Валерий Бондаренко
У-З
…ну и хуй: запихивал мне в ротешник, хотел и в глотешник мне, но куда ему, — а я давился его бежевой на яйцах и над яйцами шерстюгой. Ну, я даж чувствовал как на язык мне сыпется с его волосни а также из хуйчика, — вши и всякие там бледные спирохеты, прям скрипят до того жирные откормленные наглые пожилые блять…
А он сразу давай-давай ну да я-то уж понял, что никакой он не рабочий а бомжара блять его взяли землю копать из траншеи блять здесь и у него ни хуя не было никого давно лет пять блять кто б и сосал такоому а подставляться бессмысленно хуйчик-то писюлек-то ведь не стоит и только заразить может но я УНИТАЗ хуй меня заразишь ты чем! И спецуха у него у бомжика этого метр с кепкой говно была не как у сех работяг здесь на стройке синяя или зеленая с яркими полосками и надписями, красивыми лимонного такого оттенка, пронзительными, а просто из мешковины как раньше солдаты носили када картошку чистили и теперь может носят надо проверить давно не сосал солдатне незя так, — короче из старых запасов валялась где-то и вот ему кинули, шоб не вонял из-под такой толстой шкуры, а она ебосос мне царрапает…
В общем шоб кайф хоть какой-то словить а не тока горечь его глотать спирохетную стал я грабками по сапогам ему шарить, водиить, обнимаать, обминать везде, по шершавеньким в песке и в глине как пугало комиссарское типа киров с нами или кто там был орджоникидзе блять долбоеб какой-то каменный. И это – ага! — завело, отвлекло чуток…
А не это бы — я б подох… Се-тки запах ну блять ну блядддь же блять ты не моешься, так хоть соскреби малька. Се в парше же ж блять как собака-обсака на хуй…
Но этот мой порыв, это мое толкануло его, – и када сопелька какая-то горькая, сиротская мне в выгнувшийся усталый мой бедный и мой язык мой мой мой пролилась, то ли спермянка, то ль посикал он короче он: давай-давай!
давай ему сапоги лижи.
Я тада и восе лег на пол в каптерке мы они с ним были, и я преставил, что это не хуйла, не бомжика метор-с-кэпкой-мотор-в-жопке, а настоящего мужика сапожища, — который вот щас меня и в дуплецо отодрал и в ротешнике сполоснув спустил вторым заходом жиже но и обильней блять! И типа-он-как-бы не бомж сосем, а один из тех работяг с бензоколонки как это было зимой пять мужиков боольших шкафов, и они типа увидели меня и давай-давай!.. Зеленые чистенькие спецухи. В магазин зашли водки купили потом в детском саду ебли в стаканчик мне тоже налили. Сопели… Я захмелел и малька отъехал, а они обступили давай-давай смотреть тоже любят. Но по-бырому. Отсосал каждому и они ушли молча как быдто б меня сейчас тока что вот прирезали. А я-то думал, я-то надеялся, — в два хуя там будет, и в три, но облом ведь они спешили и стеснялись друг друга наверное после потому что не баба я…
короче послали на хуй! А хорошие и седа ведь так: тока говнюки сякие вот, как этот бомжик мудер-бобер, дерьмоед изголяются: ебутся с пристрастием с вывертом быдто лоси они какие. А какие в пизду они типа лоси? Сами говны сратые, сами поди на зоне чалились да хуи сосали, из параши ебососы зашкворенные выставив…
Шо я не знаю шо ль?..
Но сапоги я ему классно се одно промыл, даж воду из бутылочки в ротешник брал и се брызгал, брызгал… То ись работа на совесть знай наших блять! Сам весь чумазый стал, ага…
А после ему снаружи свистнули, он меня сапогом чистым в морду пнул не мог ведь без этого, падла, и свалил из каптерки как независимый, как Литва. И я один на время остался. Лег на пол на ватник и уснул, потому притомился, да, да, отъехал-я…
Када я отъехал после бомжа мне такой глюк охуябельный привиделся! Так вставило… Ну, короче, красивая и вся светлая комната, ковер на полу розово-голубой диван огромный в белую и синюю клетку, а в каждой клетке зеленые и желтые пятнушки быдто зернушки. И подушки золотисто-оранжевые везде по дивану. И шторы и обои широкими голубыми и золотистыми полосами. И се ОЧЕНЬ ярко как в индийском кино. И там на диване две «шоколадки» ебутся. Я не скажу вам скоко им лет было на вид это опасно посадить даж могут но короче се там пышет уже и прет, и они сами друг для дружки опытно так стараются, хуяшки черные се блестят глаза се блестят зубки се блестят спинки се блестят жопки се блестят слюнки се блестят язычки се блестят и играют яички се блестят и чмокают липкие а волосики тока на бошонках. Нет, который постарше бритый уже, головенка ся блестит, блестит…
Я вот заметил: голова у мужчины седа на хуй, на головку его хуя похожа, — голова головку его выражает. Может, и у бабы морда выражает характер ее пизды не знаю не пробовал а я редко када ошибаюсь я опытный.
Ну короче блестит там се и они меня к себе зовут. Манят так, лапками как макаки помахивают. Но я подумал вовремя а вдруг за растление блять опять впаяют и проснулся. Не хуя рисковать, не надо!..
А может, это у них там се наоборот, очень даж возможно и даж святыня — ХУЙ? Мне один про шоколадок и гудронов очень часо гнал, прям до слюней, брызгался, када я молодой сосем был после первой ходки и он меня подобрал и я у него с месяц, наверно, жил; мужик вроде и ничего но изъебистый.
он на «плешке» меня подхватил. Там еще се было нормалек без ремонта и чечены не крышевали в смысе бандюганы чероножопые настоящих баб, то ись «двустволок», не нагнали нахуй и я молоденький вощем был спрос. Как раз перестройка копыта отбросила но закон еще был и я между прочим не унитазом пиздец заделался, а еще вполне был человек молоденький. Я и на зону тада тока на год попал, а там меня двое авторитетов (как бы) ебали сильно по ночам в каптерке. Изъездили мордовороты прям всю верзоху а к подсосикам равнодушные были потому деревенские мужаки местные из мордовии шоферюги. Просо зона была несерьезная, а они амбалы под себя сех подмяли а посадили меня за книжку я книжку у оного старикашки спиздил, книжка про мазохизм. Но он разъярился а у него еще и друган в ментовке (я мудак) работал. Дружбан его этот пузанчик такой а волоски се на плешь аккуратно зачесаны он бы ще вокруг хуя длинные б отрастил и бантиком на плеши завязывал. Он-то дело и вел. И я ему прям в кабинете седа отсасывал.
вот он подсосы очень-очень любил потому был старый уже козел полтинник и образованный. У него ще пузико такое было: он штанцы приспустит, а оно оттудова хлоп выкатывается. А хуяшка маленький, его из-под пузца добыть ще надо было. Но я-то тада уж был опытный, добывал. А шоферня мордовская — тока в жопу! Но шоб сразу в два хуя ни разу нет! Они об этом и не догадывались, мне кажется…
Ой, я и забыл я ж про того изъебистого у которого я месяц нет два наверное кантовался! Про него непременно потому там изъеб — на изъебе и изъебом погоняет, извращенец короче конченый.
у него квартира была трехкомнатная но небольшая но он один в ней жил. Прада, и с собакой еще французским бульдожкой он его Дуремаром звал. Почему Дуремаром не въехал я: ни извращенец ни Дуремар не обкуривались вели здоровый образ жизни. А сам он был Алексей… не — Александр, — да, Александр, кажись… Такой плюгавенький лысоватый а мордочка как у мартышки, но бородка жиденькая. Но молодой еще. Писька у него классно стояла, как гвоздик, но маленькая была. Он мог сразу друг за дружкой три раза кончить подряд прям и не вынимая. Но се быстро-быстро-быро-се, — и тада уже се, ПИЗДЭЦ! И потом засыпал прям на мне. А я ссать захочу, шевельнусь и он просыпается.
вот он мне сильно не доверял. И сквалыга бля был жиденок.
А ще он садистом считался, — сначала меня просто поебывал, а дня через два напоил и выпорол. А потом ще и Дуремару велел шобы я сосал, а сам фотал. Но это было даж и интересно я в первый раз с животным и фотки наверное сохранились.
Дуремар тоже ко мне привязался чисто по-собачачьему, сам налезал, када я на полу лежал связанный. Или просо за ногу облапит и давай слюни-сопли пускать рычать и за штанину зубами цапать.
Но это от радости.
Да и мне самому интересно было: у него хуяшечка кислый-кислый, очень маленький и такой животиной пахнет пока сосешь сам обкончаешься.
С собакой седа хорошо, просто жить!
Плохо тока, что инода он ссал на меня и я тада потом как ни мылся сильно-сильно подванивал так шо я стал в конце концов здорово от Андрея — да, его Андреем се ж таки звали — от дома его зависеть потому не сем када псом несет может понравиться, даж и на улицу лишний раз не высунься. Не верите? А вы сами попробуйте, а потом в магазин или еще куда где народ тусуется.
А я за углом постою посморю какой вы весь красный будете.
Я тоже долго от своего запаха инода краснел. А инода меня за него просто сразу били, не се выдерживали.
Есть которые просто бьют есть которые бьют а потом ебут а другие ебут а потом почему-то еще и буцкают. Кому как нравится, у кого какой заеб видите ли…
А я много заебов повидал. Извращенцев там всяких насмотрелся-нахлебался, — опизденеть можно ведь! Как я сам-то живой еще…
Да вот хотя бы и тот же Алексей нет Андрей к примеру. К нему два мазоха ходили, оба женатики, оба амбалища, шкафыыы! И он им в жопы свечки вставлял но не зажженными фитилями (они же женатики следов шоб не было), а другим концом. А ще они стояли у него как столы, а он на них хавал и ноги клал.
Онажды он велел мне оного из них в дуплешник выебать. Но у меня с перепугу-то и не стал. Он у меня ваще стает тока када сам захочет, по временам.
Значит я не садист и оба мазоха меня в жопу трахали тада же попеременно или как паровозиком. Это ваще балдеж улеееет прям ваууу полныыый!..
Че?..
А я это… я и не говорю, что мне неприятно было…
Я просто вам сем рассказываю ща спокойно уже. Перебивать меня незачем.
Ой пришли-пришли! Двое пришли на робах «Мосэнерго» написано сапоги резиновые большущие как я люблюююююуууу!!! Один крупный самец под тридцатник морда как свекла и гляделки пристальные свинцовые а шапчонка черная вязаная прям до бровей как гандон натянута. Блять охуэть красивый а другой какой-то весь из себя мелкенький, вроде и незаметный, но лицо вроде тоже симпотное… сухое… простое… и вроде как умное…
охуенно люблю я умных вот тока че-т редко встречаю их!..
а тот мордатый ухмыляется давай в два смычка грит в ротешник грит бля его а побратаемся Ваныч а? А Ваныч мелкенький умный — давай ухмыляется. Но не глумится с достоинством очень, да…
кроче достали кроче; у морды в полустояк а хуй се одно кроче а с мелким хуястым онако ж этим Ванычем пришлось еще полизать пососаать отдельно. Потом уж вогнали кроче в ротешник кроче мне, трутся блять залупенями мокрыми хорошо блять, отлииично блять, — лять лять лять лять! Ой отлии-и-ичненьк-ааа!..
И толсый и длинный у мелкенького и у морды се ж таки ничего но кроче но тока в глотку оба сразу не влезут нет ноги мешают яйца мешают мешают туловища. Я тока яжычком скоко вожможно двигаю тьфуоу шоб ишо болше трение шоб тьфоууу из ишкры в пламя блять лять лять лять…
Ааатлиишненкооооу!..
поерзали, попихались попыхтели, морда и грит блять тесно блять давай бля кто-нить форсунку ему прочистит просифонит блять пидара по-серьезному на хуй… Че не мужаки мы?
а Ваныч прэлэстный: да канешна давай вот хоть ты. А морда: давай уж ты лучше мне седни говно пидарское мять че-т не хоцца.
типа перебрал вчера…
Кроче лег я на лавку кроче хуй морды в губах мусолю и языком мля-у вожжу и вижу как ваныч кроче в меня заходит кроче грамотно не посуху а на дуплешник сперва мне харкнул блять.
Соплежуй мойхуястенький…
бля-а-а-а-а-ааааааа-уууу!..
Б-бо-ооо!!!..
Хоррр-ош-ооооооо О-охо!..
О-ё о-ё о-ёёёё! Ё! И ё! И ё! И ё!..
Ё!.. ё!.. ё!.. ё!.. ё!.. ё!..
морда блять тоже лять садит гррра-мот-ноу! Но на ебососину сосем мне нахуй насел а это: а) душно и б) (главное) я лица ванычева глаз его я не вижу вот ведь что-уфууу! Досано, лять!..
Лять! Лять! Лять! Лять!..
Э-ы э-ы э-ы э-ы э-ы э-ы…
Хуау-ауау-ауау-ауауауау…
Фу ик лять спустил мордатый…
Фу! Отлез…
а-ваныч-меня-КАК-ЗАВЕДЕННЫЙ-се-лять-лять-лять-лять-лять…
се садит а глаза и рожа серьезные и глаза блестят хорошо лять-лять-лять-лять. И по сему видать, что он — ЧЕЛОВЕЧИНА!
Кроче мал золотник да дорог
лять лять лять лять…
А морде обидно шо он лять раньше лять отдуплился и стал он лять ваныча лять базарами отвлекать. Типа классно вот када женатик потому и на жопу пидарскую стоит а я холостой и хуй у меня бездомный кроче и быстро седа кончаю уже привык. Типа приведут ребята телку в общагу на ночь и торопят давай-давай, — там живая лять очередь, очень длинная как в мазолей.
Нервотрепка короче лять она с этими бабами!
А ваныч улыбнулся так хорошо (а се ходит се ходит лять тока потной мошонкой мне о жопешницу чавкает быдто они целуются лять лять лять лять. А я так полон, так поооолон-Яуу! Как на торпеде сижуууу и один тока и-иииии визг восторга!) Кроче грю ваныч так по-хорошему улыбнулся лять лять лять лять и грит а ты на пидаре тренируйся! И лять-лять-лять…
Ну морда тут начал опраааавдываться в рассужденье попер, шо с пидаром короче редко случается трудно достать в общаге и ребята лять засмеют лять потому сами короче на пизду се в ощем сильно надрочены…
А он вот не выдержал ще на флоте кроче переступил…
А ваныч лять-лять-лять-лять а мы в стройбате лять чучмека оного сразу опидарасили шоб седа порево под рукой иметь. И лять-лять-лять!..
А морда: че ж ты и тамарку терь тока в жопец дерешь?
А ваныч так опять усмехнулся тонко и хрошо а куда получится лять-лять-лять-лять…
А морда: ты весь лять в корень ваныч ушел! (Это он шоб ванычу подлянку кинуть и весь кайф поломать лять-лять-лять-лять!..)
А ваныч так усмехнулся но криво уже, КОНЧАЛ. У каждого грит свой талант! Лять-лять-лять-ляаааааДЬ!.. ДЬ!. ТЬ!.. ть!.. ььььь…
он стал в дуплешке у меня весь дергаться-дергаться-дергаться в разные стороны, вроде как электричка с рельс сошла покривился и пролился мужественно, мужчински со словом ляааа!..
О-ох… ёооо…
А посе када я хуй ему языком от дерьма отмывал он и грит мне так почти серьез даж как бы и без усмешечки: ты б хоть подкачивался пока тя пялят. А то как кукла резиновая лежишь, — самому ж скучняк…
Оссспидя! И я же еще и кукла резиновыя!.. Да я б жись за тя щас бы отдал бы Ваныччч! Причем тут мой нахуй хуй?..
А птом они бросили мне на пол на ватник карамельки и вон пошли.
Се хорошее в пизду седа ж кончается, — лять-лять-лять…
а! Не — вру: морда перед тем как штаны застегнуть на ебосос мне жопой налез и перднул!
Ну это уж как прикол а не порево. И они посмеялись и мне не жаль…
Жалко другое: шо Ваныч не с нашей стройки они так просто мимо кроче ехали…
А ще я Николу споминаю часо, наверно старею а может соскучился хули блять? Может это был один кто меня любил или как бы человечески относился… Наскоко мог конечно но я не в претензии. Это было ще до того как я в сортире с Федором познакомился.
Я как раз сидел на пригорке, было лето вечер закат. Был загород, я тока ушел от того извращенца с собакой спиздил у него книжку о вкусной и здоровой пище толстую старую «Тысяча вкусных блюд» называется. Там много было всяких цветных красивых картинок я очень любил над ними мечтать, я даж потом подкачивался над ними потому шо был молодой и се из ушей аж перло а я не знал как свой восторг блять выразить. (Книжка потом сильно слиплась…) Вощем я понял шо без этой книжки от извращенца Алексея (нет: Андрея) я ни за шо не смогу уйти. Но уйти незаметно с такой книжищей рази можно? Почему я и подгадал када он спал (он тада уже вовсю доверял мне, он меня дебилом ваще щитал!) и свалил ночью. А книжку я под майкой вынес.
И мне было так классно идти, так клево, так заебись!
кругом черно тока луна круглая теплая как репища и я блять и книжка грудак мне трет…
Кроче я так вот шел и шел шел и шел шел и шел как вконец уже ебнутый. Када луна круглая со мной и не такое ващет бывает, — я ее и боюсь такую и восхищаюсь блять. Я аж подумал вот я ща на нее так и приду хули-ля! То ись пиздюхал по рельсам быдто мне яйца утюгом раскатали, — ниче кроме книжки этой и луны я тада и не чуял. Я по шпалам шел а мимо меня проносились поезда и я уступал им дорогу.
И вот када светать уже стало серое се вокруг а луна за деревья спряталась я увидел шо я ж за городом, лес по обе стороны от насыпи но негустой и инода вместо него поля.
Я пошел в лес потому стремался погони. Ну, в лесу весь день под кустом я спал голова на книге, а птом под вечер уже проснулся похавал че с собой прихватил колбаски там хлебца (а также курточку я у него увел)… Поикал поссал и дальше попер через поле.
вышел к деревне но хуя лысого я туда када се видать полезу, — деревенские злые се недоверчивые. И я опушкой ее обогнул и вышел к заебись красивому месту, там холм такой вниз спускался. Были ивы и среди них пруд аж горел. Солнышко заходило, и трава вся тоже горела зеленым таким огнем. Было так охуэнно красиво шо и я охуел и прямо аж весь заколдобился. Я даж ведь и не думал шо на свете так красиво бывает! И я пошел к этой зеленой травке и не сразу заметил шо там человек сидит.
одет он был вроде для мужика обычно но я почему-то сразу просек шо он с зоны тоже. Костюмчик серый на нем, старенький, уже рыжеватый весь. Кепка и кирзухи пыльные. А заместо рубашки был несморя на жару старый-престарый верх от синего треника. А кепку он рядом с собой на траву кинул, колени обнял и так на закат или на пруд сморел весь сощурясь. Вот я и подумал ну зек ну зек…
И хуй знает я сиильно захотел ему пососать просто так как воспоминание. Но их ведь зеков хуй проссышь, — то они по трое навалятся то ебнут просто так ни за шо…
И может ему неприятно будет про парашника вспоминать? Они-то мужаки-то ебать ебут а после делают вид шо даж не вспоминают.
И потом ще книжку отымет сука…
Но отсосать ему мне охуенно се ж таки захотелось. И я стал смореть на него сбоку в лицо, приглядываться. Нос короткий глаз вроде серый а кожа вся продубленная и в морщинах глубоких. Ну ясно зек. Но не старый ще.
Кроче я опять сильно подумал шоб взять на клык. Меня ж приучили и до ходки еще любил…
А он вдруг как почувствовал взгляд мой и нехотя покосился.
Ну, увидал меня…
И спрашивает вдруг:
— Че маруся, — облизываеся?
Спросил спокойно и не зло так.
Я чуть подполз:
— Мня Унитаз зовут погонялово пидар я круглый а сел за книжку…
Он кивнул, поглядел куда-то вдаль сосем и грит:
— Рыбак рыбака…
Я подумал может он мня ща турнет?
Я помолчал и так нееежненько:
— Дяинька а дяинька а дозвольте на клык взять? Сильно хоцца…А то меня два месяца извращенец пахал неприятно же…
И добавил честно сосем:
— Мужика ж охота ж!..
Он усмехнулся невесело и грит на меня се не глядя а тока на солнце:
— Петушня ты голимая!..
Это он как бы солнцу сазал а не мне оному даж.
Мы опять замолчали, тут и солнышко за деревья спряталось и стало темно почти. И он тада грит:
— Лана уж, сосни маленечко. Чистый ты?
Кроче он за кустами лег и я ему лежачему отсосал.
Хрошо стоял и быстро кончил хоть размер и среднепроебистый. Как грила на зоне наш главпидар Влада «массовочка».
массовочка не массовочка, а тока как раз тут на пруд мужик с телкой приперлись. Мужик сразу разделся и в воду — ух! А телка с берега ему подвизгивает. Потом он вылез и стал ее мять и кажется даж трахать потому она тише повизгивала и перешла на шепот а птом стала тихо как чайник выть, — наверное он ее драл интресно куда?..
А на пруд они прошли мимо нас, мимо наших кустов, так шо я тормознул сосать и хуй из ротешника почти вынул весь но из руки канешшна не выпустил…
хоть и какая в пизду разница-то? Может он ей там на пруду тоже мандень лизал или жопу мы же не знаем не видели. А мужаки на зоне считали лизать пизду впадлу, — это как хуй сосать или из жопы всасывать. Это канешна мущщинский подход.
Но мне лично манду лизать приходилось не раз в моей жизни и то меня заставляли. Онако про это после.
Кроче, мущщинка мой кончил с таким выдохом, — как душу наружу вытолкнул! Так Влада сазала бы, а она у нас была грамотная, трепаться умела. Сама она села за наркоту. Вот она очень любила жопу лизать и чтобы ей тоже лизали. Но я пять ушел в сторону…
Мужик с телкой ще не кончили трахаться, а тут на мопедах пригнали друг пацаны наверное в жопень пьяные штук восемь, наверно. Они обнаружили мужика и стали бабу его клеить в смысе ебать насильно, и се стали орать и визжать (в смысе, визжала баба она). Я помечтал вслух шепотом шо мужика тоже выебут пускай прочувствует шо это не просо так не как два пальца обосцать.
Но Никола был другого мнения (а я ще и его имени не узнал).
— Валим отсюда! — грит. А я вот думаю: еси б не это махалово ебаное он может после отсоса один бы ушел? А так эт бузня нас ще больше сблизила…
Во как в жизни бывает-то!..
Я вытер харю об его сапог, мы отползли подальше в кусты. Там овраг начинался мы оврагом и отступили. А баба уже визжала как свинья нечеловеческим голосом противно блять слушать как резаная…
Я ж грю: сему хорошему ПЫЗДЕЦ наступает, вот и ей наверно. На это надо так спокойно смореть и не засирать мозги всякой посторонней поеботиной. Тем более шо для меня тада наступила как раз везуха, я же Николу сретил…
Мы крались среди темноты и всяких там сука веток. Вокруг се тоже тихонько шуршало и потрескивало. И я подумал с надеждой а может Никола тоже наш, пидар бля? На зоне и обычные ж мужаки тоже ведь пидорасились инода еси там в карты проигрался или еще там че. Может, его и не ебли особо не молодой ведь а просо парашу там выносил сортиры чистил убирался ваще мужикам стирал…
У нас на зоне был один старикашечка погонялово Манденка, — вот его никто уж не еб. Зато он к нам к «опущенным» молоденьким седа сильно клеился аж противно такой беззубый слюнявый весь сидел за растление малолеток от него говном несло и ссаками, он по ночам ссался уж под себя, и гнильем, штаны се и трусняк гнилые бля и говно из него вываливалось до того весь изъезженный. Верняк грят: пидар гнойный!..
Но еси так поглядеть — доживем до его, сами такими ж станем! Жись – хуйня это я давно просек, хуйня и кидалово просо без продыху.
но я не про это ща, — а про то, шо роную душу седа ведь сретить охота. Особенно еси ты пидарас и с тобой или пидарасы тока дружбанятся или же ваще никто. А я ее сретил в лице Николы как мне казалось тада и роную душу мужчину хорошего и может быть се ж таки также и пидарасика…
Тада мы почти бежмя бежали прям уебывали хотя баба се сильней визжала и ревела нам вслед бутылкой шо ли в ней чавкали хули се может быть. Но рядом оставаться или там как-то иначе ввязываться нам было стремно, нас самих первых бы точняк замели б и навесили б новые и дела и срока.
че нет скажете?..
Кроче, мы оврагом до самого леса доперли. А там Никола тормознулся и грит:
— Толчок! (Он меня толчком сразу стал звать почему-то но ведь Унитаз и Толчок — это ж одно и то же). Я тут угол у лесника снял хороший мужик он смекнет да не скажет. Еси че — ты и с ним почешежопься не рассыпешься…
— Само собой как скажете…
— Ты тока старайся мотри!
Ну я понял шо лесник старый уже или страшненький.
Онако ж я Коляню почти любил уже; я бы ради него и козлу подставился. И даж было бы интересно: седа в таких случаях узнаешь че-то новое или кайф там ловишь хотя бы…
Ну, прошли мы просекой к поляне, — комарья онако!.. А там с оной стороны поляны сарай и от него говном коровьим несет, а с ругой — дом в пять окон вроде бревенчатый, и в трех окошках горит огонь. А возле дома палисадник и огород огорожены.
Никола тормозит опять:
— По-тихому в калитку просклизни и вон к тому углу де свету нет пиздуй. Это я там живу пока, это моя малина. Дверь там открытая. Затаись в комнатке а я ща приду погляжу тока че Василич делает…
(Я понял Василич это лесник).
Я мигом туда тока цветки меня в палисаднике росой обоссали. На терраске и в комнатке были духота темнота и комарье звенело.
Ну я затаился прям на корточки возле кровати сел в углу.
Тока теперь я почуял как сильно здесь несло МУЖАКОМ в смысе пОтом но я люблю этот запах он охуэнный я от него оного прям кончаю! Потому меня приучили на зоне ще растлили да и до зоны мне подмышки вылизывать нравилось особенно дальнобойщикам. А еси бы не растлили б то мне может как бабе цветки б нюхать катило или одеколон…
но меня ж растлевали не тока на зоне а ще до нее дальнобойщики и солдаты тока подмышки лизать солдатики мне не давали не-а я им отсасывал гланым образом. Я до зоны к ним очень часо в гости ходил в автобат вот они и растлевали меня почти каждую ночь человек по тридцать, было весело. Но я может еще расскажу про это про се.
А щас я вам о Николе лять.
Вернее сперва не о нем, сначала. Я ж просек, зачем он меня сразу здесь оного оставил. У меня ж в балде не она спермянка как вы может думаете у меня там ведь и мОзги еще имеются! Ясен пень: или тырить здесь нехуя или нет ничего ЕГО. То ись он проверял канешшна на крысятничество. Да, проверочка по-любому; «экзамен на аттестат охуэлости» как говорила Влада када нас с ней и с еще оним пидарашкой Дунечкой по кругу в день 8 Марта сех разом двойной тягой трахали. Но Дунька была ваще дебилка припизднутая зассыха блять юмыра не секла а тока повизгивала негромко, — а «за громко» ее сильно гнобили потому охрана могла подумать шо беспредел в бараке а какой на хуй тут беспредел пидарасов сем отрядом в Женский день восю поздравляют?.. Праздник наоборот… А мы с Владкой приспособились мужественно без стонов почти работать даж и в этот день и даж седа загадывали кто куда и по скоку раз кончит хоть потом се ж таки вырубались вчистую и еблись тока на автопилоте, — про автопилот эт тоже Владка так говорила. Умная блять была!
Но я отвлекся короче; я кроче решил встать да и глянуть прошшупать че там под подушкой может лежать и на столе хотя бы. Тока прошшупать не тырить нет! Зачем мне када человек хороший попался а спизидть у него я же седа успею. Просто пошарить из интересу друг книжки есь, книжки-то я люблю; и потом я ж ему отсосал тока шо вот и он меня не погнал и мы не чужие вроде теперь се у нас чики-чики а не хуе-мое. Кроче блядства блять никакого блять ни хуя блять не было!.. И не пахло лять!..
особенно прикололо меня как я харей о сапог его вытерся. Мне такое седа особо катит они ж ведь мужаки ж ведь не думают кончил ты или тока спермянкой ихней сыт. Мы ж для них типа лишь спермослив, ага, — Влада так седа утешала меня и себя, еси не помогало…
Но ведь это ж и правда лять, от нее от правды ведь никуда не смоешься тока рази шо в петлю ага. Один обиженный у нас на зоне сразу после того как его обидели и то тока хуем по ебососу провели по губам мудак, — даж не удавиться, а в сортире утопиться решил. Хлоп в очко, — там зона старая сталинская еще была, прям село а не зона без теплого без сортира лять — а ему по пояс! Лишь смех один. Зато потом его в больничку положили на дезинфекцию. Дык он в больничке колес наглотался или градусник шоль сожрал и коньки се одно отбросил, дезинфекцию не прошел. От трупака его как из параши несло! Мы аж посмеялись када его закапывали. Типа: классное удобрение! Удобрямс как тада же сазала Влада а она умная седа слово найдет праильное.
Ну лана че споминать сякую хуету када жись продолжается. Кроче я тока с корточек приподнялся слышу — рядом че-т звенит нахуй-бля! Ну не комарье тока а че-т еще, вдобавку ля…
Прислушался, — а это ЗА СТЕНКОЙ звенькает! Я опять в уголке присел, может оттудова за мной ща следят всякое может быть верно ведь? Ну, я вобрат на карачки хлоп. А потом стал хихикать и аж на пол сел.
Это ж музыка блять была!
Тут Никола тихо вшел, свет ключил. Видит шо я на полу лежу и хихикаю. Он мня в бок легонько так сапогом пиханул как кошку и грит:
— Тихо лять! С Василичем договорился я…
Я грю тихохонько:
— Звенит! — и на стенку киваю.
— А это у соседа звенит, у дачника. Музон у него такой.
— А я думал эт у меня в ушах звенит! — радуюсь.
— Хорош дурака валять! Он мужик образованный, культурный, не нам чета. Потому и музыка у него быдто в тазик ссут. Клава-син называется. Хороший мужик, тока баклан голимый лошистый весь. Но тырить ниче у него не смей еси жить здесь хочешь! Да и просо — жить…
Тут я понял шо Никола вор а не пидар.
ще он сазал тада:
— При пореве будь как жмурик тихенько шоб! Ебстись будем тока на веранде или вон в лесу…
Я промолчал хоть и подумал: спускать-то не мне — ему. Вот пусть сам за собой и следит ротешник се на всякий пожарный заштопает…
На ночь почесал ему пятки а спал на полу подложимши под балду себе его сапоги по-хорошему для меня вонючие. Я уже с ними как с родными свыкся!
вырубился я вмиг и даж комаров не чуял.
Ночью снился мне автобат из-за сапог наверно…
Клавесин Рамо — словно сидишь внутри хрупкого и страстного пламени, оно колеблется в разные стороны ветру в такт, а ты видишь сквозь эту напряженную нервную пляску все в оранжевом мареве, за которым нечто (и тоже ВСЕ) цвета темного пепла. Или образ еще: словно порывы ветра перекатывают листву на деревьях, и она бушует-шумит-волнами, открывая светлый испод более темной обычно зелени, — и это как вихри пены… Я люблю Рамо, его серьезность уюта и грусть весны. Почти всегда я слушаю его, когда у меня ломит виски от пышного полнолуния, как сейчас. Это гармонизирует воздух и дух… Это, как говорят гадалки, «чем сердце успокоится»…
Когда я был подростком, свое одиночество я преобразил в некую грезу о стране, – вернее, о крае («Kennst du das Land?..»), который располагался по моим ощущениям где-то на Севере, — там всегда висело серое небо и волны океана были спокойными и тяжелыми, — ну да, ну да, ну да, ну да, как свинец…
Я представлял себе устье реки, ленивой, широкой, серой и сонной, русской, — она притекала из полной темных лесов и похожих на тундру блеклых низин. Она, эта река, текла под редкими допотопными мостами из скособоченных бревен. По ним тарахтели седые от пыли и бурые от грязи грузовики и дробно настукивали копытами лениво перегоняемые стада. А в устье реки как раз на берегу океана находился город, — небольшой, но расползшийся по туманной низине, он состоял из низких домов в два-три этажа. Однако таких, «высоких», строений была лишь просторная центральная улица, голая, как Невский проспект, а от нее разбегались изрытые дождями переулочки-тупички среди сплошных и сквозных линялых заборов. И на самой окраине города, куда, утекала главная улица, переходя в загородное шоссе; — там тянулись по пустырям бараки, бараки, бараки…
Это был как бы и Магадан (так должен был бы, возможно, выглядеть Магадан), однако ж там все время стояло лето, — не очень чтоб жаркое, но вечное. Как бы Гиперборея…
Вы спросите: ну и что? Да ничего, собственно: рай начинался у порта, — впрочем, уже в самом порту. Там был сплошной бетонный забор, а посредине этого огороженного бесконечно длинного прямоугольника тянулась крыша из серой дранки, под которой все было поделено на сквозные клетушки, завешанные друг от дружки и от улицы старым брезентом в огромных прорехах. Брезент тяжело колыхался и грохотал от ветра. В клетушку можно было войти с одной стороны, а выйти с другой, — то есть, как бы раствориться из глаз тех, кто видел, как ты вошел. Почему это было так важно и так хорошо, так удобно? — Не знаю. Я ведь все еще был подростком…
И вот там, в каждой клетушке, кроме матраса, одеяла, двух тощих подушек, таза с водой и параши, было по женщине, нагой и потной. Потом рядом с ними и даже со временем вместо них там появились мужчины; после и дети. А затем и гермафродиты какие-то с мужскими и женскими обильными изуродованными достоинствами, бритые на лысо и в причудливом гниющем рванье, чумазые от угля и свеклы, которые заменяли им косметику, скользкие от пота и часо от других всяческих отправлений…
Незанятые, они сидели и лежали на пороге своих конур, как цепные собаки в жару, обалдело выпустив языки на разбитые, изрытые причудливым блудом губы. В их ушах, ноздрях, сосках и даже на копчиках звенели ржавые грубые кольца, какие вдевают обычно в скотину.
Шалые от твердой почвы под ногами моряки, осоловелые от пива солдаты и вонючие, все в чешуе, гнилозубые рыбаки швыряли монетки — мелочь лихо звенела, катясь по столу кассира, — и проникали за этот забор, в лабиринт чудес, шлепая по густым кофейного цвета лужам из нечистот.
Еще пивко и водочку они подкупали здесь же у входа, в кассе.
Совсем дети и почти старики, костлявые доходяги или огромные, изрытые ямами жира туши, — из клетушек они сонно следили за появлением их, — и на этот неторопливый привычно глумливый выбор.
Вот, хлопнув, брезент опускается… Теперь мы не видим, — мы только слышим!
И, кажется, мы молчим о том, что несется оттуда, да…
…После таких мечтаний я выходил из леса, из-под сени шершавых сосен и сквозного лабиринта орешника, к огромному полю. Оно поднималось на взгорок, за ним не было видно деревни, в которой мы много лет подряд, пока я рос и взрослел, снимали дачу. Над полем текли облака могучей причудливой лепки или стояли серые тучи, полные набухающей тишины.
И я, подросток, все продолжал мечтать, я был в душе Бальзаминов. Но Гитлером становиться я все равно не хотел ни за что на свете! В этом мире моем не было никаких мучений, — одна лишь животворная, как в хлеву, как на этом унылом, усталом поле задумчиво-добровольная, но густая грязь.
Вот такие порождения моего вырожденья, воображения и мечты, что натирали себе мозоли разврата в тесных клетушках, — все они были учтены, записаны в картотеку, и я особенно ясно представлял себе эту сладострастную картотеку, эти кусочки бежевого картона с фотографиями и послужным списком, — перечислением, однако ж, всегда таким вроде бы выразительным:
8.09.1953 г.р.
Статус. Главпидар борделя для з/к лагеря № 12.
Характер. Осторожный, рассудительный, хитрый. С вышестоящими услужлив и умеет сохранять свое достоинство. Умелый, толковый сексот. Пользуется абсолютным авторитетом среди подчиненных. Предпочитает анальные и оральные контакты с партнерами в позиции акта, а также имеется выраженная склонность к сексу с животными (свиньи, собаки).
Внешние приметы. Р. 170 см, в. 60 кг. Член 12 см, в залупе 2 шарика. В ушах по два кольца, по кольцу в обеих ноздрях. Сеточка и цепочка на яйцах. Анус затыкает старыми трусами. Татуировки на лбу, плечах, руках, ягодицах и груди. На лбу наколка: корона из поднятых членов.
Послужной список.
8.09.1953 — 1.01.1955 — ясли № 2 г. Устьсысольска.
1.011955 — 1.01.1960 — дет. лагерь «Лески».
2.01.1955 — 15.02.1956 — раб нач. лагеря капитана Довольцева Г.Р.
15.02 — 4.11.1956 — раб завхоза лагеря старшины Романюка Д.С.
5.11.1956 — 3.05.1957 — раб ст. серж. Дрынкова И.Ф.
3.05.1957 — 31.08.1960 — пидар борделя ВОХР лагеря «Лески».
1.09.1960 — 31.06.1964 — интернат-бордель № 12 г. Устьсысольска.
31.06.1964 — 12.08.1967 — раб капитана Сапуновского В.Т.
12.08 — 8.09.1967 — пидар сортира № 8 г. Устьсысольска.
8.09.1967 — 9.09.1981 — служба в В.С.
9.09.1967 — 12.09.1969 — пидар солдатского борделя № 4 г. Устьсысольска.
12.09.1969 — 15.10.1971 — пидар борделя заставы № 15.
16.10.1971 — 5.03.1973 — пидар солдатского борделя № 2 г. Устьсысольска.
5.03.1973 — 27.05.1976 — второй зам. главпидара солдатского борделя № 2 г. Устьсысольска.
27.05.1976 — 18.09.1977 — первый зам. главпидара солдатского борделя № 6 г. Устьсысольска.
18.09.1977 — 9.09.1981 — главпидар солдатского борделя № 8 г. Устьсысольска.
10.09.1981 — 13.10.1983 — первый зам. главпидара сортира «Центральный» г. Устьсысольска.
13.10.1983 — 22.02.1984 — второй зам. главпидара гостиницы «Дорожная-35».
22.02.1985 — 5.07.1989 — раб воен. пенсионера Григорьева В.К.
5.07.1989 — 29.12.1992 — первый зам. главпидара гостиницы «Портовая-6» г. Устьсысольска.
30.12.1992 — 10.11.1995 — главпидар гостиницы «Дорожная-20».
10.11.1995 — 1.01.1998 — главпидар борделя ВОХР лагеря № 12.
С 10.11.1998 — главпидар борделя для з/к лагеря № 12.
Поощрения.
20.07.1965 — наколка «Любимчик» на правом и левом плече от капитана Сапуновского В.Т.
2.11.1970 — наколка на животе: «Блядь, что надо! И дерьмоед он у нас теперь отличный! Лейт. Софронов Р.М.»
5.03.1974 — наколка: медаль «За отличные отсосы. 8-й батальон». 20.05.1975 — наколка на левой ягодице: «Жопа — охУенная! ДМБ-75. Ст. серж. Ариманов Т.У., серж. Усыськин И.В., Гаврилов Р.А., мл. серж. Ерофеев Б.Н., Тупицын Г.С., Армфельд С.М., ефрейтор Гнездиков Т.Ф., рядовые Высоцкий Д.В., Родимцев П.К., Лармонов Д.С., Ветамаа О.Г., Урумбеков Г.О., Джоридзе Г.Е., Федорчук С.Л. 20.05.1975».
3.10.1980 — наколка на правой ягодице: задница, обрамленная лавровым венком и надписью «А сечет, пидар, как ебаться! Прапорщик Довженко С.С» 9.09.1981 — наколка на груди: «Отлично служил в В.С. Ст. прап. Первенцев Р.Ф.»
2.01.1989 — наколка на темени: «Ты, лапушка, я тебя не оставлю, бля! Виктор Кириллович».
1.01.1998 — наколка на щеках: «Жалко зэкам отдавать, да надо понимать новые, бляха, кадры! Прап. Авдеев В.А.»
Взыскания
12.08.1967 — наколка над верхней губой: «Надоел ебосос говножопый!».
11.09.1969 — назначено 50 ударов плетью за неумелые действия во время сеанса копрофагии.
13.10.1983 — содержание в выгребной яме на семь суток за изнасилование овчарки Угрюма прапорщика Фокеева Т.А.
12.09.2001 г.
Зам. нач. лагеря № 12 по работе с персоналом
прапорщик Авдеев В.А.
…Рамо отзвенел и умолк, и уснул, как цикада; ночь уже такая темная, хоть и июнь…
Сейчас выпью феназепам.
Ах, какой странный сосед у меня за стенкой: коренастый сухой мужик лет под сорок, смуглый, конопатый и весьма характерный! Он ходит в задрипанном и все-таки аккуратном. Он не похож на дачника, даже и на местного, — так одевались в выходные дни трактористы или, как они сами себя называли, ме-ха-ни-за-торы, лет тридцать тому назад. Василич (лесник, хозяин), сазал, что это его «сродственник», и я, каюсь, почувствовал себя какой-то Зинаидою Гиппиус при этом мило исковерканном слове. Меня жутко привлекают его тяжелые серые сапоги, которые он носит даже в такую жару, и лицо, конопатое и всегда сосредоточенное, серьезное. Но здоровается он первым, и эта вежливость в нем трогательна и приятна, особенно когда я стою среди цветов, а он мимо проходит и очень старается меня не задеть.
Я был бы не прочь подружиться с ним, чтобы услышать его рассказы о своей, возможно, такой увлекательной жизни. Но ужасней всего, что тогда пришлось бы, наверно, с ним пить, а я не выношу алкоголя, у меня даже от шампанского голова раскалывается.
Боже-боже, — жизнь всегда состоит из таких вот несостыковок…
Но снотворное, кажется, действует… улетаааааюуу…
Взгляд извне и вовне
Маленький домик спит, в небе луна. И кто-то видит этот домик на опушке, как на ладони, выглядывающей из глухого и слишком длинного рукава черного леса. Птицы спят тоже, — тоже впали в беспамятство, спрятав голову под крыло, в кисловатой тесноте своих гнезд. По их чутким векам проносятся извне светящиеся точки. Точки то сливаются по две, по три, то снова распадаются и редкими искрами проносятся все куда-то, куда-то.
Какие-то из них падают через трубу, как в копилку, в домик. Возникают лица, «фрагменты тел», кусочки жизней, — все ненужный, усталый какой-то сор.
Сон — сор — сюр…
8.04.1974 г. р.
Статус. Девка борделя для з/к лагеря № 12.
Характер. Влюбчива, истерична. Была инициатором кастрации. Авторитетом ни у кого не пользуется. Любит лизать обувь клиентов и персонала.
Внешние приметы. Р. 167, в. 57 кг. Удалены член и яички, нарощены груди. В носу три кольца, щеки проткнуты прутиком белого металла, На правом бедре наколка: «С Новым годом, с новым полом!». Анус и влагалище ничем не затыкает. На ягодицах наколки с изображениями лесбийской любви.
Послужной список.
8.04.1974 — 11.07.1976 — ясли деревни «Ковровка».
12.07.1976 — 20.05.1981 — дет. лагерь «Василек».
12.05 — 15.06.1976 — раб зам. начальника лагеря ст. прап. Судаковой В.С.
15.06.1976 — 24.10.1977 — раб библиотекаря прап. Горюнковой С.Т.
25.10.1977 — 2.03.1978 — раб ст. серж. Ферончикова С.С.
12.01.1978 — сделана операция полной кастрации, преобразован в девочку.
2.03.1978 — 1.02.1980 — рабыня нач. лагеря ст. лейт. Офоросимова К.Н.
2.02.1980 — 20.05.1981 — блядь борделя ВОХР лагеря «Василек».
20.05.1981 — 29.06.1998 — служба в ВС.
20.05.1981 — 8.04.1983 — девка офицерского борделя № 2 г. Устьсысольска.
8.04.1983 — 10.09.1984 — рабыня воен. пенсионера Ропщука Н.Г.
10.09 – 20.12.1984 — рабыня воен. пенсионерки Ухалякиной г.В.
20.12.1984 — 18.07.1985 — рабыня ст. прап. Бегичева С.Ф.
18.07.1985 — 12.03.1988 — девка солдатского борделя № 4 г. Устьсысольска.
12.03.1988 — 2.01.1990 — девка сортира № 6 г. Устьсысолска.
2.01.1990 — 1.05.1991 — девка борделя заставы № 2.
1.05.1991 — 22.03.1994 — девка борделя заставы № 7.
23.03.1994 — 12.04.1995 — рабыня деревни Касторовка.
12.04.1995 — 1.06.1996 — девка солдатского борделя № 16 г. Устьсысольска.
2.06.1996 — 12.03.1997 — девка борделя заставы № 23.
12.03.1997 — 29.06.1998 — девка гостиницы «Портовая-5» г. Устьсысольска.
29.06.1998 — 19.02.1999 — девка борделя ВОХР лагеря № 12.
С 20.02.1999 — девка борделя для з/к лагеря № 12.
Поощрения.
1.02.1980 — вытатуирована на животе надпись: «Сла-аденькая, сюда!!!»
12.02.1984 — татуировка на ягодицах: «А сюда нельзя, что ли?»
8.03.1984 — татуировка на груди и плечах: «Поздравляю мою дурочку-дырочку!!! Даж три дырочки и одну дурочку!!!»
29.06.1989 — татуировка на шее: «Блядовитость 100 %!»
Взыскания.
18.07.1985 — 1.02.1986 — разжалована в унитаз за дерзость. С 20.08.1985 разрешено жить с кобелем Мухтаром.
2.03.1992 — 50 розог за истерику. Содержание в течение месяца в выгребной яме.
30.03.1994 — 25 розог за приставание к колхозному быку Ваське без разрешения пастуха.
30.01.1999 — 25 розог за небрежность.
2.10.2001
Зам. нач. лагеря № 12 по работе с персоналом
прапорщик Авдеев В.А.
А в автобате было много че интересненького особенно приколы ихние. Приколы были необидные и чаще без боли а еси я друг выть начинал, то старший сержант Рожков давал пизды кто мне больно делал или там че не то придумывал… Просо грил такому умному: не порть имущество сволочь, или: не порть сука-ля имущество кому сказано, или: я лять тя самого ща в имущество оприходую на хуй! Он мня зачем-то имуществом называл а не как остальные танькой или там пидаром гнойным када я не нужен уже становился.
А сам он был рослый конкретный мордатый мужик этот сержант Рожков с-под Харькова хохлы тада были с нами и Союз ще не распался и был порядок вот тока жрать было нечего.
но мы седа че-нить да находили.
хуй у Рожкова был ужас нежный чуткий небольшой не как весь остальной амбал. Но спермянка у него была скусная прям сметанка густая и сладкая потому он луче других питался и никада не дрочил в одиночку не то шо эти «духи», она вода да и той клоп нассал, — хрошо хоть шо седа по-бырому.
Я сразу заметил шо сержантская спущенка скусней, и у «дедушек» тоже. А у душар инода и стояка толком нету до того они задрочены и к службе еще не привыкши но туда ж, — тоже пидаром гнойным дразнились, но редко им «деды» особо распускать язык-то и грабки давали. А Рожков ще и следил шоб они подходили ко мне за еблей чеканя шаг как к знамени части как к мазолею даж, а посе грили б мне пасип и птом бы рапортовали ему б шо задание командования выполнено. Тада Рожков грил обычно молоток или пшел нахуй блять разбудил опять сука. А они отвечали одно и то ж служу совецкому союзу. И на цыпочках отходили к своим койкам.
И еси Рожков и «деды» уже дрыхли, то ругие (не «духи» а «черпаки» обычно) ебли меня с извращеньями с приколами в уши и в буркалы или заставляли из старого сапога ссаки всего отделения хлебать. Я зметил: самые борзые на изъеб не «деды» (они уже сильно ленивые и у них бабы имеются) а именно «черпаки» вот.
а «деды» до того лядь ленивые спускали се на сапог и велели слизывать а в глотешник прыскали тока бабам принципиально или им же в пизду оч часо. У меня с бабьем там была конкуренция. Но Рожков любил ебать меня конкретно потому чуял шо я его люблю а не просо так. Сунет пальцы мне в рот сзади обымет и ну дуплешник мне драть во се стороны. Очень основательный был мущина!
именно в армии заставили меня впервой лизать пиздень бабе особенно еси баба сикала. Там была она очень опытная старая баба уже под тридцатник но ей-то на самом деле нравился тока живой настоящий хуй реальный можно сразу четыре а сама была ся уже как доска.
А другая девка была молоденькая веселая и сиильно визжала, — тока числом солдатня ее унимала, то ись заставляла ее заткнуться; потому на двадцатом она седа точняк хрипела уже и схлипывала еси была возможность еси не в рот… А звали ее зачем-то Тайга она из дому сбежала и к части прибилась нарочно с детства мечтала; солдаты ее от начальства прятали и пялили лишь украдкой иначе бы офицерА их бы самих заебли. Тайга ж была малолетка. У нее была рыженькая пизда волосы в смысе ТАМ а на башке волосы почти белые были русская красавица как сазала бы Владка. И ще Тайга очень любила ладикалон лакать и становилась от него прям сосем как дурочка пизданутая. И я от ее ссак заседа хмелел потому они тоже ведь были с градусом.
Но изо сех Рожков очень любил тока меня а еси ебал Тайгу то меня под нее раком ставил и у него выходило сразу три дырки к услугам две Тайги и она моя; и еще другая моя еси бегать.
Так он мог хуем долго и как сам грил с пристрастием «путешествовать».
а када старлей Кирпичев узнал про Тайгу он так присцал шо стал перед сем взводом руками разводить быдто плыл и гундосить: так же ж низя ну никак низя дорогие тварищи ни у коем разе; это ж армия же ж у пизду!
Рожков тоже присцал малька шо Кирпичев его засадит даром шо старлей такой старый и беспомощный был мудак, тока словами трандел как толчок поломатый булькал се: импотяга ясен пень и нам сем канешна завидовал!
но тут Союз екнулся чисто-конкретно, начали сех сокращать Кирпичева поперли тоже он сапоги хромовые покрал много пар и жена его из них турецкие пижаки на продажу шила а таже он был за депутатов а не за Ельцина интересно какой у Ельцина хуй думаю шо отличный. Он хоть и старый пердун но и терь поди ще поебывает. А че ему?.. Может его китайцы клонирували. Типа кловун теперь он и у него началась типа вторая жись…
Ну а тада начальству ваще стало не до Тайги. Так она и осталась насосем при части…
Вот и я про то же: в армии у нас прям они извращенцы!
Че-че?.. Еще ужасней? Извращенец на извращенце и извращенцем лядь погоняет?..
Ну я ж с вами и не спорю мало ли как в жизни ващет бывает!
Вам канешна оно видней…
Лысый Мудак и лесник Василич-1
С утрянки я раньше Николы оклемался и осморелся. Комнатка тесная, тока в ней кровать жележная с шарами и стол у окошка, а под им табуретка а ее с-под стола высунь и ваще не повернуться ля. Ясненько я опять на полу жрать верняк здесь буду. Но эт меня не пугало. — я ж ведь жил у садиста Анто- — не, Андрюхи все же а Антон после был и был он мазох ващет, — дык Андрюха у меня в тубзике ноги мыл. Так шо я привыкши и не такое видали!
ну кроче на терраске тоже столик плитка лектрическая и полка с посудой. Хуя лысого че возьмешь! «Бедность не порок но большое свинство!» — так Владка седа грила када нас обоих обеих кроче мужик поебет а посе оной конфеткой на двоих расплачивается быдто конфетку можно два раза спользовать.
Но я отвлекся потому был ведь очень классный красивый день верней утро вернее рассвет тока самый ще и се вокруг красное от солнышка и птицы свистели как блять ментура тада на Савеловском рынке при шмоне, заливисто, и деревья цвели в смысе яблони там вишенки сякие. Много сего весной и летом цветет и пахнет хуй проссышь се названия. А осенью ни хрена не цветет тока красные и желтые цветки на клумбах в городе но они блять такие шо их рвать ващет бесполезняк никто ведь не купит.
Ну, вылез я на крылечко раз так; там холодно ще наруже дуба дать ващет можно а от росы се сверкает прям как сопли и запах та-акой!.. Заебись крррасотища на хуй! Владка трандела шо красота эт то шо тока и ебет наше сердце. И ще она грила быдто красоту лишь пидарасы по-настоящему чуют, — не тока хуй но и сю природу там, музыку. Ну, нащет музыки я точно не знаю не особо пробовал а природа и хуй хороши блять базара канешна нету, — без пизды просо прекрасные!..
огляделся я, принюхался и тут за цветками увидел лысую балдень с острым темечком, на сонце она прям сияла как кафель в сортире а уши се были красные-красные на просвет быдто солнышком подожженные…
Но я тока на затылок и на оковалок его жирный мог пялиться, потому ебососом балда была от меня отвернувшись и цветки на яблоне нюхала.
И я сразу просек шо это пидар ля или чокнутый!
Я тут спомнил: музон его Никола точняк сазанул быдто в тазик ссут. Он бы ще комаров наловил бы б и се на залупу под целлофан нахуячил бы. Так делают я слыхал…
Они б хоть сосали б лядь! Но шоб этот зуд слушать за просо так!.. Ясен корень: мужик отъехавши.
а нету ниче стермней када и пидар и двинувшись. Потому во де тада извращения сякие вот када когти нашему брату рвать надо не оглядываясь уебывать в пизду в рот и в жопу!..
и радоваться ще еси яйцы не в носках чмокают…
У меня был один такой случай, ща рассажу. Я с им в электричке познакомился. Такой весь худенький черненький тихий такой, одет чисто очень и грит: пацан а пацан (я пацаном ще был) у меня тут дача я на дачу еду че те на вокзале гужеваться-то или под кустом поди, - айда со мной накормлю и се прочее.
Ну про се прочее ясен пень.
Я подумал ще лошистый вконец, сильно доверчивый. Но вряд ли че возьмешь у такого на даче-то кроме ватника: не на мерсе ж он рассекает, на электричке, как се. Ясно не сильно башлястый он.
Но я жрать хотел и сследывал прада ли хуй у МУЖАКА на голову его седа походит, совпадают они у него и потому мне надо было седа много мужаков для проверки. Када я посе Владке сазанул про это про се, она стала ржать шо есь такой фильм Проверка на дорогах, но Владка дура ваще сякой поеботины за саю долгую жись нагляделась сука, а про самого Шварценеггера трандела шо он чмо бесталанное и башка ваще мелкая (намекала шо так же и хуй). А я Шварценеггера обожаю Мущщина Моей Мечты; я Владке за Шварценеггера в ебосос аж харкнул до того дура лядь ни хуя про кино не волокет, мандавоха мандень гнидская! Ну мы сцепились тада, чуть парашу не опрокинули…
Кроче я с тихим с этим таким с чернявеньким с таким с приятным и забурился на ночь глядя с им на дачу его. Поню, пиздюхали мы эдак от станции через лес а у меня се в башке крутится шо он ванпир ща каак кинется даром шо молчаливый и походочка легкая быдто он се время неслышно приплясывает.
а я быдто заколдованный был, — ну и пришьет ну и хуй со мной. Разу се так ясно, я как бы со стороны се вижу а мне се похуй. (Так жмурики на нас зырят. Они ж кругом седа шастают я ведь знаю не идиот…)
Ну причапали мы на дачу к нему, дача маленькая, а на терраске на гвоздике тока ватник висит. Я разу понял шо нет тут ниче кроме может смерти моей…
А он такой сосем легкий стал Паша звали, такой вежливый и быдто не замечает мня отъехал точняк малька.
Я тада шоб обстановку разрядить как-то и грю:
— А пожрать ба как?
— Да-да; будешь, конечно…
— А вы?
А он так на меня зырканул удивленно и даже испуганно и ниче не сазал.
Тут я конкретно въехал шо он же ж псих!
А он передо мной прям из холодильника два огурца на стол хлоп и хлоп! И не запить ни хлебца…
Я огурцы стал грызть безо сякой радости а он вокруг похаживает напевает инода рукой по балде мня гладит. И даже не гладит а просо проводит так тихенько как моль пролетает…
Тут мня прям прошило аж: надо самому перьвому! Я и грю: а машина у вас есь? — Есь граж, — отвечает задумчиво. А я: а какой? Покажьте!..
Он так присцал быдто я за яйца его в темноте схватил.
— Че, прям щас? — спрашивает, а голос у него сосем припизднутый.
— А че тянуть-то? — и такой я отважный прям стал, прям как гвоздик в жопени у мня скребется а мне тока от етого весело.
Ну он сосем растерялся а птом как из омута на мня черного глянул и грит очень тихо прям торжестенно:
— Пшли!
Ну вышли мы в ночь а уже тенотища начало сентября и он в этой тенотище как сгинул нах…
Я сросил:
— Паэл, идти-т куда?
Молчок!
— А, Паш?..
Обратно молчок.
Тада я подумал шо может оно и лучше, — может, ща дернуть а? Но тут он как подслушал лядь хлоп на мня прям из-за спины сука кинулся налетел! Весь колотится весь шипит аж до свиста; цепился не почти шо в глотешник и мы покатились и покатились и подкатились к бревнам каким-то шо ль или угол дома там был. И я тож ведь его обхватил сииильно так! Я ж сек шо ща бля помру нахуй шо дам дуба бля и сильный бля стал как поемши и хлоп его спиной и балдой о бревна, — хлоп и хлоп, хлоп и хлоп потому задыхаюсь уже и се ремя мня мутит блеать тянет он же ж хрипит но горло се держит сука се жмет; а я хлоп-хлоп-хлоп-хлоп!..
и че-т хрустнуло у него и кроче он вниз стал сползать и грабки ослабли и птом холодные сосем стали.
Ну я поал шо пришил маньяка и надо когти рвать срочно; я тока по даче слегка прошелся по-бырому а зять зял тока обратно нижку. Потому я нижки люблю ужасно обожаю прям как мудак какой чокнутый а она как раз про пытки ся оказалась интересней кроче и не бывает!..
Нигу зял а из конаты выти стремаАААюсь лядь! Друг он там в теноте ожил и ждет мня поджидает? Жмурики бывают сильно опасные!..
Но пресилил я ся вышел: тьма охуенная! Я тада шлеп на землю и пополз по дрожке потому ясен пень де трава там нету выхода.
тока де земля голая там и клитка быть может.
Ну кроче полз я полз полз я полз полз я полз, тут друг хлоп — нога в кроссовке! Ясен пень его мертвяка нога-то! Но жмурика раздевать я не стал, пасно итак я вон нижку какую зял зато у него! Начитаюсь терь до опизденения тока бы выжить щас…
и тут мня такая мысь глюкнула сранная а че у жмурика хуй точняк уже не стоит ни в какую? Пиздец типа котенку?.. Но я се это тада ведь сследовал любопытный был молодой, се в перый раз спробовать самому охота ж…
Не, хуй у него был сосем скукоженный я даж не въхал какой он при жиси был. Но сосать постремался: друг он мня по балде охуячит или душить начнет? С трупака какой ведь и спрос…
Кроче я ще прополз малька и ебососом прям в калитку втерся. И она приоткрылась!
и так потянуло из-за нее свободой ля, ночью!..
Вылез я наружу и разу в лужу ух, и нижку выронил! Быдто не выпускал он… Но я разу ее нашшупал и вытянул не уходить же просо так порожняком. И с ей весь грязный сука я в ночь уебал.
В лесу под кусом уснул. И сю ночь лядь сильно трупака лядь стремался. А очухался наутро, — ниги и НЕТУ! Скал-скал, — нету и се!
А вы грите жмурики се сокойные…
Ну и думайте се че хотите. Я лично другого нения.
Че-че? Я про Лысого Мудака лядь начал? Ну да, значицца Лысый Мудак; я терь о нем расажу, а таже о леснике Василиче. Екарный бабай во Мужиик оказался!.. Но се по порядку а то опять собьюсь…
Лысый Мудак и лесник Василич-2
О, я не выношу мучительства! Русская душа (душа россиянина) склонна к мучительству и мученичеству, склонна к достоевщине, которую я «терпеть ненавижу», как говорила несчастная наша Дюймовочка. Дюймовочка вообще-то была под два метра, и все это было ужасно, ужасно, вы только представьте себе: в вас лезут двумя по 30 см и ТАМ, и в ротик… И оба — латекс с присоской, а подлинный был у него средних размеров, это все не то, и ужасно. К тому же (к несчастью) он был извращенец и кончал, только когда я блевал ему на колени.
Почему это его так восхищало, сказать не берусь. Наверное, ощущение тепла, — тепло нам всем всегда почти нужно. Но «почти» — это не каждый час, и я тут просто душой отдыхаю, на этой даче; хозяин редко меня беспокоит; сосед тоже, увы, какой-то странный, я все время один, — но нет, не один, здесь природа и музыка, мой Рамо…
Я читаю любимых «Гендзи», Сенагон по утрам я даже гадаю по ним, какой будет день, открывши на любой странице.
Сегодня выпало вот это: «Кто знает, что произошло? Отношения меж ними были таковы, что никто и не заметил бы перемены. Но наступило время, когда господин поднялся рано, а юная госпожа все не вставала».
Ах, какое роскошное утро, — все в цвету, все облеплено этими мокрыми хлопьями, зеленовато-белого снега, все ветки!.. Как соразмерно на тонких, но цепких, хватающих воздух и свет ветвях расположились острые молодые листочки, и как апогей их юности, – эти сладкие взрывчики пышных белых бутонов!
Сразу вспомнился Вертер мне, а также немецкие романтики, особенно Новалис. Не помню уж, кто из них — Новалис? Шамиссо? – прогуляв всю лунную майскую ночь под цветущими теплыми ветками, пустил себе пулю в лоб. Жить дальше, видеть дальше и обонять значило для них просто ветшать и РАСТРАЧИВАТЬ…
А теперь вот и я, старый пень или нечто, близкое к этой растительности, стою под цветущею грушей в длинном сарафане рисунка Кандинского и в резиновых красных калошках, потому что роса, потому еще, что стесняться уж нечего… Я брит на лысо, а на толстой и белой шее моей — эти цветные деревянные бусики. (Это всегда подспудное у меня стремление выглядеть бандершей, — но сейчас не шикарной столичной, портовой бандершей, гамбургскою, а простенькой, совершенно подмосковной и дачной. И по-умному, тактично отдаваться местным жителям, которые, наверное, и понятия не имеют, что такое грамотно и с душою сделанный минет или розет, или фистинг, или римминг, или ватер-спорт…)
И вообще. если меня станут теперь трахать в попу, то мои пухлые волосатые груди будут шлепать о мой животик, как совершенная я прям женщина, уже пожилая, УМНАЯ, опытная, — золотая осень, нежданно прекрасное самочувствие, воздух свежий; внезапно обломившийся мне отличный хуй, — молодой человек запомнит меня надолго, пожилой будет благодарен вдвойне, втройне, — деньги, пожалуйста, на комод под кошку.
И вот уже я кажусь себе кораблем, — в безграничном синем просторе меня лижут теплые течения ласково, как собаки, а холодные проскальзывают, как змейки из-под коряг. А льды… Ну, пускай уж и льды, эти айсберги, эти сверкающие посланцы небытия или посмертного, может, преображенья, или фантомы воображения. Или идеи космической, надчеловеческой и надкорабельной какой красы, надмирной, божественной, не доступной утлости нашего сознания и телесного бытия…
Под цветущими ветками я кажусь себе фрейлиной Сенагон, которая так точно, так верно, прямо, как Ленин, позавчера при моем гадании отметила, что «весной самое красивое — заря. Как красивы тонкие лиловеющие тучки, тянущиеся по небу в тот час, когда все ясно и яснее выступают постепенно белеющие края гор».
Гор здесь, в Ромашкове, у нас пока еще нету, зато сейчас много цветущих деревьев. К тому ж дополнительное обаяние местности, некую даже таинственность, сообщает то, что за стенкой очень мужественно похрапывает сосед, хотя Вадим, к примеру, меня б за него на смех поднял: «Пгостой пастух! Пастушёк, — мооденький-мооденький!..»
Ну, положим, увы, уже вовсе и не такой молоденький. Но ебать еще может!..
А про Ленина в связи с Сенагон я не просто так ведь вспомнил. В последнее время у меня ностальжи по реалиям совьетик: Ленин мне вовсе больше не кажется уж прямо чудовищем, как говорит Вадим, ведь его окружали такие красноармейцы, матросики!.. Красногвардейцы тоже, наверное, были ничего себе, но дети рабочих окраин, испорченные миазмами города, они были не так простодушны, как бывшие деревенские мужики — солдаты-окопники, а кроме того, из-за несвежего фабричного воздуха и ужасных условий труда у них могли быть проблемы с эрекцией.
Или, как говаривала Дюймовочка: «Нервотрепка столичной жизни…», — и мне ее очень жаль!..
Совсем иное — простой мужичок, я для него — как редкая бабочка из щедрых тропиков. Я сяду ему на темный и узловатый палец с ногтем, похожим на бежевое копыто, и он удивленно замрет, а потом осторожно, робея, на меня тихо подует. Совсем, как крестьянские детки на картине Венецианова…
Главное, чтобы он чистил зубы, потому что гнилые зубы пахнут очень нехорошо.
Хотя ведь некоторые — та же Дюймовочка, например, — находят большую радость в гниении, в грязи и в распаде. В Берлине Вадим даже катался по полу в клубе, где все мочились. Но это либертинаж, хотя отчего бы и не попробовать, он все время зовет меня на эти partys свои. Однако же мы не в Европе, и мне неловко представить себе возможные последствия от таксиста. А если сразу все смыть еще в ванне, еще до выхода из квартиры, то и какой эффект? Только миг и пустой пролет времени…
И вот я, как Сэй-Сенагон, стою под цветущей, кажется, все-таки грушей и чувствую дивной красоты сложность мира. Ах, сложность его может показаться нам и другой стороной; жизнь может вмиг повернуться к нам задницей! Но лучше об этом не думать, а вот, скажем, погружать взор и носик в цветы, росистые и сквозисто-солнечные, — и тоже, по сути, члены…
Люди смеются по поводу этой моей фиксации на членах, но это одно их жеманство, одно лицемерье толпы бессмысленной и жестокой. Ведь члены везде, повсюду, на каждой ветке, а подспудно — и на каждой странице!.. В каждой трубе и луже, ибо это единственно доступный проход в жизни от жизни к жизни, — важно, чтобы он оказался не тупиком, не бессмысленным лабиринтом, и не слишком коротким, и не слишком узким. Конечно, и соломинка — тоже член, пусть и бывший. Но даже и всем стогом ебать себя не так приятно, как, скажем, живым, настоящим, ПОДЛИННЫМ, полным соков, которые исторгают звуки из обоих нас. И длинным, и длинным, чуть загнутым, — о да, о да!..
Лысый Мудак и лесник Василич-3
Я тока тут зметил шо он в сарафане и как он в ем дуба не дал холодрыга же! Видать, мужик закаленный и оковалок как у боксера в смысе: который дерется мужик, а не собака хотя и у собаки боксера загривок крутой дай-дай! Я ж боксеру в смысе собаке сосал но это было дано на даче у Пал Егорыча, хороший мужик башлястый. У него седа на лето было два пацана дин для него самого, а торой для Пьера, собаку боксера Пьером звали. Но меня оттудова по-бырому выперли, потому Пьер этот говнистый мня в дуплешник отказался ебать такой лять капризный кобель!.. А отсосать ему мог и Васька он лично при Пал-Егорыче ваще числился, покудова Пал Егорыч не найдет пацана у кторова Пьер и жопец оприходует.
Лять, избалованная скотина был етот Пьер!..
Его Пал Егорыч назвал Пьером из-за оного ранцузского писаки, я его нижку у Пал-Егорыча ясен корень скрал када меня уже точняк выпирали и птом стал читать и ни хуя не въехал! Роде порево там без продыху, тересно ж, а хуй проссышь кто кого и че и зачем все это так писать не прошибу я! Се рано как скозь закрытую дверь ебаться. «Тяжело и нелепо», — как грил седа в таких случаях Пал Егорыч.
Пал Егорыч сам был шшупленький как пацан дохляшка, соплей лять перешибешь, но у него два охранника были кторые его поебывали и еще водила, а пацан Васька (Пал Егорыч его гаменом звал, кликуха какая-т сраная), — вот Васька конкретно для порева уже со стороны смого Пал-Егорыча кантовался там.
А ще Пал Егорыч сбирал картины про Ленина и про сициализм, как мудак кому это надо-то? Поди ему нравилось шо Ленин сам был метор с кепкой а какой кипеш учудил по сране шо его аж закапывать отказались!..
Кроче дурдом и класс шо я оттудова съебался с нижкой и воремя.
Лять ну че за срана у нас за такая: тока присроился у хрошего чуловека, у Николы лять, а тут и у него за стенкой изращенец жирный и закаленный и в сарафане и лысый, — полный боекомплект как грил каптан Лапиков! (Лапиков Смён Терентьич – кум при первой ходке моей. Мы ж круглые пидары имели право стучать и были даже должны и он нас к себе вызывал; вызывет и выебет посе доклада в ротешник через резинку седа. Ну хуй у него маленький был пыпетка сраненький писюлек, а он засталял ему на него гандон седа нацеплять. Покуда мнешь хуй, хуй и станет. Но се рано на полувзводе лять. Он таже любил шоб ему жопу лизали но шоб язык в резинке был тож. Зачем такое-то зращение я не въехал…
А глазки у кума были злые-презлые прям крысенячии тока он нам ниче плохого не делал а даж конфетки давал. Владка трандела шо кум мечтает шоб его смого в дуплешник оприходывали почему у нас седа и язык в гандоне. «Но он боицца онаружить свои истинные намерения!» — все трандела Владка и ЖАЛЕЛА го! Но тока хуя лысого она кого пожалеет Ладка-то эта; она тока так надсмехалася над семи ниче святого истеричка долбаная!..
Очень большое ГОВНО еси-чесно…
Наши се ващет говнюки те еще но это нерное. Еси б пидаров уважали они б луче были б верняк и не жлобились бы так при оплате… А то ты ему и то и сё, и ВСЁ а он тебе заместо капустки-т — в харю или под дых. Сякое ведь бывает, да и какая работа не редная еси канешна душу вкладывать а не просо так?
Я вот почти седа душу кладываю но кому это надо? Владка гадина се шутила: «Ты кладываешь душу в чужую жопу!» Дура, — я ж чаще сего СОСУ, граздо чаще чево другова!.. Это они кладывают се свое не туда мне а посе кидают а я мудошлеп терплю…
Очень гнидская у мня жись ваще-то…
(ПРОДОЛЖЕНИЕ, ЕСТЕСТВЕННО, ВОСПОСЛЕДУЕТ)