Роза Неврозова

В наследство

Ее привел мой сын.  Они могли бы быть хорошей парой.

Теперь. Здесь и Сейчас. Я лежу и чувствую каждую клеточку ее тела. Каждый вздох. Каждое зарождающееся движение. Замираю. Мне больше ничего не нужно. Только бархатные клеточки.  Почему-то больно, досадно, хорошо, и вообще всяко сразу. Когда она ВОЗНИКАЕТ РЯДОМ – я начинаю жить с придыханием. И еще: я знаю – она никогда меня не полюбит. И вдруг становится легко! Именно от этой мысли вдруг становится легко!!! Я заканчиваюсь каждый раз когда она взглядывает. Взбрыкивает ресницами. Ах. На редкость нелепа. Угловата. Еще по детски, по - гадкоутячьи, некрасива. 

Меня не удивишь превращениями. Мне кажется много за 40. Я счастлива в браке. И люблю другую. А с ней – придыхаю.

Она интересуется. Деловитая. Размеренная. Как все вы. Ага. Она хочет быть в курсе. И еще она хочет взвесить. Просчитать. Прикинуть. Их научили.

Она думает, что она знает, чего она хочет. И думает, что знает зачем. Она как-то запросто кидается дорого стоящими истинами. Временами кажется смыслоустойчивой. С хорошим иммунитетом.

Я пью.  Жадно.  До дна. Вот уже видно дно. НО - жизнеголик.  Семь жизней в одном флаконе. С ней я внезапно поняла, что больше никуда не спешу. Что могу наконец позволить себе ежедневную роскошь похмелья.

Мне  много женщин. А их не принято спрашивать о возрасте. Я им наверно не верна.

 Часто Она смеялась. - Потом хмурилась. Надувалась и ворчала, после - заигрывая смотрела  - снова смеялась  - и я, ловя ее волну, – ловя ее всю – замирала.

Она просила про детство. Они все просят про детство. Через детство можно узреть всего человека. И я расходилась. Я часами говорила какие-то фрейдовские байки про безотцовое взросление и деспотичную бабушку, про синие чулки, про оргазмы во сне и пахнущих псиной парней в роговых очках, про комнаты в коммуналке и спирт, украденный из шкафа, про рыжие обсеченные волосы, красные туфли и порноистории, написанные от руки в клетчатых тетрадках. Потом я еще больше расходилась. И получалось, что детство везде. Что  окончательно выковорить себя из детства – сложно. Невозможно практически. Сначала мама боялась, что я не закончу школу. Потом, что не закончу университет. Теперь она обреченно признает во мне профессора и все равно боится, что я не закончу.

Ну и что, что безотцово в начале. Зато потом отцово. Даже чрезмерно. И начинаешь глумиться. Над этой никому не нужной чрезмерностью. Над прошлыми болями. Над надвигающейся на тебя их старостью. А ты посмеялась -пофыркала  -  «мол как я лихо посоветовала папе начать экономить на любовнице и купить проститутку. Менеджер, мол, в тебе умер» Не умер. Не успел. Я реанимировала.

Потом о сыне. О муже и мужчинах. Были ли? Конечно. Как же ж. Бывало- случались. Бывало – происходили. Еще какие были. Тебе с твоей расчетливостью многое недоступно. С твоими бархатными клеточками. Я даже лелеяла идею написать «Энциклопедию смешного секса», но вовремя поняла, что тут без слез не взблянешь. И вот теперь я вдыхаю тебя. Теперь у меня так много возможностей, что практически ничего не остается, кроме как придыхать. Кто то от боли и безысходности причитает – я придыхаю.

У нее еще все впереди. Пусть она с вами тоже случится.Пусть она будет Верой. Нет -  Надей. Ну, или на худой конец, Любой. Хотя, впрочем, какая разница...

    ..^..