|
ЛАДА ПУЗЫРЕВСКАЯ Питерское балладийное Здесь тебе не Сибирь – дождёшься, пожалуй, снега… По Дворцовой ветром швыряет цацки бесконечных иллюзий тех, кто искал ночлега на ступенях. Знаешь ли, не по-царски – оставлять их на откуп смутным ночным туманам, постояльцев ночи кромешной – “спите…” Но боюсь, что тебе их верность – не по карману, златоглавый рыцарь… Ну, здравствуй, Питер. Понимай-принимай, как хочешь, в свой тихий омут, обнимай не насмерть, а то привыкнем – знать бы должен, как рвётся-режется по-живому. Как блистают храмы твои… Впритык к ним – амбразуры дворов, прикрытых на всякий случай паутиной-тиной чугунных кружев. А на небе твоём, так склонном, прости, к падучей – ни просвета. Солнца не обнаружив за последнюю пару месяцев, сдал – не сдался?.. – даже Невский – гулкая Мекка пришлых. Их бродячие сны под звуки шального вальса рассчитать так просто на третий-лишний… На Литейном играют в классиков чьи-то тени, пишут письма, якобы – ниоткуда. Только холодно их читать. Льет который день, и – не вода здесь хлещет с небес – цикута. А казалось бы, всё в порядке – развенчан Цезарь, принародно утром отпели Брута… Отчего же так медлит с солнцем небесный цензор, цербер света белого?.. Цедит, будто ты богами забыт в болоте, тебя взрастившем, в ночь распят на сером сыром граните… Только вот, поутру проснувшись, опять простишь им, неразумным… Слышишь?.. Жить – будем, Питер?.. ..^.. АЛЕКСАНДР КАБАНОВ Кузнечики Под видом неопознанного гада - лежишь в степи на животе пустом. А вкруг тебя – кузнечиков армада: и чиркает, и прыгает с шестом. Киборжьи челюсти, капроновые крылья, мерцающая легкая броня… Здесь заговор, здесь всюду – камарилья, я – Зинзивер, не трогайте меня! Церковный колокол разбудит богомола, и примет богомол зеленый яд. Спешат сверчки – с ночного баскетбола и в стебли одуванчиков трубят. Я словно марсианская иголка; чужая, после дождичка, среда - повсюду степь, ни речки, ни поселка, и церковь улетела навсегда. Деревенская ботаника Тихо, как на дне Титаника, время – из морских узлов. Деревенская ботаника: сабельник, болиголов. Подорожник в рыжей копоти, добродушный зверобой - ни предательства, ни похоти, дождь и воздух кусковой. Вот, в тельняшке кто-то движется, улыбается в усы. Все острей и ближе слышится серебристый свист косы. Мусульмане и католики, православные и не… Ждут нас розовые кролики, с батарейками в спине! ..^.. ЛЕОНИД МАЛКИН In brevi Элле Крыловой Москва. Предзимье. Мутное окно, созвучное понятью "растворённость", - как насморк, как червонцы, как вино, спешит разбавить одухотворённость. За ним витает путаный декабрь, назойливее семечек и сплетен, и сладко шепчет на ухо: “Дикарь, не бойся крепких слов и прочных петель”; как мудрый друг твердит оксюморон: “бессмертие особый вид растленья”. Об этом говорил ещё Харон той осенью, когда без вдохновенья текла река - бесстрастна и грязна, забывшая о пламенных истоках... Но кто-то мне талдычит: “Смерть красна”! Но только тот, кто не был на уроках - уроках, где не ангелы снуют, а вместо Духа - едкая карболка, где из останков лирики встают, нет, не стихи - а Бродские в бейсболках. Но зажигает нам за речкой Стикс костры надежд слепой фонарщик Гадес. И если даже смертных жалит стих, глаголом жечь... сомнительная радость. Наплюй на страстный шелест дневника, на латанные беглой ниткой чувства: здесь присные - бескрайние снега и томик недочитанного Пруста, да утренний протяжный перволай - просодия сквозь сон зимы трескучей, и если можешь, друг, не умирай, ведь очереди нет - мы сгинем кучей... А может быть дотянем до весны, ныряя и поёживаясь в Лете, и если оболочки нам тесны, то станем неразумными как дети, вернёмся на исходную опять без жалких катехизисов и строчек, лишь только для того, чтобы понять, в чём умысел непрочных оболочек. И вот тогда откроется стезя - не райских кущ потёртые ворота, и встретит нас, быть может, прослезясь, великий Дант на краюшке болота... ..^.. ГЕННАДИЙ ЕРМОШИН Архео логос ГраффИти - дань эпохе дижит-вижн - По грубой глине камышовых хижин Пишу озёра карие твои… В них ветреность Иштар, коварство Кали Играют, словно в огненном бокале Изысканное золото аи… В них – место страсти, археологиня!.. Но безразлична гордая богиня К стенаньям смертных, распростёртых ниц… Из черепков надежд, как паззлов мира, Всё складываешь блеск дворцов Кашмира И гул месопотамских колесниц. Мы – жертвы перемен и пиромании, Сомнамбулы с полотен Пиросмани… Таблицы, тростниковое перо… Стихи… Удел их - в пламя, не читая, Другие письмена предпочитая, - Евфрат и Тигр, “Брокгауз и Ефрон”… Тобой приговорённый к высшей мере, Я затеряюсь где-нибудь в Шумере, И искажённый клинописью крик В глуши музейной где-нибудь в Париже, Пусть даже доведёт судьба услышать, - Ты не поймёшь гортанный мой язык. Лишь соль вкусив в вине, и горечь – в хлебе, Меня найдёшь и на земле, и в небе, Однажды утром подойдя к реке, Устав быть сильной… И на сердце – слякоть… И так захочешь и жалеть, и плакать, Мои следы увидев на песке… ..^.. ИВАН ЗЕЛЕНЦОВ Сентябрь… Простуженное лето… Сентябрь. Простуженное лето. В бреду убийственных идей летит в тартарары планета, больная вирусом людей, и нервно вертится под утро - вот-вот покровы тьмы сползут, унять пытается как будто горячих точек вечный зуд. А ты влюблён - и что тебе до вселенских войн и катастроф! Так дела нет горам Тибета до этих слов, до этих строф. А ты стоишь, презрев печали, судьбою взятый на прицел, с котомкой песен за плечами у новой жизни на крыльце (где каждый новый день приносит тумана, словно молока), чтоб все дурное в эту осень пустить с дверного молотка. ..^.. АНДРЕЙ БОРЕЕВ Так проносится жизнь… Так проносится жизнь… Наши дети уже подросли: твоему – ренессанс, и моей – где-то средневековье. А как будто вчера – крик рождения, лепет пали и игрушечный рай, притаившийся у изголовья колыбели времен… Ни вернуться, ни переиграть. Нет у мира причин нарушать свое первое слово. Я – счастливый отец, ты, конечно, - счастливая мать, и уже не узнать нам какого-то счастья иного. Так проносится жизнь… Все черней и чернее моря, все пьянее вино и все чаще – дождливые зимы. Наши дети растут… - жизнь проносится, в общем-то, зря… Я счастливый отец… - жизнь проносится, в общем-то, мимо…, оставляя послед из назойливых мифов и снов – как увесистый дар… …как соломинку… …как подаянье… Мириады невстреч, миллиарды несказанных слов, – вот основа основ моего чуть живого дыханья. Так проносится жизнь – сквозь туманы, туманности, в ту шиваокую брешь в твердолобье вселенского эго, за которой любовь, насаждая свою правоту, из обычных людей продолжает лепить человеков. И ни тайный огонь, ни тоска, ни щемящая грусть ни на миг не прервут эту заданность миродвиженья… Пусть проносится жизнь, Пусть исчезнет! Пусть выгорит! Пусть!.. …если даже любви неподвластен закон притяженья. ..^.. ЕЛЕНА БОНДАРЕНКО Подводный снег* (подтрамвайщина) Наступает сезон день за днём холодеющих звезд, время вязких туманов, где вольному воля – не воля Лада Пузыревская Будто труп, цепенеет рассвет. Борис Березовский И снова грусть – кормилица… откуда Нам ведом свет неведомой звезды? Отчего Вы со мной, как с маленькой, Ваша Честь? Если встану на табуретку, то стану вы… И пошлю Вас… не спрашивайте – зачем. За него хоть по битым стеклам, хоть по любви. На ветхом снимке – новенький трамвай. Остывший чай на тумбочке и но-шпа. Я буду спать, когда ты не проснешься, Когда ты не…я буду… засыпай. Когда ты – не, я – буду. Слышишь? – Буду! Лежать, прижав фарфорового Будду К чахоточной груди, когда ты не… Трамвай уходит… шут с ним, не последний. Хромой кондуктор - чокнутый посредник, Он всё, каналья, знает обо мне. Аквариумный сумеречный свет В кунсткамерах предместий ноябрится В неярких бликах, гаснущих на лицах Знакомых с детства идолов. Листве, Отпущенной на волю – хэлловин На стогнах неухоженной усадьбы. Покинув кухню, тянется к мансарде Нестойкий запах пареной айвы. Навстречу из кустов несется всадник И мне плевать, что он – без головы. …возлюбленный трамваем Берлиоз, Ни дна тебе - ни крова - ни ночлега. В айвовых ветках путается Вега. Болеют ожиданьем первоснега Застенчивые мумии стрекоз, Застигнутых сезоном ОРВИ В стеклянных склепах окон, полных пыли И солнца… что бы мы ни говорили - Всё о деньгах, хотелось – о любви… К Б.Б. – от Лены Б.:) – поверх основ, По уголькам покинувших орбиты, Померкших звезд, опоенных вином, Которым отравили Маргариту И всех, кто иже с нею, заодно: Сократа, Литвиненко, Кивилиди… Мой бедный, в Томы сосланный Овидий, Созвездье Овна… тонкое руно На зависть високосным облакам - Тебе на плечи… Боже милосердный, Созвучны трепетанию предсердий Языческие пляски мотылька Во славу лампы. Ноет голова Крестителя? Дантона? Берлиоза? Закончить опус пошлым словом “роза” И лечь. Не под тебя – так под трамвай, Летящий (мать честнАя!:) – под откос, В сырой овраг, где в зарослях сирени Сурово партизанит Берлиоз. Поодаль отгоняет мух и ос Почетный член… титан стихосложенья (Молчите-с:) ясный пень: Безродный - гений:), Терзая толстым пальцем рыхлый нос… Здесь от всего сгодится дихлофос И лишь “от головы” – усекновенье. Подводный снег… сугробы у крыльца Всё выше, вы… “и присно и вовеки…” Прикосновенья сна к припухшим векам, К браслетам на запястьях мертвеца… Не воля – так неволя… слобода Под Китежем… мальчишка – озорнишка, Засунув чью-то голову подмышку, Побрел куда глаза глядят… куда…-------------------------------------- * Наблюдается в океанских глубинах, более трех километров. Крохотные останки животных и растений по причине малой плотности не оседают на дно, а как бы парят в толще воды, слипаясь в светлые хлопья, “снежки”, создавая таким образом эффект подводной метели.
Второй вариант “подводного снега”: газогидраты – устойчивое соединение воды и углеводородов, на 98-99% состоящее из метана. В замороженном виде они обнаруживаются в придонных и поддонных отложениях арктических и антарктических морей, а также в толще вечной мерзлоты.
..^..