Валерий Дашкевич
Стихи
* * * Кури траву, вкушай отраву, Носи наган. Люби налево и направо, Как Дон Гуан. Забей на внешность и на имя, Спеша в поход. Люби матеро и наивно, Как Дон Кихот. Люби и в марте, и в апреле, И не ропщи, Что пасторали постарели, Прокисли щи, Что стали угли угольками И мрак вдали. И машут мельницы руками, Как Брюсы Ли... Люби грозу в начале мая Дразнить трубой. Люби сто раз, не вынимая, А вынул – в бой! Когда война идет большая, И конь – в пальто, Люби, уже не вопрошая... Кого? За что? Забудь про славу и сословье, Проснись и пей. Пусть у пастушки в изголовье Цветет репей. ..^.. * * * Будем собою – как там ни назовемся... Свету не станет. Не хватит на стане нот. Если отчалишь, парус не ставь, на веслах правь по теченью – по 61-й Норд. Мир не прогнулся – все рыбы текут на Север вместе с русалками, пылью, золой, песком. Если заблудишься, будто охотник в сельве – здесь никого не выспросить ни о ком. В полночи длится асфальт, словно в песне Волга. Жарко Стожары жалят полярный лед. Здесь полицейский слыхал человека-волка – воет, сердешный, собачкам спать не дает. В этой глуши, как водится, дом на доме. На человеке возится человек. Бой не на смерть – на живот. И противник в доле – этот одержит низ, этот рухнет вверх. Местный ландшафт, как скомканный лист блокнота, странной строкой притиснутый к небесам. Если бы там и вправду читал бы кто-то, он объяснил бы – зачем я опять писал. Здесь, протекая неспешно, как бриз по коже, к мыслям и старым крестам возводя глаза, правя на Север, целуя бумажный кофе, помни, что реки не потекут назад. ..^.. * * * Дядя, честных правил гуру, Был жесток, но прав, Нашу мать – литературу Превратив в устав. С дядей спорить я б не стал, ведь И теперь, и впредь "Уважать себя заставить", Значит – умереть... У ирландцев классный виски – Лей, халдей, не жадь! Знаешь, как это по-скифски – Мертвых уважать... Кто вон та, в прозрачной блузке? Слева... Тоже блядь?! ...Боже, как это по-русски – Смертью заставлять... Я от правил сих балдею – До багровых щек. ...А не в лом тебе, халдею, Мне плеснуть еще?.. ..^.. * * * Ну, давай, говори, вини, за язык тяни. Помнишь, Бивис энд Баттхэд вернулись к разбитому «тиви»... Посидим, пока рано, глядя в пустой экран. Кларе жалко кораллы, но Карл ничего не крал. Это просто сквозняк приникает в любую щель, Выдувая тепло, изменяя родство вещей, Дым табачный да нечисть качая под потолком... Не надейся на свечи в доме со сквозняком. ..^.. * * * Не вскрикнешь на перроне, рукою не взмахнешь, Предчувствия дурные отгоняя... Мой скорый пробирает неоновая дрожь, Но ты уже не плачешь, ты – иная. Тебя уже не манит сбежать со мной вдвоем. Куда? Хотя бы к черту на кулички... Лишь бабочки в исподнем кружат под фонарем, В ладошках пряча сморщенные личики. И боль уже не жалит – она во мне живет. Ну что еще в такую тьму поселится... И вот я отъезжаю, дрожа, как идиот, Держа тебя в своем плацкартном сердце. Побудь во мне подольше, транзитный пассажир, Не зря ведь расписанье повязало... Но поезд незаметно становится чужим По мере приближения к вокзалу. ..^.. * * * Доктор, выпишите мне Спирту, девочку в окне, Нераскаянные сутки В неприкаянной стране... Ненадолго, на чуток – Лишь бы слышать крови ток, Лишь бы он пошел, как надо, Спирту пряного глоток. Пусть иным гулянка – в лом, Нам-то – в кайф и поделом! Мы уйдем на третьем тосте Целоваться под столом. Всех жестоко оскорбля, Дотанцуем до руля И уедем строить счастье – Без единого рубля... Доктор, выпишите мне Спирту, девочку в окне И безумного Кобейна На полуночной волне. ..^.. "БЕЖЕНЦАМ" Они говорят – ну, и ладно! Им просто. А я не могу Вдохнуть кафедрального ладана, Лежать по аорту в снегу. Да брось ты, come on, говорят, – Ненужная все рефлексия. Ты что, идиот, говорят, – Далась тебе эта Россия! Схожу от бессилья с ума. От злобы свинцовой немею... Она ведь далась мне сама. А вы – надругались над нею. ..^.. * * * ...очень-то и хотелось – быть молодым... Тонкими пальцами прясть сигаретный дым. Алчущим волком брать каблучковый след. Не принимать всерьез никакое «нет». Лбом пробивать все стены и тупики. Снов не бояться. Ливень поить с руки. В ночь провожая скорые поезда, Не подвергать сомненью любое «да». ..^.. * * * ...и песней колыбельной поземка за стеной. Когда меня любили, Я был совсем иной. И мачтой корабельной Торшер над головой... Когда меня убили, Я был еще живой. Ни капли по сусекам, Ни взмаха за кормой. И пьяная соседка Звала кота домой. И все, что сердце грело, Пытало и звало, Наутро снегом белым По горло занесло. ..^.. * * * Какие мизансцены! Was ist los?! Реальность – как витрина в магазине. При жизни галстук заложить пришлось, А помер – прокатился в лимузине... Какое совпадение идей! Он звал любовь, она – искала мужа... Когда б вы знали, из каких блядей Взросла поэта трепетная муза!.. Или еще... Один купил билет И обманул проклятых террористов. Который год ему отбоя нет От ФБР, от прессы и туристов... Жизнь длится, как червяк на турнике. Вдруг – бац! Ну, что поделаешь, раз надо. И человек, пугаясь быть никем, Кричит – я слесарь третьего разряда... ..^.. * * * Есть вещи несовместные – злодейство. А я опять – варенье с колбасой. И снова злобно щурюсь – не надейся... И ухмыляюсь хитрою лисой. Я стану быть – к досаде и не к месту – Безвыходно присутствовать везде. ...не в руку сном. Недоброю приметой. Не купленным присяжным на суде. Я буду вновь кобэйниться и шкодить, Лелеять не добитое в боях. И ржать до слез над тем, что все проходит, – Купив себе коньяк, коту – мышьяк. ..^.. * * * Мир сошел с ума – Бесится с жиру. В небе не Луна, Это – Нибиру. С каждым днем сильней Грешному надо Огненных камней, Страшных торнадо. Между пустотой, Страхом и ланчем Смерти непростой Жаждем и клянчим. Как за гранью сна, Потного быта – На миру красна Смерть ваххабита... Глупое кино. Мудрое небо. Хватит с нас давно Зрелищ и хлеба. Хватит с нас вранья, Смерть – не конфетка. И придет твоя – Без спецэффекта, Без гранитных дат, Лавров почета... Женщина предаст. Сын отречется. И в столе навек Сгинет тетрадка, Будто человек После теракта. ..^.. * * * Не молчи, оживи мое имя, Позови среди белого дня. Я монголо-татарское иго – Только смерть и догонит меня. Сколько б ты меня ни кидала, Не забуду родные черты. Не прорваться к тебе без скандала Сквозь таможенные посты... Ты любила меня издалека – Врачевала мой тяжкий недуг, Обнимала руками залетных Ясноглазых российских подруг. Предвкушая детали набега, Я шептал – погоди, погоди... И монголо-татарское эго, Как младенца, баюкал в груди. Разум вторил, как гений злодейства – Возвращайся в лесные края, Где твое боссановое детство, Рок-н-ролльная юность твоя... Только зова не слышно за далью. Конь в кургане и ветер в горсти. И уже ни вернуться за данью, Ни славянку в полон увести. ..^.. * * * Не проклинай, когда тебя разлюбят! Пойми, дурак – Взаимозаменяемые люди Поборют рак! Твою судьбу направят непременно На благо масс. Взаимозаменяемые мэны Освоят Марс! Тебя заменят глебом, джоном, шоном – Все по уму. А как же я... – ты пискнешь приглушенно... Куда? Кому?! Вкусив удел забытых и гонимых До тошноты, И вправду, нет людей незаменимых – Усвоишь ты. А жизнь течет. Гудят водопроводы. Блестит улов. И складывают новые кроссворды Из старых слов. И камень взгромождается на камень. И быт и срам... И с Марса машут яблони платками – Чужим мирам. ..^.. * * * Помяни мя, грешного, помяни. Слишком долго брел на огни, огни. Чу, собаки воют, дразня пургу... Я пока живой. Я в снегу, в снегу. Ты-ш-ш, пурга, не вой! Не хлещи, бурьян! Я еще живой – потому и пьян. Не ропщу, не жалуюсь на судьбу – Мне тепло и благостно в су-гробу. Помяни мя, теплого, помяни. Бес ли, ангел вел – на огни, огни... Не буди уставшего молодца. Не царапай льда с моего лица. ..^.. * * * Прочь от элиты и черни, От алкоголя и зла Лодку мою по теченью Черная речка несла. И с иммигрантским надрывом, В черную даль уходя, Плакал над черным обрывом Пасмурный ангел дождя. Я помышлял о ночлеге, Шарил в утробе сумы... Древо с ребенком во чреве Вдруг проступило из тьмы. Вспомнились веды и знаки, Ужас меня обуял. В ивовой черной изнанке Белый ребенок стоял... – Кто ты, на что мне ниспослан, Отрок в исподнем белье? Холодно, страшно и поздно Детям на взрослой земле... Он ничего не ответил, Просто смотрел и молчал. И неожиданный ветер В ночь мою лодку умчал. ...дни ненасытны, как черви. Жизнь умножаю на ноль... Древо с ребенком во чреве Вижу которую ночь. Грезы и помыслы – к ляду – В честной реальности сна... Не укоряй меня взглядом – Нет в моей лодке весла. ..^.. * * * Ни тоски, ни боли, ни лиц, ни морд. На штанах – пятно. Значит, стейк – на вилке. Я не алкоголик. Я, типа, лорд – Every полчаса – глоток виски. Ну, давай, пора подвести черту – Ибо срок Помпее и срок Риму... Видимо, Господь не произвел ту, Что смогла б с тобой и умереть в рифму. Это все – кино из былых лет. Скромный сельский быт, темпоритм сонный... Там любовь и смерть, как и тут – блеф, Голуби летят... как над моей зоной. Гурченко рыдает, включив Масне. Вася пьет – чекушкою, не галлоном... Я сегодня ночью убил во сне И проснулся злым, молодым, голодным. ..^.. * * * Скоро все кончится. Скорчится серый листок, Жизнь умещая в сонета четырнадцать строк. Спи, моя радость. Не хнычь над утратой, Кощей, Ведь не задаром – за тысячу нужных вещей... Будь ты хоть Гоголь, хоть Пушкин, Моне иль Мане – Даже Христа оценили в пригоршню монет. Выжри еще полстакана и сопли утри – Это бессмертье съедает тебя изнутри. Много ли проку с курка, коль его не нажать. Пусть она держит – что сможет в руках удержать. Скоро все кончится. Трезвых не терпит кабак. Всем нам цена – три с полтиной и дело табак. Смертного зелья не жаждай, не жди, не грусти – Время звенит медяками в костлявой горсти. ..^.. * * * Хочет гулять Банга. Ищет покой баба. Дом, как дырявая барка, Тянет на дно, пилятъ... Близится день банный. Нету ни Рима, ни БАМа. Прошлое заебало... Чем ты живешь, Пилат? Чем я живу? Молвою, Ласточкой вестовою. Если над головою Высветлит путь Луна, Бангу кормлю халвою, Тешу виски травою, В свиток неслышно вою Или кричу – вина! Эта вина извечна. Что вам о ней известно... Просится вон из вены, Длится кошмарным сном – Едкая, как известка, Жгучая, как из воска... Не усмирить – ни розгой, Ни дорогим вином. Снова в висках – лютни. Lupus не ест lupus, Так что судить люд свой Скоро сойдет, как тать... Я-то не жду чуда, Мне-то и так худо – Звонко ль тебе, Иуда, Сребренники считать?.. Выцвел мой плащ пыльный. Опер нет – кроме мыльной. Всяк на Земле – ссыльный, Прок ли делить места... Слуги ли вы, псы ли – Кесарь один в силе. Как бы там ни просили – Не отвратит креста. Хочет играть Банга. Смотрит в псалтырь баба. Близится день барный – Местное Рождество. …чтоб ни лица, ни имени... Милуй, лечи, храни меня, Бог мой, гемикрания – Вместо всего, всего... ..^.. * * * Я в этом баре выпил все, что мог – от ашдвао до закиси бурбона, и понял, возгоняясь на виток, что жизнь прекрасна, а чума – бубонна. Зашел с бубен и вышел, изо рта клубя парок. Зияла темнота и черные машины разбегались в одним лишь им известные места. Горбатый город. Пешеходный лед. Над мирозданьем вздыбленные здания. Я чувствовал пятою проседание золы. Игорных ангелов полет следил зрачком. И мглистой пеленой один из них соткался предо мной. И говорит – мужик, вся жизнь игра, давай играть с утра и до утра то Гудмана, то польку, то побудку, а то про в Подмосковье мизера... А что еще нам, в общем, остается – когда не остается нихера. Тут он хотел к устам моим приникнуть, Но, к счастью, я бурбонил со вчера. И он пронзил снаружи до изнанки меня лучом грядущего костра. И я побрел, пронзенный, по горам, шепча себе молитву тарарам. И в тарары летел случайный камень, и эхо разносилось по дворам. И я твердил – заткнись ты, ради бога, представь себе, что ты – Экзюпери... Взлети, залив бурбону, и смотри на эту жизнь, как на картину Босха. И оцени, взирая с высоты, по-новому и скалы, и мосты, и грешников, чьи лица благородны, и дев – что век наги и плодородны... И ветер загудел на элеронах, и ласточки раздвоили хвосты. И я в потемках кинулся в полет. Храни меня, зола. И верный лед. ..^..