоинств имел неменьшую массу недостатков.

Будучи невероятно трудолюбивым и деятельным человеком, он имел самый устроенный двор в деревне, а то и во всем районе. Два собственных трактора - несусветное богатство, учитывая, что у обнищавшего колхоза их было всего три. Будучи человеком честным, и заслуженным, дядя Коля, выкупил у колхоза абсолютно непригодные к работе машины, очень быстро доведя их до ума собственными силами, пренебрегая “помощью” коллег с мехбазы, готовых продать за бутылку любую запчасть.

Новые веяния на село проникли не сразу, и стали доступны не многим, но дядя Коля на то и местный уникум, что добился привилегий о которых частные хозяйства пока и не слыхивали. Говорили, правда, что колхоз не вполне честно рассчитывается со своим бывшим механизатором, но и того, что доставалось, дяде Коле хатало с избытком.

Все бы да ничего, если бы этот чудо богатырь и оплот русской деревни не пил. Случалось по целому месяцу дядя Коля не показывался на улице в нормальном виде. Настоящая беда, если это происходило в канун сева. Иногда ему удавалось быстро вернуться в число добропорядочных граждан, иногда «выздоровление» затягивалось надолго и тогда приезжал местный милиционер Федор.  Были они с Николаем лучшими друзьями. Федор гостил у дяди Коли дня три, за это время они на двоих успевали выпить прорву самогона, но после отъезда Федора, Николай обычно осунувшийся и похудевший выходил во двор, и долго-долго обливался холодной водой. Наступало «выздоровление».

Вальке понравилась новая семья. Дядя Коля сразу узнал мать, что было не мудрено, поскольку был предупрежден заранее письмом. Его кожа имела немного желтоватый оттенок, а белки отсвечивали красным следствие недавнего запоя. Встретил радушно, с объятьями и улыбкой. Валька заметил, что мать прямо таки расцвела. Пока их кормили, в доме перебывала почти вся деревня, как заметил Валька, взрослой молодежи почти не было. После обеда мать долго разговаривала с дядей Колей, потом подошла к сыну, немного растерянная, но зато улыбаясь.

Ночь они провели на веранде, а с утра мать поспешила в дорогу. Обратно, ее взялся доставить тот же Дед. Именно Дед, потому как никто толком не знал, как его зовут, разве что милиционер Федор. Дед был местной реликвией, памятником и достопримечательностью. Валька простился с матерью возле калитки, она просила не провожать ее. Он вполуха слушал ее быструю, сбивчивую речь, слабо понимая, о чем она. Мать что-то говорила про документы, про квартиру. Она то начинала рассказывать про то, как им будет хорошо, когда она вернется, то прервавший просила сына слушаться дядю и Клавдию Степановну. Наконец она обняла его, на минуту прижала  к себе, Валька даже услышал, как часто колотится ее сердце, и быстро отвернувшись, направилась к ожидавшей телеге. Валька вытер непонятно почему мокрую щеку, и долго стоял, глядя в след удаляющейся повозке.

 

Ночь прошла в жаркой, шумной духоте. Руслан, не не мог толком заснуть несмотря на усталость, чуткий неглубокий сон постоянно прерывался чьим-то бормотанием, храпом или непонятными всхлипами. От печи тянуло теплом. Те, кто лежал рядом, истекали потом. Иногда кто-то не выдерживал, вставал и, перешагивая через вповалку лежащих товарищей, шел в сени открывать дверь. Некоторое время по хате гуляли сквозняки, наконец, кто-то из лежащих ближе к ко входу начинал страдать от ночной прохлады вставал и закрывал входную дверь. В хате все время кто-то двигался, одни ворочались, толкая во сне лежащих рядом, другие отправлялись до ветру. Руслан занимал широкую лавку, что шла вдоль стены.он долго лежал без сна, прислушиваясь к шевелению в хате, когда в очередной раз хлопнула входная дверь, он встал, едва не споткнувшись о раскинувшегося, на полу толстяка. Стараясь идти аккуратней, не наступая на растопыренные руки и ноги, Руслан прошел к печи и долго искал свой ватник. Наконец обнаружив его под ворохом парящей одежды, он достал из кармана помятую коробку из-под папирос «Казбек». Сжав ее в руках, он пустился в новый путь на этот раз до двери.

Ночь встретила его крупными слюдяными звездами, четвертушкой луны, и далеким гулом канонады.

- Не спится боец? – Капитан сидел на крыльце, укрывшись затертым, поношенным полушубком прячав ладони бледно-розовый огонек..

- Да… - неопределенно ответил Руслан, зябко поводя плечами и все-таки присаживаясь рядом.

Капитан, искоса взглянув на него, снял с плеч полушубок и накинул на Руслана.

- И не спорь. – Как отрезал он – Я на Балтике и не такого видал.

Руслан сидел в неловком молчании, тиская в руках жестянку. От его неуклюжих движений она открылась и на ступеньки выпало несколько помятых бумажек.

- Девушка?  - Рука командира выловил среди писем фотографию.

- Сестра. – Признался Руслан, чувствуя, что краснеет.

- Ниччо…- с понимание отозвался собеседник, возвращая снимок и скручивая новую самокрутку. Потом, поглядев в свете зажженной спички на Руслана, собирающего рассыпавшиеся письма, добавил тихо:

- Успеешь еще… Эх если б не война, а то ведь дети и те на фронт…

Руслан не выдержал. Его словно прорвало. Сбиваясь и глотая слова, словно пытаясь выговориться за все шестнадцать лет он рассказывал.

Он вспомнил маленький шахтерский городишко, куда их семья переселилась незадолго до войны, и где на одной их шахт работали его отец и старший брат. Отца Руслан почти не помнил, тот погиб почти сразу по приезде, в шахте взорвался метан. Брат бывший с ним в одной  смене остался инвалидом и за два года сгорел как спичка, превратившись из красивого, рослого парня в усохшее, крошечное существо. Сестра, с тринадцати лет пошла, работать на комбинат, мать после смены возделывающую огород, чтобы как-то прокормиться. Он тоже хотел бросить школу и пойти на завод, как тогда делали многие, но мать запретила. Она заставляла его заниматься каждый день, порой засыпая рядом с ним пока он делал уроки. Она так и не узнала, что началась война, и сын бросил школу. Она умерла в апреле, и он остался вместе с сестрой, которая хоть и была моложе, работала на фабрике зарабатывая наравне со взрослыми, в то время как он учился. Долго так продолжаться не могло, и он подобно многим другим мальчишкам пошел в военкомат, вернее даже сбежал..

Капитан слушал молча, только часто и отрывисто затягивался едким дымом, сворачивая по мере необходимости новые самокрутки. Руслан, постепенно успокаиваясь, рассказал, как попал в землекопы. Подумать только его одноклассники, которые всего то на три месяца старше, были отписаны на фронт в действующие части, а он…

- Повоевать не терпится? В герои хочешь?

Руслан едва не задохнулся от обиды, но командир не дал ему сказать больше ни слова.

- Навоюешься еще, война долгая будет…

- Как долгая? И так уж скоро год как воюем! – выпалил Руслан, от неожиданности позабыв все свое возмущение.

- А вот так, - неопределенно махнул рукой капитан - пока мы этой вражине хребет сломает,  не одному тебе повоевать придется. Ты не смотри, что сегодня лопатой воюешь, Хороший окоп на войне не последнее дело. Да и не известно кому в том окопе сидеть. Определенно. Думаешь, почему я не на фронте? Думаешь нога? Нога, тьфу! Я и без обеих бы ушел. Нет…  Кому-то надо делать и эту работу, оно ведь знаешь тоже не без пользы.

- Да что это за война, за весь день только в грязи копайся.

- Война как война, не все ж стрелять. – Хрипло рассмеялся капитан. - В войне головой побеждают и руками. И каждый, слышишь? Каждый свое в нее вложить должен, в победу то, даже… даже поп наш, думаешь его сюда силком? Э нет, это барыги, они тут за грехи свои, а поп он хоть и поп, а все ж добровольно… Землица боец, она тоже ласки просит, ты вот вскопай ее, она тебя потом от пули укроет, а не тебя так другого кого…

Капитан затянулся в последний раз, и уже тихо, почти шепотом добавил:

- А ты думал война это только подвиги? Э-эх! Молодо  - зелено. А ну иди спать, светает…

- А вы как же?

- А я не сплю брат. Аккурат, с карело-финской.

- Совсем?

- Совсем.

 

Утренний туман лежал вдоль оврагов, от полей парило. Валька брел вслед за братьями, решившими после недели знакомства показать городскому жителю настоящую рыбалку. Его безжалостно растолкали с раннего утра, когда не то чтобы солнца не было, но даже небо едва начинало сереть.

- На рыбалку пойдешь?

Валька и рад был бы отказаться, но отступить означало потерять может быть единственный шанс стать “своим”. Одевшись в заимствованную у братьев одежду, напялив три пары носков вместо портянок, Валька вышел во двор. Своей удочки у него конечно не было, но каждый из спутников имел аж по три удилища. Вальке сразу же выдали вещмешок с провариантом и какими-то снастями. По едва заметной тропинке они спустились в овраги. Новобранца предупредили, что по самому руслу идти нельзя, засосет. Один за другим юные рыбаки двигались вдоль поросшей травой впадины, увязая по щиколотку в сером речном песке, насыщенном влагой. Из-за крутизны склонов Валька вскоре совсем потерял ориентацию.

Идти пришлось минут сорок. Впереди, как обычно неразлучные на правах хозяев двигались братья. Имея заурядные деревенские имена, оба охотно откликались на Ромула и Рема. Кто в этой глуши дал им такое прозвище, оставалось для Вальки загадкой. Ромул был на год младше брата, но выглядел крупнее и солидней, зато Рем был умнее и как правило верховодил. Братья о чем-то переговаривались, а Вальке хотелось просто присесть, где ни будь, или еще лучше вернуться в кровать. Он зевал почти на каждом шагу, и не сразу увидел развалины обнаружившиеся за очередным поворотом.

В этом месте старица расширялась, а берег становился пологим. С обеих сторон русла имелась насыпи из которых торчали остатки конструкций. Теперь уже трудно представить себе, каким образом этот мост выглядел раньше. Железобетонные блоки, с выкрошившимся цементом, соседствовали рядом с кирпичной кладкой настолько бесформенной, что одно это озадачивало. Поверх фундамента лежали ржавые балки, служившие некогда основанием для полотна. Сейчас его не было, на поперечины были наспех навалены полусгнившие доски. Валька заметил, что одна из балок словно бы скручена в дугу направленную во вне самого моста. Она торчала, куда-то в бок завершающей картину запустения запятой, оставляющей за собой пустоту недосказанности. Рыбаки по едва заметной тропинке поднялись на берег. Все вокруг моста заросло травой, и о существовавшей некогда дороге можно было догадаться исключительно по щебню, которым она была когда-то высыпана. Сейчас слежавшийся за зиму истлевающий ковер обновляла свежая поросль надежно укрывая старый тракт от посторонних глаз, но не от ног.

С останков моста Вальке открылся удивительный вид, юноша на некоторое время замер не в силах отвести взгляд от раскинувшейся перед ним панорамы. Непосредственно за мостом, уровень дна резко понижался. Было видно, что старое русло как бы перегорожено чем-то. Нечто бесформенно находилось почти сразу под мостом, вода занесла это грунтом, а время вырастило на нем довольно густой кустарник.

- Ты идешь? – Окружающий мир не поражал братьев, он был для них средой обитания. Они всей душой стремились к затону образовавшемуся, когда река была запружена.

Прежде чем спуститься на другую сторону моста Валька окинул взглядом окрестности еще раз. Дальше запруды русло оказалось размытым. Вероятно, река постоянно подпитывалась родниками, и местность вокруг сильно заболотилась. Открытая имелась только рядом с мостом. Возможно, здесь было глубже всего, остальное пространство представляло собой казавшуюся бесконечной кочковатую местность,  покрытую чахлым кустарником и кривыми, уродливыми деревцами. Единственное что украшало эти места, это свежий зеленый цвет пробивающейся из земли молодой осоки.   

- Иду! – Валька рванулся за спутниками, торопясь их нагнать. Перебегая по образовавшейся еще до его рождения плотине,  споткнулся, и едва не свалился с перешейка. Раздвинув рукой траву, он увидел массивную ржавую железяку, торчащую из почвы.

Потирая ушибленное колено, он, хромая побрел дальше куда осторожней.

-  Что это такое? - поинтересовался он у поджидающих его братьев.

- Мост, - лаконично ответил один из них.

- А что с ним? – Продолжал любопытствовать Валька, не удовлетворившись ответом.

Братья, наконец, выбравшие место метрах в двадцати от моста распаковывали удочки. Старший между тем взялся рассказывать:

- Ну, этот мост был еще до войны. Говорят здесь рядом, когда-то стояла церковь. Ее взорвали, а из кирпича сделали мост. Только во время войны, немцы его разбомбили. По мосту шла колонна танков, и один танк упал, запрудив реку. Его так и не вытащили. А может и не один…

- Ух… - только и вымолвил Валька.

- Да тут много всякого барахла по лесам валяется. – Поддержал брат брата. - Тут одно время типа тяжелые бои шли.  Лесами никто пройти не мог, болота и все такое, вот фрицы и прорывались вдоль дорог.

Валька слушал раскрыв рот, но на этом повествование кончилось и началась рыбалка. Ему всучили в руки удочку и посоветовали пройти чуть дальше вдоль запруды.

- Только далеко не ходи, там болото. – Предупредил один из рыбаков.

Дальше от моста берег как назло, зарос кустарником и к воде было никак не подобраться. Валька шел дальше, насторожено оглядываясь, не попасть бы в болото. За очередными зарослями ему неожиданно открылось крошечное озерцо. Отделенное от большой запруды оно показалось Вальке симпатичным. С трех сторон его окружали болотные кочки, да карликовые деревца на фоне густого соснового леса, чуть дальше, на возвышенности, зато с Валькиной стороны берег покрывал ровный серый песчаник. Место Вальке глянулось. Он сразу же отметил искривленное, повалившееся деревцо, на котором было бы удобно сидеть.

- Эй! – Оклик был не громкий, но Валька вздрогнул. – Не ходи туда…

На противоположном берегу в кустарнике сидел человек.

- Почему? – поинтересовался Валька.

- Болото, обойди по краю вон там тропинка… - незнакомец показал рукой.

Валька повертел головой. Странно, но теперь идеальная ровность берега и ему показалась подозрительной, да и опрокинувшееся дерево не нашедшее опоры в грунте, все словно бы кричало об опасности. Найдя искомую тропинку, едва видимую меж ярко зеленых клочков травы и всю испещренную вереницами мелких, звериных следов, Валька пошел по ней, даже не отдавая себе отчета зачем. Рыбу ловить не хотелось. Да и с братьями он пошел чтоб хоть как-то скрасить свое одинокое пребывание в деревне. Предоставленный самому себе он не находил места думая о матери.. Часто просто слоняясь по улице наблюдал за играми местной детворы или сидел в доме читая старые советские детективы.

Тропинка огибала озеро, и заканчивалась, в нескольких метрах до воды.

- Иди по кочкам. – Дал совет незнакомец.

Валька, осторожными шагами, наконец, добрался до берега. Чтобы как-то продолжить беседу поинтересовался:

- Ну, как клюет?

- Да разве этим помаешь? – Незнакомец продемонстрировал кривую палку с привязанной к ней толстой леской. Вместо поплавка болталась небольшая щепка.

Только теперь Валька обратил внимание, как выглядит его нечаянный собеседник.  По виду, они были почти ровесниками. У незнакомца были длинные волосы, и Валька никак не мог понять мальчишка это или девчонка. Длинный плащ, даже скорей пальто, в принципе ничего удивительного, в деревне, как только не одевались. Однако пальто подпоясывал шарф, что необычно, да и удилище…

- Курить есть?

Валька отрицательно мотнул головой

- Ты  ловить то будешь, а то дай мне…

Валька неожиданно даже для себя протянул незнакомцу удочку. Тот, явно не ожидал, возникла настороженная пауза. Наконец незнакомец встал, оказавшись на полголовы ниже, и протянул руку за удочкой.

Следующие пять минут, Валька наблюдал как ловко, быстро и уверенно собеседник собирает удилище. Насаживает наживку. Забрасывает. Наконец, выполнив необходимые операции, тот достал из кармана окурок и, зажав его губами, прикурил, пряча огонек спички от ветра в грязных ладошках.

- Будешь?

Валька замотал головой. Новый знакомый с наслаждением затянулся и, выпустив несколько ровных колечек дыма, весело рассмеялся.

- Вика.

- Что?

- Виктория говорю… Победа означает, ну зовут меня так. – Увидев вытянувшееся Валькино лицо, собеседница засмеялась еще звонче. – А ты что за фрукт?

- Я? Я Валентин. – Признался Валька и замолчал, потому что сказать было нечего.

- Ты откуда такой тут взялся? – продолжала допрос Вика.

- Из Пеньков.

Глаза девчушки сузились и с новым интересом взглянули на Вальку.

- Что-то я тебя там не видела…

- Я там всего неделю, у дяди Коли живу… - Валька смутился от пристального взгляда. – А ты откуда? Я тебя там тоже не видел…

- Да я тут, неподалеку… - Девчонка небрежно мотнула головой в сторону, где ничего кроме кочек и леса не было. – Смотри, это не за тобой?

На противоположном берегу, показался один из братьев очевидно пришедшего его проведать. Валька встал и замахал ему рукой.

- Ну, я пойду… - поспешно отозвалась новая знакомая.

Валька не успел ничего ответить, как она вскочила и ловко перепрыгивая с кочки на кочку, побежала прямиком в болото. Валька удивленно проводил ее взглядом.

- Эй! Иди сюда!

Валька пожав плечами пошел было обратно. Потом, вспомнив про удочку, вернулся. На крючке обнаружился средних размеров карасик. За разговором они так и не заметили поклевок. Минут через десять, он вновь стоял на берегу с другой стороны.

- Как ты туда попал? Тут же болото.

- Да, так прошел. Вон Вика  подсказала.

- Вика? Это девчонка? А что она тебе еще сказала?

- Да ничего… - Валька несколько подивился настойчивому любопытству брата

- Чего орете, – зашипело из кустов. – Всю рыбу распугаете.

- Ты прикинь, пока мы тут с тобой рыбу ловили он с голодранцами корешился…

- Да ну…

 

Весна все же вступала в права, обрызгав на опушках деревья, кустарники и землю густым раствором зеленки. Вместе с тем, почва, пропитанная весенней влагой, не высыхала. Словно на зло, день за днем небо разверзалось шумным весенним ливнем. Лопаты легко вонзались  раскисшую почву, и выходили из нее с громким, чавкающим звуком. Работали от рассвета до заката с несколькими перерывами. Стершиеся в кровь ладони, спасали, обматывая черенки лопат старыми портянками. Вода норовила скопиться в малейшей впадинке, выступая из земли под малейшим нажимом. В окопах приходилось стоять в ней по колено, и это несмотря на предусмотрительно прокопанные сточные канавы. Ноги немели превращаясь в бесчувственные глыбы. Лопаты едва зачерпывали со дна землю.

Руслан постепенно втянулся, он уже не падал с ног, как только его сменяли. Осторожно, на бесчувственных ногах он доходил до костра, снимал с чьей-то помощью набрякшие влагой сапоги выжимал портянки, развешивал их здесь же на прутиках и, вытянув сморщенные ступни в сторону огня, брал у сидящих рядом зажженную папиросу, чтобы жадно затянуться. Курить он начал почти сразу, это давало возможность изредка прерывать работу. Пожалуй, из всего отряда не стал курить только бывший учитель музыки. Своей молчаливой сосредоточенностью, он у многих вызывал, раздражение и неприязнь, но невероятная самоотдача его в работе заставляла относиться к нему с уважением. Руслан сам не раз наблюдал, как с утра тот попросту сталкивает свои ноги с лавки, где спит, чтобы потом рывком подняться на них. Пока остальные гурьбой высыпали к колодцу, чтобы облиться водой, прогнать остатки сна, бывший учитель сосредоточенно передвигался по избе на негнущихся ногах стараясь подавить болезненную гримасу на лице. Однажды он лег  на полу, и тогда с утра Руслану пришлось помогать ему встать. Долговязый, и кажущийся беззащитным он был со всеми крайне вежлив, если не считать холоден.

Весь их отряд, отчетливо делился на две категории, одна кампанейские, говорливые, вечно галдящие и скалящиеся по малейшему поводу. Но были и другие. На вроде музыканта, молчаливые и сосредоточенные. Руслан помнил, как по началу иногда вспыхивали драки, бывало несуразные, а бывало что жестокие и кровопролитные. Но так длилось не долго. Капитан оказался на редкость авторитетным человеком. Он был монолитен, и насквозь видел чего стоит каждый. За тридцать дней он превратил разношерстный сброд в единую группу, где каждый, блюдя свой, зачастую шкурный интерес, делал необходимое, «определенно необходимое» как говорил капитан, дело.

Однажды, притворившись спящим, Руслан услышал, как колченогий, жилистый и татуированный с ног до головы мужик, покосившись в сторону прошедшего командира, процедил,. сквозь черные от никотина и чифира зубы: «Хозяин». Руслан даже вздрогнул. От того шипящего, пронизывающего насквозь голоса, никогда прежде не слышал он такой смеси ненависти и уважения…

Через деревню проходила грунтовая дорога, маршрут местного значения, зато чуть в стороне проходил весьма оживленный тракт. Оживленным его сделал фронт, и ударная группа фрицев перерезавшая основную магистраль. Насколько понимал Руслан из сдержанных объяснений командира, и бездоказательного трепа у костра, между обширным лесным массивом и раскинувшимся болотом пролегал узкий проход. Трасса пролегла едва ли не по самому болоту, машины проезжали, погружаясь по оси в мутную грязную воду. Их отряд, то и дело снимали с недоделанных позиций, чтобы хоть как-то поддержать дорогу в проходимом состоянии. Мокрые с ног до головы они разравнивали щебень, который привозили на машинах аж за десять километров. Очень часто по дороге проходили колонны. Тяжело груженые машины вязли, и их приходилось, выносить почти на руках. Проблем не было только у танкистов, они легко преодолевали бездорожье, но дорога после прохождения танковой колонны требовала немедленного ремонта.  В той стороне, куда двигались колонны, гремела канонада. С каждым днем этот гул приближался все ближе и ближе.

Однажды, под вечер над деревней появился самолет разведчик. «Рама» сделала несколько кругов, прежде чем ее отогнали подлетевшие истребители. Легко уйдя от краснозвездных самолетов, немец скрылся за облаками.

- Бомбить будут. – Ни к кому конкретно не обращаясь, заметил капитан. От его слов Руслан зябко повел плечами.

Следующие два дня они заканчивали свою работу. Человек пятьдесят таких же землекопов, как и они, уже погрузили на машины и вывезли на другие объекты. Вместо них начали прибывать солдаты, занимавшие подготовленные позиции. В результате совместных курений выяснилось, что это части еще недавно отведенные для переформирования, и сейчас спешно брошенные в бой. Рябой солдат, стрельнувший, как-то у Руслана папиросу хмыкнул, кивнув на подготовленные окопы.

- Ладно, хоть копать не пришлось. Вам спасибо, а то раз, две недели пришлось в воронках отсиживаться. -  Он сплюнул и, покачав головой, добавил. – Только сыро у вас тут.

Однако осваивать сырые окопы ему не пришлось. Два дня спустя пехотные части построили в колонну и самоходом двинули на запад. Капитан сказал, что есть угроза прорыва. На подготовленных позициях осталась только бессменная «батарея одного орудия», видавшая виды сорокапятка. «Смерть - врагу, хана – расчету» зло шутили острословы. Через двое суток, в обед капитан приказал спешно грузится на полуторку. По основной трассе ожидался проход танковой колонны. Словно на зло зарядил дождь. Крупные капли падали на изодранный, сшитый едва ли не из клочков тент машины. Сливаясь в ручейки, вода протекала в отверстия, изливаясь на непросыхающую одежду бойцов.  Кто-то пытался курить, скрывая папиросу в кулаке. Небо было затянуто тучами и казалось, что уже наступил вечер.

Преодолевая несколько километров, пришлось дважды вытаскивать машину из грязи, операция проходила привычно и буднично. Срывая обернутыми цепью колесами, молодой дерн полуторка вырулила к наспех сколоченной из горбыля и снарядных ящиков будке. Тусклый свет керосинки, ящики вместо стола и стульев, жалкое прибежище военных регулировщиков. Почти новая телефонная станция выглядела здесь абсолютно инородным телом. Рядом всегда дежурил боец. На противоположном берегу реки, с другой стороны моста, на сложенных в сруб бревнах был установлен счетверенный пулемет. Гнутая из проволоки рамка прицела, примотанный к основанию стул, да запчасти от велосипеда.

Полуторка увязла аккурат при выезде на дорогу. Бойцы один за другим прыгали в грязную жижу. Капитан выбирался неспешно, Руслану не раз доводилось видеть стертый в кровь обрубок ноги. Укрепившись на земле, командир двинулся к будке, от туда уже бежал человек с ног до головы закутанный в плащ палатку. Минутный разговор, и капитан, махнув рукой, дал команду на отдых. Кто-то сразу же полез в кузов доставать завернутые в брезент дрова. Сухого места не найти и на километр вокруг, но желание согреться в людях выше разверзнувшейся стихии.

Огонь горел лениво. Потрескивая влажными поленьями, истекающими пенящейся влагой. Руслану посчастливилось найти солидный обломок дерева одному из первых. Подтащив к огню, он занял место поближе к жаркому пламени. Уже привыкшие к таким переброскам, бойцы заранее подготавливали дрова, заворачивая в брезент, небольшую поленницу и храня в машине. Это позволяло быстро разжечь огонь, пока большинство разбредалось по окрестностям собирая мокрое дерево.

Сидящие у костра тесно жались друг, к другу укрываясь кусками брезента, забыв недомолвки и старые счеты. Кто-то пытался играть в карты. Денег не было ни у кого нет, играли на табак и сахар. Дождь словно пожалев мокнущих людей, стих. Небо, несмотря на приближающийся вечер начинает светлеть, над границей леса взбагровело.

- Звезды. – Руслан и не заметил, что произнес это в слух. Остальные как по команде устремили взгляды на восток, где небо почти полностью расчистилось, и действительно показались звезды.

- Поспать бы… - Мечтательно протянул толстяк, сильно осунувшийся за последнее время. - Скоро там?

- Ага, так тебе и сказали, - ответил ему кто-то за капитана.

Руслан помалкивал. Он уже знал, что сроки прохождения колонн военная тайна, их бригаду могли вызвать и за два часа до и через час после колонны. Сейчас нужно было ждать.

- Эх, тишина… - вздохнул капитан. С момента появления немецкого самолета разведчика он мрачнел с каждым днем все больше и больше.

Кто-то из бойцов уже махнул рукой, пролетел и ладно. Однако Руслан больше доверял мудрости командира, ежедневно на глазах подчиненных доказывающего правоту своих суждений собственным примером. В большинстве своем,  в отряде подобрались люди, имеющие немалый жизненный опыт за плечами. Быть может с высоты своего возраста, - думал Руслан – они могут сомневаться в словах командира. Впрочем капитаном он был для всех, а для некоторых еще и “хозяином”

- Дома сейчас хорошо, жена бы ужин приготовила… - Продолжал мечтать толстяк. Всем было известно, что он холост,.

- А у нас вечерняя смена, на трубном. – Поддержал кто-то из новоприбывших. – Если поспешить, то у соседки можно было разжиться свежим самогоном.

Учитель музыки, подбросив в костер сырых веток, пробурчал тоном профессионального моралиста:

- Дай вам волю, всю страну пропьете…

- Тоже мне патриот, - огрызнулся в ответ почему-то толстяк. – Ишь выискался, может ты, сюда добровольцем пришел?

- Долговязый человек опустил голову.

- А ну кончай базар. – Подал голос капитан.

Руслан смотрел на сгорбленную фигуру учителя музыки. В его голове никак не укладывалось, что в такое время кто-то мог спокойно жить, не стремясь с оружием в руках…

Словно услышав его мысли, старый учитель отвел взгляд от огня и посмотрел ему в лицо.

- Дочь у меня, понимаешь? – сказал он тихим, надтреснутым голосом. – Чахотка у нее. Мы одни жили, на Невском. Она уже и не могла одна, когда в эвакуацию ехали говорила, что не выдержит. Выдержала. До Урала.  А потом и слегла.

Он словно бы оправдывался, и Руслан не знал, куда девать глаза. Блики огня скользили по лицу старика, темнота застревала в морщинах, делая его больше похожим на маску.

- Не мог! Понимаете, не мог я ее бросить! – Он сорвался на крик, от его слов Руслан отшатнулся как от удара. Но этот выкрик предназначался не столько ему сколько остальным.

- Не ори на парня, - глухо с какой-то долей осознанной жестокости произнес капитан - он доброволец.

Взгляды мгновенно скрестились на Руслане. Тот почувствовал, как зашумело в ушах, к лицу прилила кровь. Растерявшись, он никак не мог разобраться в своих собственных ощущениях. На какое-то мгновение он вдруг ощутил стыд за то, что действительно, оказался, чуть ли не единственным добровольцем в этом отряде.

- Я… я не хотел… - промямлил он.

- Никто не хотел. – Заржал толстяк, и этот смех, словно тупой нож, резанул по нервам Руслана.

Он вскинул голову:

- Я не виноват, что мои одноклассники, которые всего на два месяца старше на фронте, а я здесь …

- Тихо! – голос учителя музыки был сух и строг. В нем не было и намека на недавнюю истерику, он звучал так, как будто старый музыкант был в своем собственном классе, а вокруг него собрались ученики. Голос требовал, и окружающие ему подчинились.

В возникшей тишине отчетливо слышался нарастающий гул. Канонада? С востока? С тяжелым вздохом встал сидевший на вросшем в землю валуне капитан.

- Приготовится! Это колонна!

Мгновенно забыв про разговоры, люди повернулись в сторону реки. Из придорожной будки, через мост бежал регулировщик с фонарем. С холма двигалась первая машина. Регулировщик встретил ее уже на другом берегу. Он что-то кричал, размахивая фонарем, но человеку, высунувшемуся из башни, пришлось вылезти совсем, чтобы услышать. Минутой позже он, стоя на броне, нагнулся к люку, очевидно давая команду. Танк взревел мотором, перекрывая все остальные звуки, и громыхая траками по железобетонным плитам, отчего весь мост вибрировал и гудел, двинулся на другой берег.

Первыми шли две «тридцатьчетверки», выделяясь статью и округлостью форм. Остальные танки поменьше и угловатее. Они двигались по дороге с дистанцией метров пятьдесят, подъезжавшие к мосту  притормаживали, задние сокращали расстояние до передних. Наконец дистанция стала настолько минимальной, что  задним машинам даже пришлось остановиться. Сидящим у костра был видно сразц пять танков, но, колонна была несколько больше. Казалось ничто не в состоянии перекрыть шум работающих танковых моторов. Даже у костра людям чтобы услышать, друг друга пришлось бы кричать и, тем не менее, новый звук перекрыл этот ужасающий шум. Ровный, длинный он возник где-то за пределами шумового фона, но нарастал и вскоре заполнил собой все окружающее пространство.

Первые взрывы легли в стороне. Сначала возникла вспышка, затем в лицо грянула теплая волна воздуха, и только потом гулкий звук сливающихся разрывов достиг ушей. Руслан, остолбенев, смотрел, как яркие всполохи освещают все вокруг. Сознание, будто бы вне его, отмечало отдельные фрагменты, картины, вырываемые у ночи огнем.  Серое, с блеском отраженного пламени пространство, казалось застывшим. Замершие на спуске танки, и даже тот, который  преодолевал мост, казалось застыл на самой его середине. Капитан раскрывший в крике рот, кажется обращающийся к нему,  Руслану.

Регулировщика видно не было, ослепленные разрывами глаза уже не видели мелькающий фонарь. Танки, двигались через мост один за другим. Они шли почти стык в стык, и в этом их движении оставался некий порядок.

Рев, давивший на уши, кончился столь же внезапно, как и начался. Сначала Руслану послышалось, будто нечто упало в грязь. Звук был отчетливый и специфичный вроде как кто-то шлепнул ладонью по воде. Но вот оглянуться на звук юноша уже не успел. Мир озарился, как не озарялся еще не разу. Серость обрела удивительные краски и рванулась к нему на встречу. Последнее что запомнил Руслан, это была его собственная тень, появившаяся на мгновенье, и пролегшая от его ног до самого моста. И еще звук, звук как будто над его ухом лопнул воздушный шарик. Резкий, негромкий, он просто возник рядом, такой же недостижимый как комариный писк. И в тот же момент стало темно. 

 

- И кто это был? Откуда он?

- Не знаю, только не он, а она… - Вальке уже надоело отвечать на одни и те же вопросы. Сначала его с пристрастием допросили Ромул и Рем, потом дядя Коля, теперь приехавший по этому случаю милиционер дядя Федя.

- Что она сказала? – вопросы сыпались один за другим, по сути, повторяя те, на которые Вальке отвечать уже приходилось.

Соригинальничал дядя Федя только однажды, когда попросил Вальку описать новую знакомую. Здесь Валька задумался. Ну не было в ней ничего примечательного. Пришлось только пожать плечами. Дядя Федор с досады захлопнул свой видавший виды планшет, дерябнул стакан, налитый Клавдией Степановной, и о чем-то пошептавшись с дедом, уехал. Дед в отличие от большинства откровенного любопытства не проявлял. Он только взглянул на Вальку слезящимися глазками и пробормотал что-то себе под нос.

Что именно хотела сказать местная достопримечательность, осталось неизвестным, поскольку вслед за этим дед, вскарабкавшись на свою телегу, укатил в сельпо.

Несколько дней после этого Валька слонялся о деревне и близлежащим перелескам. Племянники научили его искать на взгорках сморчки, которые Клавдия Степановна перебирала, разламывая в мелкую крошку, варила, а потом и жарила с картофелем и сметаной.  Вальке очень понравилось это блюдо, и он навсегда завоевал сердце хозяйки, поедая его в неимоверных количествах. Хождение за грибами, считалось в деревне полезным и прибыльным. Валька с братьями приносил сморчки ведрами, как впрочем, и другие местные ходоки. Но этот процесс довольно быстро ему наскучил, и он принялся выпрашивать у племяшей удочку.

Удилище с оснасткой ему вручили сразу же, но вот отвязаться от прилипчивых племянников оказалось сложнее. Ребята просто горели желанием провести его по всем рыбным местам, в то время как сам Валька хотел рыбачить только в одном и, причем в одиночестве.

- Ладно, отстань от него, - после очередного разговора сказал один брат другому, - Может он по своей голодраной скучает.

Толком подраться им не дали, чему Валька должен был быть благодарен. Оба братца, крепкие ребята, стояли друг за друга горой. Отделавшись, как побежденная сторона подбитым глазом, Валька приобрел право на самостоятельность. С того момента ни Ромул ни Рем больше не оказывали ему столь открытого как прежде покровительства, но с другой стороны и не навязывали ему своего общества. Меряя на следующее утро русло старицы шагами в направлении старого моста, Валька как мог, гнал от себя мысль что, в сущности, братья были правы.

С некоторой дрожью в коленях он отыскал тропинку, по которой шел в предыдущий раз. Осторожно переставляя ноги, добрел до берега, расположившись на месте своей давнишней собеседницы. Взяв одну из принесенных с собой удочек, кое-как наживил крючок, сваренной по утру кашей и забросил снасть.

Рыбалка может быть довольно скучным мероприятием, в случае если клев отсутствует напрочь. Именно это и довелось испытать Вальке в то утро. Ромул и Рем встретили его появление с молчаливым пренебрежением. В прихожей стояло ведро с водой, откуда торчал увесистый хвост.

- Вау! – Не сдержал искреннего восхищения Валька, чем заслужил благосклонность обоих рыболовов.

Сменив гнев на милость, его отвели во двор, и показали таз,  где лежали, лениво шевеля хвостами увесистые окуни и плотва. Валька обалдело пялил глаза на это чудо, братья, стоя рядом наслаждались достигнутым эффектом. Их победа была подавляющей, очевидной и не нуждающейся в комментариях. На правах победителей Вальке предложили присоединиться к следующему походу. Валька насупился, ковыряя ногой землю.

- Втюрился, – подытожил один из братьев.

- Да ну… - по обыкновению отозвался второй.

Констатация этого факта, принесла Вальке со стороны ребят совсем не неприятности, а сочувствие. На следующее утро все трое собирались на рыбалку вместе, делясь наживками и готовя бутерброды. Разошлись у калитки, братья в одну, Валька в другую стороны. Озерцо, пообвыкнув, начало заигрывать с Валькой поклевками мелких карасиков, подарив уже к самому возвращению тщедушную красноперку. Взвесив на ладони свой нехитрый улов, Валька усмехнулся и, загадав желание, бросил рыбешку обратно в воду. Поступок в чем-то хулиганский, принес некоторую разрядку и домой Валька пришел в неплохом настроении.

Племяши оказались злыми и насупленными. Улов был так себе, и оба подростка громко спорили, куда надо идти теперь, и на что клюет.

- С нами пойдешь?

- Куда? – поинтересовался Валька, хотя давно уже решил, что с безрадостным сидением на старице пора завязывать.

- На карьеры, топать далеко, так что пойдем с вечера, переночуем там, и на утренней зорьке половим.

Соблазн был колоссальным и Валька с радостью согласился. Половина дня прошла в ожидании, пообедав, троица отправилась спать. Валька точно знал, что не заснет, слишком велико волнение, в конце концов, он ни разу не ходил на такую рыбалку. Однако вскоре пошел дождь, и он уснул под мерное треньканье капель об обитую железом крышку колодца. Ужин глотали наспех, набивая рюкзаки снедью и всяким скарбом. Дядя Коля постоянно шутил, желая ни пуха, ни чешуи, а Клавдия Степановна ухитрилась договориться с Дедом, чтобы отвезти ребят к самым карьерам.

Лежа на устилавшем повозку сене Валька смотрел, как в серо-голубом небе проявляются блестки звезд. Ему не было никакого дела до болтовни племянников с Дедом тот, наверное, с десятый раз порывался рассказать о происхождении карьеров. Даже Валька понял, что именно с этих карьеров брали щебень для дороги проходящей через разрушенный мост.

- Так чего же ее забросили? – поинтересовался он, вызвав раздраженные взгляды спутников, которым, эта эпопея, была давно известна, и изрядно наскучила.

- Да кому она нужна? – махнул рукой Дед. – Здесь все сплошь леса да болота. Лес рубить нельзя, тут танки да трактора на раз тонут. Определенно. Дорога то и тогда не нужна была…

Голос старика дребезжал, как треснутый фарфоровый чайник, но это бывало тогда, когда Дед задумывался и говорил тише. Было непонятно, рассказывает он это, или по старой привычке размышляет в слух.

- Немцы готовил прорыв. И ни одна собака не знала толком, где именно. Здесь довольно неудобное место, так, прогал межу болотами.

-- Они здесь прорывались? – вдруг спросил один из братьев, заинтересовавшись беседой.

Дед покачал лысой головой, кхекнул и шлепнул лениво перебирающую ногами лошадь концами поводьев.

- Нет, здесь был отвлекающий удар. Слишком поздно они сообразили, что именно здесь можно было прорваться. Шли малыми силами, зато с шумом и треском. Впрочем, нам определенно и того хватило.

Дед вздохнул, и добрый кусок пути они проехали в тишине и насупленном молчании. Дорога до того скользившая между полей ушла в лес. Двигаться по старой просеке было особенно тряско. Сосновые ветки, росшие здесь в изобилии, поотсыхали лишенные солнца верхними собратьями, и теперь нависали почти над самой дорогой  сыпля на проезжающих всяческую шелуху, старую хвою и мелкие чешуйки.

 

Небо, насыщенное как чернозем, с мелкими песчаными вкраплениями звезд, изредка вспыхивало, и вспышки эти выхватывали из темноты замысловатые гроздья, плывущие по воздуху. Небо качалось. Руслан лежал, словно в гамаке, наблюдая за бесшумными разрывами зенитных снарядов. Иногда, небо заслоняло чье-то лицо, отдаленно знакомое оно напоминало ему кого-то, но вспоминать не хотелось. Хотелось лежать и смотреть вверх под убаюкивающее качание.

Его внесли под развесистые лапы сосен, здесь земля плотнее и крепче, неровные холмы опоясывающие болота покрывал матерый, произраставший здесь от века бор. Руслан вглядывался в переплетение ветвей, пытаясь уловить хоть кусочек неба, тщетно. От усилий начала болеть голова, он попытался встать, но чьи то руки прижали ему плечи книзу, запрещая шевелиться. Раскачивания стали неровными и, наконец, совсем прекратились. В спину уперлось что-то твердое, болезненно надавило на позвоночник. Руслан открыл рот, чтобы сказать это, голос отозвался в недрах черепа колокольным гулом. На мгновение ему показалось, что его голова пуста, словно глиняный горшок, и в этом горшке рассыпали пригоршню гороха, каждый звук – горошина. Горох бился о стенки, прыгал, отскакивал друг, от друга рождая невероятную какофонию звуков. Звуков разных, появлявшихся помимо его воли, и возникновение каждого символизировали разноцветные яркие вспышки.

Сдерживая готовый вырваться вопль, Руслан сжал обеими руками голову, словно пытаясь удержать эти рассыпающиеся зерна, бьющие в его череп изнутри. Звуки сливались в единый погребальный то ли звон, то ли гул. Голова обрела массу, и масса эта давила, силясь взорвать голову изнутри. Виски наполнились болью, кто-то мощный и невероятно сильный бил, по затылку. Напряженными вылезающими из орбит глазами, налившимися кровью, Руслан еще успел увидеть мелькнувшее перед ним лицо с шевелящимися провалом рта.

- Батя… – прошептали спекшиеся, с растрескавшейся корочкой губы.

Два дня он лежал в избе. Как и кто его, туда отнес, он не имел ни малейшего представления. Оба этих дня люди как обычно выходили на работы с утра и возвращались вечером. Исключение кроме Руслана составляли еще четверо. Толстяк, - он лежал напротив. Юноша видел, как корчится его обрюзгшее, отечное лицо. Он постоянно открывал рот в безмолвном крике. К лавке, толстяка притягивали связанные вместе солдатские ремни, ноги прикрывал драный, в бурых потеках ватник. Третьим в кампании был учитель музыки, выглядел он как обычно, если не считать того, что пальто он сменил на ватник, но при ходьбе все время немного кренился на правый бок. В дальнем конце избы лежал послушник, тот самый, что не отходил от попа, и все время как попугай повторявший его молитвы. Да еще был сам священник. Именно этот человек взял на себя заботу о толстяке, Руслане, и послушнике. Он выводил Руслана по нужде, кормил его с ложечки, что-то, беззвучно нашептывая губами.

Вообще Руслан обратил внимание на то, что все в мире стало происходить беззвучно. Забываясь тревожным сном на короткие промежутки времени, он иногда с трудом отдирал голову, от подложенной под нее свернутой в скатку старой летней шинели. Застывшая кровь превратила его волосы в проволоку, за время короткого сна спекавшуюся с пропитавшимся ею же войлоком. На второй день толстяк упал с лавки. Конвульсии оказались настолько сильными, что ремни не выдержали. Ватник упал, и Руслан увидел, что на полу бьется неестественно коротконогий человек. Толстяк умер, сдирая ногтями щепу с половых досок. Руслан смотрел на это безумным взглядом сидя на лавке и раскачиваясь из стороны в сторону. Старик учитель, ходивший за водой, сразу все понял, поставив ведро в сенях, уложил юношу,  заставив его отвернуться  к стене. Руслан лежал с открытыми глазами, разглядывая замысловатый узор на бревнах выведенный древоточцами и жуками. Смерь, совершенно не взволновал его. Ни корчи толстяка, ни потеря слуха не беспокоили его совершенно. Он ни в малейшей степени не задумывался о том, что будет, было… Где? Кто? Когда?  Все эти вопросы словно бы остались вне его. Он был только здесь и сейчас, и единственное что его беспокоило, это постоянные удары по черепу пытающегося вырваться на свободу мозга.

Между тем небо очищалось от туч, день за днем весна вступала в свои права. Измазанные в земле люди с мрачной решимостью копали землянки. Командир торопил. Ему верили, вгрызаясь в землю едва ли не зубами. Измотанным бойцам помогали все, и артиллеристы, и местные жители. Только зенитчики у пулеметов бдительно несли свою вахту костеря то безоблачную погоду, что благоприятствует противнику, то возникающие откуда-то облака, что могут скрывать собой самолеты с крестами на крыльях.

Толстяка похоронили неподалеку от деревни, в небольшой воронке, чтобы лишний раз не копать землю. Руслан даже нашел в себе силы пройти этот путь вместе со всеми. Священник прочитал молитву, и несколько раз перекрестился. В тот же день, капитан дал команду покинуть обжитую хату. Местные мрачно тащили свой скарб, кто-то, махнув рукой, отказывался покидать дома. Капитан убеждал. Руслан не слышал слов, но жесты командира показывающего на обгорелые иссеченные осколками трубы сгоревшей части деревни казались ему весьма красноречивыми. Сутки они провели в вырытых наспех землянках, конечно, это были не те блиндажи, что они выкладывали раньше, но переночевать можно.

Ночью Руслан проснулся от тяжелой встряски. Нет, его никто не будил, трясся земляной пол, на котором в вповалку спали люди.  С уложенных по верху бревен сыпался песок.

- Все быстро наружу! Рассредоточится! – Руслана, не разбиравшего слова, выпихнули вон чуть ли не пинками.

Привычно, и в какой то степени равнодушно люди выбегали в ночь, и словно большие неуклюжие кули падали возле смоляных, резко пахнущих стволов. Только несколько минут спустя, до них начало доходить, что бомбы падают далеко, даже не в деревне, а скорей у дороги, у разбитого еще прошлой бомбежкой моста.

- А ну башку пригни! – орал капитпн  на рябоватого мужика, под гром бомбежки пытавшегося скрутить «козью ножку».

Как очередное доказательство его правоты, в деревне несколько раз рвануло. Возможно, какой-то одинокий самолет решил сделать круг над районом бомбежки. Окончание налета Руслан ощутил всем телом. Земля перестала содрогаться, и только дрожь в руках свидетельствовала о вновь пережитом страхе. Почему-то именно сейчас, ему зверски захотелось есть. Он достал из-за пазухи не догрызенный сухарь, завернутый в чистую тряпицу, и принялся с наслаждением  жевать. Капитан словно мать – наседка следивший за подчиненными, ухватил взглядом жующего Руслана и осклабился. Желтоватые от никотина зубы, казались белоснежными на фоне перепачканного черноземом лица. Четвертые сутки изменений не принесли, за исключением того, что стало окончательно ясно, провариант им  придется выискивать самим.

Запретив куда либо отлучаться, капитан отправился в деревню.  Вернулся через час, мрачный как грозовое облако. Артиллеристы,  спешно снимались с места. Щуплый связист, пришедший почти из ниоткуда, чтобы восстановить оборванную связь сказал только одно слово, - прорыв.

Вещей небыло, ворчали обделенные желудки. Изможденные, обессиленные люди шли не столько колонной, сколь цепочкой стараясь, не отрываться друг от друга.  Тяжелее всего приходилось артиллеристам. Расчет буквально выносил орудие на руках. Вообще-то к сорокапятке были положены лошади. Куда они делись, из землекопов никто не знал, а сами артиллеристы отмалчивались. «US-6» с грехом пополам тянул боезапас и ЗиС-2 с расчетом и раненными. Накануне в него залили остатки бензина, качество которого оставляло желать лучшего. Привиредливая машина глохла при малейшем намеке на подъем, хотя с горы и по ровному месту катила успешно. Стараясь выбирать дорогу получше, «сорокапятчики» тащили двухсот пятидесяти килограммовое орудие на руках. Они едва ли могли добежать до леса, появись вездесущие «юнкерсы». Десяти километровый марш бросок превратился в настоящее испытание.

Единственное что благоприятствовало, - погода. Несколько солнечных дней, и обмелевшее русло реки подсушили почву, давая возможность истерзанной колеями земле залатать раны. Молоденький дерн с трудом, но выдерживал тяжелые сапоги солдат. Положение артиллеристов казалось наиболее ясным. Появившийся связист передал им предписание сменить позиции. Оба орудия должны спешно занять позиции подготовленные отрядом землекопов. Никаких указаний касаемо самого отряда, не поступило. В этой ситуации капитану, как командиру далеко не самого благонадежного подразделения, ничего не оставалось, как присоединиться к переходу. Молоденький лейтенант, командовавший ЗиСом, долго хмурил брови, потом отвел капитана в сторону и о чем-то долго с ним говорил.

- Пойдем отдельно. – Констатировал командир итог этого разговора.

Лейтенант, от артиллерии поделившись «сухпаем» с землекопами наотрез отказался идти с ними вместе.

- Ты прости, - он прижал руку к сердцу, - Мне бы своих довести.

Так и шли, две части одной армии, делая вид, что абсолютно чужие друг другу, и только когда орудия таки вязли, капитан не дожидаясь просьб, отправлял помощь. Одетые в ватники, не имевшие ни намека на армейские знак отличия, люди споро помогали обессилевшему расчету, и вновь уходили. Не в пример лейтенанту, капитан вел своих людей по опушке, чтобы при малейшей тревоге иметь возможность укрыться в лесу. 

 

Валька даже не сразу понял, что они выехали из-под тени леса. Небо, обложенное тучами, оказалось насыщенно темным, только  более ровное движение телеги свидетельствовало от том, что старая просека осталась позади. Вечно бубнящий что-то Дед, подстегнул вожжами дремавшую на ходу кобылу, та на какое-то время стала шустрей переступать ногами, что отозвалась скрипом и треском во всей движущейся конструкции.

- А не развалится? – подначил один из братьев деда.

- Тебя переживет, - не дрогнув, ответил тот, и добавил. – Определенно.

По тому, как завозились мальчишки, Валька понял, цель экспедиции близко. Задремавший во время пути, он спешно прозевывался, нашаривая в темноте, рыболовные снасти. Один из братьев чтобы размяться, спрыгнул с телеги и пробежал несколько метров. Споткнувшись пару раза, он счел за благо вернуться под веселые смешки остальных пассажиров.

Карьеры открылись неожиданно. С высоты холмов казалось, что искусственные озера исторгают из своих недр легкий, едва заметный свет. По мере приближения, они темнели, превращаясь в огромные поля залитые асфальтом. Карьеров было три, два больших, вытянутых параллельно друг другу, третий казался почти совершенно круглым, он был значительно меньше чем первые два. Если верить словам всезнающего водителя кобылы, первые два разрабатывались еще до революции, третий же появился только во время войны. Спуск с холма на телеге мог занять много времени, дорога, огибая все три карьера норовя подобраться к ним с тыла, да еще изрядно петляла при этом. Поэтому мальчики, попрощавшись с дедом, рванули по склону напрямик.

Склон был крут, и телега никак не смогла бы здесь проехать. На ногах же, путь занял чуть более получаса. Вальке порой казалось, что под уклон идти не всегда удобней и быстрее. он как мог, терпел, стараясь не навернуться вместе с рюкзаком и удочками. Между тем спутники, посовещавшись, решили, что идти нужно к малому карьеру. Чтобы добраться до него, пришлось огибать остальные два по заболоченным берегам. В любое другое время такой поход вряд ли затруднил бы Вальку, но на этот раз вездесущие комары почему-то предпочли кусать именно его, а не товарищей. Пытаясь выломать на ходу несколько веток кустарника Валька одной ногой провалился в густую жижу, едва прикрытую по поверхности дерном.

- Да… - протянул один из братьев, после того как Валька выбрался собственными силами отвергнув его помощь. – Все равно придется переть, здесь одно болото, даже костер не разведешь.

Остальные встретили его слова молчаливым раздражением. Сдругой стороны кому как не братьям знать эти места. Решив дойти, во что бы то ни стало, Валька упорно держался за их спинами, хлюпая сапогом, и отфыркиваясь от роящихся рядом комаров. Наконец Ромул, возглавлявший шествие свернул с тропы, и углубился в невысокие заросли. Кочковатая почва вполне сносно держала, хотя и пружинила под ногами. Уворачиваясь от ветвей норовящих ударить в лицо, Валька уже начинал сожалеть о предпринятом походе, когда неожиданно кустарник расступился, и они оказались на небольшом, усыпанном щебнем отрезке берега.

- Здесь ни черта не поймаешь, - прокомментировал Рем, - но место для стоянки что надо.

Ни слова не говоря, Валька, облегченно стащил с плеч рюкзак и плюхнулся на гравий, чтобы перевести дух. Несмотря на ушибленную задницу, он все-таки переоценил мягкость поверхности, его настроение начинало стремительно повышаться.

Сбор дров, и разжигание костра братья взяли на себя. Получалось это у них споро и профессионально. Огонь бодро хрустел тонкими веточками, пробовал на зуб ветки потолще. Вечерняя прохлада отступила. В ночное небо, приобретшее при свете костра еще более насыщенный черный цвет, устремились легкие, почти невесомые светлячки, то ли искры, то ли чешуйки пепла выдуваемые вверх горящим воздухом и поблескивающие в отсветах костра. Как малоопытному и незнающему местности Вальке поручили поддерживать огонь. Пока он повышенными темпами сжигал заготовленный хворост, братья приволокли здоровенную толстую колоду. Отругав товарища за слишком активное поддержание пламени, колоду одним боком поместили в костер. Та зашипела, пошла по коре пузырями, брызгая то ли соком, то ли пропитавшей ее влагой. Комары пищали где-то за гранью очерченного пламенем круга.

Поздний вечер прошел под непрерывный треп. Мальчишки жарили на прутиках хлеб, ели намазывая на его горячую поверхность сочащуюся жиром самодельную тушенку. Валька, забыв неурядицы, рассказывал все самое веселое, что с ним случалось в жизни. Правда, все больше из того времени, когда отец был еще жив, и они жили вместе, всей семьей. От этих рассказов ему неожиданно становилось грустно, и он замолкал, глядя на ласкающие колоду языки пламени. Братья подхватывали разговор, но их истории оказывались похожи как близнецы. Главным героем, как правило, являлся один из жителей деревни, в большинстве своем мужского пола, который, напившись, совершал некие действия заканчивающиеся по обыкновению печально. Понемногу разговор стихал, и ребята стали готовиться ко сну, раскладывая хворост и накрывая его брезентом.

- Будильник у кого ни будь, есть? – проявил предусмотрительность Валька, перед тем как улечься.

- Без будильника проснешься, - с немалой долей иронии ответил кто-то из братьев.

 

Возле разрушенного моста Руслан увидел жуткое месиво грязи и перемолотых в щепки древесных стволов. Следы бесконечных попыток вытащить свалившуюся в реку бронетехнику. Об их безуспешности свидетельствовал торчащий из-под воды ствол. При взгляде на него Руслан задумался под каким углом и как лежит не дне боевая машина. Впрочем, на нее уже никто не обращал внимания.

Вопреки всему, замысловатая конструкция из счетверенных пулеметов, приваренных к установленной, на обгоревшем срубе раме уцелела, и по прежнему угрожала небу своей воинственной несуразностью.  Мост не был полностью разрушен, однако попытки привести его хоть в сколь ни будь приемлемый для прохода техники вид, успехом не увенчались. Даже пехота, не желая затягивать переход по узкому перешейку, предпочитала штурмовать обмелевшее речное дно, замешивая в грязь наметившуюся весеннюю поросль.  Возле моста, слегка съехав к обочине, скорей по привычке, чем по необходимости стояла полуторка. Остов точно такой же, принадлежавшей ранее отряду “землекопов” уже  покрытый ржавчиной валялся неподалеку. Возле машины курили несколько человек. Среди них выделялся один моложавый с нашивками подполковника, одетый в летнюю шинель, в то время как остальные были экипированы кто как, большей частью в ватники и полушубки.

Появление колонны землекопов привлекло их внимание, а когда вслед за землекопами, появился расчет перемазанных с ног до головы артиллеристов и «студебеккер» выкатил заляпанный ЗиС-2, курившие сильно оживились. Капитан мгновенно разглядев потенциальное начальство, вышел во главу отряда, стараясь подойти к стоящей машине первым. Есть что-то в офицерах особого отдела такое, что выделяет их среди остальных.

- Штрафбат? - Спросил подполковник, глядя почему-то на артиллеристов помогающих кашляющему и чихающему «US-6» вытащить на пригорок 57-миллиметровое орудие.

- Никак нет, - капитан стянул с себя ушанку, даже не озаботившись отданием чести, и почесал взопревшую шевелюру - Землекопы. Те позиции наша работа.

- Сколько человек? - Артиллеристы выкатили орудие, и понуро брели по склону.

- Двадцать два…- Капитан на мгновение запнулся - Осталось...

- Дезертиры?

- Убитые и раненые...

- Прекрасно! – На взгорок вкатили сорокапятку. Поняв что, сморозил что-то не то, особист пожалуй, впервые за время разговора взглянул на собеседника . - Извините. Вот...

 Он достал из-за пазухи какие-то бумаги и протянул капитану. Землекопы расположились немного в сторонке, пользуя нежданный отдых, чтобы покурить и перемотать портянки. Вместе с тем, они нет-нет, да и поглядывали в сторону беседовавших офицеров, понимая, наверное, какой-то своей сермяжной сутью, что решается их судьба. От группы артиллеристов уже спешили лейтенанты. Дождавшись, когда они подойдут, особист начал пояснять.

- По данным из штаба, немцы  на этом участке предпринимают прорыв...

Капитан внимательно взглянул на подполковника. Звание и принадлежность к особому отделу давали возможность их обладателю делать и более серьезные утверждения. Он передал лейтенанту-артиллеристу бумаги, что просматривал за мгновение до этого и, повернув голову, сделал вид что прислушивается. Особист его понял.

- Ничего не услышите, там попросту никого нет. Четыре дня назад мы перебросили сюда ударную танковую группу, к сожалению, они опоздали, к тому же понесли потери на марше, попав под бомбежку. - Он кивнул на изувеченный мост, - Немцы разделались с пехотой до прихода танков, и разделались бы с танками, если бы те вышли на позиции в лоб. Три дня назад был бой, его вы должны были слышать, немцы понесли потери, но танки без поддержки пехоты...

Особист запнулся. Слушатели хранили молчание.

- Эти позиции готовились для частей, которые планировалось отвести, теперь отводить некого. - Он взял из рук артиллериста свои бумаги и потряс ими в воздухе, - Приказ вооружить всех кого найдем. Немцев сейчас сдерживает только бездорожье, завтра они будут здесь.

- У моих людей нет оружия, - глухо отозвался капитан бросив взгляд на свой отряд.

- Это не проблема. - Особист указал на полуторку, - кроме вас здесь еще около полусотни, рабочие с карьеров и местные жители. Хватит на всех. Вот наличие орудий приятный сюрприз. Снаряды есть? Что за ствол?

-Грузовик! - отозвался один из лейтенантов, - а орудие то, ЗиС-2, товарищ капитан, танки насквозь прошибает!

- У нас немного… - глухо признался командир сорокапятки.

- Хорошо, можно послать людей к лесу - особист указал рукой куда - Там остатки нашей колонны, снаряды раскиданы вдоль всей дороги.

- Сделаем, - кивнул лейтенант и добавил, покосившись на капитана - ну а если царица полей поможет...

Тот угрюмо отмолчался, поглядывая на свое потрепанное воинство. День близился к вечеру.

Что ни говори, а блиндажи куда лучше наспех вырытой землянки, только вот не думал Руслан, что придется селиться в этих блиндажах и ему самому. Весь вечер творилось что-то невероятное, сначала им выдали оружие. Винтовки были тяжелыми и солидными, ремни пахли кожей. Патроны давали на счет, по пятьдесят на брата. Их пришлось распихивать по карманам ватника, и они здорово тянули к земле, шлепая при ходьбе по бедрам. Весь вечер, а затем и ночь приходили люди, шли группами, и по одному, одни шли по дороге, но многие выходили из леса - остатки разбитых частей. Особист, давно бросил допрашивать каждого пришедшего, говорили все почти одно и тоже. Немцы идут. Раненных было немного, в основном легко. Когда спрашивали про тяжелых люди отводили глаза. Под утро из леса вышел лейтенант с тремя бойцами. У них была форма танкистов и автоматы.

Когда небо просветлело, к мосту, со стороны тыла подъехала полуторка. С нее спрыгнули четверо и перешли реку в брод. Особист встретил лично, долго разговаривал, потом послал одного из бойцов за капитаном. Полуторка привезла сухпай и гранаты, четверо прибывших достали из кузова невероятно длинные ружья с сошками и набалдашниками на стволах. Положив их себе на плечи, отправились на позиции. Капитану под начало отдали еще человек пятьдесят из числа отступивших. И без того умотавшийся он выглядел теперь ужасно, щеки запали, влажные волосы липли ко лбу, Взгляд лихорадочный, но всегда с пристрастием смотрящий на собеседника, руками он все время жестикулировал. “Землекопы” держались особняком, тесной сплоченной группой заняв один из блиндажей, и несмотря на тесноту не желая разделяться. Было в этой общности что-то новое, и хотя каждый норовил, как и прежде подначить другого все как один, ощущали себя соратниками.

Руслан чувствовал себя гораздо лучше. Голова перестала раскалываться от боли постоянно, и лишь от резких движений вновь возникала сильная пульсация в черепе. Звон в ушах начал стихать, и постоянная тошнота постепенно отступила, давая возможность хоть немного утолить голод. Он подобно остальным не участвовал в разгрузки машины, это было ему не по силам. Сидя прямо на земле, он смотрел как люди, один за другим перетаскивают ящики на другой берег. Поначалу Руслан думал что гранаты, как и патроны, раздадут всем, но он ошибся. Следуя достигнутой ранее договоренности с особистом, а может исходя из своего опыта, капитан усадил несколько человек связывать вместе по несколько гранат. Связки по три гранаты скручивали невесть, где взятой проволокой. Вооружали этим в основном тех, чьи позиции были параллельно дороге.  Сейчас, когда вода спала, высыпанная щебенкой трасса проступила отчетливо, и половина позиций, как оказалось проходила не поперек, а именно параллельно ей.

Руслан, наконец, догадался, чем занимались два десятка человек, которых капитан с утра заставил кидать из окопа камни. Часа два, эти люди швыряли булыжники в сторону придорожных кустов. Иногда им даже удавалось перекинуть саму дорогу. Руслан даже не пытался повторить их действия, попытка подняться с земли вызывала в нем такие приливные боли, что в глазах меркло, а лоб покрывался отвратительной липкой испариной. И все-таки капитан оставил несколько ящиков не связанных гранат, Их растащили по блиндажам. Те, кто по опытнее, учил необстрелянных как ими пользоваться.

Тем временем разгруженная полуторка собиралась в обратный рейс. Через реку повели раненных, которых она должна была вывезти. Несколько человек тяжелых вынесли на руках, легкие позиций не покидали. К Руслану все еще сидевшему на пригорке, подошел сам капитан.

- В общем, иди к машине, неча тебе тут делать. Определенно.

Руслан понимающе кивнул, словно приветствуя командира, но с места не сдвинулся.

- К машине говорю иди! - на этот раз капитан выразительно показал рукой на цепочку раненных переправлявшихся через обмелевшее русло.

Руслан, наконец, понял, что от него хотят. Он стиснул винтовку, ощущая холодную рассудительность металла. Оружие предавало сил. Даже израненными, с запекшейся кровью ладонями он ощущал, как в него входит уверенность и решимость. Он поднял голову. В усталом взгляде командира читались забота и приязнь, было в них что-то родное и знакомое, настолько неуловимо знакомое, что он даже и не пытался вспомнить. Может быть когда-то давно, именно так на него смотрел отец. Руслан стискивал оружие, и думал о том, что никакая сила не отнимет у него сейчас винтовку, и не заставит бросить здесь этого человека один на один с врагом. Именно один на один. Остальные словно бы выпали из окружающего мира. Даже учитель музыки, с его поистине отеческой заботой. Может быть, суть не в заботе? Впрочем, Руслан совершенно этого не понимал. Понимал он другое: присутствие этого человека, делало его во много раз сильнее,  но это дивное чувство покинет его как только они расстанутся. Он смотрел, как шевелятся губы капитана, слов слышно не было, их поглощал немолкнущий звон, но рука выразительно указывала на противоположный берег. Руслан, преодолев тошноту, уверенно покачал головой. Он сделал свой выбор и не подчинился.

Капитан устало уронил руку, она хлопнула его по бедру. Глубоко вздохнув, он сплюнул на землю и, достав папиросу, закурил.

- Ну, какой из тебя солдат дуралей... - сказал он мягко. Потом, поняв, что Руслан все равно не слышит, махнул рукой и сел рядом.

Из-за леса, прямо по высыпанной щебнем дороге бежал человек. Винтовка била его прикладом по ногам цепляющимся за камни. Он тяжело дышал, а гимнастерка на нем обильно напиталась потом. Увидев, что достиг позиций, он сделал попытку остановиться. Было отчетливо видно, как его тело качнуло вперед, и он рухнул на четвереньки. Несмотря на это, приподняв одну руку, он замахал ей, призывая внимания окружающих, которые и без того, оставив дела, внимательно за ним наблюдали. Солдат открыл рот, но вместо слов из горла  вырвался лишь сип. Кто- то  вылез из окопа, чтобы помочь, кто-то достал флягу, но он справившись с горлом, вскинулся второй раз:

- Немцы!

Мгновение спустя вся людская масса пришла в движение. капитан нервно швырнул окурок под ноги, и побежал к реке крича на ходу водителю полуторки, чтобы уезжал.  Руслан проводил его взглядом, подобрал с земли недокуренную папиросу и, сжав зубами, глубоко затянулся. Потом, крепко уцепившись за винтовку, встал, стараясь, что бы со стороны не было видно сколь чрезмерные усилия, ему для этого требуются. Он не слышал ни команд, ни криков людей, ни даже слов прибежавшего солдата. Он просто узнал его. Это был тот человек, что несколько часов назад вместе с танкистами был отправлен по дороге в сторону, откуда ожидался враг.

Руслан понимал, что означает его появление. Поднявшись с земли, он отряхнулся словно ни в чем небывало, и неспешно, так было легче держать равновесие, направился к своему окопу.

 

Вальку трясло, утренняя прохлада весьма походила на заморозки. Она пронизывала до костей, и каждая судорога озноба, вызывала краткую теплую волну прокатывающуюся по телу,  мгновенно сменяемую ощущением безмерного холода,  вездесущего и всеобъемлющего. Выше этого, оставалось лишь необоримое желание, облегчится. В вязкой полудреме Валька еще пытался бороться, но борьба эта требовала усилий превыше человеческих.

- Ну, как будильник? - Осведомился один из спутников, и оба брата весело и громко заржали, глядя на встрепанного и взъерошенного Вальку.

Между тем, тот вспомнил где он находится, и не отвечая на насмешки рванулся к ближайшему кустарнику. Вернувшись обратно, он застал братьев на четвереньках, перемазавшись в золе они во всю раздували подернувшиеся пеплом угли. Остатки бревна, да подстилочный хворост вскорости пробудили огонь от спячки, и дети еще некоторое время стояли, окружив костер и протягивая над ним озябшие ладони.

Все-таки спутники были не в пример опытнее Вальки. Еще только разводя огонь, один из них сразу же сунул в него закопченный котелок с оледеневшими остатками вчерашнего чая. Когда ледяная корочка растаяла, и вода начала пузыриться по краям, один из братьев выхватил котелок и вылил его содержимое в кружку.

- Пей, -  он протянул ее Вальке.

 Валька пить не хотел, но взял горячую кружку обеими руками, чтобы согреть ладони.

- Пей быстрее! - нетерпеливо потребовал дающий.

Валька сделал глоток обжигающей жидкости и почувствовал, как по телу разливается мощная волна тепла, заставляющая распрямиться и расслабиться сведенные холодом мускулы. Удивительная сила единственного глотка горячей воды. Мальчишки выпили содержимое кружки, передавая ее из рук в руки, плотно обхватывая ее со всех сторон, чтобы согреть ладони. Конечно, каждый следующий глоток, уже не имел той магической силы, то ли чай остывал, то ли тело отогревалось. В любом случае, кружка была выпита почти моментально.

- Кашеварить умеешь?

- Чего? - не понял Валька.

- Ясно - обреченно констатировал Ромул, мгновенно теряя к Вальке интерес, и поворачиваясь к брату - Бульник, Режики, Папирус. Раз. Два, Три!

Только спустя минуту Валька понял, что путем этой нехитрой процедуры между братьями произошло разделение обязанностей. Один остался заниматься костром и завтраком, а второй пошел готовить снасти. Еще через минуту, ему дали понять, что в обоих процессах, они могут прекрасно обойтись и без него. Не особо порывающийся работать и уже согревшийся Валька не долго думая, отправился осматривать окрестности.

Солнце уже заявило о себе, но его диск был еще холоден. Оно играло на воде веселыми бликами, но заиндевелая рябь едва-едва тянулась к берегу, густая и ленивая как сироп.

Валька прошел густые кусты ракитника, по едва заметной тропке извивающейся в зарослях. Низенький подлесок охватывал почти все побережье карьеров. Деревья едва достигали человеческого роста, компенсируя убогость и чахлость древа обилием веток, но даже ветки на них были мелкие и неказистые. В них не было ни мощи ни изящества миниатюрности, но почти каждое дерево воспринималось отдельно как бонсай переросток, творение неведомого великана.

- Привет - от неожиданности Валька вздрогнул.

Трое сидели на корточках вокруг вырытой в земле ямки, почти полностью наполненной золой и углями. Остатки костра небрежно сдвинутые в сторону тлели, уже не помышляя возгореться.

- Привет – Вику он узнал сразу. Рядом сидели два подростка, один, лет шестнадцати с копной соломенного цвета волос на голове, другой весь какой-то маленький, похожий то ли на цыгана, то ли просто не мывшийся с момента рождения.

- Заходи садись... - на предложение Вики ее спутники отреагировали по-разному. Долговязый, с соломенного цвета волосами молча подвинулся, словно бы соглашаясь с предложением. Его внимательный взгляд, с интересом изучал Вальку. Цыганенок наоборот надул щеки, и расставил локти, подобно маленькой корюшке защищающей свою кладку. В итоге Валька присел между долговязым и Викой.

- Это Данила, а это Малек... - представила девочка своих друзей.

- Кому Малек, а кому Иван Иваныч...- пробурчал цыганенок. Валька так и не понял настоящее это его имя или так присказка. По крайней мере, в дальнейшем он ни разу не слышал, чтобы кто-то назвал маленького цыгана иначе как Мальком.

Он был действительно невероятно мелок, этом имел едкий агрессивный нрав, часто приводивший окружающих в недоумение. Дрался Малек феноменально. Данила, наоборот, обладал степенным, если не сказать солидным характером. В нем чувствовалась хозяйственность и обстоятельность. Он был далеко не прост, всегда думал над своими действиями, отчего и казался несколько медлительным и настороженным. Все это Вальке довелось узнать в последствии, а пока он сидел и смотрел, как Малек вынимает из наполненной золой и углями ямки печеные картофелины.

Уфф!!! - Валька не скрывал восхищения. Малек казалось, совершенно не обращал внимания на раскаленные угли. 

Заметив внимание новичка, циганенок уже извлекший с десяток картофелин, встал и с глуповатой улыбкой наступил на кострище одной ногой. Босой ногой.

- Хорошо... - блаженная улыбка растеклась по его лицу. Ни Вика, ни Данила не выказали, ни малейшего удивления такой демонстрацией.

Наоборот, Данила взял одну из картофелин и начал методично чистить. Вика фыркнула, глядя на грязные, с длинными ногтями пальцы Малька, копошащиеся в золе, и небрежно бросила.

- Малек, утухни...

Тот будто бы обиделся, убрал ногу и сел на корточки. Но Валька видел, как из-под бровей посверкивают маленькие карие глазки. Судя по всему, Малек остался доволен его реакцией, и это в какой-то степени их примирило. Между тем Вика взяла одну картофелину и протянула Вальке.

- Бери.

Валька замотал головой, Есть он не хотел, да и сердце, отчего то колотилось сильнее обыкновенного.

- Бери, говорю. - девочка попросту взяла его руку, и положила в нее теплую, с корочкой, картофелину.

Валька почувствовал сильные пальцы, и гладкую сухую кожу. Он сжал картофелину и уставился в тлеющие угли, не решаясь поднять глаз.

- Спасибо. - Малек хихикнул. Вика зашипела как масло на сковородке, Данила методично пережевывал картошку.

Некоторое время сидели молча, разламывали хрустящую корочку обнажая белоснежную, парящую мякоть. Ели, макая в крупную, желтоватую соль, высыпанную Данилой из спичечного коробка на сложенную в четверть газету.

- Я на старицу рыбачить ходил. - Сказал Валька, доев картофелину, и чтобы хоть как-то прервать молчание.

Вика опустила глаза, а в ответ прозвучал удивленный голос Малька.

- Да че там рыбачить? Там рыбы, окромя мелкого карася, отродясь не бывало...

Валька догадался, что подробности его знакомства с Викой лучше не афишировать. Но тема была задана, и в скоре все с увлечением ее обсуждали.

- Вот здесь рыбалка что надо... - мечтательно произнес Малек. - Только снасть нужно хорошую...

Вика пихнула Вальку в бок, увлекая от вновь разожженного костра. Они отошли, Данила внимательно слушал ораторствующего Малька, изредка поглядывая в их сторону. Вика обхватила Вальку за плечи и зашептала ему в самое ухо.

- Ты сюда на рыбалку пришел?

Валька кивнул, готовый согласиться на что угодно.

- Слушай, будь другом, - у нее были светло серые глаза, и брови сложившиеся домиком. Много позже Валька узнал, что мимика не самое главное, но весьма эффективное оружие его новой знакомой. В тот момент он был взят в плен и завербован. - Принеси удочку а? Я отдам.

Уловив взгляд, брошенный Валькой на ее спутников, она схватила его за грудки ватника и с неожиданной силой развернула к ним спиной.

- Ну, дай а? Я им не дам, только мне... - увидев, что Валька, заколебался, она отпустила его ватник, и сильно ударила ладонями по плечам, от чего он едва не упал. - Жмот, да?

Черты ее лица заострились, губы сжались, скривившись, а глаза сузились и смотрели в упор жестко и насмешливо.

- Городской пижон. Маменькин сынок! - она рассмеялась, смех был звонкий и жестокий. - Жмотина...

- Сама ты жмотина... - обиделся Валька. Он был растерян, в сущности, он был готов выполнить ее просьбу, но...

- Дашь, да?  - Она снова притянула его к себе, заглядывая прямо в глаза. Это был взгляд наипреданнейшего существа. Взгляд, каким молящиеся смотрят на изображения их божества, Взгляд которому нельзя не ответить...

- Да.

- Хорошо, тащи. - Обыденность, прозвучавшая в голосе девочки, повергла Вальку в шок. Он с глупым видом смотрел, как она вновь уселась у костра и стала чистить последнюю картофелину. - Давай быстрее!

Валька растерянно обвел взглядом всех присутствующих, Малек смотрел насмешливо. Он понял, что городского просто использовали, предварительно посмеявшись. Вика сосредоточилась на еде, не обращая на него ни малейшего внимания, и лишь во взгляде Данилы Валька обнаружил сочувствие с легкой ноткой грусти. Досадуя на себя, не известно за что, Валька вломился в кусты и пошел искать братьев. В душе было неуютно и скомкано, будто обманул лучший друг. Солнце начинало припекать, спина под ватником покрылась испариной. Скоро лето.

- Где шлялся? - по взрослому встретил его Ромул - гуляш остыл давно.

Братья, пользуясь зачинающимся теплом, расстегнули ватники,  и во всю удили. В складном брезентовом ведре уже лениво трепыхал хвостом солидный лещ. Валька равнодушно пожал плечами  и стал снаряжать удочки. Делал он это конечно не так сноровисто как деревенские, но тоже достаточно быстро. Рассчитывая, что рыбная ловля прогонит дурное настроение, Валька ошибался. Усевшись на берегу, он из-под лобья смотрел на поплавки, и нервно выкладывал пирамидку из щебня. Мысли, почему-то все время возвращались к недавно встреченной компании. Наконец не выдержав, Валька извлек удочки из воды и стал снова складывать.

- Ты чего? - удивился один из спутников.

- Да нет тут рыбы, пойду пройдусь вдоль берега - буркнул Валька делая вид, что не замечает удивления братьев.

Те, только пожали плечами, проводив Вальку взглядами. Место было неплохим, и улов обещал быть богатым. Кто там разберет, что этому горожанину нужно.

Валька брел по знакомой тропке, чем дальше, тем медленней. Стараясь не зацепиться леской за ветки, он делал все более мелкие шаги, словно бы внутри него происходила борьба. Нет, он не хотел быть побежденным, он не даст им удочек, он просто будет ловить рыбу у них на глазах. Чтоб они от зависти полопались.

- Ты смотри! Пришел... - ехидный голос Малька привел Вальку в чувство. Цыган протянул руку к одному из удилищ.

Все раздражение все неприятие свое Валька вложил в свободную руку. Малек отлетел в кусты, где долго барахтался, стараясь вылезти из сплетения веток. Рядом раздался звонкий смех. Цыганенок вылетел из кустов как ошпаренный. Пальцы были сжаты так, что побелели костяшки. Глаза сузились, веки сжались в едва заметные щелки. Валька стоял, угрюмо насупившись, сжимая кулаки, сейчас он был готов драться со всем светом. Вика, сидя в сторонке, с интересом наблюдая за взъерошенными мальчишками. Вместо пальто на ней был то ли истончавшийся растянутый свитер, то ли шерстяное платье, некогда замысловатого голубого оттенка. На поясе платье перехватывал все тот же шерстяной шарф. Из-под платья, торчали ноги, длинный худые с большими шишками вместо колен, несшие на себе разнообразный набор синяков, ссадин и царапин.

- Малек осади. - Голос был спокоен и внушителен. Данила знал что повторять, не придется.

Цыган мрачно потупясь опустил руки, Вальке показалось, что по лицу Вики пробежала едва заметная тень разочарования. Впрочем, она тут же овладела собой.

- Можно? - Будь Валька поопытней, он, быть может, и догадался бы, что неспроста она берет в руку не удочку, а запястье его руки.

- Да конечно, - произнес Валька, опуская голову, и злясь на самого себя.

- Ура! - она унеслась прямо через заросли в сторону карьера.

- На, хочешь? Бери... - Валька раздраженно кинул вторую удочку под ноги Мальку.

Выражение угрюмого недовольства мгновенно покинуло смуглое личико цыганенка. Он, схватив снасть, и сверкнув залихватским взглядом, исчез вслед за девчонкой.

- Ну, этот рыбак... - Данила подошел сзади и дружелюбно хлопнул Вальку по плечу. - Пойдем...

Два подростка медленным шагом двинулись к берегу, где уже разгоралось соревнование рыболовов. В отличие от племянников, предпочитавших берег, Вика и Малек вошли в воду по колено. На берегу, остались пара разношенных ботинок и обрезанные сапоги с ворохом портянок, невыразимо гнусного цвета. Сапоги перевязаны толстой, волосяной веревкой, словно Малек, пришел с ними на плече, а не ногах. Ко всему прочему, ему пришлось закатать штанины широких брюк подвязанных на поясе веревкой. На коленях и ягодицах, брюки имели вытертые, но все еще крепкие заплаты. Вальку при взгляде на рыбаков пробрала дрожь. Вода должна была быть ледяной.

Данила первым присел возле погасшего кострища, Валька с минуту топтался, глядя на смеющихся и о чем-то переговаривающихся рыболовов. Гордость пересилила, и он сел рядом с Данилой.

- Малек хороший рыбак. Правильный - словно продолжая начатый разговор, сообщил Данила. - Сутками может из воды не вылазить.

- А она? - нашел в себе силы спросить Валька.

- А... ей это баловство одно - неожиданно небрежно махнул рукой Данила - ей лишь бы над мужиками поизголяться.

- А зачем? - не понял Валька.

- А вот просто так. Натура такая. Бабская... - Данила говорил с той же небрежностью что и до этого. Впоследствии Валька заметил, что небрежность эта появлялась только тогда, когда разговор заходил о Вике. Как не был спокоен Данила, все же броня его спокойствия нет-нет и давала трещину. - Бабам ведь надо чтобы по ним сохли. Вот они мужиками и крутят, как хотят...

- И кто их послушает - фыркнул Валька, уже готовясь рассмеяться.

- Да вот ты и послушал. - Совершенно будничным голосом поведал Данила. Смех застрял у Вальки в горле.

- И что, она всеми крутит? - не поверил он.

- Ага. - Легко согласился Данила.

- И тобой? - Валька пустил в ход последний аргумент, зная по себе, что сам никогда бы в подобном не признался.

- И мной. - Кивнул Данила, глядя на Вальку своим обычным, изучающим взглядом.

 

К концу дня над позициями повисла тишина. Ожидание пропитало сам воздух. Люди большей частью молчали. Жадно курили поблизости от окопов, наслаждаясь эдаким непринужденным лежанием на молодой траве. Пожалуй, никто не торопился залезть в траншею. Разговоры велись негромкие, то затихающие, то снова неспешно текучие. Капитан, уже в который раз обходил позиции, на этот раз уже не один. Особист шел рядом, чуть сзади. Капитан как бы на правах хозяина водил его, показывая огневые точки, что-то комментировал. Из негромкой их беседы не было почти ничего слышно. Бойцы обращали на них минимум внимания, у них были свои мысли и свои разговоры.

Вечер встретил птичьим гомоном и отдаленным гулом канонады. Когда небо забагрилось, и от леса стал ползти сырой, тягучий сумрак, со стороны дороги послышался веселый посвист. Человек, шел, громко шаркая ногами по щебню, и насвистывал катюшу.

- Эй, свистун! А ну геть сюда! - окликнули из окопа.

Пешеход с удовольствием подчинился. Он был молод, чубат. У него имелся советский автомат, трофейные сигареты и невероятный заряд оптимизма. То был один из танкистов преобразованных в разведгруппу.

На него кинулись с расспросами, но он отмалчивался, и лишь перед самым входом в штабной блиндаж, повернувшись к сопровождавшим его солдатам, негромко бросил, став на миг серьезным.

- Скоро уже. Не гоношитесь...

Через десять минут по окопам передали приказ. Оставить часовых и спать. Люди, большей частью, нервно всматривавшиеся в темноту, недоумевали, как можно спать, когда вот-вот враг подойдет к позициям. Те, кто поопытней и без того уже кемарили сидя на дне траншеи. Но таких, оказалось немного, народ большей частью был необстрелянный. Тем не менее, вскоре блиндажи были заняты лежащими на соломе людьми. Руслан и без того не выходил из блиндажа. С гулом в голове, он вряд ли смог бы услышать даже приближение танка, не отпуская винтовки, он дремал, привалившись к стене, поглядывая в сереющий проем входа.

Под утро, когда захотели спать даже самые нервные, вернулись остальные танкисты. Скаля зубами, они вручили солдатам несколько трофейных автоматов.

- Держи пехота... - Руслану сунули в руки «шмайсер», и длинную рукоять набитую патронами.

Руслан равнодушно взял оружие и перекинул ремень через плечо. Пригодится. Запасную обойму сунул за пазуху, сам усмехнулся при желании можно использовать как небольшую дубинку. С утра он чувствовал себя неожиданно хорошо. Глядя, на светлеющее над лесом небо он подумал о рыбалке, о том, как здорово ранним утром идти через луга к водоему, на прикормленное место. Папиросы кончились, он вытряхнул крошки табака скопившиеся в кармане, и с грехом пополам скрутил «козью ножку» Гул в голове затих, и ему казалось, что он слышит легкий, несущийся по ветру звон цикад. Однако это только казалось. Руслан не мог слышать нависшей над миром плотной, жадной тишины. Но по напряженным лицам соратников понимал, что враг уже настолько близко, что они не только чувствуют его приближение, но и слышат.

Звук же, разносящийся в тряском, напряженном воздухе казался на редкость безобидным. Словно большой жук гудел в отдалении. Постепенно жужжание жука приближалось, становилось отчетливей, и вот на дорогу выехал мотоциклист. Мотоцикл катился медленно, человек сидевший на нем иногда ногами земли, чтобы удержать свою машину от крена. Сам мотоциклист был одет в  длинную, серого цвета шинель, а на бритой голове его, была красивая, с кантом пилотка. Воротник шинели был поднят, скрывая лицо, и только глаза, такого же мышиного цвета, как и форма, внимательно зыркали вдоль дороги. Мотоциклист остановился метрах в ста от позиций, словно испугавшись открывшегося пространства. Он стоял, опершись одной ногой о землю, порыкивал мотором в холостую, вглядываясь в молочное марево, скрывающее от него окопы и затаившихся в них солдат.  Руслан сплюнул цигарку и приложился щекой к винтовке. Еще час, назад проходивший по позиции капитан отдал приказ без команды не стрелять.  Руслану объяснил знаками, оставив юношу недоумевать, какая команда последует для него, если он вообще ничего не слышит. В любом случае видеть фигуру врага на мушке, приятное зрелище. Поигрывая пальцем на спусковом крючке, разглядывая несколько размытый силуэт мотоциклиста, Руслан почувствовал, чью то руку у себя на плече.

Старый учитель музыки просто погрозил ему пальцем, и Руслан вдруг подумал, а смог бы он удержаться от выстрела? Враг даже не походил на человека. словно игрушечный солдатик, размером меньше патрона заряженного в его, Руслана винтовку. Словно почуяв размышления юноши, и не решаясь испытывать судьбу, мотоциклист одним движением  развернул железного коня и резво удалился. По окопам вновь в пол голоса зашуршало;

- Не стрелять! Подпустить ближе…

Но враг не торопился, прошел почти час, прежде чем издалека снова послышался приближающийся, едва приглушенный туманом рокот. Руслан увидел, как стоящие рядом люди навалились на бруствер, припадая к винтовкам. Он отставил автомат и покрепче прижался щекой к деревянному, еще пахнущему лаком прикладу.

Это оказался все тот же мотоциклист. На этот раз он выехал решительней, едва притормозив и окинув взглядом небольшую долину раскинувшуюся перед глазами. То ли туман еще скрадывал очертания окопов, то ли мост, изувеченный взрывом, привлекал внимание сильнее, но фриц осклабился и вытянул руку показывая подъехавшим товарищам искореженные останки.

Те, кто подъехал, выглядели, посолидней, два мотоцикла с колясками, с установленными на них пулеметами. Минуту посовещавшись, немцы двинулись дальше. Мотоциклист одиночка, быстрей сокращал расстояние между собой и окопами.  Мгновение и он предостерегающе крикнул. Пулеметчики сразу же развернули стволы в сторону позиций. Один припав к оружию, дал длинную очередь. Руслан оказался немного в стороне от направления огня, и ближе к дороге, мотоциклисты до него попросту не доехали. Десяток пуль воткнувшихся в бруствер не произвели особого впечатления. Руслану было хорошо видно, как они зарылись в землю, брызнув крошками по верх окопа, метрах в двадцати в стороне.

Как в немом кино. Он смотрел, как немцы переговариваются, показывая руками в сторону его, Руслана соратников.  Наконец мотоциклист, который появлялся первым, съехал с обочины, и тронул мотоцикл в сторону направленных на него винтовок. С обеих сторон,   люди напряженно  наблюдали за его продвижением. Он подъехал к окопу метров на двадцать. Те, кто там был предусмотрительно сели на дно. Немец не был брит, он был коротко стриженым блондином. Руслан отчетливо видел чуть покрасневшее его лицо, и настороженный взгляд, рыскающий вдоль полоски слегка подернутого травой грунта. Очевидно, с дороги его поторопили, он оглянулся. Стянув пилотку, вытер лоб рукавом и, сунув головной убор за пазуху, взялся за руль.  Решение, которое он принял, было простым и эффективным. Взревев мотором, мотоцикл понесся прямо на окопы, не доезжая нескольких метров, он повернул, и понесся вдоль позиций.  Увидел ли он что-то или нет но из окопа разу прозвучало несколько выстрелов, у людей сдали нервы.

Попасть с непривычки по движущейся цели, даже стреляя в упор, не такое уж легкое занятие. С десяток пуль сразу ушло в молоко. Немец, очевидно, сообразил, что, повернувшись к окопу спиной, он скорее станет жертвой, чем, если будет ехать вдоль, и выберется на дорогу чуть дальше.  Так оно и было бы, если бы окоп не изгибался, примыкая ближе к дороге и, если бы не чубатый  танкист, появившийся со своим автоматом как черт из табакерки, из этого самого окопа. Короткая очередь, и мотоциклиста снесло на землю. Руслан видел его затылок в полутора десятках метрах перед собой. Между тем на дороге разворачивалась иная драма. Мотоциклисты, и не собирались поддерживать огнем своего товарища. Не сделав ни единого выстрела, оба мотоцикла сорвались с места, и попытались скрыться за подлеском. Одному удалось, и хотя Руслану было видно, как расползлась и в миг побурела шинелька сидящего в люльке пулеметчика, мотоциклист вынес его за редколесье. Второму повезло меньше... Пуля попала водителю в голову, руль вырвался из ослабевших рук и мотоцикл перевернулся. Он так и остался лежать на дороге. Пулеметчик залег и огрызался на выстрелы короткими очередями из автомата. Пулемет сорвало, и он валялся метрах в пяти в стороне.

- Не стрелять! – только пару минут спустя огонь стих.

Немец нервничал, и продолжал садить, короткими очередями, отползти он не мог, чубатый только этого и ждал, но фриц словно чуял и сидел тихонько, просовывая ствол автомата между деформированной люлькой, и собственно мотоциклом. Все кончилось быстро и страшно. В тишине, разрываемой только отдельными выстрелами немца, и рокотом удаляющегося мотоцикла, сухо треснул выстрел. Он был громким, и резким. Руслан увидел, как что-то в искореженной машине лопнуло и ее объяло пламя.  Немец вылетел факелом. Истошный вопль, перекрыл тишину. Люди как завороженные смотрели на мечущегося по дороге человека, пытающегося содрать с себя горящую одежду. Чубатый, лицо, которого после выстрела выразило всю гамму досады, мгновение помедлил, потом точной очередью прошил мечущуюся фигуру. Немец упал прямо по середине дороги, несколько минут, и он стал больше походить на бесформенную кучу мусора подожженную дворниками, нежели на человека.

Только теперь Руслан понял, что за все время боя, не сделал ни единого выстрела. Руки слегка дрожали. Он переводил взгляд то на стриженый затылок мертвого немца, то на его сгоревшего товарища. Где-то на краю зрения возник чубатый. Не дожидаясь команды, он решил разжиться трофейным пулеметом. На его лице, как обычно сияла веселая улыбка.

 

- Дай согреться… - Вика, выхватила у Данилы окурок. Тот безропотно отдал, бросив на Вальку свой обычный задумчивый взгляд.  – Че зыришь пионер?

Валька не отвел взгляда.  Вика усмехнулась, показав мелкие  хищные зубки. Ухватив, бычок лиловеющими после стояния в холодной воде губами, она затянулась. Щеки впали, сделав ее на  мгновение страшной, даже уродливой. Валька взглянул на Данилу. Видел ли он? Данила видел. Вика поняла их переглядывание по-своему.

- Чего, спелись мальчики? – Слова вылетали вместе с дымом прямо Вальке в лицо, впрочем, девушка почти сразу повернулась к Даниле. – Хочешь сделать из него настоящего мужчину? Один раз попробовал…

Очевидно, это было продолжение какого-то старого разговора, потому что оба собеседника сразу посмотрели на удящего рыбу Малька. Того в этой жизни уже ничего кроме рыбалки не интересовало.

- Давай закроем тему. – Спокойно, словно бы, между прочим, ответил Данила. – Ему этим заниматься не обязательно…

- О чем это вы?

- Мы то? – В голосе Вики слышались, ирония и издевка. Валька знал, что слова имеют подтекст, и его разводят, но ничего с собой поделать не мог. – Мы про жизнь, но тебе еще рано, ты маленький!

- Уж кто бы говорил. – Невольно скопировав интонации Данилы, ответил Валька.

- Ты считаешь себя крутым? Сильным? Мальчик из города…- в голосе Вики было что-то от шипения змеи. – Проверим?

Валька не успел ничего ответить, Вика как сидела, так и нырнула к куче барахла сваленного рядом с тлеющим кострищем. Мгновение спустя, она извлекла из-под вороха одежды какой-то предмет, и бросила его в костер, подняв в воздух облачко пепла.

- Да угомонись ты, наконец!  - вышел из себя Данила. – Он встал и пинком ноги выбил брошенный предмет вместе с большей частью костра в сторону  карьера.  – Пошли от сюда… Малек!

- Да ладно, - миролюбиво потянула Вика, улыбаясь сразу и Даниле, и Вальке – Шутю я.

- Все, отшутилась! – Похоже, Данила и вправду рассердился. Вика, сразу поникла и кисло созерцала возвращавшегося от карьера цыганенка. Валька ожидал бурной дискуссии, потому как лицо Малька именно это и обещало, но все испортили Ромул и Рем.  Оба паренька как один возникли из-за кустов.

- Опаньки! – весело заявил Рем, - какие люди и без охраны.

- Ща в лоб дам, сам за охраной побежишь! – мгновенно включился Малек.

- Мы же уходим,  - резко прервал его Данила, хотя не было похоже, что появление деревенских каким-то образом его напугало. Скорей он решил воспользоваться моментом, при всей медлительности речи соображал он мгновенно.

- Ага, давай двигай… - поддержал брат брата, и добавил, кивнув на Вику – Валька, ты про эту курицу рассказывал.

Вика вспыхнула, губы сжались в полоскув пальцы в маленькие кулачки. Валька молчал, от стыда готовый провалиться сквозь землю, и в то же время, испытывая некоторое злорадство.

- Ощипанный павлин что курица… - словно бы ни о чем добавил Рем.

Они могли, часами перебрасываясь такими фразочками, довести любого, исключая вездесущего Деда, до состояния бешенства. Дед ухитрялся отвечать им в том же духе, куда острее и жестче. Деда братья уважали, и не задирали. Мальку до Деда было далеко, Валька чувствовал, что вот-вот и цыганенок кинется на обидчиков, в этой ситуации Данила оставался пожалуй, единственным сохранявшим хладнокровие.

- Малек удочки отдай… отдай! – Данила повторил дважды, едва только Малек сделал попытку швырнуть снасти в обидчиков. – Всего доброго, мы уходим.

Голос его был мягок, и спокоен, но братья, даже не попытались его подначить. С них, по всей видимости, вполне стало отступления противника.. Вика нырнула в кусты последней, на мгновенье обернувшись.

- Ш-ш-ш-ш-ш!!! – зашипел один из племяшей, и оба брата почти сразу же заржали. Девушка скрылась в листве. – Да подружку ты себе нашел…

- Ага, мы тут с пол часа вас слушали, дал бы ей по рогам, а то ишь выискалась…

Валька молчал. Ему было неприятно что братья слышали как Вика потешалась над ним, присутствие Данилы и Малька  не вызывало таких ощущений.

- Ладно харе... Давайте лучше уху сварганим.

Чтобы отвлечься, Валька отправился за дровами, Здоровенная засохшая коряга, показалась ему достойным объектом, что бы повозившись принести топлива побольше и сразу.

- Ты смотри! – раздался голос одного из братьев, решившего, что хворост собирать проще, чем корчевать старые деревья.

Валька утирая выступивший пот, оглянулся. В руках Рема был тот самый предмет, который Вика швыряла в костер. Валька тогда так и не понял что это. Нечто напоминавшее бутылку, или какой то обрубок. Чтобы лучше разглядеть он подошел ближе. В руке подростка была граната.

- Можно рыбу глушануть…

- Этой разве что в саму рыбу попадешь…

- Да, гнилье…

Валька с немым ужасом слушал разговор братьев, с видом знатоков рассматривающих смертоносный предмет. Потом один из них размахнулся и зашвырнул гранату далеко в карьер.

- Она настоящая? – выдавил из себя Валька. – Она… Она ее в костер кидала.

- Да? Могла и рвануть…

- Вряд ли, отсырела вся, да и прогнила едва на ручке держалась…  - оба брата посмотрели на Вальку.

– Тут этого барахла, навалом. В поле после каждой вспашки, что ни будь, да находят. А баба твоя полная дура, явно сумасшедшая. - заметил старший

- Точно, - поддержал его брат. – Пошли уху варить.

В любое другое время, Валька был бы счастлив сидению на берегу, обжигающей ухе, теплому начинающемуся летнему солнцу, что вот-вот войдет в раж. Но что-то мешало, сидело в душе как заноза, как осиновый кол, как кость в горле, и от этого все вокруг вызывало раздражение. Рыбьи чешуйки, попадающиеся в ухе, комары невесть каким боком появившиеся в разгар солнечного дня, болтовня спутников. Как спасение воспринял Валька появления Деда.

- Ну что молодежь? Нарыбачились?

- А то ж!- горделиво похвастался один из братьев уловом.

Рыбу переложили молодой крапивой, прикрыли от солнца сеном, чтобы не перегрелась и не взопрела. Тяжелые лини шевелили хвостами, чешуя отсвечивала желто - коричневым.

- Да, знатная рыбалка - скупо похвалил дед - Определенно...

Ехали под непрекращающийся между собой диалог братьев, и бормотание деда, Валька молча лежал на телеге, похожий на огромного сома, такой же сонный, едва шевелящийся, погруженный в собственные мысли. Когда въехали в тень леса, ему даже удалось заснуть, закутавшись в ватник. Но сон был чутким, не сон даже, а дрема, насыщенная причудливыми видениями. В каждом эпизоде,  обязательно фигурировали  Вика и граната. Она кидала гранаты, ела их. Доставала подобно иллюзионисту из разных карманов. В финальной сцене граната взорвалась у нее в руках, и пролетающая мимо голова злобно шипела: “Посмотрим, каков ты, посмотрим”. В очередной раз, проснувшись, Валька, счел за благо не засыпать, и хотя даже племянники, угомонились и клевали друг у друга на плечах, он честно бодрствовал до самого дома.

Их встретили веселыми шутками, пирогами с капустой и холодцом. С трудом, проглотив несколько пирожков, Валька самым банальным образом сбежал, заявив что, хочет спать. Собственно сон, как ему казалось улетучился. Он хотел просто побыть один и подумать лежа в кровати. Стоит ли говорить, что очень скоро он сам не заметил, как уснул. На этот раз кошмары ему не угрожали, словно провалившись в глубокий темный колодец, он лишь под утро вновь увидел  Вику. Вместо старого свитера, на ней был открытый купальник с пионерским галстуком на голой шее. Она улыбалась, и курила почему-то трубку, держа ее обеими руками. Валька любовался ею несколько долгих мгновений, пока заглянувшее в окно солнышко не прогнало прочь это видение. Пора было идти завтракать.

- А где они живут? - пытал после завтрака Валька обоих племяшей.

Братьям было муторно, дядя Коля заставил их чинить забор, а им этого делать очень не хотелось. Мальчишки с радостью восприняли отвлекающую их от работы болтовню. Поэтому, а может почему-то еще, они оказались на редкость словоохотливы.

- В лесу живут. Почитай каждый год, там человек по тридцать бывает. - Рассказывал Рем.

- А то и больше.  - Поддакивал другой брат.

- А че им там делать? - поразился Валька

- Оружие копают, копают и продают. - Поспешил ответить первый.

- Ну, про оружие ты хватил, - поправил брата Ромул, - Оружие здесь большей частью спорченое. Они снаряды роют. Тол плавят и рыбакам сдают. Грошовая конечно работа, но им и то хлеб.

- А как это? - пытал Валька.

- У красавицы своей спроси, - заржали мальчишки.

- Возьму и спрошу. - Разозлился Валька. - Только где их найдешь?

- Правда, что ль спрашивать попрешься? Мост помнишь? - Валька кивнул. - От моста дорога, там метров триста и старые окопы, да блиндажи. Вот там они и живут... Как мыши в норах...

Как не было велико желание, Валька терпел неделю. Весна потихоньку сдавала права лету, листва приобретала свои нормальные размеры, и только нежно-салатовый оттенок листьев говорил о том, что они молоды и лето только начинается. Всю неделю Валька засыпал и просыпался с мыслью о том, что вот сегодня, он отправится на поиски. И каждый день в его душе происходила борьба. Гордость или еще что противилась изо всех сил. Дело дошло до того, что Клавдия Степановна, обратила внимание на плохой аппетит своего родственника.

- Ты не заболел Валенька? - поинтересовалась она как-то за обедом, а братья сидевшие рядом прыснули со смеху, за что тут же получили на орехи - Чего ржете олухи?!!

- Нет, не заболел, - замотал головой Валька,  - можно я пойду?

- Может тебе полежать? Нет? Ну, иди...

Валька выбежал во двор, пнув случившуюся по дороге курицу. Та ловко увернулась, несушка все ж не бройлер, и оглушительно квохча, убежала в другой конец двора. Оидчик не обращая больше на нее внимания, вылетел вон на улицу. Терпение истекло, и он как был, двинулся к старице, не замечая повисших на заборе и скалящихся братьев.

- Ты смотри, как сохнет. - Прокомментировал один из них, - Эй жених!

- Отстань от него, - осадил второй глядя в спину даже не обернувшегося Валентина. - Забыл, как в за Галькой на выселки бегал?

- Так то ж Галька! У нее груди как... а это... тьфу!

Старица подсохла. Песок утратил вязкость болота, и твердость прессованной грязи, Теперь он был сыпуч, взлетал в воздух от малейшего ветерка и оседал на одежде. Валька, резво начавший свое путешествие, вскоре замедлил шаг до прогулочного.

Трава проросла повсеместно, превратив убогое место в некое подобие рая. Даже искореженные балки придавали некую завершенность картине абсолютного разгула природы.  Кочковатое болото, обступившее запруду, зазеленело скрывая серость и сырость. Вода отстоялась, и даже красноватый оттенок ее придавал особое очарование этому месту. Валька не пошел к маленькому озерцу, где познакомился с Викой. Он обходил запруду с другого берега, и  столкнулся с некоторым препятствием. Было, похоже, что эта часть берега, довольно часто использовалась пастухами, а вернее коровьим стадом. Добрый десяток метров был превращен в кашу, и это, не смотря на то что, погода уже давно установилась солнечная, и относительно сухая. Грязь подернулась коркой, но та мгновенно проламывалась под малейшей тяжестью, обнажая сочащуюся влагой землю. 

Вероятно, здесь находился край болота.  Валька не сразу обнаружил тонкую, хорошо утоптанную тропинку, ведущую по краю поля, истыканного следами копыт, покрытого серо-зелеными лепешками, которые, вопреки принятому обычаю, никто не пытался собирать.  Грязное месиво переходило в  затянутый тиной берег, и лишь метрах в двадцати начиналась относительно чистая, отстоянная вода. Посреди тины и грязи, выделялось отчетливое пятно чистейшей, прозрачнейшей жидкости, к которой очевидно и стремились животные. Родник скрытый под водой был не самый сильный, но уверенно поддерживал чистоту на площади в несколько метров. Уже оставляя грязевое поле позади, Валька неожиданно для себя увидел чуть в стороне некое подобие гати пролегающей по нему.

Разной толщины ветки и жерди, брошенные поверх жижи уже неоднократно втаптываемые в землю, крошенные в щепу не раз обновляли. Валька так и не смог определить, куда именно вела тропка. Некоторое время она шла почти параллельно той, по которой шел он, потом и вовсе выходила на твердую землю и сливалась с его тропой, почти сразу же теряясь в густых зарослях болотных растений. Собственно тропинка не исчезала, просто разросшиеся растения, скрывали ее своей густой листвой. Валька двигался по ней, слабо представляя, удаляется он от старой дороги, или она проходит где-то рядом. Рассуждая, что уж коли, есть путь, то куда-то он ведет, Валька шагал по нему дальше, отслеживая изгибы на ощупь. С обеих сторон тропу стискивали почти непроходимые заросли. Деревья вокруг,  сначала чахлые сменялись мощными, солидными, правда, то были большей частью не сосны, а ели.

Движение это, без ориентиров направления и цели быстро наскучило, и в тот момент, когда он уже был готов повернуть назад, ему почудились голоса. Насторожившись, он замер. Как назло ветер зашевелил кроны деревьев, шелест березовойго подлеска и скрип сосновых стволов заглушил все остальные звуки. Валька терпеливо ждал, и был вознагражден, потому как в момент небольшого затишья услышал громкий смех и чей-то голос. Это вполне могли быть заурядные грибники, но Валька уже почувствовал охотничий азарт и двинулся в нужном направлении.

Для того чтобы выдерживать курс ему пришлось сойти с тропы, чтобы хоть как-то, потом, ее, отыскать, Валька заприметил березу с обломанными сучьями, и проплешинами гнили. Стараясь не шуметь, он крался меж стволов, напряженно разглядывая пестреющее впереди пространство. Голоса становились отчетливей, хотя разобрать отдельные слова Валька еще не мог. В какой-то момент он почувствовал вдруг резкий, бьющий по нервам запах. Он даже вздрогнул, словно от удара, замер, пытаясь понять что это, и в тот же самый миг...

- Да отвали ты... - он узнал ее сразу. - Дай затянуться.

Голос звучал слева. Затаив дыхание, он тихонько сполз вдоль березового ствола на землю, и вонзил взгляд в сплетенье веток кустарника. Несколько минут он вглядывался, пока не увидел едва различимые силуэты метрах в пяти от себя.  Два человека сидели на траве, и одного из них Валька знал.

- Говно трава. - Сказала Вика.

- Какая есть, не нравится, не кури... - прогнусавил мужской голос.

Валька понял, что его не заметили и осторожно, буквально по сантиметру стал двигаться в сторону разговаривающих.

- Все равно говно, - повторила Вика и хихикнула.

- Может и говно, - Все-таки согласился собеседник, - тока Данила тебе вообще никакой не даст.

Валька приблизился на расстояние метра три, и больше не рискуя, залег в кустарнике. Отсюда ему были видны Викино плечо, и поясница незнакомого парня. Девушка сидела, небрежно привалившись к покосившемуся пню, и держала в руке дымящийся окурок. На ее лице появлялось то выражение блаженной прострации, то гримаска раздражения. Послюнив розовым язычком указательный палец, она несколько раз смочила окурок и только потом, взяв его в рот затянулась, прикрыв веки. Втянув в себя дым, она некоторое время удержала его в себе, а затем выдохнула вместе с вопросом.

- А ты на что?

- Ага, как траву курить, так Бритый а как... - парень потянулся к Вике. Валька замер боясь, что та заметит его, лежащего в листве.

- Я сказала, убери руки козел! Данила хоть деньги копит, между прочим, на юг взять обещал, к морю...

- Да я, я... - гнусавил парень

- А что ты? Ты что не пропьешь, так прокуришь.

Парень тяжело вздохнул, словно признавая правоту оппонента. Валька увидел, как тонкая рука протянулась и похлопала парня по плечу.

- Но ты ведь угощаешь меня травкой? - по лицу Вики снова проплыло глупое выражение. Губы вытянулись в трубочку. Потом пальцы руки сложились в кулачок, продолжая удерживать чинарик, а большой оттопырился.  Нет, хорошая трава…

Парень сгреб ее в охапку, так что Вальке была видна только хрупкая кисть с зажатым в пальцах окурком. Окурок, задев, плечо в ситцевой рубашке обломился и упал между держащих его пальцев.

- Уй-я! Урод, смотри, что ты наделал! - В сплетеньи веток возникло лицо Вики, выражавшее нешуточную ярость.

- Прости, - вновь подгребая девушку к себе, прогнусавил парень, Я тебе еще дам, у меня есть.

- Правда? - в голосе Вики слышались кокетливые нотки, - Давай...

- Потом... потом... - гнусавил парень.

Валька ощущал почти физическую боль. Сердце бухало в груди гидравлическим прессом, а желудок свернулся в теле гранитным валуном. Мальчишка старался сдерживать дыхание, от чего грудь то сдавливало, то распирало. Иногда он забывался и с хрипом вдыхал или выдыхал воздух. Впрочем, ни Вика, ни ее кавалер не смогли бы его услышать. Валька несколько раз отводил взгляд, но чудовищная сила возвращала его назад.

- Не дави дурак. - Голос Вики изменился. В нем слышалась не резкость, а незнакомая глубина, отдавая волнующей хрипотцой.

Валька ощутил ужас. Тело буквально разрывалось. Половина рвалась прочь, чтобы исчезнуть, не видеть, забыться. Другая часть жаждала подойти, слиться с происходящим. Второй части было невероятно сладко, происходящее волновало и завораживало, первой было стыдно за вторую, и она была в панике. Валька метался, чувствуя как тяжелой кровью, наливается лицо, как дрожат руки, как напрягается все тело, все до последней клеточки. Пальцы судорожно впиваются в прелую листву.

- Урод! - Валька заорал, почти завизжал, и с воплем этим словно чудовищная кувалда опустилась на его голову. Напряжение мгновенно оставило тело, мир обрел четкость и резкость, а все эмоции слились в одну - отвращение.

Мгновение спустя, Валька увидел лицо, и долгий растянувшийся в бесконечную секунду полный яростной ненависти взгляд.

“Убью!” - Прозвучало как рев, как приговор, как клятва.

И мир сорвался. С треском разомкнулся кустарник, трава бывшая защитником предавала, хватая за ноги, и с остервенением тянула к земле. Ветки деревьев хлестали по лицу. Валька бежал, молотя воздух локтями, спиной ощущая преследователя. Это был молчаливый и сосредоточенный бег,  бег жертвы и преследующего ее хищника. И где-то за гранью этого бега прозвучало:

- Стой. Да, стой же! - И отчаянное. - Данила!

Все в жизни решает случай, и немного человеческого участия.  Валька об этом не думал, он просто ощутил, что бежать стало легче. Он и напрочь забыл о приметной березке, бежал, куда придется лишь бы сбросить преследователя, затеряться в деревьях. Но ноги и какое то чудо вынесли его на тропинку. Мгновение спустя появилась мысль: “Бежать к людям. Там не убьет. Спасут”. О том, что до людей пол часа быстрого ходу Валька не думал, он с хрипом втягивал воздух и несся вперед. К спасению.

 

Солнце разогнало остатки тумана, и игриво заглядывало в окоп. В блиндажах было сыро и душно, поэтому многие предпочли оставаться в траншеях, несмотря на комковатую смешанную с землей глину липнущую к ногам. Курева оставалось мало, папиросы передавали по кругу, докуривали почти до конца обжигая пальцы, и собирая окурки. На позициях аккурат напротив останков мотоцикла, появился особист. Посмотрел сначала на обгорелый остов, потом на бойцов, и ничего не сказав, ушел. Через десять минут появился капитан почти в точности повторив мимику предшественника, кивнул чубатому ласкающему пулемет.

- Убрать, и по быстрому. Так чтобы никаких следов не осталось.

Чубатый с некоторым сожалением оставив оружие, кивнул сидящим рядом:

- Айда мужики, пособите.

Двое встали. Из окопа вылезли по вогнанному в стенку черенку лопаты. Тот, что был постарше, даже не двинулся, продолжая созерцать окружающую действительность на редкость равнодушными, полными спокойствия и обреченности глазами.

- Эй, старичок, - обратился к нему капитан - Ты, раньше времени не помирай...

- Раньше смерти не помрем. - уверенно встретил тот взгляд командира. Было в них что-то похожее. “Старичок” был из числа тех, кто пришел по дороге. На нем была шинель, каска, и почти новые трофейные сапоги.

- И то хорошо. - Согласился капитан потом провел взглядом по прямому отрезку окопа. Не считая пятерых убиравших мотоцикл и следы скоротечного боя, на почти пятидесятиметровый кусок приходились сам “старичок”, учитель музыки, поп и Руслан. 

Покачав головой в ответ каким-то невысказанным мыслям капитан двинулся вдоль окопа.

- Сколько помню, приходили на позиции, земля - камень, ни канавки и сутками едва не зубами грызли - раздался ему в след голос “старичка”. - А тут окопы дай боже, а воевать некому.

Капитан не обернулся, только поднял глаза, встретился взглядом со стоящим рядом Русланом.

- Как ты? - Заметив недоумевающий взгляд юноши, только махнул рукой, едва не задев его по плечу - А-а-а...

Даже в траншее он ходил прямо, расставляя широко ноги почти не сгибая правую в колене. Не знающие о протезе бойцы находили в это походке подтверждение колоссального духа, воли и боевого опыта. Те, кто знал, помалкивали. Руслан проводил взглядом командира, слух к нему еще не вернулся, но он и без того догадывался, что протез тот не снимает уже третьи сутки.

- Ну, вот и все! - Чубатый спрыгнул в окоп, сияя все той же, жизнерадостной улыбкой.  Заметив отсутствие командира повернулся к “старичку” - Слышь Николай, никак там следы не уберешь, вся трава повыгорела.

- Да ну и хрен с ней... - махнул тот рукой, и протянул чубатому окурок - дотягивай последыша...

- Кому последыша, а кому... - усмехнулся танкист, подбрасывая на ладони целую пачку, -  шоферские, тот со всем что было, сгорел.

Да ну и хрен с ним... - флегматично повторил “старичок” Николай, снова впадая в созерцательное состояние.

Руслан уже не обращал внимания на шевеление губ окружавших в его людей. Он начал привыкать к похожей на пантомиму жизни. Он смотрел на происходящее вокруг, на каждый эпизод в отдельности. Разглядывая сизоватый дымок, рождающийся в момент, когда Николай зажигал спичку чтобы прикурить, он вспоминал какой звук этому явлению соответствует. Он смотрел на пробудившегося, и спешащего куда-то по стенке окопа жука, и думал, рождает ли его движение какие либо звуки. Все звуки мира, приобрели для него удивительную важность. Каждое явление, он это знал, сопровождается звуком, некоторые он помнил, надо многими из них раньше даже не задумывался, а многие так никогда и не слышал. Каков звук летящей птицы? Какой звук издает стремительная ласточка? А вон тот орел, что завис в зените? Орел?

- Ты чего? -  Среагировал на жест чубатый. Став глухим, Руслан неожиданно обрел привычку общаться исключительно жестами. Проследив взглядом вдоль его руки, бывший танкист на мгновение уставился в небо. Его рот открылся сначала один раз, потом еще, грудь раздулась и опала, язык завибрировал - Воздух!

Люди вскинули лица в небо. Навстречу птице. Железной птице. Руслану казалось, что самолет летит прямо на него, и он был не одинок в своих ощущениях. Многие словно увидев себя в прицеле, стали приседать, словно желая спрятаться за бруствером, и вместе с тем не в силах прервать видимую связь между собой и самолетом. Только Николай остервенело вертел головой. “Старичок” мгновенно вышедший из состояния ступора, взглянул на приближающийся самолет только один раз, продолжая обшаривать небо осатанелым взглядом. Лицо его выдавало крайнюю степень напряжения. Кто-то, обратив внимание на его поведение, ткнул пальцем в небо.

- Да вон смотри!

- Они по одному не летают! Понял? - проорал тот, брызжа слюной в лицо не званному помощнику.

Если тот, что и ответил, то слышно это уже не было. В небе родился звук. Даже Руслан почувствовал его. Всей кожей, всеми порами он ощутил вибрацию рождавшую его.

- Ложись! -  “Старичок” нырнул на дно траншеи.

С глухим хрустом земля раздалась. Тяжелые болванки падали, продавливая зеленеющий грунт, хищно вонзаясь в беззащитную почву. Уже сидя на дне окопа, Руслан увидел темные тени мелькнувшие со стороны солнца. Взрывов он поначалу не заметил, только земля затряслась, и в небе поплыл густой дым вперемешку с пылью. Легче всего было переносить это, скорчившись, и прикрыв голову руками. Наверное, он так бы и сделал, как сделали почти все бывшие в окопе, если бы не “старичок” Николай. Подобрав под себя ноги, он полулежал на дне окопа, жадно вглядываясь в видимый ему кусок неба. Странно, но в этом взгляде не было апатии и обреченности, которую Руслан видел еще несколько минут назад. Наоборот, казалось только сейчас, этот человек ожил.

Рядом громыхнуло,  стена окопа вспучилась и присыпала кого-то из лежащих. Сверху шваркнуло глиной, и увесистыми комьями земли. Руслана больно ударило в лицо. Не играя больше в неустрашимого, он съежился, прикрыв голову руками.

- Не ссы боец... - Голос дошел издалека, словно сквозь длинную трубу. От неожиданности Руслан даже вздрогнул.

- Чего? - переспросил он.

- Не ссы говорю, глухая тетеря... - Николай подполз и лег рядом. – Не уж то ухи отпустило?

- Немного. - Отвечал Руслан, прислушиваясь к собственному голосу, звучавшему у него в голове, словно в огромном пустом ангаре.

- Так бывает, - Руслану приходилось вслушиваться, чтобы различать слова на фоне далекого гула. А меж тем Николай кричал, и лицо его побагровело.

Землю вновь вздернуло на дыбы. Какая-то сила вырвала кусок окопа, и навалилась на Руслана. Его стиснуло со всех сторон, схватило за горло. Свет померк, он попытался оттолкнуть навалившееся на него, но руки не двигались, горло, словно сжимаемое тисками горело. Он закричал, липкая масса проникла в рот. В последнем усилии, уже напрочь забыв про самолеты и бомбежку, Руслан вскинул тело выше.

Сильнейший удар поверг его на землю, мягкую взрыхленную взрывом землю. Сверху его прижал Николай.

- Лежи, все в порядке! Успокойся!

Руслан отплевывался, порываясь встать, Николай вдавливал его в землю.

- Лежи дурак! Убьют!

Рядом противно взвизгнуло, брызнув землей в налитые кровью глаза. Хрипло дыша, Руслан замер, глядя на длинный, с окалиной по краю кусок железа. Торчал только самый конец, остальное погрузилось в землю. Земля парила. Скосив глаза, Руслан увидел побледневшее, испачканное землей лицо Николая. Тот, разжав руки, откинулся к стенке окопа, очень пологой стенке.

- Ты чего? - собственный вопрос прозвенел в голове как горошина, и по замысловатой спирали найдя рот, выскочил наружу.

“Старичок” улыбнулся, обнажив прокуренные зубы.

- Тебя держал, боялся, что ты выскочишь дура... - проведя перемазанной в глине рукой по слипшимся волосам, нервно рассмеялся. - Порядок...

Руслан посмотрел вверх, в дымные прогалины светило солнце. Земля не содрогалась, вой исчез.

- Тихо? - не веря своим ушам, спросил он у Николая.

- Тихо - подтвердил тот, ощупывая ушибленный затылок.

Руслан присел. Окоп местами больше чем на половину присыпало землей. Прямо у своих ног, он увидел впадину, по форме напоминающую человеческое тело. Невольно вспомнил ощущение, от невероятной тяжести и силы сдавившей со всех сторон.  Чуть далее, из под завала торчали ноги. Безымянные сапоги, все остальное скрывала земля. Еще дальше, поднимали головы перемазанные, оглушенные люди. Руслан поймал взгляд старого учителя, почему-то посмотрел на торчащие из земли ноги, подумал: “Слава богу, что не он”

Сбоку зашуршало, послышались крики, голоса.

- Все живы? - Руслан оглянулся.

Капитан по прежнему производил впечатление уверенного в себе человека. Мощная мимика его лица казалось, говорила окружающим. “Будет трудно, но все будет хорошо” Только вот в лучиках морщинок возле глаз залегло беспокойство, да уголки губ смотрели книзу. Увидев Руслана он на крошечное мгновение улыбнулся, едва заметно, только углы губ пошли вверху, и мгновенно снова поникли.

- Кто? - обращаясь к Николаю, кивнул на торчащие ноги

- Не знаем еще. - Тот уже впал в свое обычное состояние покоя и созерцания. - Можа и нет никого, что осталось то и торчит.

Батя сжал челюсти, казалось, что сейчас он скажет что-то очень резкое.

- Как тут? Потери есть? – Из-за его спины появился особист выбритый и свежий, будто не было никакой бомбежки.

- Один убит, остальные вроде в порядке - сдержался капитан покосившись на “старичка”.

- Окоп поправить. Сейчас же. - тоном, не терпящим возражений, приказал особист, и добавил уже мягче - Скоро пойдут, быть наготове.

- Есть. - Словно во сне ответил Николай, проводив взглядом спины обоих командиров. Потом кивнул учителю, разгребавшему землю руками. - Погоди...

Неспешно, словно приходилось делать это ежедневно, он встал, и подошел к торчащим сапогам.

- Пособи.

- Учителя опередил кто-то из солдат. От рывка, тело наполовину вылезло из земли, Один сапог слетел, портянка размоталась, обнажив белую, как мелованная бумага ногу с желтыми разводами мозолей.  Ногти были темно лилового цвета. Почти черные пальцы Николая перехватившегося поудобней оставили на и без того, грязной щиколотке черные уродливые полосы. Руслан зажмурился, сдерживая тошноту, потом не выдержал и, повернувшись на бок, исторг содержимое желудка в сторону.  Гася судорожные подергивания гортани, скосил глаза.

Это был чубатый. Земля выдавила глаза, набилась в глазницы, ноздри, заполнила судорожно раскрытый рот. Лицо вытянулось, стало страшным. Пальцы, растопыренные в стороны, застыли, перемазанные, с грязью под лиловеющими ногтями. Руслан закрыл глаза, его снова стошнило.

 

Он не заметил когда перепутал тропинки. Только ощутив под ногами осклизлые слеги, понял, что бежит не туда. Времени на размышление не оставалось, сзади топало и Валька даже представить боялся, что его ждет если догонят. Чахлый кустарник кончился, тропинка резко поворачивала и правая нога, скользнув по сырому дереву, погрузилась в грязь. С громким хлюпом, едва удержавшись от падения, он вырвал ее, проиграв драгоценные секунды. Не выдержав, на мгновение обернулся. На вид преследователю было лет семнадцать, выбритый с едва отрастающими волосами череп покрывала мелкая сетка белесых шрамов. Лицо вспухло и раскраснелось от бега, открытый рот с шумом втягивал воздух.

Вид преследовавшего его чудовища, казалось, отнял у Вальки последние силы. Только волевым усилием он снова заставил себя бежать, и бег этот требовал от него не меньшего мужества, чем решение принять бой.

Сердце Вальки, бившее с барабанным грохотом о ребра, на мгновение застыло, когда мальчик увидел впереди тускло блеснувшую красным поверхность воды. Далекие кусты, манившие своей скрытностью, оказались на противоположном берегу. Справа, из-за деревьев издевательски выплывали развороченные конструкции моста. Уже понимая что все кончено, Валька продолжал по инерции бежать, держа в качестве ориентира торчащую прямо из грязи палку.  Похоже, преследователь не торопился, то ли устал, то ли, что было более вероятно, знал, что жертве некуда деться. Так или иначе, Валька отыграл несколько секунд на последних метрах. Сделав с десяток шагов, он оказался на площадке из грубо сколоченных досок и бревен. Сквозь большие щели, просвечивала красноватая, настоянная на торфе вода. Почти из центра помоста, в одной из щелей торчал длинный шест. Помост, заскрипел, когда Валька вспрыгнул на него, и закачался. Что-то очень важное мелькнуло во всполошенной голове мальчишки. Тропинка кончалась, дальше была только густая жижа, отдаленно напоминающая воду.

Помост гулял под ногами, и казалось только шест, удерживал его от опрокидывания. Сзади хлюпало, враг был близко. В отчаянном порыве, вызванном внезапной догадкой Валька изо всех сил рванул шест, тот вышел почти на метр, прежде чем со всем освободился. Тяжелое отсыревшее дерево скользило в руках. Валька вонзил его в грязь позади настила и навалился всем телом. Помост опасно закачался, грозя опрокинуться лишенный единственной опоры, и вдруг стал отдаляться от тропинки. Еще немного и Валька с безопасного расстояния наблюдал, как бритый малый остервенело материться, стараясь удержать равновесие на нескольких брошенных в грязь жердочках.

Налегать на шест, проталкивая плот через грязь, а именно это плавсредство он первоначально принял за помост, стоило Вальке немалых усилий. Даже на чистой воде, о которой можно было говорить только относительно, двигаться приходилось с усилием, шест едва удавалось вырвать из объятий ила, да и сам плот, массивная конструкция, пропитавшаяся влагой насквозь, скрипел и грозил развалиться прямо под ногами.

Вальке понадобилось минут пятнадцать, что бы окончательно установить; Из безвыходного положения, в котором он оказался, выход был, там же где вход. Но выход надежно перекрывался, более того противник оказался уже не один. Очень скоро со всех сторон на берегу собралось человек тридцать ребятни, с большим интересом наблюдавшей за перипетиями Валькиного путешествия на плоту. Валька исследовал побережье и почти везде плот наталкивался на что-то под водой, не доходя нескольких метров до берега. От отчаяния подросток даже хотел прыгнуть в воду, но остатки благоразумия удержали его на шаткой конструкции.

Добрые двадцать минут, Валька плавал перед рассевшимися на берегу зрителями. Относительное успокоение принес тот факт, что преследователь и возможные добровольные помощники коли, таковые найдутся, не торопились добираться до него вплавь. Ситуация стала патовой. Преследователи хоть и не могли достать его немедленно, все же находились в лучшем положении. Валька лихорадочно искал выход, выплыв почти на середину он решил закрепить плот шестом, подобно тому, как он был закреплен у берега. Чтобы сделать это, шест необходимо было поднять, и вставить в одну из многочисленных щелей. Валька преступил, чтобы выровнять накренившийся плот, левая нога провалилась между бревном и прибитой к ней доской. Некоторое время он еще удерживал равновесие, а потом, выронив шест, полетел в воду.

Плохо было не то, что он намок, и болтался теперь в холодной воде, и не то, что одежда отяжелела и начинала тянуть вниз. Плохо было то, что нога, провалившаяся между бревном и доской, там и осталась. Валька лежал на воде, крепко застряв ступней в плоту, и хотя нога не пострадала, вытащить ее, он не имел ни малейшей возможности. Все его усилия уходили на то чтобы поддерживать себя в воде имея элементарную возможность дышать. Внутри подростка, медленно, но верно начинала разрастаться паника.

Лишенный веса плот подвсплыл усугубляя ситуацию. Дети на берегу оживились. Валька молча боролся. Он старался не показать охватившего его страха. И при этом, вполне понимал, еще десять-пятнадцать минут, и придется орать, призывая о помощи.

Тем временем на берегу появился Данила. Почти сразу же, раздевшись он медленно двинулся к воде. Идти по холодной, украшенной лепешками коровьего навоза грязи удовольствие не из лучших. Грязь не просто лежит под ногами, просачиваясь между пальцев, она старается захватить попавшую в нее жертву, всосать в себя. Фантазия мгновенно рождает в мозгу образ множества насекомых, устремляющихся к ноге. Все живое от пиявок и червей, живущих в водоеме до мелких рачков, стремится, покусится на твою ногу, и ты в панике вытаскиваешь ее, уплывая туда, где дно устилает песок, или утоптанная глина.

Данила, молча и сосредоточенно пересекал грязевое пространство, он шел напрямик, не избегая невидимых ему неровностей дна. Пару раз он поскальзывался и падал, сначала на колено, потом почти всем телом. Перепачкавшись в грязи, он достиг кромки воды, подняв со дна красноватую, отстоявшуюся муть. Еще несколько минут, он продвигался в более жидкой по консистенции грязи, сначала о пояс, потом по грудь. Плыть в ней не было ни малейшей возможности, и только зайдя по шейку, ощутив знакомые всем не умеющим плавать ощущения, как глубина затягивает «неумеху-пловца», с усилием вырвал погруженное по пояс в придонный ил и взвеси тело и поплыл. Волны густые и тягучие, как хороший кефир масляно откатывались под его движениями. Данила плыл медленно, стараясь, чтобы все тело умещалось в приповерхностном слое воды. С берега, затаив дыхание, наблюдали за обоими подростками, сопереживая и спасаемому, который уже избавился от телогрейки  тянувшей ко дну и спасителю.

Достигнув плота, Данила ухватился за него рукой.

- Как ты?

- Нормально. – Ответил Валька отплевываясь.

- Хорошо, я сейчас тот край приподниму, а ты попробуй вынуть ногу. Лады?

Валька кивнул. Но несколько попыток не принесли результата. Зрители с берега подавали советы. Один оказался разумен. Проще было погрузить ближайший край плота, чем поднимать противоположный. Еще несколько минут, Данила пытался вскарабкаться на плот. Когда в очередной раз, не удержавшись, соскальзывал, и плот всплывал, Валька с головой погружался в воду. Наконец очередная попытка завершилась успехом. Валька, отплевываясь и глотая противную жижу, завертелся, стараясь высвободить застрявшую конечность, что в конечном итоге ему и удалось. Чувство облегчения было настолько сильным, что подросток с первой попытки выбрался на пленивший его плот, хотя дело то было в Даниле уже сидевшем на нем и притопившим в воду. С берега послышались дружные крики: «ура».

Некоторое время ребята сидели молча, потом Данила, не отрывая взгляда от воды, спросил.

- Что у тебя произошло с Бритым?

- Вика – запнулся Валька…

Пожалуй, впервые Данила утратил свою невозмутимость. Взгляд, который он устремил на Вальку, казалось, прожег того насквозь. Мгновение спустя, овладев собой, Данила скользнул с плота в воду.

- Сиди, я дотолкаю… - сказал он глухим голосом.

- Я и сам могу. – Почти прошептал Валька,сдирая с себя мокрую одежду и соскальзывая следом.

Несколько минут они, молча и сосредоточенно плечом к плечу, гребли к берегу, толкая плот перед собой. На тропинке, расставив пошире  ноги на скользкой гати, с ухмыляющимся видом их ждал Бритый. Подогнав плот почти к самому берегу, Валька с обреченным видом двинулся к своему  загонщику.

- Сюда. – Грязные пальцы ухватили его за плечо и развернули к грязевой поляне.

Ему было все равно, с равнодушным видом, переставляя ноги в чавкающей грязи, он прошествовал в двух метрах от своего преследователя. Тот сплюнул, и рванул по тропе, чтобы встретить их на берегу.

Данила пер вперед, не обращая внимания на обессилевшего Валентина. Тот несколько раз упал, извозившись в грязи и коровьем навозе, и был еще далеко от суши, когда спаситель уже вылез на твердую почву, и даже отдавал какие-то распоряжения сбежавшейся ребятне. Валька был почти у самого берега, когда показался Бритый. Тот несся по тропе, словно боясь, что противник исчезнет. Было, похоже, что он попросту снесет предмет своей ярости.

- Слышь, Бритый…

- Чего? - переспросил тот, у Данилы останавливаясь, но не сводя взгляда с выходящего на сушу Вальки.

- Да ты взгляни… – Бритый повернулся, и мгновенно получил сильнейший удар в лицо.

Только масса удержала его на ногах. Прежде чем он успел что-то сообразить, еще два удара достали его сначала слева в челюсть, потом справа под подбородок.

Бритый всем телом осел на землю.

- Убью!!! - проревел он тем же тоном, который Вальке уже доводилось слышать, мотая головой, чтобы прийти в себя.

- Валяй – буднично, даже несколько равнодушно ответил Данила, стараясь достать его коленом в лицо.

Бритый, будучи на голову выше, шире в плечах, и вероятно старше, ухватил ногу Данилы и дернул на себя.

- Да сделайте, что ни будь! – Викин вопль был подобен «гласу вопиющего, в пустыне».

Подростки молча обступили дерущихся, плотным кольцом, и даже Малек, сжимая кулаки, сосредоточенно наблюдал за дракой. Валька протиснулся в первый ряд. Окружающие шарахались от него морща носы и стараясь не запачкаться. Тем временем Данила уступал, более массивный Бритый, уже несколькими ударами головой разбил ему лицо и, навалившись сверху, старался добить кулаками. Прикрываясь локтями, Данила старался уловить момент, чтобы сбросить противника, но тот был опытен и не давал ни малейшего шанса. Мгновение Валька наблюдал подобно всем за дерущимися.

За эти несколько секунд, он последовательно вспомнил объявший его ужас и бег, закончившийся происшествием на плоту. Вспомнил панику, охватившую его, и облегчение испытанное им, когда все закончилось. Внутри него вспыхнуло горячая, неусыпная жажда отомстить, вернуть сторицей испытанные страхи.  Сжав зубы, он даже сам не заметил, как оказался рядом с дерущимися. Бешенство, охватившее его, было выше сознания он, забыв про все, просто навалился всем телом на Бритого и, схватив его за горло принялся душить.

Нет ничего страшнее, чем быть предметом атаки для невменяемого, не обращающего внимания на удары и боль, и нет ничего сладостней, чем сжимать горло своему страху. Валька рычал, прижимая подбородок к груди, он сдавливал шею врага, не реагируя ни на удары, ни на попытки оторвать его руки от горла. Бритый хрипел, его движения стали хаотичны и судорожны.

- Господи! – очередной вопль Вики пробудил бездействовавшую толпу.

Несколько человек с трудом оттащили брыкающегося Вальку. Бритый кашлял и корчился лежа на земле, его взгляд ставший более осознанным, и алчущим мести, мгновенно потух, когда достиг бьющегося в объятьях нескольких человек Валентина. Тот побагровел, из оскаленного рта капала слюна, глаза налились кровью. Слов он говорить не мог, он просто жутко выл, стараясь вырваться из держащих его рук,  весь, слившись в единую ужасающую своей доходчивостью и простотой мысль. И мысль эта была настолько очевидна, что Бритый все еще держась руками за помятое горло, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее засеменил в лес. Вдогонку ему летело улюлюканье недавних товарищей и отчаянный вой вырывающегося Валентина.

 

Бывает что жизнь, бежит. Минуты, часы, да что там  - дни, бегут, наталкиваясь, друг, на друга тесня соседей, норовят забежать вперед. Бывает что замирает, и тогда тот же час, что иначе пролетит - не заметишь, - течет медленно, обстоятельно, словно осознав свою важность. Да еще помнется в конце, словно бы не желая уходить. Но никогда до этого не было у Руслана такого времени. Нарезанного, будто кадры кинопленки. Имеющего свой, строго определенный размер кадра, ограниченный обстоятельствами, сходными, по сути. Вот хоть выстрелы, они уже давно остались где-то “за” хоть слух и воспринимает их отдаленное эхо, куда как важнее твои собственные. Бой шел около часа, ленивый, неспешный, страшный.

Нашаривая очередную горсть патронов в кармане, сидя на дне окопа заряжать винтовку. Не торопясь, пока сидишь на дне, безопасно, стоит поднять голову можно получить пулю, или шальной осколок. Зарядил, теперь пора. Стрельба, почти через равные промежутки времени, толком даже не целясь, все равно за дымом и деревьями почти ничего не видно.

А в начале по дороге приехал танк. Съехав с дороги двинулся сразу к позициям волоча облако гари и дыма от выхлопа. Словно подбитый и прет на таран. Целехонький. С десятком автоматчиков за собой, только они залегли быстро, когда из окопов стрельба началась. А танк не останавливаясь утюжил окопы, поливая из пулемета, хищно но молчаливо водил пушкой..

В качестве успокоения гранаты, толку с них правда, что козе хвост. Руслан видел как они летели, ударялись о броню, отскакивали, взрывались не причиняя никакого вреда. Под конец, кто-то вылез и одарил его связкой. Вот тогда то пушка первый раз выстрелила. Был человек, и нет человека. В упор, снесло. Ни воронки не осталось не ошметков, как сдуло, а снаряд далеко улетел, только с той связки гусеница у танка поползла. Поползла. Танк развернуло боком, и мало кто заметил как жахнуло противотанковое ружье. И небольшую дырочку, сбоку, там где моторный отсек, тоже мало кто заметмил, только поваливший густой дым, не чета выхлопу дал понять что все, хана танку. Стрелять он еще мог, да только не захотели танкисты  стоячей мишенью быть. Полезли как тараканы...

Подбитый танк охолонил нападавших, автоматчики отошли вместе с уцелевшим танкистом. Поняв что первая атака отбита на позициях стали считать потери, поправлять окопы. Закурили.. Кто-то заговорил, не умолкая, о чем-то понятном только ему, и никому больше не интересном. Николай и старый учитель на мгновение понимающе переглянулись. Им все ясно, один переживает страх в одиночку, как Руслан, забившись в угол и, созерцая одну точку, а другому страх нужно заговорить, заболтать, вот и мается бедный.

Николай слушал, взяв на себя, сей нелегкий труд, только курил цигарку, да кивал головой, в знак того, что слышит и понимает собеседника. Сам с досадой думал о другом. На их позиции в ходе боя никто не погиб, легко ранило самого, осколок своей же, бесполезно сгинувшей гранаты, угодил в мочку уха. Крови было много, остальное пустяки. Перевязали бинтом вместе с головой, и дело с концом, только шапку снимать нельзя, что бы не светить белой башкой как фонарем. А вот у соседей, там погибли двое. Один от автоматной очереди, другой, подбивший танк, от выстрела. Николай даже специально ходил узнавать, как его звали. Бойцы, те, кто стоял с ним рядом в окопе, назвали три разных имени, а потом только пожали плечами. Николай даже сплюнул.

- Ты чего? - Не понял его очередной забалтыватель страха.

- Да прав ты в доску. - Невозмутимо ответил “старичок”, снова задумываясь о своем.

Старик учитель некоторое время наблюдал за сидящим Русланом, потом подсел рядом.

- Ты бы поговорил, все же легче... - негромко, как бы, между прочим, сказал он.

- Убьют нас тут. - Глухо, после паузы отозвался юноша. Лицо его за последнее время, вытянулось, приобретя восковый оттенок, осунулось. Под глазами появились мешки.

- Так уж и убьют - голос старика долетал до него словно сквозь слой ваты. - А ты не бойся, пока жив - не убили.

- Помолись, – неожиданно присоединился к беседе священник, в спутанной бороде его застряли кусочки глины, волосы были встрепаны, в больших ладонях трофейный «шмайсер» казался детской игрушкой - оно все же легше…

Учитель на мгновение запнулся, потом кивнул на Николая.

- Ну не знаю как там с богом, а про остальное тебе вон Коля скажет лучше, а я только так могу, извини что жестко - голос старика и правда, приобрел не свойственную ему твердость, даже грубость. - Трус он тысячи раз умирает.

- Да я трус! - Руслан почти выкрикнул эти слова, схватив старика за плечо и развернув к себе. Лицом к лицу. - Трус! Я не хочу... не хочу умирать! Они... они там...

Голос Руслана стал срываться в бормотание. Взгляды всех сидевших в блиндаже скрестились именно на нем. Люди смотрели на него и с жадностью вслушивались в слова, слова находившие понимание в их сердце.

- Все, все целятся в меня... Все пули... А земля, земля словно опускается... вот я один, а этот... мне навстречу... - слова перешли во всхлипы, Руслан уткнулся в сырой, пахнущий потом, дымом и землей ватник.

Старик, похлопывая его стертой лопатой и киркой в кровь, и едва поджившей ладонью, переглянулся со священником.   

Откинув тряпичный полог в блиндаж, вошел капитан. Всего лишь мгновение потребовалось ему, чтобы оценить происходящее.

- Почему на позициях никого нет? - пожалуй, только Николай, заметив взгляд командира, понял ситуацию верно и сразу поднялся

- Так, а ну давайте... окопы поправить, патроны чтобы все получили, гранаты в связки.

Люди по одному выскальзывали из блиндажа. Капитан на последок хлопнул Николая по плечу:

- Скажи им, чтобы пригибались, немцы там, за дорогой в роще. Могут быть снайперы... - словно в подтверждение слов где-то раздался одинокий выстрел. - Ну, иди.

В блиндаже осталось трое, силящийся успокоиться Руслан, старый музыкант, в которого он отчаянно вцепился и “батя”. Командир подошел к Руслану и аккуратно разжал стиснутые на ватнике старика пальцы. Учитель тихонько встал, и с каким то виноватым видом вышел.

- Как ты?

- Но... нормально - хватаясь за винтовку, ответил юноша. На бледном лице отчетливо виднелись дорожки от слез.

- Страшно?

В ответ вспыхнул дикий, отчаянный взгляд. В  душе юноши происходила борьба, результат которой был еще далеко не предрешен, но Руслан четко понимал, перед этим человеком он никогда, и ни за что не хотел бы показаться слабым.

- Страшно, - сам ответил на свой вопрос командир, - потом будет еще стыдно. За слезы, за жалобы. Нет...

Его рука удержала готового вскочить и выбежать вон Руслана.

- Погоди... Думаешь, мне не страшно? Страшно... и больно... Ты не стыдись, это дураку не страшно и не больно. Страх на войне это норма, все бояться и фрицы тоже бояться... думаешь, им не страшно за танком переть, когда ты в окопе с винтовкой сидишь?

Капитан на минуту замолчал, доставая что-то из-за пазухи, Руслан молчал, боясь даже вздохнуть, пропустить хотя бы слово.

- На вот, глотни. - Во фляжке плеснуло. Большой глоток обжег горло, перехватил дыхание. Руслан закашлялся. - Нормально, нормально... фляжку Николаю отдашь, он найдет ей применение...

Дав Руслану отдышаться, капитан похлопал его по плечу.

- Ты бойся, страх он по дурости не даст голову подставить под пули, но и спуску ему не давай. Ты помни, они тоже бояться, и им тоже страшно.  И слезы, они ничего, их стыдится не надо, и не трусость это вовсе.

Он встал. Руслану на мгновение показалось что вздох, сопровождавший это движение, немного походил на стон. Своей “обычной” походкой “батя” почти дошел до выхода, потом обернулся.

- Боец встать!

Руслана подбросило как пружиной. Они стояли друг, напротив друга, глаза в глаза, они были почти одного роста.

- Ты в бою не о себе думай! Ты о других думай, о матери, о сестрах и братьях думай. О Родине думай! Ты не свою жизнь защищай, ты их жизни защищай! Тогда и страха не будет. Понял?

- Да...  - одними губами прошептал Руслан

- Не слышу!

- Понял! - почти выкрикнул он

- Что понял?

- Родину защищать. Мать, сестру... понял...

Капитан шагнул вперед и крепко обхватил Руслана за плечи.

- Вот это и помни, остальное забудь, Все забудь, а это помни...  - его голос сорвался, он развернулся и, рывком отведя закрывающее вход тряпье, вышел.

- Буду... буду помнить... - как заговор шептал Руслан, глядя на качающиеся в складках тени, от блеклого, горящего в закатанной гильзе фитиля.

 

Воду таскали сразу трое или четверо. Окатывали с ног до головы смывая грязь и кровь. Рядом те же операции проделывали с Данилой. Тот морщился, философски созерцая множество ссадин, царапин и кровоподтеков. Лицо его выражало безмятежное спокойствие, и удовлетворение. Изредка, Валька замечал брошенные на себя исподволь взгляды. Если Даниле, хоть в какой то степени было свойственно самодовольство, то сейчас была высшая стадия его проявления.

Девчонки наблюдали издали, близко подходить не рискуя, чтоб не быть облитыми с ног до головы водой. Валька слишком перенервничал, чтобы всерьез рассуждать на тему, откуда, оборванцы, взяли, ведра, и, где, они берут чистую воду. Вся работа совершалась в бешеном темпе, а организовывал ее не кто иной, как цыганенок. С некоторым злорадством, Валька наблюдал, как Малек тем или иным способом пытается перекинуться несколькими словами с Данилой. Тот отвечал, обращая на товарища внимания не больше чем на гудящего над ухом комара. Более того, смыв с себя, грязь Данила подошел и сел рядом с Валькой. Так на пару они и сидели, молча, созерцая царящую вокруг них канитель.

Суета эта, поначалу раздражавшая Вальку, совершенно неожиданно стала его забавлять. Неуклюжие попытки Малька оправдаться то ли за нерешительность то ли за тактический просчет, стали вызывать у Вальки смех. Многие водоносы, таскавшие им воду, сами извозились настолько, что им самим пришлось мыться. Поначалу Валька сдерживался, но потом просто зашелся смехом. Ему было немного неловко, но совершенно неожиданно к нему присоединился Данила, а затем и вся помывочная братия, не исключая Малька.

Мгновенно началось обсуждение происшедшего. То там, то тут возникали небольшие сценки, иллюстрирующие события. Наибольшей популярностью среди них пользовалась два. Первая, когда вырвавшийся Бритый драпает в лес, вторая - вырывающийся Валька, жаждущий его крови. Увидев ее в первый раз, Валька толком не понял, что означают кривляния самозванного актера, когда тот, пустив слюну, бесновался в объятьях своих товарищей.  Но повторяющаяся раз за разом пантомима, сопровождающаяся хохотом и воплями зрителей, постепенно начала доходить до него. Смех застыл в горле, Валька растерянным взглядом нашел Данилу. Тот уже с минуту внимательно присматривался к нему.

- Я не... я не... - Валька сам не знал, отчего он хочет откреститься, или что объяснить.

Данила кивнул, понимающе усмехнулся и хлопнул Вальку по плечу.

- Пошли.

Так они и двинулись по тропинке в лес, голышом в сопровождении двух десятков таких же голых и беспечно веселых мальчишек. Только Малек сохранил некую трезвость, вырвав из толпы нескольких, не успевших окончательно испачкаться, а потому и раздеться. Что им было сказано так и останется навсегда загадкой, но они, разделив между собой раскиданную одежду, потащили ее вслед за гудящей толпой. Чтобы было проще нести, многие вещи надевали на себя, обматывали, перекидывали, тащили в охапке, благо, ватников почти не было, а Валькин попросту утонул.

Те же, чью одежду тащили позади, неслись по лесу с громким гиканьем и воплями. Испытывая сомнительное удовольствие от соприкосновения с ветками и колючками, норовящими хлестнуть побольнее, а, кроме того, будучи центром неусыпного внимания комариного воинства, они искали спасения в скорости движения и взаимных пинках и подначках. Девчонки, сопровождали эту вакханалию воплями и визгом, когда перед ними, то тут, то там выскакивали из-за кустов несколько голых подростков. В этом коллективном безумии был свой порядок, свое удовольствие и своя мораль. Центром движения были идущие друг за другом Данила и Валька. Данила шел первым, на правах хозяина показывая дорогу. У него было сухое, покрытое основательным загаром тело, лишенное напрочь каких либо белых пятен, но, несомненно, более смуглое, там, где кожа постоянно находится на солнце. В этом загаре не было и намека на недавнюю зиму и дождливую весну. Валька напротив, был бледен, и лишь руки да лицо слегка отметило солнце.

Они шагали, по знакомой Вальке тропинке. Та петляла в горбах этого странного леса. Данила выломал две ветки. Бросив одну новому другу, сам стал активно махать, вокруг отгоняя стаю комаров пытающихся воспользоваться дармовым угощением. Валька попытался, было обнаружить свои вещи, но добровольно принужденных носильщиков рядом не оказалось, Лес был наполнен воплями, смехом и визгом. Ему ничего не оставалось, как продолжить героическую борьбу с комарами. Поглощенный этой борьбой он и не заметил, как вышел на опушку. Только когда солнце, жаркой ладонью отогнало почти всех кровопийц, Валька обратил внимание что они, наконец, достигли цели своего путешествия. Деревья, располагающиеся в низине, расступились, и дали проход на небольшое взгорье. На холм вела заметно выделяющаяся из общего разнотравья тропа. Уставшие от беготни подростки вытянулись вдоль этой тропы длинным, своеобразным караваном. В большинстве своем щуплые, костистые они могли быть иллюстрацией к библейской притче о кающихся грешниках бредущих в ад, если бы не светлые жизнерадостные лица.

Отмерив шагами тропинку и поднявшись на холм Валька замер. Впереди, метрах в четырехстах стоял лес. Настоящий, матерый лес, не то, что эта рощица, которую они только что прошли. Лес стоял темной, внушительной стеной, и даже подлесок был маленьким и прозрачным. С холма была видна изгибающаяся дуга, ограничивающая собой эту стену деревьев. Данила, остановившийся тоже, словно прочитав Валькины мысли, пояснил.

- Это дорога, еще довоенная. Ее видно только отсюда, если подойти ближе можно найти только по щебню, а увидеть нельзя. Дальше туда лес, там болот почти нет, только родники, пройти трудно, буреломы.

Данила говорил в своей обычной обстоятельной манере, он всегда так разговаривал. В этом была данность, и Вальке это нравилось.

- Смотри вон туда. Следи за пальцем.

Валька послушался, наблюдая за указующим перстом, и вдруг случилось чудо. Он прозрел. Странный, почти незаметный узор линий на раскинувшейся долине, небольшой ограниченной впереди матерым лесом, а по краям заурядным, если не сказать хуже березняком, приобрел вдруг некий, пока еще тайный, но вполне видимый смысл. Самая большая линия, повторяла почти точно изгибы мнимой дороги. Лишь справа, где ее скрывали деревья, она отходила дальше, слева же наоборот почти примыкала к дуге, словно бы стремясь слиться. В местах изгибов и сочленений были заметны, разной длинны и конфигурации отростки.

- Это окопы. Они идут вдоль дороги, и до леса, отсюда все невидно, - Данила говорил, словно профессиональный экскурсовод. -  В лесу они продолжаются, но это не лес, а так… Вероятно его тогда не было.

- А что, было? - не понял Валентин.

- Тот край упирался в болото, там, кстати, небольшое озеро,  говорят ребята аж из Москвы, там два танка из земли отрыли. Ну да это ладно, смотри, видишь?

Позади линии, гораздо ближе к вершине холма, где они стояли, Были заметны несколько глубоких впадин.  Валька заворожено следил за пальцем Данилы, который волшебным образом объединял выпуклости и возвышенности, едва просматривающиеся на земле, в  единый рисунок.

- Это артиллерийские позиции.  Всего их четыре, две там в лесу...

Валька молчал. Данила удовлетворился достигнутым эффектом. Он тронул Вальку за локоть.

- Вблизи все более четко, но отсюда виден общий рисунок. Нам туда, там землянка.

- Настоящая? - У Вальки перехватило дух.

- Настоящая, сами делали, - усмехнулся Данила. Заметив на лице Вальки разочарование, добавил. - Там старый блиндаж был, тут их несколько, крыша сгнила, частично обрушилась, лазить очень опасно. Мы разрыли, и использовали старый котлован. Строили, как положено, часто приходится прятаться…

- Ух, ты... - Валька был готов бежать немедленно осматривать блиндажи. Сразу вспомнилась граната, может где-то лежит автомат, и он Валька его найдет.

- Ладно, хватит статуи изображать. - Усмехнулся Данила, - Вон девушки на тебя глаз положили...

Вальку бросило в жар. Он мгновенно вспомнил, что стоит совершенно голый, на самой вершине холма, а с подножья на него смотрят три десятка уже успевших одеться подростков, среди которых есть не только мальчишки.

Данила прыснул, увидев как Валька, рефлекторно вздрогнул, словно бы хотел присесть. Вовремя спохватившись, тот заставил себя спуститься вслед за товарищем, делая вид, что его ничего, не волнует, держа руки расслаблено вдоль тела, и только вспотевшие ладони выдавали его волнение, которое впрочем, вряд ли кто кроме Данилы заметил.

Линии так хорошо видимые с возвышенности, вблизи оказались крутыми оврагами. Вальке показалось, что для траншей, они слишком мелки и широки, но позже он догадался, почва затягивает шрамы войны, края осыпаются, превращая  линии обороны в русла ручьев, и звериные тропы.  Только воронки сопротивлялись велению времени. Валька сразу догадался, что это за глубокие, почти идеально круглые ямы, наполненные листвой и грязью. Даже трава, не прикрывала их склоны, только прелая листва скрывала израненную землю.

Блиндаж, вернее землянка, оказалась недалеко, как и предупреждал Данила, спустившись со склона, Валька уже не различал дорогу, так отчетливо просматривавшуюся издали. Шагая вдоль оврага, Валька даже не сразу заметил, что стены постепенно становятся круче и ровнее, будто земля смыкается перед ним и будь он один, наверняка прошел бы мимо землянки. Прямо в стене продолжающегося коридора, обнаружилась дыра, скорей даже нора, и вела она почти отвесно вниз. Ступеньки из отсыревшего дерева, пружинили под ногами, но держали крепко. Вход занавешен грязным тряпьем. Сбоку чуть в сторону и вниз имелось продолжение норы.

- Ни фига себе - оценил Валька.

В норе тесно и душно, зато в землянке оказалось прохладно и свежо. Если бы не сырость, вероятно неистребимая по весне, жилье можно было признать удобным. Чтобы войти Вальке пришлось нагнуться, и он ожидал увидеть, темное, зажатое, пространство. В действительности землянка была огромна. Чтобы дотянуться до потолка, ему пришлось поднять руку, а потом подпрыгнуть. Стены, выложенные из не струганных стволов, сплошь несли на себе следы ножа, множество дат и имен.

Прямо у входа стоял прислоненный к стене кусок железа. Бахрома коррозии по краям, кривизна плоскости, и несколько отверстий говорили о том, что этот предмет провел весьма содержательную молодость. К нему крепились несколько больших, тускло поблескивающих гильз, в которых горели фитили. Пламя подрагивало, но гари не ощущалось, большая квадратная дыра воздуховода, находилась как раз над щитом. Справа, на плетенке из проволоки висело нечто отдаленно напоминающее автомат, а меж бревен служащих стенами, торчали ржавые, в раковинах и кавернах  винтовочные штыки, на которых кое-где висела одежда.

-          Это наш «вечный огонь». - Проинформировал Малек, похоже это было его детище.

Особого впечатления на Вальку оно не произвело. Он чувствовал себя неуютно, поскольку оделся только что в чью-то телогрейку, сухую и в то же время грязную. Ходить без штанов оказалось неудобно, но одежда уже висела над разожженным костром, недалеко от землянки. Сам блиндаж обогревался небольшой печкой. Цилиндрический корпус, тускло отсвечивающий метал, печь явно современного производства, установленная на толстый стальной лист источала тепло.

- В колхозе сперли. - Без выражения дал комментарий Данила. - Это Бритый, но печь действительно была нужна.

- Зачем?

- Холодно же... - удивился Малек, снующий рядом.

Возле печи сидели несколько человек. Валька поежился, сильнее запахивая полы ватника. Вика была здесь. Он приготовился к потоку насмешек и иронии, но девушка сосредоточенно мешала что-то оловянной ложкой в побитом, закопченном котелке. Когда она отложила ложку чтобы снять котелок, Валька увидел украшавшую черенок полустершуюся фашистскую свастику. Густое варево в котелке водрузили  на большую колоду, возвышавшуюся почти в центре землянки. Вокруг валялось множество чурбаков стулья и запас дров одновременно. Валька чувствовал себя скованно но и Вика казалась далеко не в настроении. Пока они ели девушка ни разу не взглянула в сторону ребят.

Вооруженный фашисткой ложкой Валька, не евший с утра, накинулся на густую горячую перловку с мясом. Остальные ели неспешно, на печи томился еще один котелок, и Вика хлопотала над ним, не столько в силу необходимости, сколько чтобы не сидеть с остальными.

Поначалу разговор зашел о происшедшем, но ни Валька, ни Данила - основные участники событий его не поддержали. Данила закрыл тему, выразительно поглядев на товарищей. В землянке наступило неловкая тишина, изредка нарушаемая бряканьем ложки о котелок. Вика мешала кашу постоянно, как будто это была основная и наиболее важная часть рецепта. Она даже меняла ложку, когда та, которой мешала, сильно нагревалась. Валька, которому все это понемногу начинало действовать на нервы, прерывая молчание спросил:

- Так вы тут живете? Давно? Почему?

Он думал, что отвечать будет Данила, но голос подал Малек...

- А мы вольные люди. Где хотим там и живем...

- Кончай трепаться. - Буркнул Данила. - Жить негде вот и живем. Тут кто как, я, Малек еще кое-кто детдомовские. Есть вообще, не пойми, откуда, Эти вот беглые...

- Как это беглые? - не понял Валька.

- Ну, Федька из колонии, а Косой так, из дома...

- Наоборот... - поправил Данилу рыжий парень с косящим глазом.

- Один хрен, - отмахнулся тот.

- А почему здесь? - задал еще один вопрос Валька.

- Да лавэ башляем! - Заржал цыганенок и осекся под взглядом Данилы.

- Он хотел сказать, что мы тут работаем. - Пояснил тот - зарабатываем, кто на что...

- В колхозе? - поразился Валька. Ответом ему был дружный громкий смех. Даже Вика сидевшая к ним спиной беззвучно затрясла плечами.

- Оставайся с нами, узнаешь - предложил Малек.

- Не слушай его - снова прервал приятеля Данила. – Хочешь, приходи завтра, увидишь...

 

Солнце словно расползшийся желток затопило небо багряной акварелью. Под вечер из окопа пропал боец, выставленный в дозор. Сначала это обнаружил Николай. Десять минут поиска не принесли результатов. На одиннадцатой минуте Николай отправил бойца с докладом, а еще через десять минут послышался нарастающий, всеобъемлющий рев. Руслан и еще трое бойцов, что Николай отряжал на поиски старого учителя, вопросительно взглянули на «старичка»

- А чтоб его, может, вернется... - задумчиво пробормотал он, за неимением папирос разжевав, невесть как успевшую прорасти на бруствере травинку. - А не вернется, так и спросить скоро некому будет.

Фраза упала как тяжелое ядро, и покатилось вдоль окопа. Руслан молча занял позицию, где-то внутри он ощущал нехватку того бодрящего, бесшабашного веселья которое излучал чубатый танкист. Теперь о нем ведала только свежая могила в ближайшем подлеске, последняя, остальных уже не хоронили, а стаскивали в воронки от авиабомб.

- Теперь на артиллерию вся надёжа. - Ни к кому специально не обращаясь, громко бросил Николай. Потом добавил, или даже приказал:

- На танки не обращайте внимания, им наши пукалки, что слону дробина. Бейте пехоту, танками пусть бог войны ведает...

Его слова приняли как должное, он и воспринимался как командир, как человек, который в отличие от многих знает, что произойдет в следующий момент. Правда, не обращать внимания на танки, он конечно загнул. По крайней мере, именно так подумал Руслан. Танк вообще такая штука, на которую трудно не обращать внимания, особенно если он движется прямо на тебя. Руслан поудобнее приложился к прикладу. Он уже понял,  что винтовка куда как удобнее автомата, особенно трофейного. Лаская пальцем спусковой крючок он подобно остальным с тревогой прислушивался к нарастающему реву. Было сложно определить, откуда он исходит, некоторые даже стали настороженно вертеть головами, вдруг танки подойдут сбоку, или чего доброго сзади.  Руслан молча ждал, наведя срез ствола «мосинской» на дорогу, там, где  должны появиться враги.

Немцы знали, что основные части на этом направлении разбиты, и все что может сейчас противопоставить им противник, - отдельные, разрозненные отряды, большей частью лишенные связи с командованием. Попавшие  под огонь советские танки, лишенные поддержки пехоты, и ставшие легкой добычей прямое указание на несомненный успех прорыва. Был лишь один нюанс, прорыв на этом направлении не планировался, немцы не ожидали успеха, имея мощный ударный кулак, они не были готовы прикрыть его с флангов, обеспечить линию фронта и поддержать тылами. Тем не менее, на начальном этапе, как таковое обеспечение тыла значения не имело.

Командир ударной группы принял решение атаковать и с ходу форсировать реку. Решение казалось оправданным и в целом правильным.

Танки двинулись не по дороге, а напрямик, подмяв под себя деревья подлеска. Переламывая березовые стволы как спички, они вышли на правом фланге, далеко от того места, где была позиция Руслана. Немцы рассчитывали на эффект неожиданности, стараясь выйти если не в тыл, то хотя бы во фланг обороняющимся. Три средних танка при поддержке пехоты, утюжили рощу. Угловатые коробки корпусов безжалостно хрупали стволы деревьев. Молодой березняк ни в малейшей степени не мог противостоять мощи боевых машин. Правда пехота, чтобы не попасть под летящие обломки, сильно, отстала, стараясь использовать пробитые танками коридоры. Пехоту встретили винтовочным огнем, против танков только противотанковые ружья. Выстрелы этих ружей, тонули на общем фоне ружейного огня и автоматной трескотни, но танки без единого выстрела, продолжали сокращать расстояние между собой, и обороняющимися.

- Ну, чего же они ждут?! - вырвалось у одного из бойцов. Тот покинул свое место и перебежал поближе к левому флангу.

- А ну на место! Быстро! - Заорал Николай, словно покинувший позицию боец был виновен в молчании  артиллерии.  - Всем оставаться на местах. Скоро они здесь попрут.

В ответ на его слова, из-за среза подлеска показалась странная машина. Вперед колеса как у нормального автомобиля, а вот сзади настоящие гусеницы, как у танка. Транспортер развернулся и съехал с дороги, направляясь прямо на позиции. Двигался он быстрее танков, и выглядел внушительно, но был все же помельче. Пятьдесят метров отделяющие его от позиций стремительно сокращались, а следом за ним с дороги, на целину сползал уже танк, похожий на тот, что оставил свое закопченное тулово, аккурат перед окопами. Транспортеру до позиций оставалось уже метров двадцать пять, беспорядочная стрельба, в десяток - полтора стволов, мало смущала машину, зато пулемет установленный спереди ни на мгновение не останавливал своей трескотни. Кто-то приподнялся из окопа, стараясь бросить гранату.

- Ложись! - заорал Николай. Поздно. Руслан увидел, как тело бойца смяло, швырнуло на противоположную стенку окопа.

- Убит - простая и острая как бритва мысль пронеслась в опустевшей разом голове Руслана. До транспортера оставался десяток метров. Когда он вдруг слегка замедлил свой бег, и из него стали выпрыгивать люди.  Три. Пять. Руслан механически отсчитывал бегущие к нему силуэты. Две пули ушли за молоко.

Что-то хлопнуло, Транспортер брызнул копотью, и превратился в клубок багрового пламени. Пламя появилось и мгновенно исчезло, а в небо устремился огромный коптящий столб. Это ударила сорокапятка, вкопанное в склон метрах в ста позади окопов. Выстрел с орудия, совпал с выстрелом винтовки Руслана. Немец, в которого он целился, споткнулся, и неловко завалился на бок. Попал, или это осколок? Мгновенная радость, сменилась таким же мгновенным отчаяньем. Из-за растекающегося, белесо-черного дыма, ревя мотором, выехал танк. Густой гулкий удар разорвал тишину, Затем еще один затем еще, а затем еще, но гораздо тише, по другому. Что-то с ревом проносилось над головой Руслана. Он даже чувствовал волны воздуха от пролетающих снарядов, по крайней мере, ему так казалось.

Орудие, подбившее транспортер не прекращало огня по атакующему танку. Тому оставался с десяток метров до позиций. Вокруг один за другим вырастали маленькие смерчи, вздымавшие в воздух землю и швыряющие ее на броню. С другого фланга, танки, обнаружив, открывший себя расчет, повернули и один за другим, вонзали снаряды в небольшую насыпь, защищавшую орудие. В небо взлетали кубометры земли. Копоть, сажа, ревя моторами две из трех машин, двигались почти параллельно позициям, третий танк продолжал наступление. По земле плыли клочья то ли дыма то ли гари, но даже они не могли скрыть множества выбегающих из-за леса автоматчиков.

Тем временем расчету многострадального орудия удалось таки попасть. Было отчетливо видно, как с оглушительным треском что-то лопнуло под башней у немецкого танка, но тот словно заговоренный продолжал движение. А пушка продолжала огонь. Бруствер от танкового огня снесло начисто, и происходи бой на равнине, все было бы мгновенно кончено. Однако склон холма краем своим защищал орудие, и расчет от огня атакующих. Совершенно очевидно, что рано или поздно танки с фланга сомнут расчет, но легкий танк был на прямой наводке, и артиллеристы продолжали стрелять именно в него.

Танк это не просто страшно, когда сидишь в окопе, кажется невероятным, как такая тяжеленная машина может двигаться и, двигаться быстро. Руслан забыв перезарядить винтовку, смотрел, как гусеницы в мгновение ока вознесли железное чудовище на бруствер. Земля сползла вниз, прессуя то, что было недавно окопом, метрах в пятнадцати левее. Сбоку было хорошо видно, как бронемашина вдруг подпрыгнула, словно наткнувшись на препятствие, хотя какие препятствия могут остановить такую махину. Танк встал, просто подпрыгнул и рухнул обратно на землю, уже мертвым. Руслан и не знал что в его броне столько щелей. Дым пополз, казалось отовсюду. Танк был мертв, никто даже не попытался покинуть горящую машину.

В тот же момент, очередной снаряд прошил взвесь песка, земли, глины, щебня. Порвав ставшую хрупкой броню матери земли, взорвался на позиции расчета. Сорокопятка перестала существовать, а ее обломки, вместе с частями тех, кто холил и лелеял орудие, управляя им в бою, разлетелись на добрые десять метров.

Руслан этого не уже видел, он сидел на дне окопа, чувствуя каждой клеткой тела,  как содрогается земля. Он не видел, как врос в землю один из танков на фланге, встал, намертво опустив ствол. Как экипаж второй машины, поняв ошибку, попытался отвернуть, но снаряд угодил ей прямо в трак, обездвижив, сделав беззащитной, бесполезной грудой металла. А сзади из дыма и гари выбегали и выбегали фигурки немецких автоматчиков.

 

На следующий день у Вальки ничего не получилось, как впрочем, и через день. Всю неделю он отрабатывал повинность за потерянную телогрейку, и изгаженную одежду. Не то чтобы потеря сильно обеспокоила Клавдию Степановну, или чего доброго дядю Колю. Просто их насторожило то, что Валька на отрез отказался отвечать, что именно с ним случилось. Взрослые удивились, и, пожав плечами, отрядили его в помощь братьям. Для профилактики. Всю неделю трое мальчишек оккупировав чердак, занимались переборкой прошлогоднего лука, чеснока, засушенных грибов и всего того, что накопилось там за несколько лет.

Ромул и Рем оказались гораздо более любопытны, чем их родители. Они устроили настоящий штурм Валькиных бастионов и выпытали все до мельчайших подробностей. Мальчишки, затаив дыхание, слушали его рассказ, изредка то один, то другой прерывал Вальку отчаянным “Брешешь!” и, взглянув в честные глаза рассказчика, вопрошал, “А дальше?” Лук и чеснок были перебраны, грибы распределены по холщовым мешкам. Весь чердак выметен, вычищен так, что даже дядя Коля, не заглядывавший туда лет пять, покачал головой.

- Да тут жить можно - задумчиво пробормотал он, почесав затылок.

На следующее утро, с блеклыми предрассветными сумерками, к дому, как договорено, подъехал Дед. Трое ребят, попрятав приготовленные хозяйкой бутерброды, подхватили снасти и рванулись на улицу.

- Опять рыбу смешить - беззлобно пробормотал дед.

От деревни отъехали с полкилометра, завалив за пригорок, где их уже не могли видеть Ромул попросили деда остановить.

- Пошто? - не понял тот.

- Валька с нами не поедет, авторитетно заявил тот. - У него дела.

- Приспичило нешто? - вновь поинтересовался Дед.

- Нет - ответил сам Валька, видя, увидев смеющиеся мордочки друзей. - Мне в другое место надо.

- Ну, дело ваше. - Пожал плечами Дед, равнодушно хлопнув кобылу вожжами. Та тронула телегу с места и мерно побрела знакомой дорогой.

Некоторое время Валька шагал рядом. Братья косились то на удочки, то на Вальку. Потом один махнул рукой.

- Расскажешь потом?

- Конечно. - Это прозвучало как сигнал к расставанию. Оставив в телеге снасти, Валька пожал друзьям руки, и побрел в сторону старицы.  Двое ребят едущих на телеге с завистью смотрели ему вслед.

 

Пока артиллеристы меняли позицию, уцелевший танк достигнув окопа, принялся ровнять его, смешивая в одно грязное месиво людей и землю.  Те, кто мог, по траншеям отходили к центру позиций. Здесь тоже было не легко, то там то тут в окоп прыгали автоматчики, и преимущество «шмайсера» перед трехлинейкой давало о себе знать.  Быстро очистив прямые участки, немцы увязли в изогнутых переходах, что вели на левый фланг, и к артиллерийским позициям. Здесь их поднимали на штыки, стоило, кому выскочить из-за поворота, как ему в грудь впивались два-три граненых лезвия.  У немцев закончились гранаты, в то время как у обороняющихся их осталось в изобилии. И все же, метр за метром их теснили к дороге.

Лежа за спущенным, сложившимся горкой траком подбитого танка, Руслан стрелял вдоль окопа. Прежде чем прыгнуть в него, немецкие автоматчики приседали, метали гранату, и только потом, после взрыва прыгали. Вот в этот-то момент они становились прекрасной мишенью. Иногда брошенная в окоп граната вылетала обратно, унося жизнь метнувшего, а то и не его одного. В такие моменты Руслан чувствовал некоторое облегчение, он не один, кто-то еще рядом борется и побеждает отдельно взятого, но конкретного врага. Руслан не задумывался сколько фрицев убил, и как долго это сможет продолжаться. Когда стало нечем стрелять он с досадой отложил бесполезную винтовку, и сполз в окоп в надежде подобрать патроны.

Стоило покинуть внушительную громаду танка, как нервы начали сдавать. Сжав зубы, пригнувшись, он пробежал несколько метров и, наклонившись над первым убитым, принялся выгребать из его карманов тяжелые, в масляной пленке патроны. Опустошая карманы, обнаружил гранату, потом еще одну. Вначале решил не брать, но потом передумал, сунул обе за пазуху. Слева мелькнуло. Руслан отшатнулся, словно бы его застукали за чем-то нехорошим, неправильным. Напротив, метрах в пяти стоял немец. Длиннополая шинель с красивыми нашивками, пилотка с кантом, и белое в смачных рыжих веснушках лицо. Волосы тоже были рыжие, они выбивались из-под пилотки. И улыбка, на простоватом, с крупными чертами лице, обнажала крупные ровные зубы. Он был очень похож на обычного деревенского парня, и улыбался так же, радость его была искренней, почти детской. Обычный деревенский парень, только в форме, и с автоматом в руках. В последний момент Руслану бросились в глаза именно его руки, с толстыми покрытыми рыжими волосами пальцами.  Один их пальцев напрягся на спусковом крючке.

Все происходило в одну долгую секунду. Время приобрело свойства резины и могло растягиваться до бесконечности, и все же Руслан понимал, чувствовал, что уже не успевает. Даже отвернуться, его, словно обхватило нечто липкое, густое как кисель. Все что он попытался сделать, это закрыть глаза и представить что вокруг ничего нет, немца, боя, войны нет, и даже самого Руслана тоже нет. Но ему не позволили  даже на эту детскую хитрость. На белоснежном лбу немца появилась маленькая красная дырочка. И кровь, густой томатной струйкой скатилась по лицу, капнув на грудь. Он так и упал, улыбаясь, смотря прямо на Руслана. А над ним, как раз там, где начинался бруствер, по срезанной лопатой стене траншеи стекало содержимое его черепа.

Руслан не мог, не в силах был оторвать взгляда от картины мгновенной смерти. В какой-то момент ему показалось, что это он сам сполз на дно окопа и смотрит на себя в зеркало. Кажется, в последний миг ему все же удалось представить себе, что мир окружающий его, только фикция. Странная неуемная игра фантазии. Игра, которая убивает. Долгую минуту он приходил в себя, но даже эта минута не стоила той секунды, что ей предшествовала. Наконец он нашел в себе силы обернуться. Метрах в трех от него, немного свесившись в окоп, с винтовкой в объятьях лежал старый учитель музыки. Лицо его грязным, а губы бескровны как бледные черви.

- Уходим, быстрее. -  прошептал старик, сползая в окоп.

Руслан не подбирая остатки патронов, бросился вон от убитого немца, учитель пропустил его за спину. Юноша на мгновение услышал его прерывистое сбивчивое дыхание. Он добежал почти до изгиба, а старик смотрел в глаза своему убитому врагу, словно только сейчас осознал и увидел собственное деяние.

- Быстрее! - взмолился Руслан.

Очнувшись, старик подхватил винтовку и не передергивая затвор тяжело побежал к Руслану. Юноша отвернулся, и аккуратно заглянул за угол. Окоп был чист. Не дожидаясь старика, он скользнул вперед.  Сзади, театрально, словно ненастоящая рассыпалась очередь. С хрипом, к которому примешивалось бульканье, музыкант все же завернул за угол, попытался что-то сказать, но вместо слов из горла вылетели кровавые брызги, а на губах вздулся большой, красивый пузырь.  Руслан сунул руку за пазуху и достал гранату. Учитель был еще жив, он даже тянул к нему руку, хотя под ним уже образовалась внушительная лужа крови. Руслан обратил внимание на матовый блеск ее поверхности, куда упало выдернутое кольцо. Небрежно, словно делал это постоянно, он размахнулся и отправил гранату за изгиб коридора.  Кто-то закричал, снова очередь и пули выкрашивали землю. Потом прогремел взрыв. Руслан даже не заглянул за угол. Он повернулся спиной к учителю уже приникавшему к пропитанной кровью земле и пошел вдоль окопа почти не пригибаясь. Он не видел как старик, взглянув в собственное отражение в тягучей темнеющей пленке, последним усилием подтянул руку и оперся на нее щекой, чтобы не испачкать лицо кровью.

 

- Привет, - паренек поздоровался, хотя Валька видел его впервые.

Был он мелок, сутул, гладкая голова его со множеством заживающих царапин, напомнила Вальке Бритого, бледное лицо на котором даже веснушки выглядели болезненно, и багровые, налитые кровью губы. Он встретился с Валькой у разбитого моста, он и еще двое чем-то похожих на него ребят, один из которых держал в руках бредень. Кивнув как старому знакомому, ребята продолжили свое занятие. Валька кивнул в ответ и отправился знакомой тропинкой, мучаясь вопросом, чем так неуловимо похожи эти трое.

На холме он, снова не удержавшись, замер. Перед глазами пролегла дорога и старые позиции. Теперь ему уже не нужен был палец Данилы.

- Эй! Э-ге-гей! - Это был Малек. Валька не знал, сколько то стоял и кричал ему, наверное, не очень долго, ведь он только то и бросил один взгляд на место где некогда кипел бой.

- Я то думаю, че ты там стоишь? Ору-ору, а ты хоть бы хны, Пять минут орал.

-Так уж и пять? - не поверил Валька.

- Три точно. - Побожился цыганенок. - Давненько тебя не было.

- Дела - неопределенно ответил Валька. Ну не объяснять же, в конце концов, что он отрабатывал утопленную телогрейку.

- Да - кивнул головой Малек, словно бы соглашаясь, словно его тоже ожидает множество важных отложенных «на потом» дел. - Пойдем, Данила там, он будет рад...

Они пошли в сторону леса, минуя и блиндаж, и окопы, которые здесь едва угадывались. Некоторое время молчали. Наконец Валька ощутил под ногами щебень. Когда-то машины и танки колесами вбили его в грунт, теперь дорога могла служить даже заросшая травой. Она словно ждала, когда по ее телу пройдут части идущие на запад в наступление.

- Ты  это... - мялся обычно не лазавший за словом в карман, Малек. - Извини, что не помог с Бритым...

Валька равнодушно пожал плечами, он до сих пор со страхом вспоминал и свое паническое бегство, и странное безумие охватившее его после.

- Это ты с Данилой разбирайся... - Малек опустил голову. Валька ни на миг не усомнился что тот, будучи эмоциональным и жизнерадостным человеком серьезно переживает свой промах, только вот в сути его переживаний Валентин разобраться, не мог, да, наверное, и не хотел.

За очередным поворотом, где по правой стороне лес неожиданно отодвинулся, давая простор чахлой поросли карликовых деревьев. Здесь дорога просела, образовав колеи, вдоль которых стояла вода, и росли похожие на снопы колючек кусты.  Поросль этих кустиков, двумя изгибающимися, всегда параллельными друг другу линиями выдавало место, где пролегала трасса. Почти возле самой образовалось длинное, серповидное озерцо. Сильно вытянутый полумесяц настоянной, торфяной воды, по берегу ограничивался пластами земли, вырванными и успевшими слежаться болотными кустами и травой. В этом луноподобном озере кто по грудь кто по пояс стояли дети.

- Вот и он. - Буркнул цыганенок. Данила шел навстречу, в закатанных выше колен штанах по щиколотку погружаясь в мягкий, густой мох, выделяющий влагу, и тут же впитывающий ее, стоило юноше убрать ногу.

Кивнув Валентину, он в упор взглянул на Малька.

- Ты где шлялся? Принес?

- Я вот, Вальку проводил... - Цыганенок говорил набычив вихрастую головенку, отчего казалось, что смотрит Даниле под ноги. В правой руке он держал несколько коротких палочек. - Вот.

- Его бы и без тебя проводили, нашлось бы кому. - Недовольно ответил Данила, беря из рук приятеля принесенное. Звякнуло. Валька понял, то что он принял за палочки, - сверла. И в тот же момент он испытал необъяснимый по началу прилив добродушия по отношению к Мальку.

- Не злись на него... - просто сказал он, и Данила, и сам Малек, не ожидавший заступничества, на мгновение застыли. Валька, ощутив, что настроение неудержимо рвануло вверх, усмехнулся. - Ну, че? Показывайте что у вас тут...

Малек, будто все его уже простили, рванулся первым, Данила чуть задержался, ухватив Вальку за плечо, спросил:

- Ты чего за него заступаешься. - Это не было выражением несогласия. Он просто хотел знать.

- Он переживает...

Все было проще простого. Малек ревновал, но привел его, Вальку, искренне стараясь заслужить одобрение друга.

Данила только пожал плечами.

- Ладно, черт с ним... - и добавил громче. - Малек, будешь опаздывать, в ухо дам.

Вероятно, за этой фразой скрывалось нечто большее, чем банальная угроза. Для Малька это стало ключом, символизировавшим если не возрождение прежних отношений то, по крайней мере, какое-то возвращение к ним. Он издал торжествующий вопль, и, сделав несколько быстрых шагов,  крутанул сальто через себя. Мягкий грунт не дал достаточной опоры, чтобы оттолкнуться, и мгновение спустя, циганенок рухнул на спину, вызвав тучу разлетающихся в разные стороны брызг.

Кто-то из стоявших в озере, и видевших рассмеялся. Даже Данила улыбнулся, не говоря уже о Вальке который хохотал во все горло. Малек встал мокрый сконфуженный и страшно довольный улыбками друзей. Отсмеявшись, Данила подвел Вальку к воде, почти к самому берегу. Берег пружинил под ними, но держал крепко.

- Смотри.

Один из ребят стоявших почти по шею в воде еще минуту назад призывно свистнул, подзывая одного из таких же странных купальщиков. Теперь оба ныряли, пытаясь поднять что-то со дна. Штука эта по всей вероятности было довольно тяжелой. Медленно, очень медленно они двигались в сторону берега. Наконец один из них присел, и прижимая груз к груди, как матери прижимают ребенка, повлек его дальше один. Темная, с красновато-желтым отливом вода мешала разглядеть подробности. Валька с нетерпением ждал, когда ныряльщик доставит находку к берегу.

- Малек, прими. - То ли распорядился, то ли попросил Данила.

Дважды повторять не пришлось, цыганенок подбежал к берегу, оттерев парня, готовившегося принять груз, бухнулся на колени и аккуратно взял у ныряльщика принесенный им предмет. Довольный, резво поднявшись с колен, он засеменил с грузом обратно. В тот момент Валька уже понял, что именно Малек взял из рук ныряльщика.

Это был снаряд.

Он был большой, весь коричневый в налете, каким покрывается чайная чашка, если ее долго не мыть. Валька увидел тупой, будто срезанный чем-то нос, утолщение на боевой части, наконец, гильзу, за которую Малек крепко держался, прижимая свое сокровище к груди.

- На, возьми. - Предложил Малек Вальке.

Валька, что есть сил, замотал головой. У него не нашлось слов. Предмет, принесенный Мальком, вызывал в нем ужас. Он чувствовал, видел сквозь покрытую грязью оболочку, как внутри этой железки происходят процессы, которые вот-вот приведут к взрыву. Валька даже сделал шаг назад, едва не споткнувшись. В то же время лицо Малька стало неожиданно краснеть, глаза забегали, щеки надулись.

- Держи быстрее… Не могу… Роняю! - Что-то бросило Вальку навстречу, он вытянул вперед руки, стараясь подхватить снаряд, но мокрое, грязное железо, скользнуло всей массой мимо его пальцев и с громким, чавкающим звуком воткнулось в землю. Этот звук Валька запомнил на всю жизнь, он видел, как тяжелая болванка вонзилась в мох и, пробив его, почти целиком вошла в почву.

Все.  Потом прогремел взрыв. Взрыв смеха. Смеялись все, даже Данила. Глядя в смертельно бледное лицо Валентина, он развел руками.

- Извини, такова традиция…

- Ну, как? Штаны сухие? - полюбопытствовал Малек, выколупывая из земли болванку снаряда.

Валька с сомнением посмотрел на свои брюки. Сухие. Стало легче дышать. Он повернулся к Даниле:

- И ради этого театра ты загнал всех в воду. - Голос был зол, щелист и занозен как не оструганная доска.

- Да нет,  - пожал плечами Данила, и ответил тихо и серьезно. - Вообще-то мы эти штуки достаем.

Валька опешил. На заднем плане очередной ныряльщик передавал  очередной снаряд одному из ждущих на берегу.

- Зачем, - почти прошептал Валька, чувствуя как растворившийся было страх, возвращается.

- Пойдем, только... - Данила запнулся на мгновенье, бросив на Малька только им одним понятный взгляд и, продолжил: - В обморок не падай, ладно?

Валька фыркнул, и, покосившись на болванку в руках Малька, и ограничился кивком.

Человека три-четыре занимались переноской извлеченных из озера снарядов в сторону болота.  Валька в сопровождении Данилы прошли вслед за Мальком, тащившим снаряд по глубокой, подернутой пленкой воды тропинке. Тропа совершенно ровная и прямая, пронизывала на сквозь огромные заросшие травой всхолмия. Валька не удержался и, сойдя с тропинки пнул один горку ногой. Это был длинный гребень, идеально прямой с небольшими взгорками с неравными промежутками между ними. Нога отпружинила он зеленой, упругой кожи гребня. Валька пнул сильнее и, сапог пробив поверхностный слой, провалился в пустоту всей ступней.

- Ты чего? - поинтересовался Данила.

- Хочу понять, что это такое. - Признался Валентин, возвращаясь на тропинку в недоумении.

- Мох. - Пояснил Данила с некоторой долей сарказма.

- А почему так странно растет? - удивился Валька - И пустой внутри.

- Когда-то было дерево, упало, на нем вырос мох, дерево сгнило, вчистую, а мох так и растет.  - В Даниле явно жил непревзойденный учитель, уж если он что брался объяснять, то объяснял быстро, четко и понятно.

Валька новым взглядом оглядел болото, убеждаясь, что преобладало в большинстве своем переплетение прямых линий. Мелкие ветки, не могли создать долговременный костяк для мха, а вот большие стволы наваленные друг на друга  в беспорядке, вполне.

- Это во время войны их так?

- Скорей всего, - кивнул Данила, и тут же добавил, предупреждая вопрос. - Это засека. Специально валили матерые деревья, чтобы не могла пройти пехота, танки и так бы не прошли.

- Разве такие деревья растут на болотах? - проявил эрудицию Валька.

- Болото не везде одинаковое, здесь раньше лес рос. Вот когда порубили, стало болото.

Тропинка изгибалась только один раз, почти под прямым углом. За поворотом, в тени карликовых березок на мягкой мшистой подстилке лежали выложенные в ряд снаряды. Около трех десятков, один к одному.  Неподалеку высилась поленница из разного рода смертоносных зарядов. У Вальки округлились глаза. С краю поленицы лежала большая пузатая бомба, Малек без труда мог бы поместится внутри.

- Ни фига себе!

- Это его работа - без одобрения кивнул на самодовольного Малька Данила. - Я был... в отъезде, а этот друг нашел эту хреновину, чуть ли не в километре отсюда. На три дня оторвал народ от работы, заставил откапывать...

- С пяти метров доставали...

- Идиоты, все равно толку от нее нет, а рванет так тут вместо нас озеро будет.

Валька недоверчиво посмотрел на Данилу. И не то чтобы он сомневался в возможностях здоровенной, и судя по всему очень опасной находки. Просто Данила своим присутствием казалось, совершенно исключал малейшую возможность самопроизвольного взрыва, возгорания или даже задымления. В Валькином сознании несчастный случай и Данила были понятиями совершенно несовместимыми.

- Иди сюда,  - отвлек его тем временем Данила.

Удобно устроившись в тени кустарника, орудовали три подростка. Один, заклинив между двумя прямыми дощечками, стянутыми ремнями, сверло, методично водил по нему напильником. В этом было мало интересного, если бы не маниакальная точность и методичность, с которой он это делал.

- Это Гуэмплен…

- Кто? - опешил Валька

- Гуэмплен, Гюго читал? - увидев на Валькином лице выражение полной прострации, Данила махнул рукой - Короче, зовут его так...

 Малек толкнул Вальку локтем, и когда тот наклонился, прошептал в самое ухо:

- Не ссы, у нас никто не знает, кто такой этот Гуэмплен, но Данила говорит, что был такой английский лорд.

- Он раньше по вокзалам шатался с Бритым. Ну, деньги у людей клянчил. Ему это страшно не нравилось, люди его пугались, а он детей любит. Теперь он счастлив.

Парень с напильником поднял голову. У него было крупное лошадиное лицо, с чудовищными надбровными дугами, колоссальной выпирающей челюстью и вдавленным носом. Валька даже вздрогнул. Парень улыбался, лучистая искрящая улыбка идиота, могла свести с ума кого угодно.

- Как ты? - Присел рядом Данила. Его рука легла на плечо. Голос приобрел невероятную мягкость. - В  порядке?

Урод кивнул. В его взгляде читалась бесконечная любовь и преданность хорошо выдрессированной овчарки. Данила встал, поджав губы, только этот невольный жест был внешним проявлением никому неизвестных чувств испытываемых юношей, и затаенных в глубине души. Два других паренька проявили большее внимание к посетителям.

- Здорова, - обратился к Вальке парень с ручным сверлом в руках, другой с большой детской лейкой просто кивнул.

- Привет, - ответил Валентин. Его внимания привлекла мощная станина, выточенная в большом пне. В станине лежа крепился снаряд. В снаряде уже намечалось большое отверстие. Парень со сверлом подмигнул Мальку и Даниле и вернулся к работе. Он вставил сверло в отверстие и принялся вращать рукоятку, навалившись на дрель всем телом. Помощник с лейкой почти мгновенно стал поливать снаряд и сверло водой. Рядом с ним стояла целая батарея ржавых баков и ведер, с жидкостью.

- Здесь снаряды готовят к разборке. - Прокомментировал Данила.

Чуть дальше, двое ребят орудовали возле очередного чуда техники собранного из дерева и железа. Как именно функционирует это устройство, Валька толком не понял. Судя по комментариям Данилы, здесь разделяли боевую часть и гильзы.  Данила все больше и больше походил на диковинного инженера, демонстрирующего заезжему гостю достижения науки и техники на собственном предприятии.

Еще метров через десять, снаряды снова сверлили. На этот раз боевую часть. Двое ребят, один со сверлом, другой со штуцером, соединенным гибким шлангом с большой бочкой наполненной водой.

- Это тоже разделять? - поинтересовался Валька.

- Нет, это заряд, оболочка не разборная, мы берем только внутренности, и медные кольца.  - С готовностью пояснял Данила. Он поднял с земли снаряд, лишенный гильзы. Значительно легче он все же здорово оттягивал руку. - Смотри, в первую очередь мы сверлим здесь дыру. Это чтобы извлечь тринитротолуол. Затем срезаем вот это колечко, это медь, за нее тоже платят деньги.

- Кто?

- В приемном пункте, там, где принимают металлолом.

- Так вы чего все это затеяли ради колечек? - поразился Валька.

- Почему ради колечек? Гильза это латунь, встречается и бронза, за все это платят, правда, немного. У нас это берут перекупщики, мы не можем сами довезти, очень тяжело.

- Зачем вам все это? Я понимаю, что эта хренотень не взрывается, но столько возни...

- Столько возни как раз, для того чтобы не взорвалась. - Просто ответил Данила. Они прошли еще несколько метров. Здесь горел костер. Над ним неглубокий ящик, наполненный водой. В воде стояло с десяток боевых частей от раскуроченных снарядов.

- Водяная баня, тол плавится, потом его можно вылить.

- Вылить?

- Да, вылить - кивнул Данила. - Льем в формы по сто грамм, это самая удобная упаковка.

- А зачем вам тол? - Валька помотал головой, словно стараясь отогнать невнятные лезущие голову мысли. То, что ему показали, было похоже на небольшое, но вполне исправно функционирующее производство.

- Мы его продаем. - Данила развел руками, - вообще-то ради него все и сделано.

- Он, он взрывается?

- Да, хотя говорят со временем, структура меняется. - Увидев на Валькином лице бурю эмоций, Данила взял друга за локоть. - Мы его продаем, но продаем рыбакам. Они глушат рыбу, это хоть и противозаконно. Они кормят нас, а мы их. Мы не продаем взрывчатку городским мальчикам...

Ты уверен? - с сомнением в голосе спросил Валька. Как ни странно вопрос продажи взрывчатки куда-то, в том числе и город волновал его не сильно. Его куда больше поразило это налаженное, отработанное производство чего-то, что в его жизни предмет не просто запретный, но даже попросту невозможный.

- Я абсолютно уверен. - Данила двинулся по маршруту в обратную сторону. - Видишь ли, ты многое не понимаешь. Мы бездомные. Мы все здесь, не имеем ни дома, ни семей, ни родных.  Да, у кого-то есть родители, но подумай до чего нужно довести человека, чтобы он ушел из дома?

Они возвращались на дорогу, Данила шел впереди, и громко говорил, как будто ни к кому не обращаясь, и те, кто был рядом, бросали свои дела и провожали его взглядами.

- Каждый из нас пришел сюда своей дорогой.  Гуэмплен побирался на вокзалах, где воровал вещи Бритый со своими подельщиками. Малек возил наркоту из Таджикистана, пока его табор в одном из ущелий не расстреляли конкуренты. Вика доехала из Норильска до Москвы, расплачиваясь с моряками и водилами собственным телом. Братья Тарасы  из Костромы, ни дня не могут без клея, Здесь люди из Тулы, Москвы, Витебска. Я из Норильска (Они земляки!) Малек не знает даже когда, и где родился. Бритый из Украины, есть ребята из Грозного, Гудермеса, спроси их, что там сейчас происходит, они расскажут тебе лучше, чем радио и телевизор...

Данила неожиданно прервал свой почти что бег и развернулся. Валька едва не налетел на него. Они замерли стоя лицом к лицу. Глаза Данилы блестели, а губы подергивались, и кривились, когда он говорил. Кадык ерзал в глотке, а изо рта летели слова.

- Знаешь, каждый из нас пережил столько, что люди там - он вытянул руку в центр вселенной - даже не догадываются, даже не могут представить себе такое. А ведь мы... мы ведь, в сущности, дети...

Валька давно не считал себя ребенком. Уже долгое время он полагал себя взрослым, солидным человеком умеющим отвечать за свои поступки. Данила казался ему еще более ответственным. Авторитетным, а именно это Валька полагал неотъемлемым и определяющим качеством взрослого человека. И вот, человек, которого он считал лидером, символом, который, по его мнению, как нельзя точно соответствовал тому образу, к которому он Валька стремился, признается в том, что он ребенок, тем самым низвергая своими словами его, Вальку в детство.

Валька взглянул на стоящего рядом Малька. Тот казался серым, но угрюмая решимость подтверждала удивительное, странное явление. Малек не просто согласился с речью Данилы, он был с_о_л_и_д_а_р_е_н.

- Зачем, зачем ты мне все это говоришь? - Валька растерялся.

Он вдруг понял что Данила, в сущности, прав, по крайней мере, в отношении него. Он, Валька, ребенок, и сегодня день, когда он задает много глупых и наивных вопросов, на которые неизвестно почему отвечает этот не по возрасту серьезный человек.

- Потому что мы это мы, наша судьба - судьба отбросов, мы привыкли к небу так, что оно заменяет нам потолок, и нам трудно ночевать в помещениях. Мы привыкли к траве, ровные полы нас пугают. Мы привыкли к деревьям, косым взглядам, дракам и побоям, к ментам, все это стало частью нашей жизни. Мы выкапываем из земли снаряды, где они лежат вперемешку с костями тех, кто строил эту долбаную страну, защищал ее и сдох в этих местах. И их дети, наплевав на тех, кто здесь сдох, своих отцов, наплевали заодно и на нас, своих детей. И вот мы внуки и правнуки тех, кто гниет здесь, тоже здесь. Отбросы к отбросам, дерьмо к дерьму. И я говорю это тебе, потому что ты - это не мы. Ты из тех, кто не видит нас, не замечает, кто отворачивает глаза, когда видит кого-то из нас. И я говорю это тебе, и скажу каждому любому, всем кого увижу. Ты спрашивал, что нам здесь нужно, а я скажу тебе деньги. Деньги, потому что мы не хотим побираться, мы не хотим в_а_ш_и_х денег. Мы заработаем их сами, Дерьмо в дерьме из дерьма. Деды  еще могут прокормить своих внуков и правнуков, пусть даже своими костями.

- Да какого черта тебе нужно от меня. - Брызжа слюной в лицо Даниле, заорал Валька. Ему на глаза наворачивались слезы, но он сдерживался. Его раздирало на части то от сочувствия, странной боли неведомой доселе, то от возмущения.

Они стояли друг напротив друга. Данила чуть старше, выше и худее. Валька моложе, шире в плечах. Коренастей. Метрах в пяти от них небольшой толпой, человек двадцать, не решаясь подойти, стояли и слушали оттуда. Рядом был только Малек, но и он молчал.

- От тебя? Что? Зачем? - голос Данилы вдруг погас, стал тихим, настолько тихим, что услышал его только Валька, да быть может Малек, который не подал вида. - Я не знаю. Я мечтал сказать все это хоть кому-то «от туда». Случился ты. Ты теперь знаешь про нас. Значит, и они знают про нас. Ты правильный городской мальчик, тебе здесь не место. Здесь свалка, помойка, кладбище. Ты вернешься к папе и маме, и останешься таким, как и был. Знаешь, я тебе благодарен, ты исполнил мою мечту, самую сокровенную мечту сказать об этом в полный голос. Сказать, чтобы там, в твоем мире, знали, что мы есть. Я не когда не мечтал, что меня поймут, я видел множество людей из того мира, но между нами всегда было стекло. Я кричал, а они не слышали, и мои слова отлетали от этой стеклянной стены как горох. И вот появился ты, и знаешь, я не понял сразу.  Я не увидел стекла. Не вижу и сейчас, и у меня появилась новая мечта, быть может, ты поймешь, и тогда, тогда скорей всего, и я буду знать это наверняка, в том, твоем мире, есть люди, которые тоже способны нас услышать и понять.

-  Я.. я не знаю... - Валька опустил глаза, - Я не уверен, мне нечего сказать тебе...

- И не надо, - Впервые с момента начала своей речи Данила улыбнулся. - Знаешь, ничего не говори. Хорошо?

- Хорошо. - Пожал плечами Валька, чувствуя себя то ли дураком, доли недоумком.

 - Не бери в голову. - Данила обхватил друга за плечи и увлек дальше по дороге. Так они и шли, обняв друг друга, оставив за спинами растерянного Малька, и два десятка полуголых, перемазанных торфом и болотной жижей ребятишек.

 

Бой, то затихал, то вновь вспыхивал, но прежней ярости уже не достигал. Уцелел только левый фланг, и многострадальный ЗиС далеко в глубине позиций. «Студебеккер» от взрыва рассыпался, ударной волной его вышвырнуло на бруствер. Эти два очага еще держали оборону отрезанные друг от друга, и вопрос их уничтожения был всего лишь вопросом ближайшего времени. Потеряв в общей сложности четыре танка, немцы изменили тактику. Прячась в дыму горящих машин, они обстреливали склон издали, перепахивая его, перемешивая обороняющихся с землей. Артиллеристы бросив орудие имели еще какие-то шансы продлить свою жизнь уйти в болото, левый же участок обороны, зачищало около сотни автоматчиков, и у тех, кто находился там, шансов никаких не было.

Руслан сидел в воронке, чуть впереди окопа. Рядом валялась бесполезная винтовка, патроны кончились на этот раз окончательно. Из оружия шмайсер подобранный здесь же. Когда он прыгал, кто-то из автоматчиков заметил и выпустил длинную очередь. Одна из пуль вонзилась в землю перед лицом, фонтан грязи плеснул в глаза. Теперь Руслан пытался хоть немного проморгаться. Веки уподобились для глазных яблок чем-то вроде терки. От боли и моргания текли обильные слезы, очищающие и с грехом пополам позволяющие видеть. Сверху сыпануло землей, Руслан заметил  размытое пятно, вздернув автомат нажал на спуск. Очередь прошила склон воронки, потому что твердая, уверенная рука за мгновение до выстрела отвела ствол.

- Тише, тише паря! - Николай с некоторым интересом смотрел на перемазанного, со следами слез, и с красными как у кролика глазами, юношу.  - Свои.

Руслан молча выдернул у него из руки ствол "шмайсера" и, отсоединив магазин матерно выругался. Стоило бежать за автоматом, в котором только четыре патрона.

- На, держи. - Николай протянул Руслану два магазина. Тот так же молча кивнул, сунув один за пазуху, откуда торчала ручка гранаты, а другой, примкнул к автомату. - Есть еще кто рядом?

- Нет - хрипло отозвался Руслан.

- Там пятеро, может еще, кого встретим. Здесь оставаться нельзя, как крыс передушат. – Николаю пришлось орать, чтобы Руслан услышал. -  Скоро вечер, нужно пробираться к орудию.

Руслан только пожал плечами. Николай еще раз смерил его долгим взглядом, хмыкнул и, выползая из воронки, бросил:

- Давай за мной.

Их заметили почти сразу. Воздух наполнился визгом и свистом пролетающих пуль. Какой-то немец случился неподалеку, но его прошили сразу две очереди. Руслан двигался как механизм, тело ноющее от беготни и ползанья, было послушно, но мысли приобрели вязкость и медлительность. Вместо хаоса и разброда мозг обрабатывал их четкую последовательность. Что бы там не говорил капитан, а Руслан совсем даже не думал о родных и близких оставшихся в маленьком шахтерском городке. Он не думал о товарищах, и даже о Родине. Мысли были короткие как команды, Руслан даже проговаривал их вслух: “Лежать”, “Ползти”, “Бежать”, “Стрелять”, было еще несколько вспомогательных вроде, “Смотреть”, “Зарядить”. Остальное, выпадало из поля зрения. Разве что иногда…

Полчаса назад, перебегая по траншее, Руслан замер и минут пять созерцал растущий на бруствере одуванчик. Вероятно кто-то из бойцов, обустраивавших окоп,  пошутил, или присыпанный землей цветок воспрял, но в тот момент, глядя на его желтеющую головку, Руслан мучительно думал; “Что это?” Цветок воспринимался чуждым, инородным объектом в окружающем хаосе, мозг долгопережевывал мысль, пытался понять суть и значение этого предмета. А когда понял, когда вспомнил что это, Руслан осел на дно траншеи, судорожно глотая воздух. Его прошиб холодный пот, он вдруг сам, на некоторое время стал как этот одуванчик, инородным предметом в окружающем пространстве и времени.

- Порядок - кивнул Николай, когда Руслан одновременно с ним свалился на дно окопа.

Через два поворота, они вышли на крошечную группу бойцов. Некоторых Руслан помнил в лицо, куцебородый священник даже кивнул ему, но большинство были незнакомы.  Все одного цвета с землей, даже лица. Только сверкали белки глаз, с красными прожилками, да зубы в редких ухмылках.

- Как дела мужики? - приветствовал их Николай.

- Как на курорте, - бодро ответил молодой блондин, и Руслан не сразу заметил, что волосы его не белые, как показалось сначала, а седые. В окопе, собралось человек десять, кто-то стоял, опершись локтями на бруствер, кто-то сидел, скрючившись на дне окопа.

- Ладно, нужно двигать на батарею, пока не передавили как клопов. - Подытожил Николай и, прислушавшись, к автоматной стрельбе добавил. - Больше никого не видно, и не слышно.

- Нас на этой батареи как кутят... - проперхал кто-то из бойцов. – Они как раз за нее взялись. За реку надо...

- Ну, это не тебе решать, - ответил рано поседевший боец - А не слышно никого, потому что почитай у всех автоматы уже...

- Кончай базар - подал голос, один из до селе молчавших. - Двинулись.

Погодь народ - Николай достал из-за пазухи, достопамятную фляжку, что передал ему Руслан. - Чтоб дойти...

Фляжка пошла по кругу, Руслан сделал глоток наравне со всеми. Спирт прокатился по пищеводу огненным комком, оживляя нервы.

- С Богом. - Бросил священник, истово перекрестившись, и придерживая автомат на груди свободной рукой.

Николай рывком навалил свое тело на край окопа, и  выполз. В окопе кто-то матерно выругался. Покидая отслужившее свое укрытие, Руслан обратил внимание на то, что сидевшие так и остались сидеть. С вывернутыми карманами.

 

Вечером сидели на берегу, закинув невесть откуда взятые Данилой удочки. Одни. Было в этом сидении что-то сакральное. Валька полулежал, опершись спиной на старый, поросший мхом, но кривой и маленький березовый ствол. Тот приятно пружинил. Удочка, заброшенная еще пол часа назад, привлекала меньше внимания, чем игра языков пламени, небольшого, а потому уютного костра. Данила расположился рядом. Положив под голову сложенные ладони, поглядывал в вечереющее небо, молчал. Сколько Валька себя помнил, в любой кампании требовалось обязательное подчинение хотя бы сиюминутных желаний общим. Стоило кому-то выпасть из группы, и он сразу же переставал быть частью коллектива. С другой стороны хотелось отстраниться, подумать о своем не мучаясь одиночеством и непониманием окружающих. Даже с матерью гармония была несколько однобока, он любил отмалчиваться, а она говорить, как бы думать в слух, но это были ее мысли, а не его. И когда он пытался вставить что-то свое, мать его не слышала. Быт, неодолимой плитой придавил все, что существовало в ней раньше.

Поначалу Валька думал, что большинство взрослых, ущербных и не способных думать об отвлеченном, не имеющим к ним непосредственного отношения, просто несчастные жертвы неведомых ему жизненных трагедий. Но вскоре заметил, что и сверстники, столь же ограничены в своих мыслях и желаниях, как и родители. И тогда к нему пришло одиночество, даже с любимыми, близкими людьми он всегда остро чувствовал область непонимания, вернее нежелания и если случайно касался ее, наступало отчуждение. Табу, люди осознанно уходили от чего-то, что могло вызвать в их сознании сильные, не контролируемые эмоции. Если же, так или иначе, приходилось их касаться, то они защищались, кто шутками и юмором, кто иронией и сарказмом, кто деланным равнодушием или агрессией.

И вот привыкнув, уже научившись обходить такие темы, он Валька, столкнулся с их проявлением, с невероятным выплеском выходом в эту запретную область человеческого существования. И оказался не готов, и в неготовности этой, начал учится новой мудрости, той, что у каждого человека своя боль, и свое табу, и преодоление человеком своих собственных барьеров куда как тяжелее и труднее чем простое следование запретам.

Над запрудой стояла тишина, сплетенная из шелеста листвы, сильных порывов ветра, комариного писка. Тишина была вышита трелью соловья, и звоном цикад. Тишина перемешивала в себе солнце, еще не скрывшееся за лесом, и луну уже вовсю светившую на небе. Валька не чувствовал ни малейшей неловкости от такого затянувшегося молчания.  Из всех только Малек решился нарушить их одиночество и подошел. Посмотрев на отрешенные лица, развернулся и молча вернулся обратно. И никому не было до него дела, ни Даниле, который улыбался странной бледной луне, ни Вальке который, наконец, смог совместить одиночество, и диалог. Он разговаривал, молча, задавая вопросы человеку, от которого он хотел получить ответы, и получая их так же молча. Диалог с самим собой, только ответы, эти странные ответы, не могли принадлежать ему. В них была мудрость, терпение и понимание жизни которое он никогда раньше не мог в себе отыскать. Он терялся и думал о том, откуда эти ответы приходят, и тогда смотрел на улыбающегося небу Данилу. А потом, словно по команде они пересели к костру, и, разгребая угли, кидали в золу картофелины, и пока картофель пекся, оба как один смотрели на мерцающие в нарождающемся сумраке угли.

- На земле шесть миллиардов людей, За всю историю человечества жило больше двадцати миллиардов человек, включая тех, кто живет сейчас. Земля существует четыре миллиарда лет, Солнце пять, Вселенная, в которой миллиарды звезд существует пятнадцать миллиардов лет. И она просуществует еще столько же. Представь, за тридцать миллиардов лет, уйма времени, сколько появится и исчезнет миллиардов звезд, сколько родится и умрет живых существ, и где-то в середине этой бездны, на крошечном шарике из песка и глины, в крошечный момент времени, сейчас сидим мы и печем картофель.

- Это страшно. - Тихо сказал Валька, он вдруг понял, почему люди не говорят об этом. Мысль эта испугала его, и он подумал, что никогда не будет говорить об этом, чтобы не услышать согласие собеседника. «Наверное, - подумал Валька – еще страшнее понимать, что даже самое адское твое усилие не в состоянии изменить что-то в этом невероятном гигантском механизме».

- Да, наверное, - согласился Данила то ли со словами, то ли с мыслями товарища и улыбнулся.

И они смеялись, и ели печеный картофель, и проблемы казались далекими от этого крошечного места во вселенной и двух людей встретившихся на линейке времени. Бесконечной линейке, и это казалось чудом. И тогда Валька нарушил табу,

- Ты ее любишь?

Что означает эта фраза в устах ребенка, подростка, взрослого человека, старика. Каждый, кто произносит ее, вкладывает в нее свое, необычное, личное, столь же объемное как вселенная, или простое и кажущееся доступным как семечка подсолнуха.

- Да, а ты?

- Не знаю. Иногда кажется да... - Валька говорил медленно, словно только пытался осознать и сформулировать свои ощущения, - А иногда кажется, что ненавижу...

- Это нормально, - неожиданно согласился Данила. – Когда-то я вообще был готов ее убить. Она выводила меня из себя по несколько раз на дню, и делала это специально. Однажды я попытался ее побить.

Заметив потрясенный взгляд Вальки, Данила грустно кивнул.

- Да, она довела меня до такого состояния, что я хотел ее избить. Знаешь, это у вас, все сложнее, здесь проще, здесь мы выживаем, нас удерживает вместе только чувство самосохранения, да еще, наверное, что-то непонятное даже нам. В вашем мире полно привычек обязательных правил и морали. Здесь нет морали. Здесь девчонки дерутся с пацанами, а за украденный кусок хлеба могут убить. Да, я здорово был зол, и хотел ей врезать, хотел и не смог... Я смотрел ей в глаза, смотрел и не смог ударить, наверное, я был единственный, кто хотел это сделать и не сделал.  Она поначалу не поняла, а когда сообразила... о... она показала все, на что способна, тогда я плюнул и ушел.

- Куда? - не понял Валька, хотя, наверное, более точным был бы вопрос “Откуда?”

- В детдом. - Данила усмехнулся, - я проторчал там целый год, сдал дурацкие экзамены, получил аттестат. Знаешь, я был чем-то вроде местной достопримечательности. Но там плохо, там колючка на заборе, бритые головы, одинаковая одежда которую передают по наследству и банки из-под консервов вместо посуды. Я ушел оттуда, и вернулся. У меня появилась мечта. Мне до чертиков надоели полугодовые ночи, или дни, когда солнце едва торчит над горизонтом. Вечная тающая мерзлота, тайга, гнус, белые медведи. Я хотел бежать от всего этого, мне снились яхты, дельфины, пальмы и пляжи. Поэтому я вернулся сюда.

- Сюда?  В эти болота...

- Ага, в этих болотах лежит столько снарядов, мин, бомб, что можно прокормить тысячи, таких как я. Правда, за год здесь все здорово изменилось. Те, кто был здесь со мной, разбрелись кто куда, некоторые по слухам даже подались за границу. Зато появились такие как Бритый. Этот гусь думал, что тут все усыпано оружием и орденами, действительность оказалась проще. Прежде чем он это понял, больше половины оборудования сгнило. Они тягали с десяток снарядов в день, да еще мучились потом с переплавкой. В общем, мы с ним договорились, я ставлю производство, он организует сбыт. Бритый хотел торговать и оружием, но я ему объяснил, что мы не сможем его восстанавливать. Как не крути, а тут нужны станки. С толом и металлами было проще.  Малек мой человек, постоянно контролировал Бритого. Чтобы тот сбывал взрывчатку рыбакам, таких много,  а большие объемы мы бы не потянули.  Потом появились сборщики металла, тоже неплохие деньги. Правда тратит, кто, как может, Толики ни дня без клея, а Бритый последнее время сел на иглу.

- Траву тут все курили, пока я не прикрыл. Обкурятся, и давай за снарядами нырять. Подрывов не было, но случалось, тонули.

- Как тонули, - опешил Валька.

- Да так и тонули, не при мне, правда, их в том же лесочке и закапывали. - Данила сплюнул. - Ладно, все это в прошлом, теперь нормально все, Толиков к снарядам не пускаем, да они и тем счастливы, что рыбу для нас ловят.

- А Вика.

- А Вика была тут, Весь год пока меня здесь не было. Зато был Бритый.

- А где вы познакомились?  - ответа не было долго. Данила ковырял прутиком остывающую золу,  созерцал грязные, покрытые сажей босые ноги. Только потом, когда Валька уже не надеялся на ответ, сказал:

- Мы вместе выбирались из Норильска в Москву.

Их взгляды встретились, из расширенных зрачков Данилы на Вальку смотрела ночь.

 

К ночи стрельба на позициях стихла. Руслан, лежа за чахлым кустиком, наблюдал, как вдоль дороги двигаются замысловатые тени. Слух давал больше пищи для размышлений, в ночном воздухе, посвежевшем и отстоявшимся от запаха боя, разносился стук топоров, громкая отрывистая речь, и периодически взрыкивающий звук работающего дизеля.

- Переправу городят, - услышал Руслан шепот за своей спиной. Развернувшись, пополз на голос.

В неглубокой впадине собрались все, кто наблюдал за немцами. Капитан с отекшими ногами уже больше ползал, волоча их за собой. От него несло гнилью, и тухлятиной. Николай, вернувшийся только что от моста, да еще пара бойцов.

- Рубят лес, - рассказывал Николай, - Стволы без веток скатывают в овраг. Река здорово мелеет, к танкам нанесло всякого мусора, он вообще щели заткнул, вода стоит в запруде, только шире разливается, тут полого. А дальше так ручеек, если бы не песок да крутой берег, давно бы переправились. Короче, трактором скатывают бревна в воду, пару часов и переправа будет готова. Я Серегу оставил и к вам. Нам хоть тресни, на тот берег переправляться нужно.

- Ты бы трактор гранатой жахнул.  - Сказал кто-то из бойцов.

-  А толку? Они через пять минут еще один пригонят, а то и танк.

- Так орудие есть...

- То орудие, на один выстрел, потом нас в клочки разнесут... - подал голос капитан - Впрочем, утром, все равно прочешут и разнесут, Без машины пушку не уволочь. – Если переправляться, то сейчас пока темно.

- Может вплавь? - задумался Николай.

- Вода холодна, начало лета, да родники здесь, а до берега почитай уже метров сорок.

- Да там половину пешком перейти можно, - не сдавался Николай. - Все одно попробовать придется…

- Попробуем - согласился капитан

Один за другим, ползком  они выбрались из впадины и двинулись прочь от едва освещенной кострами дороги. На грани света и тьмы, стояли автоматчики, неподалеку в кустах пулеметчик, изредка водя рылом пулемета, поливал свинцом скрытый темнотой склон Время перевалило заполночь. Возле орудия тесной группой сидел расчет, угрюмые люди курили невесть откуда взятые папиросы, пряча огонек в ладонях. Чуть в стороне, словно бы с ними, но отдельно сидел лейтенант - артиллерист. Лицо его было похоже на мраморную маску. В темноте не было видно выражения, но по тому, как он сжимал и разжимал кулаки, все было понятно. Появление пехотинцев особого ажиотажа не вызвало.

- Я орудие не брошу, - сухо выдавил лейтенант в ответ на рассказ и предложение Николая.

- Ты о людях подумай, - надавил капитан.

- Вот ты у людей и спроси - огрызнулся тот.

Расчет угрюмо молчал. За снарядными ящиками лежали пятеро раненых, среди которых с простреленной головой – особист.

- Эх, бог войны, ну кто со мной? - Николай оглядел всех присутствующих  - Надо вдвоем, мало ли что...

Несмотря на неминуемую утреннюю смерть, люди  реагировали на предложение вяло. Была в этом и апатия, и усталость, и еще что-то никому из них неведомое и непонятное. К берегу двинулись вчетвером, Николай с единственным добровольцем, капитан и Руслан. На берегу обнялись, «старичок» достал пустую фляжку и с сожалением потряс, и аккуратно положил на землю..

– Если че, не поминайте лихом... -Сказал он входя в холодную воду запруды.

На воде, силуэты идущих казались очень заметными, но по мере погружения, делались все больше и больше похожими на плывуны или коряги.

- Дойдут?  - шепотом спросил капитан, словно ища поддержки

- А хрен знает - ответил Руслан, и тот аж крякнул.

Потом они лежали и молча слушали, как у моста тарахтит трактор, перемежая свое перхание с ударами топоров лесорубов. Время, не имеющее счета, тянулось как патока. Пять минут? Десять? Час?

“Наверное, прошли” - подумал Руслан, и вопросительно взглянул на спутника. Лица командира в темноте не увидел, чахлый диск луны не проглядывал через облака, но угадал настороженно поднятую руку, будто тот что-то чувствовал.

- Хальт! - окрик донесся с той стороны, куда ушел Николай с бойцом. В ответ прозвучало несколько коротких очередей, потом бухнула граната. Потом снова очереди. Через минуту все стихло. До них донеслись человеческие голоса. Речь разобрать было нельзя. Руслан потянул к себе “шмайсер”, рука командира остановила.

- Пошли отсюда - глухо сказал он.

На орудийной позиции их встретили молчанием. Трескотню автоматов слышали все, слов было не нужно. Кто-то, привалившись спиной к орудию, прикорнул, другие просто сидели и, уставившись в небо, ждали рассвета.

 

- Эй, Валька, ай да джип смотреть!

- Чего смотреть? – не понял Валька, пробуждаясь от сна.

- Джип! - Один их братьев тряс его за плечо и, по-видимому, испытывал невыносимую жажду поделиться невероятной радостью от увиденного. - Пошли быстрее...

Надеть штаны, махнуть рукой на рубашку, глаза продрать, только спускаясь с лестницы. Это нормально. На улице вспомнить что босиком, тоже терпимо, хотя и скользнула предательская мыслишка - стишок: “послал бы, и спал бы”.

Джип большим черным ящиком стоял посреди деревни.  Здоровенный, выше добротного забора, деда Пахома, о чем-то разговаривавшего с коротко стриженным малым, вышедшим из машины пассажиром. Водитель сидел отворив дверь и высунув ногу на улицу, постукивая украшенными перстнями ладонями по увитой кожей баранке.  Два других пассажира решив размяться, вышли из машины, мощные, едва начинающие полнеть люди в борцовках. Курили, сплевывая на дорогу привалясь крупами к машине.

- Эй, братва, поехали - стриженый повернулся к джипу.

Валька осел прямо в дорожную пыль. Хлопнули дверцы, джип рыкнул и рванул с места, выбросив сзади облако пыли.

- Видал, - спросил один из братьев, оглядываясь - Эко ты...

Валька даже не взглянул в его сторону. Вскочив с дороги, он рванулся к забору.

- Дядя Пахом! Дядя Пахом!

- Чего тебе пострел?

- Кто это? - затаив дыхание, спросил Валька.

-          Да хто их знает, можа милиция…

Это была не милиция, Это Валька знал точно.

- А чего Бритый хотел?

- Бритый? Да какой же он бритый... - удивился дед Пахом

- Да чего ему надо то было! - почти закричал Валька.

- Дык, Федора спрашивал, дескать, где он, а где ж ему быть, он в город еще засветло поехал…. - Пахом почесал бороду – Спрашивал как до моста проехать, ну по старице он не проедет, я ему показал что, мол, до карьеров, а там по старой дороге...

- Ты куда?! - хором воскликнули братья в спину, убегающему со всех ног Вальке.

Никогда, даже за мгновение до этого момента не думал Валька, что будет бежать с такой скоростью навстречу с Бритым. Но он бежал. Сухой песок старицы предательски выскальзывал из-под ног. Заставляя падать, облеплял мокрое от пота тело. Валька бежал, судорожно втягивая воздух и солнце уже заползающее в зенит пекло спину. Возле моста встретились братья Тарасы.

- Привет, - прокричал ему вслед один из любителей клея.

Валька не обернулся, он врезался в подлесок, стараясь как можно быстрее преодолеть его, раздражаясь, что даже знакомая тропинка норовит подставить упавший сук или вылезший из земли корень. Вознесясь единым духом на холм он едва не скатился с него кубарем.

- Где Данила, - прохрипел он, врываясь в старый блиндаж.

Вика испуганно вздрогнула, потом появился еще кто-то, кажется Малек, все с удивлением смотрели на взмыленного хрипящего Вальку.

- Бритый, едет... сюда... на джипе...

- Чего?  - переспросила Вика, но Малек уже пулей вылетел из блиндажа.

Валька сполз на пол и прислонясь спиной к “стене вечного огня” прикрыл веки.

Казалось, прошло всего несколько минут, а в блиндаж набилась едва ли не вся колония.

- Где Бритый? - лицо Данилы было спокойно, но голос выдавал волнение.

- Едет сюда на джипе. - Сообщил блаженно улыбающийся Валька, счастье того, что он успел первым, переполняло его.  - И с ним едут три амбала.

Данила наклонился и потряс Вальку за плечо, приводя в чувство:

- Зачем? Зачем он сюда едет?

- Не знаю... - мотнул головой Валька.

- Малек!

- Я здесь. - Малек впервые, наверное, не бывший в первых рядах выскользнул из-за чьей то спины.

- Скажи мне - тихим, с нотками стали голосом, попросил Данила, - Скажи мне, что ты н_е  з_н_а_е_ш_ь, зачем сюда едет Бритый.

В землянке повисла тишина. И с каждой каплей этой тишины взгляды все острей и острей впивались в Малька.

Хорошо, - тем же стальным и острым, как самурайский меч голосом продолжил Данила - Если ты не хочешь сказать н_е  з_н_а_ю, скажи з_а_ч_е_м, пока он не приехал, и не объяснил сам.

Малек глубоко вздохнул, глядя себе под ноги, словно собираясь нырнуть под выстланный корой, и сухими листьями пол. Потом выдохнул, словно бы передумав, потом снова вдохнул. Данила терпеливо ждал конца этой дыхательной гимнастики, и в этом терпении остро чувствовалось, как истекает отпущенное время.

- Тот тротил, ну который мы плавили сейчас... Бритый продал его не рыбакам, а ребятам из города. Они... они предложили много денег, очень много, Гораздо больше, чем рыбаки, и... Бритый взял аванс.

- И ты молчал? - Просипел Валька, - Почему?

- Это уже не важно... - голос Данилы был по прежнему спокоен.

- Толики, Бубен, Изя берите девчонок и этого иуду, и в лес. Быстро. Идите не поверху, а через капонир... Нет, иуду оставьте, он нам пригодится.  - Данила, даже не взглянув на Малька, обратился к Вальке. - Спасибо, огромное, но тебе нужно уходить. Иди с ними, Толики покажут где, главное не попадайся Бритому...

- А ты?

- У меня есть аргументы...

- Вот и поделись аргументами, - устало ответил Валька, и ему вдруг стало необыкновенно легко и приятно, как тогда, вечером у озера.

Данила только покачал головой. Оставшиеся развернули бурную деятельность, споров было мало, каждый чем-то занимался, и среди всей этой разноголосицы раздавались спокойные уверенные команды Данилы.

- Едут! - вбежал мальчишка, посланный чтобы наблюдать за дорогой.

- Хорошо, - Данила повернулся к Мальку. - Будь ласков, побудь здесь.

Малек стоявший с понуро опущенной головой кивнул, и молча сел рядом с Валькой. Валька покосился на предателя, скривил губы и встал.

- Ты не передумал? - глаза смотрели в упор, испытующе.

- Давай просто их взорвем. - Полушутя предложил Валька, отвечая другу взглядом.

- Посмотрим - серьезно ответил Данила, и добавил - как фишка ляжет. Пошли.

Они вышли из землянки, вышли последними. У выхода их ждал парнишка с потертым пластиковым пакетом. Данила принял сверток, и извлек от туда что-то похожее на кусок хозяйственного мыла, с примотанным к нему сбоку обрезком трубы.

- Смотри - он повернулся к Валька. Указал пальцем на глубокий, неровный пропил в трубе, и торчащий из него болт. - Тянешь за болт до упора и отпускаешь, считай до трех, и бросай. Вообще-то надо до пяти, но от греха считай до трех. Понял?

Он сунул кусок Вальке в руки.

- Убери пока.

Валька с трудом запихнул штуковину к себе за пазуху, и бросился догонять ушедшего вперед Данилу.

- Если что, сигай в сторону, и ложись... - бросил тот через плечо.

- Если что, что?

- Увидишь.

Паренек, отдавший пакет Даниле семенил рядом молча. Они направлялись к джипу. Машина остановилась на дороге. Из нее вышли сначала Бритый, затем еще двое. Водитель остался сидеть, только открыл дверь и высунул ногу на балку порога. До машины было метров тридцать, когда Данила остановился, возле поваленного дерева.

- Присаживайтесь - тихо бросил он, и сел первым.

Валька сел рядом, паренек чуть подальше, словно бы отделяясь от них двоих. Трое у машины переглянулись, и, перемолвившись, направились к ним. Каждый шаг, каждый метр их приближения давался Валькиной выдержке с огромным трудом. Попробуй он сейчас встать, ему это вряд ли бы удалось без посторонней помощи.

- Мандражит? - обернулся к нему Данила.

- Ага, - с какой-то странной готовностью признался Валька, ему было плевать, что паренек рядом прислушивается к каждому их слову, и не сводит взгляда с приближающихся людей, словно вот-вот даст деру.

- Не боись - Данила положил руку на колено товарища. - Я  сам боюсь.

Валька ощутил, как дрожит у того рука.

- Дрейфишь?

- Точно - признался Данила, и добавил - Еще как...

И оба юноши рассмеялись обрывистым как карканье вороны смехом.

 - Че ты ржешь мой конь ретивый. - Бритый обогнал спутников и подошел первым.

Валька вздрогнул, когда Данила слетел с дерева с разбитым лицом. Бритый развернулся к нему, в его глазах было бешенство и ярость. Валька вскочил и сжал кулаки, понимая, что в сущности, уже проиграл, потому что боится, боится боли, боится этого безумца.

Данила одним прыжком взмыл с земли, и прежде чем Бритый оценил опасность, ухватил его за плечи и ударил головой в переносицу. Противник с тихим воем опустился на землю. Между пальцев зажимавших лицо обильно сочилась кровь. Данила отер лоб. Рассеченная бровь не унимаясь, кровоточила. Он сплюнул и снова уселся на ствол, подбирая оброненный пакет. Валька взглянул на сидевшего невдалеке паренька, тот словно завис над своим местом, оставаясь по-прежнему в пределах досягаемости.

С непрекращающимся воем, переходящим в стон с земли стал подниматься Бритый. Его шатало. Между тем, гости остановились и с неподдельным интересом наблюдали, как разворачиваются события.

Вальке захотелось быть в этот момент где угодно, в каком угодно месте только подальше отсюда. Бритый сжал кулаки, Валька видел с расстояния два метра сплющенную переносицу, залитый кровью подбородок, и безумие в глазах.

- Осади псих.  – Один из гостей, схватил Бритого за плечо. Было видно, как пальцы впиваются в тело.  Рев перешел вой, Бритый сдулся и заверещал от боли.

 

Утром с подъехавших машин высадились автоматчики. Выстроившись вдоль дороги в несколько рядов, они напоминали огромную гигантскую колбасу. Скорей даже червя Машины выстроились в ряд, съехав к обочине, стараясь избегать трясины. Кто-то дал команду, и первый ряд автоматчиков, отделившись от общего строя, двинулся вперед. Когда он отошел метров на пять, двинулся второй ряд. Первый между тем растягивался, левое крыло стало загибаться, чтобы охватить все поле боя. За ним стало загибаться второе, потом двинулось третье.

- В первом ряду человек пятьдесят. Расстояние между ними около десяти метров, даже меньше, Потом второй ряд, так же, и третий. Третий плохо, но вдруг проскочим... - до них донеслась команда, капитан прервал расчеты и внимательно посмотрел на приближающихся немцев. Ряды чем-то неуловимо изменились. - Ась суки...

- Надо было про себя считать, а то услыхали... - мрачно пошутил один из бойцов.

Солдаты второго ряда, подчиняясь команде офицера, сдвинулись метра на четыре левее, третий ряд повторил маневр, в противоположную сторону. Образовывая плотную, глубиной около пятнадцати метров цепь. Через такой строй не просочился бы незамеченным даже заяц.

- Ты смотри -  выдохнули сзади.

У переправы, затарахтели моторы. Мотоциклисты выруливали на дорогу, и расставляли свои машины так, чтобы пулеметчики могли простреливать все поле. Установив мотоциклы, водители покуривали, кто-то пиликал в губную гармошку, звуки долетали до залегших бойцов.

- ...и еще семь пулеметчиков... - завершил подсчет капитан.

- Ну и как - полюбопытствовал Руслан.

- Жопа. - Капитан оглянулся себе за плечо, где метрах в пятидесяти, находились артиллеристы. Ночью пехота выдвинулась немного вперед, в надежде, что у тех будет хоть небольшой шанс их прикрыть. Кто-то оставшийся в темноте анонимным мрачно пошутил: “Чтобы одним снарядом не накрыло”

На границе слышимости возник звук,

- Танки? - насторожился кто-то

- Похоже на то. Скоро еще вызовут бомбардировщики, и военно-морской флот. Тогда нам точно крышка.

- Какой флот? - не понял шутку боец.

- Интересно. - Почти в полный голос отозвался кто-то из воронки впереди, - почему сдаваться не предлагают?

- Тебе не терпится?

- Да просто не по правилам, они обычно орут: «рус, сдавайся», и все такое,  - пояснили из воронки - пока орут, покурить можно…

- А у тебя есть?!! - раздался в ответ хор голосов.

- А то ж...

- А ну...

- Гони...

- Жлоб!

- Кто там жлоб? - спросили из воронки - Тут фриц дохлый, так что я не жлоб, а будете оскорблять, курите портянки.

- Гони курево! Студент!

 - Сам такой, - из воронки вылетела пачка и, пролетев несколько метров, упала недалеко от капитана.

- Знаете что бойцы, - негромко, но так чтобы все услышали, сказал тот - кончай трепаться, дело пора делать.

Взяв пачку, он заглянул внутрь, достал папироску, оглянулся:

- Кому тут курева...

Со стороны немцев раздалось несколько очередей.

- Не уж то, засекли. - Сквозь зубы процедил один из бойцов.

- Это ни для острастки. - Заметил капитан с наслаждением затягиваясь едким, табачным дымом. - Боятся.

- Правильно делают, - Руслан прицелился, автомат не винтовка, но все же...

- Погодь, нехай ближе подойдут.

Немцы приближались медленно, неспешно. Шли в рост, стреляли при малейшем подозрении, в любой бугорок показавшийся странным.

- Боятся... - шептал капитан и на его лице сменяли друг друга выражение ненависти, и злорадства. - Не стрелять без команды...

- Это они раненных добивают... - комментарий из передней воронки оказался без ответа. Капитан скрипнул зубами. - Приготовьтесь херувимы...

Рокот, нараставший  последние несколько минут, обрел материальные формы. Гремя траками, из-за изуродованного подлеска выкатился танк, затем еще и еще.

- Ну, все, хана...

Однако танкам, и двигавшимся за ними транспортерам не было никакого дела до нескольких грязных человечков, забившихся в земляные щели. Они двигались к переправе.

- Ни хрена себе...

- Ну, бог войны... - вспомнил кто-то оставшееся за спиной орудие - влепит сейчас...

Пушка молчала, Первый танк, с ходу преодолел переправу, кроша траками сырую древесину. Цепочка немцев, словно чуя за собой неукротимую силу, прибавила шаг, сжимая кольцо.  Второй танк, осадив берег, въехал на импровизированный мост. Между танками попадались транспортеры, мотоциклисты что-то кричали сидевшей в них пехоте. Из подлеска показался танк, замыкающий колонну. Сзади, из-за спин, вжавшихся в землю бойцов, солидно и весомо рявкнуло орудие. Въезжавший на переправу транспортер вспыхнул и завалился на бок.

- Ни хрена себе! – восхитился капитан.

Черный дым пополз едким облаком, Руслан вжался в землю, Над головой стоял сплошной визг, сливавшийся в жуткий стон. Со стороны дороги в них стреляло все, что могло стрелять. Стреляли попадавшие в грязь чистильщики, стреляли пулеметчики, стреляли два запертых на том берегу танка, даже замыкавший колонну танк сделал два выстрела, прежде чем орудие кашлянуло второй раз.

Это было избиение. Для артиллерии, куда как страшней выстрелов в ближнем бою гусеницы танка, способные смять и расчет и орудие.  Лейтенант артиллерист использовал свой шанс на все сто. Танк у подлеска вдруг подбросило с невероятной силой, что-то черное, оставив дымный шлейф, отлетело и упало метрах  в двадцати оставив на месте танка, плоское основание источающее ядовитый дым и жаркие языки пламени.

- Огонь! Огонь! - Орал капитан всаживая в рванувшихся вперед немцев очередь за очередью. - Не подпускай к орудию!

Немцы перли стеной. Расчет стрелял, не обращая внимания на накатывающийся вал пехоты, на попытки немецких танкистов, достать снарядами позицию. От переправившихся танков надежно укрывал холм, снаряды взрывались, на его склонах взметая в воздух землю. Поняв, что такая стрельба ни к чему не приведет. Один из танков не разворачиваясь, задним ходом стал увеличивать расстояние, намереваясь накрыть орудие навесным огнем.

Лейтенант, расквитался. Расквитался за убитых артиллеристов, за погибшую в неравном бою пехоту. Как на стрельбище он в упор расстреливал  транспортеры. Тяжелые машины опрокидывались, как спичечные коробки, вспыхивая вместе с теми, кто не успел выпрыгнуть раньше. Это не могло продолжаться долго, но того времени что осталось, хватило с избытком.

Руслан бил, не целясь по бегущим в рост немцам, Их был много, больше, чем патронов у него, каждая очередь отсчитывала метры. Над позицией вновь загромыхало, танкисты открыли огонь, стараясь смешать с землей пехоту. Немецкие автоматчики вдруг залегли и прямо на глазах стали отползать. Руслан вопросительно посмотрел туда, на капитана тот успел только показать знаком: “Ложись”. В ту же секунду между ними возник земляной фонтан. В уши ударило, вызвав знакомую боль и ощущение текучего тепла на лице и шее. В нос пахнуло гарью, а перед глазами поплыли пятна. Десятки солнечных зайчиков завели  хоровод, заслонив страшный мир. Знакомая тяжесть навалилась сверху. По спине прошла боль. Руслан закричал, и рванулся в сторону. Тяжесть ослабла. Подняв голову, он увидел сквозь плавающие перед глазами пятна знакомую громаду, надвигающуюся на него.

Он молча смотрел и ждал когда его раздавят. Только природное чувство самосохранение давно забытое, всплыло откуда-то из глубины и вдавило голову в землю. Мир померк, наступила темнота. Руслан ожидал адской мгновенной боли, но сверху, будто накрыли тяжелой плитой. Ребра затрещали, их треск отозвался в ушах, слился с треском разрываемой одежды...

 

Они смотрели друг другу в глаза. Мужик лет тридцати пяти, плотный спортивный с начинающимся брюшком, и коротким ежиком жестких, цвета прелых листьев волос. Они смотрели друг другу в глаза, и для них не существовало больше никого.

- Нам кое-что нужно... - Обронил мужчина.

- Мы это не продаем. - Отозвался Данила.

- Не в этот раз сынок. - Довольно миролюбиво продолжил мужик. - Этот был в твоей компашке? Он объявил цену, и мы вложились...

- Я денег не видел, можете забрать их у него, хотите деньги, хотите то, зачем приехали...

- Ни хрена себе пахан на болоте! - Воскликнул второй,  что покоренастей и помоложе.

- Тише Клим, сейчас мы договоримся. - Прервал его первый - Сынок, обратного хода нет, нужна взрывчатка, так или иначе мы ее получим, выбирай.

- А где деньги? - поинтересовался Данила, и Валька понял, что он сдался.

- За деньгами нужно будет съездить - сообщил мужик, кивнув на Бритого. Мы думали расплачиваться с ним.

- Мне нужны деньги, вся сумма. Сколько вы заплатили этому, - Данила показал подбородком на Бритого - мне все равно, с него и возьмете.

- Нет проблем, - Согласился мужик. - Тащите взрывчатку, и поехали за баблом. Пол часа и оно  у тебя.

О`кей, - Данила кивнул сидевшему в стороне мальцу, тот пулей сорвался с места.

Несколько минут все участники переговоров молча ждали. Валька нервно крутил головой, но так и не смог поймать взгляд Данилы, зато увидел бегущего назад парнишку, и с ним Малька. И тот и другой бежали с пустыми руками. Данила встал, пошел к ним навстречу, коснувшись по пути Валькиной руки, успокаивая. Парнишка почти сразу же развернулся и скрылся в зарослях болотных деревьев, Данила о чем-то пошептался с Мальком, после чего они вместе подошли к мужику.

- Он поедет с вашим водилой за деньгами, - сообщил Данила, - привезет деньги, будет взрывчатка.

Приехавшие переглянулись.

- Ла-а-адно. - с неохотой потянул главарь, - Пошли... А ты Клим, ты тут побудь.

Мужик  с Мальком двинулись к джипу. Второй остался, и лицо его не предвещало ничего хорошего. Данила, как ни в чем не бывало, сел туда же где сидел еще несколько минут назад, и стал небрежно ковырять грязь под ногтями. Валька взглянул на его руки, потом на спину удалявшегося Малька, по которой хлопал небрежно перекинутый через плечо потертый полиэтиленовый пакет.

Малька посадили в джип, мужик вытащил водителя из машины, и что-то долго ему втолковывал. Тот кивал, поглядывая на сидевшего внутри ребенка, потом бандит обнял водителя, и так они обошли весь джип по кругу. Водила здоровенный бугай, подстать джипу мотал головой, а боевик что-то говорил ему на ухо. Наконец объятья распались, водитель занял свое место и завел мотор, а босс двинулся обратно. Пригибая мощными колесами траву, большая машина осторожно покатилась к подлеску.

Вернувшись, старший успокаивающе кивнул и повернулся к Даниле.

- Тащи взрывчатку, они приедут через пол часа.

- Так быстро?  - удивился тот, - ну тогда можно и подождать.

- Тащи мыло баклан, - Рявкнул Клим - Сказали, будет бабло, ты мне не веришь? Урод!

За лесом что-то произошло, сначала раздался громкий хлопок, а потом над деревьями всплыло белесое, с темными прожилками облачко. На лице Данилы расплылась улыбка чеширского кота

- Сам ты, урод.

 

Его пихали, и трясли за плечо.

- Хээ, шивой?!

Руслан приподнял вдавленную в рыхлую землю голову.

- Живой, наверное. - Неуверенно пробормотал он.

- Ну и хах ебе хыть хеоем? - прохрипел капитан. Вся левая часть его лица, превратившись в месиво, раздулась и съехала вниз. Лоскутья кожи смешались с грязью болтались сосульками обнажив серое, местами обугленное мясо. Самое жуткое, было видеть торчавшую челюстную кость.

- Дерьмово, - ответил Руслан, и сам не понял, к чему это относилось, к вопросу, или к тому, как выглядел командир.

У, аа  ислиа...  - левый глаз, лишенный века был мутным, матово белесым, и совершенно безжизненным, поэтому капитан подмигнул правым.

С трудом, приподнявшись, ухватив, вырвал из земли какой-то предмет. Он стоял, сгорбившись, держа в правой руке связку гранат. Одну из тех, что приготовил накануне. Руслан видел его в тумане и пылевой взвеси. Он кивнул, и криво улыбнувшись лепешками губ, шагнул в пыльное марево, на звук танкового мотора.

Проводив его взглядом Руслан отжался на руках и обернулся. Проехавший танк, не переехал его, а вдавил в рыхлую, вспаханную свежим взрывом землю. Все его тело, словно замысловатый штамп, отпечаталось в этой выровненной танковым брюхом форме. Неподалеку раздался взрыв, голоса, автоматные очереди. Руслан не обратил на это внимания, он смотрел торчащую из колена кость и пытался понять, почему не чувствует боли.

Цепляя землю скрюченными пальцами, сдирая ногти, он прополз несколько метров. Склон свежей, еще дымящейся воронки осыпался, и он сполз вниз. Несколько минут возился, с трудом располагая безжизненные куски мяса так, чтобы было удобней смотреть вверх. Механически прикинул, снаряд взорвался между ним и капитаном, но гораздо ближе к командиру, почти рядом. Казалось невероятным, что после такого взрыва, инвалид смог встать, а он молодой и сильный парень превратился почти в растение.

Руслан пошарил руками, автомат остался где-то на верху, но туда уже не подняться. Как великую драгоценность извлек из-за пазухи гранату. Лаская рукоять, вдавил затылок в теплый склон воронки и устремил взгляд в закрытое дымом и гарью небо.

 

Валька успел нырнуть. Он ухватил предостерегающий взгляд Данилы, и сиганул за бревно. Падая, увидел, как Данила рванул рубаху, и как взвились в воздух два крупных, крепких тела. Да, них это была работа, и они ей соответствовали. Взрыв казалось, только разметал листву, но древесный ствол, треснул и выгнулся дугой, ударив Вальку в голову. Юноша не знал, сколько времени пролежал без сознания, действительность возвращалась медленно, словно бы издали.  Рядом хрипели. Валька приоткрыл глаза, мир видел только правый, левая сторона лица онемение, а прямо под собой Валька увидел большую, с переливами красного лужу. В голове немного звенело, и еще, в тот момент Валька понял, что не боится боли, ее вообще не было. Он посмотрел перед собой и увидел Данилу скорчившегося в клубок, и Клима пинающего его ногами. Главарь сидел на земле держась за голову, качаясь из стороны в сторону. Ни то ни другой не обращали на Вальку никакого внимания.

Сквозь монотонный звон в ушах Валька слышал отвратительный звук, с которым нога, в высоком, плотно зашнурованном ботинке вонзается в сжавшееся тело друга. Нащупав за пазухой твердый предмет Валька рванул его, и с треском извлек наружу.  Палец оттянул болт.

- Стой. - Это было даже не слово, а так, сип. Пришлось повторить. - Стой!

Коренастый боевик взглянул на Вальку. Тот, чтобы не возникло вопросов, вытянул руку в его сторону. Бросить сил не было, но разжать пальцы труда не составляло.

- Не трогай его! - Вставать было трудно, но он встал, земля не держала, и пришлось присесть на изувеченный ствол.

- Брось козел... - угрюмо сказал Клим.

- Брошу, рванет... - сообщил Валька,  он поднес руку к самому лицу, глядя на побелевший большой палец, удерживающий болт. - Долго не удержу... руки дрожат...

Клим смотрел на него в упор, и Валька не отвел взгляда, краем глаза он увидел, как из-за деревьев по одному появляются маленькие тени, в поношенной рваной одежде. Кто-то бежал в сторону леса, сверкая белесым затылком.

- Вали отсюда дядя... - в горле что-то забулькало, то ли смех, то ли кашель.

Коренастый посмотрел на приближающихся подростков, потом на Вальку, на распростертого Данилу и оглушенного босса.

- Мы вернемся. - Угрюмо сообщил он.

- Взорвем - пообещал Валька.

Клим, подхватил с земли своего шефа и, закинув одну его руку к себе на плечо, повлек к дороге.

- Быстрее, - сказал Валька, - еще быстрее...

Они прошли метров пятнадцать, когда он отпустил болт, сразу узнав звук, и словно эхо повторил слова, прозвучавшие раньше...

- Нет, не верю...

Дрожащая рука неверным движением бросила бомбу вслед уходящим. Пролетев метров десять, она упало на землю. Коренастый обернулся, глядя прямо в глаза Вальке. Раздался хлопок, горячая волна разметала соседние кочки, пахнув Вальке в лицо жаром и чем то едким. Валька улыбнулся ей как свежему ветру.

- Я сказал быстрее! - Выкрикнул он поднимающемуся с земли Климу, которого этот ветер опрокинул.

Навстречу непрошеным гостям с дороги спускался маленький человечек. Они прошли почти рядом, и Малек хитро осклабился прямо в лицо боевику. Валька не стал смотреть, развернувшись, он опустился рядом с недвижимым, залитым кровью телом. В голове плясала фраза: “Мертвых не бьют, мертвых не бьют, мертвых...”

- Данила! Да-а-ани-и-ила-а-а!!!

 

Руслан улыбнулся ему как другу, уже немолодому, в пенсне, с нашивками фельдфебеля человеку, заглянувшему в воронку.

- Доброе утро... - одними губами, спекшимися от жажды, прошептал он, глядя прямо в дуло автомата.

Пальцы, вполне еще сильные пальцы, ласкавшие за пазухой рукоять, потянули за кольцо.

    ..^..

Ссылки: Тамерлан Шаш