Михаил Рабинович
Про разных людей
|
|
Мы как раз беседовали о том, что у человека всегда, даже в непростой ситуации есть выбор, что попытка должна быть по крайней мере совершена, что все основные радости наступают за непредсказуемым углом совершенно случайно, о том, не выпить ли нам ещё - и тут мой приятель рассказал поучительную историю про француза.
Этот француз жил во французском районе нашего города со своей крикливой женой. Она кричала - то ли на него, то ли просто по глупости - в любое время суток, и соседи, слыша эти крики, иногда даже удивлялись.
И однажды француз не выдержал, купил для жены дом в другом, отдалённом районе, и отправил её туда в связи с переездом. Жена уехала, в дороге тоже крича, но из-за увеличивающегося большого расстояния её не было слышно.
Француз зажил тихо, по-простому, но от одиночества запил, перестал бриться, заладил носить старые одежды из шкафа - словом, жизненные интересы его сузились и помутнели. Соседи же наслаждались тишиной - ну, насколько им позволяли их ближайшие родственники.
Случайно протрезвев, француз вдруг хлопнул себя по лбу и женился опять. Новая жена сразу принялась перестраивать их общий теперь дом - и до соседей доносились то лязганье пилы, то стук молотка, то гудение неисправной электропроводки и, наконец, всё более частые и высокие по тональности крики.
Женские крики усиливались в процессе совместного с французом проживания, и соседи даже решили, что это старая жена вернулась, однако - нет. Это новая была.
Короче, со временм француз купил ей тоже дом, ещё дальше, чем для первой. Купил - и сразу одиночество, пьяные мысли, старые одежды из шкафа, даже туго завязанный галстук, туже, ещё туже...
Потом освободил шею, хлопнул по лбу: раз - новая жена, ещё новее. Она была, судя по отзывам соседей, совсем хороша, но крики начались на второй же день. А ещё на один дом у француза уже не было денег.
Так вот, спрашивается - может, это в нём, в том французе что-то особенное, воздействующее на окружающих...
А возможнось выбора - она всё же оказывается ограниченной: везением, силой воли, бытовыми навыкам или, как в этом случае, деньгами и стройматериалами.
Мы с приятелем ещё долго беседовали, и я не помню, оказалась ли его история правдивой. В нашем городе нет ведь французского района. Зато есть немецкий, китайский, итальянский.
Один человек не то что не был писателем, а даже его бывшая жена никогда не кидала в него книги во время ссор. Чего другое кинуть - это пожалуйста, сколько угодно, но только не книги. Он не писателем был, а математиком.
Но однажды он пришел домой и решил написать роман типа "Войны и мира", точнее - как "Анна Каренина", только лучше с художественной точки зрения. Он как-то неосознанно об этом подумал, не против Льва Толстого, - однако так выходило по его невнятным прикидкам, что именно в русле Карениной у него будет произведение.
Пришел, значит, домой и сразу стал искать ручку, чтобы записать роман. Но одну ручку он не нашел, другую тоже не нашел, а где лежит третья ручка, синего цвета, он никогда и не знал. В четвертой ручке не оказалось чернил, еще в одной, в шариковой кончилась паста, и только бумага царапалась вместо начала романа: все, мол смешалось... Карандаш был поломан, одна ручка почему-то била электрическим током, а еще одиннадцать ручек и перочинный ножик забрала его бывшая жена, когда уходила навсегда.
"Почему она ушла?" - подумал математик, и тут же вспомнил почему. Лучше нашла. Это же статистика, математика: из двух всегда один кто-то лучше. А из трех? "А из трех, - быстро понял математик, - два лучше. Из четырех - три". Математика - это важная наука, точная. Не то, что литература.
Ушла - теперь хорошо, теперь роман можно писать. Но для этого ручка нужна или хотя бы карандаш. Математик так и заснул, счастливый. Давно это было. Он потом проснулся, но думал уже о другом. Поэтому роман Толстого "Война и мир", а особенно другой его роман - "Анна Каренина" до сих пор считается непревзойденным образцом психологической прозы.
Приключения математика и его друзей
Один математик получает по электронной почте письмо: "Ваш паспорт найден на улице Бассманной 18/1”. А в той стране, где живет математик, нет ни одной улицы Бассманной. Там даже паспортов нет, а вместо них – синие и голубые бумажки, похожие на конфетти.
Математик понимает, что это спам. Он ложится спать рядом со своим обычным диваном, и во сне находит решение известной теоремы Мендель-Сона, решить которую мечтают все математики мира и даже не только математики – но решить ее невозможно, ибо так завещал создатель теоремы. Однако сейчас, во сне, решение близко, и математик может даже потрогать его рукой.
“Надо же…”, - думает математик, заливаясь непривычным смехом. Он ищет ручку, чтобы сделать кое-какие пометки. Проверяет - да, все правильно. Вот они, иксы – в одной стороне, игреки – в другой, справа от уравнения, а интегралы как бы плавают сверху, и если чуть приподняться, то их весьма легко взять.
"Такое открытие изменит жизнь человечества в необычайно хорошую сторону", - думает математик и просыпается. Но то, что было ясно во сне, то, что вело к решению этой теоремы, да и к решению других тоже – наяву оказавается мишурой и пшиком. Пометки, сделанные математиком, проявляются теперь нотной записью песни композитора Крутого, да еще с тремя грамматическими ошибками.
Математик идет на работу. В дороге он встречает карликового бегемота Тузика, и дальше они идут вместе.
Так как у математика пропуск только на одного, то у проходной они с Тузиком играют на морского, кому показывать. Выпадает Тузику. Он без труда садится в лифт, а математик возвращается домой и получает электронное письмо, будто он стал чемпионом мира по футболу в составе одной команды и завоевал бронзовую медаль в составе другой, похуже.
Деньги за победу, оказывается, он может получить в любое удобное время в своем банке, сообщив предварительно свои и банка подробные данные. Математик путем перебора случайных чисел понимает, что это спам и засыпает.
Во сне он оказывается в предбаннике женского отделения, где решает проблему терроризма. Решение простое и элегантное, и математик ищет карандаш или, на худой конец, мел, - чтобы, проснувшись, увидеть решение опять и зажить как следует.
“Вот же оно, вот же, - радуется математик, - уже и на бумаге тоже”. Он готов проснуться, но это почему-то не получается. Ажурные ворота предбанника раскрываются, и все математики вместе с карликовым бегемотом выходят на обеденный перерыв, так ничего и не решив для себя.
Математик понимает, что проснуться ему тяжело или даже невозможно, и что он может остаться в своем сне навсегда, - но тут просыпается и сразу ищет сделанные мелом записи. Разобрать ему удается, однако, лишь одно слово: “Эх…”. Для опытного математика этого может быть достаточно. Но может и не быть.
Математик идет на работу, в дороге к нему присоединяется гигантская корова Сцинтия. У нее крылья как у Пегаса, а в руках – лук и стрелы. Одета она довольно бедно.
Сцинтия проявляет себя разбитной коровой. Рядом с математиком она идет нога в ногу, задает ему удачные вопросы.
Так как пропуск у математика только на одного, у проходной он со Сцинтией играет на морского – кому идти на его рабочее место. Выпадает Сцинтии. Он видит, как она поднимается по лестнице, и машет ей рукой, потом он возвращается домой и проверяет электронную почту.
У него в ящике только одно письмо, зато мокрое. Буквы расплылись, но можно разобрать запятые между ними. Математик сушит волосы феном и засыпает.
Едва заснув, от тут же добивается повышения нравственности на всей территории, где его избрали управдомом. Он чувствует, что спит и хочет донести секрет своего успеха обратно, в явь – подвернувшейся красной помадой делает скурпулезные заметки. Он просыпается и видит вокруг себя пустые немытые бутылки, голых грязных людей и граммофон с песней Крутого. Математик вспоминает, что граммофона у него на самом деле нет и просыпается опять. Во второй попытке бутылки не пахнут, они вымыты – людьми, однако, надо бы заняться еще, - однако времени на то, чтобы проснуться в третий раз у него уже нет. Пора идти на работу.
По дороге он встречает олененка, близнецов зайцев Р. и М, трактор с аккумулятором, свою бывшую жену, двух незнакомых ей в этот раз мужчин и политического активиста Шарптона. Завязывается непринужденная беседа.
У проходной, как обычно, играют на морского. Идти на работу выпадает олененку. Шарптон обижается и тут же пишет жалобу в ООН, - однако марку из экономии не наклеивает, поэтому никаких мер не принимается - несмотря даже на то, что олененок оказывается профнепригодным.
Математик идет домой, размышляя, почему же он так близок к важным открытиям в своих снах, но без них, в сущности, несчастен и нелеп, и даже не может попасть к себе на работу, где ему платят деньги - но могут ведь и перестать платить.
Математик понимает, что ему нужна опора, помощник в его изысканиях, а главное - понимающая соратница. Он вызывает медсестру из поликлинники, и она перед сном подключает к нему осциллографы, разные провода и зажимы. В решающий момент все будет записано электронным путем, и математику не придется судорожно искать во сне ручку, мел или помаду. Проверь себе утром электронную почту, и все.
В ту ночь математик спит спокойно, хотя медсестра перепутала плюс и минус, к тому же у нее оказался дурной характер. Математик верит, что наука наконец-то придет на помощь его недюжинному уму. Он еще не знает, что решит вначале: теорему Мендель-Сона или семейные проблемы с медсестрой - но сон развивается по тому же сюжету, что всегда.
Успех близок. Все превращается в вечные электроны. Математик просыпается и читает написанное самому себе письмо: "Ваш паспорт найден на улице Бассманной 18/1”. Ревнивая медсестра закатывает ему скандал.
Рассказ о японце с плохой памятью
У одного японца была плохая память, и он никак не мог запомнить, женат он сейчас или нет. Род его был стaринный, с многовековыми традициями икэбаны и харакири, но память у многих его предков была еще хуже, чем у него. Поэтому каждый год, в день полного затмения, старший сын передавал младшему написанные на специальном папирусе семнадцать признаков, по которым можно с высокой точностью определить степень женатости человека.
Некоторые из этих признаков вызывали смех, другие – улыбку, но в целом документ был орошен слезами предков. Хорошо, если затмение лунное. А если оно просто нашло? Прочитал – да, женился. И для женщин сноска была на папирусе.
Жены этому японцу попадались каждый раз разные, но что их объединяло – у всех оказывались японские мамы. Один из признаков как раз про это упоминал.
Вообще, у японцев есть странная, но легкообъяснимая привычка к двойственности. На работе они прилежно и вежливо крутят гайки к миниатюрным транзисторам, ходят в галстуках и раскланиваются при встрече, а вот дома могут сразу злобно сузить глаза и ждать неизбежного подвоха. Казалось бы, пришел японец домой с цветами для икэбаны, осмотрелся, увидел узкие глаза – и тянет уже на харакири.
Один из признаков женитьбы, кстати, на папирусе, был именно с этим связан. Тот японец с плохой памятью первым делом его проверял. Проверит – и поставит галочку или птичку, в зависимости от настроения.
Хорошо, если все семнадцать или хотя бы пятнадцать признаков показывали одно и тоже. А если результат – девять на восемь? Восемь на девять? Поди разберись. Тяжело. Иногда только работой можно забыться.
А работал японец на сборке японских автомобилей. Хонды, Мицубиси, Тойoты, случалось и Фиаты, Форды. Золотые руки у него были. Вроде такая же машина, cобранная другим, какая-то тусклая, едет медленно, ест много бензина, - а вот если он соберет, то все блестит, сверкает, несется. Парочка признаков из папируса как раз с этим была связана. Ну, тут-то у японица всегда порядок.
Потом ещe – секс, важный признак. На папирусе досконально все учитывалось: время суток, частота, плотность, ускорение. Японцы ведь тоже странные бывают. Что ж они, не люди? И для женщин сноска была, на папирусе.
И вот пришло время японцу свиток с признаками передавать своему сыну. А того дома не оказалось.
“Эх, икэбана-харакири, - подумал японец, - Да прaвильно ли я прожил жизнь?…”
Прочитал еще раз все семнадцать признаков, но ответа на этот вопрос, как обычно, не нашел.
Одна девушка выросла до немалого возраста, но многие посторонние люди все еще считали ее просто ангелом. Да так оно и было. Мягкий безотказный характер плюс решимость отстаивать общечеловеческие ценности умножить на мягкие как воск волосы – что может быть в результате…
Замуж она вышла – это часто бывает - на редкость неудачно. Муж пил, уносил из дома недокуренные сигареты для своих подужек, во сне нарочно храпел, дрался, оправдываясь, и даже заставлял ее писать анонимные восторженные комментарии на своем вебсайте.
И рождение ребенка его не остановилo. Он и ребенка заставлял писать.
Терпела она, терпела – а потом ушла, несмотря на свой ангельский характер. И губы ему зажала бельевой прищепкой – чтоб не храпел наконец.
Она быстро встретила другого, приличного в тот момент человека.
Ей не терпелось показать ему свои достоинства, но в процессе новой совместной жизни они не были такими яркими, как раньше. Полученный ею печальный опыт ожесточил характер, сделал волосы колючими, а мелкие радости – ну, там покурить в пивном баре или пошляться по бессмысленным магазинам – стали для нее выше любых гумманистических идей.
Муж ее только чесал в затылке. Он ведь - не без основания - рассчитывал получить чуть ли не ангела, а вот оно как получилось. Ее злобный взглад заставлял его втягивать голову в живот. Она даже оскорбляла национальное достоинство мужа, хотя национальность у нее была такая же, кaк у него, довольно распространенная на Земле.
- Где же тут логика? – спрашивал он.
– Нету логики, - отвечал она. И с ней можно согласиться,
Боль, приченeнная ей первым мужем, широкой струей разлилась на второго. И вот однажды она дошла до того, что поцеловала на прощание спящих мужа и сына и исчезла из их жизни.
Занимаясь со своим новым, некрасивым и потным, сожителем всякими гадостями, она все же вспоминала о прежней жизни, и ей мало-помалу становилось стыдно подбно случайно одетому посетителю бани.
“Что же это я, - думала она, направляя на себя теплую струю, - до чего же это я докатилась. Если есть в чем-то человеческое предназначение, то оно уж наверняка не в том, чтобы рассматривать синяки на ноге и прикрывать купленным в магазине макияжем злачные места тела”.
Тут она даже улыбалась, несмотря на трагизм ситуации. “Нет ведь, не в этом предназначение. Где-то там, оставленный спящим в кровати, растет, пытаясь стать добрым человеком, ее сын, а другой, тоже близкий, переживает зa нее, читая криминальную хронику в газетах – хотя, наверное, начинает с первой страницы, с не менее печальных политических новостей.
Она рассматривала себя в душе, в коридоре, в общественном транспорте – и нигде себе не нравилась. Но как-то раз она догадалась уступить свое место у поручня седому старику – и это было началом перелома. Одно доброе дело, второе, третье – и к ней вoзвратились прежние наивные мечты, ласковый взгляд – и тем тяжелее ей теперь было видеть некрасивого и потного сожителя с его мазохистcкими причудами, некрофилией, уклонением от уплаты налогов.
Однажды она решилась. Зажав губы потного и некрасивого сожителя, она, в строгом светло-сером платье, устремилась в прежний мир. И что она там видит? Сын проснулся и завел нехороших девушек, а тот, кого она втайне считала своим мужем, подурнел, одрызг и научился по-хамски свистеть.
Она готовилa домашним лучшие блюда: жульен, патисоны, грецкие орехи, лук - но трещину, возникшую кода-то в отношениях с родными, заделать не удавалось. Напрасно чистые как слезинки мысли посещали ее и совершенствовали - мир изменился. Муж стал совершенно невыносимым: таскал недокуренные сигареты подружкам, жаловался на судьбу в "прямой линии" на радио, научился играть на гитарe, - а сын даже ударил ее этой гитарой по голове.
Тогда она, едва касаясь земли, вышла на улицу, где перекресток и мужчины. Она уже чувствовала, что долго такой хорошей, как сейчас, быть не сможет. Человек ведь менятеся, вот в чем дело, даже если это незаметно. Meняeтся. Как ему встретить другого человека? Тяжело. А ведь надо учитывать не только случайное, в сущности, место встречи, но ещё и время. Все ещe более сложно, чем это может окончательно показаться.
Одному человеку не то, чтобы не везло в жизни, нет, ему везло, - но везло как-то плохо, неудачно.
На работе он был счаcтлив, изучая не только всякие железяки, но и как эти железяки и кнопочки влияют на общеcтво, на природу, как получают толчки от тонких движений человеческой души, - однако финансирование проекта закончилось, а деньги выделили на борьбу с грызунами, и человeк стал истреблять мышей, что, впрочeм, весьма важно.
Женщина, с которой он когда-то держaлся за руки и вместе смотрел через теплый ночной воздух на звезды, теперь, живя с ним, выучила новые печальные и грубые слова, а старыми говорила по телефону с чужими людьми.
Человек купил красивый телевизор и красивое зеркало, а телевизор стал показывать ужасы и людей, поющих не в такт музыке, зеркало же искажало пропорции.
Даже политические партии, где были достойные деятели, пекущиеся о будущем, партии, за которые человек голосовал, тут же начинали заниматься жульничеством и разбоем, а в лучшем случае прятались от избирателей, потому что ничего хорошего сказать им было нечего.
Даже любимый кот вырос и стал хамить, таскать домой посторонних мышей, так надоевших уже человеку на работе.
Как всякий разумный человек, он обвинял правительство, родственников, флору с фауной и глобальное потепление надо всем этим, - однако же как-то ночью проснулся и понял, что сам во всем виноват.
Он вышел на улицу, где кривой дождь бился о землю и стонал.
Ветер подхватил человека и уткнул носом в грязь на дикой нежилой стене. Страшные звери закричали из далеких пустых электричек. Одежда человека намокла, ботинки стали расползаться, портфель выпал из рук, а гластук затянулся вокруг шеи.
- Зачем?, - подумал человек, и вдруг услышал незнакомый, трудный для восприятия голос, который принялся ему отвечать.
- Вот оно что, - шептал человек, но дойдя до какой-то запятой, голос исчез, и дальше человеку пришлось думать самому.
Он вернулcя домой, уснул, а, проснувшись, не мог вспомнить, что ему приснилось, а что – нет. Одежда высохла, а, может быть, и не намокала - трудно было выяснить. Как он решит, так и будет.
То жe самое и с оcтальным, вдруг понял он. Если он виноват во всем, то он же и исправит. Потом чeловек взглянул на себя зeркало: ну, как он, такой маленький, мог быть сильно виноватым перед собой?
Он погладил кота, потом пнул его, и утро началось.
Тоска необъяснимая (необъяснимая тоска) была открыта японскими учёными во время опытов над белыми мышами. Из-за серьёзности исследований имена учёных и цвет мышей держатся в секрете. К тому же нельзя забывать о дискриминации по цветовому признаку. При тоске необъяснимой вообще нельзя ни о чём забывать, а надо, наоборот, забыть обо всём сразу.
Она появляется ночью, в три часа, если в окно стучит дождь. Но не обязaтельно. Возможно, это дятел. В этом случае ни в коем случае нельзя дятлу ничего говорить. Просто улыбнитесь ему, так чтобы он не заметил, напомните о наступившем сезоне заполнения налоговых дклараций, и он улетит. В японском языке при тоске необъяснимой к слову “дятел” рифм не бывает. Пусть летит.
Дневная тоска необъяснимая заставляет даже закоренелых скептиков почесать в затылке, что может иметь комический эффект, - но никогда не имеет.
Распространённым заблуждением является поверье, будто необъяснимая тоска сжимает железную руку на шее задумывшегося от неё. Это не совсем так. В подобном случае проверьте вначале, не грабитель ли это забрался к вам домой. Уточните, не пытается ли он, обхвaтив шею, отвлечь вас от осуществления своей задачи; сообщите в какое-нибудь отделение полиции, где вам со временем помогут и присвоят специальному делу номер.
Любопытно, что японцы открыли тоску необъяснимую не в лаборатории, а у себя дома, на кухне. На столе стояли сакэ, бутылка харакири, икэбана, яблочный пирог и штрудель. Учёные выпили и услыхали писк.
- Что это? – спросил один учёный.
- Мыши, - признался другой, хозяин дома.
- Тоска-а-а, - сказал третий, и все выпили опять.
К этому же периоду времени относится сочинённое учёными хайку. Имеет смыcл привeсти его полностью – благо, оно занимает мало места – и без предварительных уведомлений. Хайку такое. Вот оно.
В тоске
необъснимой
плывёт.
Авторам хорошо удалось передать непонятно что, выразив его в полной мере. Впрочем, это является недостатком произведения: при тоске необъяснимой (необъяснимой тоске) всё плохо, в том числе удавшаяся передача (особенно телевизионная). Но плохо так, чтобы чувствующий этого не замечал и думал о другом, а не о том, о чём он думал на самом деле.
Учёные погнались за мышью, пытаясь её поймать, свалились в кучу возле мышеловки, однако мышь не убегала.
- Гадость какая, - сказал первый исследователь.
- Вот вам и объяснение, - сказал хозяин.
Разумеется, тоска, объяснённая в тот раз, не может считаться необъяснимой тоской в академическом значении этого слова. Выдвинуто даже предположение, что это была дешёвая китайская подделка.
Необъяснимая тоскa всегда даёт эффект, обратный задуманному. Этим легко воспользоваться, задумав что-нибудь другое. Однако при тоске необъяснимой постоянно думаешь об одном и тоже, хотя и не можешь понять о чём. Бороться с ней обычными средствами невозможно. Чуть-чуть помогает, правда, лист шиповника (две трети окружности), размоченный в сухарях и посыпанный отварными грибами (предпочтительно неядовитыми). Однако при употреблении средства важно не промахнуться мимо рта, иначе придётся искать половую тряпку.
Мы оставили учёных на полу возле мышеловки. Не будьте наивными: они давно уже встали и разошлись. Заменив мышь на электронную, они продолжают свою работу над тоской. Пока безуспешно. Да и нам похвастаться нечем.