Из цикла «Автопортрет» Угли пылают, угли... Фигли, мой ангел, мигли – То ли мы ссылки в гугле, то ли насечки в тигле. Струны тянули, жилы, перенесли уколы, Стог подпирают вилы, точно предлог глаголы. Вянет и никнет клевер, шмель упадет в полете, Ночью здесь чистый север сводом Буонаротти. Краток живущий, кроток, буен в своем смиренье, Вместится в десять соток к старости поколенье. Трещины на побелке, черные на зеленом, Время скитаться Белке, Стрелке снимать погоны. Лики растут глазами, облики безъязыки, Скинии парусами, ласточки, точно крики... Точит стрелу погоня, скорость – смешной попутчик, Ветвь отпадает в кроне, щурится в небо лучник, Круг от костра – поляна, и – незнакомый пепел, Если проснемся рано, то не успеет петел. ..^.. ... Куда идти, когда дорога – ниже? – И всё, что я за жизнь свою увижу, Не будет боле так освещено. Не хуже – да, плотнее, матерьяльней, Подробнее, вещественней, детальней, Сомнительнее, как двойное дно. Мне в спутники доверено сомненье – Всё изменять в последнее мгновенье Не тем, что верю – тем, что не хочу. Не заклинанье – жизнь гораздо проще И с возрастом подсушивает мощи, Еще порыв – и с ветром улечу. Шучу. – Уже не мальчик. Беззаботен Лишь потому, что выбрался из сотен Случайностей, последствий без причин. Что бог причин? – И он не без изъяна – Ему то «поздно», то «немного рано», Вот и крутись на ярмарке личин. Порою заиграешься – отпустит, Поди найди младенчика в капусте, В религии – алхимию души, В лесу – слезу ребенка от обиды На то, что скоро кончатся акриды, И далее кругами погреши... Мир более раскрашен, чем бесстрашен, Вблизи любых немотствующих башен, Причем безлюдных – дышится легко. Заботы растворяются в забвенье, Шум ветра принимается за пенье, Как за штаны балетное трико. Река с горы – ущелье, словно рана. Легко ли вниз? – А вверх? – А из барана Чудесное руно произвести? – За каждым шагом петли или скрадки, За хаосом в привычном беспорядке Картины мира, господи прости. Столь многое становится привычным, Что только время червем шелковичным Способно обновление постичь. А наша ноша столь же неизменна, Как разделенье крови на колена, Как выводок спасающая дичь. Реприза. Повторение. Ремарка. – Из жизни не уходят без подарка, Но помнится последнее из дел. И первое. И доброе. И злое. Так Дафниса предпочитает Хлоя, И Лота свой преследует удел. Ни дома, ни угла – чужие люди Роятся в Риме, что пустом сосуде, Смотри – насколько память неверна! – Твои слова, быть может, и крылаты, Но без тебя давно гремят дебаты, Спит слава, что неверная жена. Вернулся к людям – находи опору. Пока идешь – твой путь всё время в гору, А прочее – внечувственный обман. Иначе как бы ты вознесся к свету? – История, описывая Лету, Всё время намекает на туман. Есть способы побыть в авторитете – Не семь чудес отыщется на свете, А семью семь и трижды семью семь! – Рассказывай, почти не приукрасив, Не знавшей гитик италийской расе Всё то, что нам потом подсунет Брем. Иных подкупят клады – нужно карту! – Другие вспомнят героизм и Спарту И снарядят спасательный отряд. Всё, что предложишь, то и продается, Зазорно даром черпать из колодца, Когда твои папирусы горят. ..^.. ... Как хорошо, что спать хотелось сильно, Что на детей посматривать умильно Способен самый низкий человек, Театр теней не видит средостений И корчится подобием растений От яда задыхающийся век. Храни меня, безмолвие, не сетуй, Что мелкою отдаривал монетой За помощь, врачеванье и приют. Чем больше в нас твоих пересечений, Тем меньше неуместных откровений, Тем тише арфы песенки поют. Что звуки? – Сотрясение, и только. – Когда ты постареешь, друг мой Волька, Полюбишь и отсутствующий звук. В нем тонет вся небесная палитра, Он ломок, что у пояса клепситра, И неподвижен, что взведенный лук. По водам – рябь, по скалам – дрожь, по древу... Порыв души – и мы врастаем в деву Дыханием и прочим существом. А времена летят калейдоскопом По столбовым и по заросшим тропам, Не восхищаясь подлинным родством. Настолько настоящее сокрыто, Что может проявлять себя открыто – Никто не видит, притча о слоне И то полна подробных описаний, «А мы же ниже», как сказал Павсаний, И потому купаемся в вине. Моя земля окроплена иссопом – Не всё быков приманивать Европам, Когда-нибудь придет пора цвести. Какой узор окажется под сенью? Чем сменится царящее смятенье? – Как хорошо, что некому спасти. В ладонях больше линии, чем резы, И те исчезнут с помощью аскезы, Прольется родниковая вода. События – непрочная основа, И шутка, что в начале было слово, Останется в народе навсегда. Поэтому бродячие артисты И есть то драгоценное монисто, Вернувшее минувшие века. – Вблизи видны морщины примадонны, И крепкий запах – пеший или конный, Герой идет всегда издалека. Не круг замкнем, но некое посеем. По темным тихо следуя аллеям, В конце концов научишься любить. Артисты говорят высоким слогом, Но фарсам верят больше, чем эклогам, И кто-нибудь полюбит, может быть. Мы в тридцать далеки от слишком юных, А в сорок пять наш мир – кольцо лагуны, И лучше не выдергивать кольцо. Так будешь жить, описывая бури, В качалке, грея ноги в волчьей шкуре, Значительное делая лицо. Не нужен повод, жизнь – сухая шкурка! – Несет вначале вещая каурка, Затем находишь несколько причин Остановиться, переждать ненастье, Найти свое пленительное счастье И на исходе погрузиться в сплин. Вот парадокс! – Лишь выглянем из пыли, И обнаружим, что всё время плыли В неведомое, каждый божий миг. Сменялись очертания созвездий, Что надписи в заплеванном подъезде, И бог химер подманивал на блик. ..^.. ... Сиреневый голубь, сердечко мое, обида моя и плоть, Я тоже был голым, живым королем, пока не прибрал господь, И клетка пуста, и не видно креста, и полдень сменила тьма, И вот я не стою куста, листа, проста в холода зима. Разреженный воздух мерцает струной, а дерево не звенит – Врастает в небо, где снег стеной уходит в иной зенит. И месяц минет, и минет год, и ты перестанешь ждать, И только время идет вперед, а память уводить вспять. Я падаю в дальнее далеко и всё ж не могу уйти, А небо по-прежнему так высоко, что хочется подрасти. Вращается снежная канитель, подолом трясет зима, Бесслезна холодного сна постель, покой моего ума. Но я всё тянусь в одинокий год, где время раскалено, И боль засыпает, и жизнь пройдет, а мне всё не всё равно. Всегда на рассвете (там был закат, но это куда смотреть) Я сызнова проклят и виноват, да вот не приходит смерть, Как будто подросток в осьмнадцать лет не вырос и был сражен, А я – отражение, сон, портрет и смерти его лишен... ..^.. ... А мы и есть материя, хлопок из вакуума, чудища спросонок, Атолла затухающий грибок, нашествие зачисток и возгонок, Перипловы фантазии, тоска по минусу, диполю, по беседе, Статические фокусы песка, на островах пасущиеся йети, Засим блаженство кажется смешным, оправданным по случаю, не боле, И разум, оставаясь пристяжным, цепляется подобьем канифоли К тому, что видим, каждому свое приносит ветер, гон материковый, Как девочке ажурное белье, как мальчику взросления оковы – Работу интеллекта, рубежи, прямые и бессмысленные цели, А ты тянись и воздухом блажи, из вакуума книзу акварели Темнеют, наливаясь серебром, встречаясь через пурпурное с алым, Вращаясь человеческим ребром, по граням расстилаясь покрывалом. ..^.. ... Веди себя как загнанная крыса, Ищи исход остатками ума, Не гильотина рухнет – биссектриса Разделит мир, и будут свет и тьма. Как загнанная лошадь задыхайся, На переправе каменные лбы, Объяли меня воды, на полпальца Осталось до свершения судьбы. У волка нет надежды на защиту, Клинические смерти подождут. Как радуга насмешкой неофиту, Так кирасиру бруствером редут, Единорог не кланяется деве, Дракону не нужны колокола, Ехидна просыпается во чреве, Финист не долетает до села, Горгулья истекает креозотом, За Големом мышиные следы, Кикимора тоскует по болотам, Один баран не ведает беды. ..^.. ... Поймай воробушка, вагант, Достань до столбика. Соизмеряя свой талант, Дефекты облика, С пичужки трепетом в горсти, Прерви метания – Попробуй живность попасти. Скажу заранее – Везде облом, себя не скрыть, Сменив занятия. Иди постись, умерив прыть, Иная братия Достойно делает винцо, Зовет настойкою, Уж лучше спиртом, чем свинцом, Паралик с койкою... Пока движений властелин, Смотри за воздухом, Как птицей мнется пластилин, Предгорьем, облаком. ..^.. ... "Вы знаете, что жизнь похожа на фонтан?" Дни полнятся, как радужка чертами, Как поле злаков дикою травой, Стигматы слов – немытыми перстами, Так персонажам сказки ролевой Безделицей никак не обернуться, Чужое не желает прирастать, Не яблочко покатится по блюдцу, Коль некому историю верстать. Идущему не взять с собой дороги, Молчащему – скудеющую речь, Строителю – фонтаны и чертоги, Реке – воды, ей неоткуда течь, До знака перевернута клепсидра, Першит на перехваченном юру, Беснуется зрачок – танцует гидра. Кто говорит, что весь я не умру?.. ..^.. ... Рисунок слеп – не разглядеть, мужчина ль, тень вполоборота, На темперу упала сеть любвеобильного Фагота, И женственны черты земли, пленительны до края рамки, Неразличимы корабли, идущие по наши замки, Как на гадании Таро – всё истинно и безнадежно, Мучнисто-бледного Пьеро существование ничтожно, Меж переходов и штрихов, набитых красками старенья, Несуществующих врагов, он торжествующею тенью Исправит недуг бытия, чужую шутку опрокинув, Неловок сам себе судья, слепой потомок исполинов. ..^.. ... Я жил среди руин, кругов руин, На свалке воздвигаемом бараке, Камнями с желчью вырвало до-ин, И корни чудищ, как проросший кракен, Мерещились под серой толщиной Обыденности, злой и монотонной, За проволокой, выбитой стеной Казалась речь отравленной и сонной, Бессмысленны, беспомощны умы, Надуманные, гибкие таланты, Безвкусица с печатью хохломы, Какая-то пародия на Данте, Его круги в дешевую спираль Арены или рудничного круга, Не пепел душ – привычная мораль, Молчащая при случае подруга. Былому веку есть о чем вздохнуть – Имперский пафос, взлеты озарений, Но прежде чем главу перевернуть, Хочу освободиться от видений, От праздников, что Спасы на Крови, И низменной любви и неизменной К тому, что знаю – только позови, И я вернусь к разрушенной Вселенной. ..^.. ... "Иных богов не надо славить." Одна из 1000 и 1 ночи Что я могу? – раб лампы не творит, Но исполняет некие приказы, Уже неважно – джинн ли он, ифрит, – Зовет холеру и несет проказу, Но от землетрясенья не спасет, Затягивая дружески беседу, Покуда закипающий азот Окрашивает горло меламеду. Молчи, начетчик! – книга не простит Твоих желаний, пустоты сосуда, Ночами не утешится пандит, И я не сотворю наутро чудо. Все способы бессмертия смешны – То растянуть мгновенье, то убавить. На медной лампе отпечатки хны И надпись, что богов не надо славить. ..^.. ... Потом, говорю, всё потом, Вот день закончится, будет тихо, Вода исчерпана решетом, Застыло перед субботой лихо, Качнется сонник вперед-назад, И зодиак просквозит за тучу, Мечи Отшельнику пригрозят, Писать бессмысленное прискучу И дни по перьям переберу – Там где-то было немного цвета, Под снегом папоротник в бору, На старом снимке помпон берета, Неузнаваема новизна, С годами вместо привычки страхи, И разговаривать вместо сна Возможно вечером, в час собаки, Потом молчать, но молчать вдвоем, Читать ненужное, слушать блюзы. Мы дышим воздухом, как поем, Как исчезающие союзы. ..^.. ... Гербарий скоро расцветет всей радуги углом, Хроматика пойдет на взлет, затем на перелом, И столько белого внизу, что черному в пример, Как будто хворосту несу, как некогда Гомер. Ты скажешь – сумрачно прожить слепым поводырем, По керогазу не блажить, кричать – старье берем, Перелицовывать пиджак, распарывать по швам, Почти неузнаваем шаг и холодно словам. Но знаю, помню, говорю – нет света без дерев, Они подобны букварю и никнут, отгорев, Они шумят, шумим и мы, и шелестит покров, И всюду белые холмы, и сверху черный ров. Он разрастается по дням, его не перейти, Уподобляется саням, вернее их пути. Когда настигнет слепота, мой ров придет ко мне, И до последнего листа сгорю в его огне. Я видел лиственную вязь, она была темна, То длила, то смыкала связь и лопнула струна, И тянет музыку Эол без радуги, без рук, Без прилагательных глагол, без человека звук. ..^.. ... От исполнения желаний Нам остается мелкий сор, Лист подорожника на ране, Ненужных вспоминаний вздор. Узор дыхания морозный Скорбит и плачет, уходя, И зеркала упрек бесслезный, Как отражение дождя. В начале рябь – какая спешка! – Перемежает благодать, Затем уступка, перебежка, Очарованью увядать, Дождись колесного парома, Попробуй, сам перевези, Твоя любовь осталась дома – Куда ей по такой грязи... ..^.. ... Вот кодекс правил поведенья – Действителен на день варенья, Благодаренья, Новый Год, Два равноденствия, затменье, Солнцестоянье, похуденье И день отсутствия забот! – Не чересчур великовата Сия ученая палата, Легко сдержать дурной порыв, Итак – не пачкаться, не драться, Над чудаками не смеяться, Молчать! – над бытом воспарив, Всего лишь снять очки на вечер. В закат отправится диспетчер, И воцарится кавардак, Узлов и слов иссекновенье, Родства распавшиеся звенья И покосившийся чердак. И сеновал, где душно, тесно, Но бесконечно интересно, Шуршат, мышкуют, ворошат Солому, сено, письма, время, Пересекая всех со всеми, Но только посмотри назад – Летит твой кодекс вверх тормашкой, Жжет лебединою рубашкой, Теряет считанные дни, Теперь другое на скрижали – Не на театре в легкой шали, Где отрицания одни, – Не ждать, не помнить, в промежутке, Там, где судьба играет шутки, Посеять лес, построить дом, Не думать о, не думать вместо И узником из-под ареста На старость запастись крестом. ..^..