Михаил Кацнельсон
Сквозь шумовую завесу
Стихотворения
***
Живые больше мне почти не снятся.
Ох, сколько там, на левом берегу.
Я с ними распрощаться не могу
И не могу изображать паяца,
Твердя во сне: Такие вот дела.
Ну, умер-шмумер... Главное, все живы.
Луна чудит - приливы там, отливы...
Ничто не вдрызг. Не насмерть. Не дотла.
Сквозь тусклое нечистое стекло
Не разглядеть, где там белым-бело,
А где черно - не разглядеть тем паче.
Не спрашивай, по ком чего звонит,
Не спрашивай, на ком лежит гранит,
И не подглядывай ответ к задаче.
***
В многоярусном мире что толку болтать о погоде?
Здесь чуть-чуть моросит, а повыше - потоками льет.
Здесь - зима как зима, не особо свирепая, вроде,
А повыше опять начался ледниковый период.
Здесь равнины пока, по которым Конь Блед не валялся,
Там - ледник, валуны, саблезубые твари во мгле.
Здесь, не зная того, ты за "там", что есть силы, цеплялся,
Но втянулся потом в хлопотливую жизнь на Земле.
Да и к лучшему, может, - мы снега не видели, что ли,
Что каналы закрыли - так это, наверно, любя.
Ну, в юдоли плачевной... - ништяк, можно жить и в юдоли
И не чувствовать боль обмороженной частью себя.
Львиные горы
В джунглях нет, говорят, прошлогодней подстилки, как в наших
Худосочных лесах, потому что все в дело идет.
Смерть есть жизнь, жизнь есть смерть, а в конце только черная сажа,
Элемент номер шесть, порождение звезд, углерод.
Порождение звезд, углерод, упакован в алмазы
Под давленьем глубин, и подсунут, как рыбе блесна.
Он приятен на вид. Остальное - лишь пышные фразы.
Независимость. Родина. Племя. Свобода. Война.
Вот боец удалой с погремушкою и с автоматом.
Вот богиня судьбы, слабоумна, глуха и слепа.
Мухи к мухам, котлеты к котлетам, караты к каратам.
За бабло. За металл. За алмазы. За маму. За па.
В общем и целом
Войдя через известные ворота
(Убить Макбета шансов никаких),
Пошебуршился, сколько мог - и стих,
Как повелела матушка-природа.
Скользнув, как нИндзя (или как ниндзЯ?),
Из матки в гроб... Ну, правда, есть детали,
О том, как дни и годы пролетали,
Но вот зачем - понять никак нельзя.
За ним следили ангелы с небес
И волновались: Ну, давай, чего там...
Все обернулось скверным анекдотом,
Без юмора, и смысла тоже без.
Корм снова оказался не в коня.
И каждый раз такая вот фигня.
Эклектическое
"Всем лучшим в себе я обязан книгам. А.М.Горький"
(Этот плакат многие годы висел на доме 137 по улице Мамина-Сибиряка,
где в Свердловске находится магазин "Академкнига")
Всем лучшим в себе я обязан водке и пиву,
Вообще, разным смесям на основе этанола и воды.
Они, конечно, не могут сделать тебя счастливым,
Но способствуют отмыванию мозгов от всякой ерунды.
Еще, всем лучшим в себе я деревьям обязан,
Особенно соснам, они у нас работали елками на Новый год,
И с тех пор я к соснам особенно сильно привязан.
А вот из рыбок для нас важнейшими являются гурами и макропод.
Еще, всем лучшим в себе я обязан котам и кошкам,
А также псам, ибо умудряюсь любить и этих, и тех.
Еще - яично-луковому салату с майонезом и зеленым горошком
И, судя по всему, непоступлению на Московский Физтех.
Безусловно, хорошим людям, немногим, но очень сильно,
Сильней, чем всему перечисленному, в миллионы раз.
Еще, конечно, просмотренным в детстве разным кинофильмам,
И тому, что "Чапаев" запомнился много хуже, чем "Фантомас".
Отметим, чтобы не обидеть Алексея Максимыча, - книгам,
От Винни-Пуха до Пушкина, и от Вия до Золотого Осла.
Ну и, наконец, зависти, злобе, предательству и интригам,
Как исходному сырью при получении добра из зла.
***
Мы этику учили не по Канту,
Не из фужеров пили, а из луж,
И если и пожгли глаголом душ,
То чиста из природного таланту.
Зачем стирать случайные черты -
Наука, падла, так и не открыла.
Давайте скажем "лица", а не "рыла",
Ну, чиста из природной доброты.
Смысл жизни, будто сыщик на хвосте,
Скрывается, прикинувшись прохожим,
А всем в себе обязан я хорошим
Единственно природной простоте.
Про то, почему лучший из миров называют лучшим
Не ведает балованный Фортуной,
Сколь много раз он чудом уцелел.
Мог заболеть тем-сем - не заболел,
На нож не напоролся ночью лунной,
Чуть разминулся с бешеной лисой,
В лесу гуляя, и не унывает,
И никогда он дома не бывает,
Когда приходит Кое-Кто с Косой.
Но для чего Фортуной он храним
От клеветы, чумы, ножа и пули?
А просто та по жизни капризуля,
И нрав ее вообще необъясним.
***
Из пепла птица Феникс возродится -
Такая вот конструкция ея.
Не светит в этом смысле ни хуя
Тем, кто не Феникс, и вообще не птица.
Всё шутки - "Умерла, так умерла".
В один конец со свистом пролетели.
Оглядываться не дают в туннеле
Пожранцам пресловутого жерла.
А кто добрался до конца пути,
Тому уже и дырку не найти,
Откуда, как из пушки на свободу.
Миров, как грязи, в лучшем из миров,
И не велит нам древний грек, суров,
Собой одну и ту же пачкать воду.
***
Трофей... трофей... еще один трофей...
Кровь горячей, чем в среднем по больнице.
Все это шутки королевы фей,
Великой Мэб в воздушной колеснице.
От нефиг делать, вечность проводя,
Внушает спящим странные капризы,
Спокойствия людского не щадя,
Врываясь в душу, как гонец из Пизы.
Подзуживает, ловит на "слабо",
Как крысолов, не с дудкой - с погремушкой,
В зыбучий воздух манит за собой,
В Успех и Власть, хоть чучелом, хоть тушкой.
А смысл? Ведь, по словам Экклезиаста,
Сегодня - царь, а завтра склеил ласты.
Романтическое
Гудят пароходы - салют Кибальчишу!
Шуршание лапок грузящихся крыс.
Есть Доброй Надежды таинственный мыс.
От слова "надежда" буквально рвет крышу.
А то еще - слушайте! - Баб-эль-Мандеб...
Романтика странствий крыс сводит с ума.
Вот так и разносится всюду чума.
Вот так вот и пишется Книга Судеб.
Зоофилософское
Тигр, о тигр, светло горящий...
У. Блейк
Фламинго красные подмышки,
Жасмина белые цветы...
Играют с нами в кошки-мышки
Деревья, птицы и скоты.
Они ведь как? Они, в натуре, -
Захлопал в крылышки, расцвел...
Но, между прочим, Глас из Бури
О них недаром речи вел.
Детенышей раждают лани,
В лесах пернатые поют,
Всем место есть в Великом Плане,
И все чего-нибудь жуют.
Чем мельче тварь, тем чудо втрое,
Они как знаки на Пути.
Всех к делу Моисей пристроил,
Твердя "Народ мой отпусти".
Волхвы ведь, так или иначе,
И жаб, и змей произведут,
А вот от малых мух кусачих
Сказали "Фараон капут".
Ревет медведь в своей берлоге,
Молчит унылая глиста,
Молчит, молчит... А, глядь, в итоге -
И пианины не хвата.
***
Чуден Днепр. Жива старушка.
Танки быстры. Ночь нежна.
Куроногая избушка.
Покоренная Луна.
Птица-тройка. Туз. Семерка.
Померла, так померла.
Лучше водка, чем касторка.
Можно даже из горла.
Где яйцо, там сковородка.
Где старушка, там топор.
Где прищур, там и бородка.
Где не надо, там простор.
Мчатся тучи, вьются тучи,
А под ними - статус-кво.
Всякой твари мы покруче,
Только толку-то с того.
***
За очень правильные взгляды,
За все хорошее ваащще,
Мы шли под грохот канонады,
Куда телят гонял Кащей.
Там в берегах кисельных реки
Струились кровью с молоком,
И шли варяги прямо в греки
Свиньей, фалангой и гуськом.
Коварно сказку сделав былью,
Летал волшебник Черномор,
Наколдовав стальные крылья
И сердце - пламенный мотор.
Служа отечества оплотом,
Любой нестреляный кулик
Гордился так родным болотом,
Что был разумен и велик.
Себя раскаяньем терзая,
Как завещал философ Кант,
Писали зайцы про Мазая
Разоблачительный диктант.
Звенят граненые стаканы,
Сидит русалка на ветвях,
И Курбский кровь за Иоанна
Лиях как воду и лиях.
Речи о резинке от трусов
Жили-были, трали-вали,
Ексель-моксель, все дела.
В нюх вломили, пасть порвали,
Совершенно не со зла.
Были светлые мечтанья,
Как заветы Ильича,
Глядь - в подвалах мирозданья
Тупо плещется моча.
Было то и было это,
Путеводная звезда -
Обнажилось до скелета
В День Последнего Стыда.
Были мысли, ну, мыслишки,
Неказисты, но свои...
На хрена, скажи, мартышке
Жало мудрое змеи?
Поп стреляет из нагана,
Рвет коза баяний мех...
Я проснулся утром рано,
Оказалось - смех и грех.
Камерино
В арку каменную светит
Одинокая звезда.
Есть пока что на планете
Очень славные места.
Тихой сапой Аппенины
Растворяются в ночи.
Просто сердца именины.
Недержание речи.
В горле булькают нелепо
В хлам истертые слова.
Дали зрелищ, дали хлеба,
Остальное трын-трава.
Итальянские мелодии
Как зарезал Ромул братца,
Все пошло наперекос.
Так мириться или драться?
Говорят - говно вопрос.
Говорят, для пользы дела,
Не для красного словца,
Приготовить можно смело
Из любого мертвеца.
Цезарь, Брут, и Цезарь снова -
Вот такая карусель.
И с тех пор, без выходного,
Так и крутится досель.
Как учил Маккиавелли,
В непростые времена
Умереть в своей постели
Не позволит нам страна.
И должно тебе, в итоге,
Охрененно повезти
Для того, чтоб все же ноги
Разрешили унести.
Бродит Данте Алигьери
В черном траурном плаще.
Кто-то люди, кто-то звери...
Все запуталось вообще.
Пьяцца Арджентина
Век расшатался. Век сошел с ума.
Одни стерилизованные кошки
Достоинство блюдут, хотя б немножко,
Собою населяя форума,
Или какую там еще холеру.
Руины, в общем. Заросли колонн,
Поставленных давать отпор, заслон,
Иль укреплявших истинную веру.
Теперь тут делать нечего коту.
Вылизывать прилежно пустоту,
Простершуюся там, где были муде?
Иль, может, об империях скорбя,
Воображать Тиберием себя?
Коты, они, вообще-то, тоже люди.
***
Приснилось странное, исполнено печали,
Как будто пылью припорошены слова,
Как будто с неба сшелушилась синева,
Как будто вечность на заплеванном вокзале,
Как будто ржавчина в крошащемся металле,
Как будто дохлый пес живого лучше льва,
Как будто жажда жить бессмысленно жива,
Когда любовь, надежда, вера перестали.
Как тряпкой слово неприличное с доски,
Поспешно память все подробности тоски
Стереть успела, ради завтрашних занятий.
И хорошо. Во сне бываем мы близки
К местам глубоким, где зыбучие пески
Уже не выпустят из приторных объятий.
***
Печаль моя светла,
Как Моцарт в птичьем гаме,
Как в Йозефове, вспять
Затикали часы.
Чего уж там теперь -
Раскидывать мозгами.
Потом не соберешь
С газетной полосы.
Такие времена.
Бывало и похлеще.
Раз нечего терять,
Тогда о чем вообще.
На выход, говорят.
Не забывайте вещи.
А, впрочем, ерунда.
Выходим без вещей.
Дела житейские
Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,
К сожалению, трудно...
(И. Бродский)
Отряд не заметил потери бойца.
Кощей не заметил потери яйца.
Эдип не заметил потери отца.
Вот это, скажу вам, непруха.
Врубился Раскольников в умственный спор -
Топор для старух иль старух под топор.
А Германн в очко раз играл - перебор,
И в ужасе крикнул: Старуха!
Один чувачок раз судьбу утомил -
Царем был, и перстнями рыбу кормил.
Нечаянно персам он хвост прищемил -
Ну, тут уж ему показали.
Вот так вот - имеешь возвышенный нрав,
И тянешься к небу, как некий жираф,
И тут тебе - здрасьте! - Ты, Вася, не прав.
Живем, как, ваащще, на вокзале.
***
Пора принять лекарство от желаний -
Сансары ноша стала тяжела,
Пора бежать от них быстрее лани,
Или вообще - как заяц от орла.
Эй, слышь - поди сюда! Чё, будешь третьим?
Буль-буль... - самоубийцей под мостом.
И я из тех, в карету-мне-карете,
Кому бессмертье в морду бьет хвостом.
Малкольму Макдауэллу и Людвигу ван Бетховену посвящается
Опять небезысвестная Девятая Людвига нашего вана,
От которой пресловутого Алекса колбасило нипадецки.
Что еще нужно для счастья, кроме оранжевого дивана
И набора джезв для приготовления кофе по-турецки?
Это все имеется. И совершенно незачем прыгать в окошко,
Тем более, курс лечения не пройден - чай, не бандиты,
И от букв на экране монитора тошнит, но совсем немножко.
Интересно было бы спросить у пеннорожденной Афродиты,
Чего ее так тянуло к Аресу, при живом-то муже,
И не потому ли многие дрочат на танковые колонны.
А, впрочем, бывало и хуже, намного бывало хуже.
А мы все глядим, и глядим, и глядим в Наполеоны.
Дело к финалу. «О друзья, довольно этих звуков!» -
Так это переводится на язык родных осин.
Вы не видели мой золотой ключик, таварыщ Жуков,
Которым заводится этот чертов апельсин?
51
Теоретически, я знаю, что мы живем при смене эпох,
От старого возрождения к новому средневековью.
Практически, мне это все глубоко пох.
Вот сегодня: купили картошечки и свеклы с морковью,
Для селедки под шубой, в порядке псевдопраздничных дел.
Я не загадывал дальше, чем до пятидесяти, а вот поди-ка.
Селедка тут, правда, другая, раньше я сырую рыбу не ел,
Но как скажешь "раньше", сразу получается Орфей и Эвридика.
Портвейн тут - не таджикский "Памир", а первейший сорт,
Прямо из города Порто, где, кстати, я тоже успел засветиться.
Свечек не будет - их нужно столько, что не поместятся на торт.
На свете счастья нет, но есть заменяющая его синяя птица.
Phase locking
Пришедший из другого исторического периода
Сначала произносит слова и предложения,
Звучащие, как бессмысленный лепет идиота.
Потом понимает - так не выйти из окружения
Фактов, неисчислимых, как в Бразилии дон-Педро,
Да и просто не выжить в неподходящей среде.
Человек разумный обычно не мочится против ветра
И, по возможности, не пишет вилами на воде.
Он даже и слова милует, как скотов бессловесных,
И не посылает в пустыню, где горячий песок.
Постепенно он учится подделываться под местных
И не соблазняться веревкой или пулей в висок.
Время разбивать зеркала
Черный человек
Водит пальцем по мерзкой книге...
(С. Есенин)
Если скажешь "халва" -
Станет сладко, такая примета.
Есть забвенья трава,
А вот корня бессмертия нету.
Все таскаешь слова
Из огня, как таскают каштаны.
На плечах голова,
В голове шебуршат тараканы.
Там прибраться пора,
Накопилось порядочно хлама.
Просыпаясь с утра,
Ожидаешь Грядущего Хама.
От нехватки Добра
Повторяешь священные мантры.
Говорят, что вчера
Плыли в нашей реке саламандры.
Видно, с ними война,
Как писал один чех пред войною.
Все накрыла волна.
Ну и как теперь жить под волною?
На смерть панночки
Добром прошу - не поднимайте веки.
Вон круг очерчен мелом на полу,
Предельно аккуратно, как в аптеке.
Зачем, вообще, вам новую метлу?
Ведь как начнет мести - такое дело,
Закружат бесы, чиста мошкара,
По всей земле, во все ее пределы,
И как тут продержаться до утра?
Летаете в гробах - ну и летайте,
И мы читаем мудрые слова
По толстой книге. Так не нарушайте
Вы этого, простите, статус ква.
Разбушевалась мутная стихия,
Как будто в воду бросили карбид.
Какая сука разбудила Вия,
Кому мешало, что ребенок спит?
Пейзаж
Здесь можно выжить, только неохота.
Темно и душно. Сгнившие стволы
(Есть вещи пострашней бензопилы)
Торчат то тут, то там среди болота.
Здесь не поймешь - зима или весна.
От времени навечно в карантине.
Лишь шебуршатся в чавкающей тине
Кикиморы, болотная шпана.
Сюда не проникает лунный луч,
Про Солнце здесь и сказок даже нету,
И освещает мерзость мерзким светом
Трухлявый гриб, тлетворен и вонюч.
Я забыл
Я забыл, что небо сине,
Я забыл, что люди - бремя,
Хоть похоже на Россини,
Только время... в общем, время.
Я забыл, какого хрена,
Я забыл, в какой беде я.
Хуже рака и гангрены
Грандиозные идеи.
Я забыл, какая лажа
Эта ваша буря в луже.
Тяжела уже поклажа,
А потом стократно хуже.
Я забыл, зачем, играя
В то, во что играть не надо,
Я сказал - не надо Рая,
Надо грохот канонады.
Ночь застает
Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти?
(Рим. 7:24)
Мыслишки сплошь бесчинные.
Не жисть, ваащщще, а жесть.
Есть органы причинные,
И следственные есть.
Тут не поможешь спорами.
Сплошной детерминизм.
Научными приборами
Обложен организм.
Ух, прописать всем ижицу,
Разделать под орех...
Для зла законы пишутся,
Закон рождает грех.
Над нами время трудится,
Пространство, вещество.
Один, смотри, не судится,
Другой уже того.
Что врать, как сиву мерину,
Что попусту болтать.
Все взвешено - измерено,
В ночи придет, как тать.
Попытка проповеди
Не сами мы, хоть думаем, что сами.
Мы, впрочем, и плевок сочтем росой.
Смерть не с косой приходит, а с весами,
И это много хуже, чем с косой.
Внутри у нас светло не нашим светом,
И нам тепло не собственным теплом.
Ну а платить-то будет кто за это?
Дышите глубже. Впереди - облом.
Не заплативши вовремя за газ,
О том, о сем болтая без умолку,
Хлобысь - светильник разума угас,
А сердце бьется. Только хули толку.
Правда о Ланцелоте и Драконе
В городе, захваченном Драконом,
Вообще не было ни одного человека.
Есть действительно принципиальная разница
Между теми, кому положена одна голова,
И теми, у кого их может быть три.
Но в числе "три" в данном случае
Нет ничего особенного, тем более -
Мистического. При необходимости,
У дракона может быть хоть двадцать тысяч
Голов. Именно столько их там и было -
Так называемое население вольного города.
Ланцелот был не первым и не последним
Рыцарем, попавшимся в эту ловушку
И явившимся, чтобы освободить Дракона
От самого Дракона. В процессе борьбы
Он перестал быть наивным рыцарем,
А сделался настоящим реальным политиком,
Которому время от времени удавалось
Разоблачать сущность Дракона в глазах Дракона,
А пару раз даже и срубить голову или две.
Через какое-то время он искренне разучился
Отличать поражение от победы и объявил
Об освобождении города, и при этом
Даже не врал, во всяком случае - субъективно.
За пятьсот лет владычества Дракона
Подобная участь постигла всех
Когда-либо существовавших рыцарей,
Которых именно поэтому больше нет на свете.
Дракон, судя по всему, жив по-прежнему
И даже не особенно скрывается, так как не от кого.
Но, все-таки, точное количество
Его многократно расплодившихся голов
Держится в секрете - исключительно
Из гуманных соображений. Чтобы
Никого понапрасну не расстраивать.
Попытка толкования
Море отдаст своих мертвецов, -
Так сказано в Апокалипсисе,
И это не может не вызвать
Чувство глубокого удовлетворения.
В самом деле, сколько можно
Сидеть на мертвецах, как на сене,
Тем более, что море - не собака.
Понятно, что плоть с них давно
Объели разнообразные рыбешки,
Ракообразные, моллюски и т.п.,
А несъедобное послужило делу
Снабжения подрастающих поколений
Кальцием и фосфором. Без кальция
Входящего в состав мела,
Неудобно писать "Люська дура",
А карбид кальция применим
Для бабаханья при бросании в лужи.
Кто касается фосфора, им можно
Намазать морду собаке Баскервилей,
Не токмо корысти, но и забавы для.
Но души-то, души, - зачем они морю?
Они и на земле-то никогда
Почти что не применяются,
И в самом конце времен
Будет только справедливо
Вернуть это добро обратно,
По описи, тем более, сказано -
Моря не будет. И смерти не будет.
Ничего удивительного, что тот,
Кого больше нет, расстается
С тем, что потеряло ценность.
А так - хрен допросишься.
Перед дождем
В Содоме было десять праведников.
Говорят, и пятьдесят исходно было,
Но потом они всерьез озаботились
Падением нравов среди соотечественников,
Стали бороться с грехом, издавая газету
И проводя предвыборные кампании
Под лозунгами оздоровления нации.
Слово за слово - партийная бюрократия,
Сбор пожертвований, компромиссы...
Они даже остались хорошими людьми,
Но, к сожалению, как праведники
Утратили квалификацию и не прошли
Переаттестацию на высшую категорию.
Вот потому так все и получилось.
Объясняю для тех, кто в танке
Когда завеса разорвалась в храме
И солнце помрачилось среди дня,
Все говорили - это всё фигня,
И следовали заданной программе.
Бессмысленная, как в мещанской драме,
Вот так и шла мышиная возня,
И обошлось без серы и огня.
Но, между прочим, день не за горами,
Когда сорвут последнюю печать,
Когда за всё придется отвечать,
И каждому воздастся по делам.
Когда из дыма выйдет саранча,
Не проканает справка от врача,
А мудрость мудрых обратится в хлам.
Еще для тех, кто в танке
Братия! не будьте дети умом: на злое будьте младенцы,
а по уму будьте совершеннолетни (1 Кор. 14:20)
Рано, рано два барана
Лупят в райские врата:
Тра-та-та да тра-та-та,
Отворяй живей, охрана.
Нас, баранов, неспроста
Отделяют от козлищ.
Раз баран, то духом нищ,
Весь, от носа до хвоста.
И туда, в конце концов
(Ну, анкета, интервью...),
Пропустили пришлецов.
Вот они уже в раю.
Не остались без наград.
Но не рай то был, а ад.
Голова ж совсем пуста -
Перепутали врата.
Офтальмологическое
...And saw the skull beneath the skin
(T. S. Eliot)
Внезапно приподнялись веки,
В глазах обрушилась стена,
Душа в хорошем человеке
Открылась, вся, как есть, видна.
И столько в ней такого сразу...
А что ж там деется у нас?
На этот счет мы все без глазу,
Ну, разве только, третий глаз.
Но, хоть пронзает он рентгеном
Всю Землю, ад и небеса,
В натуре, круто офигенно, -
В себе не зрит ниже бруса.
Из хроник
Он правда был виновен, хоть и гений.
Вот то, как поступили с ним тогда...
Законное решение суда...
Но как толпа вопила в упоеньи...
Тогда другие были времена.
Ну, почему - моральные уроды?
Ведь казни - тоже опиум народа.
Футбола нет. Разрядка-то нужна?
Переборщили все ж тогда немного.
К тому же, как-никак, во имя Бога.
Ему, поди, тотчас же донесли.
Хотели-то как лучше, всякий знает.
А Он порою крутоват бывает
И город просто стер с лица Земли.
Во славу науки
Великий Галилей, вкусив свободы
Прекрасной возрожденческой поры,
Законы чтоб исследовать природы,
С Пизанской башни стал кидать шары.
Все думали - вот странные капризы,
Ну, пусть старик набалуется всласть.
Но как-то прискакал гонец из Пизы
И объявил: Наука началась!
А там, глядишь, и ноги сосчитали
У мух и, заодно, у пауков.
Такие сразу умные все стали,
Ну, правда, не считая дураков.
Наука впрямь умеет много гитик,
Нам сбычу мечт прогрессом даровав.
И даже ретроград, замшелый нытик,
Подумавши, поймет, что был неправ.
Растешь, растешь духовно над собою,
К Вселенной проявляя интерес -
Какое, типа, небо голубое.
Теперь уже не скажешь "Скушно, бес".
Плоды познанья вкусны и полезны.
Вообще, приятно вникнуть в суть вещей.
А в перспективе - лично Зверь из Бездны,
А не убогий сказочный Кощей.
Попытка утопии
Муму не тонет, сука. Нахрен лиру.
Как в людях чувства добрые... того?
Из ничего и выйдет ничего.
Нет трупа - не удастся и Шекспиру.
Герасим уж и так ее, и всяко.
И с камнем, и без камня, и в мешке.
А та через минуту на песке -
Гав-гав! Давай еще играть! Собака...
В итоге - тема крепостного быта
Вот так вот и осталась нераскрыта,
Локомотив истории заглох.
Совсем не встал проклятьем заклейменный,
Как ни старался хор краснознаменный...
А что Муму? Зубами ловит блох.
Сила слова
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города
(Н. Гумилев)
Если выкрикнуть "Ура!"
И вложить всю душу в это,
С места сдвинется гора
И припустит к Магомету.
Если скажешь "Ё-моё!",
Но с душою, с выраженьем,
Станет правдою вранье,
А победа - пораженьем.
Если нахер всех послать,
Без изьятья, абсолютно,
Воцарятся тишь да гладь,
Станет пусто и безлюдно.
И улыбка, без сомненья,
Вдруг коснется ваших глаз,
И хорошее настроение
Не покинет больше вас.
Типа романс. Жестокий
Зарыдают лоси,
Загрустит барсук
(В. Шефнер)
Болтается в петле,
Болтается без дела,
Как дикий обезьян
На собственном хвосте,
Вполне уже совсем
Бессмысленное тело,
На, в общем, небольшой,
Но страшной высоте.
Так вот она, любовь,
Что двигает светила,
Но только иногда
Бывает очень зла.
Не лучше ль за бухлом
Сгонять, раз не хватило,
Иль мирно забивать
С соседями козла?
Не лучше ль никогда
С жестокими не знаться,
Не писать кипятком
От пламенных страстей?
А вместо чем с бабьем -
Духовно развиваться
И вдумчиво внимать
Последних новостей?
Будет, будет
Я вновь повстречался с Надеждой - приятная встреча.
Б. Окуджава
Жива Надежда. Краше в гроб кладут,
Но все жива старушка, спору нет.
А что, когда, почем - сказал поэт:
Не спрашивай, иди куда ведут.
Что за сомненье в лучшем из миров?
Вы просто не видали остальных.
Ну, может, врежут пару раз под дых,
Но все же не на бойню, как коров.
Не ждите от безумия систем,
Не наполняйте сожаленьем дом,
Хватайте воздух пересохшим ртом
И радуйтесь, что есть чего и чем.
Осень
Деревьям эти листья не нужны.
Они свое достойно отслужили.
Теперь их на асфальте разложили,
А с новыми - заминка до весны.
Но как прекрасен серо-желтый хлам.
То, что естественно, не портит вида.
И город тонет. Так и Атлантида
Ушла на дно морское по делам.
Нас ждет зима, снаружи и внутри.
А все, что наработано веками,
Спрессуется в янтарный чистый камень
И каждого попросит - повтори.
О технике безопасности
Ангелам-хранителям известны
Наши мысли - хуже, чем дела.
Заглянувши в этакие бездны,
Впору, закусивши удила,
Пить запоем, нюхать и колоться,
Трахать все подряд, отвлечься чтоб.
Ангельская жизнь, как мне сдается,
Не такой уж сахарный сироп.
Потому без тела остаются,
Как Киже, лишенные фигур.
Ангелу по пьяни захлебнуться -
Это все же было б чересчур.
***
"Не верь, не бойся, не проси".
Но раз не верь - как не бояться?
На курицу найдутся яйца,
И на сметану - караси.
Не хочешь пачкаться в грязи?
С землей не след соприкасаться.
Не поминайте лихом, братцы -
Ну и виси себе... виси.
Но заповедал побрыкаться
Иже еси на небеси.
Квази-центон. Людвигу Иванычу посвящается
Пум-пу-пупууум. Судьба стучится в дверь.
А ведь могла бы прямо из базуки.
Она такая. Трепещите, суки.
И с чем опять пришла - поди, проверь.
То как дитя, а то скулит, как зверь.
Друзья! А шли бы нахрен эти звуки.
На практике нашаривали брюки.
Будь самой горькой из моих потерь.
Какая буря, право, чувств. С хуя ли
Глумиться на раздолбанном рояле,
Как сфер музыку для глухих тетерь?
Потом, конечно, пену с губ оближет,
А дождь хуярит струями по крыше,
И что теперь, и как нам жить теперь?
***
Забудь слова "Я так хочу",
А то покатится сбываться,
Без працы бенды кололацы,
Любое дело по плечу.
Пускай кого-то огорчу -
Без пузыря не разобраться,
Как много в мире, друг Горацио,
Что и не снилось палачу.
Расслабьтесь, все путем, шучу,
В конце концов, все люди - братцы,
И могут, если постараться,
Из пива произвесть мочу.
Хоть и не золото из ртути,
А все - алхимия, по ссути.
***
Наверно, есть мечтать о чем,
Там, за морями, за горами.
Не все же - плахи с топорами.
Не все же - морды кирпичом.
Уж коли в мире есть ножи,
Должно быть, есть и Эльдорадо.
О добрый брат... Но нету брата.
Кому сказать - посторожи?
Упражнение в кротости и смирении
I had a dream, which was not all a dream
(Byron)
Нет, я не Байрон - слаб и хил,
Не переплыть мне Дарданеллы
Среди мерцания светил,
А ведь пока что ноги целы.
Безумных предков длинный ряд
Мне генотип не изнурили,
И обо мне не говорят,
Что о покойном говорили.
Не пас народ и не спасал,
Не слыл за эталон поэта,
И про меня не написал
Великий Пушкин ни куплета.
Но я жалею горько только об одном,
Для счастья созданный, как для полета птица:
Ему приснился сон, не все там было сном,
А мне вот ни хрена подобного не снится.
В русалочьей стране
I do not think that they will sing to me
(T. S. Eliot)
Звук распространяется в воде,
Причем быстрей, чем по суху.
Но нам, привыкшим к воздуху,
И даже привыкшим к ерунде,
Становится очень не по себе,
Когда слышишь сквозь толстую воду,
Как одновременно куча народу
Пытается играть на трубе.
Не говорят правду, но и не врут,
А просто вдыхают и выдыхают,
Но при этом ни на миг не стихают
Победные трубные гласы "Я крут".
Да конечно, конечно, никаких проблем,
Никто не покушается на вашу крутизну.
Чем бы дитя ни тешилось у русалок в плену,
Пока не придет серенький Голем.
Рассуждение о культур-мультур
Открылась истина простая:
Аз есмь трепло и пустобрех,
Пиша, читая и болтая,
А, между прочим, при дверех.
С общительностью дал я маху,
Настал критический момент.
Вы не могли б, простите, нахуй?
Ну, кроме тех, кто монумент.
А, кстати, вот, Тургенев Ваня,
Впадя в похожую тоску,
Припасть высказывал желанье
Душой к родному языку.
Он и поддержка, и опора.
Он и свободен, и могуч.
Заместо просто разговора
Гонять умеет стаи туч.
Была великая культура,
Была народная душа,
Штык-молодец и пуля-дура -
И не осталось ни шиша.
Русалка на ветвях гнездится,
Гроссмейстер жертвует ферзя,
И говорится, говорится...
Такое, что сказать нельзя.
Еще про культур-мультур
Нетленное нетленнее стократ,
Когда ему сам автор задал меру.
Когда бы в чаше был портвейн, к примеру,
То кто бы знал, что был такой Сократ?
Да кто бы знал, кто есть гуигнгнм, кто йеху,
Когда бы Свифт, почтеннейший декан,
Не показал, что значит великан,
От лилипутской жизни с глузду съехав?
А мы играем в фантики-слова,
Нам Божия роса что трын-трава,
И типа как бы все у нас всегда.
В культуру каждый вклад внести мастак,
Задравши лапу на манер собак.
А высохнет - не будет и следа.
Арахнофобия
Вот пишут из-за океану:
На кухне - черная вдова.
Не скажешь - все, мол, трын-трава,
Когда босой наступишь спьяну.
Еще проблема - скорпионы
И проча ядовита гнусь.
Я очень эту тварь боюсь.
Как тут глядеть в Наполеоны,
Когда мельчайший паразит,
Исчадье мерзкое природы,
Тебя, жующа бутерброды,
Коварно в пятку поразит?
Да и в родных лесах ползет
По травке клещ энцефалитный -
Вот путь к коляске инвалидной,
И это если повезет.
Арахнофоб я. От испуга
Стих получился бестолков.
Мы редко мрем от пауков,
Все больше как-то друг от друга.
1991
Каждый человек может объявить перерыв, но никто не может сказать, когда этот перерыв закончится (Книги Боконона)
Из Киева обратно до Москвы,
Открыв окно купейного вагона.
Был месяц май, великолепный вечер,
И даже соловьи, хоть я бы лично
Петь затруднился около дороги,
Под грохот проходящих поездов -
Но соловьи старались напоследок.
В собор Софийский так и не успели,
Закрылся ровно в пять, и мы решили,
Что в следующий раз начнем с собора.
Прошло семнадцать лет. "Мы" нереальны,
Поскольку друг мой умер. Я ни разу
Ни в Украине, ни на Украине
С тех пор не побывал. И, хоть немало
Стран посетил, и всяких пташек слышал,
Но с соловьями больше не везло мне.
Балаганчик
И звучит эта адская музыка,
Завывает унылый смычок.
Страшный черт ухватил карапузика,
И стекает клюквенный сок.
(А. Блок)
Мы требуем к страданьям состраданья,
Ну, для начала, например, к своим.
За что? Ведь каждый чист, как херувим.
Для нас и существует мирозданье.
Кто нас обидит, дня не проживет,
Нарушив равновесие Вселенной,
Наказан будет огненной геенной,
В веках мерзавцем гнусным прослывет.
Мы - силы Света. Лично мы. А чё?
Архангел нам могучее плечо
Подставит. Сила в Правде, Правда в Силе.
Да и самим нам сил не занимать.
А если что - возьмем, едрена мать,
И прямо Богу звякнем по мобиле.
Про здоровый образ жизни
Даже здесь не существует, Постум, правил
(И. Бродский)
По жизни Ленин был умерен,
А Коба уважал вино.
Про это даже есть кино,
Насчет названья не уверен.
Все знают, Ленин не курил
И не жевал табак, понятно.
На Кобе ж, как на Солнце, пятна -
Герцеговиной Флор дымил.
Но долго жил, и долго правил,
С Киндзмараули на столе,
На радость миру на Земле.
И здесь не существует правил.
Лучший из миров, говорите?
Смотрел Давида Аттенборо
(Да, знаю, - Дэвид, не Давид) -
Теперь имею бледный вид.
Да на природу я - с прибором!
Рожают лемминги детишек,
По тридцать штук в один присест,
А их сова возьмет и съест,
Нет, чтоб, как все, - сосновых шишек.
Ну, ладно, значит, кончен бал,
За сов болеем, совы - наши,
Так тут, прикинь, песец лядащий
Ее детенышей сожрал!
Такое типа тут кино.
Что значит - сильных выживанье!
Ну что ж, спасибо за вниманье.
Я понял, как здесь все оно.
Ночные размышления после просмотра фильма Blowup
Да, скифы мы! Вот я - с Урала,
И в том не вижу я стыда.
Вполне совместна с интегралом
Монгольска дикая орда.
Где хищно разевали пасти
Медведь, волчара, злая рысь,
Там при народной нашей власти
Культура устремилась ввысь.
Где, раздуваясь от натуги,
Бодал лося рогами лось,
Чудесно процвели науки,
И много всякого стряслось.
Но все же, человек недаром
Произошел из обезьян,
И в басурманском фильме старом
Подмечен правильно изъян:
Жизнь возвышает и ласкает,
Но только скажешь - Дайте две! -
На снимке тут же возникает
Труп, завалявшийся в траве.
И мысль моя тревожно бьется
И ночью не дает уснуть:
А что у нас тогда найдется,
Получше ежели взглянуть?
Жизнь нам по-свойски скажет "фу" -
Не как в буржуйских Blowup'ах.
Скелет, задохшийся в шкафу
В тяжелых, нежных наших лапах.
Осенние визиты
I
Приходил сегодня кот
Ссать под сень акации.
Разговор в ЖЖ идет
На предмет люстрации.
Прогуляться нынче в лес
Время есть свободное.
Кот на дерево залез,
Наглое животное.
Листья падают кой-где
Желтовато-серые.
А на страшном на суде
Мерят той же мерою.
Листопад, как всё вообще,
Это дело времени.
Там все будут без вещей
И без роду-племени.
Спросят там, имей в виду
(Лучше знать заранее):
"Крался ты, как кот в саду,
К Дереву Познания.
Отчего такая спесь?
В чем причина бедствия?
Если любишь фрукты есть,
То люби последствия".
В сей ответственный момент -
Говорю уверенно -
Не покажешь документ,
Что крутой немеряно.
А погонят от Дверей -
Долго будешь мучиться.
В общем, надо быть добрей,
Дальше как получится.
II
Уютней хоббичьей норы,
Усыпан желтыми листами,
Да и каштанами, местами,
Наш садик - сотки полторы.
Коты соседские, хитры,
Тряся пушистыми хвостами,
Закапывают под кустами
Свои осенние дары.
Один совсем уж бесшабашен.
Зачем от гор и мимо башен
Он по акации в саду
Штурмует небо, как титаны,
Желанней сливок и сметаны
Узрев вечернюю звезду?
Jetlag
I
Где стол был яств, там спать пора,
Смешались в кучу дни и ночи,
Где знать бы прикуп, там и Сочи,
А где упасть... эт цетера.
На завтрак сириалс с утра,
Кормлю себя, как тамагочи,
Чтоб не пищал, ну, и, короче,
Что наша жизнь? Игра, игра...
Течет могучая река,
А я валяю дурака,
Опять уроки пропуская,
От нефиг делать, просто так,
Всегда на глупости мастак,
А жизнь короткая такая.
II
Пахнет мокрою рекою
Посреди моста.
Ах, оставь меня в покое,
Все есть суета.
Для здоровья поголовье
По мосту бежит.
Будь готов - всегда готов я,
Типа Вечный Жид.
Вон кораблик проплывает,
Не спросясь меня.
Иногда вокруг бывает
Полная хуйня.
Почему судьба индейка,
Почему не гусь?
Парки - та еще семейка,
Я, ваащще, тащусь.
Про погоду
Мокнут низменные земли,
Дождик мирно кап-кап-кап,
Не затем ли, не затем ли,
Чтоб домой без задних лап
Завалившись, чаю выпью
И чего-нибудь сожру -
Лучше, чем болотной выпью
Дергать шеей на ветру.
Молодость
На склад сдавайте упованья,
Ну, хоть мизинец черту дай.
Что будет дальше - не гадай,
Все польза для образованья.
Ничто здесь не само собою,
И радуйся, сквозь грязь и дым
(Как хорошо быть молодым),
Какое небо голубое.
Грязь лучше, чем сплошной бетон.
Давай, малец, кроши батон,
Еще способен на мятеж ты.
Конечно, тут не райский сад,
Но все ж - чистилище, не ад,
Раз есть подобие надежды.
Памяти Мартина Идена
Тошниловка с "Рубином" рядом,
Через дорогу - ДОСААФ.
Вся наша пища - с трупным ядом,
Не герцог ибо и не граф.
Устав от утренних похмелий,
От экономных злых пиров,
От дам, не нюхавших камелий,
Благословляем мы богов
За то, что эти чебуреки
Не вечно будем вспоминать,
За то, что все вольются реки
Когда-нибудь в морскую гладь.
После сборов
Саше Л.
Банджо - сугубо чуждый инструмент,
Живое воплощенье басурманства,
Что говорить - вообще все зло от пьянства,
Но слава Богу - не попался мент.
От Леши шли, отпраздновав свободу
(Потом он умер, умер и ГГ),
С архангелом на дружеской ноге,
Четвертый курс... Какие наши годы.
Из края в край, и мой сурок со мной,
Судьба сильней гранаты разрывной,
Хранит и в первый, и в последний раз.
Два месяца, как черная дыра,
Но как представишь, что нас ждет с утра...
А наш полковник - чистый пидагог.
Электронное послание из покидаемого Мадрида
Ура, коннектит! Отозвался сервер.
Я жив-здоров. Вчера вино лакал.
Однако, дождь. И мы уйдем на север
И переждем, как Тигр и как Шакал.
Не все коту huevos и jamonы,
Да и в translation я completely lost.
Спать улеглись ферменты и гормоны.
Наш путь на север, и вообще не прост.
Не о том думаете, товарищи
Вот над поэтами хохочут,
Презреньем обдавают их.
Мол, каждый день они стрекочут,
Пиша стихов весьма плохих.
Чем птичек божьих воспеванье
В тумане моря голубом,
Они все ноют - скушно, Ваня,
Пойду побьюсь об стенку лбом.
А темы? Индра и Гаруда,
Иль Голиаф, там, и Давид.
А кто законченный зануда -
Про древних греков норовит.
Мы скажем прямо гнусным рожам:
Вам здесь, любезным, не кабак.
Того позволить мы не можем.
Позволить можем мы никак.
Слил? Слил. В единое? В единое. А теперь на ветер
Захочешь жечь сердца глаголом,
С Пегаса писать кипятком,
Стоять среди равнины голым
И ни жалеть уж ни о ком,
Но скорбь приходит мировая,
В душе смолкают соловьи,
И, тут, постыдно завывая -
Беги, скрывайся и таи.
Я не могу писать пейзажи,
Свернув со здравого пути.
На свете столько черной сажи,
Пожалуй, просто не найти.
Спроси у ясеня и клена,
Когда начнут качать права,
Зачем прикинулась зеленой,
По сути, черная трава?
Зачем кружится вихрь в овраге?
Чего он, сцуко, бля, ваащще?
А вдохновенье - просто враки.
На свете нет таких вещей.
Критику, укорившему поэта в неправильном ударении
Когда Пегасы свечками взлетают,
Поэты падежов не наблюдают,
Ну типа как счастливые часов,
Не говоря - резинку от трусов.
Ведь важно что? Читатели рыдают,
И дамы под поэта упадают,
Когда поэт еще и филосОф.
Засуньте в зад зоиловых весов.
Рубаи
Такая типа тут страна
Нашли без гугля обана
Среди обломков самовластья
Не спрячешь наши имена
Колыбельная
Баю-баюшки-баю,
Снова в старую струю.
Даже серенький волчок,
Про ненужное молчок.
Молча тащит и пыхтит,
Нагоняет аппетит.
Под ракитовым кустком
Собирается местком.
Типа, времени петля.
Вот же, сцуко, вот же, бля.
Фантастика и реальность
Бывает большая ложь
Из тысячи маленьких правд.
В реке по имени Факт
Кто только копыта не мыл.
По-братски обнявшись, спят
Там Ктулху на дне и Лавкрафт,
Пытаясь во сне понять,
Кого из них кто сочинил.
Граф Дракула спит в гробу,
Устав от сплошных похорон.
Он знает - смена растет,
Растет, говорю, молодежь.
Во сне устало смежил
Единственный глаз Саурон.
Вот это факты и есть.
А "где был и что делал Сергей Миронович Киров шестнадцатого февраля 1929 года с двадцати одного до двадцати трех часов" - Не факты, сплошной пиздеж.
Краткое изложение мировой культур-мультур
Коль мысли черные придут нагие,
Про кризис, скажем, про свободу в неглиже,
Коньяк откупори иль перечти ЖЖ,
Приятно знать, что ад - всегда другие.
Коль языки рвут людям серафимы,
Как тузик грелку и как грешников в аду,
За нас все скажут попугаи какаду,
Их, говорят, стада неисчислимы.
Да я вообще молчу, скрываюсь и таю,
Опрятен, вежлив, не ложуся на краю,
Не бью зверей, сурок всегда со мною,
Не обнажаю ни в таверне, ни в корчме,
Неприхотлив к пирам, ко времени, к чуме,
Люблю грозу, особенно весною.
И немножно нервно
Бессоница, подавленность, тоска,
Кто перепил, кто недопросветлился,
А мир опять таинственно продлился
Воды коловращеньем и песка.
И к кобуре потянется рука,
И каждый нерв, как провод, оголился,
Еще один затейник застрелился
Очередного ради пустяка.
Жизнь - это сон, рассказанный глупцом.
Графиня изменившимся лицом
Из тазика лакает корвалол.
Вода течет, и сыплется песок,
И ангельский быть должен голосок.
Ворона каркнула лисице - LOL.
Сонет о разнообразии мира
Судьба - индейка, жизнь - малина,
А сердце - пламенный мотор.
Клаустрофоб, цени простор,
Агорафоб - песок и глину.
Всегда находится долина
Среди нагроможденья гор.
Декарт не мил и Пифагор -
Читай Мурзилку с Чиполлино.
При свете Солнца и Луны
Живут и блохи, и слоны,
И люди разного пошиба.
Бывает, кто кого и съест -
Таков обычай здешних мест.
Ну что ж, поел - скажи "Спасибо".
Разговор с Гамлетом
- Что вы качаете? - Права, права, права...
Не королевство, а какая-то качалка.
Ну, посидит мудак на троне - что вам, жалко?
Еще в лесах, поди, осталась трын-трава.
Живой собак милей приконченного льва,
Милей трагедии - сопелка и кричалка,
Милей концлагеря - помойка или свалка,
Про кровопийц-ворюг - мудрейшие слова.
Поверьте, принц, что триппер лучше, чем чума,
И горе есть страшней, чем горе от ума.
Что наша жизнь? Игра, и прочий шахер-махер.
Ну, настругаете по новой мертвецов...
Живые тоже хороши. В конце концов,
Придет Лесник, и сразу всех погонит нахер.
Алладин и волшебная лампа
Раб лампы, джинн, как странен твой удел.
Изнанка всемогущества видна:
Ты для себя не можешь ни хрена,
А в остальном - почти что беспредел.
Хозяин снова чуда захотел.
Какого ему надобно рожна?
Куда же дальше? Дальше - тишина
Простершихся пред ним безгласных тел.
Он властью, как наркотиком, упорот.
Дворец воздвигнуть, иль разрушить город -
Что, типа, люди, что их жизнь и труд.
Гуляй, рванина, с лампою - покуда
Придет другой, свое закажет чудо,
И будет он к предшественнику крут.
***
Про жизнь и смерть не интересно,
Про это было все давно.
Приятель выпрыгнул в окно,
Поскольку в мире стало тесно.
Другой терпел, но бесполезно,
Смотрел, как нудное кино,
На всё вокруг, и пил вино,
Во ржи над пропастью, над бездной.
А я, беспечен и ленив,
Всё из соломы, как Ниф-Ниф,
В надежде славы и добра.
И на советы я плюю
Про не ложиться на краю
И про пора, мой друг, пора.
День сурка
Как только ангел вострубит подъем,
Потянемся, откинув одеяло
Сухой земли, через дверной проем,
Страшась услышать: вас тут не стояло.
Давай быстрее... Справок не даем...
Из собранного видно матерьяла...
По одному... - Но мы всегда вдвоем,
Как лев с ягненком, и с мечом орало.
Куда с животным? Убери сурка!
Из края в край мы шли издалека,
Зверек пуглив, особенно весною,
Но как услышал, что трубит труба,
По капле тут же выдавил раба
И заявил, что он всегда со мною.
Мокрое дело
Дождь за морем - вода, вода, вода...
И сами мы раскляксенные твари
(Кровь, слизь, моча всегда в репертуаре),
Произойдя от рыбок из пруда.
Да ладно, в том не вижу я стыда,
Хоть выросли на водке, не нектаре.
Пусть из дровишек скрипка Страдивари,
А как играет... редко... иногда...
Пожалуй, мясо лучше, чем дрова.
Не так уж плохо - руки, голова,
Печенка, сердце, прочие детали,
А что зудит, болит и вообще,
Не блажь Господня это - суть вещей.
Идите и работайте, с чем дали.
В. Потапову
А, может, тоже в Магадан...
(В.С. Высоцкий)
Хороший человек уехал в Катманду.
Завидую - он видел Гималаи,
Моя ж судьба, в натуре, очень злая,
И если и пошлют, то, в норме, не туду.
С кошачьей головой, как водится, во рту,
Хоть зависть - смертный грех, но, ей пылая,
Смотрю, летит кибитка удалая,
Не смея пересечь заветную черту.
А я тут, в поте и пыли,
Жду, как баран, команду "Пли",
Смешались в кучу люди, кони.
Молчи, скрывайся и таи
Ты жало мудрое змеи,
А то - пропал, как зверь в загоне.
Про кораллы в другой раз, ладно?
Когда в товарищах согласья нет,
Они лишь тормоз на пути прогресса.
Однажды Роза, Клара и Инесса
Задумали украсть кларнет.
И вот, пробрались к Карлу в кабинет...
Тут Клара говорит: какого беса?
Я вам воровка или поэтесса?
Желаю сочинить сонет!
И как ее подружки ни пихали -
Быстрее, далеко тут до греха ли... -
Рифмует: "В снежном декабре...".
И - здрасьте! - входит Карл - такое дело.
Вы, девочки, чего тут так несмело?
Ну, в общем, прямо на ковре.
Снег и вообще
Выпал с третьей попытки
Пушистый и мягкий снежок
И лежит на земле,
Как теленок в рождественском хлеве.
Да, я помню, конечно -
За мною остался должок,
От зимы вдалеке
Я о Снежной забыл Королеве.
Я забыл об осколке,
Который мне в сердце попал,
И торчит до поры,
Активируем снежною вьюгой.
Надо троллям сказать,
Чтобы больше не били зеркал,
И без них тяжело
Мировою зимой, Калиюгой.
И без них тяжело,
Даже если сугробы в цвету,
Если небо в ударе,
Полярным сияньем пылая.
Мы стоим на мосту.
Мы все время стоим на мосту,
Правый берег покинув,
На левый ступить не желая.
***
Слушайте, мы не рискуем ничуть -
Меньше уюта, побольше комфорта...
Пусть три семерки, не правильный порто,
Меря намерит, начудит нам чудь.
Слушайте, нам не свалить никуда -
Племени без потому что, без рода,
Рылом не вышли, не влазим в ворота,
Разве что в лузу войдем, от борта.
Слушайте, это не больно совсем -
Шаром по шару, ударом в угаре,
Хрупкой бутылкой по кумполу в баре,
Вне философий и мимо систем.
Правда о Пигмалионе и Галатее
Он скульптором был древнегрецким,
Она же - скульптурой его.
Он робко в любви объяснился,
А толку-то только с того.
Пошел он, весь горем убитый,
И пьянствовал целую ночь.
Но сжалилась тут Афродита
И парню решила помочь.
Домой он под утро приходит,
Ну, в стельку, вообще никакой,
Замок кое-как открывает
Нетрезвой дрожащей рукой.
И сразу, конечно, к статуе.
А там... ну, едрит твою вошь,
Уродство - смотреть невозможно,
Того и гляди, блеванешь.
Коростою мрамор покрылся,
Обвисла и сморщилась грудь,
Лицо, как верблюжая морда,
Ну не на что, в общем, взглянуть.
Устроила чудо богиня
В спасенье от большего зла.
У парня в башке прояснело,
И жизнь стала снова мила.
Он понял, что жить надо проще,
Без всяких безумных идей:
Сваял - заработал - потратил...
А... мы о любви... на блядей.
Комментарий к Окуджаве
Кант малинов, и лошади серы
(Б. Окуджава)
Да, Кант малинов - все же, не лилов,
А Гегель... Гегель - золотом на черном.
Как страшно жить философом упорным,
Окрасившись от слов, от слов, от слов.
А лошади, как кошки в полутьме,
Все серы - в смысле, Канта не читали,
Зато роскошно гривами мотали,
Пытаясь дважды два сочесть в уме.
Элегия, типа
Быть идиотом некрасиво,
Но, если делать умный вид,
Жить можно долго и счастливо.
А все равно душа болит.
Не то, что мните вы, наука.
Она не думы на челе.
Она, ваащще, такая сука,
А вот сидишь, как на игле,
Сидишь с наморщенным челом.
Идеи нонче дюже редки.
И вот - прыжок... и вот - облом,
Летишь, как Пух с известной ветки.
Среди мерцания светил,
Среди квантованных полей,
Такого понаворотил,
Ища ключи, где посветлей.
FAQ
- Скажи мне, чертежник, бухгалтер богов,
Сыпучих песков модератор,
За что мне все время - промежду рогов,
А глупый пингвин - император?
И аз, иже кровь в непрестанных боях,
Всю жизнь так и буду ходить в холуях,
Питаясь костьми с чешуею,
Пока не покроюсь землею?
- Волхвы не боятся могучих владык,
Им княжеский дар фиолетов.
По слову волхвов выползает кирдык
Из конских истлевших скелетов.
Они прорицают о завтрашнем дне,
Бывает, что стоя по горло в говне.
Такая уж это работа,
Без скидок и без ангебота.
***
Много ль осенью нам надо?
Снова солнышко, гляди.
Вот и вся твоя награда,
Сказка будет впереди.
Желтой струйкою листочки,
Как песочные часы.
Что нудить - "дошел до точки"?
Да прорвешься ты, не ссы.
Smoky Mountains
Встречает утро нас прохладой,
А провожает по уму.
Что осень? Яркая заплата
На нашем вечном "почему".
Маячат смутно из тумана
Леса и горные хребты.
Недодают нам постоянно
Хваленой этой красоты.
Календарное
Сегодня первый день зимы.
Еще декабрь померзнем мы
(Формальность - движитель погод),
И - здравствуй-жопа-Новый-год.
Туда-сюда, вперед-цурюк,
За кругом круг - знакомый трюк,
Земля, как Тузик на цепи.
Теплее будет - потерпи.
Без утренников и катка,
Без мандаринов из кулька,
Без елки, в смысле, без сосны,
Нет предвкушения весны.
Комментарий к пророку Даниилу
Заблудился я в небе - что делать?
(О. Мандельштам)
"Ты взвешен на весах
И легким оказался".
И, главное, в ответ
Не скажешь - "Сам дурак".
"Из края в край вперед..." -
Мотивчик привязался.
С тобою не сурок,
С тобой твой злейший враг.
Какие там пиры,
Какие Вавилоны.
Заезжий Гавриил
Играет на трубе.
На веру и на жизнь
Просрочены талоны.
Ты сам себе сурок
И сам пророк себе.
И Шуберт на воде,
И Моцарт в птичьем гаме,
Мене, текел, фарес,
Семь лет одну траву.
И колосс золотой
С непрочными ногами,
Паучья глухота
И жизнь во львином рву.
Покаянный романс
Чего-то я устал.
Из лучших побуждений...
Да-да, благодарю.
Конечно, да-да-да.
Простите дурака.
Приятных сновидений.
Над тамбуром горит
Полночная звезда.
Не будем о плохом.
Вы совершенно правы.
Да, это не учел.
И тут вот не вполне.
Ну что же я сейчас...
О времена, о нравы.
Опять толчем, толчем...
Как Заяц на Луне.
Я в следующий раз...
Ну, в новом воплощеньи...
Исправлюсь и пойму.
Я, право, не назло.
Да никаких проблем.
Очистим помещенье
И будем наблюдать
Сквозь тусклое стекло.
Комментарий к Книге Иова
По человеческой натуре,
По плотской слабости внутри,
Когда услышишь Глас из бури,
Смотри, с испугу не помри.
Единорог и лед над бездной,
Глубины вод, вершины гор...
Смешно по немощи телесной
Прервать подобный разговор.
Жилище тьмы, жилище света,
И Бегемот, могучий зверь.
Сам Автор рассказал про это.
Чего бояться-то теперь?
Про Зверя
Зверь (просто Зверь, с большой буквы, ибо несравним ни с кем)
И раньше мог перехитрить любого охотника, так что необходимости
В дальнейшем совершенствовании системы самозащиты у него не было,
Кроме, разве что, страсти к совершенству, одолевающей порой
Самых неожиданных тварей в самое неожиданное время.
Тончайший контроль сознания, когда охотник либо промахивался,
Либо вообще не решался стрелять, жалея губить такую красоту,
Был, пожалуй, избыточным решением, но, несомненно, элегантным.
Впрочем, менее элегантным, чем полное переписывание сущности Зверя
В центральную нервную систему охотника в момент выстрела. Необычно,
Но кто бы из нас отказался полюбоваться красотой собственной шкуры,
Сброшенной за ненадобностью и повешенной на стену, если бы она
Была хоть вполовину столь же красива, как красива шкура Зверя?
Однако, и это оказалось лишь промежуточным шагом, ибо, открыв
Иллюзорность смерти, Звери сочли остроумным якобы дать истребить
Себя, прикинувшись вымершими. Вероятно, им надоела наша песочница,
Где перепуганные карапузы, мнящие себя взрослыми, играют в убийства,
Которые они полагают столь же возможным и важным делом, как и выпекание
Песочных куличиков с помощью лопатки и совочка, в то время, как песчаный
Вихрь, сформировавший их собственные тела, длится до перемены погоды.
Постановление
Доводим до всеобщего сведения список сертифицированных несчастий,
По поводу которых дозволено сокрушаться без боязни прослыть снобом.
Список разбит на разделы: болезни (с кратким описанием симптомов);
Денежные потери (указана минимальная сумма во всех главных валютах);
Смерть близких родственников (обновление - добавлены двоюродные
Братья и сестры, но только при условии непрерывного знакомства
На протяжении не менее чем сорока процентов от продолжительности жизни);
И так далее, всего сорок две позиции. Напоминаем еще раз, что печалиться
По поводу того, что люди смертны, по поводу возможной бессмысленности
Существования, собственного и мироздания в целом, по поводу нечистой совести,
По поводу нереализованных возможностей, по поводу всего перечисленного
В пресловутом шестьдесят шестом сонете небезызвестного Вильяма Шекспира
И приравненных к нему текстах (смотри двадцать шестое приложение
К четырнадцатому перечню, секция восемнадцать Б, параграф восьмой)
По-прежнему предосудительно, а гвоздь в сапоге был и остается кошмарней,
Чем фантазия у Гете.
Чего непонятно-то?
Смерть никто, канцеляристка, дура,
Выжига, обшарпанный подол...
(А. Тарковский)
Атилла, Чингисхан, Наполеон...
Специально - не понявшим, почему нам
Не дали укусить от Древа Жизни.
Да, кстати, локоть тоже не укусишь.
Спецназовец с пылающим мечом...
А, между прочим, мог и полоснуть
Где надо или, может, где не надо.
Ура, плодиться нам запрета нет.
Но самоликвидатор, жало смерти,
На случай, если кто собьется с курса,
В конструкцию добавлен при апгрейте.
Пока что все сбивались, как один.
Да, смерть никто, канцеляристка, дура,
Но норму ежедневно выполняет.
А нам бы всем, чем попусту ругаться,
Свои считать. Глядишь - поймем чего
Из Марко Поло
Когда Багдад татары захватили,
Хулагу-хан позвал к себе халифа
И говорит: Я чё-то не просёк.
Мы тут нашли с сокровищами башню,
Там золота, как грязи, и алмазов,
И жемчуг, серебро - ну, все дела.
Какой-то ты, халиф, по жизни, странный.
Ты что, не знал, что на тебя войною
Идут монголы? В смысле, я иду?
Ты что, не знал, что я не одуванчик
И в нежности особой не замечен
К поверженным врагам? Ты чё, халиф?
На эти бабки знаешь сколько войска
Нанять ты мог бы? Накупить побольше
Верблюдов, самолетов и ракет?
На атомную бомбу тут хватает!
Мы не полезли б, что я, ненормальный?
Что значит жадность! Всё - Стабфонд, Стабфонд...
Наверно, ты, халиф, алмазы ценишь
Превыше власти, подданных и жизни -
Так ими напоследок насладись.
И приказал он запереть халифа
В сокровищнице без воды и пищи,
Где тот и помер на четвертый день.
112 Mercer Street, Princeton, NJ
Что великие люди умерли (не все, но подавляющее большинство),
Их никак не порочит, ибо смерть величественна и возвышенна.
Даже самому разнаибольшущему гению умереть совсем не зазорно.
В этом есть своего рода скромность, вежливость и смирение.
Выпендреж уместен, во всяком случае, простителен, во многом,
Но только не в этом. И хорошо, что даже самые оголтелые гении
Это понимают.
Но покачиваться в кресле-качалке с трубкой в зубах (а хоть бы и в руке),
За белыми тоненькими колоннами, приметами стиля, который так и называется -
Колониальный, но ходить по этим, совершенно не небесным, дорогам,
Но ухлестывать за женой соседа и водить ее в нью-йоркскую оперу,
При живом-то муже, но раскидывать посмертно свои гениальные мозги
По не пойми чьим подвалам - этого мы решительно позволить не можем.
Никак не можем.
Композиция номер 666 для палаты номер 6 с прибором
Хороший человек, а правильно себя поставить никак не может.
Так и переминается с ног на голову, как диалектика, что учили мы не по Гегелю.
А снег выпадает пушистыми хлопьями, в Виннипухе ли, в Виннипеге ли,
И тает на лету, и стекает тонкими струйками по недобритой роже.
Хорошая жизнь, только удивительная очень, как я примечаю.
Поманит вот так, а только раззявишь варежку, сразу облом.
Мордой приложишься опять об острое, спутав с прямым углом,
А вода как кипела, так и кипит... кстати, не хотите ли чаю?
Нельзя же вообще ничего не хотеть, а чаепитие - это прилично.
И Ему будет приятно - не зря старался, придумывал чайные кусты.
Чай должен быть горячий, скатерть чистая, нос холодный, а глаза пусты.
Так завещал товарищ Верьвзойдетоназвездапленительногосчастья, лично.
Еще одна композиция для палаты номер 6 с прибором
Главное - не торопиться, все должно само сложиться в узор:
Цепь, бочонок амонтильядо и "ради всего святого, Монтрезор",
Слово "вечность" из льдинок, весь мир в придачу и новые коньки,
Чтобы вечно скользить на них по льду замерзшей Ахерон-реки.
Лягушки думают, что если быстро-быстро лапками всю сметану сбить,
Это поможет жизнеутвердительно ответить на вопрос "быть иль не быть",
Выбраться на твердое, отдышаться и всенародно избрать себе аиста-царя,
Величавого снаружи и не разочаровывающего даже после знакомства изнутря.
Какая разница, что думают лягушки; глуповские ученые открыли - у них душа
Имеется, как у прочих, но малая собою и, главное, не бессмертная ни шиша.
Так что, замерзнет Ахерон, или нет, - лягушкам особой разницы быть не должно,
Пусть пока отдыхают, как могут - лодка-водка-молодка, или кино-вино-домино.
Музыка сфер
Этот ритм пробивается сквозь любую шумовую завесу,
Поскольку воспринимается не ушами, а чем-то совсем другим.
Нагим ты пришел, как свобода, и уйдешь до костей нагим,
И, если об этом подумать, слушать что-то, кроме, нет интересу.
Говорят, он будет звучать, даже когда распадутся протоны,
Позитроны и электроны проаннигилируют, останутся свет и тьма,
И тогда ты узнаешь, мы все тогда узнаем, что такое зима -
Это не когда вздыхаешь и стонешь - когда забыто про вздохи и стоны,
Когда забыто, что такое "забыто", и что такое "такое", и что такое "когда",
Когда додымят черные дыры, в соответствии с законами излучения черного тела.
Все будет так, как настукал барабан, как напели трубы и как свирель насвистела
Нам, оставленным в издыхающей Вселенной по постановлению Страшного Суда.
День Выбора
Я туда полечу, словно лебедь в алмазной короне...
(А. Жигулин)
Я один. И разбитое зеркало.
(С. Есенин)
Родившимся на Безмолвной Планете рассчитывать можно лишь на то,
Чтобы, при большом везении, остаться про своих, или почти при своих.
За Некто в Сером следует Некто в Пальто, скажем прямо - Конь Блед в Пальто,
А за Некто в Черном следует разбитое зеркало и хвойное дерево Пих.
Если и доведется куда лететь, то не как лебедь, а как над Парижем фанера,
Потому что Герберт Уэллс соврал, что человек не живет и не умирает зря.
Как однажды сказала, условно говоря, Вулкану, условно говоря, Венера,
Я думала, ты всесильный божище, а ты тут мне неровный лет являл нетопыря.
Так выпьем за то, чтобы каждый майор был неуловимее, чем майор Пронин,
И чтоб во врагов кидаться, по возможности, не гранатой, а кремовым тортом.
Тогда, наверно, нам разрешат полетать, хоть недолго, в алмазной короне,
И, может быть даже, нам за это ничего, или почти ничего, не будет потом.
Планов и обломов громадье
Мы решили основать новое сексуальное меньшинство,
Но не знаем, как себя позиционировать, потому что все уже было.
Кому и кобыла невеста, а кому, наоборот, и невеста - кобыла.
Дла совершенномудрого нет ничего, что требует естество, и нет ничего, чего не требует естество.
Мы решили придумать новую философскую систему,
Но не знаем, какую, потому что их столько придумано уже.
Кому в дамском неглиже - вся идея, а кому Мировая Идея предстает в неглиже.
Тема сисек давно раскрыта, а все остальное вообще, похоже, не в тему.
Мы решили написать стих про то, что ничто под Луною не ново,
Но не знаем, с чего начать, потому что мысль эта сама по себе не нова.
Надо было бы, вообще-то, Книгу Экклезиаста нам прочитать сперва.
Пробовали, но стало страшно - даже не подозревали, что все настолько хреново.
В шуме пущенной турбины
Так начинают. Года в два
От мамки рвутся в тьму мелодий,
Щебечут, свищут,- а слова
Являются о третьем годе.
(Б.Л. Пастернак)
Ну, что вы со свой музыкой, как маленькие, в самом деле.
Учили меня на пианино, учили... Потому что положено, то есть, надо.
Вот как только выпустили в большую жизнь из детского сада -
Так сразу приковали к инструменту. И проели... нет, плешь не проели.
Что я буду наговаривать. Не лысый до сих пор, хоть, отчасти, седой.
"Стыдно молвить, где". Удивительно, как некоторые стесняются слова "голова".
Возвращаясь, все же, к теме. Если выбирать, то, чем "слова, слова, слова" -
"Музыка, музыка, музыка" всяко лучше. Родившимся под счастливой звездой
И способным слушать многое дано. Например, в голову все это не брать.
Они же не знают, как это выглядит в словах, в формулах - не говоря.
Рояль дрожащий облизал, потом умылся кровавыми слезами сентября,
Отчитался о впечатлениях в стишке - и хоть трава не расти, на все насрать.
История
В этих местах когда-то добро боролось со злом.
Не то, чтоб по-особенному, а как везде, как все.
Кого на дыбе, кого на костре, кого на колесе...
А потом с этим делом вышел постепенно облом.
Все-таки очень трудно полностью кого-то урыть.
Сил не хватает, жить как-то надо, процесс пошел...
Слово за слово - приходится усаживаться за стол
С очень плохими людьми, и как-то умерять свою прыть.
Вот так, постепенно, наступает гуманности торжество,
Никто никого не ест (почти), и все чудо как хороши.
Конечно, лучше б оно так получалось по велению души,
Но и по слабости человечьей - тоже, вполне ничего.
Дела житейские
Начинается страшная сказка - давным-давно, в черном-пречерном лесу...
Что-то не страшно нифига. Ну, в каждом городе есть такой квартал,
И не один, где запросто можно от металла, а не как все, за металл,
Особенно, как солнце зайдет, то есть, зимой - в шестом, примерно, часу.
Продолжается сказка - там из кольев забор, череп с каждого свисает кола,
И никто не мог проехать, чтоб не пойти, частично, на стройматериал...
А чего - череп? Бывал я в таких местах, однажды даже надолго застрял.
Не пьет там только селедка (ей закусывают), но, было дело, и селедка пила.
И вот, однажды приехал туда добрый молодец, на еще более добром коне,
И крикнул конь человечьим голосом - слышь, хозяин, мы так не догова...
Что же тут скажешь? С непривычки там все непросто, конечно, сперва,
Особенно, если смысл искать, где не надо, ну, а потом - так вполне.
Подслушанное у черта на куличках
Конечно, человек - не с кощеевой смертью иголка,
Потому что обычно даже, чем утка с зайцем, тупей.
Я любил Василису всей силой волшебного серого волка,
А она только и знала - "козленочком станешь, не пей".
Ходят упорные слухи, что у Бабы Яги в "Избушке"
Человечиной кормят, Ивашкины косточки нашли в борще.
После того, как Царевну Лебедь ощипали на подушки,
Прямо на людях, я лично не удивлюсь ничему вообще.
Какой смысл в волшебстве, когда среди лесного народа,
Если кто не мерзавец, то, значит, непроходимо глуп.
Смешивают, когда пьют, пополам живую и мертвую воду,
И сидят, ни живы, не мертвы, только глазами - луп-луп.
Про птиц небесных
Неудобство мансарды, сконапель, чердака - это наклонное окно.
Голуби насрали на стекло, посмотришь вверх - а небо в говне.
Глубоко символическое зрелище, как это представляется мне.
То ли у птиц в уборных разруха, то ли в головах - не мозг нации, а говно.
Так учили не то профессор Преображенский, не то вообще Ильич.
Хорошо бы всех голубей на пароход, да и к Канту, в Соловки.
Пусть там объясняют друг другу про правила правой и левой руки
И спорят, может ли ни с того, ни с сего на голову свалиться кирпич.
Окно, впрочем, что, окно можно, в конце концов, взять и помыть.
То ли кризис, то ли война с Антантой и блокада четырнадцати держав,
То ли власть тиранов задрожала и приняла новую форму, чуть подрожав,
То ли тут кто-то опять рассекает и спрашивает, куда ж нам плыть.
Черновик проповеди, если бы меня попросили таковой подготовить
Человек избавляется от алмазов, чтоб набрать себе побольше стекла,
И видит в этом резон, ибо алмазов мало, а стекла, сравнительно, дохуя.
Но в какой-то момент, он задумывается - а не дал ли все-таки маху я,
И не спросят ли: ну что, сынку, помогла тебе твоя стеклотара? Помогла?
Объясняю для тех, кто в танке или, к примеру, под танк попала голова:
В сией аллегории под алмазами разумеется то, что у нас глубоко внутри,
И что от нас останется, если последовать насчет черты случайные сотри,
А под стеклом - то, что Гамлет-младший называл "слова, слова, слова".
Если же кто-то спросит, оторвавшись на секунду от важных дел, на бегу -
Что за фигню несете, где ж найти идиота, чтоб сменял на стекляшки алмаз,
Отвечу, что сам удивляюсь, в миллионный раз так же, как в первый раз,
И объяснить это поразительное явление природы ну совсем никак не могу.
Про шум и ярость
С Тобою древле, о Всесильный,
Могучий состязаться мнил...
(А.С. Пушкин)
Иногда здесь что-то происходит, но совсем уже редко.
Например, был случай - заквасился первичный бульон,
И потом, дюжину раз, к кому-нибудь приходил Почтальон:
Динозавры? Распишитесь, пожалуйста, вам Черная Метка.
Что ж мы так всё носимся с нашей хваленой новизной?
"Завтра, завтра, завтра" - какой поднадоевший мотив.
А не натянуть ли нам, от скуки, на Землю презерватив?
Или погасим Солнце? Да ладно, давай лучше еще по одной.
Важные вещи повторяются, и сегодня на вчера похоже:
Деревья, круги на воде, песок, ветер, трава, пчела,
И сумма углов треугольника - все те же два прямых угла,
Пространство, внутри и снаружи, оно вовеки все то же.
Новогодняя ночь
Если бы каждый раз становилось лучше, чем было,
Мы бы давно уже жили, в хорошем смысле, в раю.
Обычно все дело сводится к обмену шила на мыло
И к новому зверю, приходящему за ложащимися на краю.
Но, если всегда мыслить здраво и делать умные лица
(Для этого нужно с закрытым ртом считать зубы языком),
Будет такая тоска, от которой впору застрелиться.
Уж лучше сидеть, хоть раз в год, дурак дураком,
И надеяться на лучшее, даже на чудо, наперекор всему.
Надежда на чудо - это ведь и есть счастье, само по себе,
Глядь - что-то придется по сердцу, а что-то сделают по уму,
И только потом, нескоро, нам сыграют на известной трубе.
Двойной Новый год
"Вдова Клико", из эпохи до исторического материализма выглядывающая пугливо,
В Новый год по европейскому времени, как празднуют всякие сэры и сэрухи,
А по свердловскому времени - "Советское шампанское" латвийского разлива,
Стало быть, антисоветское, и в промежутке - четыре часа той самой прорухи,
Щели, дырки в пространственно-временном континууме, зазора между этим и тем,
Нестыковки платформ, дрейфа континентов, просто дрейфа, в смысле - "Дрейфишь? Не ссы!",
Рассогласованности систем отсчета, равно как и общественно-политических систем,
И мост над пропастью из сделанной в Германии для ностальгирующих докторской колбасы.
Светская хроника
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе,
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу Бога
(М. Лермонтов)
Вместо Всемирного потопа - залили с потолка пьяные соседи,
Вместо радуги, как знамение, показали потом средний палец.
Настойчивые звонки в дверь - заместо кимвала звенящей меди.
Бог не умер, Он на каникулах, но человек теперь юбер аллес.
Вместо дождя огненного с серой - просто сгорел компьютер.
С ангелами не боремся, зачем? - ногу можно сломать и так.
Если кто на чем-то стоит, и не может иначе, то вряд ли Лютер,
Скорее, очередной не умеющий слушать собеседника унылый мудак.
Какой интерес препираться, чего именно Павел послал галатам,
И за что так Иова, который был праведен и уклонялся от зла.
Раз уж жизнь удалась, давайте разложимся мордами по салатам,
Тоже способ согнать морщины с этого... как его... а, вспомнил, - с чела.
Памятник
Все равно меня не отчеканят
На монетах заместо герба.
В.С. Высоцкий
Простынешь - вспомнишь про млекопитание, горячее молоко, немного меду,
То ли млекопитать, то ли млекопитаться - одним словом, припасть к корням,
Как положено в час суровых испытаний. И долго буду тем любезен я народу,
Что иногда оставлял мировую скорбь и писал простейшие вещи, типа ням-ням.
Оставим великое людям с гордыми именами Фидель Кастро или Джавахарлал Неру.
Но как хочется верить про друг степей калмык и про умру я, но не весь.
Где взять памятник, да ладно, хоть рукотворный? Если б курил, к примеру,
Могли б изобразить с сигаретой, с табличкой на пьедестале - "Курить только здесь".
Контркультура
Не то центр искусств "Тахелес", не то просто "Тухес", в общем, что-то такое.
Стены, помню, разрисованы, а вот как называется - вспомнить уже не могу.
Ну, не все люди понимают, что самая большая энергия - это энергия покоя,
И что есть эпатаж покруче, чем выписывать лозунги желтой струей на снегу.
Зачем непрерывно напоминать всем про кишки и прочие гениталии?
Чистому все чисто. При взгляде по-настоящему пристальном, в полной мере,
Только и найдешь - электроны, кварки, фотоны, глюоны, ну, и так далее,
Одни и те же - что в куске говна, что в самой разнаиклассической Венере.
Есть сказки, что рассказывают ангелы, чтоб не уснуть при исполнении -
Про мир, нарисованный тонкой линией по пустоте, но не терпящий пустоты,
Про сосуды глиняные, что разбиваются, ибо сделаны без дуновения,
Хотя, вообще-то, не ангельское это дело - стирать случайные черты.
Зима, все время зима
Снег выпал и не тает, а лежит, как у Брейгеля на картинах,
То есть, не на самих картинах - они-то под крышей, в музеях,
А на изображаемом. Скоро, запутавшись в собственных затеях
(Глобальное потепление, то-се), поплывем величаво на льдинах
Прямо в северное сияние, но не в смысле - шампанское с коньяком
(Где шампанское подразумевалось советское, а коньяк типа "Плиски"),
А в то, которым любовался мой дед на Печоре, и даже оставил записки
В назидание внуку, а он, то есть, я, вырос, к сожалению, дурак дураком
И не понимает, где прямой угол, а где кипит при девяноста градусах вода,
И какой курс держать, чтоб точно между Медведицами, Малой и Большой.
А, что говорить, - звезды к нам по-доброму, со всей, можно сказать, душой,
А мы только и знаем, что уставиться на них и выть - гори, гори, моя звезда.
Silentium!
Иногда кажется, что нас напрасно наделили даром слова.
Впору просить, как о милости, о новом смешении языков.
Речи льются и льются, и выходят, как реки, из берегов,
И покрыли уже все, включая отличия доброго от злого.
Все измерено, взвешено и упаковано в речи, как в целлофан,
Ни рассмотреть толком, ни пощупать, ни понюхать, зато шуршит.
Зачем тогда вообще что-то говорить, кроме fuck you и oh shit?
Объяли меня речи до души моей, ну, так, на то и Левиафан.
Кстати о птичках
С кошачьей головой во рту...
(О. Мандельштам)
Черная птица счастья, синяя - это какой-то символистский вздор,
И вообще, несолидно, это ж не попугай, не попка дурак крикливый,
И не дохлая курица из нашей юности, в свою очередь, счастливой,
Так вот, черная птица счастья опять уселась со своим Nevermore
На чей-то бюст, но точно не Паллады, потому что работает не совой.
Теперь осчастливит, как если очень долго головой о тупое и твердое.
Три птицы было - Сирин, Алконост, Гамаюн, эта будет у нас четвертая,
С горячим сердцем, чистыми лапами и чьей-то во рту холодной головой.
Еще разочек про смерть князя Мещерского
Твой страшный глас меня смущает
(Г.Р.Державин)
Столько можно было бы успеть, если б не нужно было зачем-то умирать,
Но для того, чтоб не нужно было умирать, столько всего нужно успеть.
Одно дело - загорать на пляже в раю, и совсем другое - в аду загорать,
А стакан на треть полон, на треть пуст, и не пойми чего - тоже на треть.
Где стол был яств, там вам не поле перейти, и там вам не баран чихнул,
Был тут - мнишись, безумный, бессмертнее нас, теперь ничего не мнит.
Куда, Мещерской! ты сокрылся? Куда, куда... - да в фарисействе утонул.
Мы сами притягиваем блескучую косу, как железо притягивает магнит.
Попытка оптимизма
Если срочно не написать что-нибудь с рифмой и подобием размера,
Отвращение заполнит легкие, как вода по достижении морского дна.
Ладно, неважно: в четверг над домом наблюдалась обалденная луна,
А с нее на невидимой веревочке свисала на удивление яркая Венера.
Луна? Луна. Любая гнусь, которая под Луной, уже бывала в веках.
Февраль никак не весна, но, возможно, все же прелюдия к весне.
Полностью звездное небо не заслужили пока, но и кусочек - вполне.
Да и нравственный закон, если верить Канту, урчит порою в кишках.
Предостережение
Когда Стэплтон снова пришел проведать свою верную псину
И подмазать чуть-чуть, чтоб со всем этим покончить сегодня,
Он обнаружил взаправдашнего жуткого демона из преисподней,
Бросился в панике бежать, и, понятно, провалился в трясину.
Когда Грегор Замза процитировал "Без бумажки ты букашка", причем
Не имея бумажки, что сам он человек и звучит исключительно гордо,
Ему тут же показали (в зеркале), даже не козью, а тараканью морду,
А, между прочим, сделать такую морду еще хуже, чем морду кирпичом.
Когда, ради красного словца или природной хитрожопости ради,
Говоришь что-то такое, чего на самом деле не имеешь в виду,
Будь крайне осторожен, чтоб не накликать на себя большую беду.
Записывают всё. У ангелов и у чертей есть специальные тетради.
О странствующих и путешествующих
Почему бы нам не замахнуться на поулучшать Вильяма нашего Шекспира?
Старик был велик немеряно, но это, в конце концов, было очень давно.
Чего он говорил? Весь мир - театр, люди в нем - актеры, а жизнь сатира?
Или фарс? А, неважно: на самом деле мир - прорубь, а люди в ней - говно.
Какая-то суета с перемещениями в пространстве, так просто или типа по делу,
И всюду зачем-то таскаешь себя, при все возрастающем количестве килограмм,
На стройный мир смотришь не смутно (потому что не Пушкин), а вообще отупело,
И все труднее понять, зачем вообще нужно каждый день просыпаться по утрам.
Потому что я с севера, что ли, интересно, когда апельсины произрастают в натуре.
Как писал один японец, важнейшее из искусств - это души деревьев и души китов.
Приходят за нами волки в овечьей шкуре, и приплывают Левиафаны в китовой шкуре.
Раньше говорили - "Бог дал, Бог взял, благословенно имя Господне", теперь - I am kind of pissed off.
Про книги, всем лучшим в себе обязан которым
Аэлита - лучшая из баб
(М. Анчаров)
Вот, странно, почему "Аэлитами" очень часто называли кафе,
А "Гиперполоидами инженера Гарина", кажется, не называли?
Да и ресторан "Хождение по мукам" можно представить едва ли,
Хотя по чему же еще - к примеру, зимой, без денег и подшафе?
А ведь умел писать, хоть и граф, написал "Ибикус" и "День Петра",
Не говоря про "Золотой ключик", Карабас-Барабас - это наше всё.
А Тортила в пруду?! Лягушки - плюх! плюх! плюх! - на зависть Басё.
К сожалению, продался большевикам и лично товарищу Этцетера.
Но наше поколение, которому завесу над тайнами бытия приоткрыли
Анекдоты про Буратино и Мальвину (и Артемона, это если кто элита),
А, подросши, неоднократно надиравшееся в различных кафе "Аэлита",
Не говорит с тоскою - блин, но с благодарностью - какие люди были.
Подражание Огдену Нэшу
Раньше на заборах писали исключительно по делу,
В рамках здорового интереса к человеческому телу.
Но духовные потребности народонаселения растут,
Теперь больше про политику и про понаехали тут.
Раньше могли обидеть, если кто умный не в меру,
Ну, там, в очках, или книжки читает, к примеру.
О дивный старый мир! Теперь же, замечу, скорбя,
Бьют, если умными не в меру считают самих себя.
Раньше озадачивались разницей между добром и злом,
Теперь же с этим делом получается полный облом.
То ли ученье свет, то ли, наоборот, тьма и злая отрава.
Совершенно непонятно, кто тут агнец, кто козлище, где тут лево, где право.
Эквифинальность
1. Кровожадный волк сожрал бабушку, не считая очков, целиком,
Но не хватило, догнался Красной Шапочкой и отлакировал пивком.
Начал выделываться, нарвался на охотника, получил пулю в брюхо,
А вскоре и на охотника нашлась, посредством медведя, проруха.
2. Пришлось подправить сюжет: волк проглотил бабушку, не жуя,
А потом и Красную Шапочку - ну, типа, воссоединилась семья.
В волчьем брюхе уютно, мягко и тепло, снаружи все-таки мех,
Но пришел охотник их спасать, и нечаянно перестрелял всех.
3. Лучше так: охотник освободил, разрубивши брюхо злого волка,
Бабушку и Красную Шапочку, и жили они потом счастливо и долго -
Бабушка с охотником, Красная Шапочка - с волком (его починили),
И все умерли в один день, захлебнулись в этой патоке и ванили.
Рецепт
Сколь прекрасен закат, если это последний закат,
Если точно известно, что завтра ни солнца, ни неба.
А наутро еще одна радость - ффу, вроде, ошибся.
Если так каждый день, сколько счастья... усраться, ваащщще.
***
Не взрыв не всхлип не соло на трубе
Не превращенье в дыры черные светил
Он просто скажет вдруг ну ни фига себе
Ребята я вообще-то пошутил
[an error occurred while processing the directive]