Игорь Мишуков (с) Рассказы

На дворе стояла рождественская ночь. Девочка Катя заболела. Она лежала в кровати под толстым ватным одеялом в своем маленьком домике далеко за Полярным Кругом. Жизнь девочки медленно угасала, как одинокая свеча, которая коптила на столе. Родители не смогли вернуться домой из-за страшного бурана, а бабушка была настолько слаба, что даже не смогла нарядить праздничную елочку. Бабушка тихо плакала в соседней комнате и молилась о здоровье Кати.

-Милый Господи! – шептала и девочка Катя. – Добрый Дед Мороз и веселая Снегурочка ускакали на своей упряжке и оленях из нашей полярной тундры. Они сейчас приходят в гости к другим детям, чтобы дарить им подарки, играть с ними и кружиться вокруг елочки. Пришли мне какого-нибудь друга хотя бы на минуточку, чтобы скрасить мой последний час.

И о чудо! Дверь на улицу распахнулась, и прямо из воющей пурги в комнату шагнул улыбающийся медвежонок.

-С Рождеством, девочка Катя! Меня зовут Мишуня! Я хохотун-медведь! У-у-у-у! – на белом пузике Мишуни сверкала настоящая, но теплая снежинка. Медвежонок нес на плече мохнатую елку. Его большие черные уши топорщились в разные стороны, и счастливая Катя рассмеялась до слез.

-Я принес тебе подарок, Катя! Он нематериален. Это рассказ про моего лучшего друга. Более того, я познакомлю вас, и мой друг станет и твоим другом.

Мишуня бережно достал из своей заплечной сумки маленький скукоженный кокон.

-Сейчас в эту ненастную погоду я разбужу своего друга, хотя собирался сделать это только весной, когда расцветают растения под небесную солнечную музыку - рассказывал медвежонок. – Наша жизнь - это божественное чудо и череда перевоплощений.

Девочка Катя с затаенной радостью и ожиданием смотрела, как Мишуня положил кокон себе на лапку и своим горячим дыханием подул на него:

-Жизнь моего друга - это чудо творения, состоящее из смены тела и совершенства души: сначала мой друг живет обыкновенной гусеницей, которая питается листьями, травой и пыльцой, потом он впадает в голодную спячку, превращаясь в кокон, и наконец…

Из кокона под тусклый свет одинокой свечи выпорхнула большая разноцветная бабочка. Она расправила свои крылья, в отражении которых комната заколыхалась всеми цветами радуги и световыми зайчиками.

-С добрым днем, Мишуня! – сказала бабочка.

-С пробуждением, Алька! – ответил медвежонок. – Я разбудил тебя раньше времени, чтобы познакомить тебя с девочкой Катей и встретить вместе Рождество!

-С Рождеством, добрая бабочка Алька! Извини нас, но мне было так одиноко, что Мишуня решился поднять тебя из постели, - девочка Катя сконфузилась, но была на седьмом небе от счастья. Девочка познакомилась с еще одним новым другом.

-С Рождеством Вас, мои милые друзья Катя и Мишуня! Я еще ни разу в жизни не праздновала Рождество и Новый Год, не видела снег и лед, не знаю, что такое настоящая зима, поэтому так же, как и вы, несказанно рада.

-Теперь надо наряжать елку, – сказал Мишуня, - но у нас нет игрушек.

-Я вам помогу! – ответила Алька. – Эй, жучки и таракашки, вылезайте из-под пола и щелей, тащите сюда разную всячину и хлам.

Куча веселых, пищащих насекомых и букашек высунулась из своих норок и защельных домиков на Божий свет. Они приволокли к елке гору разноцветных фантиков, катушек из-под ниток, лоскутков и бумажек. Мишуня украсил елочку. Алька села на самую верхушку, опять расправила крылья, как рождественская звездочка, и наполнила утлую комнату северным сиянием.

Мишуня потер снежинку у себя на пузе, и в домике пошел теплый мохнатый снег, что можно было даже играть в снежки, не застудив себе руки. Муравьи, таракашки, жучки, букашки и другие козявки взялись за лапки, начали водить вокруг елки хоровод и пищали какую-то свою, известную только им насекомую песню. Мишуня пританцевывал то мазурку, то гопак, то яблочко, то брейк-данс. Девочка Катя сидела на кровати под одеялом и хлопала в ладоши. Бабушка Кати зашла в комнату и не верила своим глазам. Она сначала чуть не упала в обморок от такого количества живности, но потом бабушка села к Кате на кровать, обняла внучку и уже просветленно плакала у Кати на плече.

Мир и счастье на минуту установились в крохотном, затерянном в тундре домике. Одинокая полная Луна смотрела, улыбаясь, в единственное освещенное в полярной ночи окно. Луна грустила, но вот и за ее спиной появились гости и ее верные спутники: арктические радужные всполохи. Семья белых медведей барахталась в снегу. Злобная росомаха остановила свой бег по торосам. Тюлень выпрыгнул из проруби на лед. Могучий северный волк поднял голову и завыл на Луну.

Мишуня и Клякса

Медвежонок Мишуня и его друг бабочка Алька решили погостить у девочки Кати.

Мишуня сделал себе из еловых веток и мха берлогу под кроватью. По ночам спящий в берлоге медвежонок тихо похрапывал и пускал счастливые слюнки. Ему снился мед и горячий чай с лимоном.

Алька пристроилась жить на электрической лампочке, висящей под потолком. Бабочка очень любила порхать вокруг светящегося и теплого фонаря. Она представляла себе лампу, как большой цветок подсолнуха.

Да и вообще, друзья любили, когда душевно и тепло.

Мишуня с девочкой Катей сидели на кухне и пили черный чай с малиновым вареньем из громадных блюдец. Они держали блюдца в руках и лапах, дуя на горячую воду, закусывая баранками. Алька сидела на самоваре и хлопала крыльями. Друзья хихикали. Маленький дом далеко за Полярным кругом был наполнен, как Северное сияние, всеми цветами радуги и счастья.

-Завтра я первый раз пойду в школу! – сказала Катя.

-А можно я с тобой? – спросил Мишуня.

-Вообще то, медвежатам нельзя ходить в школу, - ответила девочка. – Но ты особенный. Ты говорящий, веселый и добрый. Я возьму тебя с собой.

-Огромаднейшее спасибо, милая Катя!

Мишуня от радости почесал свое пузико, на котором сверкала снежинка. На кухне сразу пошел теплый приятный снег. Он падал на пол и растворялся, не образуя сугробов, льда и воды.

-Только с чем же ты пойдешь в школу? – сказала бабочка Алька. – У Кати есть ранец, пенал, ручки, карандаши, тетрадки. А у тебя ничего нет.

-Мы ему сошьем с бабушкой ранец из старого рваного тулупа. У меня есть запасная ручка. Карандашами и тетрадками я поделюсь!

-Ура! – закричали Мишуня и Алька.

За ночь бабушка Кати сшила медвежонку на ручной машинке «Зингер» мохнатый ранец из овчины. Рано утром за школьниками прилетел голубой вертолет, чтобы отвезти их в школу в районный центр. Бабочка попросила Мишуню и Катю взять ее с собой. Медвежонок спрятал Альку в спичечный коробок, сделал маленькие дырочки, чтобы бабочка могла видеть и дышать, и положил коробок в ранец.

Все вместе друзья летели на голубом вертолете. За штурвалом сидел красивый летчик в синей форме, белой рубашке и черном галстуке.

-Первый раз в первый класс! – рассмеялся летчик. – Вот уже и медвежата в школу начали ходить. Скоро бабочки, букашки и таракашки учиться пойдут.

Катя и Мишуня захихикали. Алька тихо-тихо сидела в спичечном коробке в страхе, что ее обнаружат, но и она зашелестела от удовольствия. Летчик не знал, что первая в мире бабочка уже сегодня впервые попадет в настоящую школу не в виде гербария и сушеного чучела, а как действительный вольный слушатель.

Наконец, в школе прозвучал первый звонок. Все дети разошлись по классам на свои первые занятия, в том числе Мишуня с Катей.

Друзья сидели за одной партой и слушали учительницу.

-Сегодня мы начнем учиться правописанию, - сказал она. – Дети, откройте тетради и достаньте пишущие ручки.

Медвежонок вытащил из ранца перьевую ручку. Он впервые в своих лапах держал этот предмет. Мишуня не умел писать.

Над открытой тетрадкой он попытался снять колпачок с ручки. Ему это удалось, но от растерянности медвежонок выронил ручку из своей толстой лапки.

Перьевая ручка упала прямо на открытую тетрадь. На первой чистой странице образовалась большая голубая клякса, которая расползалась по листу. Мишуня сидел, как вкопанный, и от ужаса не мог даже пошевелиться. Большое сердце медвежонка сжалось в маленький комочек и провалилось в самые пятки.

Вдруг клякса превратилась прямо на тетрадной странице в мохнатую голубую собачку.

-Привет! – весело прорычала собака Мишуне, тряхнула густой челкой на голове и забавно завиляла хвостом. – Я Клякса! Давай дружить!

Клякса бросилась из тетради к опешившему медвежонку. Она облизала своим шершавым языком Мишуне лапы, поцеловала в пасть и слегка, не больно, по-дружески, по-собачьи укусила за нос.

Девочка Катя увидела сценку поцелуев медвежонка с кляксой и звонко засмеялась. Бабочка Алька забилась тихим смехом в спичечном коробке, который Мишуня специально выложил на парту, чтобы Алька могла видеть все происходящее и сама учиться. Все дети обернулись на неожиданный смех и возню. Учительница подошла к парте друзей. Хитрая Клякса прыгнула обратно в тетрадь и растеклась по странице.

Мишуня покраснел от стыда. Вся его рожица и лапы были вымазаны голубыми чернилами. Учительница отправила медвежонка умыться в уборную. Когда он вернулся в класс, клякса уже была прикрыта розовой промокашкой. Мишуня закрыл тетрадь и убрал ее в ранец.

Изнемогая от ожидания, Катя, Алька и Мишуня добрались до своего домика. Им так хотелось снова увидеть голубую чернильную собачку, что они даже чуть не описались от нетерпения!

Друзья очень боялись, что собачка Клякса пропадет или так и останется обыкновенной неодушевленной кляксой. Сидя на кухне, Алька и Катя ждали с замиранием сердца, когда же Мишуня откроет свою испачканную чернилами тетрадь.

-Ап! – выскочила из-под промокашки Клякса.

-Але гоп! – гавкнула голубая псина и встала на задние лапы.

-Браво! – закричали девочка, медвежонок и бабочка. – Нас зовут Катя, Мишуня, Алька.

-Я Клякса Дцать Третья! Моя бабушка Клякса Дцать Первая дружила с Карандашом. Моя мама Клякса Дцать Вторая, как и я, дружим с Перьевой ручкой, хотя сейчас век Перьевых ручек и Чернил становится все более короче. Все переходят к Шариковым ручкам. Вот и мои сестры отказались от старого маминого метода.

-Подожди, Клякса, мы что-то тебя не поймем! – сказал Мишуня.

-А что тут непонятного? Я и весь мой род всегда были чернильными собаками, то есть собаками из чернил. Еще моя прабабушка Клякса Незабвенная работала с гусиными перьями, не говоря уже про всех прапрапра-Клякс. А слово Дцать в моем имени обозначает то, что мы уже и сами не помним, откуда вообще появились чернила и мы, чернильные собаки.

-Круто! – сказала Катя. – Давай с нами тогда дружить. Оставайся в моем домике. Только мы тебя в школу с собой не будем брать, а то ты опять всего Мишуню перепачкаешь.

-Вообще то, мы еще и цирковые собаки, - ответила Клякса. – Наша собачья масть любит веселые представления и розыгрыши. Я останусь, но только обещайте мне, что будем вместе после школы фокусничать.

-Обязательно! – зааплодировали друзья.

Специально для Кляксы бабушка сделала открытую будку-загон из старых газет, где могла бы жить голубая псина, не пачкая своей шерстью из чернил Катин дом. По вечерам друзья устраивали цирковые представления. Девочка Катя садилась на шпагат, крутила металлический обруч на шее, прыгала через скакалку. Медвежонок Мишуня ездил на велосипеде на одном колесе, крутился вверх тормашки на голове, проглатывал горящие спички. Бабочка Алька пела печальную песню, показывала фокусы перевоплощения, крутила под самым потолком сальто-мортале. Собачка Клякса ходила на передних лапах, танцевала на мячике, читала по слогам.

Аттракцион шел для всей природы, для всех представителей тундры. Иногда к слюдяному оконцу Катиного домика прилетала покряхтеть одинокая полярная сова. Иногда приходило поглазеть семейство северных оленей. Любой безбилетный зверь мог прийти в гости к друзьям и посидеть у камелька, ведь даже совместная грусть – это прекрасное настоящее чувство.

Летом на Тучкове

Любая собачья радость начинается с желания. Чипсы там слопать и пивка треснуть. Пузо набить и от души посрать. Еще суперски телку какую-нибудь за жопу схватить и хэш пых-пых. Даже лучше все это вместе.

А то сидишь дома. Бабла нет. В мечтах подземелье, где мужики бухают пиво прямо из огромных чанов. В руках у карифанов свиные окороки копченые. Мясо мужики зубами отрывают. В углу грустный Мишка на цепи сидит, лапу сосет. А ты, как этот медведь, тоскуешь. Выть хочется.

Ну, хрена, сядешь на мокик «Пилот». Ну доедешь до Дворцовки. Кто-нибудь пивом разок угостит. А ведь еще хочется. Особо часто не попользуешься. Халявщиком могут посчитать. В следующий раз уже хер дадут.

Начинаешь мечтать. Мысли разные в башку лезут. В основном, где бы бабок подрезать. Хренила этот недорезанный Вадим из пятой квартиры примазался, например, к олигархам из третьего дома. Машины он, типа, им сторожит за 500 рублей в месяц. Они ему еще за помывку по 100 рублей дают через день. А хули он там сторожит? Его же кореш прыгал на капоте на красном новом бимере, на котором баба блатная такая кудлатая ездит, с криками: «Почему у меня такой нет?» Несправедливость, однако.

Работаешь в сраной ГУЖЕ. Падла наша – начальница Жирная Жопа - премию опять таки водопроводчику выписывает за то, что он ее пердолит. Почему ему? Все пацаны готовы ее продрать за капусту. Повезло одному Жеке. Толстая сучара ему даже в Соча предлагает махнуть на халяву. Правда, у Жеки жена. Ой переживает, переживает. Хорошая баба, добрая. Готовит классно. Борщом меня как-то угостила. Знает она все об этом сальном альянсе, но сидит, молчит. Бабки на дороге не валяются.

Позавчера, опять таки. Пока опохмелялся в «Окопе», олигархи на помойку шкаф старинный выбросили. Не успел я к раздаче. Бомжи Витька, Галька и Шурин с Дроном уже раздербанили. Осталось только на орех. Арахис, блин. Не везет.

О чем бы помечтать? О бабе. Нравится мне Петькина жена Зинка. В жопу любит долбиться. В принципе, я не против. Главное, чтобы член какашками потом не пах. Последний раз неудобняк с Петрухой получился, когда набухались мы у него на хате. Петр обрубился на кровати, а я к Зинке пристроился и раком ее на диване пендюрю. Тут Петька проснулся, с безумными глазами, как лунатик, вскочил, к шкафу подошел, дверцу открыл и ссать давай. Зинка как пернет, а Петруха член аккуратно встряхнул, в трусы его засунул и спать обратно лег. Весь секс мне сорвал. Хорошо, хоть у Зинки щелка не защемилась. А то Ваську нашего чудо не уберегло. Он Танюху на чердаке трахал. Вдруг дверь на чердак открылась, и мусора ворвались. У Татьяны в очке заслонка сработала, и член Василия застрял в горячем женском чреве. Так потом их на носилках врачи в Скорую выносили. Потеха. Весь двор угорал.

Не-е-е. Мечты какие-то не благородные. Чего-нибудь красивого хочется. Мопед бы японский купить. Хонду Дио, или Ямаху Джог, или Сузуки Сепию. А то я как лох на сраном «Пилоте» колупаюсь. Не знаю, что выбрать. Советуют Ямаху. Ее тюнинговать можно в мегаболид. Хотя мне не то, что на тюнинг, а на грузики вариатора пока не хватает. Подкоплю за зиму и куплю, а то летом все бабло на пиво да на телок уходит. Зато, когда у меня мопед будет, все мразюшки с Тучкова у меня отсосут, и с Первой линии, и со Среднего. Зенит – чемпион!

Вот Петржелу уважаю. Пан, одно слово. Зенит последний раз порадовал. Пермь порвали 5:1. Я розу на шею зенитовскую, кубковую одел. У бомжей за чирик купил. Постирал, естественно, ее хорошенько. Шарф блатной, юбилейный за победу в Кубке 1999 года. Вышел во двор. Спрашиваю: «Кто на Петровский?» Молчат, козлы. Плюнул. Один пошел. Гопота сраная. Сидят целый день на скамейке у песочницы, водку паленую жрут. Ох я поболел за Зенитушку. Голос сорвал. Арша три банки закатал и Денисов с Ширлом. Еще Горшков сам себе. Короче, все наши. Амкар – параша! Люблю я наши кричалки.

Кто болеет за Зенит, у того всегда стоит.

Кто болеет за Динамо, у того стоит непрямо.

Динамо! Какое Динамо? Мусарня вонючая.

Живут в нашем доме два деревенских дебила-мента. Толстопузые братья Алексей и Александр. Санычи. Сссанычи они. Сранычи, гавноеды. Работают в одном отделении василеостровском на 17-й линии. Свою колымагу, Жигуль ментовский прямо у меня под окном паркуют. Зимой капусту в жбане солят, а потом в деревянной бочке за окном вывешивают. Капуста, правда, у них, пальчики оближешь. Бабы у них тумбочки, и детишки – хомяки. Откуда порода эта козлиная, сучья, сручья? Из сельпо. Наели грыжу. Работать не хотят. Только над нами, трудовым народом, глумяться. Обули эти жиртресты как-то зему моего с Большого. Притащили в отделение и палками своими резиновыми по пяткам отдубасили. Бабло, аванс забрали, только чирик на опохмелку оставили. Но во дворе у нас никого ни-ни. Пакт о ненападении. Иначе говоря, они нам шах, а мы им в дамки. Шаткое перемирие.

Помечтать не удается. Надо тогда поумничать. Об этимологии. Нравится мне допытываться до сути слов. Например, «мудак» в понимании некоторых азиатских народов – это человеческое существо, которое трахает баранов. А «гете» в переводе с киргизского или таджикского (точно не помню) – пидарас. Насколько язык ведь сложен. Понятия у всех народов разные. Ботаешь ты по фене или просто калякаешь, а мудак мудака видит только в ближайшем рассмотрении. Когда тот барана в очко своим писюном садит. А как, если два мудака одного барана. Один в жопу, другой в рот. Или мудаки друг друга, валетиком. Мерзость.

Отключаюсь от черных мыслей. Пойду лучше кефира с бубликом слопаю. Зазырю по телеку МотоДжиПи, как Валик Росси на своей Ямахе натянет снова на шишку всю мотоциклетную гавнобратию с Джибернау во главе. И крутые Хонды лошкам не помогут. Тем более Валентино окрас вчера поменял. Он снова вернулся к своему цвету, когда выступал за Априлию. Комбинезон – желтый. Байк – желтый. Номер – Сорок Шесть.

Осенью на Репина

Лето прошло. Последний солнечный денечек. Завтра дождь обещают.

Жизнь подлая, гнилая на пороге, как «вопрос – ответ» или «кукиш теплу – заходи дубачок». Вот такая силогемма.

Мамаша бухая дома валяется. Два месяца с кровати не встает. Блюет и ходит под себя. Придуривается. А батон где-то рамсы свои топырит с дружбанами - алканавтами, арестантами по лепрозорию. Инвалид хренов. Хорошо хоть из-за этих гавнюков в совьет армию не забрали. Ходи теперь, ухаживай типа за родоками. Они гадят, хотя барана целого сожрать могут. На них воду надо таскать, а я пыхти. Ох и гадючье это дело. Гадючье. Пойду я в темный лес. Да и без шапки.

В конце лета с классной девахой познакомился с улицы Репина. Она тонюсенькая, претонюсенькая. Балерина из Кировского театра. Правда, бывшая. Она на своем дне рождения (четвертаке) с пацанами гуляла в кафешке. Потом под газом гужбан-тусан на мотиках решил покататься по Невскому. Хренила один моржовый на стрелке Васьки с управлением не справился и завалился в светофор вместе с девчонкой. Байкеру хоть бы хны, а у нее коленная чашечка на три куска развалилась. Мало того, что танцевать не может, так вообще инвалидом стала. С палочкой ходит. От этого и во все тяжкие пошла. Посинела. Мне не счастье, а несчастье помогло с ней подружиться. Добрая она. Плачет все время по ночам во сне и стонет от горя. Полюбил я ее. Анну.

Хочется жить ради любви, чтобы солнышко улыбалось, а тут хмурое небо из окна глядится, и капли уже барабанят по карнизу. Сыро, как в гробу. Я знаю. Мы в детстве с пацанами на карьере у Котового поля в Могилки играли. Залезали в большой деревянный ящик по очереди, вставляли трубку, чтобы дышать можно было, засыпали ящик песком и считали сначала до ста, потом до двухсот, до трехсот. Больше всех Санька пролежал в могиле: до целой тысячи.

Аня заснула на кровати. Тихо сопит и мурлычит, как котеночек. Задумался я о продолжении рода. Может, и Ане будет легче, когда живое дитя у нее родится. Отвлечется моя милая от болячек душевных, плюнет на забавы и питье горькой. Будет нянчиться с ребеночком. Хорошо бы девонька у нас появилась на свет божий. Как мама, настоящей балериной вырастет и замуж выйдет за прекрасного принца, а не за такого ханыгу, как я. Что во мне Анна нашла? Родители у нее в Башкирии живут. Сама в Вагановке с четвертого класса одна, как перст. Думаю, моя рожа ее родителям была бы не по нутру. Они меня еще не видели. А моим родным карасям все по барабану.

Семейную жысть начинать без бабла нереально. Базара нет. Устроился на стройку чернорабочим. На мою пенсию по уходу за родителями много не повоюешь. Пыхчу уже пару недель на свежаке в Морском Фасаде. Ветрила с Финского залива до костей пробирает. Вокруг одни узбеки да таджики работают. У меня квалификации ноль. Хочу на сварщика выучиться, а лучше на плиточника или электрика. Хотя у меня руки из жопы, и в мозгу дыра.

Ничего! Прорвемся! Было бы желание. Как говаривал Павка Корчагин: Як задрючка железячка, так все по мази и пойдет.

Тяжело отдаются силы на строительство светлого будущего. После смены на стройке только о тарелке горячего борща да о стакане водки думаешь. Поешь, выпьешь и спать. Проснешься в угаре через пару часов. Рядом Аннушка сидит, по голове меня гладит, смеется и плачет. Опять засыпаешь. Жизнь – это тяжкий сон, и в этом сне мы – тлеющие тени.

Зимой на Кожевенной

Решили мы одного козла трахнуть.

Наточили ножики. Намазали вазелином брансбойты. И пошли на дело.

Через всю Ваську по Большому проспекту пехом перли с Первой линии, потом по Косой на Кожевенную. Пумпусиков рублевых в карманах нет. Ни в автобус, ни в маршрутку не пустят, тем более с нашими блестючими тесаками. Торчит металл из-под ватников.

В общагу зашли без проблем. Нас комендант знает. Ворвались в комнату к козлу. Свет горит, а сального гада нету. Телка какая-то кривая, бухая на раскладушке валяется. Говорит, пошел алкаш драный в бильярд играть на Кожевенную фабрику.

Мы на завод. Нас контролеры местные знают. Залетели в транспортный цех в комнату отдыха. Там два мужика в робах в бильярд играют. Мы их спрашиваем: Где Хуяпкин-Муяпкин? Они нам: А почем мы знаем, где этот мудила! Мы им: Дайте хоть поиграть! Они: Идите в сраку!

Мы побычились слегка, но пошли. Все ж таки не наша территория.

Идем по фабрике возбужденные. С тупым волчьим оскалом. Капусты нет, бухла нема, и козла не трахнули.

На проходной догоняют нас человек пять шоферюг с начальником цеха. Давай нас волтузить, несмотря на наши кинжалы. Витьке по жбану глушаком. Мне сзади начальник молотком по кочерышке. Слава Богу, кроличьи шапки-ушанки удары смягчили.

Эти дебилы, как только нам по бубнам вдарили, остановились. Не понимают, что сделали. У нас из-под шапок кровища по рожам течет. Я ладонью кровянку с глаз вытер, руку облизал. Кровь теплая, солено-сладкая, приятная.

Шоферье засуетилось: Парни, ну как вы? Щас скорую вызовем! Парни, бабок дадим! Только в ментуру не заявляйте! У нас дети!

Скорая приехала. Менты на уазике подкатили. Башни перевязали. Протоколы записали. Нас на Петроградку в Больницу Скорой помощи отвезли.

Лежим мы с Витькой в приемном покое. Мечтаем, сколько денег с начальника цеха и его верных нукеров снимем. Я себе музыкальный центр с караоке хочу купить. Ой, люблю попепь под приемник! Витек стиральную машину иностранную жене своей толстомордой собрался подарить на Масляницу, а то она его пилит из-за старого совкового аппарата, который одежу периодически рвет.

Лежим на каталках, мечтаем, облагодетельственные Господом!

Еще и набухаемся потом на халяву.

Мимо нас клава, крашеная пергидролем, прошла с синяками вокруг двух глаз от очкового удара прямо по шнобелю. Бабенка молодая, точеная. Фиолет только вокруг луп фонарями светится, и всю ее плотскую красоту уродует. Не повезло молодухе!

А нам пруха и зачет! Хорошо отдохнули. Мало человеку в житухе счастья надо.

Надо глумиться и бухать!

Вот постулат для вечной жизни. Еликсир, блин!

Дневник Вадима Лихачева

Две палки против Великой стены

Вчера Витька-мусорщик в помойке на Среднем отрезанную бабскую сиську нашел.

Сисяк валялся на заднем дворе китайского ресторана «Великая Стена» среди окровавленных кошачьих шкур и хвостов. Вообще, это чернота узкоглазая из любой параши хавчик метет: из червяков, тараканов, пауков, крыс.

Решили мы с пацанами китаезов мусорам сдать. Представили себе, как опергруппа с Калашами наперевес в ресторан к китайцам врывается. Узкожопые ублюдки за большим круглым столом сидят и женские копченые сиськи с гениталиями обгладывают. Изо рта у них белые бабские волосы с головы и черные волосы с мохнатки торчат. Ну и покрошили всю эту мразоту наши доблестные менты в мелкий оливье. Русскому народу на усладу, узкоглазым – в назидание!

Начали мы Витьку пытать. Говорим, тащи сюда сиську. Мусарне в качестве вещественного доказательства ее представим. Как там у оперов, причинно-следственную связь с наличием прямой вины найдем. Объект преступления есть – женская грудь, осталось субъектов на чистую воду вывести. Это мне один следак из прокуратуры все мозги засрал, пока он в Маринкином вертепе в недельном запое зависал. Короче, я че то не о том.

Мялся Витька. Не хотел сиську отдавать. Говорил, что засушить ее хочет и в трехлитровую банку, как гербарий, положить. Мы ему по почкам немного дали. По черепушке немного тоже. Так, для учения. Чтобы не расслаблялся. После долгих уговоров приволок Витька сисяк, а это силиконовой хренью оказалось. Тьфу, че только бабье придурошное не придумает, чтобы свои дыни раздуть.

Прошел кураж. Не насрали мы хитрым китайцам. Японцы тоже еще те караси. Напротив «Великой Стены» на Среднем проспекте ресторан свой «Две палочки» открыли. Там раньше спорт-бар был, а еще раньше в советские времена – булочная. Теперь славяне в Двух японских палках разойтись не могут. Жрут рыбу сырую, дохлую. Суси-масуси. Хитрованам-японцам все прибыль с чешуйчатой дохлятины. Хорошо, еще в округе корейского ресторана нет. Итак весь Васильевский остров засрали

Если корейцы в каком-нибудь квартале поселились, то всем собакам в округе хана: отловят и сожрут. Мне кореш рассказывал, что к собачьему мясу страшное привыкание. Как у вампиров к крови. Кореш мой в Нагорном Карабахе служил, когда ары с азерами там друг друга начали резать. Жратвы солдатикам нема. Личный состав голодал. Начали они собак бездомных подстреливать и хавать. Так к собачине привык, что иногда на дембиле уже волком воет без куска вонючего собачьего мяса и теплой пахучей крови.

Другой мой кореш рассказывал, что деликатесом у корейцев является свежая собачья печень. Узкоглазые гаденыши берут маленькую добрую собачку, кладут ее в темный мешок и живьем дубасят ее палками, пока она не сдохнет. Собачка скулит. От чудовищной боли и переживания собачья печень раздувается и достигает гигантских размеров. Этот свежак корейцы жрут и пальчики облизывают. Мне кажется, что они еще перед убийством животного существа его еще и трахают в жопу. Извращенцы-зоофилы!

Погибает Русь-матушка! От восточного засилья. В Хабаровске скоро одни китайцы будут жить. Япона мать пытается у нас Сахалин оттяпать. Корейцы, вроде, спят, но и эти засранцы в трудную минуту что-нибудь у нас слямзить все время пытаются.

Оскудела Земля Русская защитниками Отечества!

И капиталы за рубеж утекают.

Считаю, что надо все границы перекрыть! Чтобы ни одна падла сальная, заскорузлая не ушмыгнула от расплаты. Чтобы копеечки наши кровные сквозь жидкие пальцы не протекли в финансовые институты буржуйские.