*** ангелы-хранители молчат. периодически слышен шорох брусчатки и ропот копыт. день еще не начат, а ты обрит и, по случайности, выведен из орбиты. кружит метеорит, и планета разрывается на рубашки. капитаном был выбран Густав Климт: он улыбался и прятал перчатки, выбирая самый яркий цвет. замешивал тесто, играл в прятки. и краски несли самый точный овал. метеорит не ошибся, когда выбирал голубую планету. он хотел разорвать ее на куски, чтобы показать, что спектр не несет исторической ценности, когда не вращается, а спит. ангелы-хранители приходят на брудершафт и ругаются по-японски. в Киото сближаются горизонт и солнечные отростки. в моей голове танцуют фарфоровые статуэтки и турецкие нотки. два года до конца - пароходы уходят под лед. я и мой Дон Кихот промываем глотки и уходим в поход. ангелы-хранители спят, мы не закончимся: нас снимает охотный ряд. мы запомнимся - взгляд и небо. этот круг не закончится - к стене и в ряд ! ..^.. *** за ним пойдут люди, состоящие из костей. мы, настойка из валиума и подручных снастей, не нуждаемся в вашей помощи: любим гостей, но по очереди. иней в саду хрустит под тяжестью моей подписи. каждому по одному туману в армии пескарей fishing for compliments - no surway женщина с бокалом вина считает круги по соснам. если проспит, к ней ворвется вторая осень. но не будить же еще и соседа. он спросит, если пила всю ночь. эти круги по воде не имеют более спроса, если в отбросах найдется белый платок, он пойдет искать удачный глоток, и на брудершафт с собственной кровью прольет полотенце на статистический ток. мы любим солнце, заряжены под восток. на блюдце осталась белая краска и хруст костей. это последняя маска. я смотрю в отраженья и вижу уродливый сток, это последняя маска. занавес. клей. replay. ..^.. *** И в позвоночник Мягко впивается голос Опавшей листвы. Будем с тобой на "вы". На расстоянии первоисточник Проседью в волос Внедряется. Буду с тобой до утра. В травле дневных лучей Есть небывалая грустная сила. В ночи прохладного Скучного города Вовсе не видно. Рядом на стыке дней: Я примыкаю зализывать раны. Страшно быть близкой. Под блузкой кто-то играет марш - В третьем такте созвучия нет. Я и не подпускаю Даже далёкий угрюмый рассвет, Что говорить о твоих Непослушных руках? И в позвоночник Жёстко вбивается страх: Я боюсь прикоснуться и не удержать ..^.. *** Овощное рагу как удачное Будущее на двоих, Где каждый уродливый штрих - Это дело спецслужб. Пожелайте врагу повстречать Этих пост-инквизиторских крыс, Прометеев общественных нужд, Склад людских недочётов И десятков потёртых досье. На тарелке я буду Лежать с тобой рядом Рюшкой капустной в обнимку С перчинкой, и взглядом Ласкать помидорный закат, Когда на заказ пропадают одно за другим Колечки от дыма твоих сигарет. В будущем будут десятки подобных лет Вместе, в бездействии. Взаимодействие сил Приведёт нас к обеденной паузе. Замурованы в глотке чужой, И залиты компотною влагой Мы прочувствуем массовость, Приобщённость к народным будням Будет не так уж страшна и отвратна. Сможем легко попроситься обратно: Массовость вызовет рвотный рефлекс. Удачное будущее На подоконнике белом, Что в трещинках и неприлично скрипит. С надписью мелом На стёклах, которая гордо гласит: "Здесь слились в одно. Запястье с запястьем. Здесь волосом к волосу Рюшкой капустной в обнимку С перчинкой лежат На тарелке душа к душе." Кетчупной жижей стекает из банки Прозрачной, С виду невзрачная, Необходимость в тебе. ..^.. *** Прошлой ночью подлунные заводи Исчерпали себя. Кто-то странный упрямо вкладывал В плоский ладный живот - Сто неладных детей - матерям. Кто-то странный ходил за окнами, И гремел беззвучной посудой. Потолки чернил поблёкшие, Заливал пересуды Медью. Воском чертил на стенах Левой рукой мои имена. А я истекала блеском, От рояля искала крышку. Прошлой ночью была актриса, И играла за просто так. ..^.. *** Пускай будет больше лжи. В мире ничего не исчезает бесследно, Только он пропадает, отправляя улыбки, Костюмы, фарс, лучшие тексты Во второй акт нашей серенькой пьесы. И если художник уже играет вальс, А картины заброшены, музы одеты, То к чему ждать осени календарный час, Если она и так прошлась по мольберту? В этой пьесе у автора есть билет На закрытую выставку самой грустной Картины Тулуз-Лотрека. Кажется, для человека под стеклом, В секретере, в кармане пальто Слишком много свободного места. И пускай в партере кто-то опять Играет ва-банк, когда музыка смолкла, Актёры продрогли. На дне старой шкатулки Всегда залежится последний шанс, И, дождавшись грядущей премьеры, Тихонько исчезнет. ..^.. *** Самые важные вещи становятся безразличными. Личины их сотканы воедино - в единицу столь ценного Времени - каплю пота злого актёра В период свирепствующей испанки. И то, что раньше было истинным, станет где-то Между ложным и призрачным. Позавтракаем спозаранку в этой кухне, Где нет никакой надежды? Ты будешь непобедимо красива, а я равнодушно болен. Между нами аорта, из людишек второго сорта, Из ледышек второго сорта и просроченной памяти; Так и текут, застревая на паперти, грязные скатерти, Прилагают усердие длинные руки; от скуки всё по знакомому кругу, Из моего желудочка в твоё немое предсердие. Самые близкие люди тянутся на самый дальний восток. Ты, когда идёшь между строк, между парочек в парке, По аллеям, где нет указаний на юг, не оглядывайся - В парке и так хватает каменных статуй. Всё под толщей воды станет равнодушно прекрасным. У рыб очень тихие голоса, они часто смеются над нами, Изъеденными волнами; от сирен нам достанутся Камни в головы, тина в волосы. Не оглядывайся, Смотри только морю в глаза. Самые точные факты Останутся так, по себе, сами. Так себе наше с тобой Состояние - три сундука отборных неврозов В трюме, где мы не спим. В ночном городе наши Оттенки голоса кажутся стеблями жёлтых нарциссов. Мы с тобой обязательно выберемся, мы убежим. ..^.. *** Сколько разбросано громких слов памяти, Серости. Скатерти стали грубы до насущности. В сущности, мне далеко до тебя. И по глупости Скатерти спорят с руками. В склочности мне далеко до тебя. И по грубости Скатерти вторят ступеням. Сколько их было пропущено Серых И скрюченных. Я не считала их так же, Как кто-то звонки. Любит же кто-то иллюзию дали... Скатерти в прошлом году обещали Гордо сжимать и хранить позвонки. В сущности, будут иллюзией силы? В прошлом году Я так громко просила В склочности мне, не боясь, отказать ..^.. Диптих I. Я выхожу из подъезда В холодное лето. Назойливая женщина С уродливой фрески Выглядывает из-за занавески. Сколько лет она живёт в доме напротив? И я был бы даже не против, чтобы в квартире моей жила. В этом до дрожи знакомом лице столько тепла… Назойливая женщина С уродливой фрески Приходит ко мне по ночам, Молча сидит на табуретке, Голой ногой опираясь об океан паркетный, Голым плечом освещая мой скучный причал. Я видел её много раз На страницах журналов. Сколько раз её руки касались моих, Когда губы ласкали каждое слово, Летящее из головы. Её облик встречаю повсюду: Тонкие руки, ключица и белые волосы Встретились на идеальной картинке. Она всегда хотела вот так Остывать на чужих фотоснимках, А впоследствии долго лежать на полке, Или храниться на жёстких дисках. Назойливая женщина С уродливой фрески Стряхивает пепел на пол. Когда я вошёл, она оживилась. И я Так болезненно счастлив в доме напротив. II. Я наркоман, А у тебя одной для меня есть наркотик. Но почему-то который день ты не приходишь. А я вытираю пыль с книжных полок И волочу свою жизнь в ожидании дозы Тебя. Ты улетала в Бостон, А сообщить, видимо, было нельзя. Моя любовь Прячется в рядах новостроек, Роет мне яму поглубже, Чем для ушедших чумных больных, По выходным приглашает На чашечку кофе, И не оставляет ключи у соседки на будние дни. Не подводи меня так, Как ты подводишь глаза - Ярко и только одним движением Правой руки. Не обрывай меня, Как обрываешь цветы у подъезда, На полстроки. ..^.. *** хорошо, что твой призрак оставил меня: здесь столько картин, что, сложись воедино, могли бы сложить твоё имя - одно на века. я сломала красивое зеркало. пыльных витрин серебристая пленка текла по сетчатке, попала вовнутрь, стекла не заметив, плыла по теченью арктических льдин но имя твоё, как облако пыли растаяло в чьей-то ладони, оставшейся теплой под натиском белых цветов. шипы их, осколки десятков ушедших под воду торговых судов, сломались от трения и заключили в объятья дворцовых покоев хозяйку кривого стекла и петляющих льдов ..^.. *** Экс-сожители теперь удаляют себя из твоей жизни; Это похоже на эксклюзивную распродажу – На гарнир получать свои вещи. Возвращаясь, рубашки мягко ложатся на плечи, Книги в пыли чужой опять целуют твои полки. И запястья. Экс-соратники мягко и порционно платят За виски и ждут карты, пусть не козырной. Знаешь, они готовы сложить кости свои с твоими рядом. Только не взбалтывать-не трясти и прежде – обмыть, Поливая костёр эфирным маслом. Экс-советчик привык разговаривать с ядом, спать с вальсом, Ощупывать взглядом каждый новый забег. Должно быть он слыл художником, Нарисовавшим пропасть в сто лет глубиной Между третьим и тёмным чётвёртым рядом; Может, он вовсе не был в театре и врёт, Что сейчас известный в особых кругах поэт. Экс-соседи уже не наносят визиты; их младший сын Стал убийцей, кажется – квиты. Ты шагаешь под пикой, игральные кости брошены. Дом где ты жил, обрастает инфраструктурными рамками, Тихая улица стала проспектом Франклина, Где каждый день экс-счастье прохаживается. Жизнь налаживается. ..^..