Вечерний Гондольер | Библиотека
Михаил Кацнельсон
Искусство выживания в темноте
Стихотворения
Внезапная смерть

Завяжут там, а тут не расплести,
Здесь в дверь стучим, а отворяют где-то,
И наши судьбы вшиты и продеты
В переплетенья Млечного Пути.
Что нам чужие ссоры и вендетты,
Но там пальнут - а сердце здесь задето,
Да так, что человека не спасти,
И он, упав, лежит, зажав в горсти
Пучок травы с другого края света,
И шорох волн с неведомой планеты
В его ушах предсмертно шелестит.

Эволюция

Боль и тоску тех, что Землю до нас населяли
Глина и уголь хранят, известняк и песчаник,
Паче же - нефть. Может, станем мы нефтью когда-то
Тоже, и топливом будем для новых животных,
Что возомнят о себе, будто разум имеют.
Жизнь им отравим, для них незаметно - вот месть побежденных.

Новая Атлантида

Наш мир утоп, как древле Атлантида,
Но странною покрылся он водою.
Дышать здесь можно. В основном, мы живы.
И даже если жаберные щели
У нас открылись милостью богов,
То незаметно. Выглядим, как люди.
Хотя, возможно, просто мы забыли,
Как люди выглядят. Дома, бульвары
На месте, только вид их изменился.
Не стало птиц, и проплывают рыбы
По улицам, а мы идем, как прежде,
По ним - сквозь муть воды и колыханье
Сменивших клены водорослей. Можно
Не замечать и толщи океана,
Столь велика привычки злая сила.

Сумерки

Всегда считалось, что ночные звери
И птицы, с их огромными глазами,
Что могут обходиться бледным светом
Далеких звезд и самого пространства,
Гораздо ближе к тайнам мирозданья,
Чем скучные создания дневные.
Ведь сети, задающие структуру
Всего на свете, цвета не имеют.
Основа, прорисованная тьмою
На вечном ослепительном сиянье,
Потом была раскрашена эффектно,
На радостях, что все так славно вышло,
И красками приятно любоваться.
Но в сумерках покровы выцветают,
И при удаче и большом терпенье
Фрагменты первозданного узора
Заметить можно, черные на белом.
Мы прозреваем только в полумраке,
В преддверии владений грозной Ночи,
Которую сам Зевс не зря боялся.

Падение вверх

Когда проходишь крон древесных слой,
Взлетая в незаслуженные выси,
Среди ветвей глаза желтеют рысьи,
И взгляд их непрощающий и злой.

Когда почти достигнешь облаков,
Пронзая небо бледно-голубое,
Летишь в сопровождении конвоя
Безмолвных немигающих орлов.

И только оказавшись среди туч,
Необъяснимо легок и летуч,
Средь вспышек молний, и воды, и льда

Ты остаешься вдруг совсем один,
Ты сам себе и раб, и господин,
И понимаешь: это навсегда.

При странных обстоятельствах
...и душа его будет ему вместо добычи (Иер.21:9)

Не обессудь. Не навреди. Не сотвори.
Сожмись в комок. Укройся в подпространстве.
Пускай обыщутся, там, в тридевятом ханстве.
Пускай упляшутся лихие дикари.

Топорик, нож, соль, книги, спички, сухари...
Свет, воздух, вера, сила тяжести, надежда...
Рюкзак, штормовка, обувь, теплая одежда...
Собравши - сжечь, к чертям. Гори, огонь, гори.

Пространство-время покидая до зари,
Не потревожив даже ангелов крылатых,
Не ожидая ни награды, ни расплаты,
По счету «три», по счету «три», по счету «три».

Невыученные уроки

У дома Лота собралась толпа
И странников постыдно возжелала,
К могучим крыльям ангельским слепа.
У многих там и вовсе не стояло.
Не член их вел, но сердце, трепеща
От сладостного слова «сообща»,
На мерзостные Господу дела.
Их тоже, разумеется, не стало,
Когда пролились сера и смола.
А нам все мало. Все нам, сукам, мало.

Сказка

Скоро декабрь, скоро январь,
Выйдет из леса зимняя тварь
В поисках нужной зимней еды,
Выпадет снег, спрячет следы.
Ночью луна в снежном гало
Высосет с наших улиц тепло,
Высосет души, высосет сны.
Ночь без утра. Зима без весны.

История

Погрязнуть лучше в янтаре,
Чем в твердом горном хрустале,
Когда у вечности в капкане.

Собаки лают во дворе,
Лежит селедка на столе,
Чего-то плещется в стакане.

В такой занюханной дыре
Жить можно лишь навеселе.
А ведь живем-то на вулкане.

В дождливом грязном ноябре
С высокой думой на челе
Приходят в город марсиане.

Вечность и ее братья

Нет ничего победы хуже,
Стыднее мига торжества.
Как Германн пел: она мертва,
Но тайна вылезет наружу.

С поклоном принесут ключи
От врат богатства и удачи,
И от бессилия заплачут
Недовредившие врачи.

Не утонув, не зная броду,
Любезен долго тем народу,
Воздвиг, как фаллос, монумент.

В полночном небе мгла носилась,
Но разом все преобразилось
В бетон, железо и цемент.

Глубоководный улов

Создания глубин, где мрак всегда,
Пропитанные сжатою водою,
Густой соленой смазкой, как бедою,
И тяжелей, и холоднее льда,

Что в каждой клетке правдою полны
Про холод, тьму и многотонный пресс,
Лишенные иллюзии небес
И утешенья Солнца и Луны,

Вознесшись ввысь, где ласков океан,
Как некий соблазнительный обман,
Которым их прельстили рыбаки,

Где много пищи, свет и кислород,
В жестокой муке разевают рот,
Выблевывая печень и кишки.

Сонет всем классикам сразу

Печальный вечер, мост через канал,
Тоска от солнца, что садится в лужу.
Наверно, завтра будет все не хуже,
И послепосле... А потом - финал.

И взвоет хор: ну что ж вы, миллионы,
Так будем обниматься - или как?
И прослезится миллион макак,
И будет снова, как во время оно.

Какая, на хрен, улица, фонарь,
Не говоря - аптека? Вот же тварь,
Регресс уже дошел до почкованья.

Какая лестница, какой Ламарк,
О женщины, вам имя - аардварк.
Звезда упала. Загадай желанье.

***

Не все коту - мы не надолго,
Хоть долговечней, чем коты.
В объятья душной темноты...
Зачем? Хотя б из чувства долга.
Пора, пора сжигать мосты.
Когда бы жизнь семейным кругом -
Я захотел бы стать струльдбругом.
Но так, без смысла и без толка...
Ну, в орденах, ну, ездил цугом...
Ну, тем - врагом, а этим - другом...
Помойте руки - вот карболка.
Замараны, притом пусты.
Смотри - известная иголка,
В ушко полезем я и ты.

***

Когда меняет кровь свой цвет сто раз на дню,
Когда в любой момент все может приключиться,
Когда не знаешь - человек ты, зверь иль птица -
Какое счастье вновь попасться в западню,

В застывший мир вписаться статуей, скульптурой,
Принять материю, как правила игры,
Стать чем-то твердым до назначенной поры,
Обзавестись метаболизмом и культурой,

Не растекаться мысью в квантовых мирах,
Восстать из праха и вернуться снова в прах -
Бесплатный сыр бывает только в мыселовке,

Послушной сущностью фиксированной став,
Блюсти законы мирозданья, как устав,
И стать отличником по тварной подготовке.

Приглашение к путешествию

Флатландия, больное царство,
Двумерный мир, бумажный лист...
Туда с ночевкой, как турист,
От глубины приняв лекарство...
Какое низкое коварство -
Могли б предупредить, at least.

Рассудком разум замутнен -
И тут уже пиши пропало:
Сначала, как король Непала,
Слегка во власти потеснен,
А там и вовсе отменен -
Вас, дескать, тут и не стояло.

Невнятной детскою мечтою
Напрасно серенький волчок
Хватать являлся за бочок.
Над сонной затхлою водою
Нам Вифлеемскою звездою
Во мраке светит мозжечок.

Созвездья стерла злая сила,
И нравственный закон тосклив,
Как механический мотив,
У старика Иммануила.
Вздымайте, плотники, стропила!
К работе приступай, Сизиф!

Перед дверью

Алмазной крошкой время чуть пройдется
И закругляет острые углы.
Алмаза твердость с мягкостью золы
Соединив, сначала прикоснется,
Потом надавит чуточку сильней.
Но все - легонько. Спящий не проснется.
Не в смысле - помер, на бок повернется,
И так - ни жив, ни мертв, до лучших дней,
Когда увидим, как летят орлы,
Когда соскочим с времени иглы,
Излечимся от муторной привычки,
Не будем больше спорить, кто главней,
Посожалеем, что бывали злы,
Что дергали девчонок за косички,
Не понимая, как они милы,
Избавимся от собственных теней,
Ключи получим, выбросив отмычки,
Откроем дверь, узнаем, что за ней.

Запахи

Подстерегают запахи, как звери.
Они способны в душу проникать,
Перенося сквозь время и пространство,
Сквозь наше и других непостоянство,
Из прошлого картины извлекать,
Ломая заколоченные двери,
Ведущие в места, что не сыскать.

Понятно, что недолог век собачий.
Мы тоже вряд ли б выдержать смогли,
Когда б волной могучей и пьянящей
Захлестывали запахи нас чаще
И уводили б, словно корабли,
Туда, где все, как было, но иначе,
Остановив вращение Земли.

Зазеркалье

Здесь бьется жизнь, как сердце бычье,
А в зеркалах, а в зеркалах
Висят старинные портреты,
Полупонятные предметы
На всех столах, во всех углах,
Приметы пыльного величья.

Здесь, как один, все деловиты,
А за стеклом, а за стеклом
Чернь серебра и зелень меди.
Трухой набитые медведи
В воспоминаньях о былом,
Когда бродили, неубиты.

Здесь прошлое в гробу видали,
А там, с обратной стороны
Чума, пожары и сраженья,
И тоже, вместо отраженья
Картины странные видны
В отполированном металле.

Туризм

Сплошной поток машин до места поклоненья
Неведомых времен неведомым богам.
Им, судя по всему, приятен шум и гам,
Восстановился слух, восстановилось зренье,
Что видит все, как есть, и предпочтет цветам
Болотных пузырей привычное горенье.

Привыкшим обонять гниющих душ распад,
К безумию толпы, кровавым лужам, вою,
Им прятаться пришлось, прикинувшись травою,
Камнями и землей... Как много лет назад,
Работают с людьми. Дела идут на лад.
Так отставной палач, с седою головою,

По-новому в чести, и объясняет нам,
Как нужно отнестись к прошедшим временам.

Река времен

Река, несущая миры,
Перегорожена плотиной,
Покрыта ряскою и тиной,
С какой - неведомо, поры.

Ленивые водовороты
Угомонившейся реки
Сбивают в пену пузырьки,
Из мира в мир открыв ворота.

Покинув Землю налегке,
Бредем запутанными снами
И тонем в льющемся волнами
Нездешнем радужном песке.

Вторая попытка

Се, творю все новое (Откр.21:5)

Зерно, посеяно в пустыне,
Способно принести плоды.
Песок питательней воды.
Ночь будет долгой. Мир остынет,
И звездный свет от темноты
Отделится. Взойдут цветы
По чертежам зерна живого.
Но кремнезем - не та основа,
Не та трепещущая слизь,
Откуда люди поднялись
И вновь куда упасть готовы.
Быть может, каменная вязь,
В земной коре укоренясь,
Произведет Адама снова,
Для новых дней, для лучших дней.
Быть может, будет он умней.

Легкость быть богом

Вам говорят - пожалуйте рулить,
Крутите, не стесняйтесь, что попало,
Все это - из небесного металла,
Все хвори мира может исцелить.

Рычаг зажмите в потную ладонь,
Или в сухую, если нервы крепки,
Рубите лес, не замечая щепки -
Их приберет божественный огонь.

Мир делайте прекрасней и добрее.
При чем, вообще, тут руки брадобрея,
Пасите человечество гуртом.

Не то, что - не пойми кого спасая,
Семь слов последних, с дерева свисая,
Шептать невнятно пересохшим ртом.

Новаторство

О закрой свои бледные ноги.
(В. Брюсов)


Конечности Прекрасной Даме
Поэт отрезал, как трамвай,
И это - повод для печали.
Конь бледный с бледными ногами,
Их прикрывай - не прикрывай -
Прискачет в срок, как обещали,
Удобной выжженной дорогой,
За ним - Буденный на коне,
Консервы «Истина в вине» -
Привет от умершего Бога.
Вы захлебнетесь в новизне,
Которой будет слишком много.

Традиция

На хрупких переправах и мостах,
На узких перекрестках мирозданья
(В.С.Высоцкий)


По ажурной конструкции, переплетению труб,
Онемевшими пальцами цепко за скобы хватая,
Чтоб унюхать, найти, заменить Очень Важный Шуруп,
Искажающий смысл, как неправильная запятая...
Верхолазы Господни, бескрылые ангелы, хоть
Пригодились бы крылья как раз, от паденья страховка,
А ведь знает - силен дух, но немощна плоть,
Так что стоит один раз руками схватиться неловко -
Не отыщет ни драхмы, ни тела угрюмый Харон...
А металл проржавел, и везде эти рыжие пятна...
Из железных узорных конструкций построен Закон,
Только их назначенье за давностью лет непонятно.

Развивая Кафку

Ужасен облик Стража Врат Закона.
Иначе быть, понятно, и не может.
Представь себе: перед тобою - Двери.
Войти туда гораздо больше значит,
Чем жизнь и смерть. Ведь жизнь бывает разной,
А смерть - тем паче. Двери - приоткрыты.
Один лишь Страж, без всякого оружья.
И нечего терять. Не попытаться
Прорваться силой было бы безумьем.
Но - никогда. Нет, ни одной попытки.
Никто на Стража глаз поднять пока что
Не смог, не говоря - со Стражем драться.
Ну, умолять... но много ль ты добьешься,
Моля того, кому в лицо не смеешь
Ты глянуть? В общем, так и умирают
Безропотно у входа. Только самым
Отпетым, тем, кому в глубины Ада
Назначено попасть, как наказанье
Посмертно открывают тайну Стража.
Его лицо - твое лицо, такое,
Какое оно есть на самом деле,
Без маски, что на нем всю жизнь надета.
Лишь ангелы смотреть без страха могут
На наши неприкрашенные лица.

Горизонт

В конце времен не встать с постели,
Поскольку некуда вставать.
Мир станет маленьким опять,
Едва не помещаясь в теле.

И ход событий прекратится,
И до всего подать рукой,
Как будто в буре есть покой,
Но только так он может сбыться.

Когда, как черная дыра,
Настигнет вечное вчера,
Непрошенный ответ,

Не прекратится ход светил,
Весь мир останется, где был,
Но будет он - тот свет.

Сонет на библейские темы

Подобно дикому осленку,
Жизнь начинает человек,
У Вавилонских плачет рек,
Орет, завернутый в пеленку.

Горшечник глину мнет и лепит,
Ребенка кормят и растят,
Но злые птицы налетят,
И лишь осколки, страх и трепет.

Нет в мире места сожаленью
По тем, кто стал бессильной тенью,
Кого гончар в расход списал.

Забота - наш кумир до гроба,
Ее бурчащая утроба,
Ее торжественный оскал.

Переправа

Поросший бледными цветами,
Поросший черною травой
Пологий склон. Здесь неживой
Знакомство с новыми местами

Начнет. Где лодочка Харона
Качалась раньше, у реки
Построен, мифам вопреки,
Причал огромный из бетона.

Клиентов, самых знатных кроме
(Везде - элита), на пароме
Толпой везут в железной клетке.

С рекой проблема - загрязненье.
Летейской влаги для забвенья
Уже не пьют. Но есть таблетки.

Посвящается Гераклиту

Хрипят за нами присланные кони
Давно корабль к отплытию готов
Таксист ведьмак на помеле с коляской
Куда угодно может нас доставить
Не говоря про нуль транспортировку
Нет лишь приспособленья чтоб остаться
Не ехать не лететь не плыть сквозь землю
Не прорываться и в гиперпространство
Не просочиться на пятьсот парсеков
Во всей Вселенной не осталось места
Где можно зацепиться задержаться
Пожить прожить остаться и продлиться
Да все течет но глупая дилемма
Войти однажды в реку или дважды
Когда все дело в том что невозможно
Ни на секунду выйти из реки
У Фауста губа была не дура
Когда хотел остановить мгновенье
Но кто же даст да кто же нам позволит
Не вышли рылом и не по карману
Сидячие места для благородных
А для простых бегучие места

Времена неудобовыносимые

Прикрывши кожей и одеждой
Тоску и тяжесть бытия,
Возьмемся за руки, друзья,
И распрощаемся с надеждой.

А кровь течет, контора пишет,
В желудке плещет кислота,
Болят различные места,
Но, впрочем, правды нет и выше.

Поднявших меч, задравших хвост -
Всех равно ожидает мост,
Острей и тоньше нанотрубки.

Над черным лесом Орион
С Возничим хлещет самогон
Под хряск вселенской мясорубки.

Эмиграция

Есть странный миг меж ночью и рассветом,
Когда всё может быть, и провалиться
Так просто в параллельное пространство,
Остаться в мире, что тебе приснился,
Не по туристской визе, что всем спящим
Положена, но с полным разрешеньем
В том мире жить, учиться и работать,
И даже умереть. Платить налоги
Царю Гипносу, изучать прилежно
Язык, что никогда звучать не будет
В том прежнем мире, где пришлось родиться.
Родиться можно только в прежнем мире,
Ведь в царстве снов все жители бесплодны.
А так - представьте: маковое поле,
Что никогда не освещалось солнцем,
Где, в общем, нет ни радости, ни боли.
Но все ж - не смерть. Нет, все-таки - не смерть.

Бестиарий

1.Воздух

Подышит воздухом цветным,
Полижет горькие кристаллы,
В полет над ртутным океаном
Уйдет на кожистых крылах.
На берегу растет кустарник,
Колючки жгучие ржавеют.
Домой не очень сильно тянет,
Когда в кустах железных дом.
Сегодня бурый дым нагнало,
Вчера зеленый был и синий,
Что будет завтра – неизвестно,
Глаза слезятся и болят.
Недавно маленькие твари
С противным писком шли куда-то,
От них кислотная отрыжка,
Но не было другой еды.
Что там, за черными горами,
Опять узнать не получилось -
На высоте слабеют крылья
И нечем, кажется, дышать.
Ночами лишь уснешь – кошмары.
Бескрылый человек приснится,
Ручей с прозрачною водою
И голубые небеса.

2. Вода

В старинных книгах говорится
О существах, в воде живущих.
Не те, которых все мы знаем,
Не рыбы, крабы и киты,
Не те, кто населяет воду,
Как звери - лес, а птицы - воздух.
Есть те, кто воду оживляет
Как сущность, то есть - элемент.
Ведь океан живой. Не только
В придуманном и странном мире,
Он на Земле творит структуры
И проникает к нам в сердца.
Все было морем и все будет.
Они поднимутся из моря.
Как говорят, их можно встретить
Порой вечерней и сейчас.
Почти невидимы, прозрачны,
Когда присмотришься получше,
Так, мельтешение зеленых
И синих пятнышек в глазах.
Сейчас их здесь еще немного.
Порой выходят осмотреться,
Но видят - время не настало
И растворяются в воде.
Им люди, в общем, не мешают
(Хоть это точно не известно),
Во всяком случае, покуда
Не станут осушать моря,
Что вряд ли. Раньше динозавры
Им тоже, в общем, не мешали.
Как динозавры, люди смертны,
А морю некуда спешить.

3. Огонь

Тропой, примерно в локоть шириной,
Скалу мы обогнули, что, как уголь,
Черна была, и больно по глазам
Нам сразу свет хлестнул со дна ущелья,
Ярчайший, после сумрака тех мест.
Увидели мы озеро из лавы…
Нет, добела был раскален расплав,
А лава столь горячей не бывает.
Хоть высоко тропа по круче шла,
Жар доходил до нас, но был терпимым.
Над озером я тени увидал
Крылатых тварей, что, подобно чайкам
Кружились, не над морем - над огнем,
В огонь ныряли и взмывали снова.
Потом мне рассказали: тех существ,
Что видел я, во время извержений
Вулканов, можно встретить иногда
И на земле, над лавовым потоком.
А если, на несчастье, залетят
Они в места холодные, сжигает
Их внутренний огонь, как рыб глубин
Давленье на поверхности взрывает.
Отсюда и возник нелепый миф
Про птицу Феникс, что волшебной силой
С собою обновляет целый мир.
А нет ни волшебства, ни обновленья.
Естественные это существа,
И только тем от птиц земных отличны,
Что могут жить лишь в бешенстве огня.

4. Земля

Ядро Земли - желток яйца.
В горячей магме уплотняясь,
Уже наметились тяжи.
Придет момент - забьется сердце,
Начнет ворочаться птенец,
И плюнут лавою вулканы,
Как хулиган сквозь зуб со свистом,
Рассядется морское дно,
Волна стеной километровой
Поднимется над океаном,
Пройдет по крошащейся суше
И закипит, когда разломы
Ее заглотят посредине
Уже ненужных континентов.
Как скорлупу, кору Земли
Птенец пробьет могучим клювом
И полетит в волнах эфира
Искать сородичей и пищу.

Подражание древним

1.

Смертным с богами нельзя никогда состязаться.
Лучше ли, хуже ли дело они понимают -
Это неважно. Пусть с Марсия кожу содрали
И по заслугам, раз не был ровней Аполлону
Дерзкий сатир, музыкантом себя возомнивший
Непревзойденным. А как же Арахна, ткачиха,
Та, что Афину и впрямь превзошла в состязаньи,
Но уничтожено было творенье ее, и Арахна
Жизни себя от позора и горя лишила?
Впрочем, Афина ее воскресила, вот только
Обликом гнусным паучьим навек наделила
И превратила в проклятье любимое дело.
Самое главное - чувствовать тонко границу
Меж мастерством разрешенным, пределов, что боги
Нам начертали, нисколько не превосходящим,
И дерзновенным, богам посылающим вызов.
Этому, именно этому нас обучают,
И за науку должны мы по гроб благодарны
Быть, потому что от многих несчастий избавлен
Тот, кто урок, что предписан нам, выучил твердо.

2.

Мысли о смерти - как встреча с Медузой Горгоной.
В зеркале творчества можно смотреть невозбранно,
Но избегай всеми силами взгляда прямого.
Много прекраснейших песен про царство Аида
Сложено, в нем же самом - лишь печаль и страданье.
Мудрый не станет и думать о месте ужасном,
Разве, чтоб лучше почувствовать радости жизни
Иль поучительный опыт извлечь, в назиданье живущим.

3.

Боги и люди относятся к детям различно.
Менее важно богам продолженье в потомках,
Сами поскольку бессмертны они по природе.
Прав был по-своему Кронос, детей пожиравший.
"Век Золотой" - вот как время его называют.
Если б не Зевс, этот век мог бы длиться поныне.
Прав был, однако, и Зевс, одолевший титанов,
В Тартар их ввергший, занявший отцовское место.
Для перемен предназначен был мир наш Судьбою,
Ей прекословить не в силах ни боги, ни люди.
Ближе к нам Зевс, и детей своих делал богами.
Ссорятся люди в семье, стали ссориться и олимпийцы.
Те, кто как люди живут, и могуществом людям подобны
Стали со временем, власть и бессмертье утратив.
Не подобает ведь людям бессмертье и сила,
Всем по отдельности, лишь человечеству в целом.
Не подобает богам, чтобы люди богов понимали.
Власть не имеет, кто понят, над теми, кто понял.

4.

Мудрость дарует мудрейшая дева Афина Паллада.
Хоть и богиня, а женской подвластна природе
И не выносит малейшего пренебреженья
Зевсова дщерь. Если дар кто богини отринет,
Раз хоть один, и использовать мудрость не станет -
Кончено дело. Он думает, что притворился
Жалким болваном, на самом же деле, тупицей
Истинно стал. Ибо разум живет лишь в движенье.
На сохраненье в ледник ты его не положишь.
Остерегись благосклонность богини отринуть,
Если дают - то бери, и не будь идиотом.
Или же - будь, если это твой истинный выбор.
Не снизойдут олимпийцы до наших капризов.
Боги найти себе могут другого любимца.

Апокрифы

1. Возвращение

Посетивши множество ближних и дальних стран,
Много удивительного Синдбад-Мореход повидал:
Как мудрецы ишаков обучают читать Коран
И как закаляют клинок, погружая в плоть человека металл.
Видели мореходы говорящих змей и летающие острова.
Ослепили циклопа и чудом спаслись, спрятавшись под брюхо овец.
Добрались до земель, где произрастает волшебная трава,
Что дарует счастье на год и один день, а потом - конец.
Повстречали ужасную птицу, что слонами кормит своих птенцов,
Видели медный город с медными людьми, там правит кузнец хромой.
Разбогатели. Пресытились впечатленьями. И, в конце концов
(Уцелели, правда, не все), отправились в путь домой.
Любопытство сильно бывает весьма, и любит прибыль купец.
Но всему есть мера, и тоска по дому превращает чужбину в ад.
Ехали - плыли - снова ехали. И вот, наконец,
Вернулись. Семь лет спустя, снова дома Синдбад.
Город не изменился. Почти. Ну, повыше городская стена.
Радость-то какая. Просто не передать словами.
***
Впоследствии разница все-таки обнаружилась. Одна.
Город тем временем заселили люди с песьими головами.

2. Летучий Голландец

Мы ловили ветер ядовитый
В паруса, и расползалась ткань их.
Что ж о людях говорить: кровавый
Кашель, гной из глаз, нарывы, язвы.
Но других ветров там не бывает.
Хуже нет, чем штиль в проклятом море
С мертвою светящейся водою,
И туман, и сладкий мерзкий запах.
Кончились давно вода и пища,
Но никто не умер почему-то.
Говорят, на корабле заклятье.
Говорят, надежда есть: однажды
К берегу пристанем, чары сгинут,
И умрем - иль будем жить, как люди.
Если б только знать, где этот берег.
Если б только знать, что там случится.

3. Правда про золотой ключик

Пока искали ключик для замка,
Что запирал, по слухам, двери счастья,
Выламывать их стали изнутри,
Да так, что рухнули, в итоге, стены.
Не показалось мало никому,
Когда поток из мест счастливых хлынул
Через пролом в пустынный уголок,
Приют забыл чего, да и неважно,
Поскольку если было что, то сплыло.
У них свои легенды, видно, были
Про чудные задверные края,
И, по ответу, им на самом деле
Не так уж плохо здесь. А нам - увы.
Тут, как всегда: кто успевает раньше.

4. Кораблестроительное

Ногти мертвецов - это, действительно, классическое решение.
Но, согласитесь, несколько старомодно, скажете, нет?
Как бы то ни было, постройка уже близка к завершению.
Очень остроумный проект: в основном - из старых газет.
Водонепроницаемость? Но ведь ни одна капля не посмеет коснуться борта.
Вы что, забыли? Волны будут выть от тоски и страха.
Ну, конечно, газеты спрессованы в картон. Концентрированная тщета,
Как показали расчеты, гораздо прочнее всех видов праха.
Тщета работает как наполнитель. На самом деле, это композит.
Армирован волокнами ненависти, предрассудков и клеветы.
Правда, запах. Действительно, пахнет. Даже можно сказать - разит.
Но наши ученые вывели, чтоб решить проблему, замечательные цветы.
Их аромат дезодорирует все, даже вонь из пасти у Волка.
Наши пассажиры не должны и не будут испытывать дискомфорт.
До полного завершения работ осталось совсем недолго.
Полагаю, скоро мы сможем принять пассажиров на борт.

Проклятие живого мертвеца

И только Глам сказал это, как сошла с Греттира напавшая на него слабость. Занес он теперь меч и срубил Гламу голову, и приложил ему к ляжкам (Сага о Греттире).

Я не лишу тебя ни мужества, ни силы,
Ни ловкости твоей, ни мастерства,
И у деревьев сменится листва
Еще не раз, пока достигнешь ты могилы.

Того, что ты достиг, не сокрушить вовеки,
Что скрыто в прошлом - враг не отберет,
Что в памяти хранится - не сотрет,
И это - дар, что зря не ценят человеки.

Но я открыл проход в страну теней,
А это значит - до исхода дней
Твоя душа теперь в пустыню превратится.

Все пыльный ветер выметет до дна,
Лишь скорлупа останется одна,
Как от яйца, когда его покинет птица.

Памяти Винни Пуха и всех-всех-всех

Остался Лес, и плюшевые звери -
Все это спасено ценой потери,
И посвященный в Рыцари Медведь,
Пронзивший Осью Земляную Твердь...
Вот Камелот - другого не бывает.
А вот Осел, хранящий Мудрость и Мораль,
Ошметки шарика кладет в Святой Грааль
И вновь торжественно из Чаши вынимает.

Комментарий к "Гамлету"

Забыть иль не забыть? Вот в чем вопрос.
Переживать ли вечно ночь в июле,
И день, умытый каплями дождя,
Сверкающими на зеленых листьях -
Но и другое, липкую тоску,
Кромешный стыд, вину, и боль, и ужас, -
Иль к новой жизни чистым возродиться,
Замкнувши все и выбросив ключи,
В иллюзии безгрешности блаженной?
Вернуться налегке, чтоб наступать
На те же грабли, этого не зная -
Или копить желчь мудрости веками,
Терпеть себя, терпеть колес вращенье,
Но знать, но понимать, и быть бессмертным?

Химерическое

The rest is silence. Унесите трупы.
Перевожу: молчание ягнят.
Бубнили раньше, нынче не бубнят,
Остались только шашлыки да шубы.
У людоеда вкусный виноват.
"Быть иль не быть" - вопрос с повестки снят,
И Ганнибал облизывает губы.
Не будьте с каннибалом слишком грубы -
Случится может с каждым, если трубы
В грядущее торжественно манят,
А призрак заговаривает зубы.
Хотя, конечно, резать всех подряд...
Хотя, конечно, капать в ухо яд...
Не только некрасиво - просто глупо.

Уроки английского и вообще

Три мудреца в скорлупке грецкого ореха
Задумали укрыться от дождя.
Пространств бескрайних в оной не найдя,
Не обрели в сией негоции успеха.

***
Один мужик читал слова, слова, слова,
Ну, и свихнулся от бессмыслицы и скуки.
Глаза боятся - не боятся руки.
The rest is silence и забвения трава.

***
Да, правду бают - человек отнюдь не дудка,
Когда на людях пробуешь играть,
Приходится в них дырки ковырять
В районе сердца, легких, печени, желудка.

***
Вот, говорят, на свете много есть такого,
Что и не снилось докторам наук.
А если и приснится даже вдруг,
Они храпеть продолжат бестолково.

Посвящается Майринку

Ангел Западного Окна,
Ангел Кровли и Ангел Двери,
Не пройти по-простому к вере,
Не бывает она одна.

Как зайдешь в храм - ID на бочку,
Ангел требует документ.
Ищешь Камень - находишь цемент
Каземата, иль камень, но в почку.

А чего же еще ожидать,
Если Камень растить в пробирке.
Ха! Бессмертье! На ноги - бирки,
Чтоб на Страшном Суде опознать

Тех, кто лезли, как тать, в окно,
Кто якшались с сомнительной стражей,
Кто поклялись идти до конца,
Получить серебро из свинца,
Но не поняли фокуса даже
С превращеньем воды в вино.

Посвящается Ф. М. Достоевскому

Писатели. Художники. Творцы.
Что ж, предъявите, что там наваляли.
Какой сумели мир вы сотворить.
Ну, бородатый, слушаем тебя.
Швейцария. Альпийские снега.
Растением счастливым, идиотом
Произрастать, потом ожить, потом
Растением несчастным, идиотом
Зарыться снова в снег. Весны не будет.
Так... дальше что? Стать Богом человек
Решил. Ну, что ж. Раз Бог стал человеком,
Дверь существует, нужно лишь найти.
Берем букварь: любовь, надежда, вера...
Э, погоди, так дело не пойдет.
Не обсуждать с кретинами кретинство,
Не прятаться, за палец не кусать
Чертей, пришедших за твоей душою...
Совсем сдурели. Бога им подай.
А сам-то веришь? Нет пока, но буду.
Конечно, если раньше не убьют
(Как раз, убили). Дальше? Впрочем, хватит.
Ясна картина. Поднимите руки,
Кто хочет в этот мир. Что, говоришь?
Уже живете там? Ну, дело ваше...

Географическое

Река, вода в которой - цвета кофе,
Она не замерзает и в морозы.
Давно, и много ниже по теченью,
В ней как-то утонул герой великий,
Прославленный в бессчетных анекдотах.
Состав воды в то время был другим.
Что до иных стихий, огня хватает,
И воздух есть, но цветом необычен,
Как и вода. Земля содержит камни,
Которые притягивают гвозди -
Я это чудо лично наблюдал.
Итак, река. За нею - трубы, трубы,
Над ними - небо, в черно-красно-рыжих
Потеках. Дальше - степь, в степи - ковыль.
Весной цветут там дикие тюльпаны,
Ландшафт собой изрядно украшая.
Там - Азия. А мы живем в Европе,
Согласно географии, конечно.
И если держишь строго направленье
На положенье Солнца при закате,
В конце концов, дойдешь до океана,
В котором потонула Атлантида.
Понятно, это лишь фигура речи,
Поскольку пересечь возможно горы,
Леса и реки - только не границы.
Границы государств. С частями света -
Полегче, и из Азии в Европу
Добраться можно просто на трамвае,
Или пешком, по дамбе, через реку.
Таков был мир. Он нынче не таков.
Возможно, ярче, больше и доступней
Он стал теперь. А мир, где я родился,
Сместился в параллельное пространство,
И не найти. И к лучшему, быть может.
Мы, динозавры, верим, вымирая:
Пушистые пронырливые твари
В надежных лапках крепко держат знамя
И породят однажды Человека.

ДК Горького

I

Дворец культуры, разрисованные стены -
Серпы, колосья, белозубое жлобьё
(Как люди - люди, без сомнения, бесценны,
А как картинки на плакатах - ё-моё...).
Вообще, примета человека есть ружьё,
А вот примета насекомого - антенны.
Но конвергенция наступит постепенно.
Но эволюция всегда возьмет своё.

II

"Кино искусство есть важнейшее для нас" -
Осталось гласом вопиющего в пустыне.
Я вот что думаю: когда б не Фантомас,
Возможно, Троя бы стояла и поныне.
В какой же класс тогда ходил я? В первый класс?
А Жан Маре летел в летающей машине
С непромокаемой башкой, как водолаз,
В волшебный замок на сияющей вершине.
Вот так вот были опорочены святыни.
Вот так вот всем нам и открыли третий глаз.

Разминая пальцы

Мичурин, околачивая груши,
Чтоб яблони на Марсе зацвели,
Пока мы тут во поте и пыли,
Как прозревал Ильич, страдая в Шуше,
Как груша в январе, от зимней стужи,
Во благо населения Земли
(Одной шестой, в особенности, суши),
Так вот, Мичурин знал, других не хуже:
Такого б мы дождаться не смогли,
Чтоб смоквы на терновниках росли,
Как выше лба не вырастают уши,
Когда бы человечьи наши души
Инженера глаголом не сожгли,
Как некогда троянки корабли.

Уроки свободы

Не выполнив домашнее заданье
И прогуляв положенный урок...
А там, глядишь, и плавленый сырок,
И из горла неловкое глотанье...

Волшебный взрослый мир, где что хотят,
То воротят, свободные как птицы...
(И вновь мечтают перевоплотиться
В счастливых неутопленных котят)...

Предел мечтаньям - прутья и замок.
Туда-сюда, как звери в зоопарке
В позорных клетках... Разучились Парки,
Похоже, прясть. Ссучили все в комок.

Свердловск 1979

В собачьем парке возле лужи
Валялись кони по траве.
Я тоже был коней не хуже,
Хотя ноги имея две.

Здоровья ими бегал ради
И воздух в легкие вдыхал,
Который пахнул смертью, кстати,
И, кстати, я про это знал.

Юность

Лишив меня морей, разбега и разлета...
О. Мандельштам


Не так удивительны говорящие, к примеру, растения,
Как люди, не способные к осмысленным речам.
Призраки исчезнувших рыб, хека и нототении,
Являются, вместо датских королей, по ночам.
Сон как-то приснился, понимайте, как хотите,
Не верите - ну и не надо, уговаривать не буду.
Отстоял себе спокойно очередь в общепите,
Взял пюре с бифштексом, съел и отдал посуду,
В окошко для грязной посуды, ну, чтоб помыли.
От этих бифштексов - до сих пор тоска. И гастрит.
Столовую эту, в лучшем случае, давно закрыли.
В худшем (но это вряд ли) - туда упал метеорит.
Жизнь, выскобленная дочиста, как нежелательный плод,
Где невозможна даже мысль, что что-то может случиться.
Забота... о чем - забыли, но нету других забот,
И, если повезет, - на прилавках общипанная синяя птица.

В лесопарке из горла

Репейник, радужное чудо,
Дикорастущий пластилин,
За блином ком, за комом блин,
Спиртному - бой. Не пей, Гертруда.

Осколки. Да, все бабы стервы.
Невозмутимый толстый шмель.
Видали много мы Емель,
Пустивших щуку на консервы.

И, перейдя в косноязычье,
Как веру чуждую приняв,
Вдруг постигаешь лай и мяв,
Жужжанье пчел и пенье птичье.

Москва

Нет, снегу не по силам этот город.
Пушистые и медленные хлопья
На крышах оседают и деревьях,
Но растирают миллионы ног
Их, как плевок, по черному асфальту.
Облагородить снегом можно поле,
Леса, холмы, вот с городом - трудней.
Троллейбусы, и слякоть, и толпа,
Милиция, амбиции, карьера,
Таинственные твари мечехвосты
И драные пингвины в зоопарке,
Холеные, уверенные морды,
Ну - лица (это не про зоопарк),
Казенный дом, и ты в казенном доме,
И нужно улыбаться, улыба...
И быть мерзавцем? Нет, не так все плохо,
Как Гамлет записал. Быть реалистом.
И нужно говорить и убеждать,
Конечно, это все для пользы дела.
А там, глядишь, и молодость... того...

Ночь в тоскливом октябре

Кто смотрит на мир, как смотрят на пузырь, как смотрят
на мираж, того не видит царь смерти (Дхаммапада 170)


Дождаться нужно - прогорят дрова,
Закрыть заслонку, не боясь угара,
Достать пузырь, пока не видит Мара,
Разлить и выпить. Позади Москва.

Пустой поселок. Зайцы. Трын-трава.
В том и идея, чтоб уединиться.
Еще одна, последняя, страница,
И, кажется, дописана глава.

Еще здоровье было и кураж,
Но мир уже смотрел, как на мираж,
На то, как книжку мы писали с другом.

В Москве дебаты: прав Борис - не прав,
Опять - вокзалы, почта, телеграф,
Вели-ка их зарезать... круг за кругом.

Воспоминание

Стояли там цепочкой фонари,
Но не горели: лампочки разбиты.
Их заменили, сеткою одев
Из прочного, как будто бы, металла -
Опять разбили, следующей ночью.
Как и зачем - окутал тайну мрак.
Дорогу тоже, стало быть, окутал.
По счастью, звезд еще мы не достигли,
Так что они сияли невозбранно
Над черным лесом; знаю, что сосновым,
Хоть ночью это просто полоса
Неровная, темнейшего на темном.
Уютно под ногами снег скрипит,
А сверху - Орион, Телец, Возничий,
А ниже и левее Ориона
Сиянием выматывает душу
Могучая Собачая Звезда,
Та самая, что древле предвещала
Египетским жрецам разливы Нила.
Но черта с два хоть кто-нибудь из этих
Жрецов смотрел на Сириус зимою
Сквозь ласковые легкие снежинки.
А, кстати, о собаках: я опять
Нарушил уговор негласный с псиной,
Чтобы, как штык, не позже десяти.
Да, неудобно... Ничего, потерпит,
И с радостью, конечно же, простит.
С людьми после прогулки объяснимся.

***

Пушистый зверь енот
Забрался в лунном свете
На дерево сосну
И смотрит на меня.
И больше ничего
Хорошего в Айове
Со мною не случилось,
Как помнится, в тот год.

Зима

Луна, и ночь, и некуда деваться,
И красной краской выкрашены стены
Домов, что окружают этот дворик,
И можно делать все, что ты захочешь.
Протез свободы, сделанный топорно.
Протез всего. Протез существованья.
Зал ожиданья у судьбы приема.
Приема нет и, кажется, не будет.
Ну, правда, снег. И небольшой морозец.
В присутственных местах порой клиентам
Чай предлагают, кофе или воду,
Чтоб скрасить ожиданье. Белый, мягкий
Снежок пушистый, несомненно, скрасит
То, что, вообще-то, скрасить невозможно.
Еще здесь лес. Но сколько можно, право,
Шататься по заснеженным тропинкам
И в голове прокручивать - что дальше.
Все будет все равно совсем иначе.

Ночь

Я очень давно не ночевал, даже не появлялся, в этой квартире.
Не самая удачная оказалась идея, как провести лето.
В этом городе, в этой стране... Вообще, в этом мире.
Надо бы поклянчить другую Вселенную у Эверетта.
Говорят, он их делает, как хромой пьянчуга Луну.
И так же хреново. У Господа хоть получалось красиво.
Эту Вселенную, Солнечную систему, планету, страну...
Жизнь удалась. С «Жигулевского» перешел на бельгийское пиво.
Зачем-то кому-то чего-то. Всегда. Но не здесь. Не на этом месте.
Застрял и не выбраться никогда. Так и будешь ворочаться до зари.
Призрак рыбы бродит печальный, как в «Коммунистическом Манифесте»,
Волоча прикованный аквариум, звякая цепью и пуская изо рта пузыри.
И грохот камней, такой, как будто обрушилась кладка.
Куда они все подевались, у меня их полно, но это не те.
При полном отсутствии совести, говорят, опять спится сладко.
Важнейшим из всех искусств для нас является выживание в темноте.

Пролегомены к сочинению «Как я провел каникулы»

Счастливый собственник каштана и акации
(Каштан дает съедобные плоды),
Мастак стирать случайные черты,
Живу, не понимая интонации

(Язык - что вы хотите - не родной)
Под светлым блеклым небом. Слух и зрение
Почти что не испытывают трения,
И все покрыто мягкой пеленой.

На свете есть и воля, и покой
Над серою холодною рекой,
В песке текущей в северное море.

Но, обдираясь о живую речь
И ясность ослепительную встреч,
Как будто тонешь в солевом растворе.

Амстердам

1. Картины старых мастеров

Под этим бледно-серым небом
Когда-то - ох, как время мчится, -
Лежал подолгу снег, и люди,
Одеты в яркие одежды,
Весьма эффектно выделялись,
При взгляде с ангельских высот,
На белом фоне. Эти краски
С тех пор почти не потускнели.
У ангелов в альбомах снимки
Хранятся, как воспоминанье.
И нам, понятно, перепало -
Смотреть на копии в музеях.

2. Размышление о строительных материалах

Кирпич человеку сродни - из красной глины мы оба.
Я не про рожи, что просят, как говорят, кирпича.
Мало ли, что можно сказать про кирпич сгоряча.
В мраморе, или граните, больше спеси и злобы.
Пахнет Валгаллой, могилой, факелы сквозь туман,
Шествия, ночь, обустройство планеты, козням врага заслон...
Хуже, пожалуй, в этом смысле только обсидиан.
А кирпич - материал неудачников. Взять, например, Вавилон.
Из кирпича невозможно построить башню до неба.
Попробовали - не вышло, оказался не тот материал.
С тех пор никто там таких попыток не повторял,
Сосредоточились на проблемах добычи насущного хлеба.
Голландия - тоже междуречье, географически - дельта Рейна.
Улица не так страшна, если кирпич, хоть и фонарь, и канал.
Я счастлив, что мой народ для больших глупостей слишком мал, -
Лоренц сказал, как мы знаем со слов Эйнштейна.

3. Artis zoo

Акутагава Рюноскэ посвящается

По речке Амстель две дощечки плыли.
А где топор, и где Чугуев-град?
На кой он сдался? Зелен виноград.
Вон, лошади живут - и никакой ковыли.

Художник мне картину подарил
”Фламинго в амстердамском зоопарке”
Давным-давно. Теперь решили парки,
Что можно и фламинго, и горилл

В натуре видеть. Радостно мне машет
Обрубком хобота из клетки зверь тапир.
Нас с ним позвали небожители на пир
Хлебать половником бататовую кашу.

4.

От уехавших до ахуевших,
Как до смерти, четыре шага.
Ест с пристрастием Баба Яга
За обедом и конных, и пеших.
Ведьмы более интеллигентны,
Собираясь у Брокен-горы.
А по речкам плывут топоры,
Словно вещи в себе, трансцендентны.

Не спится

Ночь пролетела стаей журавлей,
Оставив непонятную тревогу.
Все хорошо ведь. Все ведь - слава Богу.
Жить стало лучше, стало веселей.

Как будто муравьиной кислотой
Наполнены. Покой нам только снится.
По крышам - то еноты, то куницы -
Куда определишься на постой,

В какие земли, слева или справа
От теплого течения Гольфстрим.
Ну что же это мы с собой творим,
Зачем нам эта жгучая отрава,

Что в нас сидит? Резон какой такой
За стенкой стенку прошибать башкой?

И родина щедро поила меня

Чё, умный, типа, стал? И шёл бы нахер,
Ну и валил себе бы за бугор.
Нельзя же, день и ночь, потупя взор,
Несбывшегося тень искать во прахе.

Давай, давай... потише, без скандалов.
Да, слышь, не обижайся, - я любя,
Сам видишь - явно тут не до тебя.
Какая, нахрен, физика металлов.

На посошок... ну, всё, - к другим ступай,
И хошь - пляши, а хошь - стишки кропай.
Не ссы в компот. Попутный ветер в спину!

Я не держу - иди, благотвори,
Поскольку размещается внутри,
Что разнит человека и скотину.

Страх

Зачем же броней необитые двери?
Зачем же нам стены не в метр толщиной?
Так можно подумать - друзья за стеной.
Так можно подумать - там люди, не звери.
А может быть, просто сейчас выходной?
Такая примета, почти суеверье:
Кто дверь открывает, не глядя в глазок,
Вопросом нелепым "Кто там?" не болея,
Тому не опасен кинжал Бармалея,
И Бука того не упрячет в мешок.
Ну, может, прирежут небольно, разок.
Ну, может, придушат рукой брадобрея.
Ну, может, немножко сотрут в порошок.
Ну, может, нечаянно вздернут на рее.
Судьба - лотерея, и жизнь - лотерея -
Так Цахес пробулькал, упавши в горшок.

Ветер

Сначала легкий ветерок
В траве играет шаловливо,
Шевелит листья на деревьях,
Мешает бабочкам порхать
(Чуть-чуть). Потом на небе тучки
(Еще не тучи) появились,
И ветер дует посильнее.
Трава шуршит, кусты шумят...
Вот и деревья закачались.
А вот и листья полетели.
И пыль. Откуда столько пыли?
Не только пыль, уже и камни.
Какая темень... Небо в тучах
С нездешней гнойной желтизною.
Ломаются, как спички, сосны,
Но корни держатся. Потом
Вихрь выворачивает корни,
И почва вспорота. Стемнело.
Совсем стемнело, не бывает
Такого ни безлунной ночью,
Ни в грозы. Разве что в пещерах.
Наверно, было б очень шумно,
Когда б могли хоть чьи-то уши
Все это слышать. Но куда...
Сплошная смесь из почвы, влаги,
Остатков воздуха, обломков,
Камней, костей, кусков деревьев...
На черном небе появились
Вдруг огоньки. Колючий звездный
Свет, не смягченный атмосферой,
Поскольку нету. Почвы тоже.
Скалистый остов проступает
Земли, как кости динозавра.
Нет больше ветра. И не будет.

Сон

В конце концов, уже устав от странствий,
Я очутился в тихом городишке
На берегу реки. И вечерами,
Когда почти стемнеет, так, что звезды
Еще не видно, но горит Венера
В зеленовато-голубой полоске
Слабеющего света над холмами,
Любил сидеть я и смотреть на воду.
Всегда один. Никто из горожан
Не выходил из дома вечерами,
Не знаю почему. Казался тихим
И очень безопасным этот город.
Спокойные, приветливые люди.
Но ровно в восемь запирались двери,
И до утра на улицах безлюдно.
Я спрашивать пытался о причинах,
В ответ мне, улыбаясь, говорили -
Таков обычай. Впрочем, я не очень
Общителен, и нравились мне даже
Прогулки одинокие при свете
Луны и очень редких фонарей.
Я отдыхал от напряженной жизни
Последних лет, и целых две недели
Еще позволить мог себе безделье.
И вот однажды музыку услышал
Я тихую с реки, и свет увидел
Неяркий, как от фосфора в часах,
Что в детстве подарил отец когда-то.
С десяток лодок к берегу подплыли,
Окутанных светящимся туманом.
Без весел, и, конечно, без моторов.
И без людей. Но их несло не просто
Теченье. Плыли к берегу они
Уверенно, но что их направляло -
Не знаю. Также музыки и света
Источник непонятен был. Когда
Они достигли берега, внезапно
Туман непроницаем стал, и ярко
Свет вспыхнул, так что я почти ослеп.
Когда же смог я снова что-то видеть,
Не стало лодок, но людей десяток
Стоял на берегу. Хотя, возможно,
Что это были вовсе и не люди.
Похожи на ожившие скульптуры
Из дерева, меня не замечая,
Они пошли по улице. И вскоре
Услышал жуткий вой, нечеловечий
И не собачий. Никогда не слышал
Я ничего подобного. И ужас,
Тоска, печаль - все сразу навалилось.
Что было дальше - к счастью, я не знаю,
Поскольку удалось опять проснуться.

Правила

Мне сон приснился, что маньяк в отеле
Орудует, где я остановился,
И, будто бы, как раз прошедшей ночью
Зарезаны семейные две пары.
Мне рассказал об этом сам хозяин,
Так просто, как о чем-то любопытном,
Но, впрочем, посоветовал закрыться
Получше на ночь. Если ж будут дергать
Снаружи дверь или ломать пытаться,
Сидеть спокойно, ведь замки и двери
В его отеле крепостью известны.
Покойные наверняка впустили
Убийцу сами. Если ж помнить твердо,
Что открывать нельзя, что б ни кричали,
Что б ни творили - риска никакого,
И, в общем, это даже интересно -
Сплошной адреналин, и все такое.
Я заикнулся было об отъезде.
Ответил он, что это малодушно
И что, признаться, он разочарован
Во мне. Уж я вполне понять способен,
Что жизнь вообще такая: много правил,
Которых нарушение смертельно,
Но если выполнять беспрекословно,
Бояться нечего. И в чем проблема -
Запомнить: ночью дверь не открывают.
А впрочем, уезжать уже и поздно,
Поскольку вечер. Время есть на то лишь,
Чтоб номера достичь и там закрыться.
Сеньор, спешите! И спокойной ночи.

Мир наших снов

Интересно, где Готье все-таки показали
Его пресловутые бездны, кущи и купола.
Меня вот постоянно мурыжат на грязном вокзале,
Потом куда-то едешь в дурацком поезде - и все дела.
Поезд, похожий на теплушку, иногда - пересадка на ероплан,
Несерьезный, сделанный будто бы из фанеры.
Постоянно теряешь то документы, то чемодан.
Вероятно, это недостаток или отсутствие веры.
В городе из моих снов скучно и грязно.
Там есть река, но пляж замусорен, и серый песок.
Ходить по этому городу достаточно опасно.
С транспортом беда, и постоянно совершаешь ночной марш-бросок,
Который неизвестно чем обернется. А с утра на работу,
В здание, куда продираешься через какой-то подземный лаз.
На каждом шагу встречаются вязкие, агрессивные идиоты
И очень мало что радует сердце, ухо и глаз.
Хотя, бывает. Например, там удивительные красные скалы.
Нефункциональные. Ни для чего. Просто торчат меж домов.
А иногда встречаешься с хорошими людьми, которых не стало.
Возможность такого общения очень красит мир наших снов.
Но душно, душно. Много хуже, чем на самом деле.
Почему же тогда «сон» и «мечта» - одно слово, dream?
А вдруг - наоборот, то, что мы здесь ворочаемся в постели,
Лишь снится нам там, где на самом деле мы в это время спим?

Когда Спящий проснётся

Солнце, встающее над ржавыми гаражами,
Багровое, в лёгкой дымке гало.
За мной опять всю ночь гонялись с ножами,
А также я всю ночь за кем-то гонялся с ножами,
Но, опять, оказалось - во сне. И мне, и им повезло.
Наши сны переполнены кровью и крошевом.
Говорят, если чистая совесть - спишь без проблем.
Видимо, не хватает на всё время во мне хорошего,
Днём я, да, мало кого обижаю
И, как граф Толстой, почти никого не ем.
Какое счастье, что мы сравнительно мирные человеки.
Нет, не так, просто сейчас сравнительно мирные времена.
Но, между прочим, Вий постоянно талдычит «Поднимите мне веки»,
И кто-нибудь когда-нибудь ему их поднимет одна...
Страшно даже подумать, что там, под тонкой плёнкой
И под густой пеленой убаюкивающих завораживающих слов.
А ведь нас не зря в детстве учили - давайте, орлёнки,
Учитесь летать, ну и вообще - будь готов.

Духовные упражнения

От него несет страхом и похотью.
Недозвери инстинктивно стремятся
Размножиться в предчувствии гибели,
Дабы снабдить нас новой
Пищей взамен себя. Мудро
Белоснежный, золотополосый
Великий Тигр сбалансировал
Мироздание. Пища не кончится.
Одно движение лапы. Но это будет
Тигриное, слишком тигриное. А значит,
Недостойное истинного тигра.
О, несравненная сладость
Победы над собой, когда смотришь
В сдобную морду недозверя.
Он даже не успеет дернуться.
Его хребет сломает и тигренок.
Да что там - легкое дуновение
Ветерка от качающихся ветвей
Переломит эту тростинку.
Зарыться лицом в мясо,
Полное дымящейся крови.
Что может быть проще?
Но Я Этого Не Делаю.
В жилах моих огонь
Самой трудной победы -
Победы над самим собой.

В осеннем парке

За осенью не следует зима.
Деревья дремлют, листья уронив,
Про холода спросонок пробубнив.
Возможно, снится вьюга им и тьма.

Они навряд ли знают про морозы,
Что разрывают ветви и стволы.
Ведь так и в наших снах - ножи, стволы,
Погони и смертельные угрозы.

Мы люди мирные, но на пути,
Который, к счастью, въяве не найти
Ржавеет бронепоезд опаленный.

Ухоженные буки да дубы,
В потенции - дреколье да гробы,
Хороших снов вам до листвы зеленой.

Образы безумия

1.

Горячий ветер выжигает разум,
И раскаленной струйкою песок
Обтачивает хрупкие идеи.
Как филигранна мысль. Но это смерть.
Узорчатые шаткие структуры.
Свет, ясность, сухость. Белое на синем.
В зените солнце. Выжгло даже гадов.
Стерильность. Ветер. И песок поет.

2.

Вода везде. Тяжелый липкий воздух.
Трясина. Жирная густая слизь.
Нагроможденье полусгнивших бревен.
Сплошное копошение желаний,
И чувства, как гигантские мокрицы,
Кишат в грязи. Неясная угроза
Во всем. Зеленый ядовитый полог
Над черною водой в цветных разводах.

3.

Пластмассовые трубочки цветные,
Потертые, в белесых заусенцах,
Составлены в несложные фигуры,
И где-то вяло булькает вода.
Намусорено. Рваные бумажки
Лежат повсюду, битые бутылки.
Здесь надо бы прибраться. Будет скучно
И некрасиво, но зато спокойно.

Не вижу альтернативы

Вы помните ли то, что видели мы летом?
Мой ангел, помните ли вы
Ту лошадь дохлую под ярким белым светом,
Среди рыжеющей травы?
(Ш. Бодлер)


Все было точно так, как сказано в стихах:
Зловонье, гной, густая слизь и злая сука,
На падаль падкая, как дикари на Кука,
И мухи вольные паслися в потрохах.

А если - в клочьях обгоревших провода,
Куски бессмысленные ржавого металла,
Обломки жалкие, что взрывом разметало -
Их даже мухи жрать не будут никогда?

Да, склонны к смерти, лошадям подобно, мы -
От поножовщины, политики, чумы
(Для лошадей, понятно, есть свои причины),

Сгниет со временем красотка в смрадной мгле,
Бодлер имел резон для скорби на челе -
Но, право слово, не прочнее и машины.

Имя

1.

Дай имя мне. Из мороси, тумана,
Где выветрился запах океана,
Из гумуса, из грязи, где вода
С песком не расстается никогда,
В мир четких форм, где свет рисует сети,
Которыми и живо всё на свете,
Где музыка, и краски, и слова,
Где мы получим бытие сперва,
Потом молекул прочное плетенье,
Когда произойдет грехопаденье,
И, до того, как мир сгорит в огне,
Успеть бы вымолить: Дай имя мне.

2.

Что значит имя? Сброшенная шкура,
Которую покинула змея,
Истлевших лет и зим макулатура.
Вот эта строчка буковок - не я.

Как клок волос для злого колдуна,
Что при заклятье может пригодиться,
От нас оставшись, наши имена
В руках забьются, что твоя синица.

Твердят, что слава греет мертвеца.
О да, в аду она и согревает.
Что значит имя, если нет лица.
Бывает так. И как еще бывает.

Европа

Сквозь плотно заселенное пространство,
Тенями тех, кто тоже проходили
По этой мостовой за пять столетий,
А также тех, кто грязь месили раньше
До мостовой на этом самом месте...
Не получилось ничего закончить,
Ни у кого - резня была напрасной.
Конечно, можно вытолкать из жизни
В другую, параллельную реальность,
Но все равно - давленье остается.
Липучие резиновые нити
Спрессованы послойно, многослойно,
Науки, и законы, и торговля,
Предательство, обман, о вере споры,
И героизм - куда же без него мы.
Но как дышать здесь, как дышать всем этим?
Густой сироп, туманный, золотистый,
История, Европа, Лорелея...
Какая Лета - хрен тут что забудешь,
Наоборот - осталась только память.

Упадочническое

Не поехать туда, где мне радостно было.
Нету места того, и меня тоже нет.
Есть другое зато - вот, хотя б, Интернет,
Даже деньги (чуть-чуть), в общем, шило на мыло.

Не вернуться в края, где вода утекла,
Вероятно, не просто, а в гиперпространство,
Там не то что никак - там такое засранство,
Только кучки говна да осколки стекла.

Как бессмертный Кощей, сердце где-то заначив,
Самому не найти, даже днем с фонарем,
Очень сдержанны мы - по ночам не орем,
Неизвестно зачем свою жизнь расхерачив.

Ну и что, ну и где, все прошло, как цунами,
Не найти, не вернуть, не исправить никак,
Ну и хрен ли тревожить нам было макак,
Чтоб слезали с деревьев и делались нами.

Про гвозди и людей

Пока способны мы на нежность,
Душа, как маленький звереныш,
Еще покрыта шкуркой мягкой -
Красиво очень, но опасно,
Поскольку мех душевный ценный
Охотников весьма прельщает.
Капканом душу изловивши,
Они с нее снимают шкурку
И отпускают, ибо души
Весьма живучи. Душегубство
Не нужно - люди-то не злые.
Соединившись снова с телом,
Душа покроется коростой
И обрастает шкуркой новой
Со временем. Она обычно
Совсем другая и покрыта
Уже не мехом - чешуею.
С годами чешуя твердеет
И может твердости алмаза
Достичь. Понятно, человеку
Тогда ничто уже не страшно,
Во всяком случае, снаружи.
Проблема в том, что воздух больше
Сквозь шкуру поступать не может.
От недостатка кислорода
Душа страдает и погибнуть
Способна. Впрочем, незаметно
Бывает это. Твердый стержень,
Сияющий алмазным блеском,
Мы замечаем в восхищеньи
И говорим: вот твердость духа -
Таким железо можно резать.

Избавление от иллюзий

Жизнь выжившего, но в плену.
Жизнь пса, что воет на луну.
Спроси про льва Экклезиаста:
Помрет - так хуже пса - и баста!
Спроси потом живого пса:
Зачем же выть на небеса?
Об чем печаль? И что, родной,
Собрался делать ты с луной?
Вон - отраженье в грязной луже.
Оно для пса ничуть не хуже.

Грехопадение

Легчайший пух в порыве ветра
Летит, куда велит Господь -
На нас надели эту плоть,
От гиппокампа до уретры.

Нас цепью следствий из причин
Сковали кожаные ризы.
Причиной - женские капризы
И безответственность мужчин.

Да я чего... Да всё она...
Да то не я... то Сатана...
Ах, так? И он во прахе вьется.

Кому-то - сеять и пахать,
Кому-то - с муками рожать,
Покуда Блудный Сын вернется.

***

Жизнь есть цепь несмертельных ошибок.
В осознанье своей правоты
Мы со смертью опасно на «ты».
Путь живущих неверен и зыбок.

Если б ждали от нас прямоты,
Нас создали б тогда из кристалла,
Не из глины, что мягкою стала.
Были б твердыми наши черты.

Мы не знаем конца и начала.
Мы не знаем людей и себя.
Только веря, надеясь, любя
Можно жить. Разве этого мало?

Тишина

Остановиться на лыжне в лесу,
Когда ни птиц, ни ветра, ни движенья,
Чистейший снег, и небо голубое,
И солнце, и не надо ничего.
И так стоять, минуту или две.
Смотреть на сосны, ни о чем не думать.

Когда бы мог я выдержать все это
Хоть полчаса, я б стал тогда святым.
Но не святой. Пяти минут довольно.
И снова надо что-то делать с миром,
Как будто можно сделать что-то лучше,
Чем сделан снег, и солнце, и деревья.

Прогулка

И я из тех, кто выбирает сети,
Когда идет бессмертье косяком.
Арс. Тарковский


Вобрать в себя, частицы меж частиц,
И раствориться в воздухе, как сахар
В стакане чая. Золотой туман,
Чистейший свет, серебряные нити
Бодрящими покрыты пузырьками.
Вода с сиропом, что в далеком детстве
За три копейки пил из автомата.
Так стань водой, стань временем, пространством,
Всем сразу, чистым светом, грязным светом,
Сплетением молекул, организмом,
Вернись в себя, запрись, и чтоб - ни-ни.
Еще успеешь. Все и всё успеют.
На этом свете опозданий нет.
Тем более - на том. Пока не время.
Пока что - племя, пламя, стремя, бремя,
Предчувствий заповедник и примет.

Кулинарное

Существуют различные гипотезы, чем именно так неудачно позавтракала Ева.
Яблоко - это все-таки достаточно поздняя версия. Целый ряд
Мудрецов полагает, что было гранатовым печально известное Древо.
Некоторые же считают, что запретный плод - это на самом деле виноград.
Было бы чересчур начинать различение добра и зла с шашлыка или плова.
Это все - потом, когда уточнится предназначение зверей полевых.
Никого невозможно съесть, не прибегая к диалектике доброго и злого,
А там уже недалеко и до различения мертвых и живых.
Ну, и покатилось: Я и не-Я, любовь и нелюбовь, закон и благодать,
Правда и ложь, глупость и ум, сила и слабость, мир и война.

А представляете - сидя на травке, под небом, до которого рукой подать,
Совершенно бескорыстно давать тварям земным имена.

Война миров

Тихие звери заполнят собою пространство,
Мягко, неслышно ступая на лапах пушистых.
Странные лица их, как на картинах Магритта,
Доводом могут служить записным оптимистам
(Лица, не морды, поскольку, бесспорно, разумны).
Нет ни свирепости в них, ни враждебности к людям,
Только спокойная и безусловная чуждость.
Сколь примитивны страшилки про злобных чудовищ.
Добрых чудовищ приход - как явленье природы.
Есть красота, например, в изверженье вулкана,
И невозможно сказать, будто людям враждебна стихия.
Мы полагаем врагов наших нашим подобьем.
Нам, для того, чтоб убить, нужно возненавидеть.
Кровь, и стрельба, и резня - это все так привычно.
К битве за дело людей будь готов! - Мы готовы.
Герберт Уэллс объяснил: все пучком, человеки,
Кровушки нашей не вечно сосать марсианам.
Мы не живем и не умираем напрасно.
Может, и так оно, только вот слово «напрасно»
Значит - «бессмысленно», и, при отсутствии смысла,
Смысл не имеет само. Как явленье природы.
Как ураган, как закат, как ледник, как нежданный
Странных зверей симпатичных приход шелестящий.

О деревьях с надеждой

Стоялым сумрачным болотам
И черной жиже леденящей
Есть только две альтернативы:
Сосновый лес или скала.

Но скалы нам совсем чужие.
Я б доверять не стал Плутону.
Я видел жирный черный пепел.
Ничем не лучше он болот.

Деревья ближе и роднее.
Почти как мы, без нервов только.
Какая славная идея -
Жить, не испытывая боль.

Возможно, мы договоримся.
Возможно, лес нас примет в звери.
Растения - друзья животным.
А камни сами по себе.

Завеса

Любовь, что движет солнце и светила,
В нас плещется, но скована она.
Лишь изредка в глубинах глаз видна,
Когда нас пониманье посетило.

Энергия, создавшая миры,
Нас согревает (тридцать шесть и шесть).
Суставы, кости, мясо, шкура, шерсть -
Материей покрыта до поры.

И, словно мышь, рожденная горой,
Любовь, надежды верною сестрой,
У входа встретит в мрачном подземелье.

Когда ж оковы тяжкие падут,
Расскажут нам про наши жизнь и труд.
Не вечный пир, но вечное похмелье.

Мы не вернемся

Мы не вернемся, что ни говори.
Пускай при переборе состояний
Из многих жизней, не найти деяний
Различных, начинай по счету «три»

Все заново. Не будет повторений.
Не обнаружишь, черт тебя дери,
Привычных черт. Гори, огонь, гори.
Не надо ни пророчеств, ни прозрений.

Гори, огонь. Теки, вода. Земля,
Вздувайся, как и прежде, пузырями.
Невиданными заселись зверями
(Не хватит места - прежних удаляй).

Дуй, ветер, дуй. Стирай в песок гранит.
Кто надо, все, что надо, сохранит.

На взгляд профессионала

Поэзия, завидуй кристаллографии...
(О. Мандельштам. Разговор о Данте)


Из вещества того же, что и сон,
Мы созданы, и жизнь на сон похожа.
Так у Шекспира. Жидкость или газ -
Вот образ сна. Летучий и подвижный,
Сон удержать не может нас. Сковать
Он нас по-настоящему не в силах -
Всегда проснуться можно ведь, а если
Не так, и пробудиться не удастся -
Сон будет называться по-другому.
А наша жизнь похожа на кристалл,
В котором мы, уверенно и четко,
Лишь должные позицьи занимаем.
Отнюдь не неподвижны мы, конечно,
И можем невозбранно колебаться
Туда-сюда, как атомы в кристалле.
Жизнь проводя в стандартном окруженьи,
Его никак не можем изменить.
А если вдруг нам вырваться случилось
На волю, точно атому в кристалле
Под действием движенья теплового,
То, поблуждав положенное время,
Найдем себе позицию другую,
Увы - неотличимую от прежней.
Такое вот есть свойство у кристалла.
А сон? Что сон... У атома в кристалле
Есть право и не думать о кристалле
И грезить о молекулах летучих
И новых небывалых впечатленьях.

Надежда

Я ничего менять бы не хотел
В той части жизни, что уже прошла.
Порой творились грустные дела,
Но я бы не был я без этих дел.

Я путь бы выпрямлять себе не стал,
Живые мы, и прихотлив наш путь.
Лишь он и есть, а цель когда-нибудь
Из вместе взятых жизней, как кристалл

Из хаоса расплава, прорастет.
Но это лишь в конце произойдет,
Когда свернется, словно свиток, небо.

И голоса сольются в дивный хор,
И в замысел вплетется, как узор,
То, что казалось странно и нелепо.

Weltschmerz

И когда это Солнце разжиревшим боровом...
В.В. Маяковский


Есть разница меж «страшно» и «опасно».
Опасней паука автомобиль,
Но пауков боятся больше люди.
Еще пример. Чтоб в море утонуть,
Существенно лишь, выше или ниже
Поверхности воды наш рот и нос,
А что под нами - километр, два метра
Воды - особой роли не играет.
Но почему-то очень страшно думать,
Что в Черном море, с пары сотен метров
И вплоть до максимальной глубины,
Отравленная мертвая пустыня,
Насыщенная сероводородом.
А ведь, подумать, - что нам до Гекубы,
А, равно, и Гекубе что до нас.
Есть те, что с увлеченьем обсуждают,
На сколько миллиардов лет на Солнце
Хватает водорода, и когда же
Раздуется оно гигантом красным
И Землю навсегда испепелит.
При этом, меньше сотни миллионов
Нас лет от динозавров отделяет,
И наши отдаленные потомки
(If any) будут дальше отстоять
От нас, чем мы от рыб и от амфибий.
Как получилось, что несем мы бремя
Забот и беспокойства о Вселенной,
Как будто мало нам своих забот?

Антивизионерское

Тщетно, художник, ты мнишь, что своих ты творений создатель...
А.К.Толстой


Подслушивать в таинственном эфире
Не так уж трудно, если навык есть.
Престранная выходит это честь -
Музыку сфер, как шум воды в сортире,
Воспринимать трепещущей душой.
Ну, шум и шум. Навар тут небольшой.
Ну, треплются. Ну, о своем болтают.
Ну, эльфы-цвельфы разные летают.
Тебе-то, друг любезный, что с того?
Из ничего и выйдет ничего.
Есть что сказать - иль так, тщеславье гложет
И любопытство праздное грызет?
Но снова бард чужую песню сложит
И, как свою, ее произнесет.

Классикам

Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
Смотреть с тоской на все на это
Он безнадежно осужден.
И вдохновенья рот зажатый,
И глупость в маске мудреца,
И век безумный, расшататый,
Все ранит нежного певца.
Но как заменят сердце снова
На угль, пылающий огнем,
Глядишь - не так уж все хреново,
Не так уж все ебись конем.
На божий мир не смотрит коброй,
На подвиг творческий горазд,
Хлобысь - из тяжести недоброй
Опять прекрасное создаст.

Речи Ионы

За что же, Господи, такое?
Ведь я же знал! Ведь я же знал!
Зачем в Ниневию послал
Меня Ты жертвовать собою?

Не сладко, понимаешь Сам,
Работать у Тебя пророком:
То скормят льву во рву глубоком,
А то распилят пополам.

А то - пугаешь их судьбой
Содома грешного с Гоморрой
И близостью расплаты скорой -
А Ты даешь сигнал "Отбой".

За что в левиафаньем брюхе
Три дня меня мариновал?
Я, думаешь, чего сбежал?
Я ждал чего-то в этом духе.

У них и веры даже нет.
Кто там способен двигать горы?
Твоей же собственной конторы
Ты подорвал авторитет.

Давай - пророков жги, дави,
Топи их в собственной крови,
Они никто - слова их лживы!

Господь ведь добрый, он простит,
Изобразим печальный вид -
И все путем, и будем живы!

Час Быка

Кричат мне с Сеира: сторож! сколько ночи? сторож! сколько ночи?
Сторож отвечает: приближается утро, но еще ночь.
(Исайя 21:11,12)


Ночью все кошки серы,
Цвет - только догмат веры,
Ночью все вещи - в себе.
Ночью, как легионеры,
Люди покорны судьбе.

Чувствуешь запах серы?
Это - из пасти Химеры.
Вот кто сожжет корабли.
Вот кто сожжет триеры,
Те, что уйти не смогли.

Узники из пещеры.
Пушкины и Гомеры.
Беллерофонт и Пегас.
Ньютоны и Амперы
Мыслят, как фюрер, за нас.

С места в карьер - курьеры.
Но на пути - барьеры.
К цели домчавших нет.
Снова в движеньи сферы.
Снова диктат планет.

Вместо идей - манеры.
Вместо путей - карьеры.
Минуя вопрос, ответ.
Срочно примите меры,
Чтоб наступил рассвет.

Про вообще

Если мастера культуры не сдаются, их уничтожают.
А всем лучшим из их книг я обязан себе.
А.М.Горький (цит. по памяти)


Итак, вперед, не трепеща
И утешаясь амнезией,
О чем шумите вы, витии,
Прорвавшись, на манер свища?
Умельцы мыслить под фанеру,
Не загрязняйте ноосферу,
Куда, как в теплую постель,
Вот-вот уложит нас метель.
Давайте видеть до весны
Сны про Фому и Августина,
Кому не спится, тот скотина -
На кой нам хрен тут шатуны.
И так пушной полярный зверь
Разъелся - не пролазит в дверь.

Профессору Челленджеру посвящается

Земля так и не вышла из Отравленного Пояса.
Просто мы привыкли. Так сказать, принюхались.
К тому же, наука добилась очень многого
Со времен Конан Дойля. Теперь мы знаем,
Что правильнее обсуждать феномен
Не в устаревших терминах отравленного эфира,
А в новейших, с иголочки, терминах поврежденной
Ткани пространственно-временного континуума.
Случайные сбои длительности временных интервалов
Рассинхронизируют передачу нервных импульсов
И делают наши мысли недейственными и бессильными.
Природный ход вещей скоро довершит остальное,
Как гангрена довершает существование тела
С обмороженными руками и ногами.
Наивные баллоны с кислородом в запечатанной комнате
Тут бесполезны, как зонтик при горном обвале.
Спасутся и опишут происходящее только те,
Кто не доверяет предательской материи в этой
Обреченной на безумие Вселенной, но сохраняет
Духовные связи с иною, высшей реальностью
И получает оттуда мысли, как посылки
С гуманитарной помощью из незатронутых бедствием
Стран.

***

В великом деле детоистребления
Случались, бывало, ошибки и неудачи.
То подсунут вместо ребятенка камень,
То баран рогами в кустах запутается,
То дочку в последний момент заменят ланью,
То целишься, целишься - а попадаешь в яблоко.
Если бы настоящему удавалось всегда
Поступать с будущим, как хочется,
Будущего бы не было. Но оно есть.
А вот у Тараса Бульбы все получилось,
А еще - у Петра Алексеевича,
А еще - у Ивана Васильевича.
А мы все спрашиваем - куда же оно подевалось,
Наше будущее, и что за дрянь нам подсовывают
Вместо него.

Подражание Бродскому

Придет же день Господень, как тать ночью, и тогда небеса с шумом прейдут, стихии же, разгоревшись, разрушатся, земля и все дела на ней сгорят (2 Петр. 3:10)

Когда умирает целиком вся планета
(Воздух испаряется, выкипают моря),
Возникает соблазн смотреть на это
Просто как на явление природы. Говоря
Откровенно, трудно жалеть всех скопом.
Скажи, например: шесть миллионов убитых.
Или: всех, кроме одной семьи, смыло потопом.
Или: погибли все, чьи имена здесь на плитах.
Ничего. Это не бездушие даже, просто
Несоразмерность с личным опытом смертей.
Не бывает размером с планету погоста.
Не воспринимается. Когда много костей,
Это - горная порода, если слишком много.
Нельзя сокрушаться, что конец всему.
Невозможное человекам возможно Богу,
Но кто знает, как это все видится Ему.

Возможны варианты

1.

От сметки до хватки,
От драйва до ража -
Такие повадки,
Такая поклажа.
Все остры и бравы,
Умелы и ловки,
Как в мясе приправы,
Как перлы в перловке.
Все жестки и цепки,
Проворны и быстры,
Летают, как щепки,
Гремят, как канистры.
Истории клячу
Загнали налево
Могучие мачо,
Прекрасные девы.

2.

Осенний дождь промоет города.
Потом снежок покроет их пушистой
И мягкой шкуркой. Слезет мех весной,
Оставив клочья грязные. Их смоет
Весенний дождь. Потом - трава, цветы,
Из почек - листья. Зелень. Солнце. Лето.
И пыль. И грязь. Опять осенний дождь.
Потом зима. Весна. И все по кругу.
Расслабиться. Кружиться, благо, ритм
Природой задан. Как на карусели,
Кружиться, год за годом. В такт попасть.
Забыться. Умереть. Уснуть. Как будто.
И видеть сны. Тем паче, что прогресс,
История, движенье, все такое,
Что бьет ключом, все бьет по голове.
Да сколько можно. Право, сколько можно.
Чего ж не вспомнить детство нам опять.
На карусели. Детство золотое.
А, кстати, кто-то может объяснить,
Зачем мы все спешили, суетились,
Чего хотели? Кто сказал - бежать?
Куда - бежать? Ну, вот. Никто не помнит.
Покроет землю прошлогодний снег,
Потом растает, и опять покроет.
Здесь больше не случится ничего.
Спокойной ночи. Да, спокойной ночи.
Хороших снов. Мы заслужили сны.
***
Какие сны в том смертном сне приснятся?

3.

Неубитые люди
Спешат по утрам на работу.
Неубившие люди
Пьют пиво и смотрят хоккей.
Просвистело опять,
Не задев, непонятное что-то.
Ничего не случилось.
Все было и будет окей.

Наше время прекрасно,
Как кинозвезда на экране,
С бесподобным лицом -
Хирургия творит чудеса.
Но разлезутся швы,
И останется рана на ране,
Скрючит тело в дугу,
Мутной пленкой затянет глаза.

И расплещется ярость
Дымящейся едкою жижей,
И забулькает злоба
В нечистом чугунном котле.
И кому-то опять
Тяжкий жребий достанется выжить,
И кому-то опять
Начинать все с нуля на Земле.

Злоба дня

0. Упражнение для беглости пальцев

- О, сколь заразна злоба дня!
- Ах, виноват. - Ни в коем разе.
Мы все подвержены заразе.
Скажу вам больше: и меня
Она коварно заразила.
- Не беспокойтесь. Этих злоб
Не одолеет и циклоп.
Прошу: поберегите силы.
- Какая мысль! Да я в экстазе!
Ведь что ни злоба, то фигня.
Какая муха укусила
Тех, кто придумал злобу дня.
- Она прикончит и коня,
Настигнет и на унитазе...

1. Мизантропия

Что толку колупать в носу,
Как и в ногах, там правды нет.
Меняю доступ в Интернет
На жизнь отшельника в лесу.

Налево глянешь - ёшкин кот
Все ходит по цепи кругом.
Пойдешь направо - там дурдом,
И гнетом мстят за свой уход.

Куда крестьянину податься,
Без гравицапы пепелаца
Не выкатить из гаража.

Вам из себя печенку? - Нате.
Все заживет, как на юннате.
Пустите к зверю в сторожа.

2. Демоническое

И в сердце льстец всегда отыщет уголок
(Из газет)


Нас губит пряник, а не кнут.
Жить стало точно веселей.
К нему макаки так и льнут -
Добрейший доктор Бармалей.
Как лаской под ребро пырнут -
Не простоит и пять минут
Надежд великих и страстей
Несокрушимый мавзолей.

3. И немного о погоде

В России холодно. В Бразилии тепло.
Над всей Испанией безоблачное небо.
Есть выбор меж «нелепо» и «свирепо»,
Но чаще - «повезло» - «не повезло».
Зло, несомненно, одолеет зло.
И вот стоишь, почесывая репу,
Как дева, потерявшая весло,
И выбираешь - зрелищ или хлеба.
А на Олимпе ветреная Геба
Корове Ио меряет седло,
Которая, в экстазе от седла,
Ушат помоев с неба пролила.

4. Нечленораздельное

Все будет хорошо, но не со всеми,
Жить станет веселей, но не вполне,
Ретроспективно, то есть на коне,
Запихивая плод обратно в семя,
И с жопой, то есть с шашкой, наголо,
Нахмурив безмятежное чело,
Пока не перейдет в пространство время,
В огне - описка, сгинет мир в говне,
И истина, разбухшая в вине,
И красота, разбухшая в гареме,
Где стремя, там и вымя, там и племя
Младое, незнакомое пришло,
Зло наконец-то одолело зло,
А петушок Додона клюнул в темя.

5. Почти центон

Иных уж нет, а те далече.
Где стол был яств, там гроб стоит.
Кого-то, может, время лечит,
Но многих душит и гноит.

Эпоха карликов настала,
Похожих, впрочем, на людей.
Умрешь - начнешь опять сначала,
Но каждый раз всё тяжелей.

Его мы очень смирным знали,
Но всё течёт, и жизнь идёт,
Придёт в башку теперь едва ли,
Что был он просто идиот.

Его пример другим наука,
Но, Боже мой, какая скука
Искать харизму у хоря,
Себе кумира сотворя.

6. Чиста фонетически

Всегда бывает хуже, только реже,
Зарежет в раже скрежет без ножа,
Когда, несоблазнительно визжа,
Красотка Смерть проследует в кортеже.
Бывает - попадет под хвост вожжа,
Начнешь жужжать - невежды да невежи,
Порядки новы, мол, да хари те же,
Пустите, в общем, к зверю в сторожа.
А после, как Раскольников, дрожа,
Сугубо добровольно, на манеже,
Себя сам объезжаешь, и несвежий
Бензинный дух струит из гаража,
А Партия прикажет, как отрежет -
Садиться голой жопой на ежа.

Серпентологическое

Она то ластится, как змей...
М. Ю. Лермонтов


Тоска - неядовитая змея,
Скорее, род питона иль удава.
Зачем тебе опасная отрава,
Когда и так силенок до хуя.

Еще - гипноз. Вот главная напасть.
Возможно, врут - есть мнение такое -
Насчет удавов. Но когда с тоскою
Встречаешься, идешь ей прямо в пасть

Сугубо добровольно, как под марш.
Ну, и расплющит в кольцах, словно фарш,
Все выдавит - и веру, и надежду,

Заматерев от слабости твоей.
Фигачь уж сразу, чем потяжелей,
Ее глазенок мерзостных промежду.

Выставка Дюрера

И носорог, и заяц, и ягненок,
И лев, что лапу дал Иерониму,
На счастье дал, в отличье от собаки
По кличке Джим - Есенину Сергею.
Лев с мудрым человеческим лицом,
При нем - святой. И кони, кони, кони...
Когда поскачут Всадники, немало
Дивиться будут люди: не в каретах,
Не в колесницах и не в лимузинах -
Верхом на лошадях - что значит скромность!
И Зверь из моря, и паденье неба...
А вот и самого пророка варят,
Но недоварят. Книгу он напишет.
Халтурная работа палачей -
Причина процветания культуры,
Хоть говорят - причин на свете нет.
Как это - нет? А если бы сварили?
Почти на всех гравюрах - Смерть и Дьявол.
Что ж, это входит в правила игры.
Зачем цвета, зачем трехмерность формы,
Когда штрихами черного на белом
Прекрасно можно на листе бумаги
Все рассказать, что знать необходимо?
Наверно, нас на самом деле любят.

Центонообразное

Акулы, тигры и медведи
К нам проявляют интерес.
Чем больше дров, тем дальше в лес -
Так кардинал учил миледи.

Умрешь - начнешь опять сначала
Для чьей-то жизни непростой,
Желудок, некогда пустой,
Собой наполнив до отвала.

Чем горько мучилась душа,
Вообще не стоит ни шиша,
Едой добавившись в природу.

Пред кем весь мир лежал в пыли,
Торчит затычкою в щели,
Любезный долго тем народу.

Материя

Россия, Лета, Лорелея
О. Мандельштам


А дальше что? А дальше - тишина.
The rest is silence, проще говоря.
Кровавыми слезами сентября
Умоется приблудная луна.

Останется лишь музыка светил,
Поскольку не способна не играть,
А это все - призвать давать кровать
Упал отжался вынул засадил

Успел урвал накачанный крутой -
Как кованой архангельской пятой,
А высохнет - не будет и следа.

И хорошо, и правильно, пускай.
Портвейн, мадера, рислинг и токай.
Балда елда пизда еда беда.

Косноязычное

Есть неземная красота,
Она, в натуре, неземная,
Когда ее, о том не зная,
Поймать пытаешься спроста,
То - или свалишься с моста,
Или бактерия чумная
Тебе чего-то отгрызет,
Кому как, в общем, повезет,
Поскольку шушера мясная,
Погрязши в обществе убогом,
Не смеет пачкать жирным оком
Потусторонние места.
Смотреть на Каа выйдет боком
Несторожным бандарлогам.

Быль

Когда почил несчастный старец,
Задавлен зверски орденами,
Издал указ его преемник:
Мы общества не понимаем,
Живем в котором, что печально.
Умом понять повелеваю
И доложить об исполненьи.
С аршином после разберемся.

И крыша съехала у белок.
Свердловск, я помню, затопили
Потоки беженцев хвостатых.
Они, в Сибирь переселяясь,
С собой на лапках уносили
Европу, вопреки Дантону.
А, впрочем, сколько той Европы -
Всю сволочь рыжая уперла,
Да в дуплах зимами и сгрызла.

***

В природны тайны погружаясь
Своей бестрепетной рукой,
Житейских благ не соблазняясь,
Как будто в буре есть покой,

Служитель мудрости прилежный,
Увы, с наукой страсти нежной
Он был почти что не знаком
И слыл средь женщин дурачком.

Он ощущал движенье сфер
И шелест клейких интегралов,
Не отвлекаясь для скандалов
И мутных денежных афер.

И, закусивши удила,
Природа-мать ему дала.

Редукционизм

Нет ни зверя, ни птицы, ни эллина, ни иудея.
Электронами с кварками сложена всякая тварь.
Разложить все на буквы - успешная, в общем, затея.
За три века с полтиной дочитан, похоже, букварь.
Человек, как туман, тает в свете науки, редея.
Диоген может в попу засунуть известный фонарь.

Посвящается Спинозе

Созвездье лающее Пса...
Назвали псом - так что ж не лаять.
Залаешь тут, раз твой Охотник
На бой с Быком на смертный вышел.
Какая жизнь кипит на небе,
Какие страсти там бушуют...
Конечно, люди лай не слышат,
Но знают: пес - так, значит, лает,
И ощущают странный трепет,
На Сириус ночами глядя.
Так раньше было. Но философ,
Проникши в суть вещей, заметил,
Что различать необходимо
Созвездие и пса живого.
Все тут же мудростью прониклись,
И различать так навострились,
Что псы живые тоже стали
Набором точек произвольным,
Как и небесный Пес. И скоро
Никто нигде не будет лаять.
И чаю выпить будет не с кем.
Такие умные все стали.

Посвящается Ломброзо

Есть головы, где тихо и просторно,
Продуманный, уютный интерьер,
И мыслям благороднейших манер
Придти в такое место не зазорно.

Не слишком часто; сдержанность важна,
Хороший вкус, изысканные формы.
Чрезмерность отклонения от нормы -
Всегда плебейством отдает она.

И есть другие. Мыслей там полно,
Они орут, дерутся, пьют вино,
Приводят девок, двери вышибают...

Мыслепритон, Гоморра и Содом.
Убыток для владельца этот дом.
Но гении другими не бывают.

Захоронение (cтрашилка на ночь)

Ничем не нарушаемый покой
В течение столетий. Редко, редко
Грабители сюда пророют ход,
Возьмут, что смогут, да потом и бросят,
Когда настанет время помирать
В одной из многочисленных ловушек.
Пока что, вроде, ни один не спасся.
Благодаря специальной процедуре,
Использованной при захороненьи,
Смерть оказалась просто долгим сном,
И даже не сказать, что неприятным.
Настанет время... да, настанет время...
То, что зарыто, очень пригодится
Воскресшему могучему владыке.
И колесо замкнется. Пусть играют
Пока в свои причудливые игры.
Раз есть возможность выспаться спокойно -
То нужно спать. Потом дел будет много.

Ахиллес и Черепаха (басня)

На укоризну Ахиллесу тароваты
Мы все порой, и ну его честить:
Опять, мол, черепахи недогнаты.
А поглядишь - так очень может быть,
Зеноны в этом больше виноваты.

Однажды быстроногий Ахиллес
Задумал с черепахой состязаться
В искусстве бега. Промедлений без
Ее догнал и перегнал. Оваций
Герою гром наградой был. Она
Лишь пятнышком вдали еще видна,
Когда закончил бег уже воитель.
Вот подошел счастливый победитель
К столу, где мудрецы вершили суд -
Проворней кто из бегунов. И тут
Зенон взял слово, доказавши враз,
Что результат подобный невозможен,
Поскольку он наукой запрещен.
Народ был очень этим возмущен,
Кричали мудрецу, что вывод ложен,
И даже засветили промеж глаз
(Любим был очень Ахиллес в народе).
Но можно ли приказывать природе
От имени разнузданной толпы?
И порешили мудрости столпы,
Что Ахиллес нечестно состязался,
И вместо бега ловко делал вид
(Никто не понял, как), что он бежит,
Ну, в общем, проходимцем оказался,
Гнилую свою сущность показал...

От случая такого в сильном страхе,
Никто в Элладе больше не дерзал
Бежать быстрей, чем могут черепахи.

Элегия философическая

Деррида ты моя, Деррида...
Потому что я с севера, что ли,
И возрос, как бурьян в чистом поле,
Не читал я тебя никогда.

Деррида ты моя, Деррида...
В этом нет никакого секрета:
Я читать люблю книги с сюжетом,
И не вижу я в этом стыда.

Деррида ты моя, Деррида...
Много мудрости - много печали.
Это раньше уже отмечали.
Не читавши, избегну вреда.

Деррида ты моя, Деррида...
Пусть прозябну в невежества мраке,
Пусть загину, как нищий, в овраге,
Пусть повиснут на мне все собаки,
Пусть меня засмеют все макаки,
Но тебя не прочту никогда.

Мельчайшие трагедии (из несуществующего цикла)

Наф-наф
Дуй, Волк, валяй - пока не лопнут щеки!
Дыханием могучим потряси
Мою твердыню. Что, слабо, - не можешь?
(Зловеще хохочет).

Волк
Увы! Судьбой поставленный предел
Я превзошел, и силы на исходе.
Когда-то я, бывало, разметать
Мог выдохом единым эти стены.
О, только б мне добраться до свиней...
Я б проучил неблагодарных тварей,
Презревших все законы естества,
Что в пищу нам назначили копытных.

Ниф-Ниф и Нуф-Нуф (глумливо)
Нам не страшен серый волк,
Серый волк, серый волк!

Волк
Нет, нестерпимо торжество скотов.
Я в прах поверг их жалкие домишки,
Они - мои! Законная добыча.
Когда б не враг коварный мой, Наф-Наф...

Наф-наф
Опомнись, Волк! Смири свою гордыню.
Мы не враги. Давай поговорим.
Свинья способна тоже к уважению
Увядшего величья. Согласись
Не преступать границ владений наших -
И мы друзья... Куда ж ты? Погоди!

Волк
Мне нестерпима поросят надменность!
Он думает - надежно защищен
Каменьями от царственного гнева.
Он думает, что крепость сотворил,
Но дом свиньи свинарником пребудет
Вовеки, из чего его ни строй!
Применим хитрость! Вот и дымоход...
Через трубу месть страшная грядет!
(Лезет на крышу)

Наф-наф
К оружию, собратья-поросята!
Дрова несите! Разжигай, Ниф-Ниф,
В печи огонь, на гибель супостату!
Нуф-Нуф, скорее воду лей в котел.
Мы выведем волков из этих мест.
Зря думает злодей - свинья не съест!

Еще центонообразное

Сотри случайные черты,
И ты увидишь: Вот скоты!
Где гений чистой красоты?
Где божество? Где вдохновенье?
И где прекрасное мгновенье?
Рога, копыта и хвосты...

Лимерики

*

Раз сошлись мистагог с гипнагогом
Во приюте чухонца убогом.
Спорят, горькую пьют...
И спалили приют.
Пусть чухне это будет уроком.

*

Дрессировщик, готовясь Европу
Покорить, взялся львов, вместо попу-
Гаев, школить. Но в пасть
Страшно голову класть,
Приходилось засовывать в попу.

*

Знаменитый факир из Бенгалии
Превращать мог алмазы в фекалии.
Демонстрируя чудо,
Получал отовсюду
Он награды, чины и регалии.

*

Самородок из города Буя
Разрешить мог проблему любую,
Если верить газетам
В славном городе этом,
Но видал те газеты в гробу я.

*

Литератор один из Панамы
Всё пытался понять, на хрена мы,
Написавши про это
Сто четыре сонета,
Семь романов и сорок две драмы.

*

Три бабули из Теплого Стана
Разливали бухло по стаканам.
Но деленье по булям
Не давалось бабулям,
Потому что они были пьяны.

*

Знаменитый кинолог в Тюмени
С собачатиной делал пельмени.
Все ему - это гнусно!
И к тому же - невкусно.
Да ничё, - отвечал, - Боле-мене.

*

Анархист пожилой из Андорры
Очень ловко метал помидоры,
И оратору в пасть
Он всегда мог попасть.
Он вообще не любил разговоры.

*

Пианист знаменитый из Пизы
Обожал вылезать на карнизы.
Но рояль он с собой
Взять не мог. А гобой
Предлагали - не брал. Всё капризы...

*

Знаменитый учёный из Кении
Доказал, что все люди - растения.
И могли б без забот
Зеленеть круглый год,
Но у них не хватает терпения.

Сонет о несовершенстве мироздания

И, по мне, шматина глины
Не знатней орангутанга
А.К.Толстой


Нет правды в нас, но мы, увы, не одиноки.
Чего, к примеру, насекомые творят -
Свои откладывают яйца всем подряд,
И потихоньку отъедают руки-ноги.

И даже гриб умеет, сволочь, огрызаться.
Раззявит под землей слюнявый страшный рот
И хищно хрупает несчастных нематод,
Да и покойники - не ангелы, признаться.

Свое занявши место в пищевой цепи,
Сиди по-тихому, не жалуйся, терпи -
Оставишь, может, плодовитое потомство.

Что за капризы - рассуждать - быть иль не быть,
Бродить ночами и пытаться руки мыть,
Иль в бурю дочек проклинать за вероломство.

Сцена из "Фауста"

- Мне скучно, бес... - Ты чё, в натуре?
И не сгораешь со стыда?
Когда б ты был, как я, всегда, -
На собственной познал бы шкуре,
Как осыпаются года.
А если рыпнешься когда -
С тобой поговорят из бури,
Про бегемота балагуря.
Ты знаешь, что есть пустота?
И у тебя хватает дури,
Чеша различные места,
Про скуку говорить спроста?
Сам по уши торчит в культуре,
Интеллигентная глиста...
Какая духа высота!
На этой треснутой бандуре
Не наиграешь ни черта.
Да все у вас всегда в ажуре...

***

Явленье дивное природы
В волнующем, пьянящем марте
При пробуждении земли -
Котов полнощных хороводы
В жизнетворительном азарте...
А я здесь в поте и в пыли.

Строфы

Без прикладного интереса,
Как классик правильно сказал...
Да знаю я, кто правит бал.
Доколе можно тешить беса?

Когда мы были молодыми,
Мы чушь прекрасную несли.
Когда дадут команду "Пли!" -
Поймем, что грудь - все то же вымя.

Летит орел, тяжел и жалок,
На чахлый пень, на страшный суд.
А там тебе не поднесут
Ни две по двести, ни фиалок.

Мой дядя самых честных правил,
Дожив до старческих седин,
Стал совершеннейший кретин
И тем науку обезглавил.

Столетье с лишним - не вчера,
И стрекоза - отнюдь не птица.
Поскольку негде утопиться,
Приходится кричать "Ура!".

Всюду жизнь

Пингвин, при наличии рыбы,
Прекрасно живет в Антарктиде.
Вы рыбой его угостите -
Он вежливо скажет спасибо.

Присев на камнях, игуаны
С камнями стараются слиться.
Их непроницаемы лица,
Как мудрых монахов коаны.

Как мячик, пиная планету,
Гуляют в траве носороги,
И змеи, печальны и строги,
Ползут от людей по секрету.

Обериутам

Вышел месяц из тумана
Снег не сыплет дождь не льет
Вынул ножик из кармана
Стрекоза уж не дает
Прилетела на ракете
К нам заблудшая овца
Тятя тятя наши сети
Притащили мертвеца
Прочей твари мы покруче
Где вокзал а где перрон
Предлагаем самый лучший
Матерьял для похорон
Кабану пришел на смену
Год мышей и прочих крыс
Людоед у джентльмена
Неприличное отгрыз
Капля камень тихо точит
Уподобившись судьбе
Жук буржуй и жук рабочий
Гибнут в классовой борьбе
Мы не сеем мы не пашем
Мы валяем дурака
Хорошо на свете нашем
На ненашем там тоска

***

А я здесь в поте и в пыли.
Я, царь земли, прирос к земли!
Ф.Тютчев


Летит ведмидик клишеногий
В тумане моря голубом,
Покинув мрачные берлоги,
Где тупо стенки долбят лбом.

А мы, надменные потомки
Небезызвестных обезьян,
Сменивши джунгли на котомки,
Где про запас хранят банан,

Фигнею глупою страдаем,
Своей свободы палачи,
Без самолетов не летаем,
Поскольку не велят врачи.

Поколение.ru

Кто не вернулся, кто зачах,
Кто извернулся наизнанку,
Кто похмелился спозаранку,
Кто прикорнул на кирпичах,
Кто - у гигантов на плечах,
Кто плохо перенес болтанку,
Кто - по пустому полустанку,
Кто - тет-а-тетно, при свечах,
Кто - с нежностью о палачах,
Кто в детстве не прочел "Каштанку",
Кто подвернулся злому танку,
Кто домахался на мечах,
Кто, совершенствуясь в речах,
Утратил гордую осанку,
Кто вгрызся в скатерть-самобранку
На государевых харчах...

Элегия

Жизнь круче графа Монте-Кристо.
Направо и налево мстя,
То кормит "Завтраком туриста",
А то заплачет, как дитя.

Ее мы очень смирной знали,
Как будто и не жизнь вообще.
По небу спутники летали
И кура плавала в борще.

Но годы счастья - как корова
Слизнула влажным языком,
И рифма грубая "херово"
В стих пробирается ползком.

О чем жалеть? Куда бы ныне
Чего-то там ты устремил,
Не наблюдя звезды Полыни
Среди мерцания светил?

Земную жизнь до середины
Давным-давно и кое-как,
Устав от следствий без причины,
Ты сам и есть свой злейший враг.

***

Отзывчивость растениям дана
В пример всем обитателям Земли.
Вчера лишь им насыпали говна -
А нынче два тюльпана расцвели.

Совсем не так случается с людьми.
Неблагодарррность! - каркнул старый Лир.
Хоть каждый день говном ты их корми,
Хоть каждый день устраивай им пир,

Здоровья не щадя, за них радей -
Всё букой смотрят, просто хоть в петлю.
Вот потому я не люблю людей.
Вот потому людей я не люблю.

Весеннее
Как ласково нас встретила она...
(В.С.Высоцкий)


Так вот она, какая ты, весна.
Чтоб служба не казалась больше медом,
Как медным тазом, хмурым небосводом
Накрылась пребывания страна.

А дождь в лицо, как Божия роса,
Наверно, есть за что, но непонятно.
Не кажут Солнце. Там, по слухам, пятна.
Закрыли на уборку небеса.

Залетный гусь, в волнении дрожа,
Гогочет: хоть в Европе я зимую,
Но рвусь душой в страну гусей родную,
Сожрут - так хоть без вилки и ножа.

И еще разочек о погоде

Что, это - снег? Вот снег был по весне!
Ваащще по пояс. Между прочим, в мае.
А уж зимой... Промерзшие трамваи,
Колючий толстый иней на окне...

Что, это - жизнь? Вот раньше жизнь была,
Когда ваащще, особенно ночами,
И мнились за невнятными речами
Какие-то великие дела...

А снег идет, и жизнь идет, как снег,
И на асфальте потихоньку тает,
А караван идет, собака лает,
Собака, она тоже человек.

Черно-белое

Ночь. Сколько есть оттенков черноты.
Она лишь фон. Мы все во власти света.
Когда сотрут случайные черты,
Сотрется многокрасочное лето.
Есть время составлять в букет цветы
И время возвращать Творцу билеты.
Есть вещи позабористей воды.
Пред нами расстилались, как миражи,
Бескрайние поля чернейшей сажи.
И снег, как милосердные бинты,
Укутал обожженную планету.
Прошляпила стоявшая на страже
Слоистая и твердая вода.
Он, прозорливый, отвечал на это:
Здесь нужно, чтоб душа была тверда.
Бог с нами дольше радуги Завета.

За трезвый образ жизни

Под несчастливою звездой
Стихи рождаются по пьяни.
В них будет птица козодой
На заколдованной поляне.
В них будет серая метель,
До мяса кожу разъедая,
И подозрительный отель
"Приют убогого джедая".
Там будет те мная река,
А в ней чешуйчатые гады,
И беспросветная тоска...
Короче, братцы, пить не надо.

Детское

Идет бычок, качается
Небесною тропой,
Там ангелы встречаются
С нелегкою судьбой,
Там голуби да соколы,
Драконы да стрижи,
Зыбучий воздух около,
Над пропастью во ржи.
Бескрылым тоже хочется
Хоть изредка в полет.
Удача скоро кончится,
Сейчас он упадет.

***

Как будто небо завернули
В шуршащий липкий целлофан.
Оно на вид почти как раньше,
Но что-то все-таки не так.
Во-первых, воздух не проходит
С холодных и пустых высот,
А тот, что есть, воняет потом,
Аптекой, мылом и едой.
Потом, когда на звезды смотришь,
Пусть, номинально, ночь ясна -
Их вид не радует, как прежде,
И кажется - на небе грязь.
Похоже, душам отлетевшим
Придется крепко попыхтеть,
Пока наверх они пробьются
Сквозь клейкую густую дрянь.

***
...на уровне, достигнутом уже
взлетевшими здесь некогда на воздух
(И.Бродский)


Есть время выпускать кишки и резать глотки
И время разводить деревья и цветы,
И время пальцы гнуть и разводить понты,
Куда ж мы, нахрен, все с подводной лодки.
Есть время выдвигать стальные подбородки
И время затыкать себе руками рты,
Поскольку лучше добровольность немоты,
И, кстати, лучше длинный уд, а ум короткий.
А если нет у вас ни голода, ни тетки,
Прямой резон стереть случайные черты,
Хотя, возможно, лучше просто выпить водки
И затянуть: "Когда мы были молоды...".

***

Не вейся, черный ворон, хули виться,
Ты над моей нескладной головой,
Ты думаешь, я твой, а я не твой,
Ты думаешь, ты птица - ты не птица.
Ты думаешь, что конь мой вороной,
А мне что конь, что тумбочка с глазами,
Ты думаешь, мы сами - мы не сами,
Мы волки, одержимые Луной.
И не сносить, поскольку налетели,
А есаул догадлив был мужик,
А колесо Фортуны - вжик да вжик,
А дух совсем плохой в здоровом теле,
А то не вечер, ой, да то не ве...
И только кони, кони по траве.

Железнодорожное

Когда немотствуют, безмолвствуют уста,
А говорить, что, предоставим жопе, что ли -
А как же гуси и спасенный Капитолий,
Хотя, вообще, уж если Гусь, то пусть Хруста...

Сиречь, Вековка. Вместе с поездом стоял,
И пару раз напокупал каких-то рюмок,
Ну, что поделаешь, - всегда был недоумок,
О том накоплен уж обширный матерьял.

На то и жизнь, чтоб голова была пуста,
Чтоб чем занять себя, проблем не возникало,
Чтоб рюмок дзыньканье и чтобы звон бокала,
Когда немотствуют, безмолвствуют уста.

Попугаю капитана Сильвера посвящается

Скромней нужно быть и добрее
И взвешивать каждый свой шаг.
Тогда не повесят на рее.
Тогда не загонят в барак.

Все хвост распускаешь павлиний -
Поэтому и заклюют.
Ужели безудержность линий
Сильней, чем домашний уют?

Да ладно - военные астры,
Небесная эта тоска...
Пиастры! Пиастрры! Пиастррры!
Не думай о них свысока.

***

На короткое время перелета,
Когда киты, бодро помахивая хвостами,
Перемещают Землю в пространстве,
А ковер-самолет зависает,
Лишившись привычной опоры,
Можно расслабиться, даже подремать,
Предварительно потерев лампу
И наказав джинну, чтоб не забыл,
В случае чего, поймать в воздухе,
Или просто достать хрустальный шар
И убедиться, что в далеких землях
Дела идут, как обычно, все хуже и чуже,
Ощущая при этом приятное чувство
Неукоснительной правильности мироздания,
Которое разваливается вот уже какую кальпу,
Но так никогда и не развалится окончательно,
Если, конечно, китов не забудут покормить,
Если, конечно, экспедиция слепцов,
Отправившаяся пощупать тех самых слонов,
Так и не доберется до пункта назначения,
Если, конечно, черепаха вообще существует
(Последнее время об этом говорят странное),
Если, конечно, Владелец Хрустального Сундука
Так и не соберется, наконец, прибраться
И выбросить оттуда весь ненужный хлам.

***

Как песни пели, не умея петь,
И пили, тоже толком не умея,
Зеленого, воздушного ли змея
Взнуздавши... Наплевать и растереть.

Иных уж нет, в буквальном смысле слова,
Которых жальче всех, вот тех как раз.
Людей полно, но очень мало нас,
Всего полно, но рухнула основа.

Среди равнин так пусто и так голо.
Как некогда отметил Марко Поло,
За морем все при песьих головах.

Вообще, скажи-ка, дядя, ведь недаром
Я становлюсь забывчивым и старым
И путаюсь в бессмысленных словах.

Генетическая память

Какая ночь! Возможно, навсегда.
Возможно, без утра и без восхода.
Все может быть. Какие наши годы.
А, помнишь, как тогда, из подо льда?

А помнишь, как случайно кабана,
Совсем по дури, топором - и в темя,
И чуть не месяц протянуло племя,
Ну а потом, естественно, хана?

Да, были, были хуже времена.
Сейчас, прикинь, раз в год у них весна,
И где-то снега не видали даже.

А были дни - как лютая беда,
Слоистая и твердая вода
Везде вокруг стояла, как на страже.

***

В кромешной тьме, в опричной мгле,
Где смрад, и холод, и шипенье,
Уже бессмысленно терпенье, -
Оно уместно на Земле.

В опричной мгле, в кромешной тьме,
Где сырость, слизь, и дышит кто-то, -
Прошедших жизней асимптота,
Невычислимая в уме.

Ночные твари Сатаны,
Сопя, скуля и тонко воя,
Задеть умеют за живое
И заставляют видеть сны.

И корабль плывет

Наше внутреннее пространство
Постепенно заселяется
Постоянными обитателями,
Которые живут в нашей памяти,
Но не могут сойти на берег,
В так называемую реальность.
Со временем, их все больше,
И тогда визитерам с берега
Становится на корабле неуютно -
Ведь не каждый согласится
Делить пространство с призраками,
Пусть даже ненадолго.
Приходится проводить все больше
Времени в компании тех,
Кто, для внешнего мира,
Уже не существует.
А когда мы сами сходим
На берег (все реже и реже),
На нас там странно смотрят
И, кажется, нам не рады.
Да и ходить по булыжникам
Все трудней и трудней.
И вот, в какой-то момент,
Мы обнаруживаем, что порт
Смутно виднеется вдали,
Вокруг лишь вода и чайки
(Почему-то черного цвета),
Пассажиры высыпали на палубу
(Ох, сколько же их собралось),
И корабль плывет.

Сюрреализм

Жужжи, пчела, жужжи,
Гори, жираф, гори,
Ползите, мураши,
Снаружи и внутри.

Мечтайте, кирпичи,
О чем-то о своем,
Расти, трава, в ночи
Невиданным зверьем.

О, ящички в груди
Для мух и для котлет.
Поди еще найди,
Кому вернуть билет.

О, чистый прежде свет,
Сочащийся из дыр.
На Твой отказ - ответ
Один: безумный мир.

***

Гори, гори, Полынь-звезда,
Даешь дрозда - берем дрозда,
Проходят мимо поезда,
А время убивает.
Обрюзг, облез посол небес,
Все "скушно, бес" да "скушно, бес".
О, поле, поле без чудес, -
Вот так оно бывает.
Идет зверье на водопой
Большой бесмысленной толпой,
Такая жизнь - проснись и пой,
Как в кулаке синица.
Вон, ступа с Бабою Ягой
Все ищет волю и покой,
Но костяной сейчас ногой
Никто не соблазнится.

Жизнеутверждающее

В саду цвели рододендроны
И разномастная сирень.
Сия изысканная хрень,
Рубеж последней обороны
От мысли "все ебись конем",
Напоминала майским днем,
Что, может, эти электроны
Есть только вздохи при Луне,
Мечты, платоновы идеи,
Досужих умников затеи,
Но как профессия - вполне.
Запели птички по весне
Среди каштановых аллей,
Угнало напрочь злые тучи...
Бывали времена покруче,
Но не бывало веселей.

Вариации на тему Э.Т.А.Гофмана

Золотые змейки, золотой горшок,
Змей ты мой зеленый, ну, на посошок,
Ну, на брудершафт, ну, где твоя рука,
Змей безрукбезногий, подожди пока.

Склянки да бутылки, нечего сказать,
Как же мы оттуда будем вылезать,
Стеклышко от грязи рукавом протри -
Мир лежит снаружи, ты сидишь внутри.

Говорят, настанет очень страшный суд,
Нас в "Прием посуды" скоро отнесут.
Бурое, зеленое, белое стекло -
На козлищ и агнцев, на добро и зло.

Но не разливают, но не суждено,
В старые бутыли новое вино,
Нас на волю вытряхнут, смоют грязь и пыль -
И добро пожаловать в чистую бутыль.

Пророк

При чем тут жало мудрое змеи?
Раздвоенный язык, предвестник краха,
Шипящий то, что велено, из праха,
Из спрятанной под прахом колеи.

Я не держу, иди, благотвори -
Официантом, как тогда в Эдеме,
А что пятой попрут змеино темя -
Так поделом, ведь Царствие внутри.

Уж очень вы, друзья-поэты, горды,
Чуть что - так сразу на разрыв аорты,
Закат в крови, и все у вас в крови,

Рояль дрожащий пену с губ оближет,
И нас на струны музыкой нанижет,
Погибших от взбесившейся любви.

Речи господина полковника
могут ли двое тысячу готов
связать иль побить
в высоких палатах?
(Речи Хамдира)


Не следует жаловаться на возрастное отупение,
Когда оно от страха смерти единственное спасение.
Когда почти уже все равно, живой ты или нет,
Тогда и получается закуска и вместе с тем обед,
Но не тот, где ты ешь, а тот, где тебя едят.
Так сказал один псих, вечно забываю фамилии,
Ну, тот, у которого папаше в ухо закапали яд,
А потом на могиле выросло вместо креста три лилии.
Хотя, нет, про лилии... о чем это я? Маразм
Делает неприхотливым к несущественным деталям,
Отчего становишься мудрее, чем роттердамский Эразм,
Не говоря о более взвешенном отношении к гениталиям.
И в самом деле, не все же время дубасить в литавры
И пробиваться сквозь стены, снося головой кирпичи.
Не лучше ли достойно вымереть, как динозавры,
Чем всех задолбать, как ужас, летящий в ночи?

***

А, вот, бывало... А чего бывало?
Все живы, значит, это не всерьез.
"Волшебная гора". Туберкулез.
Сейчас туберкулеза было б мало.

У персонажа насморк, например,
И через это он достиг сатори...
Нет, не поймут-с. Уж лучше санаторий
Для безнадежных. Хватит полумер.

А что, вообще, плохого в статус кво?
Что понял под колесами трамвая
Впоследствии покойный? Полагаю,
Все то же, что при жизни. Ничего.

Зачем же помирать, чтоб вникнуть в суть?
Ну, скажут пару ласковых из бури,
Потом простят - и снова все в ажуре.
А что не без потерь - не обессудь.

***

Круговорот потерянных вещей.
Опять на кон... зеро, зеро фореве...
Не видишь, что ли, как я страшен в гневе,
Да и притом бессмертен, как Кощей?

Ты тут кому протягиваешь кость?
Да у меня таких четыре пуда!
Полоний, крысы, слышь, не пей, Гертруда...
О жадный, выпил все... Ну, началось...

Тут просто залежь удивленных трупов,
Для Демиурга - винтиков-шурупов,
Считавших - не случится никогда.

Опять истлевшим Цезарем от стужи...
Ну, ладно - дом, а не чего похуже...
И, все же - Цезарь, все ж - не без следа...


***
Какое слово странное: "законный"...
(Шекспир)


Какое слово странное - законный,
Какие странные вообще слова,
Весь смысл из них куда-то уплыва...
А остается дух одеколонный.

Закон, что дышло, слово, что гандон,
Мы говорим, предохраняться чтобы,
Ведь Эдмонд лжец, и негде ставить пробы,
Чем благородней дон, тем тише дон.

Вообще, молчи, скрывайся и таи,
Погрязнуть чтобы не в сквернейшей скверне,
Не обнажай, пожалуйста, в таверне
Свое ты жало мудрое змеи.

Ну вот, опять - язык, как помело.
Уходишь ты - а всё не рассвело.

***

Войдя в одну и ту же воду,
Как ни ругался Гераклит,
Постиг я тайную свободу,
Вот посейчас везде болит.

Я был собой телесно дробен,
Почти что скопище частей,
Поток же воет, дик и злобен,
Охоч до мяса и костей.

Вода стара, да камни новы,
И каждый - об мои бока.
Плодитесь, мирные коровы,
Жизнь ваша тоже коротка.

***

Не хрустнет лед, не скрипнет снег,
И ветка не качнется,
Когда на Землю человек
Одной душой вернется.
Для нас неслышим и незрим,
Скользнет бесплотный пилигрим,
С того заехав света.
В круиз по собственным местам
Непросто отпускают там -
Беском, Адком, анкета...

Посвящается Кржижановскому и Ивлину Во

Нет никакого почтения в людях к святыням.
В Стикс, чьими водами боги клянутся со страхом,
Ибо подобную клятву уже не нарушить, -
Стали нырять с аквалангом лихие туристы.
Многие даже ружье для подводной охоты
Тащат с собой, и стреляют священных лягушек.
Воду из Леты в бутылки давно разливают
И рекламируют в качестве лучшего средства
От унижений, несчастий и тяжких недугов.
Впрочем, поскольку ее подслащают для вкуса,
Свойства волшебные эта вода потеряла,
Но бренд известный - торговля ведется с размахом.
Старый Харон прикупил катеров два десятка,
В дело оболы свои инвестировав с толком.
Смех и веселье в круизах - клиенты в восторге.
Если же надо кому на тот берег по делу
(Люди пока умирают) - его незаметно
Так переправят, чтоб общей картины не портить.

Город

Город вечных ветров,
Город сорванных крыш,
Чум во время пиров
И вострения лыж,

Город злых синекдох,
Город облак в штанах,
Город просьб "Чтоб ты сдох"
И напутствия нах,

Безобъектных страстей,
Бессубъектной тоски,
И куриных костей,
И вонючей трески,

Город истин в спирту,
Город правды без ног,
Вкуса крови во рту,
Страшных Гог и Магог.

Путешествие на Запад

1

Приткнувшись в кресле неудобно
И с Брюсом Ли кино смотря,
На Божий мир взираешь злобно
И мнишь, что жизнь проходит зря.

Окстись, несчастный! Под тобою,
Незримы, правда, с высоты,
Наверно, в этот миг гурьбою
Плывут в Гренландию киты.

Меж ними и тобою - тучи,
Но, может, как-то в тишине
К тебе стишки придут, могучи
И грандиозны, как оне.

2

Такие пальмы тут, сеньоры,
Такие розы, прям с кулак,
Натура услаждает взоры
И так и шепчет: Good, мол, luck!

Так вот она, страна веселья,
Где взлягут страус и пингвин!
Вот только кофеек в отеле...
Как там у Лема? Отрезвин?

3

Бродят белые акулы в рассуждении обеда.
Им, акулам, недоступно "Не убий" и все такое.
Но доскою режут волны беззаветные герои,
Впрочем, волн, сказать по правде, никаких почти что нету.

На вершине камня котик, в рассуждении величья
(Я морской в виду имею), настоящий царь природы.
В шкуру врезали морщины бури, годы и невзгоды,
И загадила все камни, как всегда, тусовка птичья.

О, тюлень, светло горящий в океанской дивной пене,
Неужели та же сила породила, ради смеха,
Злых людей, всегда охочих до изысканного меха,
Злых акул, всегда охочих до людей и до тюленей.

Уппсальский собор

Прозревшему чего не надо -
Теперь гранит, не то порфир,
Дышите глубже, вот эфир,
Где шли под грохот канонады,
Как небожители на пир.

Пересчитавшему тычинки
У мир заполнившей травы -
Подобье мудрой головы,
А, впрочем, мрамор, без начинки -
Все барельефы таковы.

И вот стоишь, гигантов между,
И выплывает сам собой
Последний, чудный черт рябой.
Оставь входящий всяк надежду
И удовольствуйся судьбой.

Weekendное

По вечерам по парку Хоффертсу
Собакобег и людоход.
К насквозь прокваканному озерцу
Щенок летит испить из вод.

Там молодняк посредством роликов
Стремит стремительный поток,
И кролики с задами кроликов
По нежной травке скок-поскок.

Там дева у пруда заросшего,
Скорей грустна, чем весела,
Телосложения хорошего,
Отлита в бронзе без весла.

В пруду затоплено сокровище,
Совсем как истина в вине,
И похоть, древнее чудовище,
Цветет и пахнет по весне.

Марш на тему поэтического состязания в Блуа

Печаль светла, как зайчик новогодний,
И конструктивна, как гранатомет.
Я верю - завтра лучше, чем сегодня,
Я знаю, что полыни горше мед.

Чужой земли мы не хотим ни пяди,
И дело кого надо здесь живет.
И даже самых честных правил дядя
Тут лебедицу вороном зовет.

Все зашибись, от пенья до футбола,
Давно невзгоды поросли быльем.
И лишь поэты, чиста для прикола,
От жажды умирают над ручьем

В рассуждении вождя

На поле он стоял в печали -
Ко злу дорога коротка,
И кучевые облака
Полет Валькирий прикрывали.
Окрест взирал в тоске великой,
Душой немало уязвясь,
И слезы смыть пытались грязь
С его воинственного лика.
Внутри котел могучей воли
Все время булькал и кипел,
Он аж зубами заскрипел,
Терзаем думою - Доколе?

А вы, моральные калеки,
Не все вам курки-яйки-млеки,
Возмездья грянет грозный час,
Накроет землю медный таз,
Земля очистится в натуре,
И будет типа все в ажуре.

Революция

Как пусто ночью и как страшно,
Морковный чай, и тот остывший,
Как мерзко дует отовсюду...
В гнилую стену пальцем ткни...
Мы наш, мы новый... кто же думал,
Что эта рухлядь, мешковина,
Собой недаром прикрывала
Стальной каркас небытия?
Кто брякнул - связь времен распалась?
Пространство, вот что развалилось,
И в каждой точке чьи-то тени,
И чьи-то вопли, чья-то вонь...
А время слиплось скользким комом,
Смешались в кучу черти, люди,
В затылок пули, ледорубы,
Блевоты лужи и мочи.

Историософское

Как больно, милая, как странно,
На те же грабли, как часы...
Потоки мудрости с экрана,
И всем по палке колбасы.

Мы все учились понемногу,
И либерал, и коммунист,
Толпой выходим на дорогу,
А путь туманен и кремнист.

Прогресс идет, собака лает,
Несутся курочки, рябы,
И Гавриил ноктюрн сыграет
На флейте газовой трубы.

Политтехнологическое

Необъятная держава
Непонятно чем больна,
Что же ты, былая слава,
Приумолкла у окна?

Чтоб избегнуть лихорадки
И здоровье уберечь,
Нужно выпить кофе сладкий
И в постель скорее лечь.

Ведь здоровая натура
Все недуги победит,
Впрочем, может быть, микстура
Тоже тут не повредит.

Ложка мяты, ложка меда,
Безобидная трава,
Для спасения народа -
Лишь народные средствА!

Ладно, чё там, все свои,
Добавляем кровь свиньи,
Съевшей собственный приплод,
Жабу, чудище болот...

Нос арапа, бороденка
Ильича, помет макак...
Печень нехристя-жиденка -
Без нее нельзя никак...

Вон, в малиновом берете,
Призрак Гамлета-отца.
Тятя, тятя, наши сети
Притащили мертвеца.

Видна некоторая жестокость*

Умеренность есть лучший пир.
Г.Р. Державин

Подколотый, подшитый матерьял...
В.С. Высоцкий


Пока молчишь - считай, что все пучком.
Неместный ты. Тебя тут не стояло.
Нет слов, считай, что нет и матерьяла.
Бывает, что сподручнее - молчком.

Пока ползешь - считай, что не дурак.
Сравни размер ступни с размером брюха.
Умеренность - вот истинный пир духа.
Устойчивость - вот лучшее из благ.

А, всех, хоть как, сожрут, в конце концов.
Потом сожрут сожравших. Так три раза.
В век перемен всегда дитя без глаза:
Навалом нянек, мало мудрецов.
____________________________________
*Примечание господина полковника

Сти для самых ма
***
Попросили Мишку на,
Честь поэта запятна.
Все равно его не бро -
Зло слабее, чем добро!

***
Ты с ума сошла, коза -
Это строго обяза!
Не иди против наро -
Зло слабее, чем добро!

***
Наша Таня громко пла -
Не тому опять дала.
Что ты, Таня, плачешь гро -
Зло слабее, чем добро!

***
Под дождем остался за,
Хоть не против был, а за.
Нефиг быть излишне скро -
Зло слабее, чем добро!

***
Он начальство неспроста
Лижет около хвоста.
Не страшны ему микро -
Зло слабее, чем добро!

***
Встаньте, детки, встаньте в кру,
В порошок не то сотру.
Ты не тронь - тебя не тро -
Зло слабее, чем добро!

Страдания немолодого В.

Не мню, что я Лаокоон,
Во змей упершийся руками,
Но скромно зрю, что осажден
Лишь дождевыми червяками
(А.К.Толстой)


Где злая тигра тут, в натуре?
Ее б я на шнурки порвал,
И разровнял б девятый вал
В свирепой айвазовской буре.

Да в чем проблема - крышу мира
Могучей подпереть спиной,
Раз у Атланта выходной,
А кто-то должен - майна, вира...

Но если каждый Божий день
С утра до ночи мутотень,
Звонки, бумажки, разговоры -

Тут взвыл бы даже и герой,
Спаливший сорок тысяч Трой
Посредством залпов из "Авроры".

***

В метафизическом припадке
Умеет истинный поэт
Все организма недостатки
Излить в изысканный сонет.

Как птичка Божия, свистит
В сверхчеловечьей высоте,
И даже слово "простатит"
Не прочирикнет в простоте.

Мельчайшие трагедии. Конь и его корм

Скажи, кудесник, in plain Russian,
С высот прочтенных книжных башен,
Зачем читать лишь - и молчать?
Гарем скопца угрюм и страшен,
И стыдно где сказать печать.

Баллады о том - о сем

1. Баллада об инженере Гарине

В приморском одном городишке,
Что Питером люди зовут,
Жил-был инженер один бедный,
Но гений без пары минут.

Придумал он лазер ужасный,
Что резал броню, как картон,
И с этим опасным прибором
Удрал, как стервец, за кордон.

Он там сговорился с врагами,
С одним мильярдером из США,
Такой оказалась вот сукой
Продажная эта душа.

Набивши за грязные деньги
Икрой и шампаньским живот,
Пожег он, людей не жалея,
С рабочими цельный завод.

Потом они сделали шахту
Для цели буренья Земли,
Насквозь ее проковыряли
И золота много нашли.

Он сделался подлый диктатор
И главный всемирный злодей.
Но наши к нему подослали
Надежных советских людей.

И, гневом народным прогнатый,
Он с бабой своею убег,
Спасая продажные шкуры,
На тихий один островок.

Ракушкой одною питаясь,
Они там тоскливо живут,
И сказок о них не расскажут,
И песен о них не споют.

Но тайна его не пропала
На дальнем на том берегу.
Подайте же на пропитанье,
А то все тут нахрен пожгу.

2. Баллада о зайце

Ляксандр Сергеевич Пушкин
Был дюже прекрасный поэт.
Частушки писал превосходно
И в праздник стишки для газет.

Умел про любовь и Россию
Найти он такие слова,
Что царь, как прочтет, сразу скажет:
Да, Пушкин у нас - голова!

Но вышла меж ними размолвка,
По пьяному делу, видать,
И Пушкина царь, осерчавши,
В деревню надумал сослать.

К нему поначалу езжали
Соседи, попить самогон,
Но Пушкин ценил лишь портвешек,
Поскольку он был фармазон.

Поступком таким оскорбившись,
Сказали: "Да ну его нах!",
И Пушкин в деревне остался
Один, без друзей, как монах.

Настолько ему стало скушно,
Совсем как в темнице сырой,
Лишь няня его утешала
Блинами и черной икрой.

Его навестил раз приятель
Веселых студенческих дней,
И так расписал про столицу,
Что Пушкин свихнулся на ней.

Какого, он думает, хрена
Я жизнь здесь свою провожу,
Когда там балы и приемы?
Поеду к царю и скажу:

Сочтемся когда-нибудь славой,
Была бы Россия цела.
Прости, коли чем-то обидел,
По пьяни оно, не со зла.

Вот Пушкин на лошадь садится,
Прощается с няней навзрыд.
В пути повстречался он с зайцем,
И заяц ему говорит:

Ты время не лучшее выбрал,
Дурная затея твоя.
В столице народ баламутят
Твои диссиденты-друзья.

Они по посольствам шакалят,
"Долой государя!" - кричат.
До пушек дойти может дело,
А музы при пушках молчат.

Сиди себе тихо в деревне,
Зачем тебе эти балы?
Погубят тебя они, Саша,
Там суки одни да козлы.

Пиши себе лучше поэмы
На самый изысканный вкус,
Оценят в веках их славяне,
И финн, и калмык, и тунгус.

И Пушкин про зайца подумал:
Ушастый-то, видно, не глуп!
И тут ему повесть явилась
Про заячий теплый тулуп.

3. Баллада о сотворении мира

В волнах лучезарных эфира
Плескался парнишка один,
С умом и недюжиной силой
И был сам себе господин.

Он счастлив был просто по жизни,
Без пьянок и без анаши,
И мама евойная Софья
Не чаяла в сыне души.

Но скучно парнишечке стало
В бездельи проматывать дни,
Идей от дружков поднабрался
И сбрендил от той болтовни.

Из дряни и всякого хлама,
Что он по помойкам нарыл,
Забыв о последствиях тяжких,
Вселенную он сотворил.

Рыдала старушка София,
Кричала - чего ж ты, стервец,
Себя и меня так позоришь?
Таперича счастью конец.

Вселенная - дура такая,
Закрутится в ей круговерть,
Там рост ентропии начнется,
Болезни, страданья и смерть.

По ходу природных эксцессов,
Что ты сгоряча запустил,
В ней люди теперь заведутся
Из глупых и злобных горилл.

И, глядя вокруг в изумленьи
На этот раздрай и бардак,
Они нам с тобою, сыночек,
Спасибо не скажут никак.

А он отвечает - мамаша,
Волненье понятно твое,
Но даже такой вот зверинец
Все лучше, чем небытие.

Да что ж мы - горилл не видали,
Верблюдов, мышей и козлов?
Найдется средь глупых людишек
Хоть парочка светлых голов.

Придумают люди науку
И разную там живопИсь.
Красивых домов понастроят,
И будет ваащще зашибись.

Я что же - совсем без понятья,
Совсем беспредельный злодей?
Ты, мама, конечно, как хочешь,
А я лично верю в людей!

Пока они так препирались,
Зажглись во Вселенной огни,
И время вперед покатилось,
Деляся на ночи и дни.
© Михаил Кацнельсон