*** 

Мы в прошлом, дети надежды,
воспитанные тишиной,
шнурки вдевавшие в небо,
простреленное страной. 

На наших синих пилотках
артековская война,
застывшие слезы в горле -
у вечного огня. 

Мы в прошлом, прошлые внуки,
забывшие быть начеку,
нам горнов рассыпаны звуки
по черствому куску. 

Я чибиса-птицу не помню,
а мальчик сказал - навсегда.
Мой ранец бедой переполнен,
но наш паровоз - не беда. 

Какие мы выросли злые,
откормленные на убой!
А те что летели, уплыли
в осенней дали голубой 

    ..^..




*** 

Нас объединяют мертвые, мы
разрозненные, мерзнем на этой земле,
а они все вместе - в облет зимы
на своем единственном корабле.
Мы все думаем, что они вверху
или внизу, а они везде -
время, изъеденное в труху,
черным и жирным лежит в борозде. 

Наши мертвые снятся нам
телами, сплетающимися в пыли,
как травы, подобные письменам,
каждый год выползающие из земли.
Мы их, не читая, закапываем назад.
Что там было написано: вы не одни?
Любите друг друга? Посмотрите в глаза?
Нет, чтобы просто сказать, что за. 
Или против. 
Но они немы. 
И мы - не они. 

    ..^..




*** 

1.
мой странный век живущий впопыхах,
с антеннами порезов на руках
сиротское наследство восковое
кормилица и плачет и поет
и водку пьет но это все пройдет
дай различить что тут еще живое 

как обустроить ветхое жилье
опять тряпье дреколье и ворье
и улица как площадь вечевая
выходишь утром бьется под рукой
не заглушить ни криком ни тоской
а молчаливым стол не накрывают 

как прорастает кожа в орденах
покойники вещают на стенах
и дурачье внимает неустанно
помазанник усатый и слепой 
безумный голубь бьется над толпой
и сладкий дым плывет из Туркестана 

2.
не может быть мы что-то пропустили
когда красиво ели тяжко пили
вповалку спали судоржно дыша 
держали время и оно не сбилось
чуть-чуть поистаскалось износилось
чесотка золотуха и парша 

мордасти-страсти гусли расписные,
и ездовые заднеприводные 
наддай судьба поддай еще парку
качается треска в текучем дыме
горчит еда и водка молча стынет
и каменеют кони на скаку 

вот мальчики готовые на завтрак 
с кольцом в носу идущие на запах
отечество и поит и палит
кому дрова обратно только дроги
слепой ведет безруких и безногих
и глаукомным оком шевелит 

    ..^..




*** 

Двигался параллельно солнцу
разрезая траву тенью
пространство раздавалось вширь
дышало обнимая легкие
воздух был густ
тек молоком и медом 
из земляных пор 

Вспоминал как вырос
теперь все кажется верным
а как тревожило прежде
обиды пахли карандашами
ластиками промокашками синими чернилами
запах школы запах музея
законсервированного дерева вытертого тысячами пальцев
до гладкости до белого вкуса
такой была бы слоновая кость
если бы она существовала 
не только у майн рида 

Больше всего на свете он боялся 
встретить и не узнать 

Вглядывался в прохожих
открывались такие миры
бездонные в бездонных глазах
плоские в плоских
хотелось быть всеми
узнать что чувствует старуха
когда жизнь вытекает из тела
что понимает убийца стоящий над трупом
школьный обидчик
девочка на соседней скамейке с розовой сумкой в обнимку
хотелось узнать каково на вкус умирание
падение с крыши 
можно ли вытерпеть боль 


Быть другими
жить их жизнью
примерять на себя
смотреть на занавески согретые чужим теплом
испытывать невыносимую тоску
неизбывную скуку
страх что жизнь заканчивается
и ничего в ней не было
тонкий запах тления
яичницы с помидорами
коридора пропахшего мочой
подвальный зев и чужие тряпки на полу 


Но это были люди
просто люди
люди вчерашних дней и сегодняшних
никто их них не умел простить
за одно то что ты был на свете 


Искал знаки
совпадения
намеренные случайности
прямые сходились
тревожиться или радоваться
считать на пальцах 
не наступать на разломы в асфальте
но главного знака не было 


Много раз ошибался
верил полагался
научился не доверять
потом просто быть в стороне
потом любить всех за то что они такие
просто такие какие есть
все разные 

Можно любить близких
кровные узы
данность неотвратимость
друзья
привязанности от которых трудно избавиться
или вот так как детей
прощая слабости и ошибки
постепенно все постепенно
хорошее прививается медленно
но все же входит в привычку
человек меняется к лучшему
он слушает свой внутренний голос
голос не молчит
не может быть чтобы молчал 


Или это неверно
никогда не ставить условий
условия будто планки
преодолевать с усилием
или ждать и верить
время сточит углы 

Не было знака
и никто не приходил
или ушел неузнанным 

Любимая женщина
единственная женщина
обе их
что важнее обладание или потеря
все было во благо но все же осталась пустота
многое бы отдать за то колыхание воздуха между рубашкой и грудью
еще вспоминается
но одиночество это отсутствие обязательств
иметь все и ничего не жертвовать 

Опять сгущалась зима 
осторожные птицы плыли в окне
бесшумно шевелили крыльями
боясь испугать тишину 

Каждый день пока не исчезла осень
пока не сгнила не растворилась не утекла
бродил по окраинным улочкам
солнечная осень совсем не то
нужна вот такая влажная 
разреженная беззвучная 


С детским страшным звуком дальнего завода
металическим густым и горячим
стрельчатые звезды сквозь сон
мокрые ресницы и ужас кошмара
матери давно уже нет
никому не расскажешь 


Листья теперь не жгут
подпоясанные дворники уносят их в черных мешках
но может быть только один костер
один на весь город
чтобы запах проник повсюду
сырой и горький
чтобы одежда пахла целый год 
целый год стирать и стирать
возвращая память и время 


Все лето говорил с друзьями
пил водку спорил молчал
осенью оглянулся - чужие
непонятные не свои 


Обернулся трижды уходя
вдруг не узнал не распознал не проникся
бесполезно 

Сосуды истончаются утончая жизнь
нет в старости ничего хорошего
ничего не любишь ничему не рад
устал
ночью болит просыпаешься с облегчением
и потом бы лечь весь день бы лечь
но никак
взял вещь в руки понес в другую комнату
вернулся - вечер в окне 

Один
но еще выглядывает в окна
вдруг идет хотя и так не увидишь
никаких очков не хватает
все туман-туман
раньше иначе жили
надо было что-то хоть сделать
жизнь прошла и столько времени зря 


Может быть какие-то слова
на память уже не приходят
буквы пляшут и ничего не важно
пока стучит и бьет жаром 

Не заметишь как уйдешь
вот так вот заснешь на закате
мутное окно снег или дождь
и не спал бы а не справиться 


А уже за окном метельный стоял
неужели встретились
что же нет сил ни сказать ни подумать
ни спросить ни порадоваться ни удивиться
все в свое время
так все невовремя
время закончилось время 

    ..^..




*** 

день свернулся беззвучно как спящий щенок
всё нелепое в мире предотвращено
спи-усни ничего не случится
корабельные сосны истлевшие в нефть
по земле растеклись в золотую финифть
и узорной легли плащаницей 


опьяненное сердце не знает беды
колыбельная песня качает пруды
замедление и ускоренье
там где овцы считают осенних ягнят
там забытые чувства надежно хранят
вынимая по крохам на время 


потому и сладка золотая пыльца
что без счета ее выдают и конца
и распивочно и внутривенно
спи-усни до утра не узнаешь беды
это смерть открывает цветные сады
на ночную короткую смену 

    ..^..




*** 

Нет, не дели нас на чистых и не-,
все мы младенцы безумного града -
веруем слабо и слабых едим. 

Ты не смотри на ночные миры
и на дневные пустые дозоры,
все мы не там, а внутри, - наши дети
наших детей начинают полет. 

В каждом остаток из соли и льда,
вытопить малое - вылить большое.
В очередь, в очередь, сукины дети,
смерть лишь одна, никому не успеть. 

Ты погляди - мы стоим пред тобой
вечные, чистые, только пустые,
ты нас наполни водой и землей,
много нас, много, а лучших не выбрать,
все мы бездонны и плачем навзрыд. 

    ..^..




*** 

Он пожирает кошек и собак - 
бессонный стражник, город полуночный,
лихой обманщик, пьяный и порочный,
неверный друг, необретенный враг. 

Который год мне не сойти с поста -
ружье к виску - предавшая охрана. 
Который год он вкладывает в раны
и корпию, и перстни, и перста. 

Который год с безумием крота
он мечется, затравлен и прожорлив,
и полночь бьет, и сердце бьется в горле,
не достучавшись в главные врата. 

    ..^..




*** 

Убивайте дракона, несите домой, 
Заставляйте столы огневой хохломой,
Чтоб в кастрюлях оплавленных ужас истек
Из тимьяновых уст и анисовых век! 

Миллионы Юдифей в пьянящую тьму 
Из драконьего града выходят,
Мертвецы изнутри озирают суму,
Окаянные речи заводят.
Соглядатай квартирный глядит сквозь стекло,
И бормочет о завтрашнем гулко и зло,
В желтых склянках девицы колышут тела - 
Это трапеза пляшет на кромке стола. 

Или чад, или огнь, мгогоглавая рать,
То ли тело смердит, то ли слово.
Мертвый город уходит себя пожирать.
И отрыгивать снова и снова. 

    ..^..




*** 

он движется с лопатой и мешком 
рубя тяжеловесным башмаком
рифлёным краем цитоплазму трав
и все святое вечное поправ
он подминает цвет темно-зелёный 
он измеряет шагом неуклонно
неровный мир одетый в красоту
он движется как циркуль по листу 

его увидев падает простор
ему под ноги и целует ноги
он превращает мягкое в дороги
а твёрдое в жилище и костёр 

и плавится от пламени река
и перегаром прёт от сосняка
и в хижине протяжно воют что-то
а он идет, окормлен красотой, 
и лес за ним бесплотный и пустой
и небеса бледны и полороты 

    ..^..




*** 

Песок течет иссохшим горлом,
И звуки глохнут в тишине.
И этот город, этот город,
Как целый мир, болит во мне. 

Его неровное дыханье
Морской пропитано травой,
И небо плещется в лохани
Нелепой пены дождевой. 

Мы здесь, наверное, на страже,
Мы отмеряем век земной.
Но что-то снова мелом мажет
И на живую шьет портной. 

И все равно концы обрежет
И криво и наискосок.
И переставит нас небрежно,
Когда осыплется песок. 

    ..^..




*** 

Предчувствие снега движется снизу вверх.
Раздергиваешь шторы - еще ничего, кроме звука.
Воздух разрежен, плотное тепло выгибает стекла наружу,
стекает по ним - это появляется солнце,
разбитое на тысячи зеркал,
взвешенное в воздухе. 

Все труднее дышать - влага колюча,
толченое стекло режет легкие. 

Я каждую ночь плыву над землей,
просто поднимаю руки, сцепляю их и ложусь на спину.
Каждую раз удивляюсь, почему не сумела так сделать днем.
Воздух плотен, он теплый и гладкий.
Не нужно подниматься высоко -
в мире снов не бывает столкновений. 

Вода насыщает воздух, -
дожди и этот ветер с моря,
скоро капельки льда сольются в оплавленные глыбы. 

Мы будем двигаться между ними,
покачиваясь в полутьме;
наши слова будут подниматься вверх
в пузырьках воздуха,
распадаясь на звуки.
Небесный товарищ майор будет сортировать их по смыслу,
что-то отбирая для хранения. 

Потом воздух затвердеет, а мы уснем,
уже не покачиваясь, не шелестя перепончатыми руками,
с полусловом, остановленным у полуоткрытого рта, 

там, где нас застал холод. 

Сверху нас можно будет пересчитать, наконец,
иногда и это нужно,
записать во всякие реестры,
расставить вешки, что-то нарисовать на льду. 

Издалека земля будет казаться голубым рыбьим глазом,
полупрозрачным, в дымке холодного сна,
все будет темно вокруг, 

и только одна беззвучная рыба
с миллионами маленьких икринок внутри
продолжит плыть по одному ей ведомому течению,
не описанному никаким законом,
единственно возможному,
в никуда 

    ..^..




*** 

мне улицы твои как корабли шальные
где жив умерших стон где ласточек звонок
я возвращаюсь пусть мы жили врозь иные
но кораблей моих здесь запад и восток 

куда не посмотри повсюду мир армада
железная страда и глохнущая грязь
а здесь прозрачный сад и полумрак заката
не страшно до сих пор и жили не боясь 

как вплыл в безумный мир неважно не известно 
а уж плывешь не спишь туманная стезя
пытаешь злой эфир но в нем и пушкам тесно
и хочешь а никак и можешь а нельзя 

но возвращаясь вновь к твоим обильным рекам
к бессменным родникам из вымытых пластов 
я понимаю то что просто человеком 
я не могу уже а зверем не готов 

но все еще брести не познавая страха
не вспоминая то что можно не посметь 
мой дом почти пустой - еще моя рубаха
и ближе мне чем смерть 

    ..^..




*** 

Мне уже так не хватает света,
запахов,
звуков, которые разносятся в предвечернем воздухе, 
влажном и землянистом,
истончившемся перед сумеречностью,
разделенном на молекулы,
зернистым, искажающим пропорции. 

В городе тишина, мир обращен в телевизор. 
В кольцо Мёбиуса, в котором 
две стороны взгляда и одна сторона пути. 

Звук летит обоюдоострый, но тоже разреженный и тонкий:
это шумят заводы за далекой чертой,
конвейеры скрежещут, транспортеры глохнут, крича,
шаровые мельницы стучат, и воют черные трубы,
полные неровного огня. 
Там отсвет падает на стены, выкрашенные синим,
там шахты проникают в твердь, выдолбленную для
черных маслянистых колыбелей, качаемых металлом. 
Там земля не имеет формы, она вещь и средство,
материал и сырье, недра и полости, 
пустота вместо тела.
Там черное и красное, огневое и чугунное,
свист срезаемых заклепок и всхлип измученных клапанов.
Остановись, железо, ты прекрасно,
ты мурашки по коже, ты молох, сжигающий небо,
я трепещу,
я восхищаюсь
этой мускулистой оплетенной плотью, 
этой черной мертвенной силой.
  
Но ты, земля, 
разве ты не должна быть покрыта травой, цветами и влагой,
бесшумно, бесцветно, размыто, осторожно,
почти невидимо.
Едва белым, едва соленым, чуть прозрачным, трепетным, 
туманным, неосязаемым? 
Мое тело настроено понимать тончайшие звуки,
неуловимые запахи.
Но эти сырые пути в тебе, длинные сквозные коридоры,
скользкие влажные стены, 
твое воспаленное сердце,
твои сосуды, заросшее солью и гнилью,
я их слышу - гудящие и стонущие
в этом выцветшем воздухе
далеким звуком, неверным, ненастоящим.
Ноги мои по колено в тебе, 
увязаю, глохну, закрываю уши.
Неподъемное небо смотрит мимо нас. 

    ..^..




*** 

мы ничего не находили не разумели не могли
от белой пенной колыбели до обездоленной земли
нас утра сонные качали меж тем и этим в никуда
а между тем дома вставали и собирали города
меж тем надышанные травы всходили крепко из песка
ничто не жаждало управы лишь тела смутная река
еще с тех пор когда белесый ласкался ветер у виска 
я знаю чем опасен воздух не обнаруженный пока
когда он светел и невидим пока безбрежно смел собой
пока ты в нем случайным вихрем блаженной вынянчан судьбой
ты не живешь пока прозрачный в горсти щебечет день-деньской
и миг нелепый не истрачен и праздный царствует покой
но жди мгновенную удачу смыканья голоса и льда
и тело выдадут как сдачу пустой копейкой за года 
тогда сквозь свист и тонкий раструб сквозь бормотанье тесноты
ворвется жизнь уже напрасно в легко сходящие пласты
и осторожное движенье тесней чем кожа и пыльца
и мысль отважна как рожденье и зло отдельно от лица
когда любое столкновенье испепелит до пустоты 
в межчеловечье и межзверье чужие рамки и цветы 

    ..^..




*** 

Снятся люди, сошедшие с тропы времени,
никогда не имевшие электронных адресов.
Люди, которые просыпаются от комариного звона занавески, зажатой ветром в зубах.
Свет раздергивается с металлическим скрежетом, обнажается рябь небес. 

В их домах ничего не случается само по себе: чайник не пляшет, откашливаясь,
он медленно плавит воздух, собравшийся на закопченом дне.
Запах кофе жарок и плотен; чашка останется недопитой, 
Когда ее отставят, она будет отражать звезды, ложащиеся в кофейный колодец. 
Этого никто не увидит, но тайны обязательны к существованию. 

В таких домах вещи живут сами по себе. 
Они сохраняют запахи даже после стирки.
Сложенные в шкафу, доживают до смерти хозяев, ослепшие и глухие, слежавшиеся в камень.
Наследники опасаются к ним прикасаться, кажется, что это войско старости, а старость - заразна. 

В таких домах встречаются предметы с другой стороны света - лыжные куртки и фарфоровые собаки, 
кладовки со сладким запахом старых книг. 
Звуки приходят туда по отдельности, не смешиваясь, сухие и гулкие. 

Я еще стою под окнами, я еще машу рукой, видя потолок с потушенной лампой.
Но время прошло, и мы опять не встретились. 

    ..^..




*** 

Одинокие старушки спят урывками, украдкой -
То в трубе взгогочет влага, то сопливит кран пустой,
От обмылка жатых дней пена на глазах,
Склеивает белые ресницы. 

Старички должны быть рядом, только не достать.
И куда протянешь руку - нет ни воздуха, ни стен?
Пол прогнулся, как гамак в шерстяную клетку.
Потолок висит над небом, в лопухах времен. 

Вот и снится суета, и не снится суета.
Тишина в паучьих сетках, как в радарах - пойман звук.
Табаком комод пропах, пахнет войлоком гортань.
Ничего уже не вспомнишь, не развяжешь узелок. 

Ночь-полночь лопочет в ухо,
У предметов зреют тени, тяжко дышат в темноте.
Забытье всегда смиренно. 
Утро выйдет, но потом, на раз-два-три. 

    ..^..




Колыбельная 

зверовод, не спящий по ночам,
как твои прозрачные питомцы,
в огневые смотрят небеса? 


их давно закрытые глаза,
видят ли они твои виденья, 
разминая прошлое в горсти? 


а тебе, пустому, не снести
эти звуки, эти тени? 

теплый мир качается в дыму,
как свирель привязанность невинна.
говори и пой, пока живу,
встретимся потом и наяву,
целое не больше половины. 

обрастает каждая весна
кладбищем нерастворимых связей.
если не смотреть в такие выси,
то уж точно не дожить до сна. 

спите-спите вечные долины,
никому не снитесь, никому. 

    ..^..




*** 

Язык - это средство коммуникации. 

Что говорит тобой, когда ты говоришь на своем языке?
Вот мое время,
тикающее у меня на языке.
Когда я говорю на моем языке,
мои белые лилии, тускло светясь, вырастают на моем языке.
И твои пилигримы бредут твоим языком, собирая оконный свет,
и оконный свет бел и желт, он тает на моем языке.
И мои барханы, влажные, пляшут у меня на языке
тенями людей, бредущих почти налегке;
ворсистое море горячего воздуха 
растворяется на моем языке. 

Малые дети молчат на моем языке,
белые трубы извергают тьму на моем языке. 

Мои сладкие нити мыслей и наитие, замешанные пустотой,
звучат на моем языке.
Наши пальцы слаженны и двигаются в такт,
отмеряя время, скатанное в жгуты, 
разделенное на слова одинаковой густоты. 

Но почему это небо, которое там вдалеке,
оно по-прежнему ясное только на моем языке,
я не слышу других слов, у меня на языке
мой язык, заплутавший в моем языке. 

    ..^..




*** 

путешествуют и пишут о веселых городах
черепичных рваных крышах блеклых гнездах в проводах
о горах огромно черных и любви давно вдали
и туда летят все челны на края пустой земли
мир давно намазан маслом жуй его не бормоча
только твой ничей негласно даром с царского плеча
глаз голодных щебетанье прыг по травному листу
тает радуга в сметане злаки жмутся в тесноту
камни потные из плоти лето бабочкой у рта
вечный зов давно бесплоден тот не там и тут не та
ищет дождь холодным щупом скользко тянется извне
я аквариумной щукой в застеколье как во сне 
город мой больной и томный пахнет дымом и войной
то ли родиной огромной то ли мачехой родной
кто обнимет приласкает ядом кожу опоит
пыль небесная морская сардоникс и жадеит 

    ..^..




*** 

где времена раскосые гуляют 
раскидывая пухлые колени
где белый дождик жмет из-под земли 
на корни трав и вытесняет злаки
там воздух пленкой инеем клеймен 
и тополиным семенем проклеен
а легкие из скрепок и камней 
вдохнешь и рвешь прозрачное пространство
и вот в прорехи синий сыплет свет
он в темноте особен и невиден
и неуместен глазу и уму
лишь музыка чуть плещется у ног
и плавит сон и утро вхолостую 
как сладок день как призрачен простор
не ел не спал не слушал поучений
сверчки запечных пазух не поют 
лишь масло пьют и сыр во рту катают 

    ..^..




*** 

Беспечное утро целебно, и вечная жизнь.
Земля нараспашку, слоистое зарево прочно.
Веселые люди как лодки плывут на восход,
Косматые волны им красят восточные стекла, 

В которые звонкие девы вплывают, расправив крыла,
Их зов колокольный вплетается в голос фабричный,
В них пламя горчей абрикоса и волосы вьются вдогон,
Едва успевая за белой рукой, указующей в небо.
И в каждой из них вызревает начало начал,
Ведь именно им продлевать бесконечность и множить пространство. 

Раскосые дети глядят из-под белых ресниц
В пространство навыворот, в черное небо с изнанки.
Они что-то знают, что позже забудут, про то
Как время из точки выходит, не в силах вернуться обратно.
Бессонные дети, взращенные из пустоты,
Из точки, из смерти, из жарких желанных страданий,
Глядят в темноту, познавая космический мрак,
Его не боясь и победы над ним не желая. 

Они все забудут, когда до нас доберутся, их тело
Неловко, неверно, их волосы пахнут медово. 
Им заново все узнавать, временам утончаться и длиться. 

    ..^..




*** 

пришедшие с полей живут вечерним чаем
от ходиков туман и навзничь тишина
настырный дух печной сочится нескончаем
и кошка крендельком и изгородь окна 


кто счастлив глух и нем того ласкает вёдро
тому всегда к столу и золото в суму 
он дышит напролом и небо держит твердо
и сотворяет свет и хлев поет ему 

возлюбленные дни почти из колыбели
неугомонный свет и посередь стола
как чечевичный суп растут цветы и ели
и огнь звенит огнем и всласть колокола 

я рядом я почти лишь отдаленным словом
я тоже возле вас и воздаю хвалы
мой праздничный обед всегда стоит готовым
но съесть его никак и руки тяжелы 


кто зван и кто не зван глаза в глаза не видя
не различаю звук не знаю наперед 
кто верный кто чужой за кем войдет и выйдет
и заберет от нас и память нам сотрет 

    ..^..




*** 

когда мы растем
с нами рядом идут степные волки
утром читаешь гессе 
на зубах белый песок
фонари выжигают синевой желтые фиалки 

каждый год вытянут из будущего
как клеверный сок из трубочки цветка
небо полыхает знаменами
только твоих полков 

проходит время
предметы обесцвечиваются
истончаются скудеют
некоторые называют это старостью 

но по ту сторону мира
ставшие невидимыми вещи
сопровождают ставших невидимыми людей 

    ..^..




*** 

Все собрано в одно - сейчас, сиюминутно -
Из шелушенья снов, из мыслей на лету,
Из жестов на бегу, из взглядов неотступных,
Влетающих в меня, как воздух в пустоту, 

Чтоб липла тишина, своим питая телом
И недомолвь мою и слово невпопад,
Чтоб била боль в глаза, и бился белый-белый
Дыханья тонкий дым в беccонный снегопад. 

    ..^..




*** 

человек ложится в постель с печалью
и не понимает зачем нужна
эта чуждая скучная дальняя,
не любимая не жена 


вот же спит сопит дышит в шею
там где бьется смерть напролом
кулаком подушка и каменеет
одеяло прочь и кровать колом 

ни один судья не скрутить безвинных
бросить и уйти велика беда
а стадов остатних склоны и долины
их куда 

человек открывает глаза помалу
раздвигая сумеречные тиски
из окна сочится на одеяло
голубая сыворотка тоски 

утро вяжет нить ничего не знает
кто-то рядом был только ни следа
снеговой пунктир красота земная
как вода 

    ..^..




*** 

Я вернулся. Я слезы не вытер.
Я же знал, что из этого выйдет.
Я скупился тогда на слова.
Тот, кто вырос - уходит навеки.
К небесам устремляются реки,
Дорастает до солнца трава. 

Только компас железный не точен,
И опять сквозь деревья - источник,
Как ни кружишь, вернешься сюда.
И куда б ни росли эти травы, 
Возвращения - те же утраты.
Реки вспять по заросшим следам. 

    ..^..




*** 

Мой день оливкового цвета, 
А сумрак - цвета молока. 
Его дыханье в дыме лета, 
Неощутимое пока, - 


Оно в слезах прошедших мимо, 
Оно в бесслезной тишине - 
Вуаль на старый странный снимок, 
Запечатлевшийся во мне 

    ..^..




*** 

простая жизнь 


просто дышишь
просто забываешь про вдох
не забыв вдохнуть
пустой
чистый
прозрачный
невидимый воздух движется вместе с тобой
не затрудняя движений
не живой и не мертвый 

просто любить
просто прикасаться
проникать в каждый звук
безграничный взгляд
чуткое ухо
все впору 

легко договориться
доверие 

сколько должно случиться тяжелого
чтобы стало легко 

не помню 

  

    ..^..




*** 

А он еще мог лететь над снегами, 

бороздя воздух ногой, приникая в холод, 

рукавом раздвигая влагу, 

  


а внизу бы так и стояли
на переходах не в силах сдвинуться
выдохнуть 

все заморожено временем
движение замерло 

запах темного дыма
тяжелый и мутный 
подвешен
искрится 

я хочу знать, кто там, 

все поезда смешались
никто никуда не едет
переплетение составов
люди один другого прекраснее
кажется все они из прошлого
но все уже стало прошлым
а все будущие времена 
которые не смогут случиться
накапливаются как мусор у фильтра 

вот будущее кружит у ворот
перепутанное 
перемешанное с настоящим
пытается проникнуть в себя
стать собой 

ах какая работа
расчленять время
выньте меня из меня
все что я делаю случится со мной
все что случилось это я теперь
меня нет без меня и не будет 

я был всегда и всегда буду, 

когда их не будет это будут уже не они
другие проживут свои собственные жизни
и даже не прикоснутся даже не помыслят 

стоит только немного отпустить время. 

Но нет, остановка невозможна, 

пока он летит над снегами. 

  


И снега под ним мертвенно бесконечны. 

    ..^..




*** 

контрапункт вытапливает тему
теме темно в обертоновом плене
полое тело зала залито светом 

движение по нисходящей из-под купола храма 
прекрасно если начать с самой верхней точки
но она 
недостижима 

так падает свет 

но когда смотришь на ноты 
а потом на птицу со стеариновой грудью
не успеваешь оглядеться вокруг 

    ..^..




*** 

Хор людей, рожденных рыбаками, звучит как море.
Те, кто с детства знает восемь сторон света, умеет слушать розоводесные раковины.
Каждый из поющих держит у груди белую птицу. 
Легкий шелест бумаги - полный штиль. 

    ..^..




*** 

Ты меня запомнила такую - 
в ураган и на краю земли,
или, может быть, другую, 
белую и тонкую - вдали, 

Или утром на велосипеде,
спицами в горячую зарю,
или в сумеречном свете,
выгоревшем к ноябрю, 

Или день остановившей
у твоих испуганных дверей, 
время сделавшей потише
или побыстрей - 

Ты все это видела и знаешь,
про прогулки с музыкой в руке -
зимняя и летняя, земная,
черными словами на листке, 

Там, где я бывала - не бываю,
где зарубки делает рассвет, 
где зима картинки отрывает,
а весна приклеивает цвет, 

Все мои цветные отпечатки,
пестрота оставленного дня,
как забытые перчатки, 
где-то потерявшие меня. 

Партию играю гостевую,
я стараюсь - а потом - пора! 
А пока не существую.
Лишь сегодня, завтра и вчера


    ..^..