КОРАБЛЬ ЛУКИАНА
1.
под полом - волны, к корме приросла трава,
мы смотрим yгрюмo на палубный карнавал -
бизань и бушприт целуются носом на нос,
и платья дремучи, и кто-то сухим веслом
копает колодец - откуда идущий врозь
печатает пушки, пистоли и шкипера трость
по спинам, по склонам, по бочкам рабов -
он стонет, он стынет и губы чертой любовь
подводят помадой на нижний и верхний горб.
мы начали танец, корнями крестя песок,
мы пробуем руки, растущие в стебле ног,
и ягоды в волосы - через ресницы дрожь
вином отжимает в короне терновой дож -
"вы зёрна на тернии, света в пригоршне соль".
2.
прокуратор шагает штангель-циркулем через реи,
отмеряет отрез на флаг, жесть на латы лап скарабея,
воду белую пьёт из мозельского, читает свитки,
прячет голову в панцирь и след на листе улитки
оставляет за пальцем - там где описан север.
этот борт плывёт в Галилею, иначе к свадьбе,
но увы, пунктир не верен и круглые дыры в карте
треугольным взглядом с гипотенузы в катет
отцветают жёлтым шаром соцветия мать-и-мачех -
"не твоя вина, но скисло вино се, рабе...".
ватерлиния глубже качелей весов в зените,
чайки строят дворец и кричат о судьбе на Крите
для Петра, Иоанна, Андрея и прочих в трюме,
окольцованных цепью в руке золотой Сатурна...
3.
клянча склянки, поёт под коленом петух,
о рождении гермо-марине-манон-фродиты,
и фанфары гудят, и волос догорелый куст
по стерне запряжённого в лемех пиита
подгоняет хлыстом виноградной лозы -
на пергаменте литеры серой золы
вырезая с лица безопасною бритвой.
это хистеро-пасха - химеры хребет
под канатом, крылом деревянного шершня,
выдувает из амфоры зюйд через вест -
шестерёнками, поршнем, колёсною песней,
оставляя на пашне зияющий след -
с зимним аистом, свистом кометы,
и венцaми Улисса невесты...
4.
кованый клюв Омона и жало в хвосте Арго
колко целуются, шепчут или считают астры
в парусных сходнях на кемерийский холст
(там - Иордан и Фивы вышиты в листья пальмы
савской принцессы - кровля, карниз, балкон,
на балюстраде лепка, выше - слепые маски
ярла Давида дочери и Соломон -
стёрты черты - между тельцом и шаром
облик Юдифи, Олофа и Ваала...).
пенится уголь, пляшет кормы юла
ливнем стрекоз, львиным и волчьим зевом,
масло шипит в бутонах, с нёба глотая пар
в вены ветвей, чёрствой пустыни чрево -
"что это?", "линий в тарок игра...".
5.
гуттаперчевый мальчик на мачте маковкой
качается в такт движениям бёдер боцмана,
из арапов он, по роже улыбкой зарево -
чайкой кричит и руки разводит в стороны,
обнимая Эрота колчан и венки лавровые -
на корнях за килем, кормы оловянный колокол,
и клешни, что клацают по полукружиям раковин.
похвала любви пахлавой и щербетом в трещинах,
средиземный полдник уснул похотливой позою,
"на Итаку курс, не причалим сегодня вечером,
ибо милый мим не кривляется нынче в воздухе,
нарядился в жертву, и скачет козликом
по горбатым склонам, по дряблой Венеры осени,
и скрипит в Борее трухлявым Приапа деревом..."
6.
тонут корки ангелов
в хлебном мякише плоти,
девы присной статую
корабельный стругает плотник,
по шершавой коже проводит руки стамеской,
"не застрянет Харона кость
на причинном месте!"
у апостолов нынче праздник -
Савл женится на Иуде -
две Марии и Марфа гремят посудой,
Анна чешет пятки, считает утварь -
"се приданное - бывшие сны и люди -
из колоний - там где растут алмазы
и луне возносит молитвы паства!"
7.
резкость фресок неразличима в качке
плача чрева этажных качелей палуб -
плащаницу стирают библейские прачки,
под иглой гравёра вощёный валик
содрогается музыкой рыб и рака,
водолея в зеве зевотном мальвы
часовые тени ведя под арку -
трёх триумфов - первый в венце лавровом,
на втором и третьем - слепые совы
и в унылых позах застыли Парки.
Лукиан цедит по элински рислинг,
посыпает толчёным рубином ногти,
иудейский раб по свитку читает Числа
и грызёт засохшего хлеба ломоть...
..^..
МОНОЛОГИ ГУСЕЙ БЫВШИХ ПРИДВОРНЫМИ В ЛЕМУРИИ
Константин
набей меня бабушка Иоановым яблоком,
написанным Яном на пирах испанских,
ведь и ты танцевала Ироду фламенко,
и теряла юбки - укрывалась фартуком,
а он смотрел, жевал виноград и финики,
надувал щёки, шептал - "подойди милая,
твои грудь и бёдра - совершенство линии...
Флора...нет - Фауна с лебедя крыльями."
ныне ощипаны, торгуем писчими перьями,
за драхму дюжина, за две - с пергаментом,
нам ворон Мадридский накаркает времени
и я улечу за фугой и гаммами...
Базилевс
мылю тыльные, потираю запястья вервием,
нервно дёргаю веко щеколдой закрытое,
рос себе на забаву деревянным демоном,
щебетал в ветвях вальсами, гоготал гимнами
про Ливана ножницы, кудри лобка наложницы,
между бёдер гулял, шлёпал вразвалочку -
окольцованный спрашивал - "далеко ли до озера
Галилейского, с рыбой подводной каменной?"
не отвеченный, платил жиром и косточкой
надгортанною - это ворота к выдоху
запятых в пенсне, запотевшему стёкол острову
с отцветающим цветком ириса...
Эммануил
осыпанный манною клюв подвожу помадой,
акварелью медовою крашу ресницы синим,
хозяин плотину строит из сизого ладана,
меня приглашает быть зодчим и мимом,
кривляться, вытягивать шею галстуком,
рассовывать мелочь, мелки по карманам,
цвести незабудками, маргаритками, астрами,
писать нерадивым карликам пасквили,
в корыте мешать для творения глину.
помощник мой жжёный, в печи расплавленный,
молчит арамейски, мнёт окончанья латинские,
пальцы топорщит в оазисе пальмами,
ему бы не пуделем быть - чёрной крысою.
Валентин
кружусь, покрываюсь золотом с вертела,
соблазняю товарок, торговок рыночных,
в друзьях дураки - лебеди, селезни,
утка пекинская - украшена гирями,
силача-акробата из цирка мистерии,
в terra incognita шастает улицей,
душится гарью, порохом, серою,
мило болтает с тощею курицей,
той что слывёт любовницей мастера,
нас обратившего в стаю гусиную,
ныне, он повар, колдует над яствами,
слышу его восклицанья за ширмою -
"к ужину с Мефисто огненно-жареных..."
Генрих
мужской хор под Меце-сопрано кастрата
выводит партию, где от повисшей ноты
к гипотенузе страсти низводит катет
бородки клином и шапочки идиотской
(курсивом вышито - Милому Минотавру,
от нежной Гретхен за лабиринта позу,
за рог в межножье, спермы во чрево лаву,
и лобызанье шерстью по коже, после).
регенты клетчаты, крапчаты, босоноги,
в манишках серых, не стиранных больше года,
встают на цыпочки, щиплют травою город,
и дирижируют - нынче двойное соло
во славу Ля или Си, или Ре в диезе
(Гуно был прав, не хватает грозы ударных),
...любовных пауз...а так же финала пьесы,
за уходящей в небо прозрачной парой...
..^..
Постмодернистский сюжет
нарисованный клоун
размашистым галстуком крапчатым, шёлковым,
защёлками клацая в лацканах фраковых -
солёный? - две клизмы за маской со щёлочью
и пряди растений на грядках по фартуку
поверх закопчённой манишки, где головы
цветут кочанами капустными, парами,
и катятся, капают свистом на валенки.
он ходит по кругу, и хлопает булочно
в ладоши надутые паром и порохом -
штаны пузырями, раскрашены суммами
в карманах растраченных пёстрого золота,
за ним - на верёвочной привязи улица
хвостом по собачьи виляет и путано
себя на себя зазывает на дудочке.
Акробатическая графика
карабкаются по вантам ватные, бородатые,
целуются на канате усами рыжими, цепкими,
один - гуттаперчевый, второй - статуей
застыл - глаза загибая нежностью
в туш оркестровый, софитов радугу,
зрителей пузырями цветную патоку -
сие под купола отверстой на звёзды челюстью.
звучат имена странные - Полишинель, Амлет-Алле,
на шеях страховки завязаны в узлы и бантики,
на нервном дыхании плывут корабли сердец,
тонут в овации пота губастыми каплями,
ввысь поднимая смерчем опилок клей -
склеить поровну разбитое ласками
представление барабанной дроби и клавишных.
штриховка наездницы
чей круп больше? кобылы? скакуньи?
чёлка и грива масти красной гадалки,
штрихами копыта, квадратами белыми зубы,
ресницы в помаде, корсетные ставни
закроют-откроют попону и юбки
гортанно гобоем, картаво гитарой,
и скрипом старушечьим бубна.
фонемы фламенко, фантомы кадрили
копируя в кальку движенья и позы -
налево - графитом, направо - чернила,
пять линий замкнутся, и чёрные звёзды
на стеблях очнутся средь ликов и лилий -
скакунья проскачет, и воздух
запляшет сторукою Шивой...
анимация и укротитель
ворона вислоуха, лупоглаза, велеречива,
по перьям и лапам басня в стихах курсивом
о сыре, иксе, игреке, странном зете,
в желудке кричит и плачет Иона третий -
он царь партера проглоченный незаметно...
тычинка в пестик - смеются ириса дети,
над клювом - схожи с львами и людоедом,
единорог играет с ним в золотые кегли -
правила - поло, полу по па балетно...
дрессировщик в крагах, мотоциклетном шлеме,
вместо кнута - меч перекован в лемех,
не обращает внимания, пашет и пишет басню -
о фальши в квартете, даром пропавших яствах,
о том, как мартышка теряет очки и зренье...
бумажное представление
дырчатый, дутый, коленчатый в вагах
путаясь, с войлоком, дверью бумажной
выбежит, взвизгнет на череп в руке -
"жизнь папиросна - из папье-маше
ты был излеплен - ныне размокший -
в плеч коромысло вложу осторожно -
без головы как мне выполнить позу
козлика в стойле жующего звёзды
с купола в ясли струящихся дымом?
я ухожу из шатра пилигримом
к свету юпитера, к святости в гости!"
братья батута, незрелые грозди,
переплетаясь, построили остров -
острый - уколешься, если не призрак -
чем то похожий на колокол снизу
юбки, где ноги немногим длиннее
невода с рыбной петлёю на шее,
с щелью циклопа, пещерною мышью,
выстрелом, топотом лошади ижиц -
справа ступени, а слева Остзее...
скачет по кругу возница известий,
шлейф из картона и пёстренький чепчик
лысину лунную скроют едва ли -
"я герцогиня из звуков рояля -
синим диезом, бемолями в алом
пренебрегла ради принца вокала...
девственность - Демону! Лучшее - детям!"
кроткий, в коротких штанах и манишке
на удаленьи хлыста, или ближе
линз близоруких, в диоптриях зверя -
не укротить по критерию веры -
грифель графитный из запаха серы...
ряд постояльцев, рода статистов,
взгляды восторжены, маски пушисты,
аплодисменты похожи на брызги...
слёз.
..^..
