авторы
Ратьер
Ольга Родионова *** яблони, яблони, выводки ртов грачиных, кружево белых свадебных майских лат. бог мне простит, что бога люблю в мужчинах. в женщинах тоже, но женщины - это ад. только яблони, только они, похоже, женскую кротость прячут в душе ствола. детский мой призрак, помнишь, ты тоже, тоже яблоне куклу старую отдала. разве поверит живущий в розовой праге в пригород, подыхающий от тоски, чьи беспризорные дети чудят в овраге, перебирая белые лепестки. что за причуды, право, у малолеток - каждый уверен, что ангел следит за ним. дряхлая яблоня с куклой в развилке веток, точно старуха с подкидышем неземным. и цветет из последних, и машет белым, и качает - весна, мол, гляди, весна... ангел мой, пока ты по оврагам бегал, я смотрела на яблони из окна. мы сейчас о причудах, не о причинах, я сейчас вообще о чем, не пойму. вспомнила: я бога люблю в мужчинах. и потому, конечно, и потому... *** не плюй в мой ланч, нахохленный гарсон - я, может, пригожусь тебе, как рыба, с готовностью нырнувшая с обрыва за впопыхах оброненным кольцом. я серебром воздам тебе на чай за цвет вина в нетронутом бокале, за мышеловкин сыр, за трали-вали, но ты меня, пожалуйста, прощай. я не хочу горячего, мерси. мне холодно, мой бэби горько плачет. я расскажу тебе, что это значит, но ты меня, пожалуйста, спаси. запей весну, царящую в окне, вином, как эту истину, как семгу, как розовый закат, как рот, что сомкнут. как то кольцо, забытое на дне. как домыслы и слухи обо мне. ..^.. Лена Элтанг chinotto пахнет мокрою рогожей на неапольской барже хлябь тирренская похоже успокоилась уже а с утра хлесталась пьяно билась в низкие борта еле-еле capitano доносил вино до рта возвращаешься в сорренто как положено к зиме укрываешься брезентом на канатах на корме где сияет померанец не достигнувший темниц: закатился в мокрый сланец цвета боцманских зениц итальянские глаголы вспоминая абы как крутишь ручки радиолы ловишь волны в облаках в позитано sole sole в риме верди в искье бах проступает грубой солью маре нострум на губах возвращаешься счастливый вероятно навсегда зыбь гусиная в заливе - зябнет зимняя вода всеми футами под килем и рябит еще сильней будто рыбы все что были приложили губы к ней и стоят себе у кромки опираясь на хвосты и молчат под ними громко сорок метров пустоты ..^.. Геннадий Каневский *** мельхиор, балтазар, гаспар всё идут один за другим. ты бы лёг и чуть-чуть поспал в том углу, где теплее дым, где густеет овечий чад, и собаки во сне ворчат. на равнине, белой, как хлеб, места выжить другого нет. тут пещерка в снегу - вертеп, керосинка в пещерке - свет. люди ирода за горой. рассчитайсь на первый-второй. а проснёшься когда, на тот случай, если придут они - пенсионное приготовь, безотцовщину упрекни, чудеса объясни простым: был влюблён. выпивал. простыл. завтра будет солнцеворот. дальше - оттепель. дальше - дождь. за дождём - вселенский потоп. за потопом - великий вождь. но по небу идут волхвы, словно всадник без головы. ..^.. Сергей Шоргин ЛЕМ Тайны мира раскрывал он всем - Големов невиданных гончар... Говорят, что нынче умер Лем, А на самом деле - умер дар. Прячется утраченный Эдем В тайной глубине библиотек... Говорят, что нынче умер Лем, А на самом деле - умер век. Голос Неба непривычно нем: Кончен труд - и подведён итог... Говорят, что нынче умер Лем, А на самом деле - умер бог. СЧИТАЛКА За первым оврагом, за долом вторым Седеющим стягом возносится дым. За третьей рекою, четвёртым ручьём Чернеет с тоскою заброшенный дом. В скитании пятом, в разлуке шестой, По травам примятым, росе золотой, От горя седьмого к надежде восьмой Шагай, чтобы снова вернуться домой. За склоном девятым, десятой горой Уснёшь под закатом в землице сырой... ..^.. Вероника Батхен Баллада о холодной ночи "Главное, мин херцн, это искренность" В. Никритин Кесарю - косую, суке - выспренность, Пастырю - глухие пустыри. Главное, мин херцн, это искренность Наболело - так и говори. Что брести в метель замоскворечицей, Что войти в трамвайное тепло. Прячешь плечи. Знаю, время лечится. И проходит, если повезло. Уезжай по тряской равнодушице, Набирай по памяти звонок. Если я отвечу - дом разрушится. Промолчу - останусь одинок. Что слова - бесплодные и скудные. Посмотри на чахлое бытье. Я пойду на улицы безлюдные, Половлю на деньги забытье. И вернусь, пустой и неприкаянный, Безоружный, словно инвалид. Знаешь, если ночь гулять окраиной, Поутру всегда душа болит. ..^.. Лариса Йоонас *** голова не окована плахой тело белое терпит-болит в нем живет постоянная Планка размывая любой монолит то что видимо глазу - неточно бесконечность лежит позади там года собираются в точку не догонишь годи не годи не заказан так сделан не будешь не подняться на горнюю твердь так и маются вечные люди не спеша насовсем умереть все б им хлеба краюху да пальцы воздух рвут напоследок пустой окаянному сну не распасться он запаян в свинец золотой что за гончие дали и вехи не добраться по свежей стерне не жилье а стога да застрехи словно в птичьей живешь стороне утром выйдешь - горящие знаки рассыпает рассвет по стволам горловиной воронки с изнанки тишины возвращаясь к делам ..^.. Владимир Антропов Земля Надрывается ветер тощий Приподнять этот голос земной. Безымянный, из тающей толщи - Продержись, пошепчи со мной... Мы одни в этом сером - тает И уже проглянет вот-вот Стылых войн беспощадная память: Сруба полуоткрывшийся рот И рассохшийся стон калитки. И расстрелянные на бегу,- Из-под белого - черные, - липки Лягут на руки на берегу. И в сквозящей вселенной - в меди Колокольных листков - города. Говори со мной, мой последний, Безымянный, - дыши, когда Станет видно - заречная, стаяв, Проблеснет золотым сторона: В рощи выйдет, живых поднимая Словно ангел - твоя тишина... 15.03.2006 *** И когда сам себе повторяешь: "Не ждут. Не ждут", - Старый Андерсен, сбитый носик, пластмассовая судьба, Они иногда, прихрамывая, показываются на виду, Из чердачных своих чистилищ вызванная беда: De Profundis забытых очешников, тусклых чашек пыль. Их выводишь не ты - им так робко в чужой горсти: Вот, покажут тебе, - вот царапина, клей поплыл. А, нагим, им так стыдно выговорить "прости..." Повернутся, робея, так, чтобы солнцем залило шов, Чтоб узнал, чтобы рану прикрыть верней, Чтобы паузы не было между слов Долгожданного: "Вспомнил ли... Обо мне?" Все в прохладной памяти незастывших дней, Отпечатках горячих пальцев на восковой щеке, - В нежной тяжести, что хранила их там, на дне, С паутиной и пылью путая, - протянутся как налегке В отреченьи, надежде робкой, - и в эти секунды, пока поймут, Что ладонь чужда и груба, слишком хрупок сломанный бок - Твой пустеющий мир влажной жизнью последних минут Эта жалоба держит, - и дланью не двинет Бог... 30.03.2006 ..^.. Александр Шапиро Выбор Моисея И стоял народ вдали; а Моисей вступил во мрак, где Бог. Исход, 20, 21 1. На Небесах раздается грох. Так не годится, Мойше: Бог это Бог это просто Бог. Договориться можно. Люди рассыпчаты, как горох. Как нас обучишь вере, если первичный земной урок радости - непомерен? Радость - орудье на небесах. Есть и другое: ужас. Страх это страх это просто страх. Кончилось время мужеств. Выбрали пращуры: Иаков, Лот, дальше по списку. Мы же избраны сами. Иссяк народ. Мы измельчали, рыжий. Лучший наставник сего горба - плетка. Запомни, мальчик: Богу нельзя научить раба. Фараона - тем паче. Дай нам закон: как нам есть, как пить, как облегчаться. Что нам Небо? Еврей, коли Небо спит, вооружен законом. Не торопи, мы и так умрем. Все, на ходу, в пустыне. Слава тому, кто нам стал царем. Хоть не лежать босыми. 2. Жить нескончаемым марш-броском. Жечь себе кожу. Жрать манну, размешанную с песком. Велено: умирать запрещено. Продолжай концерт. Чудо и кару встреть. Смерть это смерть это просто смерть. Не дает умереть. И не упросишь - добавит лет, четких до запятой. Кто я им, кто? Золотой телец? Даже не золотой. Вот они тянутся косяком. Люди, верблюды, груз. Что им завещано испокон, сам я не разберусь. Просто пекусь о чужом добре, тратя свои миры. В гору сбежал бы. Там, на горе - Тот, кто больше горы. Дай мне покоя. Дай мне любви. Эти враги - Твои. Вновь поднимают руки мои - руки мои в крови. Смысл возвращается голытьбе - эго, семья, народ. Слово написано на себе. Кто его разберет. Выбор Моисея – 3 Нужны ли человеку те составляющие веры, которые лежат за пределами моральных норм и культурно-исторических традиций? С.В. Начинаем с нуля. Начинаем с ожидания. Напряжена синева, синева над Синаем. Шевелятся в земле семена. Это просто жара. Над пустыней стонут ветренные тенора. Нету цели черней и постылей, чем гора. Это просто гора. Этим вечным и мертвым – зачем им заполненье привычных пустот: горизонт, заслоненный кочевьем, лучезарного облака сход? Но видать, Мироздание радо появлению из синевы необузданной веры разряда – а иначе и мы все мертвы. А иначе… какое «иначе» воплотиться способно в слова? Растворился народец бродячий, и молчит синева, синева… *** словно свежая почва в светлое Рождество снег ложится на то что недостойно его словно диктор глаголет в черно-белом TV о сосущей как голод настоящей любви устыженные стены погрузились в клубы очистительной пены проступили в глуби снег проступок заносит в книгу прошлых обид и прощения просит что нельзя их любить скоро письменность тропок белизну иссечет человека не трогай он сегодня не в счет *** Мне снилась детская обида на N. Не подавая вида, что пьян (хотя совсем алкаш – о если б всё, что мы глаголем, оправдывалось алкоголем!), он мне твердил, что я – «не наш». Смеркалось. Ерзали ворота. На лавочке два идиота – с бутылкой N, и я как бы со стаканОм, в плену заката трепались, щурясь чуть поддато на город, вставший на дыбы. «Наш, наш!» – хотел ему сказать я, но верткий N, попав в объятья жены, толкающей домой, убрел московским пыльным летом в свой сон, а я остался в этом, и спал, и двадцать лет долой. Я спал, как в апельсине долька, в забвеньи пропуская столько пустых листков календаря, что даже ближним и домашним казался лишним и ненашим, о дальних и не говоря. И правда, кто мне скажет, чей я? Алеко посреди кочевья, король бездомный, Лир нагой, не наш, не внутренний, не внешний, не наш, не праведный, не грешный, не наш, не Байрон, не другой… Во сне, тем временем, светило, как разум, город отпустило, последний луч оборвало, Не наш! вскричал Евгений грозно, и стало ветренно и звездно, и понеслось, и все прошло. Метро Метро Вечер. В переполненном метро тихо, равнодушно, не картинно. Зло это? Не зло и не добро: потерпи, как терпится рутина. Потерпи, расслабься, приглядись: и такой возможен парадиз. Женские, мужские существа, сжавшись одинаково негордо, вписывают верные слова в сердце бесконечного кроссворда, растворились в этой ерунде: здесь их нет - а может, и нигде. Взрослые - усталые тела, Дети - ошалелые телята. Ни души. Ни света, ни крыла. Премия довольно небогата в лучшей из возможных лотерей... Парадиз? Чистилище, скорей. Впрочем, все кончается. В глуби станция плывет, мелькает имя. Если в силах, просто полюби, Полюби их, полюби такими - никакими. Свет или крыло заработай. Времечко пошло. ..^.. Михаил Квадратов *** Лети, лети. Медлительный летит. Приёмник ловит слабые сигналы: Там, на земле, выходят из подвала Любовники пяти кариатид. Внутри у них презрение и лёд. Внутри зашиты шорохи и хрусты. И выколото слово: Заратустра. А медленный, гляди – летит, поёт. *** Горацио, герой природных драм - нелепый мир его ломал напополам, да призадумался - быть может, стыдно стало; герой от радости давай вертеть забралом. (Так рано утром из последних сил открытый космос терпит космонавта, его сварливых баб, его собачку в бантах - лежит, нахохлившись, и губы закусил.) Но тщетна радость - в середине сентября гляди, кого влекут дебелые вакханки в соседний лесопарк на черные полянки: прощай герой. Жизнь прожита не зря. ..^.. Елена Тверская Глупомудрости С точки зрения устройства мироздания, Все процессы обусловлены заранее. Не зависят ни от сил, ни от старания Членов этого почтенного собрания. Но с такой, прошу заметить, точки зрения Перегной не столь отличен от горения. И к чему тогда нам генное задание – Раскрывать до гроба тайны мироздания, Если с самого начала стародавнего Всяк уходит в перегной, не разгадав его? Прозвучала тут такая точка зрения, И по ней уже шесть дней открыты прения. И немедленно родилась оппозиция Отклонений и ошибок, вроде, фрикция, Порождающая как бы колебания В обусловленной структуре мироздания, Поселяющая робкие сомнения В состоятельности миропостроения, Что являлось обязательным условием Объяснения всего «вначалесловием». Алаверды Цветкову о чем шумите вы? о рифмах в диссонанс? о новых глупостях? о новостях вчерашних? другие девочки с другими в резонанс трясут мослами в кабаках престижных и сленги портятся как в баре балыки как дух в закусочной как сыр аэрофлотский нет не угонишься за феней языки проворней мельницы вставляют залихватски впопад и невпопад заречный оборот который мы б назвали забугорным хоть груздем назови федот да ан не тот язык меняется как мусор подзаборный а из него прошу любить покорно чувиха выпадет а дискурс в оборот и что царапает нам ухо несловарно в язык поэта музыкой войдет Два стихотворения * Бывало, в годы оные друзья бесцеремонные Будили по ночам, Лупили по плечам, Кричали: хватит маяться, вон, звезды поднимаются, Айда, куда нельзя, Куда глядят глаза! Неспешно так и бережно не шлепали по бережку, А плыли далеко, Туда, где глубоко. Там мы – не лыком шитые, судьбой еще не битые, Гуляли до Луны, Не зная глубины. А глубина – высокая, стоверстая, стоокая, И с ней - иной резон. Отсюда – под уклон. Отсюда небо клонится, и надо церемониться С друзьями и судьбой, Да, в общем, и с собой. * * Б.Т. Разговорилась жизнь, и, развесив уши, Слушаем соловья, что чудит в саду. Случай и дар, и речь не о цели, друже, Даже о смысле речь уже не веду. Запах и звук и юность на босу ногу; Наполовину из этого состоят Воспоминанья; хватит нам на дорогу, Каждому понемногу и всем подряд. ..^.. M&K Зимовные (Рождество) Мы до неба ходили, голы После праздника - и до школы Каждый бродит в своей меже У снежинок дурные лица На беспальцевых рукавицах Вышит логин-пароль ЖЖ Каждый пятый здесь брат и кроме Воскресенья в дверном проеме И в оконном-до Рождества Пахнет водкой с шампанским (выпит) И снегами заставка сыпет На виновника торжества У младенца в пухлявых ручках Непрерывно бежит озвучка И диньг-донг, джингл беллс, донг-динь Над домами в махровых шапках Мчится год на куничьих лапках Зажигая дневную синь. (Крещенье) Попляши под пальцем тонкая игла Так как прежде не плясала - плясалА Попляши под камнем зимняя вода Не замерзшая в такие холода Что и ветер свои крылья поберег Не поставил на домами поперек И в метели, в круговерти, в серой мгле Попляши, последний нищий на селе Будут время будут песни будешь жить Кто-то белую рубашку будет шить Кто-то вяжет черной ниткой по снегУ За окнАми запотелую пургу Кто-то водит в небе чертовым хвостом Кто-то тоненько скулит о прожитом Кто-то свечи разжигает на столе Попляши, последний нищий на земле Попляши, последний нищий, будешь свят Будешь сын мой будешь свет мой будешь брат Будешь в прорубь, в полулунную пяту Снова пятками скользить по злому льду А на небе полумесяцем косым Ходит дивчина красивая кызым Нижет нити вяжет серьги гонит тьму Неподвластная доселе никому И глаза ее - две чертовых звезды А жених ее, наверно, будешь ты... *** Распластаешь лягушку на медном тазу Это просто, как глобус и ребус На зеленом тазу, на весеннем плацу Заглядевшемся в пыльное небо В этом небе давно не бывало дождя Квакши квакают в Виновской роще Над столом проплывают дымком, уходя Ахи-охи разбуженной тещи Если выйдешь тишком, если сядешь тайком Загугукают строго качели И ответят тебе полновестным плевком Две-три склочницы, старые ели Оскорбленно их хвоя шуршит поутру И кора изломалась на диво Потому по сухому, как небо, двору Пробегай впопыхах, торопливо Их морщины - не в стыд, но к чему этот хлам Эта жажда осеннего лога Если через дорогу упало к ногам Запыленное зеркало бога Если морщится в темных затонах вода Пропуская кузнечиков ряски И плывут, насмехаясь, по ней провода В бесконечной своей подпояске Подхватил ли авоську с сырком и с пивком И спустился под вечер к запруде Поглядишь, ведь и там промышляют дымком И ушицей старинные люди И торчит безмятежный в воде поплавок Надо выпить, а выпить-то неча Безразличный кивок, ивяной островок В старом парке случайная встреча В это кари (катуре), как в карем зрачке Как в картинке, написанной охрой Проплывает рыбак на своем челноке Ему сыро, тоскливо и мокро Ему чудится вечер (на Первом - парад, На Втором - мексиканская драма) За окном фонари неохотно горят Варит борщик усталая мама Он бы выключил телек, достал коньяка Он бы окна замазал известкой Но из прошлого лезет глухая тоска Ухмыляясь глумливо и жестко И рыбак на плаву, так и рвет тетиву В ожиданьи желанного клева А над ним звезды ранние метят траву Густо-синим и бледно-лиловым ...Сводит скулы, и хмурится небо к дождю Прогибая закатную пленку Отпустите лягушку поплавать в бадью Чтобы квакала нежно и звонко... ..^.. Евгений Никитин *** из моих друзей многоэтажных не с кем поделиться ерундой им бы голубей губить бумажных тренькать на веревке бельевой говорить про всякое такое в общем, недоступное уму тонкое, тряпичное, сухое напрягусь и все же не пойму что же вместо этого? ступени каменная кладка и бетон поэлитиленовые тени идеологический музон бабка со страшенною собакой что боится нашего кота на площадке коврик с чьей-то какой сделанной неведомо когда все это поэзия такая кто не понял – срочно понимать все жизня простая-бытовая надо эту тему поднимать даже если очень неприятно напрягись и пот смахни со лба и увековечь общепонятно значимость соседского ебла а то все тычинки, да цветочки паучки, да птички – вот мура разные красивые примочки крылья, брюшки, лапки, кожура амфоры, да греческие боги да приправы – перец и имбирь да зверье – орлы, единороги не слова, а мелкая цифирь так сказал отец однажды сыну и потряс бородкою седой паппе-граппе, как и сынну-свину не с кем поделиться ерундой между тем, неслышное такое что-то было рядом – не пойму тонкое, тряпичное, сухое в общем, недоступное уму * * * человек, что без шляпы бредет по грязи сквозь огромные лужи тот, что хлюпает, тот, что плывет у которого красные уши он не сдастся врагу никогда он одержит сухую победу все кончается, даже вода (правда, он не поспеет к обеду) он сопрет грозовое ядро из-под клюшки осеннего грома три звезды на ладони его словно в лодке джером к. джерома будет кресло и будет камин и врага за окном завыванье и высушиванье мокасин что начнется потом? забыванье он забудет про день и число но с одною единственной целью – чтоб его навсегда унесло мимолетной, случайной метелью *** Нас заносят во все циркуляры, выдают паспорта, но горят на свету капилляры и скрыпит борода. Обнимашки, ругалки, царапки. Не тоскуй по зиме. Поезда насекомые лапки волокут по земле. КПП, КПП, всё в порядке. Белокаменный ЖЭК. Всё не так, собираем манатки. Фотографируем снег. *** Щелкни по струне как по реснице, дунь в дуду, как будто в позвонок. Журавлей затюкали синицы, муравей стрекозам не помог. Кто у Карла золотые гири, гири ненаглядные унес и живет в спокойствии и мире, ест бананы и жует кокос? Клара, Клара, тьфу ты, Клара, Клара. Карл на Клару строчит фельетон. Замолчала кларина кифара, и не отвечает телефон. Между тем, умнейший мистер Твистер выступает с книжкою своей, рассыпает по столице бисер для свиней и маленьких детей. Все при нем: со шпагою и тростью (набалдашник – песья голова), с мощной тазобедренною костью, с сундучком, в котором сон-трава. Я живу, дыша и дешевея, запиваю хлоркой колбасу. Ничего-то толком не умея, только чушь прекрасную несу. ..^.. Magister * * * Ане На аллее любовников ночь осыпает берёзы. И август желтых пятен на зелени трав густ и прян, и до жизни охоч. Кавалеры его - солдатня - через проволоку санчасти колесят, самовольные всласть, и обхаживают, кляня, розовато-белесых девиц с одинаковыми очами. Светомузыкой залит причал, и парад разноцветных зарниц ярче Веги. На фоне "Тату" блекнут звёзды помельче. И шёпот о любви переходит в смешок под икоту и тошноту. Это - жизнь. Либо - с ней, либо - нет. Не суди остывающий свет, а прижмись ко мне. Так же нелепо - времена не меняются тут - и Франческа с Паоло идут под таким же неоновым небом. * * * Неужели так просто - от Бога? И - за пазуху? Полно. Всё от самого себя. Пара немного да песка ненадёжный налёт. Прячет голову страус ледащий, ищет неба погонщик реклам оцифрованных, томно-манящих... "Даждь нам днесь..." и "Моё, не отдам!" А потом - всё-то память-обманка распускает избытую вязь о любви да о прочем. От манны до гудков, не дождавшихся нас... Задохнёшься, привыкнешь, подымешь на морозное счастье глаза - вот и всё. Успокоишься и лишь поскорее вернёшься назад, где позёмка и сталь-недотрога, где озябшие губы сипят: "Если что-то и было от Бога, то теперь - от себя. От себя." *** Спина к спине. Двенадцать человек уставились в экраны, пропадая от одиночества, не прерывая бег по клавишам, общаясь с проводами и пиксельными лицами. Как те живущие в придонной немоте слепые завсегдатаи триаса. Католик Дарвин, ангел Гавриил в дюралевой сети дырявых крыл - возьмут дуду и на двоих по разу попросят Слова... А вокруг уже канкан вещей резвится неглиже. Вот древесина, стекловата, пластик, резина, революция, прогресс... Нет, нет, не против. Каждый ищет счастье там, где учили. С лупой - или без. А бога - нет. Есть цифры, точки, ru, похмельные пол-литра поутру. Пропан и сера замещают астру конфорки. Сталь надежней, чем вулкан сияющего чайника, гораздый на чудо и ожог. Блажен стакан нагретый кипятком... И не помочь метафоре, заполонившей ночь. Что это? Апокалипсис? Рассвет? - Не знаю. Только всадники за нами уже пришли, а мне и дела нет, опутанному проводами. ..^.. эжен делафуагра *** стихи на случай имянно же что помпезная ода ко дню рождения дамы одна филадельфина неполных с чем-то лет подправила невинно фотошопом свой портрет добавила кокетства и прочих мелочей и как мечтала с детства изумрудный свет очей подрисовала стильный фатальный макияж и вышел самостийный виртуяльный персонаж реальность реверс мифа тень вещего дао моя филадельфифа понимает это о! свой миф прекрасной даме слабо перебороть гуляет проводами как бы кровь ее и плоть летит со стаей чаек меж двух материков убогих привечает утешает дураков во славу хитрой ханши пиицкия орды подымем с кресел ханжеские тяжкие зады вчера сказал бы жопы сегодня в горле ком у всех есть фотошопы только дело тут не в том. зы надысь на диске гений купил у мужика пустая трата денег хрен он ставится в пк *** стихи капитана лебядкина любимой женщине ежели бы она погибла за демократию во всем мире мы дохли в объятиях авторитарного краба но нас прилетела спасать орлеанская баба в не смытом с истории новом ее орлеане цвели демократые ангельские христиане все кончилось плохо но образ ее чернопопый мне снится доселе парящим над жлобной европой плюя с колокольни на наши законы и нравы святою слюною великой и мудрой державы скажи скандалистка зачем ты так страстно хотела подкинуть в костер уголек свова чорнова тела мы стоили этого нет никогда ни за что мы а ты словно мать нам от спида давала кондомы учила журила грозила махала дубиной и чорною шеей качала своей лебединой и чорною лебедью грозно прегрозно шипела ещё говорят на роялях лабала шопена теперь-то опомнившись мы осознали все четко сгорела погибла за нас орлеанская тетка ликует лука вурдалачьи клыки напрягая не радуйся подлый придет ей на смену другая и выстроят нас на плацу в демокрацком параде и город отстроят родной орлеанские бляди и в трубы задуют и спида отступит зараза и сам ким чен ир обосрется от кульного джаза *** я сто раз говорил своему адвокату исаак ты ведь опытный умный подлец а включи тебе фугу какую сонату ты уже и в соплях как дрочила малец и лишь только лица выражением кислым отвечал мне на это всегда старый хрен но однажды в глаза поглядевши со смыслом он печально сказал отъебися эжен приглуши свой говенный финал по футболу да налей мне вина дорогого бокал разве ты посещал музыкальную школу разве драли тебя за невольный бекар разве это тебе с неизбывной тоскою говорила прощаясь родимая мать *жизнь бывает сынок совершенно другою но для этого нужно на деньги насрать вот тогда ты цвета различишь до оттенка лапу заднюю с уха поднимет медведь* … ну так что с нашим клайентом паном пыздэнко подставляем его или будем жалеть? *** живёшь расплевавшись со всеми потрёпанный немолодой своё полумёртвое семя мешающий с мыльной водой романтику ёбаной службы на гуще кофейной просёк ступая всё глубже и глубже в дежурный зыбучий песок и в принципе с богом не ссорясь боишься загробных пустот в религии главное скорость успеть до того как придёт в мизерные медные крохи ломая свой ломаный грош глазами шустришь по эпохе свой сектор обстрела блюдёшь красавицы нового века на службу спешат без трусов, в мужчине ценя человека и сопли стирая с носов кормить ли такую пирожным ты против бессмысленных трат и ласковым взглядом порочным следишь улетающий зад. а скорость растёт и неслабо на кратком отрезке земном в тебя косоглазая баба уж целится правым рулём блаженству друзей-интриганов кивни соберёмся в раю где сам гражданин свидригайлов протопит нам баньку свою ..^..