Игорь Петров
трэвеложечки
|
|
На пути туда стюардесса попыталась всучить мне вегетарианский завтрак. Я гордо отказался. (Невегетарианский завтрак состоял из булочки с сыром. Страшно подумать, что было в вегетарианском). На пути обратно стюард пристально посмотрел на меня и спросил: "Мистер Петрофф?" Моя самооценка немедленно поднялась и вышибла предохранители. "Вам автограф?" - хотел уточнить я, но стюард сыграл на опережение: "Вы вегетарианец!". "Ноу-ноу, найн-найн", - залаял я, стремительно избавляясь от гордыни, но было поздно. Он уже залез в какой-то потайной ящик своего передвижного комода и выудил оттуда коробочку с надписью: "Petrov. 7a. Vegetarian."
Современный сервис шагнул далеко (вперёд). Почему покупавшее билеты турбюро назначило меня вегетарианцем, не знаю. Возможно, я оказался жертвой бездушного копи-пейста или кодеры, ваявшие веб-форму, поставили в графе "вегетарианец" дефолтную галочку (программисты бывают двух сортов: не умеющие программировать и уверенные, что умеют программировать. Опасность для человечества представляют только вторые.)
Теперь посчитаем сальдо автоматизации: Турбюро щелкнула клавишей, принтер в аэропорту распечатал список вегетарианцев, авиакомпания заказала у наземных служб N вегетарианских завтраков, старшая стюардесса фломастером надписала каждую коробочку, сверяясь со списком пассажиров, стюард, взяв внезапностью, всучил ее мне - причем все эти действия были излишними. (Саму необходимость учитывать интересы вегетарианцев в часовом полете я, как внук либерала, оставлю за кадром.)
***
Приехав в Хильдесхайм, я сел на автобус и поехал в Хильдесхаймский Лес. Там на улице Роберта Боша квартирует компания Blaupunkt. На каждой остановке в автобус входило в среднем по одному индусу и 0.07 индуски. Все они, как и я, доехали до конечной, так что выходя из автобуса, я уже ощущал себя предводителем небольшого сипайского восстания.
***
Вечером я тщетно искал супермаркет, чтоб купить пива. Известно, что в незнакомом городе на пути тебе попадаются любые заведения кроме тех, которые ты ищешь. В Аахене на одной улице мы насчитали пару дюжин врачебных практик. В Айхштетте вместо кондитерской нам лезли в глаза сплошные мясные лавки, общим числом около десятка. В Хильдесхайме Андреаскирхе окружают четыре или пять парикмахерских. Возможно, когда-то по соседству располагался монастырь. Или военкомат. Пришлось купить пива в закусочной "Бейрут".
***
В гостинице "Швейцарский двор" я, как мне показалось, был единственным гостем. "Я зарезервировал у вас номер", - сказал я девушке-портье. Она посмотрела на меня недоверчиво. "По интернету", - уточнил я. "Aсh so!" - сказала девушка, открыла папку и достала из нее одинокий листочек. Гостиницу могу горячо рекомендовать. Номер оснащен телевизором и радиоприемником музейного вида, но вполне действующими. С отсутствием свободных электророзеток можно сладить, если засунуть руку за стол и вытащить оттуда на свет божий тройник-удлинитель безнравственно-коричневого цвета.
За завтраком, который я поглощал в гордом одиночестве, я немного побуянил, требуя заправить автомат апельсиновым соком. Сестра-близнец девушки-портье притащила ящик сока размером с музейный телевизор и залила его в автомат, как воду в деревенский умывальник. Меня охватила патриархальная истома.
Гостиницу "Швейцарский двор", пожалуй, можно аттестовать, как анти-ноблическую. Анти-ноблизм означает отнюдь не бардак, а лишь противоположность желанию пускать пыль в глаза. В ноблической гостинице место фена в ванной занимает телефон. Здесь висел фен; помыв с утра голову, я взял его и нажал на кнопку. Фен гордо промолчал. Я нажал на другую кнопку. Никакого эффекта. Больше кнопок не было. После тщательного осмотра выяснилось, что
1) фен намертво прикреплен к стене ванной
2) вокруг крепежа обмотан провод с вилкой на конце
3) розетки в ванной нет
Я методично размотал провод и выскочил в комнату. Следующие пятнадцать минут я был занят выдиранием удлинителя из-за стола и прокладыванием электроцепи, прямой, как меридиан. К тому моменту, когда я экспериментальным путем выяснил, что до замыкания цепи не хватает около 20 сантиметров, моя голова окончательно высохла, и я со спокойным сердцем отправился на завтрак.
На 30 этаже небоскреба в Сити располагается бар Красный.
Наверх нас вез лифт, украшенный зеркалами.
Я был в старой джинсовой рубашке с пуговицами модели "Молодость жестянщика" и в джинсах, которые купил зимой на Мальте и с тех пор так и не снимал. Что нанесло ущерб их гламурности.
Лифтер в черном с иголочки костюме и накрахмаленной сорочке надменной тоской во взоре походил на принца в изгнании.
Когда добрались до верху, я был уже готов сказать: "Идите в бар, Ваше Высочество, пропустите стаканчик. А я тут кнопки пока понажимаю."
В баре Красном все стены красные. Кроме внешней. Она прозрачная и за ней чудесная панорама.
В туалете тоже есть прозрачная стена. К ней прикреплен писсуар. Пока город снизу подмигивает разноцветными огоньками, ты изливаешь на него свои чувства.
Хотя это все, ясно, нравственный дильдизм.
Облегчаться с крыши высотного здания, зная, что где-то внизу проходит линия электропередач - экзистенциальное переживание совершенно иного свойства.
Из еды и напитков (в таинственных глубинах "сэндвича от шефа" обнаружились перепелиные яйца, маринованный имбирь, анчоусы и мелкая пищеварительная галька) наибольшее впечатление произвел ценник.
***
Экскурсия, на которую мы отправились со Знакомой Девушкой, называлась «Культовые заведения г. Москвы». Первым делом нас привезли к Елоховской церкви.
Лет десять назад, в период моего ухаживания за будущей женой, последняя неоднократно мне указывала на некий купол и говорила: "Смотри, Елоховская церковь". Так было раз пять в самых различных районах Москвы и я свыкся с мыслью, что "Елоховская церковь" это обобщенное понятие типа святого Грааля. Каково же было мое удивление, когда потом оригинал обнаружился на Бауманской, куда мы как раз никогда не забредали.
Возвращаюсь к экскурсии. Гид взволнованно рассказывала нам о чудесах, свершенных с помощью иконы Казанской Божьей матери (нищие прозревают, слепые встают, верхи могут, а низы хотят). В шестнадцатом веке ученым удалось совершить дупликацию объекта, причем дочерняя икона имела те же чудотворные свойства, что противоречит законам сохранения, но их, к счастью, тогда еще не открыли.
Подумалось, что исторические факты хорошо согласуются с эйнштейновской теорией удаляющегося Бога.
Сперва чудеса справно вершились сами по себе (манна, неопалимая купина и пр.), потом для их инициализации понадобились материальные предметы (плащаница, мощи, иконы), ну а сейчас понятие чуда и вовсе потеряло всеобщность и относится не к объекту действия, а к объекту восприятия.
Это я опять отвлекся.
В Елоховской очень много золота и позолоты, мешает отвлечься от суетного. Давно не был в церквях - бросается в глаза истовость православия - богомольные старушки крестятся и бьют поклоны, как будто рвут на груди последнюю тельняшку, до беспамятства, до темноты в глазах, до побелевших от счастия губ...
Православный бог в Елоховской похож на немолодого майора, которому уже не светит следующее звание, напоказ он придирчив, требователен и мстителен (равнение направо надо делать так, чтоб косточки в шее трещали, а поклоны бить, пока шишка на голове не посинеет), в душе же добр и незлопамятен.
Его панически боятся, когда он рядом, но быстро забывают, когда он, закончив дежурство, выходит за ворота части.
***
В журнале Афише в списке прочих кинотеатров фигурирует так называемый dvd-зал Московского Дворца Молодежи. Провинциал, пересчитав заскорузлыми пальцами накопленные непосильным трудом рублисы, нахлобучивает заячий треух, и едет от платформы Окружная, где он ютится на продавленной койке в гостинице Восход в теплой компании чабанов с юга и ходоков с севера, едет через весь город на Фрунзенскую, чтоб посмотреть фильм Memento, который ему хвалил прошлым летом Колька-гармонист.
Доехав, он узнает, что пресловутый dvd-зал хоть и имеет барную стойку с аппаратом по переработке банных обмылков в воздушную кукурузу, но насчитывает ровно 14 посадочных мест, каковые места давно и безжалостно раскуплены близживущими аборигенами. И хлопнув за пресловутой стойкой на сэкономленные от искусства денюжки три стопки беленькой, возвращается он к чабанам, матеря на весь вагон метро москвичей и их дурацкие шутки.
Сервер дойче бана сообщил, что от Мюнхена до Бернбурга нельзя доехать меньше, чем с пятью пересадками. Я сначала подумал, что он перепутал нужный мне Бернбург с каким-нибудь другим, расположенным в Новой Зеландии, но сервер стоял на своем. Выбора у меня не было - я поехал. Станции пересадок навязчиво потчевали пассажиров рекламой привокзальных отелей. На первой - одноместный номер стоил 59 евро, на второй - 39, на третьей - 19, на четвертой - отель доплачивал гостю за ночевку. Последняя станция живо напомнила мне юношескую поездку на поезде Казань-Адлер. Поезд вдруг останавливался посреди пустынной степи и вдоль него, как по мановению волшебной палочки, материализовывались женщины с солеными огурцами, румяными яблоками и чебуреками внутреннего сгорания. Здесь, правда, была только степь - дары природы отсутствовали. Зато станция выгодно отличалась от других бывше-гэдээровских - заброшенные и полуразрушенные здания на задворках совсем не бросались в глаза. В-основном, из-за отсутствия как зданий, так и задворок.
***
Привокзальные улицы Бернбурга были, в свою очередь, похожи на город Крыжополь, захваченный инопланетянами. За пятнадцать минут навстречу мне не попалось ни одного живого существа. Магазин антикварных электротоваров (сохранивший look-and-feel и ассортимент образца 1979 г.) явно нес маскировочную функцию. Вдали дремали прикинувшиеся телевышками марсианские треножники. Около подозрительно свежеокрашенного бернбургского замка стоял выцветший плакат "Скоро здесь откроется магазин ALDI". Первый (и последний) встреченный мой бернбуржец торговал донерами. Он аккуратно упаковал мой заказ в фирменную коробочку с надписью "Только не мой мозг!" и обсчитал меня по-царски.
***
На следующее утро по пути на митинг мне бросилось в глаза объявление об аукционе. Прекрасное четырехэтажное серое здание (в самом центре, вид на реку), похожее на среднюю школу или на горком комсомола, город пускал с молотка. Начальная цена - 40 тысяч евро. За такие деньги в Мюнхене и собачью конуру-то не купишь. В Москве уже, кажется, тоже.
- Слушай, - сказал я коллеге Мартину, - у меня чо-то нет лишней сороковки, может, забьемся в пополаме?
- У меня тоже нет, - хмуро ответил Мартин, - кроме того, вкладывать деньги в восточногерманскую недвижимость - идиотизм чистой воды.
Я вообще заметил, что западные немцы плохо реагируют на шутки о Восточной Германии. Что, без сомнения, связано с "солидарной доплатой" - дополнительным налогом на развитие инфраструктуры бывшей ГДР, который отстегивают налогоплательщики во всех "старых" землях. По-человечески это можно понять. Одно дело, когда вы уже пятнадцать лет регулярно занимаете денег запойному соседу. Это ваш крест, и вы несете его чинно и величаво, как нетрезвый разнорабочий витринное стекло. И совсем другое, когда над этим благородным начинанием насмехаются всякие посторонние понаехали-тут.
***
На степном полустанке, пока мы ждали обратного поезда, я предпринял вторую попытку. "На вокзале Бернбурга", - сказал я Мартину, - "меня несказанно впечатлила информационная инфраструктура". На перронном табло там было написано в столбик пять названий городов. Позади того, в который направлялся очередной экспресс, зажигалась лампочка. "Тем не менее", - продолжил я, - "она кроет инфраструктуру этой станции, как туз фоску. Здесь, как я вижу, табло вообще нет."
- Это потому, - объяснил Мартин, - что тут проходит всего два поезда: первый - направо, а второй - налево.
Не особенно отличаясь от штампов, поставляемых в комплекте с сознанием Белого Человека (живописно, пышно, шумно, толпливо, а отойди чуть в сторону от торгового маршрута - тишина, глухие арабские стены, на булыжнике греется кошка, по ребрам которой можно прочитать историю всей ее жизни, а рядом в луже туберкулез харкает в дизентерию), восточный базар все-таки производит впечатление. Торговцы стараются понять, на каком языке ты говоришь со своим спутником, и этот факт биографии моментально становится известен всей медине, из лавки в лавку тебя приветствуют криками: "Пасматри! Пасматри!", "Двадинар! Двадинар!" или "Задарам! Задарам!" (информация передается акустически, вниз по течению, последующие торговцы слушают, что кричат предыдущие).
Отношение туриста к востоному базару проходит три основных стадии.
Сперва он шугается, ему кажется, что стоит поддаться на уговоры продавца и зайти в глубины лавки, как он будет одурачен, ограблен, поруган, колесован, расчленен и распят под табличкой "христианской собаке - христианская смерть". Если торговец в знак будущей дружбы кладет ему руку на плечо, турист визжит "неееееееееееееет" и отпрыгивает в сторону так ретиво, что сшибает с ног лавочника, сидящего напротив и до кучи еще нескольких попавшихся под горячую ногу прохожих.
Потом он несколько приноравливается и даже решается заходить в отдельные лавочки, после чего неожиданно обнаруживает, что всё так бросавшееся в глаза восточное разнообразие - миф, во всех лавках продается примерно одна и та же сувенирно-попсовая мура, произведенная на местной Малой Арнаутской улице.
На третьем этапе турист, доведенный непрерывными "Задарами" и "Двадинарами" до белого с прожилками каления наносит ответный удар.
Я, к примеру, начинал разговаривать с продавцами по-русски. Понятно, что их словарный запас иссякал на 15-й примерно секунде нашего общения, но меня это совершенно не смущало, я продолжал свой пламенный монолог, щедро уснащая его метафорами и цитатами из литературных произведений. Торговцы слушали меня, растерянно кивая, а потом хлопали по плечу и говорили с уважением: "Бандит!".
Это, кстати, высшая похвала, которую может услышать русская христианская собака из уст тунисского торговца.
Коронный же номер такой (не рекомендуется людям, бегающим стометровку медленнее 13 секунд): надо зайти в лавку и быстро найти самый ценный с точки зрения владельца товар (типа шахмат из фальшивой слоновой кости) и долго пялиться на него, качая головой в немом восхищении. Потом начать цокать языком. Тут обычно прибегает хозяин и принимается подцокивать. Потом он рассказывает про то, как это произведение искусства лишь чудом не попало на аукцион Сотби и что разве нимфа тудыеевкачель кисть дает. Тут надо кивать и поддакивать, не отрывая глаз от предмета вожделения.
Когда хозяин выдохнется, надо медленно, как бы преодолевая магнетизм Драгоценности, повернуть к нему голову и сказать со всей искренностью и убедительностью, на которую вы способны: "Один динар".
Сперва лавочнику кажется, что он ослышался, поэтому важно не отводить взгляд и не убегать сразу. В случае необходимости можно повторить торговое предложение.
Когда до лавочника окончательно доходит смысл сказанного вами, он становится похож на сломанный телевизор: теряет дар речи, шипит, булькает, а по его лицу бегут разноцветные полосы.
Когда они приблизятся к инфракрасной части спектра, самое время начинать прощаться.
***
Приехав в Тунис, Знакомая Девушка первым делом потребовала знаменитого кофе по-арабски. Чтоб значит было сварено в джезве, на песочке, как полагается.
Ну в гостинице на завтрак вместо кофе давали, понятно, ослиную мочу, причем сильно разбавленную.
В местном мавританском кафе посетителей обслуживало самоплюйное механическое устройство.
Мы заглядывали в пару-тройку забегаловок в курортных городах, но безуспешно.
Наконец, мы не выдержали и отъехали от засиженного туристами побережья километров на 300.
Остановились в крошечном оазисе на краю Сахары. В нём я нашел самый занюханный шалман. У входа в обнимку с кальяном сидел страшный, хотя и несколько замызганный, араб. Еще несколько свирепых бедуинов притулились на терраске. "Видимо, будут бить", - подумал я, глядя в злобные лица тружеников востока. Но отступать было поздно, я зажмурился и вошел внутрь. За грязными столиками пировали отбросы тунисского общества. С мрачных стен криво ухмылялись свеженаточенные ятаганы. В полумраке виднелась зловещая фигура бармена, похожего на безжалостных убийц из художественного фильма "Мумия".
За его спиной блестел никелированным корпусом эспрессо-автомат.
***
Берберов показывали аккурат между миражами и обедом. Миражи возникли после того, как экскурсовод чего-то нюхнул, впал в экстатическое состояние и заорал: "Фата моргана! Фата моргана!". Туристы быстро-быстро завертели головами, что в духоте автобуса привело к перегреву головного мозга, и завопили в ответ: "Да-да. Видим! Видим!". При этом половина туристов смотрела в левое окошко, а половина в правое.
После миражей (но до обеда) с обеих сторон дороги показались небольшие холмики (экскурсовод заорал: "Жилища берберов! Настоящие троглодиты! С доисторических времен!"), плотно засиженные туристами, так как около каждого холмика уже стояло несколько автобусов. Мы нашли последний более-менее свободный холмик, остановились и пошли знакомиться с берберами.
Во дворике перед входом в пещеру сидела бабушка-бербер и лениво вращала каменный жернов, демонстрируя старинных ремёсел. Сперва меня удивило отсутствие остальных членов берберской семьи. Однако потом, умножив количество денег, отсыпанных бабушке нашей сердобольной группой, на число экскурсий, я понял, что у них могут быть срочные дела на фондовой и валютной биржах.
Вообще спрос на берберов в Тунисе пока опережает предложение, поэтому невдалеке от бабушкиной пещеры методом крупнопанельного домостроения возводится еще несколько доисторических объектов.
Такой подход тунисцев к удовлетворению потребностей простаков за границей мне пришелся по душе.
С солевыми озерами и прочими "розами пустыни" они применяют ту же схему. Более того, у меня возникло подозрение, что и пустыня Сахара, расположенная в пяти минутах ходьбы от отеля в Дузе, имеет насыпной характер. А ветер в ней производится специальной установкой, забытой голливудом после съемок фильма звездные войны.
85% территории Калабрии занимают горы и холмы. Холмы в данном случае это не то, на что можно подняться и с чего можно спуститься, а то, на что можно залезть и с чего можно сверзиться.
Я думаю, факт, что в Калабрии нет ни одной известной футбольной команды объясняется как раз тем, что там довольно трудно разместить футбольное поле так, чтобы мяч между штрафными площадками не пришлось возить на лифте.
Про лифт, кстати, это вовсе не поэтическое преувеличение.
От нашего отеля до берега моря было ровно два шага, правда, второй был бы одновременно и последним. Пляж лежал метрах в 70 внизу, и на него по шахте, пробитой в скале, ехал лифт.
Почти вся калабрийская часть итальянского автобана А3 состоит из мостов и туннелей. Я даже пытался играть в статистическую игру, но нечаянно заснул на счете 112:108 в пользу туннелей. У каждого моста и туннеля есть название, причем уникальное. На соотв. дорожном знаке сообщается также и длина моста/туннеля. В этой статистической игре, правда, у меня на счете 5000:5000 закончились регистры памяти.
Автобан наверняка обошелся в немалую сумму, однако проезд по нему до сих пор бесплатен, установка фискальных кордонов хоть и запланирована, но как-то все откладывается.
Что невнятно рифмуется с культом сиесты и ловлей оливок посредством невода, практикуемой местными жителями.
***
Озирая отмеченные путеводителем палаццо, по степени ободранности соперничающие с котом, вернувшимся из мартовского загула в июне, быстро понимаешь, что вот такая древность, она интересна только геронтофилам и архитекторам, а нам, простым людям, подавай, чтоб было, чистенько, аккуратненько и сбоку табличка.
А если дом века с шестнадцатого стоит без капитального ремонта, это не вызывает в нас щенячьего восторга, нет .
Этот кусочек хорошо было бы завершить элегантным выводом типа тем самым калабрийцы как бы говорят нам: полюбите нас грязненькими, а за чистеньким езжайте в свои ябурги и выбурги, но, на самом деле, ничего подобного калабрийцы не говорят, им просто насрать.
***
Знаменитый южноитальянский феномен - сушащееся под каждым вторым (без всякого преувеличения) окном бельё.
Во-первых, в Калабрии не так влажно и довольно солнечно, поэтому сохнуть всё должно очень быстро. Это не Бремен, где постиранные в декабре носки высыхают к началу лета.
Во-вторых, наряду с ожидаемыми майками-трусами постоянно сушится огромное количество простыней, пододеяльников, занавесок и даже ковровых дорожек. Вот вы часто стираете ковровые дорожки? Поневоле задумаешься.
В-третьих, отдельные сушильные веревки протянуты так, что снять с них бельё, не рискуя при этом жизнью, решительно невозможно. К примеру, над обрывом стоит дом, а ниже, на склоне обрыва, растёт чахлое дерево. Веревка натянута между балконом и одной из веток дерева, поэтому бельё висит ровно над обрывом. Как они его снимают? И снимают ли вообще? Может быть, оно там уже лет двадцать сохнет?
Тема просушки белья, конечно, уже неоднократно была воспета итальянским кинематографом. Помню был какой-то фильм, в котором девушка гордо вывешивает портки своего нового возлюбленного. Хочется искренне верить, что это был фильм Феллини. Хотя, если вспомнить, что я не видел ни одного фильма Феллини, Тинто Брасс представляется более вероятным.
Размышляя над аргументом и фактом, у меня родилась гипотеза. А что если итальянские домохозяйки вообще используют развешивание белья для коммуникации. Своего рода дневник для посвященных. То есть если вывешены две джинсовые юбки, полосатая блузка, четыре мужских рубашки и три носка разной длины то это означает примерно: "Чего б тока не отдала за возможность провести этот день в постели. Кстати, в лавке у Фабио свежая моццарелла. А Паола с третьего этажа - дура".
В ответ, конечно Паола вынуждена вывесить клетчатую блузку и пять носков.
А в соседнем доме висит, например, рваный пододеяльник, простыня с пятном, похожим на возбуждённый полуостров Флорида, занавеска цвета бордо и четырнадцать пар кальсон, что значит "структурирующая сетка, устроенная по образцу метасемиотической системы, в то же время последовательно связывает эти самые данности с конкретным человеком и его реакциями на вызов окружающего мира - ими, в конечном счете, детерминируется здесь процесс".
И что на это можно возразить?
Продолжаю метаться по командировкам. Только за прошедший месяц побывал в городах Лангене, Эрлангене, Ферлангене, Лангенфельде, Аршдервельте, Аршдервельте Премиум, Париже и Бухлое. Коротко остановлюсь на предпоследнем.
***
После ужина решили прогуляться с коллегой Мартином к Эйфелевой башне, благо она была в десяти минутах ходьбы. "Знаешь", - задумчиво сказал Мартин, - "я сейчас читаю дневники Сартра. Там как раз описывается, как нацисты подходят к Парижу. И вот я стою здесь под Эйфелевой башней. Какое-то странное чувство..."
***
Наибольшее впечатление на меня произвели не Нотр-Дам, Лувр, Елисейские поля (последние отчасти из-за того, что я их не видел), а простые парижские здания. Наверняка уже кто-то использовал это сравнение, но я не брезглив: дома в Париже растут, как деревья у мичуринца-энтузиаста - сперва он посадил яблоню, лет через пять привил на нее грушу, а потом для полноты картины - ананас. Не знаю, годится ли в пищу (т.е. для житья), но смотрится отлично. С тротуара совершенно не оцениваешь высоту дома: то, что в нашей гостинице 8 этажей я уяснил, лишь когда сломался лифт.
***
Почему-то в Париже мне постоянно было тесно. Не в метафизическом смысле, в метафизическом смысле душа прямо-таки пела, а в сугубо бытовом. Мне ни разу не удалось вылезти из-за столика кафе так, чтобы не сбить жопой пару фужеров на соседнем столике. Кто-то, конечно, скажет, что не надо было отъедать такую жопу, но я бы просил воздержаться от перехода на личности и их части. С жопой уже ведется воспитательная работа, в частности два раза в неделю она занимается джоггингом, а также вступила в ассоциацию "Anonyme Fettarsche", что, впрочем, оказалось досадным недоразумением.
***
Знакомая Девушка, как полагается, посетила букинистов и преподнесла мне в подарок томик Лермонтова, выпущенный изд. Ладыжникова в Берлине в 1921 г. Стало понятно, почему я не люблю Лермонтова - его безнадежно испортила новая орфография. Какова, к примеру, графическая сила ятей в оригинале: б?л?етъ парусъ одинокiй. Пред нашим алчущим взором поистине мятежно трепещет парус, даже два. А нынче? еее... Тьху!
***
О французской еде можно говорить лишь в превосходных тонах. За исключением устриц. Когда мы придем к власти, первым делом мы расстреляем устриц. Подманим уксусом и устроим кровавую бойню. А мидий по первости пощадим, но в назидание отрежем им половину жопы. Так!
Доля палермских пешеходов мала и незавидна. Их остатки ютятся под землей, маскируясь под останки. Немногие отваживаются гулять по когда-то родной брусчатке. Еще бы - не позже, чем через 4-5 дней пешеход в Палермо обретает стабильное состояние покоя. Да и в отведенные бездушным клаксоном мгновения этому изгою не стоит расслабляться - в любом, самом узеньком, проулке сзади, грозно фырча, выскакивают мотороллеры, ставя индивида перед мучительным выбором: не щадя живота своего, размазаться по стенке или быть размазанным по ней же в принудительном порядке. Многие турфирмы предлагают наивным неофитам "обзорную пешеходную экскурсию по городу" - настоятельно рекомендую воздержаться, если, конечно, вы не хотите, чтобы на следующей неделе о вас говорили только хорошее и носили на руках. Два относительно безопасных для пешехода места в Палермо - склеп под кафедралом и тропа, ведущая на Монте Пеллегрино, но насчет первого я до конца не уверен.
***
Кстати, в склепе я повстречал дух академика Фоменко. Дух азартно скакал вокруг античных саркофагов, в которых похоронены епископы XV века и утверждал, что если прочесть "Палермо" задом наперед без гласных, то получится один в один "Мелитополь", под каковым именем город и фигурирует в средневековых летописях.
***
Понятно, что никакая бизнес-модель не способна объяснить наличия на ста погонных метрах любой палермской улицы минимум четырех бензоколонок. Но если смотреть на них не с экономической, а с экуменической точки зрения, все встает на свои места. Заправка - тотем, сакральный символ, консолидирующий автовладельцев всех цветов, возрастов и лошадиных сил. От одного взгляда на бензоколонку из крестца автомобилиста выскакивает искра зажигания, и он, верный светлым идеалам внутреннего сгорания и дао развала/схождения, дает стране выхлопного газу. В то же время иссеченные вьездами/выездами с заправок тротуары недвусмысленно дают понять прохожему, что и на них он не вправе чувствовать себя в безопасности. Ему остается либо малодушно моторизоваться, либо завести авторскую колонку "Оперативно о пейоративном".
***
В первые дни, меня, надо сказать, живо интересовал вопрос "КУДА ЖЕ ОНИ ВСЕ Ё-МОЁ ЕДУТ?!" Вопрос ставился, конечно, риторически, тем удивительнее, что я получил на него ответ. Это случилось в Трапани. Старый город в Трапани расположен на полуострове, вонзающемся в море, подобно, ну скажем, пальцу. По широкой улице сплошным потоком ехали машины. "Наверное, на паром. На эээ... гадские острова", - предположила Знакомая Девушка. Тут разверзлись хляби небесные, и мы вынуждены были спрятаться под козырек. Из-под которого открывался прекрасный вид на дорожное движение. Когда ливень начал утихать, я извлек из грузопотока квадратный корень, а из сумки путеводитель и обнаружил, что проехавшими за минувшие три часа машинами можно легко покрыть все Эгадские острова, некоторые даже в два слоя. Гонимые любопытством и непогодой мы устремились навстречу разгадке. Поток машин не редел, что придавало действу известную фантасмагоричность. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что не удивлюсь, если увижу, как они стройными рядами въезжают прямо в воду. Полуостров венчался узким мысом, вонзающимся в море, подобно, ну скажем, пальцу. Машины доезжали до самого края мыса, разворачивались и с чувством выполненного долга ехали обратно.
***
Зашел в интернет-кафе, чтобы выгуглить расписание аэропортовских автобусов. "Palermo" ввел я в окошечко поиска. "Palermo gay" - услужливо откликнулась автозаполнялка IE. Тут на меня нашел стих. Вот он:
"Quando bus?" спросил я гугля,
он в ответ мне ни гугу. Гля,
а в окне всплывает гей.
Эгей.
Гостиницы в Брюсселе делятся на две основные категории: те, что предоставляют для открывания пива открывалку, и те, что предоставляют для открывания пива батарею. Последние дороже, что, видимо, связано с необходимостью батарею постоянно подкрашивать. Заметил, что все чаще попадаются гостиницы с открывалкой. То ли из-за того, что цены в отличие от командировочного бюджета выросли, то ли они уже меня знают и специально готовятся. Судя по тому, что в нынешней гостинице открывалка прикована железной цепью к тумбочке, второе.
***
Если попробовать сфотографировать коллегу на ступеньках здания Европарламента, из здания, оживленно жестикулируя, выбегает охранник, и получается групповая фотография.
***
В прошлый раз я приволок из Брюсселя дюжину маленьких бутылочек хугардена, геза и крика (тринадцатую, к слову, я выпил в туалете брюссельского аэропорта, но это история не про Брюссель, а про идиота, т.е. другая) - мы их уговорили где-то за полчаса. В этот раз я попытался быть умнее и купил четыре большие бутылки геза и крика. Их мы уговорили минут за пять, ну то есть Знакомая Девушка уговорила меня вылить содержимое в унитаз. Зато словосочетание "запах прокисших отрубей" перекочевало из графы "литературщина" в графу "жизненный опыт". Почему в маленькие и большие бутылки разливают разное пиво - непонятно. Кажется, это тоже история про идиота, а не про Брюссель.
***
Трамвай в центре Брюсселя ходит под землей, причем по более живописным закоулкам, чем метро - из темноты постоянно выныривают какие-то углы, столбы и граффити. В брюссельском трамвае явственно ощущаешь бремя белого человека. Практически каждый пассажир способен подсказать тебе, где находится Мекка. Где вокзал - не каждый.
***
Вид человека, который тащит сумку с четырьмя большими бутылками геза и крика, внушает доверие. Кажется, что он - местный. Поэтому ко мне раз пять приставали с расспросами. От ужаса я терял дар речи и начинал махать руками, не дослушав. Трое вопрошавших обиделись, подумав, что я их принял за нищих и удалились, фыркая. Четвертый не обиделся, потому что оказался нищим. Он не удалился, а напротив открыл рот, демонстрируя отсутствие маковой росинки. Завидев пятого, я собрался с духом и мужественно сказал ему русским языком: "Я не говорю по-французски". Он посмотрел на меня подозрительно и переспросил: "Но?" "Но", - подтвердил я. "Мерси", - ответствовал он и припустил к авеню Луизы. Надеюсь, ничего плохого я ему не посоветовал.
***
Во дворце, в принципе, король работает, но как раз в конце июля он умотал в отпуск, а верноподданные решили подзаработать и тишком стали водить экскурсии. От короля, бедняги, конечно, это скрывают, кому бы понравилось, что через его рабочий кабинет ежедневно маршируют дивизии японцев, усиленные сводными батальонами немцев и русских. То-то, наверное, он удивляется, что после отпуска никак не может найти договор с Англией, а на пресс-папье слоновой кости губной помадой нарисовано трепетное сердечко с надписью ИННА ДМБ-2002.
Дворец очень красивый, но мне трудно это описывать потому что с двух шагов я не отличаю венецианское стекло от каррарского мрамора. Помню разве что чудесную венецианскую как раз лестницу, украшенную видами этого города и следующий сразу за ней Гойя-Салон, в котором действительно висит пара картин Гойи.
Вообще основное убранство стен составляют портреты прежних бельгийских королей, а т.к. с момента образования королевства их набралось пока всего лишь восемь с небольшим, то многие повторяются и к концу экскурсии Леопольд Первый (воевал, кстати, за нас в 1812 г.) знаком тебе уже лучше, чем родная тетя из Саратова.
Перед поездкой в Америку меня пугали, что, мол, в Долине без машины никуда. Что, мол, в том суровом климате судьба пешехода еще более трагична, чем судьба велосипедиста, а последняя представляет собой яркое, но короткое переживание. Не без опаски отправился я на свою первую пешеходную прогулку, углубился в сумрачный лес, спускался в глубокие овраги, забирался на кряжистые холмы, спотыкался о коряги, перепрыгивал ручьи... пока мной не овладело смутное беспокойство. Ведь я шагал уже очень долго, пять или даже, может быть, десять минут, а тропинка вилась, как ни в чем не бывало, и вовсе не собиралась вести в те страшные места, в коих пешехода отличает примат несломленного духа над конечностями. Вскоре, правда, лесная идиллия закончилась, и тропинка пошла вдоль проселочной дороги. По ней периодически проносились огромные американские автомашины, похожие на танки, которым по рассеянности отрубили что-то важное. Вдоль дороги я шел гораздо дольше, чем по лесу, наверное, битую четверть часа. Понятно, что после этого я был готов ко всему. "Вы сами искали приключений", как гласил плакат над приемным покоем проктологического отделения. Наконец, тропинка вывела к перекрестку. Но и тут пешеходная дорожка не закончилась! Более того, огромный щит оповещал о начале официального городского променада. Слегка дрожа коленями, я двинулся дальше. Макушку пригревало калифорнийское солнышко, в кустах чирикали крупнокалиберные колибри, а я, кум королю, шагал по ухоженному гравию, на который, судя по всему, не ступала нога человека. Это, клянусь вам, были метров сто чистого блаженства. И, судя по табличке «PATHWAY END NEXT SEGMENT COMPLETION AUTUMN 2009», которая наряду с хайвэем прервала мой первый панический поход, тамошние ландшафтные дизайнеры не собираются останавливаться на достигнутом.
***
Не успел я шагу ступить по американской земле, как меня начали стращать: мол, Америка совсем не такая, как ты ее себе представлял, приготовься к разочарованиям. Я приготовился, конечно, и зря: разочарование было только одно, да и то можно назвать разочарованием примерно в той же степени, как домашнего паука специалистом по корпоративным веб-приложениям. Теперь мне снятся кошмары. Но не увлекательные и разнообразные, как нормальным людям: про Черную Руку, про Падение С Небоскреба или, на худой конец, про Инопланетян, Увлеченных Прикладной Евгеникой. Вместо этого мне снится ярко-красная сосиска. Тут читатель, к Фрейду не ходи, начнет издевательски ухмыляться. Напрасно! Все началось с того, что я приехал на отдаленный железнодорожный полустанок, где собирался встретиться с одним френдом, по-испански амиго. Так как до оговоренного срока оставалось еще полчаса, я огляделся вокруг и увидел невдалеке ангароподобный магазин, вокруг которого сновали люди. Я сделал несколько попыток войти внутрь, но охранники на входе препятствовали этому, задавая странные вопросы. Первые два раза они спросили, нет ли у меня какой-то карточки, а остальные восемь просто интересовались моим здоровьем. Ободренный дружеским напутствием, я отошел в сторону и оказался в хвосте очереди, ведущей к киоску. Над ним ярко светилась реклама: POLISH SAUSAGE и чуть ниже Sinai Kosher. "Кошерно!" - подумал я и решил заесть облом польской сосиской. Очередь неспешно приближалась к окошку раздачи. Сначала мне показалось, что за ним стоит [здесь была отвратительная расистская шутка, зарезанная внутренним политкорректором], но оказалось, что это всего лишь негр в противогазе. Он завернул сосиску в булочку и протянул ее мне. Тут-то все и случилось. Нет, сама по себе булочка выглядела терпимо, особенно если закрыть глаза. Ее преклонный возраст подчеркивался легким налетом чего-то зеленоватого, возможно, антисемитизма. А вот сосиска... Никогда прежде я не видел продуктов такого цвета. Я вообще такого цвета раньше не видел: нечто среднее между флуоресцентно-красным и пронзительно-бордовым. Было очевидно, что этот цвет не возник случайно, а явился результатом долгого естественного отбора и наверняка сыграл не последнюю роль в американской истории. То ли алгонкины отпугивали им мамонтов, то ли масоны приманивали Джорджа Вашингтона. От ужаса я ее укусил. Доннерветтер! Ни разу в жизни я не пробовал продукта, вкус которого так безупречно гармонировал бы с цветом. Я испытал множественный катарсис пищевода, ну, точнее, полагаю, что испытал, потому что воспоминания о дальнейшем смутны и отрывисты. Очнулся я вегетарианцем и полонофобом.
... прошел через металлодетектор, не зазвенев ни яйцом, и, придерживая силой воли штаны, стал ждать, когда до меня доедет ящик с вещами. Ящик выехал, правда, оказалось, что у меня есть нешуточная конкуренция. После упорной, но непродолжительной борьбы мое имущество было поделено так: мне достался ремень от штанов, а работнику службы безопасности аэропорта – ноутбук. «Ну вы, наверное, знаете, что сейчас будет», - сказал он. Я не знал, но догадывался. Как раз по пути в аэропорт я прочитал в газете, что на служебном компьютере одного мюнхенского диакона обнаружилось расширенное заседание сельсовета деревни Малые Педофилы. Так как я тоже редко выхожу из дома, не сделав диск жестче двадцатью-тридцатью гигами сношений между людьми и предметами, я понял, что пробил мой час, а возможно, даже половина шестого. Работник СБ завел меня в какую-то каморку, закрыл дверь, поставил ноутбук на стол и гавкнул: "Offnen!" ("Открыть!") К этому времени я уже по уши погрузился в экзистенциальную трясину, поэтому услышал "Lauft er?" ("Работает?") . Как на духу я выпалил: "Нет!" Работник СБ посмотрел на меня пристально. Казалось, он испытывал желание сделать меня героем стихотворения «Жил на свете человек скрученные ручки». Но сдержался и с кандальными нотками в голосе повторил: «Откройте, пожалуйста». Я пошел на попятную, правда, далеко не ушел, так как за моей спиной сразу начиналась стенка. Работник СБ помахал над клавиатурой бумажкой и засунул ее в агрегат, напоминающий древнерусский ксерокс. Тот ее пожевал и выплюнул. Работнику СБ это не понравилось, и он засунул бумажку повторно. Агрегат икнул, подавился и замигал зеленой лампочкой.
***
А я поспешил на заседание подкомиссии, организованное народным комиссариатом информационной безопасности. Там выступал профессор, крайне начитанный книгами. Возможно, он даже написал некоторые из них. Профессор говорил:
- Представьте, по автобану едет грузовик бундесвера. И везет оружие. А сидящий в кустах злоумышленник вынимает из кармана радиостанцию и пускает в эфир сообщение, что дорога впереди перекрыта. Навигационная система принимает сообщение и понуждает грузовик съехать на проселок. А там в кустах...
Тут мне стало не по себе, потому что я понял, что профессор сейчас разболтает Страшную Государственную Тайну. Поэтому я решил предложить, что пока тут обсуждаются вопросы национальной безопасности, я как гражданин в прошлом дружественного (а иногда и нет) государства, лучше покурю за дверью. Потому что один раз меня сегодня уже ставили к стенке, а мне это претит. Но не успел я открыть рот, как профессор произнес роковые слова. От ужаса я позеленел, что повысило мои шансы дожить до конца заседания, ведь слившись с обивкой кресла, я не так бросался в глаза. Кофе я хлебал, плотно сжав губы, чтобы не было слышно акцента. Профессор между тем разошелся не на шутку. Его апокалиптический сюжет кишел вертолетами и парашютами. Периодически из него вылетали каббалистические ракеты. Наиболее предприимчивые участники заседания уже звонили Брюсу Виллису, понимая, что это готовый сценарий фильма «Дай пять». Но тут слово взял глава подкомиссии:
- Опасения уважаемого профессора касательно вопросов безопасности абсолютно, стопроцентно оправданы. Но я хочу успокоить присутствующих. Дело в том, что над созданием навигационных систем работают программисты. Это очень творческие и самостоятельные люди. Как известно, они лучше политиков разбираются в политике, лучше экономистов в экономике и, естественно, они разбираются в дорожном движении лучше всех на свете. А так как каждому программисту присуща своя уникальная парадигма мышления, то предсказать, как та или иная навигационная система отреагирует на сообщение о блокировке дороги совершенно невозможно. Скорее всего, одна покажет, что дорога перекрыта впереди, вторая, что сзади, третья, что сбоку, а четвертая, что над всей Испанией безоблачное небо. Злоумышленник может лопнуть от ярости и распасться на радиоволны, но добиться того, чтобы навигационная система грузовика действовала в соответствии с его злокозненным планом, он не в состоянии.
Видно было, что для профессора это тяжелый удар. Несколько минут он безучастно смотрел вдаль немигающими глазами. Но затем вдруг оживился и сказал:
- Хорошо. Представим другой сценарий. По автобану едет машина, а в ней сидит бундесканцлер...
Каждый раз, когда я возвращаюсь в Мюнхен из Италии, и самолетик на дисплее минует Больцано, я напряженно вглядываюсь в иллюминатор. Где-то там среди альпийских круч, в хмурoм сумраке бреннерского перевала расположено средоточие зла, ежедневно проклинаемое миллионами немецких любителей итальянской еды. Именно там бригада небритых пройдох в замызганных халатах творит свои ежедневные злодейства: вулканизирует моццареллу, годами выдерживает пармскую ветчину в специальных пещерах, в которых бесперебойно тарахтят списанные двигатели внутреннего сгорания, превращает вино в воду, разбавляет оливковое масло (если надеяться на лучшее) рапсовым, делает спагетти из опилок, а мортаделлу из соевой пены с вкраплениями пластмассовых фисташек, добавляет в сладчайшие помидоры специальные галлюциногены, из-за чего они кажутся реципиенту кислыми и деревянными. Эта банда годами терроризирует гурманов, которые никак не могут взять в толк, почему в не знающем экономических границ и таможенных пошлин Евросоюзе один и тот же продукт к югу от Альп является источником гастрономического наслаждения, а к северу от них же в большинстве случаев описывается категориями "говно", "полное говно" и "любая оценка будет завышенной".
Когда-нибудь, когда наберется достаточно людей, подобно мне считающих, что шарик нормальной моццареллы не должен при падении отскакивать от земли на метр с лишним, я дам им парабеллум и поведу на штурм бреннерского перевала.
А пока приходится зажимать рот, нос и глаза, терпеть и грезить.
В Мюнхене выведена особая порода маклеров, которые не только изящно кладут на клиента с пробором, но и требуют за эту нехитрую услугу 1200 евро единовременно.
Маклеры с другим типом поведения уничтожаются прагматичным естественным отбором.
Квартиросдатчики, судя по объявлениям типа "охотно сдам квартиру студентке с кошкой" или "ищу в квартиранты молодого человека спортивного телосложения" тоже в большинстве своем давно впали в перманентный маразм.
И при всем том спрос не просто превышает предложение. Он сметает его со скоростью звука и неумолимостью печатного станка.
У меня сложилось впечатление, что если сочинить что-то вроде
"Сдам уютную квартиру 12 кв.м., все удобства на улице, 6 этаж без лифта, одноногому румынскому парикмахеру 23 с половиной лет, без вредных привычек, детей и домашних животных, любителю Гете и Брамса, сроком с 15 февраля до 18 февраля (по согласованию сторон возможно продление до 19 февраля), при себе обязательно иметь паспорт, 2 фотографии, выписки из банковского счета до третьего колена включительно, справку из кожпсихдиспансера и копию турецко-румынского договора 1644 года" то, спрятавшись в назначенный час за деревом по указанному адресу, можно будет наблюдать генеральную ассамблею румынских парикмахеров, растерянно прыгающих у подъезда с томиками Иоганна Вольфовича ин кватро.
***
Возвращался домой поздно, в первом часу ночи.
Сел в метро на станции Hauptbahnhof.
Вагон был почти пуст, однако напротив, метрах в 5 от меня, сидел последний из барбудос.
Видно было, что он пару дней как узнал о нелепой смерти команданте Че... Палящий зной, отсутствие медикаментов и малая нужда заставили его выйти из джунглей.
Мужественное лицо в окладе хемовской бороды, защитного цвета китель и неистребимое el pueblo unida во взоре.
На станции Konigsplatz он достал из походного мешка красную ленточку и повязал её вокруг головы, как Джекки Чан.
На станции Theresienstra?e он натянул поверх ленточки шапочку, как Жан Рено.
На станции Josephsplatz он украсил композицию кепкой с крылышками, как Меркурий.
Тут я несколько отвлекся на симпатичную девушку в синем сарафане, попавшую под колеса встречного поезда, и снова взглянул на чувака лишь на станции Milbertshofen.
К этому моменту на нем были помимо прочего темные дымчатые очки, красный пионерский галстук, ожерелье из зубов дракона, перстень с изображением Че&Костей и памятный знак "40 рокiв кубинськоi Незалежності".
По моим подсчетам, на станции Am Hart он должен был достать гранатомет, но я под надуманным предлогом неотложной встречи с тов.Морфеем малодушно вышел раньше.
***
Как страшно ездить в метро (тут можно было бы и остановиться, но мне до конечной), когда забыл дома и книжку, и консервную банку с музыкой. Бурно, продолжительно хлопают едва промытые первым кофе глаза, рассеянно хлюпает нос, что-то глухо стучит в заводящемся на малых оборотах мозгу, наверное, шпиндель. Попутчики, весь прошлый месяц пребывавшие на периферии сознания, заходят в вагон и рассаживаются в первых рядах. По хребту в направлении штанов закрадывается беспокойство. Недобро фокусируется взгляд. Девушка напротив читает книгу "Wenn zwei sich streiten" ("Если двое бранятся"). На вид страниц четыреста. Что это? Пособие по теории семейного конфликта? Тренинг 5, исходные позиции: муж на четвереньках, жена с занесенной сковородой? Зачем ей это? Уже до середины дошла. Рачительно штудирует на будущее или мучительно вглядывается в прошлое? А может, все вообще не так. Может, она рецензент, а это исторический роман о споре императора Генриха Ч. с папой Грегором С.? Взгляд судорожно отскакивает в окно. Там на плакате под надписью "Entdecken Sie Deutschlands erstes Personality Magazin" ("Откройте для себя первый немецкий журнал персоналий") ютятся измазанные черной тушью женщины. Что значит Personality? А раньше что было? Impersonality? "Один актер женился на одной актрисе. Свадьба проходила в одном городе и на ней присутствовали одни гости"? Так что ли? Но уже следующая станция. Тут еще хлеще. На плакате мужик, похожий на увлекшегося лечебным голоданием Вуди Аллена, и девушка, судя по выражению лица, только что испытавшая фронтальное соударение с бетонной стеной. Их джинсы спущены до колен и открывают взору нечто среднее между памперсом-джамбо и любимыми трусами боксера Валуева. Подпись "Lass die Hosen runter" ("Сними штаны"). О! О! В вагонном стекле отражается побледневшая ряха. На ней написаны недоумение и ряд идиоматических выражений, сходящийся. К чему подстрекают потребителя? Взгляд отскакивает обратно в вагон. Над дверями академия ebam (Business Akademie fur Medien, Event & Kultur) призывает: "Go ebam!"
Go! Go! Let my people go!
нашлись, но осадок остался