*** Галактики вихрями танца кружатся, и заноза выходит из сердца старца Игнатия Богоносца. В Надежде, Любви и Вере поют небесные птицы, и даже дикие звери словно хотят влюбиться. Космическая интрига кармического обнуленья голодного львиного рыка, вырвавшего из тленья. Душа устремляется в выси Неба небес, и Солнце светит из каждой мысли Игнатия Богоносца. ..^.. *** Я дарю тебе мир и свободу на вечную жизнь, и от этой секунды не бойся суда и греха, и спокойно пари, и, паря, ни за что не держись. Это Я для тебя приготовил Мои облака, чтоб тебе было мягко в Моем первородном раю. Мои ангелы служат тебе, Мои стражи тебя берегут. Заходи в Мое счастье – довольно стоять на краю. Я заждался тебя на зеленом Моем берегу. Мои желтые блики в оранжевых кружевах ниспадают на красную, шитую золотом высь. Моя вечность – твоя нестареющая жена, и тебе не сорваться уже шестикрылому вниз. В каждом слове твоем – Мой разящий недуги огонь. Если скажешь «умри», то умрет тот, кому ты сказал. Если скажешь «живи», то отдашь свет, любовь и покой. И любая душа тебе смотрит отныне в глаза. Хочешь – верь. Если хочешь – не верь. Это всё – всё равно, но оно всё твое – целый мир от земли до небес, и Мои Небеса, и как будто так было давно, и к тебе не притронется больше ни дьявол, ни бес. Ты теперь там, где нет места склокам, хуле и вранью. Твоя Мама тебя отмолила, и сонмы святых будут рядом с тобой в Моем теплом и светлом раю улыбаться созвездьям, вдыхая их, как цветы. ..^.. *** Десятый круг – и Богочеловек встаёт – из праха нашего упадка, и отступает двадцать первый век, и в детском кулачке Исава пятка – а, значит, я теперь живой… Живой! Деревья, преклонившие колени – десятый круг пургой по мостовой разносит мусор прежних поколений уснувших мальчиков, и через всё, что скрыто от начала и доселе – сияет первородное лицо на колесе вселенской карусели. Живи Россия-Мать – я на века отдал тебе свои года и судьбы – твой патриарх, влюблённый в облака и плюнувший на суд и пересуды земного, заземлённого вранья склонённых крон смирившихся деревьев. Я растворяюсь в пенье воронья среди Москвы – моей родной деревни. ..^.. *** Над в Боге воскресшей Россией ожившие звезды, и будто Вселенский Святитель Василий сияет, как Ной или Будда – как Илия в колеснице – как Даниил, Предтеча. И миру настойчиво снится красный дракон, и резче видят глаза в потемках, четче пальцам на ощупь чувствовать свет в потомках – мертвых уже не очень, помнящих – пусть отчасти – страх перед вечным Богом – в каждом прожитом часе, разлившемся по эпохам. ..^.. *** Вот и дожил Апостол Андрей до прихода Петра. Все двенадцать собрались опять за Пасхальным столом. Здравствуй, утро, сияющее из нутра человечности – вечность, простившаяся со злом. Никакого беспамятства больше, ни капли сует из протекшего крана распятой на Иксе мечты. Только свет правит миром людей – только счастье и свет, над которым лишь Троица властна расставить Кресты. Руны, буквы и символы – все подчинилось Христу. Зазеркалья обрушились в омуты собственных грёз, и не страшно совсем подойти к перевернутому Кресту, на котором когда-то распят был все Тот же Христос, чтоб воскреснуть Петром через тысячи лет пустоты и обняться с Андреем, и больше уже никогда не кидаться на смерть, превращая в дубинки Кресты, но одним Божьим Словом царить все земные года. ..^.. Перед иконой Святой Благоверной Равноапостольной Княгини Ольги (фрагмент) Я дождался тебя, царица, мне ниспосланная с Небес. Нам под ноги легла столица и заколот крылатый бес. Ничего не грозит нам, Ольга. Мир, натянутый, как струна, будет петь о любви – и только – до тех пор, пока вся страна не очистится, не воскреснет – будь то шлюха или бандит. Не порвется наш мир, не треснет, а напротив – скоро родит. И Россия – наша, родная – засияет светом планет. Я же знаю – я точно знаю. Я дарю тебе мир, где нет жуткой тяжести самозабвенья и отринутого естества. Я дарю тебе кольца, звенья, сердце царственного родства. И бессмысленно противленье, и беспомощна ворожба. Сердце бьется в каждом мгновенье, умирает в себе вражда, над эпохой железобетона поднимается Царь и Бог – водородная мегатонна всех смиренных во мне эпох оступившегося человека, возвращающегося домой – вся моя паранойя века. Боже Правый и Боже мой, я прощен, я восстал из праха, я поднялся за облака, за черту поднебесья, страха – Иоанн, Марк, Матфей, Лука. В моём сердце – покой и нега. Детский разум, как чистый лист – оживающего человека. Растворились и верх, и низ. И внутри, и вокруг истома, тишина красоты и свет долгожданного Отчего дома и воскресший Новый Завет. Жизнь легка и душа бессмертна. Вечность дышит на всю длину первородного теплого света Солнца, встретившего Луну. И ни магия впредь, ни злоба не ложатся на чаши весов, и мое безначальное Слово правит миром послушных слов. ..^.. Отдание святым Георгием поверженного дракона святой Княгине Ольге Веди его! Он твой и только твой. Дракон послушен и никчемна плетка. Мир полон света и Господь с тобой, и ты царица, Оль, а не болонка, рожденная затем, чтобы рожать и ждать от человечества покоя, и вообще всю жизнь чего-то ждать, не понимая, что это такое, когда ты ничего совсем не ждешь, а лишь творишь и вечную свободу вплетаешь молниями в летний дождь и забываешь деньги и работу, и мир в твою раскрытую ладонь ложится демонической упряжкой, и ты так счастлива, что счастье, Оль, в тебе и ты – и ничего не страшно. ..^.. *** И тогда я скажу не тая – через боль и жуть: это я, это вечный я – обольститель, шут. Не касайтесь меня, упыри! Не бранитесь со мной, козлы! Я ребенок Его зари. Я ребенок Его весны. Если б только суметь посметь! Если б только было дано не влюбиться в старуху-смерть и отравленное веретено. Я бы мог! Я бы тоже мог ворожить и плести узлы. Я ведь не человек, а бог на пороге Его весны. Мне уже подвластны стихий первозданные силы – огонь заставляет писать стихи, и летит мой крылатый конь. ..^.. *** «Гляжу я в зеркало, там бесится Рогатый чёрт с исламским месяцем…» Константин Потехин Попробуй поискать чертей внутри! Какая нищета тебя томила по жизни? Хоть себя перехитри, хоть зеркалу осклабься зло и мило одновременно – будет так, как есть – чертячьи рожи усмехнуться косо и праведной тебе предстанет месть, не задавая лишнего вопроса. И будешь мстить, как обморок, как тать, гордясь и тешась собственным упадком – до той поры, когда уже не встать живым над новым мировым порядком. Ты хочешь этого? Я, в общем, сам порой бывал не прочь обняться с чертом, но не причем здесь никакой ислам. Не стоит доверять своим расчетам! Отдайся Божьей воле и дыши всей грудью – ничего не бойся, кроме Него, и, обретя покой души, не ворожи, мой милый, с группой крови… ..^.. Евгению Шешолину и Артему Тасалову 1. И тогда человек неожиданно скажется зрячим и покажется тем, что неслыханно даже во сне, и на плечи не давит ни небо, ни Солнце – тем паче, и ничто не способно исторгнуть – внутри и извне. Я, пожалуй, и так – всё, что мог, постарался запомнить. Мне теперь не страшны бесполезные жертвы войны, как слепые котята, как престарелые пони циркового погоста смертельного чувства вины. Я ведь столько могу, что порой не могу и представить, а бывает такое, что страшно вообразить, и на плечи от века до века ни небо не давит, ни одна из – под небом – скалящихся образин. 2. Мне уже не понять ни умом, ни, тем более, сердцем ни желания быть, ни желания умереть. Моё тело, как только что ветром раскрытая дверца – теплым, ласковым ветром, который не кончится впредь никогда и нигде, где б я только не взял передышку. Как же много на свете такого, чему предстоит растопить мою древнюю, окаменевшую льдышку, за которой огонь наднебесный и вечный горит. И не страшно совсем – ничего-никогда в целом мире. И друзья, и враги стали смыслами бытия одного человека, живущего в скромной квартире, и так странно от мысли, что человек этот – я. 3. Как же всё же отречься совсем от себя, раствориться в Божьем Духе, вдыхая Его, выдыхая Его? Просто тихо дышать – разговаривать, как говорится – оставаясь при этом собой, и чтоб ни одного запинания не было в мире – ни в том и ни в этом, чтоб миры неожиданно соединились в одно неделимое, вечное, теплое-теплое лето, и неважно совсем, что есть небо и что было дно, потому что их нет, а вокруг и внутри только нега первородного света и чистого языка воскрешенного и бессмертного человека, обрученного счастью от века и на века. 4. Мне осталось дождаться по одному приходящих… Я смотрю иногда на людей и не верю глазам – даже Солнышко здесь похоже на солнечный зайчик, и так странно от мысли, что Солнышком стал я сам. Я их слышу – они на подходе, смиренно за дверью выжидают, когда же их впустят в нездешнюю ширь. Но я верю, что скоро дождусь их – я верю. Я верю, наблюдая за светом с любой из известных вершин, покорившихся Слову. И аист летит на гнездовье, и приносит известия о благоденствии дней и конце кутерьмы и тюрьмы, и проклятие вдовье не касается больше рожденных от Бога детей. 5. Прикоснись и молчи – до поры, когда Слово, как ветер, освятит всё, что есть, всё, что было и есть – на проснувшемся и совершенном немеркнущем свете, превратившемся в нескончаемый Благовест. Гавриил, не спеши – дай им всем – даже тем, кто как будто не способен уже – дай им каждому крохотный шанс – я тебя умоляю, молю – твой изнеженный Будда – подожди, милый мой, пощади неприкаянных нас. Боже, Боже… Я знаю – Ты слышишь малейшее слово, проносящееся тихим помыслом по сердцам. Ты прости меня, Господи – окаянного, злого. Мне так странно от мысли, что Солнышком стал я сам. 6. Я в Луне и созвездьях играю в энергии, в тени, растворяясь и отпечатываясь налету в каждом видимом и невидимом из видений, проступающих сквозь неподвижного неба слюду – от восхода до сумерек. Я повторяюсь сначала и кончаюсь, и снова, и снова – и так без конца, без границ, без желаний, без маяка и причала – шаг за шагом – за Сыном, ушедшим обратно в Отца. Здравствуй, вечность! Ах, Троица, Господи Силы, не оставь ни меня, никого из моих, из Твоих – я прошу Тебя, Боже, от Сербии и России, помоги нам, спаси нас, не оставляй нас одних. 7. Вот и всё – отгремели и сгинули канонады моей брани – я выгоревший, но живой, ухожу навсегда из промерзшего нашего ада. Я свободен, я счастлив, я снова с Тобой, Боже мой. И не надо ля-ля про беспамятность смертного низа – низ и верх растворились, распались – их больше здесь нет – здесь, во мне – только нимбами светятся наши лица, согревая мой дух мне подаренных звезд и планет, и послушно здесь всё – до мельчайшего эха, до предлога, до запятой, до тире. Я дожил, несмотря ни на что, до себя – человека, чтоб забыть циферблат, опечатанный в календаре. 8. Видишь этот обрыв? Не страшись – Его ангелы рядом. Подойди ко мне, брат. Сделай шаг и взлетим, и взлети, подчиняя материю, чтобы ее каждый атом стал твоим насовсем на единственно верном пути, по которому столько уж пройдено, что и не страшно, и нечаянно видно, как далеко мы зашли. Нас теперь берегут, как младенцев, могучие стражи. Это нам – для удобства – огни в ясном небе зажгли. Мы – святые, искупленные от начала – Божьи храмы во славу предвечного Слова Отца. Мы лишь дети детей, для которых вся жизнь означала ослепительный свет уготованного венца. ..^.. *** Или одной из рук выбьешь искру по небу, или удавит круг душу – Адама и Еву. Дальше – мир и покой. Здравствуй, Святая святых. Владейте любой рукой ветхих и молодых. Слово пришло – и теперь всё подчинилось Ему. Распахнута настежь дверь. Пора покидать тюрьму! ..^..