Сергей Славнов
стихи
|
|
Емшан трава. А ветер играет емшаном травой, и песня плывёт в облаках. Был князь половецкий Сырчан удалой, а в Киеве был Мономах. Шли годы. Звенела трава на ветру. Звенела весна за весной. Сырчана обнёс Мономах на пиру, обнёс его чашей честной. И молвил тот гневно, обиду тая: "С Владимиром нет мне пути!". И прочь он уехал в чужие края приют себе новый найти. Он бросил отчизну степную свою, приют себе новый сыскал, и славу добыл он в черкесском краю, и царь над черкесами стал. Но вот князь Владимир почил на Руси, и вестника брат ему шлёт: "Сырчана домой возвращаться проси, скажи, то что степь его ждёт. А если пойти не захочет с тобой - от царства уйти своего, ты песен ему половецких запой, и тронется сердце его. но если от наших он песен отвык, усвоил обычай другой, то дай ему листьев емшана травы, а сам возвращайся домой". И вестник проносится горной тропой - всё вьётся, всё длится тропа. Он едет с душистым емшаном травой, и вянет, и сохнет трава. Приехал. Встречает посланца Сырчан и гостю нежданному рад. -Какие ты вести от брата примчал? Что шлёт мне любимый мой брат? -Князь грозный Владимир почил наконец - домой воротись, господин. -Да поздно он умер, любезный гонец; я сам уж дожил до седин. Я сам уже царь тут, повыше князей - другой мне не надо земли. Хоть жалко, по правде, мне старых друзей - привет от меня им пошли. -Там песни над степью разлились весной, шумят на просторах стада. -Про степи родные, про степи мне спой; жаль, нет мне возврата туда. Уж поздно расстаться мне с сытым бытьём, дворец на шатёр обменять. Но степи живут ещё в сердце моём - поклон им пошли от меня. И отдал посланец царю наконец емшана сухие цветы. -Так вот, что ты вёз мне, коварный гонец, так вот, что готовил мне ты! О запах отчизны! о ветер степной! - царь крикнул, посланца кляня. - Никто не был в силах сразиться со мной, никто не мог ранить меня: бесчестная русь и презренная чудь, и сонмища злой татарвы; булата острей поразил мою грудь комочек емшана травы. Мне горечь застила слезами глаза. Всё в этой душистой траве: в ней дев половецких звенят голоса, и ветер звенит в тетиве. Гонец, ты привёз мне завянувший цвет! А мне моих лет не вернуть. Но хоть бы ещё раз вдохнуть тот рассвет, емшана цветенье вдохнуть. И кровь занялась в поседелом царе; он бросил дружину свою, и в степи свои ускакал на заре, и сгинул в бесславном бою. Промчались века - те преданья мертвы; и наш век за ними пройдёт. и горькая песня емшана травы от века над степью плывёт. 2004 ..^.. * * * Сколько ветров и снов над землёю кружит, когда вечер утих? Сколько путников ночью холодной дрожит у порогов чужих? Сколько лет нам скитаться вокруг да вокруг, там и тут, там и тут? Сколько раз всё пройдёт и вернётся на круг? Сколько вьюги метут? С боку на бок во сне повернётся земля - снег идёт до утра. И весна всё опять начинает с нуля, и кружатся ветра. Ляжем спать, натянув шерстяные носки, а проснёмся - седы. Снег свалился с ветвей и упал на виски; снег засыпал следы. А земле снятся сны от весны до весны, снимся мы, снимся мы: наши лица ясны, наши души честны, мы горим средь зимы. И, бредя сквозь пургу, на ветру, на бегу мы не бросим огни; на холодном снегу, на чужом берегу мы не будем одни. Век за веком качать нашу землю ветрам, век метелям мести. И гореть в темноте одиноким кострам, и дорогам вести. Сколько путников ночью холодной не спит? Сколько в землю легли? В тишине еле слышно под снегом скрипит ось земли. 2004 ..^.. Выхожу один я на дорогу. Ночью студёной, на сердце легко, сгинь-ка, тоска, замерзай, замирай! Льётся со звёзд серебро-молоко - прыгнешь повыше, и все забирай. Сиплую глотку мороз не уймёт, вскрикну да гаркну, и вот запою. Песней о небо, как рыба об лёд - в небе пустом прорублю полынью. Льётся со звёзд молоко-серебро. Жаль, мои песни, не вышли в цене. Лодочкой сердце звенит о ребро, звёздочка в небе откликнется мне. Спишь ты уже? ты ли жив, или нет? Так и сойдёшь на дороге с ума. Сколько уж лет холода? Сколько лет сердце твоё обжигает зима? Всё ещё будет, ты только гляди. Вишь, в вышине - пропадает добра! Ты вдоль дорог наберёшь впереди с неба упавшего вниз серебра. Так до рассвета и будешь брести, за ночь состарься и в землю ложись, пригоршню звёзд зажимая в горсти - выкупишь новую - лучшую - жизнь. 2005 ..^.. Песенка. Вот и вечер ко мне - тихо шепчет мне на ушко: Не грусти, не гляди. Не печалься не жалей. Видишь - пусто в окне. Выпьем с горя! где же кружка? Выпьем, выпьем скорей. Сердцу будет веселей. С кем бы слово сказать, чтобы сердце не скучало? С кем под ручку пройтись от проспекта до двора? С кем разжечь? С кем возлечь? С кем начать бы все сначала? Хоть бы выпить бы с кем! Хоть дожить бы до утра. Вот и вечер пришел - у окошка стол накроешь. Вот и кружка, и спирт - сам поставь, и сам открой. Сам себе прочитай: буря мглою небо кроет, и налей сам себе, и усни под бури вой. С кем бы слово сказать, чтобы сердце не скучало? С кем под ручку пройтись от проспекта до двора? С кем разжечь? С кем возлечь? С кем начать бы все сначала? Хоть бы выпить бы с кем! Хоть дожить бы до утра. Ничего. Все пустяк. Все не страшно. Все бы ладно. Вы не верьте моей трехкопеечной тоске. Нам собраться б за стол, зазвенеть веселым ладом! - было б выпить бы с кем. Только б выпить было с кем. С кем бы слово сказать, чтобы сердце не скучало? С кем под ручку пройтись от проспекта до двора? С кем разжечь? С кем возлечь? С кем начать бы жизнь сначала? Хоть бы выпить бы с кем! Хоть дожить бы до утра. 2004 ..^.. * * * Но о чём ни попросим и про что ни вздохнём, нас безумная осень накрывает огнём, осень в пляске распутной в вихре рыжих волос машет юбкой лоскутной по коленкам берёз. Все покровы слетают, листопадом шурша. Так страницу листают, за развязкой спеша. Так срывает подруга вслед за блузкой бельё. Так мы бродим по кругу, превращаясь в быльё. Мы искали ответов, но слова унеслись. Задыхаясь от ветра, жёлтый мечется лист. Вот и этот сорвётся, захлебнётся дождём. И тогда всё сойдётся, и разгадку найдём. И окажется просто и давно решено, что не надо вопросов, что уже всё равно, что растаяли годы, и всё вышло зазря. Что вокруг непогода и конец октября. Просто не было счастья, и не стоило жить. Но, сорвавшись в ненастье, лист остался кружить. Лес шептал до рассвета, дождь стучался в стекло. Будто всё уж не спето, будто всё не прошло. Но о чём ни попросим и про что ни вздохнём, длинноногая осень полыхает огнём, ошалело, беспутно, в вихре рыжих волос машет юбкой лоскутной по коленкам берёз. 2004 ..^.. Реквием быстрейшим. Одни говорили: "Слаб человек. А время царства сотрёт в песок. В вечности море наш хрупок век. Сбереги себе суши кусок". Другой не слушал, в волну ступил. На суше - от кладбищ, от кухонь - вонь! Не сберёг куска и себя сгубил. И стал пеной волн. Стал пеной волн. Они сказали: "Юность лишь миг. Поверь нам, наши виски седы. Твой прах растащат крабов клешни. Никто не найдет на волне следы". А тот говорил: "Горизонт далёк, но те дойдут, чьи сердца полны". Но не дошел он и в воду лёг. И стал гулом волны. Стал гулом волны. Он шел за ветром - порвалась снасть, натянул струну - сорвалась с ладов, и жадно пил, да не выпил всласть, и не оставил в волне следов. Стал - корм на пир, пучеглазых рыб. Меж тёмных бездн, на червивом дне. Уснул навек, и последний хрип отдал волне. Отдал волне. А годы сплетают столетий ком. За что кто сгинул? Чья в том вина? Все перетрётся, станет песком, - шепчет, смывая следы, волна. На суше, на море - всему черёд. Станет прахом все под луной. Только волне все бежать вперёд за новой волной, за новой волной. Бежать и биться, и звать с собой - из стен, из дверей - за ветром - вон! - И гремит над сушей седой прибой, и не стирается память волн. Гул над морем! Гул! Как набата звон, и горше слез, и хмельней вина - ибо голос, отданный в голос волн возвратит волна. Возвратит волна. Пусть время стирает царства в песок - с волны следа не стереть волне. Кровью столетий стучась в висок, память прибоя гремит во мне. 2003 ..^..