Трепанацея есть лоботомия 

Все знают о том, что душа -- это shadow of Jah,
а мне лишь сегодня об этом сказал мой гуру --
мы играли в буру, и он слишком дерзко двинул туру.
Я взялся за ум, и сделал вот так: зум-зум-зум-зум.
Я так устал, я, возможно, умру, я ненавижу эту игру,
А всё потому, что я сделал себе зум-зум-зум-зум... 

Зум-зум-зум-зум -- пой, риханотрепан,
зум-зум-зум-зум -- звучи, сверлоструг,
это значит, мой друг, что суммою сумм
будет только зум-зум-зум-зум. 

Я когда-то пел всё, я когда-то пил всё, а теперь я курю и молчу,
только пальцы по бубну скребут -- зум-зум-зум-зум
Я сейчас отдышусь, я себя полечу, а потом я взлечу и спою, что хочу,
и эта песня будет, конечно, зум-зум-зум-зум. 

Зум-зум-зум-зум -- пой, риханотрепан,
зум-зум-зум-зум -- звучи, сверлоструг,
это значит, мой друг, что суммою сумм
будет только зум-зум-зум-зум. 

  

    ..^..




*** 

Жила-была девочка Надя,
ненавидела надевать колготки,
а я просил: -- надень-ка,
Наденька (ну смешно ведь!)... 

И не обижалась Надя,
она понимала, что на день
день не приходится, всяко
в жизни бывает, однако. 

Как хорошо, что Надей
был я однажды найден
(или найдён?)... не будем
в праздник плясать от буден. 

И вот, я зашёл с бубен --
(ну не было просто хода),
бил я ритмично в бубен,
и подоспела кода. 

Жила-была девочка Надя,
живёт она где-то с кем-то,
жжёт палочки белые "кента"
в какой-нибудь там Канаде. 

Живёт она где-то как-то,
хорошая девочка Надя,
мой бубен чуть сбился с такта --
но поправлять не надо. 

    ..^..





Детство 


 
По первому свету
 на велосипедах кряхтящих
мы с дедом неспешно движемся к ставу
по черным дорогам, 
 мимо аэродрома 
  и спящих домов.
Не лают собаки, 
 ни стука, 
  ни скрипа,
лишь птицы спросонья поют.
Вода чуть рябит,
 щетиной торчат камыши,
на том берегу мужичок лезет в лодку,
резиной по каменным крошкам шурша,
а мы на бревне восседаем бок о бок,
друг друга своим согревая теплом.
Дед курит,
 поплавки неподвижны,
  ждём. 

  

    ..^..




Бьётся муха в стекло 


 
Бьётся рыба об лёд -- и никак не пробьётся.
Бьётся муха в стекло -- и никак не пробьётся.
Бьётся оземь челом человек -- и никак не пробьётся.
Бьётся время в часах -- и никак не пробьётся. 

Вьётся в топке огонь, вьётся дым из трубы, вьётся плач в небесах, и верёвочка вьётся. 

Бьётся в топке огонь как олень --
Это время сгорает во мне.
Рыба вьётся юлой в полынье --
Это я коченею в огне. 

Ночь за днём, день за ночью идёт,
День-деньской день -- динь-дон языком...
И не спрашивай, бьёт он по ком:
По тебе этот колокол бьёт. 

Бьётся рыба об лёд -- словно муха в стекло,
бьётся муха в стекло -- бьётся рыба об лёд,
бьёт челом человек -- словно время в часах,
бьётся время в часах -- как челом человек. 

Бьётся рыба об лёд -- как очнувшись в гробу, бьётся мнимый покойник.
Бьётся муха в стекло -- разбивает чело и падает на подоконник.
Бьётся оземь челом человек -- в ожидании чуда с небес.
Бьётся время в часах -- сколько вечности ждать до чудес. 

  

    ..^..




Советское лето 78-года 


 
0.
Я у дедушки. Я у бабушки.
Я есть несъедобный ядовитый колобок.
Гипсом скованный, йодом благоухающий.
(А через две недели вышли
скрепки, фитили и жилы,
и прочие внедрённые какашки).
Кайф. 

1.
Когда понимаешь, что сейчас ты есть как есть,
это пять, это yes, это жесть.
Когда толчётся любое притворство в крошево,
остаётся сама жизнь.
Уже познав, что не все люди хорошие,
на какое-то время снова веришь в это
без остатка, как маме детским летом.
Если это не счастье, то счастья нет в жизни. 

2.
Самолёт гудит невидим,
хлещет жесть небес бичом:
это МиГ-21,
обычное дело, боевая учёба.
Другой самолёт кружит --
пассажирский,
жуком в облаках жужжит. 

А я в ожидании вечера
сочным июльским днём
лежу в раскладушке
средь пыльной ботвы.
Душно, увы. 

Рядом вкусная раскоряка --
вишня постарше меня,
подальше кислая слива,
за нею сортир деревянный;
теплица, безумные куры,
поленница, пёс,
кладовая и дом,
двор, виноградный покров,
ящик почтовый, забор и скамейка,
улица: ни фонаря, ни аптеки. 

3.
В доме каком-то соседском
"подмосковные вечера",
позывные, потом "пип-пип-пип"...
"В Петропавловске-Камчатском --
полночь". 

4.
Солнце, жужжание жуков и самолётов,
манящий шум поездов,
зов роботов-электровозов --
запах креозота зовёт.
Когда наваливается темнота,
налегает звёздная ночь,
хочется, чтобы скорей стало завтра:
так много дел нужно сделать завтра... 

5.
...вот и кончается день
как всегда, как и жизнь
когда-нибудь кончится ночью.
Улыбнётся луна,
звёзды сложатся в надпись:
"Уровень 2".
А тогда за столом два десятка людей,
и соседи, и гости, и предков весёлые тени,
"оренбуржский пуховый платок",
все пьют чай и вино,
все поют, и всё даром,
и никто не уходит обижен. 

6.
Лёжа в сладкопахнущей постели,
спиной в комнату,
представляю, что я не здесь.
Уже не храбрый мангуст Рики-Тики-тави,
или отважный Торопун-Карапун,
а отважный Покрышкин,
и храбрый Иван Кожедуб.
Стена перед взором,
на стене развиваются битвы и подвиги.
Лунные тени -- лучшие краски.
Сказки, мечты -- словно корни
вы между мной и моею землёй. 

7.
Детство никуда не уходит,
пока ты остаёшься в себе.
"Те" города -- это те города,
где мы сейчас пребываем.
Просто у детства меняются имена,
как у нашей страны --
то Советский Союз, то Россия.
А по сути всё это Родина:
неизменная переменная. 

    ..^..