*** 

Колдуй над мискою фарфоровой, 
считай блокнотика петель, 
когда дугою семафоровой 
летит состава светотень, 
когда, столетием распорота, 
судьба стенает у дверей, 
когда душа стоит у ворота, 
как неумелый брадобрей. 

Да мне писать, по правде, некуда, 
и некому, и никуда, 
и рыба, вырвавшись из невода, 
идет налево, где вода, 
и человечек, сердцем маленький, 
ждет, где закончу и начну, 
напялив старенькие валенки, 
тряся над временем мошну. 

А мне еще сказать вам хочется, 
что ветер воздуху напет: 
на перепутье кот и кошечка 
берут двойной велосипед, 
во всем аморфная анархия, 
эклектика и раскардаш, 
а на письмо наклеил марки я, 
предчувствуя, что ты не дашь. 

Колдуй еще, кофейной гущею, 
живой и радостной водой, 
и ту, надежду стерегущую, 
оставь несчастно молодой, 
велосипеда спицы белые, 
воланы света вдоль путей, 
где собирает буквы спелые 
четырехлетний грамотей. 

  

    ..^..




*** 

Гадкие лебеди плавают в гулкой воде, 
день прекращается, ночь прекращается тоже, 
времени дело приходит, похоже, к беде, 
не говори со мной, боже. 

Не понимаю тебя, никогда, никогда, 
и не молюсь на иконы, не верю картинам, 
лучше уйдем в этот воздух, зачем нам вода, 
свет развести нам. 

Где бесконечные серые пятна горят 
в черном закате, и вечер, в камзоле протяжном, 
падает навзничь, а что нам еще говорят, 
лучше присяжным. 

Я и не помню, зачем, а скажи мне, скажи, 
ближе еще, чтобы руки слипались и губы, 
все остальное пожалуй возьму на ножи, 
только врагу бы. 

Время такое, ни света ему, ни зари, 
и фонари зажигают под утро, случайно, 
ты посмотри на меня и еще говори, 
желтая чайна. 

Воздух густеет, и я в нем, дурак дураком, 
помнишь, меня на качелях над бездной качали, 
ты мне еще говори, осторожный дракон 
нашей печали. 

Небо роняет на землю лиловую муть, 
дым за окном, это листья промокшие тлеют, 
тихо вокруг, только звери далекие лают, 
чтобы заснуть. 

  

    ..^..




*** 

Пухлые лапки твоих гимназисток рвут мне одежду на лепестки, 
над ручейком опрокинулся мостик соединяющий горы тоски, 
плеск, и водица уходит под землю, где молчаливые черви ползут, 
я твоему откровению внемлю, словно горящий и страшный мазут, 
гром, и лебедки все шибче щебечут, град, и все небо ломается в дым, 
терпкие губы сжимаются в нечет, чет оставляя мерзавкам седым. 

Прелые листья, и осень настала, мокрого снега зима принесла, 
неисправима судьба чужестана, степь разбивая о стекла весла, 
зеркало мреет, стремительным паром грея и правя домашнюю смесь, 
ты посмотри, как внезапно упал он, белым лицом опрокинулся весь, 
так и уйдем, беззащитно любимы, в черную ночь неподвижных музык, 
холодно, холодно, жаркой рябины горькая прелесть идет под язык. 

Мы с тобой снова сегодня чужие, смотришь поверх, молода и горда, 
ты гимназисткам своим накажи и только мечтать разрешай иногда 
воду моих опрокинутых леек, низость моих недоступных высот, 
как мои губы на солнце немеют, как размывается тонкий песок, 
ты накажи им не пользовать телом, если печаль моя снова видна,  
вывесть на снег и оставить на белом, чтобы душа остывала до дна. 

Царство цветовное, весные сны нам сосны, осины, березы поют, 
воздух подходит задумчивым сыном и проникает сквозь сердце кают 
в золото бритвы и платину солнца, в сталь и хрусталь виноградной струи, 
в жизнь нулевого и первого сорта, где и слова говоришь не свои, 
где на рассвете сквозь ставни и стекла луч попадается в льна западню, 
где, безнадежно мечтая о теплом, ночь отдается новому дню. 

  

    ..^..




*** 

Ты меня прочитал, взял на четыре копии, 
карандашом порвал бумагу, где буквы черные, 
а зима улетела на гладком, как череп, опеле, 
а они говорят, послушай, о чем, о чем они. 

Град-Кузьма, и Елена-речь, и Егор-костер, 
люди собираются по имена, по грибы имен, 
зима без ума от снега, ее сестер 
даль чудна, не заметишь, как ты помёр. 

И такая печаль сидит в молодом седле,
только псы говорят луну сквозь немые рты,
и река отражает небо в своем стекле,
разделенное льдом до голубой черты. 

Спирт растворяет воздух. Бери с собой
каравай. Пальцы протри мукой.
Дождь сквозь снег, затылок его седой.
Плачет, закрывая лицо рукой. 

  

    ..^..




*** 

Я болен был. Сиреневая сталь 
стучала в лоб и за виски тянула. 
Вращался бал, единственно, как встарь. 
Гудел восток смиренного аула. 
На перекрестке если не путей, 
так тех детей за пальцы и в подполы. 
И, хлесткая, срывается с петель. 
И ветер прет сквозь каменные поры. 

А мне бы взять, да выпить свой стакан, 
чтоб яду не хватило для убийства, 
в розетку палец, душу в Ватикан, 
а остальное в омут, только быстро. 
Я так болел, что жизни не понять. 
Я так здоров, что смерть не за горами. 
Ты не смотри, что я безумен, мать, 
стихи не зря словами догорали. 

Ликуй теперь, промозглая толпа, 
и ты не мне, и я тебе впомине, 
от головы до жирного пупа 
твой дух идет, как сон, по проводам. 
И дверь с петель, и Родина слепа, 
и уголь раскаляется в камине, 
и радость разопревшего клопа, 
и тот ответ, которого не дам. 

Вас волен зи, постылая чухня? 
Иншульдигун зи битте, подлый полдень. 
Живем в грязи, как не было меня, 
и землю растерявшуюся портим. 
Я так болел, что воздуха невмочь. 
Я звал того, которого не стоит. 
И за окном в пронзительную ночь 
светил фонарь, как одноногий стоик. 

А мне бы жить. Скажи, а мне бы жить. 
По лжи, по самой искренней неправде. 
Точить ножи, на облака блажить, 
искать себя на том сибирском тракте, 
где вечность прежде, памяти не взять, 
брел сквозь пурги податливые тени. 
Как безнадежно я тогда озяб 
предчувствием, что окажусь не с теми. 

    ..^..





*** 

Медлительные рыбы расплывались, 
ловили звезды жалобными ртами, 
оранжевое облако сияло 
и в море падало, и сон его глубок, 

и мы с тобой, тройные, словно вальс, 
летели на зеленое татами, 
над нами небо длило одеяло, 
край горизонта загибая вбок. 

Настала ночь кузнечиком рогатым, 
холст тлел, и неподвижные масла 
густые звуки оставляли рядом, 
которым рыбы верили вполне, 

блестели неразборчивым агатом, 
их теплая вода наверх несла, 
и острые, втыкались якоря там 
в лиловый бок уступчивой волне. 

  

    ..^..




случайная почта 

Дорогой серой уходя по берегам воды, 
лицом усталым сквозь дождя пологие сады, 
отрада заржавелых сит, котел его глубок, 
сума потертая висит и натирает бок, 
возьми на левое плечо, печальным утомлен, 
неси, неси ее еще, полночный почтальон. 

На небе серые слои и облаков круги, 
чужие письма, как свои, сильнее береги,
собаки сдерживают лай, услышав у дверей, 
кому-то счастья пожелай, кого-то пожалей,
случайной почтой обнеси уснувшие дома,
а горе бродит по Руси совсем не от ума. 

  


    ..^..