АМИРАМ ГРИГОРОВ 

Тифлисский фильм 

Сойдут ко сну киношные селяне, 
А завтра верхний свет, а завтра – бой. 
Хрустя, отары Иоселиани 
Сбегут по южным склонам за травой, 

И золочённый город на латыни 
Тифлисский фильм закажет навсегда, 
И станет свет овалами златыми, 
Пока грустит грузинская звезда, 

И горький сыр просыплется на шпили, 
Сырые рыбы вырвутся на юг, 
Где вянут розы Пиросманишвили 
И пироманы кушают курдюк, 

Где остаётся выспаться маленько, 
Послушать небо в грохоте колёс, 
Где облака с разводами маренго, 
Сунели-хмели, пепел папирос, 

И золотой чанахи пахнет тонко 
И напоследок видится одно - 
Что мы живём, пока не рвётся плёнка 
И бледный свет летит на плотно. 

    ..^..




АЛЕКСАНДР МАРКИН 

Зима 

Калёные морозом. Побежалость - 
по краю стёкол. На один вершок 
мир сузился, и истины осталось - 
последний раз налить на посошок. 

Белёсым паром вылетает слово 
и тут же замерзает у лица. 
Свечи огарок. Прикурить и снова 
наладить печь и отогреть сердца. 

Часа на три задержимся, пожалуй. 
Подтянем гирьки. Хриплое ку-ку 
разбудит запах яблок залежалых 
от зимней спячки на одном боку. 

Сгребём золу и отодвинем вьюшку, 
и, суматохе дел наперекор, 
давай с тобой послушаем кукушку, 
огня и дров провинциальный спор. 

Старинные огниво и кресало; 
я их найду. Не возражай, молчи. 
Нас так давно с тобой не ослепляло 
сиянье Пастернаковской свечи. 

Живи, кукуй, отогревайся "зяблик"; 
трещат поленья, ходики стучат, 
антоновка, осенний запах яблок, 
оранжевые отблески. Свеча. 

  

    ..^..




ЭЛЛА КРЫЛОВА 

Поэты (памяти Петра Боровикова) 

Не строители мы, 
но построим такую обитель! - 
на стропилах зимы 
возведём парадиз-вытрезвитель. 

Беспризорные псы: 
вдохновенья - куска дармового - 
ждём. Не терпим попсы. 
И бездомное нижется слово. 

Мы вершители дюн: 
всё от ветра берём и на ветер 
всё бросаем. И струн 
не щадим, восхваляя тя, свете. 

Мы у Бога в долгу - 
ведь безгрешны. Но падших оплачем. 
И за правду в строку 
преждевременной смертью заплатим... 

  

    ..^..




ИГОРЬ ЦАРЕВ 

Я мог бы… 

Я мог бы лежать на афганской меже, 
Убитый и всеми забытый уже. 
И мог бы, судьбу окликая: «Мадам, 
Позвольте, я Вам поднесу чемодан!»,- 
В Чите под перроном похмельный «боржом» 
По-братски делить с привокзальным бомжом... 

Я мог бы калымить в тобольской глуши, 
Где хуже медведей тифозные вши. 
Тяжелым кайлом натирая ребро, 
Под Нерчинском в штольне рубить серебро 
Я мог бы... Но жизнь, изгибаясь дугой, 
По-барски дарила и шанс, и другой. 

Иные галеры - иной переплет. 
И вновь под ногами старательский лед: 
В словесной руде пробиваюсь пером - 
Меня подгоняет читинский перрон 
И тот, кто остался лежать на меже, 
Убитый и всеми забытый уже. 

  

    ..^..




ГЕННАДИЙ СЕМЕНЧЕНКО 

Пасхальный вечер 

Пасхальный вечер. 
Пробок нет. 
Святейше празднует столица. 
Я тороплюсь на basni.net – 
По заголовкам прокатиться, 
Увидеть речь, услышать звон, 
Когда душа неутолима, 
Принять молебен в унисон 
С дыханьем Иерусалима. 
И лишь потом, переступив 
Через пристроченные строчки, 
Пойти за ширью по степи 
До приднепровской оторочки, 
Найти тот город и тот дом, 
Где куличи томила мама, 
Где теплой памяти фантом 
Оконная очертит рама. 
А я взгляну из-за плеча - 
От прошлого куда мне деться! - 
И отломлю от кулича, 
Чтоб отпостившись, разговеться. 
И возвращусь в экранный свет, 
Не разрушая постоянство, 
Мне вновь подарит internet 
Стовиртуальное пространство, 
Где в запасхальном озерце 
Прямоугольное оконце 
Мерцает светом на лице, 
И правда плавает 
На донце. 

    ..^..




АВИ ДАН 

Смерть сядет на скамейку у крыльца 

смерть сядет на скамейку у крыльца 
заговорит от третьего лица 
достанет папиросу из казбека 
она сегодня парень холостой 
эпоха называется застой 
и что-то там про благо человека 

краснеет за окошком первомай 
ползет с моста беременный трамвай 
и жизнь - всерьез и смерть - не понарошку 
в районе сорока пяти годов 
соседка скажет кажется готов 
и вызовет ментов и неотложку 

все ясно на сто тысяч лет вперед 
радионяня спляшет и споет 
господь един и партия едина 
жизнь удалась народ с утра - хорош 
и грязными руками здесь не трожь 
как говорил мальвине буратино 

  

    ..^..




АЛЕКСАНДР КАБАНОВ 

А мы – темны, как будто перекаты 

А мы – темны, как будто перекаты 
ночной воды по свиткам бересты, 
и наш Господь растаскан на цикады, 
на звезды, на овраги и кусты. 

Затягиваясь будущим и прошлым, 
покашливает время при ходьбе, 
поставлен крест и первый камень брошен, 
и с благодарностью летит к Тебе. 

Сквозь вакуум в стеклянном коридоре, 
нагнав раскосых всадников в степи, 
сквозь память детскую, сквозь щелочку в заборе, 
невыносимо терпкое «терпи». 

Вот море в зубчиках, прихваченных лазурью, 
почтовой маркой клеится к судьбе, 
я в пионерском лагере дежурю, 
а этот камень все летит к Тебе. 

Сквозь деканат (здесь пауза-реклама), 
сквозь девочку, одетую легко, 
сквозь камуфляж потомственного хама, 
грядущего в сержанте Головко. 

И облаков припудренные лица 
в окладах осени взирают тяжело, 
я в блог входил - на юзерпик молиться, 
мне красным воском губы обожгло. 

Остановить – протягиваю руку, 
недосягаем и неумолим 
булыжный камень, что летит по кругу: 
спешит вернуться в Иерусалим. 

  

    ..^..




СЕРГЕЙ ШОРГИН 

Кибитка 

Кибитка цирковая и неновая 
Трясётся по подобию дорог, 
Не заезжая во дворы дворцовые, 
По развалюхам свой мотая срок. 

Вот снова - под трактирными окошками 
Ей видеть звёзды и встречать рассвет... 
В ней - акробат и укротитель с кошками, 
Ещё - шпагоглотатель и поэт. 

Всё как обычно - представленье старое; 
Нальёт по полной циркачам народ... 
Затем поэт появится с гитарою - 
Чтоб заработать на обед, споёт. 

Как нелегко такое пропитание 
(Да, зрители в трактирах не щедры), 
Обрыдли бесконечные скитания, 
Постылы постоялые дворы... 

Шпагоглотатель в перешитом кителе 
Взирает на поэта свысока, 
И вечно слышен голос укротителя: 
- Кота бы взяли вместо дурака. 

Лишь акробат пока хранит терпение - 
А он у них за главного в возке... 
Но вот поэту в шумном заведении 
Цыганка погадала по руке. 

Как нежно было рук её касание, 
А блеск мониста - ярче всех светил... 
Никто другой не слышал предсказания. 
Он слышал. И с улыбкой заплатил. 

И по пути в соседнее селение, 
Трясясь в кибитке по кривым путям, 
Взирал на циркачей без опасения 
И посылал кошатника к чертям. 

Так что ж поэту было напророчено? 
А просто - крест, заросший бузиной: 
Стремленье к небу, что навек сколочено 
С горизонталью участи земной... 


    ..^..