Лариса Володимерова
Препарация чтива
(несогласное мнение)
Спрашивают, простодушные: что почитать? Лично я пред-почитаю Леонида Перловского и Александра Эткинда (Омри Ронена, в крайнем случае - Б.Парамонова). Главный список – у них и у Бродского (кроме подробных Гоббса, Паскаля, де Токвиля, Адамса да Кальвино с Притгеттом – все в общем известно, поверхностно – по труду). И вот сей изначальный папирус для любого, себя осознавшего, пятилетку назад навел меня на сверлящую мысль - пересмотра литературы. Все жду, кто же этим займется?.. В.Сахаров, В.Пригодич, В.Гандельсман?.. Кто покажет нам, сколько случайного «оказалось» едва ли не классикой - и важного осталось за бортом? Избавьте читателя от стереотипов. Вопрос актуальный, сызнова после того, как лауреатом премии Казакова за 2005-й «стал писатель» Александр Иличевский за рассказ «Воробей», опубликованный аж в «Новом мире»
http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2005/7/ili6.html
Куда ж мы ушли от Твардовского?.. Растерянно радостный мальчик, улыбающийся покровительствующим друзьям с новостной фотографии, и понятия не имеет, что зачеркнул он все предыдущее накрест: нет больше натурализма, ни Рабле, ни Мамлеева, и вообще ни -измов, ни искусства предшествовавшего, - как мечталось гламуру, связь поколений и школ оборвана бесповоротно, читатели - обворованы, «писатель» - оболванен заранее, до прихода (явления) и до рождения книг. Нам сообщают, что в высокое, скажем, жюри, кроме председателя Р.Киреева, вошли критики В.Пустовая, Д.Бавильский, С.Костырко и бессменный член, депутат Государственной Думы, президент Благотворительного Резервного фонда А.Лебедев (здесь следовал бы знак улыбки). Начертаем имена на литературном надгробье, - свершилось: сколько лет С.Костырко своей вкусовщиной направлял незрелое, свежее; а Д.Бавильский (несостоявшийся и, мелькало в сети, нашумевший роман которого я и сама безнадежно редактировала по письменной просьбе хозяина) наконец-то выбился «в люди» с периферии, теперь волен рядить искусство в немыслимые одежды сирот-даунов, представителей нежных меньшинств.
Беспокоит меня даже не то, наложит ли на себя руки подставленный гонщик-призер, а- вовсе иное. – Обернемся на память. Традиционно случилось, что разношерстная московская плеяда по строчкам разобрала всего-то одного автора – Александра Еременко. На его шагаловских женщинах взошел урожай всех последующих десятилетий (кроме талантливого и не менее самобытного Сергея Гандлевского). Это ли новость?
Так когда-то у Вознесенского был спороразмножавшийся, как каланхоэ (цветок Гете), «представитель» во всех городах, от Вегина до... Несть числа. У Маяковского – от Асеева до... И так далее.
Читателю педантично впаривается то, что угодно редакторам, - но большинство даже просто знакомых так и не «въедут», бог милует, ни в Улицкую, ни в Горланову, потому что Маринину они рискнули бы прочитать - но все европейские ее тиражи давно пустили под нож; и насекомым миром Пелевина заинтересовались бы напоследок - но были Карик и Валя, и также есть микроскоп; и Акунина не открывали по близкой причине: мы с детства предпочитаем листать словари и энциклопедии, а не экранный выхолощенный монтаж.
Как задену я обывателя - тех, чья рука руку моет! Что поделать, вторая половина работы – Подвиг Читателя – напрямую зависит от зрелости и образованности последнего в этом ряду. Что, кроме школы, поделать, если питерских классиков Соснору, Алексеева, Лейкина бумажно, непроходимо затмили однодневки Кушнер и прочие («я - чокнутый, как рюмочка в шкафу...». Но не все же «с приветом», ручаюсь). Ницшевский Заратустра вспоминал бы тут «табель о рангах»...
Как-то в поздних семидесятых мой, сосноровский, соученик дал на ночь тетради Учителя – толстенные своды стихов и прозы, которые до утра мы с мамой штудировали едва ли не шепотом, пока сосед за стеной шуровал стетоскопом стакана. Не поняв половины, я твердила себе: никогда не забыть, что этот поэт – гениален (и слаба - я).
Кто превзошел Геннадия Алексеева, верлибриста?.. Только те же, кто видит поэзию Лейкина не дальше и выше костра.
Не так давно на нидерландском прочла я объективно-житейскую книгу Ханса Боланда, его видение России почти на трехстах страницах. Sic: название – «Моя русская душа». Академпереводчик Пушкина на голландский, сравнивая Люсеберта и Бродского, принижает (не понимает) последнего, - что поделать, ведь он иностранец, и приятеля-Пурина, загубившего «Звезду» на несколько прошлых лет, величает «одним из самых известных поэтов страны»... – Стану думать, Голландии, не пишущей и нечитающей. С изумлением констатирую, что А.Пурин заведует также и критикой (как случилось-то, Яков Аркадьевич?!).
К слову, медалированный Н.Кононов, с которым и мы вместе с Пуриным вышли в «братской могиле» - были такие кассеты первых книг авторов, - тоже бурно прославлен друзьями меньшинств как в литературе, так в жизни, - я оставила этого милого человека на прямом подъеме редактора в насквозь кгбшном «Совписе». О, премии.
А ведь «Звезда» с «Континентом» лидируют, и к ним особый подход. Так сильные прозой «Крещатик» и «Новый журнал» стабильно теряют в стихах из-за пристрастий редакций.
- А судьи кто? Литература! Величайшая точка отсчета и камертон. Не отменяли нам Гоголя; непревзойденного Хлебникова (В.), о котором дружно отозвались ненаградные Мандельштам и Цветаева; и уже ближе, чем при жизни мог бы быть, Бродский. К сожалению, любой перечень будет неполным; я прыгаю через эпохи.
Есть определение литературы без души - и при ней. Долго не удавалось мне уловить, почему существует побочная – не та, что от Слова, душистей смородины; вкусная, что, из печи, отрываешь ломтями, - а связная, легкая (для меня это Пушкин - и Сечкин). Как было сказать это Боланду, что в Слове ряд Пушкин-Ахматова перевешивают настоящие (Цветаева-Лермонтов)? А пример книги не- или вне-языковой (высокое ремесло, умствования отличника, школьное сочинение, каковым является не только практически вся отечественная литература, но ее близнец-журналистика)?.. Еще одна многолетняя наша беда: есть стихи - нет поэта. Петух сыт, отморожен, вовсе не сказочен: безголос априори.
Петуха я припомнила - к слову о натурализме. Процитирую Сергея Носова все из той же «Звезды» (и нашего детства), который, как и другой мощный прозаик, молодой еще В.Гаврилюк, преодолел Платонова и обрел второе дыхание: как известно, дыхание – стиль. Возле казни на томе «Преступления и наказания» речи ведутся такие. «Это не моя тема, - сказала Катрин, - я не помню подробность». «Стал бы художником... и не стал бы злодеем». (Не опереться, тем более, и на убийство свиньи в галерее Гельмана). «У меня не может быть концепции, которая связана с убийством лягушки». «Художник – не убийца». «Я считаю, что это плохой перфоманс, очень плохой». «Но я не хочу быть палачом, я хочу быть художником!». Будь. Отстранение невозможно – ни от соседской беды, ни от брошенных в тюрьмы мальчишек-девчонок, ни от олигарха в ШИЗО
http://www.russianlife.nl/freembh.htm , ни от зачищенных нами лесов и полей. Искусство неавтономно, и это огромная радость – найти настоящего автора. Бежишь за талантом вприглядку, вприпрыжку... А всего-то, уверяют, – войти в резонанс.
Поэта (еще год назад) Д.Паташинского – и эссеистов-поэтов О.Вулфа, В.Гандельсмана, О.Бешенковскую; Р.Бухараева, подсоединившегося (вполне наглядно) к основному потоку энергии; И.Озерскую – автора того рода прозы, что смакуй, ешь полными ложками досыта (а не наесться); В.Пьецуха, - так трава прорастет сквозь асфальт, как эти творцы - через нелитературные заросли фальши и мусора. И есть еще периферийная мощная проза; но лучше всего – эмиграция, особенно – так сложилось, американская. Так что в целом - для жизни хватает. Есть недочитанные, недопонятые; одним из серьезных открытий для меня, например, так и осталась «Энциклопедия русской души» В.Ерофеева (исключая другие романы).
Очередная попытка объяснить то, чем единомышленники заняты – скажу о себе-нелюбимой: стихи-молитвы, постоянная расписка, помогающая взращивать свою и читательскую души. Разложение спектра с одновременным синтезом, - то, на чем остановились Вяч.Иванов и его окружение (смысл «Симфоний» А.Белого); то, что знали Харджиев – и Мандельштам, а последующие поколения утратили практически полностью (кроме факта, что творчество - потребность физиологическая и подчинена материальным законам и ритмам). Очевидно, мысль без над-церковной молитвы работает вхолостую. Я прослеживаю эволюцию сознания на своем мелком примере; делаю то, о чем наиболее точно рассуждает все тот же Перловский, и то, что тесно связано с музыкой (я работаю на полутонах, пытаясь приблизиться к полифонии), математикой, философией, психологией (творчества). Пути этому нет конца – и не видно начала. Не секрет, как и чем бы привлечь рядового читателя, слышащего лишь верхний слой толщи вод, - но убеждена, что это вредит основному, - чуждая нам суета. Если стихи – это то, что нельзя рассказать прозой, то проза – это то, что нельзя рассказать. Тем коварней жутковатая гладкопись большинства современников - без сучка и задоринки - эдакое мулине на химический карандаш, от воды подрастекшийся... Отдадим должное графоманам-ремесленникам, - ни о чем они этом не знают. Облегчим совесть: до сих слов не дочитали.
Меня, еще раз, занимало, как «полетный стиль» выдвигает свои имена: литература другого рода и племени (кроме Сечкина
www.kritika.nl , создавшего учебник жизни, обязательный в школьной программе; Солженицына (великий ГУЛАГ, - а попробуйте перечесть «Ивана Денисовича»... Куда все ушло, как в гоголевской «Диканьке»!); навскидку – В.Яременко-Толстого, прямого пра-пра самого, которого я не читаю)... Тут список у каждого свой, - я не претендую на жесткость.
Совсем иной – в данном случае, поэзии – подлежат великолепные первые (!) книги Камянова, Бараша, Даны-Зингер, Кудимовой... Вторые у всех были слабыми. И все же, не пол-поэта, - Поэт! А беда времени, повторю, это горстка удачных стихов, часто даже талантливых, - но без лица и без имени.
подававшей надежды М.Меклиной
– после премии Белого (за обоеполость, по крайней мере в литературе)?..
Гламур, в сотый раз, хочет хлеба и зрелищ – лубка и лобка, - облака ему ни к чему, разве что отраженные в луже. Уже безнадежный Аксенов, наш еще один номинант-победитель... Ни переулка Мандельштама, ни нобелевской Цветаевой, - серийный компьютер, вперед!
Теперь модно бить себя в грудь: я – неотъезжанец (вроде как не двоеженец), потому я – русский писатель. Прежде были скромней: литератор (потупив взор, представлялся талантливый эссеист С.Лурье, чье творчество как раз прорывается в литературу). Всё же зря не уехали, нечем гордиться (П.Чаадаев): сузили (лит)кругозор. Но помилуйте, вот порядочный человек, крепкий очеркист Нина Катерли. Соседка Гордина, как сама пишет, - это есть знак. Пару лет назад опубликовала мемуарные тексты, грамотно-гладкие, я читала в толстом журнале и искренне радовалась. Но где же там Проза??! (К слову, юную в мои времена поросль в подписные листы не пущали, как мы туда ни рвались: отодвигали и прежде).
Когда стареешь, и Гаспаров, светлой памяти, скучноват и отрывочен (в объеме продуманного), и Бахтин нарочит (подневолен), то душой кривить подло и поздно. Да, остались все те же вопросы – и ответы, на кои вопросов и не было. Прочтешь вслух «Мастера и Маргариту» - ужасный язык! А роман замечателен. Булгаков держит не словом, пишет периодами, блоками (облаками)... В этом плане проблема текста открыта и вечна: кто разгадал – бросит камень.
Да, есть у нас, «что почитать»: Лев Лосев, Кублановский, Хлебников (также Олег), О.Горшков (выборочно, из переписки с друзьями), этот список длинен и рван, здесь он просто условен. Имена в статье заменимы. Но энергия как показатель силы искусства – сконцентрированна и единственна. - Почитать Фета и Гете.
Официальная «литература» осталась, куда ж она денется. Мне наивно казалось, выигрывает тот, кто дольше живет, чье слово – последнее, кто перекричит воду и ветер, - но это ж не так. Хотя и издатели не напрасно надрывают глотки, убеждая читателя, будто он темен и дик: Время долго еще распутывает свалявшиеся клубки (ища нить Ариадны).
Есть мудрые критики – например, здесь
http://www.kritika.nl/ . Но публичный хор произвола, невежества ткет свою пряжу в эпоху маскульта... Брат когда-то сказал мне, что любит салонность Гумилева (на озере Чад), Северянина, Надсона, Бальмонта – и я стала халтурить под них. Спасибо, что в детстве: хотелось понравиться. Я не знаю, - надеюсь, брат вырос. Но они-то остались, где были. А я спешу в настоящий серебряный век – слышащий, видящий, мыслящий, где всегда есть, чему нам учиться. Отдохновение... Но отчего вы, не-читатели, так устали? Не от напряженной ли мысли?! Аудио-видео-воздействие клипом, картинкой... Не в них удалилась полнокровная проза (стихи), оставив нам бледные тени.
2.2.2006, Амстердам
[an error occurred while processing the directive]