*** … с годами прекращаем мы стихами бередить умы, стихаем добровольно. Для многословья вышел срок: два раза в месяц восемь строк – и этого довольно. И я – не то, чтоб нем и глух – но перестраиваю слух на новое звучанье: мне крики больше не слышны, дышу я песней тишины и музыкой молчанья. ..^.. *** …что такое полвека? – мгновенье одно, видит Бог. Для Вселенной полста оборотов планеты – пустое. А в мои пятьдесят уместилось крушенье эпох, перекройка границ, перестройка моральных устоев. Стало черное белым. А, впрочем, не все ли равно, кто из властьприхвативших свои набивает карманы. Стало белое черным, простое – неясным и странным. Может статься, все завтра опять поменяется. Но лишь одно неизменно. Свидетель мне в том Карамзин. Оптимистам сей факт – испокон – отрезвляющим душем: как невесты белы, ирреальны, как русские души, утопают весной по колено березы в грязи. И просвета не видно. При первом апрельском тепле из-под снега всплывает такое количество дряни, что с тоской сознаешь долгожданными светлыми днями: незагаженных мест не осталось на нашей земле. Вдоль железных дорог лет уж сто, как не кошены рвы. Но трава всякий год прорастает сквозь мусор без спроса. Может, мимо меня пролетите курьерским и вы, и опять зададите два вечных российских вопроса. ..^.. *** …клочок тумана, водяная взвесь, грядущий дождь, набухший над землею. Тебя то ветер вытянет змеею, то сам в тугой клубок собьешься весь. Метаморфоз чудесных череда: снега вершин, бушующее море – фантазиям моим послушно вторя, меняется парящая вода. И веришь, наблюдая облака: лишь мыслью миру задаются рамки… Но улетают призрачные замки, и рушатся постройки из песка. ..^.. *** Шифруемся. Ни слова в простоте. Бессвязна речь, навязчивы повторы. И темы выбираются не те, душа лежит к которым. Как неба синь за ширмой облаков. Как летний лес, пичугами звучащий: за филигранным кружевом листков не видно темной чащи. Вот так и мы: витийствуем, звеним, на образ нахлобучиваем образ. Страшась того, что вскроется за ним с тризевной лаей, обло… Поднаторев в ритмичной ворожбе, за слово пряча истинные чувства, мы не расскажем правды о себе. И это есть искусство. ..^.. Смертник …тикает где-то за пазухой, прямо в груди. Больно и радостно, будто стою на Голгофе. Эти придурки мне что-то подсыпали в кофе. И контролируют: чувствую, я не один. Пусть тяжелеет затылок и ломит виски, палец на кнопке лежит без предательской дрожи. Радости я не доставлю шахидовской роже дистанционно меня разорвать на куски. Я ж не за бабки. И мне безразлична туфта: райские гурии, джинны и прочие гули. Копишь ли, веруешь – тоже подохнешь. И хули?.. Просто обрыдла никчемная жизнь, суета Гнался за славой, спивался, сидел на игле, жали мне руку бомжи и сановные лица. Но до сих пор я – ни в горном селе, ни в столице – не отыскал себе места на этой земле. Выбор мой лёг за границами зла и добра. Люди невинные, скажете, женщины, дети… Нет непорочных на этом задрипанном свете – завтра грешили бы. Если бы мне не пора. …восемь утра. Пересадочный узел метро. Вам не помогут патрульные и постовые. Люди – веселые, добрые, злые, живые, я вас люблю. Ненавижу вас! Будьте вы про… ..^.. *** …Заполярье. Ни ночь, ни день – середина лета. Я встречал такое только в дурном кино: ни заката тебе нормального, ни рассвета… Безуспешно заснуть пытаюсь. Гляжу в окно, где с кровати виден только кусочек неба – пустота на сотни лет световых окрест. Мне бы солнца жар, темноту ли ночную мне бы, чтобы звезды сошлись в Медведицу или Крест. Пустота. За воздушной дымкой зияет омут. В незавешенный плотной шторой квадрат окна засосет меня этот вакуум по-любому – я уже пустею… опустошен до дна. Пустота не имеет запаха, вкуса, цвета – ни страстей во мне, ни покоя нет. А вовне – Заполярье, ни ночь, ни день, середина лета. Но мороз по коже, как будто не быть весне. Лишь одна надежда: не выдержу и усну я, а, уснув, не стану в пустое окно смотреть… И, закрыв глаза, я валюсь в пустоту иную: между сном и сном – безвозвратную, словно смерть. ..^.. ЛУКА 17:32 Иди. Мечтай о будущем, Ирит, и с луноликим равнодушьем будды не вспоминай, не думай, не смотри туда, где ничего уже не будет. Утешишься заботой и трудом, с годами понемногу забывая, что всё на месте: опустевший дом, березка под окном еще живая… Легенды все, как водится, брехня: хотя невзгод на родине хватало, чего тут нет, так это нет огня. И даже пепел ветром разметало. Поэтому без боли и стыда иди, Ирит. А если обернешься, ты не уйдешь отсюда никуда, но никогда обратно не вернешься. ..^.. *** …есть свобода - как птицы, парить в облаках. Есть свобода - волками шнырять по лесам. А тому, кто зажат от рожденья в тисках, остается лишь руки тянуть к небесам. Мы корнями вросли в нашу топкую грязь. Наша поросль качает ветвями окрест. Мы недвижно живем, матерясь и молясь. Мы на месте несем свой пожизненный крест. Вырубают леса. Полыхают костры, километры дубрав выжигая дотла. Острозубые пилы, ножи, топоры расщепляют тяжелые наши тела. Что мы можем поделать? Увы, ничего. Только капля смолы, как слеза, на стволе. Из деревни доносится звон: Рождество. Это водка в стаканах и гусь на столе. Это жаждет извечных чудес ребятня. И сегодня ко мне подойдет лесоруб. Чтобы ночью подарки сложить под меня, а точнее, под мой разукрашенный труп. ..^..