Анна Мамаенко
Стихотворения
* * * Из посаженной спички не вырастает дерево. Ангельский десант не высаживается две тыщи лет. И неясно, когда небеса покрываются перьями, то ли там птицефабрика, то ли правда - Тот Самый Свет… Ночь ходит только черными. Игра вничью, белыми клавишами. Вычеркнутой строкой рука утекает в карман за потерянной мелочью. И сам утекаешь в прореху вслед за рукой. Дверей голоса не обозначишь на местности. Запах костра не внесёшь в квартальный отчет. Лежа в тени давно развалившейся крепости время бастует и никуда не течет. Всех запасов - невинное детство да винная молодость. Ветер железнодорожный с руки покормлю и растворюсь за глазастой зеленой околицей, на перегоне от января к декабрю. …Неизвестному Автору поставят памятник дворники, чтобы, хоть изредка, приходили к нему во сне - Бумажный Кораблик, врастающий в серое облако, да Воздушный Змей, лежащий на самом дне. ..^.. * * * Поэт, воспевающий дерево, пишет карандашом, пока его совесть качается в петле сигаретного дыма… Он мечется в поисках выхода, думая, что вошел. А сам до того задумался, что просто протопал мимо. Он тридцать три года с лишним сидел на своей печи, не замечая, как ветер под ним раздувает пламя… И даже среди пожарища он повторял: "Молчи! Ибо, всё, что ни делается - делается не с нами" При каждом удобном случае ему объясняют жизнь, и назначают санкции, и принимают меры… А для него без разницы - что кома, что коммунизм, лишь бы в пивную очередь пристроиться самым первым. Он спит, когда вдохновение просится на постой. Он ни во что не вмешивается, не думает, не гадает. Он счастлив, что ружья мира его обошли стороной, не зная - в последнем акте и карандаш стреляет… ..^.. ЗОВ Осеннее небо всё гуще растёт из земли. В тебе прорастают дожди, высветляя глаза и движенья. В кармане базара, а может на скользких больничных ступенях почуешь печаль домового, чей дом безнадёжно снесли. И выбежишь прочь, бросая себя самого. И будешь в дома заходить только с самого черного хода, под всеми созвездьями сразу, под сенью косматого года, в котором родился по воле бродяжьих богов. И будет похмелье качать слуховое окно… На месте антенн - посмотри- высоко за домами корабль отправляется в путь, проходными блуждая мирами. И с ним отплывает всё то, что ты ищешь давно по всем чердакам, в голубином кромешном раю… Твой мир Хуанхэ затопила от края до края, вонючим от сплетен подъездам уста замыкая, шурша за дверями закатную песню свою. По жёлтому тракту, по краю сгоревшего дня, где звуки дробятся, линяя под сводом церковным, жрецы облаков и древесных раскидистых молний доверчиво в жертву дороге уносят тебя… ..^.. ГОРОДСКОЙ СУМАСШЕДШИЙ За пазухой спящего Города, как у Христа, под колючими взглядами хмурых легионеров. Фонарная проповедь метит святые места и гонит язычника в темные заросли скверов. Горячим дыханьем вмерзая в заплёванный лёд - соломки, смотри, не забудь, да прикройся от ветра… Ведь ты слишком слаб совершить от ворот поворот, укутав листвою глаза безнадёжного цвета. Бреди полосой отчуждения, божий дурак, тяни за собой на верёвке игрушечный поезд. Ты так ему верил, пока твой лимит не иссяк, пришибленный дверью с табличкой "Не беспокоить!" Попавший случайно в Город Закрытых Дверей, где каждый кирпич запрещает движение прямо, ты мир этот видел глазами тряпичных зверей, смотрящих доверчиво в небо из мусорной ямы. Пока ты рассказывал сказки живой пустоте - тебя изнутри обобрали, оставив лишь выцветший кокон. Но всё же свободнее тех, кто плетётся в хвосте, нелепый булыжник, летящий в созвездие окон. ..^.. * * * Вывески зябнут на стылом косматом ветру. Осыпаются буквы, растворяясь в расплаве азбуки. Значит - новые лозунги прорастут и созреют к утру, и утрут нам слезы, те, кто идет привязывать. Загрохочут трамваи по маршрутам, которых нет, по булыжным затылкам, исчерченным сетью трещин, если каменным горлом Города хлынет свет, заливая всё, не щадя ни детей, ни женщин… В антрацитовых кущах подвальной сырой тоски, где зародыши светлых идей подлежат изъятию, я сижу и кормлю пустоту языком с руки, веря в то, что она исправится обязательно… Остаюсь в темноте по ладони сверять маршрут, высекать "добрый вечер" из кромешной угольной глыбы. Привожу в себя тех, кто ищет окольный путь, но они во мне находят свою погибель… И всё ближе выход, но времени больше нет. Лишь закатное солнце раздроблено в черной витрине, где в конце тоннеля брезжит неверный свет и пришедший с миром виснет на пуповине. Остается сидеть на ступенях, ведущих вниз, между светом и тьмой, между молотом и наковальней, и тихонько с собою самим говорить "за жизнь"… Ничего нет светлее. И нет ничего печальней. ..^.. НОЧЬ НА БАЗАРНОЙ ПЛОЩАДИ Где сладкие картонные ветра пакуют запахи вовсю гниющих фруктов - в глуби своей скрывают номера руины сброшенных кумиров или трупов. А нож горчит и преет в кулаке. Шуршание шагов стекает в люки, где в заугольной скорченной тоске раздвинув ноги умывают руки. Базарной ночью кормится патруль. Хрипят собаки, горла запрокинув. Им из-за крыш бросает Полный Нуль тузов бубновых пригоршни на спины. И Дед, что ходит с вечностью в мешке, когда кварталы темные пустеют, для тех, кто подписался в уголке, своих подарков нынче не жалеет. Уже неважно - выход или вдох. В сиренами раскромсанном районе патруль идет. И если сам не сдох - патруль и отпоет, и похоронит… Базарной ночи красная цена - тот номерок, что на ногу привяжут. А утром позабудут имена, и новых выставят на новую продажу. ..^..