Эпиграф: «Ты уснул некогда, и во сне ещё раз уснул, и, не пробуждаясь, уснул в третий и четвёртый раз. А потом пробудился, а в пробуждении ещё раз пробудился... И так каждый человек в любом засыпании и пробуждении всегда считает себя в настоящей яви и не знает другой яви, и всё остальное ему кажется сном. Вот скажи мне, сын мой, в каком ты состоянии и сознании находишься теперь? И что ты видишь вокруг себя: сон или явь?»
Пантес Киросон
«Три дня и три ночи в загробном мире»

вступление: 


Спроси меня: «В чем смысл жизни?» - Я 
Скажу: «Ни в чём», и оглянусь назад - 
Туда, где жизни сбывшаяся линия 
Такая бледная и мелкая на взгляд. 


Гляди, гляди - оставленная Родина 
Вмерзает в равнодушие сынов... 
Там чорная, там красная смородина, 
Там - отчий кров. 

Вернись, вернись! - ко мне мой взгляд аукнется... 
Но даже губы вздрогнуть не смогли, 
Когда родная шевельнула улица 
В камине сна алмазные угли. 


***


    ..^..


из книги
 
РИТУРНЕЛЬ

2002-2004




…Когда ушла любовь - осиротело сердце,
С последней каплей крови кончилась песня.

***



Не подводи под монастырь души пустырь,
Не говори: "веры сума пуста".
Царапину жизни укроет смерти пластырь,
В роднике молчания утолят жажду уста.

***


Я не помню, когда я смотрел этот сон:
"Вдоль бараков цементных бреду по воде,
Там живут позабытые братья мои,
Ненавижу, люблю, презираю, забыл. 

Раздвигая сырую весеннюю ночь,
Я бреду в перламутровой талой воде,
Впереди, стало быть, мой бетонный барак,
Там жена и сынок - молодая семья. 

Там усну я во сне беспробудно назло,
Только вот занесу эти строки в тетрадь,
Воду в ступе еще продолжаю толочь,
Перламутровый снег догорает в дожде. 

Дождь весенний в ночи подмывает бетон,
Я бреду про себя навсегда без ума,
Бдит прожектор на вышке и пес на цепи,
Вот сирена кому-то сказала - "пора". 

Вот и снова кому-то пора умирать,
Что-то в школе еще я про смерть проходил,
Чьи-то крылья валяются в луже, - мои?
Ненавижу, люблю, презираю, забыл. 


Дождь весенний в ночи подмывает бетон"
Я не помню, когда я смотрел этот сон.

***


Жить не умею. Живу, однако, -
Розы чающий соловей.
Ароматом не бывшей встречи,
Ветер смерти, лицо овей. 

Ах, не знаю разлуки слаще
Рук немеющих - льда цепей.
Холодный пот обреченной мысли,
Ветер жизни, с лица испей.

***Сердце обнищавшее любовью
Жадная холодная печаль
Заросли чорной ольхи
Женщина - обманутая осень
Память обо мне - листком
Безжизненным и напрасным
Ты отряхнешь брезгливо
И протянешь в пустое небо
Мертвую обглоданную кисть
Мокрую обугленную ветвь.

***


Как будто из небытия себя я вижу отрешенно… 
В звоне кузнечика музыка сфер разрешилась блаженно
Мальчик в траве изумрудной застыл
В бирюзовой волне бытия он свободно поплыл
Драгоценную ракушку музой забытую здесь мальчик к уху прижал
Он внимает
Он смысл вынимает из вещего мира вещей
Нежными-нежными чуткими пальцами ветра
Тронул отец сына родного чело

***


- Почто горишь ты не сгорая,
Осенний клен, насельник рая?
Почто багряные персты
В мои глаза роняешь ты? 

- Твои глаза - озёра сна.
В них тонут солнце и луна…
И я твой старый верный друг
Нашёл тебя, пройдя свой круг.

***


ВЕСЕННИЙ СНЕГ

Благодарю за этот снег,
За этот редкий, запоздалый…
Воздушный поцелуй вослед
Бредущей вдаль душе усталой. 

За этот редкий, запоздалый,
Как сон из детства наяву…
Как лебедь раненный, усталый
В реке сознания плыву. 

Воздушный поцелуй вослед, -
Последнее прости надежде…
Я остаюсь на склоне лет
Своей судьбы таким, как прежде. 

Бредущей вдаль душе усталой
Уже не нужен этот стих,
Как этот редкий, запоздалый,
Последний снег стихов моих. 

***


Я всматривался в ночь своей души,
Но не увидел ни одного огня…

***


Печаль не убывает…
Как волна -
Откатится,
Что бы прихлынуть вновь.
Что есть печаль?
Янтарный омут сна,
В котором стынет первая любовь.

***


Душа, которую избрали,
Влачит повсюду за собой
Жестоко сломанные крылья
И каждый день вступает в бой
За право помнить, что крылата,
За право верить - будет день,
Когда на этот мир распятый
Воскресших крыльев ляжет тень.

***


…И хочется закрыть глаза,
И память выключит как свет.

***


ОДНАЖДЫ 

Узор сознанья растворится
И выпорхнет из клетки птица,
Мгновенно канув в синеву;
Еще возможно улыбнуться,
К ребенку нежному нагнуться,
Погладить вещую траву. 

Еще прозрачный день осенний
Блеснет кристаллом Воскресенья,
Взорвется алая листва;
И снегопад как чудо света
Укроет мертвого поэта,
Совсем забывшего слова. 

Еще отец посмотрит строго,
И мать обнимет у порога,
Обнимет брат виолончель;
И вспыхнет память изумрудом!
Страниц исписанные груды
Исчезнут в пламени очей. 

Еще жена протянет руки
Вослед немыслимой разлуки,
И долго таять будут звуки
Живого голоса средь звёзд;
Сосуд скудельный разобьётся.
И эхо больше не вернётся,
И тень уже не шевельнётся,
И это все уже всерьёз: 

Так дети в кубики играют,
Бомжи бутылки собирают,
И старцы так не вытирают
Солёные алмазы слёз. 

И только Дух животворящий
Шепнёт возлюбленной скорбящей
Глаголы вечные свои, -
И развернёт свои знамёна
Душа в земле Армагеддона, -
Знамёна Правды и Любви!

***

из книги

Утрата Пути 

(2004-2006)

ОРФЕЙ 
Ирине 

Алкоголь примиряет с разорванной тканью судьбы,
вещий сон забывается, прячутся даймоны в тень,
и опять ты бредёшь, как бы свой, в сердцевине толпы,
освещая глазами мучительно гаснущий  день. 

Вещий сон забывается, прячутся даймоны в тень,
не по дням - по часам ты глупеешь и катишься в синь, -
в эту чорную синь, в этот траурный бархат,  сирень,
словно гроздья салюта, из бездны безумия вынь. 

С этим грозным букетом бредя в сердцевине толпы,
о как чуден ты брат! о как лик твой обуглен печалью!
где я? кто я? в плену предначертанной Богом тропы,
сам не зная себя, сам к себе я однажды причалю. 

Освещая глазами мучительно гаснущий день,
прижимая сирень, словно траур, к холодному сердцу,
наяву превращаюсь в безмолвную вещую тень,
ты меня не узнаешь, любимая, я не узнаю… 

***


ПУТЬ КЛЕНОВОГО ЛИСТА 

Господи! позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего.
Но Иисус сказал ему: иди за Мною,
и предоставь мёртвым погребать своих мертвецов.
(От Матфея 8:21-22) 

Сказал и посмотрел бездонными глазами
На суету миров, не знающих себя.
Он был совсем один, единственный, но с нами
Любовью был самой, неистово любя. 

И ненависти тень не смела прикоснуться
Его пречистых уст, его пречистых стоп.
Он знал, что всем дано когда-нибудь проснуться,
С любовью навсегда соединиться чтоб. 

Пойдём! - Он лишь сказал, - возьми себя с собою:
Чело своё и грудь, и руки для Креста.
И человек пошёл, растождествив с толпою
Себя - он выбрал Путь Кленового Листа. 

… 

….И Ветер прошептал единственное Слово
Кленовому Листу, и обезумел тот,
И вышел из себя, и Клён Златоголовый
Блаженно осознал блаженного исход. 

В зияющий провал, в небытие как будто,
В могилу пустоты - он бросил сам себя…
И он уже не знал, что совершилось чудо,
Любовью став самой, неистово любя. 

***


ВИДЕНИЕ БОМЖА В СНЕГОПАДЕ 

В косых лучах таинственного света…
Е. Шешолин 

В косых лучах таинственного света
Шёл пьяный бомж, похожий на меня, -
Живая тень, живой фантом поэта
В ретроспективе гаснущего дня. 

И снегопад живописал в закате  
Судьбу души, отчаянной давно.
Переплетались тени трех распятий,
Причудливо ложась на полотно. 

Покрытый плащаницей снегопада
Растаял город в сумерках времён.
И пьяный бомж, как обыватель ада,
Смотрел вокруг, обозревая сон. 

Пустыня необъятная и пламя
Заката - мёртвое, как памятник, стоит.
И мёртвая давно пустая память
Загробно и безжалостно молчит. 

За горло ухватив бутылку водки,
Как ядовитую, но верную змею,
Он выдавил мычание из глотки,
И запрокинул голову свою. 

Он зелье пил змеиное, как воду;
Он видел всё, он ведал всё, он был
Никем, ничем, он просто был. Без роду,
Без племени, без имени, без крыл. 

Я сделал шаг, и сумерки сгустились,
Зажглись огни бессмысленного сна,
Забегали вокруг, засуетились,
И вспыхнула, как лампочка, луна. 

Я сделал шаг, другой, припоминая
Кто я такой и как меня зовут.
О, как сладка ещё тщета земная!
О как ещё огни её влекут! 

***


ЭТЮД В БАГРОВЫХ ТОНАХ

Красная Пресня в детстве его туманном.
Протуберанцы чорного злого солнца.
Чорные птицы в разорванном небе сердца -
Зрелище это проникновенно странно. 

Что ты стоишь с циркулем возле бездны?
Кровью своею в чорное  небо брызни!
Школьному уху речи твои полезны -
Что говоришь умершему при жизни? 

Красная Пресня, красная Пасха, ало
Разум пылает, мысля свою причину.
Крепче прижми к лику свою личину, -
Мало тебя остается, совсем мало. 

***


ОТВЕТ

А у нас грибной сезон - декабрь-январь.
Не гляди в глухой тоске на календарь,
Погляди в мое окошко - на заре
Распустились снова розы в январе!
На дворе - уже зеленая трава,
На деревьях - мандарины и айва.
Грозовым сердитым ливням в январе
Не спугнуть того, кто в пухе да в пере;
Чуть южнее Монтерея в океан
С головой ныряет серый пеликан,
И идут-плывут вдоль берега киты,
Расширением пространства заняты.

Елена Тверская
"Открытка с видом из Калифорнии" 

А у нас декабрьская хмарь.
Я не знаю, что такое календарь…
Погляди в мое окошко - серый свет
Собирает клены чорные в букет.
На дворе - то лужи, то ледок
На деревьях - голо, видит бог!
Но январский вещий снегопад
Остановит слякотный распад.
В бесконечный снежный океан
Я нырну, как чорный пеликан,
Белый кит собора проплывёт,
Золотым зрачком мне подмигнет… 
Это не открытка, - это сон
Длящийся с неведомых времён… 

***


НОВЫЙ ГОД

По чорной набережной вдоль
Реки Великой в ночь пространства
Идет семья полюбоваться
Китайским фейерверком что ль. 

У младшего глаза горят,
Он знает радость воплощенья.
Серьёзен старший, ибо ад
Предстал и сделал предложенье. 

Жена танцует на ходу,
Умеют женщины смеяться,
Когда мужчины в пустоту
Пути как в зеркало глядятся. 

Вот это радость - "новый год"…
Господь, дай силы засмеяться!
И мне растягивают рот
В улыбку ангельские пальцы. 

***


Всю жизнь я учился у сна
Я сон золотого руна
Я лик на волне изумрудной
Я сень для пилы многотрудной
Я пони того самурая
Я вился под сакурой рая
Я воль молодая луна
Багряное лезвие сна 

***


В. Кр. 

Кое-что накропали,
На рифму попали.
Море книг пролистали,
Усталыми стали.
Конопли покурили,
Проникли не в суть.
Поорали попили,
Пора бы уснуть.
* 

Зеркала - наша вечность, 
Могила - удавшийся стих.
Остается - беспечность
Прозрений пустых.
Вот светает уже…
Улыбаюсь рассвету.
Хорошо на душе,
А души то и нету. 

***


НЕ ПУТЬ ПОЭТА 

В коридоре, в туннеле, в трубе,
На тромбоне, свирели, губе
Я иду, я играю, пою,
Безысходность вдыхаю и пью,
Выдыхаю весёлую грусть,
За любое безумье берусь.
Оторвало все руки и ноги,
Приведеньем струюсь по дороге.
И почто этот мне коридор,
Поворот и дурацкий повтор?
Ну-тка вылечу дымом в трубу,
Поимею судьбу и табу.
Там такая небесная синь!
Мой товарищ по песне, прикинь.
И одна только музыка сфер
Оправдает аферу афер -
Пренебречь своим лакомым "я"
На безбрежном пиру бытия. 

***


Чорные птицы в разорванном небе сердца
Тебя уже нет но ты ещё помнишь свет
Мертвые звёзды перетекают в пальцы
Удары небесных клавиш взрывают земную твердь
Музыка смерти переполняет чашу
Любовь выходит из берегов ума
Это безумье распахнутое в сиянье
Отчего Ока в разорванном сердце сна
Чорные птицы это живые буквы
С пальцев поэта сходят в глубины книг
Море сознанья их поглощает жадно
Неисследимы смыслы его игры
Тебя уже нет и ты ничего не помнишь
Музыка смерти мёртвые звёзды пыль
Кружится ветер перебирая буквы
Алые листья льются в могилу сна 

***


ВКУС ЯЗЫКА 

Друг мой, познавший вкус языка,
Друг мой, искавший сладость соска… 
неизвестный автор 

Вкус языка познать невозможно, друг:
Это язык познает иное.
Голуби крошки снимают с рук,
Млечной галактики заливное.
Ухо вбирает в улитку звук,
Господи сердце мое немое. 

Стадо и поле - Эллада сна.
Это забыть я еще не в силах.
Друг мой, все мы - Его Волна,
Мы отражаем Его Светила.
Только зачем все ещё вольна
Все уничтожить слепая Сила? 

Сладость соска Соломон узнал,
Вот и сложил золотые притчи.
Мы только тени в Элладе сна,
Неуловимые трели птичьи.
Я, как и ты, повторяю за
Эхом лепечущего косноязычья. 

***


ЭПИТАФИЯ   (в некотором роде) 

Я приводил в порядок стол:
Там сотни книг и письма друга.
С похмелья разум чист и гол,
А в сердце сладостная мука. 

Обложка каждая тепла
Теплом руки родного брата.
Томов и томиков тела,
В меня входили вы когда-то. 

Искал я мудрости как мог,
Я мудреца искал живого.
Да что поделать, видит Бог -
Предел мой писаное слово. 

А между тем изнемогла
Душа от книжного общенья:
Увы - не выросли крыла,
Для чаемого превращенья. 

И я тогда похоронил
Свою надежду, став бескрылым.
И эту книгу сочинил,
Как сам себе могилу вырыл. 

Обмыл себя и обрядил,
Сказал напутственное слово,
Перекрестился, и забыл
Кто я такой, и что такого? 

Поэтому - живая тень -
Поэт, - и нет ему союза:
Он умирает в тот же день
Когда его коснулась Муза. 


***

Войти в тишину незаметно как в сон,
Пройти водолазом по самому дну,
Увидеть людей открывающих рты,
Как снулые рыбы немого кино. 

Движением листьев они говорят,
Деревья - смиренные пленники сна.
Вот ветер ладонью ощупал лицо
И плавно отпрянул в траву. 

Молчание - сила несущая мир
Над солнечной бездной любви.
Вот первенец-лист оборвался в провал,
Исчез в запредельную синь. 

Туда оборвусь, оборвался уже.
Мерцают и пляшут живые огни,
То вечные Эйдесы - ангелы сна
Меня провожают в ничто. 

***


ЯЛТИНСКИЕ НАБРОСКИ 


СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ 

Грядущая Ялта, простое купе,
Семья устремилась на юг,
Чтоб там раствориться в толпе,
Вступающих в огненный круг. 

Мерещится море моим сыновьям,
Жена предвкушает волну…
Я был здесь когда-то… Таврида, салям!
Твой траурный воздух вдохну. 

И ноги мои по кремнистому дну
Шагнут, поднимая муть…
И первую в жизни припомню весну,
Весь, так называемый, Путь. 

Брызги летят на моих сыновей, 
К прибою жена бежит…
Молитвенный коврик жизни моей
Сердечной струной прошит. 

Успею ли крикнуть - Прощай! - кому?
Гроза над Ай-Петри - в глаза.
И это уже не понять самому,
И никому не сказать. 

Родная, не нами начертан Путь.
Всему, что сбылось - аминь.
Родная, пожалуйста, просто будь.
Какая глубокая синь… 

***


ПАТЕТИЧЕСКОЕ 

Любовь сказала мне во сне -
Она грядет, и чтоб дождался.
Индийской песней день в окне
Уже звучал и улыбался. 

Дождёшься траурной листвы,
Когда она, изнемогая,
Скользит по улицам Москвы,
Как слякоть жолтая, живая. 

И в эту траурную грязь
Ты опусти лицо смиренно,
Сладимой речи вещий князь,
Поэт-изгой проникновенный. 

Так ожидай и так живи -
Не выше слякоти дорожной.
Таким ты дорог для любви,
Как сам сказал ты, - невозможной. 

***


ЭЗОТЕРИЧЕСКОЕ 

Когда понимаешь, что нет пути -
Это проблеск первых зарниц
Утра солнечного в груди,
Гомона вещих птиц. 

Когда понимаешь, что нет пути -
Ты наблюдаешь ум,
Держа его, как змею, в горсти, -
Холодные кольца дум. 

Когда понимаешь, что нет пути, -
Можно закрыть глаза
И облегченно шепнуть "прости"
В чорные небеса. 

Под ними жил ты мильоны лет,
К ним обращался ты,
Ибо ты верил, что это - свет.
Видишь - они пусты. 

Пусты пути твои не твои,
И сам ты совсем не сам.
Это просто узор любви
Бежит по ничьим глазам. 

Глаза - как небо, они - пусты.
Растаял твой путь, поэт.
Обиды, ужасы и мечты:
Тебя вместе с ними - нет. 

Ты спросишь глупо - а что же есть?
И будешь опять - дурак.
А впрочем, можно еще поесть,
Вломиться в любой кабак. 

***


ВПЕЧАТЛЕНИЯ 

Принимаю спасительный душ и сызнова - на балкон.
Вторая сигарета особенно хороша.
А если запить её свежим айраном, -
Желудок и лёгкие облегчённо вздохнут.
В домике Чехова я вдруг заплакал,
Словно сам здесь медленно умирал.
Зато на Ай-Петри было красиво:
Такой потёмкинский караван-сарай.
Фото с львёнком и с медвежонком,
Чорное, терпкое сок-вино,
И на прощанье - жолтая тюбетейка,
Пожилой татарки родное лицо.
Где-то рядом ракетная база,
Белые купола обсерватории,
Редкое стадо овец бегает взад-вперёд,
Ожидая очереди на шашлык.
Так и залёг бы здесь на диване
С кальяном гашиша на плавный взлёт…
Но автор пьесы решил иначе - 
Экскурсовод зовёт. 

***


ОТЪЕЗД 

Последняя сигарета на случайном балконе в Ялте.
Сквозь крону инжира - море;
Оно дышит полуденным солнцем.
Удушающе душно.
Глоток зелёного чая.
Капли пота текут по телу…
Слова мудреца из раскрытой книги непостижимо уместны:
"Только в абсолютном отсутствии концептуализации 
       обретается совершенный покой 
                 Абсолютного Присутствия".
Его имя Рамеш Балсекар.
Он всё ещё жив в Бомбее.
Я не поеду в Бомбей,
Я не поеду в Иерусалим.
Моя последняя первая сигарета здесь и сейчас -
На случайном балконе в Ялте в день отъезда в Москву.
И ещё он сказал:
"Ни одно индивидуальное "я" не переживёт смерть".
Странно, но эти слова не пугают;
Они питают как чай,
Как дым сигареты,
Как близкое море.
Капли пота по телу текут,
Созревает инжир,
В занавесках шевелится ветер,
На столе - три пустых рапана,
И сухой букет горных трав.

***


послесловие к Ялте 

Я купил право сделать круг в бассейне океанариума, 
Держась за плавники двух афалин-дельфинов.
Одного из них успел крепко обнять и поцеловать в голову, -
Целый день прекрасного настроения. 

*
Ялта, август 2005 


SМЕРТЬ 

Ранняя осень, кажется можно продлить
Летние сны, золотое тепло бесконечно.
Хочется жить, все еще хочется жить
Ласково нежно доверчиво грустно беспечно. 

Это как смерть, как беда, отвести в синеву
Очи, и длить сумасшедшую пляску сознанья,
Всуе себя убеждая: живу ведь живу ведь живу,
Удостоверившись сказочным мигом касанья. 

И до всего, до чего дотянуться еще
Может рука или глаз, или мысль или вера,
В детстве глаза мы когда открывали на счет,
Что бы друзей отыскать в голове Гулливера. 

Что же ничтожу себя я упорно за так?
Что ли на голос сирены бреду как лунатик?
Осень бросает в ладони холодный пятак:
"Прибереги", говорит - "перевозчику хватит". 

***


SМЕРТЬ-II диптих 

Опять за старое - холодный ветер здесь,
Листва осенняя клубится. 
За две недели облетает весь
Парад листвы, и под ноги ложится,
Как те знамена брошенные в прах…
У населенья вытянулись лица…
Не ведаю - в каких еще мирах
Дано печали перевоплотиться.
Мне всё равно уже почти, почти…
Я этот прах оплакивать не стану,
Не потому что вечность впереди,
А потому, что этим прахом стану.
* 

Не вериться, что это говорю
Но вот ведь - говорю, иль - говорится?
Чей это заговор? Кого я тороплю
Перевернуть последнюю страницу?
Что знаю я о жизни? О себе?
Как пусто всё на этом белом свете…
Упасть бы в ноги матушке судьбе,
Спросить её - зачем ей шутки эти?
Дождь не устал еще, а я уже
Навеки, навсегда, непоправимо…
Ножом сознанья чиркнуть по душе,
И тишиной разлиться по равнинам. 

***


ИСХОД ЛЕТА 

Сентябрь в зелёной поре.
Солнечный луч на дворе
Играет с ребятами в мяч,
Тёплый уже - не горяч. 

Солнечный луч на дворе,
Мир заблудился в игре. 
Время сходить с ума…
Скоро зима. 

Играет с ребятами в мяч,
А он убегает вскачь.
Мальчик за ним бежит,
Лучом золотым прошит. 

Тёплый уже, не горяч, -
Тает в закате дач;
Тает осенний день,
Все превращая в тень. 

Тенью руки тянусь,
Ночи лица коснусь,
И растворюсь в ночи...
Сердце молчи. 

***


48 оборотов вкруг светила пронеслася
Матушка земля сырая с дня рожденья моего,
Но, видать, пока не очень булка жизни пропеклася,
Стало быть еще вертеться может статься - о-го-го!
Солнце тихую работу выполняет как по нотам,
Плоть уже не розовеет и глазенки не блестят,
Если только уподобясь лупоглазым идиотам,
Не вольешь в себя с испугу омолаживающ яд.
Жизни грустная волынка ноту тянет еле-еле,
На пеньке, да на полянке, пригорюнившись, сижу.
Стало быть судьба такая, стало быть мели Емеля
Воздух крыльями поэта - делай вид для куражу.
А потом - еще немного этих самых оборотов 
Совершит земля сырая вкруг сияющего лба,
И отчалит лодка жизни от печали и заботы,
Выйдет павою на сцену эта самая судьба.
Только смеха разольется оглушительное эхо,
Мальчик сложит из бумаги самолётик и опять
Спросит кто-нибудь у Бога: "Подскажите, как проехать
В зоопарк существованья, что бы прыгать и скакать?" 

***


НОЧНОЙ ВЕТЕР В СЕНТЯБРЕ 

Ветер возьми мою душу 
Вдаль унеси
И заблудятся стрелы тоски
Целится в горло
Тени текут по земле
Чорное море
Листьев шумит во мгле
Ощущаю 
Тихий  восторг
Тяжесть исчезла
Агония сна
В дуновении ветра -
О...

***


МИР  

Мир таинственен не потому, что мы мало знаем о нем,
а потому что мы ничего не знаем о нем и никогда не узнаем. 

Если же ты никогда не узнаешь мир, - почему бы тебе не забыть о нём,
а вместе с ним - о себе самом: ведь ты всегда был центром этого мира?.. 

***


Олегу Горшкову

...и задыхаешься
молчание зовёт
и в сон срываешься как в лоно
недоуменье утро вызывает
и целый день останется оно
как эхо около  бродить
вдыхаю смерть
бессмертье выдыхаю
увидеть снег
ещё увидеть снег
шептать - люблю
прости не понимаю
ещё желанье вывернет кишки
ещё тоска пронзит невыносимо
ещё слова как изморось сойдут
в осенний мозг
ещё полшага в пропасть
и можно наяву уже уснуть
нарисовав блаженную улыбку
тому кто здесь
присутствие 
аз есмь 

***


ЯБЛОКИ 

В. Антропову (Радуге) 

Собираю яблоки
На заброшенной даче 
Солнечный день
Октябрь 

Трава ещё зелёная 
Вся-вся усыпана
Стою на коленях
Удобней так 

Преклонив колени
Собираю яблоки
И улыбаюсь 

Господи здесь я
Где Ты поставил
Вечная осень
Солнечная плоть 

***


ПРОХОЖИЙ 

Ты идешь незаметно в безликой толпе,
Освещая пространство улыбкой смиренной…
Я хочу умереть, улыбаясь тебе,
Мой читатель и брат,  мой Господь сокровенный. 

***


ПЕРВЫЙ СНЕГ 

Московский снегопад, ты сердце моё рвёшь.
По слякотным полям бреду бомжом небесным.
Скажи, моя душа, как долго ты живёшь
В пространстве плотных тел изгоем бестелесным? 

Доверчивый асфальт пружинит под ногой,
Вскипает слякоть чуть и тает так смиренно,
Что трудно мне признать, что я ещё живой,
Что город предо мной - коленопреклоненно. 

Любовь, тебе одной печаль моя и боль.
Ау, ау, ау! - в толпу, в метель и стужу.
Раздует пламя сна послушный алкоголь,
И сам себя до дна я выверну наружу. 

Зачем я здесь? Зачем? В пустыне мёртвых лиц?
Но каждое из них - моё отображение.
С последнею листвой я повергаюсь ниц,
Оставив под метлой своё воображение. 

В прозрачной пустоте - в потусторонней тьме,
Никем не видимый - мой путь не существует.
Бушует снегопад в бессмысленной Москве,
И Ангел в облаках колоду душ тасует. 

***


ЦИН-ЦИН 
памяти В. Набокова

Мой бедный Цинцинат, ты верил что туда
Пройти сквозь миражи родного обустройства
Совсем не состоит особого труда.
Я зритель твоего напрасного геройства. 

Вот алый небосклон, вот синий, вот еще
Пестрит палитра воздуха и неба.
Куда ты сиганул - герой небритых щек
И черного сухого хлеба? 

Там, за спиной - картонный Вавилон,
Паяц-палач и медленная нота.
Здесь - осмотрись - хрустальный небосклон,
И вездесущая улыбка идиота. 

Постой. Не проклинай ни веры, ни любви.
Зажмурь глаза и замолчи навеки.
Почувствуй мерный гул в густеющей крови,
Прозри ничто сквозь стиснутые веки. 

Мгновение - всего. А, ну-ка - оглядись.
Ну что же ты молчишь и плачешь потрясенно?
Душа моя, душа! - немедленно проснись!
Но ты уже глядишь вокруг себя влюблено… 

Там, где проснулся ты, блаженный Цинцинат,
Воспомни обо мне - божественная цыпа!
Распятый на кресте - кровавый пью закат,
И плачу, плачу я, как цвет роняет липа. 

***


…Начала нет. Конца не видно.
Не видно этому конца.
Александр Шапиро. Черновики 

…и жизнь прошла, как черновик,
за чтением премудрых книг...
Как черновик, как сон во сне,
как тени тень в чужой стране… 

Такое знание - хоть взвой.
Предупреждал Екклесиаст…
А впрочем, что же: ты живой,
ну а на бедность Бог подаст. 

***


…Как-то даже радостно в кущах райских,
Средь зеленых цитрусов - след распада
Углядеть: краснеет ли клен китайский,
И позолотило ли дуб, как надо? 
Елена Тверская 
ОСЕНЬ В КАЛИФОРНИИ 

В моросящем сумраке,  в сером свете,
Выхожу из хауса на работу.
Про себя, сколь хочешь, на жизнь посетуй
Чорный тополь встретит твою зевоту. 

А навстречу - вящие азиаты
Мельтешатся вялыми муравьями.
В сером небе плачет им бог распятый,
Копошатся души в себе, как в яме. 

В арматуре сучьев сырые галки
Гомонят цыганами в переулке.
И гудит судьба в шепотке гадалки -
Словно сбитый с толку пчелиный улей. 

На семи ветрах продувных - Россия,
Словно знамя кровью во тьму сочится.
Сколько слякоть снежную не меси я, -
Все равно с пути я обязан сбиться. 

Вот и сбился, Лена, с пути давно я.
Над волнами чорного океана
Я не голубь, - ворон святого Ноя,
Что навеки сгинул в плену тумана. 

***


…и душа моя выпросит неба кусок, 
побираясь в развалинах сна.
Геннадий Кононов 


Первый снег утишает похмельный синдром:
Улыбнуться, пожалуй, могу.
А печаль Ихтиандром
Ныряет в мозгу.
* 

Это тело потащится в снежную нежь
Ублажать свою немощь вотще.
Вот бери жемчуга,  и пригоршней ешь,
В пустоту улыбаясь, вообще. 

Там невидимый ангел-хранитель стоит,
Соблюдая доверенный пост.
Он замолит твой грех и обиду простит,
Потому что он вечен и прост. 

И поэтому, жемчуг хрустя ледяной,
Я светло улыбаюсь, светло…
Потому что стоит у меня за спиной
Ангел-брат, поборающий зло. 

Оказалось, надежды мои не сбылись,
И уже никогда. Никогда.
Обступила как в детстве небесная высь,
Растворились, как призрак, года. 

Я успею еще покачать головой,
Забывая себя наяву.
Прошепчу, лепеча: Боже мой, Боже мой…
Я уж целую вечность живу. 

Вспыхнет синее пламя - коснется очей,
Талый жемчуг прольется из рук.
И придуманный мир разворотом плечей
Уничтожится  в  гаснущий звук. 

***


РУССКАЯ МАХАЯНА 

Белые, белые, белые, белые храмы -
Рамы блаженства, контуры Божьей любви.
Поздно иль рано узнаешь, что жизнь - это рана,
Руки хирурга в крови. 

Вот и аукнулись нищие божьи сто граммов, -
Угли живые теплятся, дышат в крови.
Жизнь это вечная вещая песня брахмана,
Жертва любви. 

Это - театр, это - старинная драма.
Прихоть случайной с первого взгляда любви.
Если сумеешь глаза оторвать от экрана,
Значит - живи. 

Белые, белые храмы -
Контуры Божьей любви.
Русская Махаяна,
Благослови… 

***


48

Звенящей тишины нет ничего прекрасней, 
И пустоты ума блаженства нет сильней. 

***


МЕТАМОРФОЗА 

I   

Сон стоит, словно омут, и в омуте сна
Синий сом под корягой живёт.
Ему тысяча лет. 

Он огромен и мудр, и ему не тесна 
Эта бездна немеющих  вод.
И не нужен ему белый свет. 

Знает сом-старожил, что в неведомый час
Сон растает блесной в синеве,
Тело брызнет как плеть. 

Ослепительно яркий раскроется глаз.
И в живой изумрудной траве
Будет синяя бабочка млеть. 

***
II   комментарий к стихам от автора

Последнее стихотворение, которому я дал название как всегда после того, как поставил точку, - МЕТАМОРФОЗА - вдруг, побудило меня объяснить себе самому, как оно появилось и о чём оно, главным образом, сообщает читателю. Побудило, вероятно, потому, что оно получилось интересным, не смотря на то, что я писал его так спокойно, как будто делал очередную табуретку, стукая по клавишам клавиатуры и поглядывая время от времени на экран монитора. И вот этот контраст между прозаичностью процесса написания и таинственным для меня же результатом, остановил мое внимание на себе и понуждает сказать следующее. Явного вдохновения не было. Первые строки пришли обыденно из моего постоянного внимания к образу жизни-сна, когда феноменальный мир суеты осмысливается в концепции сновидения. Концепция древняя, как сама мысль, но когда подступаешь к ней сам - она оживает и завораживает своей глубиной. Итак, "Сон стоит словно омут, и в омуте сна". Что же там мне надо увидеть? Вспомнилось детство, когда в тамбовской деревне, куда я ездил на лето к тете, ребята травили байки о том, что мужики ловили в речном омуте гигантского сома, вбив в берег рельсину, привязав к ней канат с гигантским же крюком, на котором была жареная курица. Сом должен был быть никак не меньше 4 метров. Вспомнил, как сам лет 20 тому назад сидел в резиновой лодке на одном из волжских затонов и вытягивал на донку из чорной многометровой глубины лиловых сомиков в полтора кг. Вспомнил, что рыба в глубине один из любимых образов поэтов-мистиков. Вспомнил, что сам во сне был гигантской мудрой рыбой… Итак, "Синий сом под корягой живёт. Ему тысяча лет". 1000 лет - образ времени нашего эона. Сом - свидетель зарождения мира. Он ровесник омута сна. Первая строфа - трехстишие, терцина. Не хотелось подгонять образ в прокрустов квадрат четверостишия. Поэтому и дальше пойдут терцины. Лаконичные, как обрубки фраз. Без лишней пиитической болтовни и тумана. "Он огромен и мудр" - это очевидно. В некотором смысле, сон - демиург этого сна.  "И ему не тесна эта бездна немеющих вод". Да, она ему впору - ибо мера его знания, равного только его забвению, именно - бездна. "Немеющих вод" - воды как тело, как плоть мира сна, молчащих, как не имеющих слова. Камни - могут заговорить и они говорят, ибо камень уже есть форма. Воды молчат. Они безформены. Они - материя-матерь сна. "И не нужен ему белый свет", ибо сом-сон сам порождает свет в своем сновидении. Здесь сон порождает солнечный свет. Когда мы спим - мы можем видеть солнце. Но мы - спим. "Знает сом-старожил, что в неведомый час сон растает блесной в синеве". Да, ибо тот, кто уснул, знает, что он спит и однажды проснется. Но не знает когда. Иначе сон не был бы сном. "Блесной в синеве", потому что в образе блесны есть мгновенность метаморфозы: блесна-блеск-молния, блесна-смерть. "Тело брызнет как плеть". Не сразу нашел нужный глагол для того, что бы передать то, что произойдет с телом в мгновении метаморфозы-смерти сна. "Брызнет как плеть" - несомненная удача. Динамика и пластика вместе. Тело рыбы и плеть - одно. Брызги как тающий взрыв тела сна. "Ослепительно яркий раскроется глаз" - это солнце иного мира, это глаз новорожденного ребёнка. И это же - мгновение осознания истины между двумя мирами, между сном и сном. Предвечное осознание, явь, которое потенциально присуще каждому сознающему существу. "И в живой изумрудной траве" - произошла смена характеристик материи сна. Теперь это - изумрудная трава.  "Будет синяя бабочка млеть" - метаморфоза произошла: синий сом - синяя бабочка. Синий цвет - опознавательный для объекта метаморфозы. Возможно, это бабочка из гениальной притчи Чжуан-цзы, который долго не мог понять: толи он Чжуан-цзы, которому снится, что он бабочка, толи он бабочка, которой снится, что она - Чжуан-цзы. В конце - концов, это недоумение неустранимо. В нашем случае кому-то снится, что это сом стал бабочкой. Бабочка млеет, ибо природа сна есть блаженство. Не будем забывать об этом в наших скорбях, дорогой читатель! Стихотворение выросло само из себя безо всякого плана с моей стороны. Вероятно, это то, что надо для того, что бы поэзия пребывала сама собой. Пусть поэт смиренно пребывает "частью речи", как верно подметил Бродский. Вот так и получается: в этом мире ты честно делаешь табуретку, а в мире ином - происходит стихотворение. И последнее - все сказанное выше не имеет никакого отношения к самому стихотворению.

***


Осознавая, сознавай,
Как хлещет небо через край
В хрустальные бокалы глаз;
Как белый занавес снегов
Освобождает от оков
Виной повязанных всех нас. 

Виновных не было и нет:
На всех один ложится свет,
Одно сознание на всех.
А это значит ты один
Всех отражений господин, -
Ликующий бездонный смех. 

И оказалось - нет пути
Что бы куда-нибудь уйти:
Повсюду встретишь сам себя.
Сон или явь - не всё ль равно?
Забыв ответ, смотрю кино,
Любимой кудри теребя. 

***


SМЕРТЬ-IV 

Смерть вспоминается как сон
Давно и намертво забытый
Словно тает глыба ледяная 

Словно в сумерках утра
До боли родной силуэт
Обретает прозрачную плоть 

Разлука казалась вечной
Забытое тело послушно стоит
Одно огромное сердце 

Так 
исчезают 
звёзды 

***


ЧЕЛОВЕК 

Этот сон не начинался
Пробуждения не будет
Ты всего лишь отраженье
Тень послушная Тому
Имя чье неизреченно
И Присутствие незримо
Кто создал самозабвеньем
Форму поиска Себя 

***


ТВОРЧЕСТВО 

Ты вышел в путь, как выступил в сраженье.
Ты думал с миром? Нет - с самим собой.
Все остальное - мрак воображенья,
Из бездны сна ниспосланный судьбой. 

Круженье звезд под черепом примата
Неповторимый выткало узор.
Воображенье - это ль не утрата?
Ему - вся слава, слава и позор. 

Живой свечи свершилось угасанье,
Разбилась маска, снятая с лица…
Ты потерял себя в одно касанье
Непостижимой милости Отца. 

***


СУДЬБА 

В одну и ту же воду не войти,
Снег прошлогодний не поцеловать.
И ветку жизни, что в твоей горсти,
От дерева судьбы не оторвать. 

Пей то, что есть. Не можешь петь - молчи.
Ты, верно, думал выбор есть у нас? 
Под сердцем бьют холодные ключи,
И злоба дневи твой иконостас. 

Попробуй улыбнуться: этот жест
Не так уж прост в концепции конца.
Но он достойно выразит протест
Всему что есть - живого мертвеца. 

А хочешь - плачь. Слеза смывает сон,
Как туш актера - вспыхнувший азарт.
Звучит в мозгу абсурдный Мендельсон,
И школьники выходят из-за парт. 

Иных миров ты не пригубишь сок.
Не правда ли - достаточно уже?
В твоей горсти не ветка, а песок.
И море дюн дымится в мираже. 

Быть может, здесь бродил Экзюпери
И бредил принцем маленьким своим.
В конце концов, проснись или умри:
Исход один - Твой выход, Элоим. 

***

СИНИЙ ВАЛЬС 

О. Родионовой 

Синяя женщина смотрит куда она
Вещие вещи повод еще смотреть
Какая ей разница если лицо луна
Сестра моя смерть 

На той стороне луны которая не видна
Целую вечность гуляет она одна
Серебряной пылью  стали ее глаза
Если луна слеза 

Чорные травы на той стороне луны
Бархатный голос льется ли лунный свет
Вздыхают сиреневые валуны
Раз в сто лет 

Раскроешь книгу - вспенятся два крыла
Только сердце читает такие два
Дай нам Боже честно сгореть дотла
Тогда оживут слова 

***


СТАРЫЙ КЛОУН 

Алексею Рафиеву

Спать спать по пааалаатам...
Пионерское детство.
Вырос мальчик аббатом
С фиолетовым сердцем. 

В этой бархатной бездне
Злое крошево звёзд.
Что еще бесполезней
Нарисованных слёз? 

Ведь и сам ты - рисунок,
Праздник детским мелкам.
Голодарь, недоумок,
В Божье Царство welcome. 

***

ПЕЧАЛЬ 

Если душу выкрасить в чорный цвет,
И украсить звёздами алых ран, -
Персефона выйдет на белый свет,
Пригласит тебя в золотой туман. 

И её мгновенно узнаешь ты,
Потому что память твоя пуста.
И в груди твоей расцветут цветы
Темно-синие, как её уста. 

Изумрудный кубок в ее руке,
На плечах ее - серебристый плащ.
Только ты не стой перед ней в тоске,
Удержи себя: улыбнись, не плач. 

Поклонись ей вежливо, пригуби
Воду Стикса и - вслед за нею - вдаль
Золотого сна как во сне греби…
Это всё, что есть у тебя, печаль. 

***


ГОВОРИТ ГРЕЙ 

памяти А. Грина
.... 

Ах, как крепко рубиновые гудят, 
Словно в небо поднялся гигантский шмель! 
Я сегодня снова как эльф - крылат. 
В голове - душистый, привольный хмель. 

Рассекая пряное море сна, 
Воду жизни пью, словно в детстве - квас. 
И проснулась в сердце моем - весна, 
Горько-сладкая, как медовый Спас. 

Погоди матрос отдавать концы: 
Вон бежит Ассоль к моему борту. 
Ай, звенят на туфельках бубенцы! 
Ай, сладка слюна у неё во рту! 

***



ОКНО В ЯНВАРЬ 

Редкий мелкий стремительный снег,
Шорох шин вдалеке, чернота тополей, 
Двухэтажные, трех - купол церкви поверх,
Непроглядное небо людей. 

А в себя загляну - еще меньше примет:
Застарелая боль, молчаливый вопрос.
Он стоит в темноте уже тысячи лет,
И его обхожу я за тысячу верст. 

Память, что тебе надо в мгновении сем?
Я бы ластиком стер тебя нахрен совсем.
Дом под №3 и кв. №7,
Это циркуля шаг в пустоте. 

А в окне этот мелкий стремительный снег,
Он залижет кровавую краску "аз есмь".
Купол церкви - свидетель: потерянный смех
Археолог любви откопает вот здесь. 

***


АЗ-БУКИ-ВЕДИ терцины

И тайны больше нет, и тайной стало всё.
И слово выговаривать темно.
Скажу "Басё". 

Гудит веретено
В искусных пальцах Вечности румяной.
Бродяга-ветер точится в окно. 

Воображенье пьяной обезьяной
Стальные прутья восприятия трясёт.
Воистину есть тайна без изъяна. 

Есть красота, которая спасёт
Кого-нибудь когда-нибудь, быть может.
И есть Пастух, который мир пасёт. 

Тогда зачем стальные прутья гложет
Та обезьяна? И глумливый смех
Зачем из лиц ваяет наши рожи? 

Смерть странников закутывает в мех
Своих звериных ласковых объятий…
Скажу "Ламех". 

Под бременем проклятий -
Стоит на четвереньках человек.
Ах, как некстати… 

Двадцать первый век
Все тот же век пещерного медведя,
Жующего у стойки чебурек. 

Кому - бабла, кому амбары снеди.
А нам попреж высматривать в небах
Аз Буки Веди. 

Не суть в хлебах. 

***


ЯНВАРСКОЕ УТРО 

Снежная дымка с утра.
Шире раскрою окно.
Это Веданта-сутра,
Божественное кино. 

Свежая мысль с утра…
Ах как она чиста!
Мир, как любимую Книгу,
Может читать с листа. 

Книга, она - ничья.
Тонкая дымка чая…
Плещется Божий свет
В сердце твоем, поэт. 

***


ЯНВАРСКИЙ ВЕЧЕР 

А дымка снежная стоит,
И в нежных сумерках слоится.
Душа томится и болит,
Что не умеет раствориться. 

Что не дано ей перетечь
В прозрачный мрак январской ночи.
А тело шепчет - дай мне лечь,
Мне боль твою терпеть нет мочи. 

Ложись, родимое, ложись…
Я полечу одна на встречу
Тому, в котором моя жизнь,
Который боль мою излечит. 

***


ЯНВАРСКАЯ НОЧЬ 

Деревья в инее. 
Свет фонарей в снегу.
Пространство синее
Куда смотреть могу. 

А небо низкое,
Одной звезды мерцание…
Смертельно близкое
Воспоминание. 

Ночь бесконечная
Молчаньем обстоит.
Дорога млечная
Передо мной лежит. 

И как бы звон в груди,
И как бы в путь пора…
Да только нет пути,
А есть одна игра. 

В ночи таинственной
Я не спешу домой.
О, Ты, Единственный,
Придёшь ли Ты за мной?… 

***


МУЗЫ 

Довольно задавать вопросы:
В конце концов, ответа нет.
Расчесывай любимой косы
И молча плачь, поэт. 

Оставь себе лишь это дело:
Когда молчанием полна,
Душа оплакивает тело
Изменчивое, как волна. 

Весь этот мир на взмах ресницы
Течет, и плавится навзрыд.
И как листва слоятся лица
В блаженных рощах Аонид. 

***


НЕКТО 

Душу пуша как шерсть,
Вылезу в зимний лес.
Уш у меня аж шесть,
И носопырка ес. 

Жамко снегает путь,
Чиркает свиристель.
Мня же привольно туть:
Кажная знает ель. 

Ета - свали в туман,
Хожий, не попадись:
Ежели шибко пьян,
Вытащу твою жись. 

Стрёмно кусать ежа,
Днакось бывает - шож:
Ежели хороша
Выпивка, закусь - ёж. 

Трынкать, однако ж, псец.
Мудрость вельми проста:
Ежели ты писец, 
Чирка твоя остра. 

***


ПОЛЫНЬ - 

Чорная в белом снегу полынь,
Скорчившись, стоит на пустыре.
Притормози, прохожий, поостынь.
Полынь и ты - тире. 

Отрезок ниоткуда в никуда
Останется, когда не станет нас.
Полынь горька, как детская мечта
Горька сейчас. 

Сладка надежду слабому. Вотще
Он будет ждать сладимую весну.
Чем глубже ожиданье, чем горчей
Из нежных губ вытаскивать блесну. 

Тогда ты вспомнишь чорную в снегу:
Стояла, скорчившись от боли, та полынь.
Кровь если капает, я видеть не могу.
Не знаю как, но - вынь. 

Забудется немыслимая боль,
Губа срастется в сладкий поцелуй.
На памяти, как снег, осядет соль.
А ты не бойся - в дудочку подуй. 

Ай, чорная! Ай, мёртвая! В снегу!
На волю ветра - душу свою вынь:
Она узнает вечную тоску
Тире - полынь. 

***


Но пойдут дожди, и день настанет -
У горшочка прохудится дно,
И, цветок, как память, прорастает,
Прорастает в землю все равно.
Елена Тверская

…А я хотел бы потерять
Остатки памяти, как цвет
Кленовые теряют листья,
Безропотно сходя на нет. 

Остатки памяти, как цвет
Осенних сумерек - взывают
К тому, чего здесь больше нет,
И не было, и не бывает. 

Кленовые теряют листья
Деревья, живопись творя.
И дворники макают кисти,
Как в сон, в палитру октября. 

Безропотно сходя на нет,
Волна сознания томится,
Единственный взыскуя Свет,
В котором память растворится. 

***


Пес на цепи ума -
Ингредиент абсурда.
Убийственная зима,
Уютная юрта рта. 

Скажи - "изумруд" - замрут
Чорные вьюги юг.
Зимородки снуют
Саван поэту шьют
Цветистый восточный юг. 

Да по снежному полю безбрежному,
Долго ль еще идти
Голому, пьяному, нежному,
Сбившемуся с пути… 

Это душа России
В адскую ночь ушла.
Осия звал мессию
Милостью…
Иншала! 

***

"Иншала" - означает "если Богу будет угодно"


ДЕЛО ПОЭТА 

Хлеба чорного давал,
Буквы тёплые крошил,
Ничего не понимал,
Просто было хорошо. 

Если ты не при хлебах,
Не терзайся, погоди.
Слово лживо на губах,
Если слова нет в груди. 

Ведь недаром хлеба дом
Означает Вифлеем…
Плоть и слово суть одно.
Господи, кому повем? 

Будешь взвешен на весах…
У поэта дело - речь.
Белый голубь в небесах,
По земле гуляет меч. 

***


Память больше не греет. Одна только боль -
Луч кровавый заката сквозь чорные тучи.
И пьянит моё сердце судьбы алкоголь,
И плыву я по небу под песню уключин. 

Эта песня такая - как скрежет зубов.
Внешней тьмы оформление выше похвал.
Постановщик выводит на сцену любовь, -
Начинается шквал. 

Утону - все равно: по песчаному дну
Побреду наугад, в никуда, раздвигая
Толщу синего сна, поднимая волну
До блаженных небес, серфингистов пугая. 

Но и здесь - неотступная вещая боль,
Словно некий маяк в лабиринте забвенья.
Обнули мою душу, святой алкоголь,
Разомкни безысходности звенья. 

***


ПРОЩАЛЬНЫЙ ВАЛЬС 

Вот и снег пошел… Хорошо.
Снегопад в окне, словно друг ко мне, -
Старый друг седой из иных миров…
На его плечах - ледяной покров. 

Проходи, садись. Помолчим как встарь.
На моём столе в этот раз - февраль.
А в твоих глазах - бесконечный путь…
Не зови ещё, просто так побудь. 

Просто так побудь, не зови ещё,
Вот и жизнь прошла, как слеза со щёк.
Дай мне руку, друг, вот моя рука.
По щекам скользят облака… 

***


ГОЛОС ЛЮТНИ 

Там где сон серебрится
Как чешуйка на дне,
Голос лютни струится
Снежной вьюгой во сне. 


Все нежней и чудесней
Голос матери - Ма...
Колыбельная песня,
Голубая Зима. 


Хороводы снежинок,
Снежных бабочек смех.
Обезумевший инок,
Целомудренный грех. 


Сон течет и слоится
Мириадами лиц.
Голос лютни струится,
Чуть касаясь ресниц… 

***


МАРТОВСКИЙ СНЕГ 

Сергею Сапоненко

Снегопад продолжается тысячу лет.
Я родился и умер, а он продолжался.
Пребывает и кружится матовый свет,
Это мартовский снег в облаках залежался. 

Завтра зелень обрызгает веточки лип,
Но увижу не я изумрудное пламя.
Если ты откровенно в забвение влип,
То как небо пуста и чиста твоя память. 

Только сердце ещё сокращается что ль,
Только ноги по слякоти чапают сами.
И живет в голове невесёлая боль,
Инда очи печальные плещут слезами. 

Это все отвлечение в сторону от
Белизны живописной невообразимо.
Это мартовский снег упадает с высот,
Милосердье Отца донося к нам незримо.  

***


Жизнь прошла незаметно как опытный тать,
Как июньская ночь в полусне…
Силы есть приподняться ещё, но не встать
В полный рост исполину, и не
Кружку хлебного квасу к разбитым губам,
Улыбаясь игре, - поднести.
Только мертвые мысли - докучливый спам -
В голове, словно мелочь, трясти. 

Это смерть на блесну очумелой весны
Тебя ловит, уже не таясь.
Это явью становятся вещие сны,
В толще памяти ярко светясь.
Это витязь пудовое взвесил копьё
И прищурился в синюю даль.
Это вздрогнуло чуткое сердце твоё,
Ясновидя холодную сталь. 

***


ОКОЛИЦА 

Выйду вечером за околицу.
Небо вздрогнет, качнется земля,
И гроза полыхнёт и расколется,
Фиолетовым светом пыля.

И в груди, переполненной ужасом,
Нежно треснет сердечный бутон.
Собирая последнее мужество,
Созерцаю - взрывается он.

Это сердце закатное мается,
Исчезая в предвечной ночи.
Это солнце рыдает и кается,
Заломив, словно руки, лучи.

Млечный Путь лишь один разгорается.
Нет ни солнца уже, ни земли.
И танцует Дитя, улыбается,
И купается в звездной пыли. 

***


СВЕТ 

Есть только свет, в котором заодно
Содержатся корпускулы сознаний.
Куда ни посмотрю - везде окно
Распахнутое в заросли сияний. 

Уже не различая ничего,
По памяти шепчу именованья:
Суть бесконечность граней одного
Сияющего вечного сознанья. 

Снежинка тает на ладони сна,
Ладонь сияет до исчезновенья.
Сияющая Божья тишина,
Слепящий мрак Его самозабвенья. 

***


В РАЗВАЛИНАХ СНА 

Брожу среди псковских развалин,
Как в чьём-то потерянном сне.
Задумчиво-нежный, как Сталин,
И грустный, как бомж на Луне. 

Я верил, что мир это Благо,
Я ждал тебя, Дева-Любовь.
А ныне стихи на бумагу
Стекают как чорная кровь. 

Я был или не был поэтом?
Теперь уже разницы нет.
Загробным сиреневым светом
Наполнился мой интеллект. 

И в этом таинственном свете,
Гуляя в развалинах сна,
Я знаю - мы мертвые дети,
Которых уносит волна. 

Житейское море абсурда,
Мы чистые жертвы твои.
Глаза молодого манкурта
Проводят нас взглядом любви. 

***


памяти Е. Шешолина

Нас прочитают через век,
В иных мирах живые души.
Раскроет книгу человек
И скажет ближнему: "Послушай"… 

И это слово прозвучит
В забвении, как гром небесный…
И спелый дождь зашелестит
Страницами листвы древесной. 

***


ЧАИНКА СЧАСТЬЯ 

Среди чужих… А вспомнишь - боль.
Не вспоминай, не будешь ранен.
Живи мгновеньем, в этом - соль:
В непостоянстве  постоянен. 

Ты не известен сам себе,
Как можешь ты познать иное?
Чаинкой счастья на губе
Пребудь у дремлющего Ноя. 

И пусть спасительный ковчег
По воле волн во тьме взлетает.
Спокоен Божий человек,
Который времени не знает. 

***


ЭФИАЛЬТ 

Ветер ломает нежные ветки
Ивы плакучей - зеленые сны.
Дождь накрывает панцирной сеткой
Праздник весны.
 
Жирно лоснится, сухо смеётся
В уши прохожему чорный асфальт.
Сердце титана - алое солнце;
Имя его - Эфиальт. 

Память его безнадежно пустая,
К дереву он прислонился спиной.
Стрел аполлоновых  хищная стая
Мчится за мной. 

Боги жестокие волки Олимпа
Прокляли имя моё навсегда.
Ветер обнимет меня и со всхлипом
Сгинет - куда? 

Отче, устал я скитаться по Лику
Матери-мачехи Геи-земли.
Дай мне растаять горестным криком
В синей дали… 

***

Алоады: братья гиганты От и Эфиальт, славились нечеловеческой силой и буйным нравом. По Гесиоду, сыновья Посейдона, по Эратосфену, рождены Геей. Первыми принесли жертвы Музам на Геликоне и назвали ее горой Муз. Они грозились перевернуть Олимп и взять себе в жёны Афину и Артемиду. В возрасте девяти лет они взгромоздили Пелион на Оссу. И даже однажды пленили Ареса, заковав его в цепи и держали так 13 месяцев, пока его не вызволил Гермес. После чего братья за их гордыню были убиты Аполлоном




Я уже не просыпаюсь:
Это сон без сновидений.
Белым цветом осыпаюсь,
В руки новых поколений. 

Вот бежит оно вдоль края
Синевы Твоей бездонной,
Как десантники из Рая
В нашей теме похоронной. 

Голопузая команда,
Херувимы в завитушках…
Золотистая Ананда
Опочила на макушках. 

Только я уже не чаю
Разгадать Твою загадку.
Ничего не отвечаю,
Просто делаю закладку. 

Что поделать - зачитался.
Так всегда бывает, люди:
Если сон не начинался,
Пробуждения не будет. 

***
Ананда – блаженство (санскрит)



Однажды видишь: стихи - узор
Чорной линии на белом листе.
Понимать божественный этот вздор,
Все равно, что воду носить в решете.
Это занятье подобно игре детей.
Восходу солнца, росту травы…
Все происходит без головы. 
Вот и ты - мазок по стене листвы,
Иероглиф трещин в стекле окна
Электрички мчащейся в ночь. Она
Прижата к рельсам давленьем сна,
Как ручка в пальцах твоих к листу.
Если хочешь, можешь сказать "ту-ту!"… 

***


ТРИ СТРОФЫ 

Чорные листья в сиреневых тучах: сиречь -
Завязь грозы кровенит, как разбитая бровь.
Словно змея,  заплетается вязкая речь.
Сгусток любви выжимает усталую кровь.
* 

Развяжи этот узел, вязальщик тяжелых узлов;
Разгадай эту сказку, сказитель таинственных слов.
На жемчужной подкладке глубокого вечного сна
Серебристым узором змеится густая слюна.
* 

Вот и время кончается… Воздух прозрачен насквозь.
Догорает пространство пергаментным свитком в уме.
И столетней рябины тяжелая алая гроздь,
Как последняя мысль растворяется, гаснет во тьме.

*** 


ВСТРЕЧА 

Ты обитаешь на Луне
Среди пленительных созвучий.
Мы встретились с тобой во сне -
Единственно возможный случай. 

В жемчужных сумерках любви
Мерцала сказочная фея…
Запястья тонкие твои
Я целовал, благоговея. 

И нежности желанный яд
В меня проник желаньем смерти.
Все это было жизнь назад,
Все это будет вновь, поверьте… 

Ну а пока твой голос мне 
Как бархат был из лунной пыли.
Твои ладони по спине
Как звезды медленные плыли. 

И губы таяли в губах,
И стон бессмысленный струился.
И солнечный остывший прах,
Как саван сна, на нас ложился. 

***


ДИПТИХ УТРАТЫ 

Сирень протягивает грудь
В мою ладонь. Держу, качаю…
Творца сновидческую суть
Во всем, что вижу, различаю. 

И кучевые облака
Темны, как боль в глубинах тела.
И сам влекусь я, как река,
К непостижимому пределу. 

* 

Исход один - принять как есть
Себя - зеркальным отраженьем.
Слыть личностью - иная честь,
Кому-то будет утешеньем… 

Как мертвый лист - утрачен путь…
Вопросы кончились, и ветер
Сосёт сиреневую грудь,
Калитки снов срывая с петель. 

***


Мысль о смерти всего лишь мысль.
Лебедь на фоне свинцовой тучи…
Закат оплавил ее по краю,
Тишина разрывает грудь.
Хочется выбросить сердце ввысь
Алой слезой горючей:
Весточка - Раю…
Помнит ли кто-нибудь?
* 

Неинтересно почти… Почти
Белую птицу: шепни - люблю.
Ты - здесь, и это не изменить,
Ты абсолютно здесь.
Книгу любую раскрой, прочти
Как я тебя на словах ловлю.
Тоньше тонкого смысла нить,
Если вообще он есть. 

***


ЖАРА 

По раскалённому июлю
Душа задумчиво бредёт,
Раздумий вязкую пилюлю
Как вар строительный жуёт.
Надежды слабые порывы
Аплодисментов не нашли…
И тополя стоят как взрывы 
Зелёной памяти земли. 

***


Спичкой чиркнешь у камина -
Вспыхнет слово на листе:
Это жизни половина, -
Три четвёртых в суете. 

Мысли искрами струятся,
Сигарета хороша;
И не знает в чём признаться
Виноватая душа. 

За плечами - неизбежность,
В настоящем - пустота.
Только маленькая нежность
Пальцем трогает уста. 

И не то, что б разрыдаться,
Улыбнуться не могу.
Сколько мне ещё скитаться
Босоножкой на снегу? 

Сколько мне ещё улыбку
Сквозь обиду расточать?
Песни трепетную зыбку
Поцелуями качать? 

Догорает свет вечерний,
Под софит выходит тьма.
И Луна рукой дочерней
Сводит автора с ума. 

***


ДЕВАЙС 

Уже оглядываться нет
Желания, и становиться
Никем не хочется: в просвет
Ума - безумие струится. 

Себя любимого кромсай,
Выуживай любую снедь.
Но помни: даже Хокусай,
В забвенье будет леденеть. 

Любимый Чжоу в переплёт
Уже вмурован, как в бетон.
Купи дитю фруктовый лёд,
Но не забудь, что это сон. 

Еще один удар гвоздя,
Еще одна затяжка лайтс.
Ты засмеёшься как дитя,
Узнав о том, что ты - девайс.
 ***
Девайс (англ. device) - конструктивно законченная техническая система,
имеющая определённое функциональное назначение.



СИНЯЯ ДОРОГА 

И это снилось мне, и это снится мне,
И это мне еще когда-нибудь приснится…
Арсений Тарковский 

И это снилось мне, и это снится мне,
И это мне ещё когда-нибудь приснится…
И что тут говорить - ты удалась вполне,
Судьба провинциального провидца. 

И всё я ухожу и не могу уйти…
Осенних сумерек дождусь ещё, доплачу.
Искомую слезу я вынесу в горсти, -
Сгоревшей родины оплачивая сдачу. 

Я сделал всё, что мог: я вышел из себя
В пространство сна приснившегося Бога.
Последний лебедь, крыльями гребя,
Прокладывает синюю дорогу. 

Закат уже упал и сумеречный плен
Объемлет всё, что есть влюбленностью ревнивой.
Агония любви прольётся в русло вен,
И вспыхнет память огненною гривой. 

И пепла чорный снег просыплется на лист,
И сложится в слова иноязычной речи…
И будет её смысл невыразимо чист,
И некому понять, и незачем, и нечем. 

И только Божий Лик в бездонной тишине, -
В безумии ума, как мир отобразится…
И это снилось мне, и это снится мне,
И это мне ещё когда-нибудь приснится. 

***


ТЕКСТ ДЛЯ ШАРМАНКИ 

Мгновенна жизнь и призрачна весна.
Как вдох и выдох лето растворится,
И вот уж осень в раструбе окна
Листвою траурной слоится. 

Зима, зима… Скорей бы уж, скорей…
Сомкнутся кукольные веки:
Малиновые вспышки снегирей… 
Пустые контурные реки… 

Казалось - жил, казалось - нет конца.
Но ветер смерти сделал круг над бездной,
Лицо спадает маской с мертвеца,
Мильоны глаз сияют славой звездной. 

***


ТЕМНАЯ ВОДА 

(текст для шарманки №2)

Посмотришь вдаль, и - нет пути.
Но сделать шаг ещё могу.
И сердце теплится в груди,
Как солнце плавится в снегу. 

И солнце плавится в снегу -
Январский яростный огонь.
Я видеть это не могу!
О, память, ты меня не тронь. 

И сердце теплится в груди
Под пеплом выгоревших дней.
Ему уже не расцвести
Фонтаном праздничных огней. 

Но сделать шаг ещё могу,
Уже не ведая - куда.
Кто там стоит на берегу?
Какая тёмная вода… 

***


Я слово вещее ищу
В саду души своей осенней,
И сам листвою трепещу,
Встав на кленовые колени. 

Холодный ветер пьёт меня,
Земля тяжёлая терзает,
И я стою на склоне дня,
Который сам себя не знает. 

Губой листвяной шевеля,
Шепчу бессмысленные звуки.
Молчит тяжёлая земля,
Молчит холодный ветр разлуки. 

И запредельная тоска
На сад мой звёздами струится,
И вьётся, бьётся у виска,
В любви сгорающая, птица. 

*** 



из книги

Агония  Смысла 
(2007-2009)
I - Псковская Тетрадь
II – Московская тетрадь


I - Псковская Тетрадь

Тиха душа моя, таинница;
Пусты бокалы глаз хрустальные.
Мгновение – и сердце сдвинется
В прозрачные миры астральные. 

И в тех мирах, где солнце синее
Изнежило траву багряную,
Сверкающим крестовым инеем
Перебинтую рану рваную. 

Плачь, изумленья именинница!
Никто не опознает милости.
Осенний храм, пустая ризница…
А нищему довольно милоти. 

*** 


АНОМАЛИЯ 

Прохожденье по трапу насущного сна
Закурить не получится горькое горе
Самой чорной печалью богата казна
Выше звёзд поднимается красное море
Ставить знаки зарубки на сердце весны
Станет этот прохожий палаш саблезубый
Зацелована ненависть кровью десны
И заходит в подснежники вымерший зубр.
…
Устаканится в памяти вешняя боль
Перископы отчаянья глотнут горизонта
И на веках усталости выступит соль
Консервируя смерть обоюдного фронта
Никогда ещё не было так хорошо
Молодому абсурду в развалинах смысла
На арене сознания  фокусник шок
Растворяет в безумии буквы и числа.
…
Окончание сна продолжается как
Бесконечные титры плывут на экране
Имя-отчество в бездну плывёт как ясак
Пропадает бесследно в столичном кармане
Это просто трава продолжает расти
Как щетина растёт в одиночке  разлуки
Это вещее сердце у бога в горсти
Забывает себя и не чувствует муки. 

декабрь, дождь, + 9
*** 


Посмотри в свое сердце – в сокровище мёртвого дня:
Свалка детских обид, обожженное солнце любви.
Золотые гоплиты печали идут на меня,
Искромсают опять, и опять мне валяться в крови.
Сотни жизней прошло и опять повторяется тож:
Ничего я не понял, проснуться опять не сумел.
Неужели январский бессмысленный медленный дождь
Вновь залижет лица опрокинутый в прошлое мел?
И опять умирать, забывая приснившийся сон…
Вот и руки раскинуты крыльями мёртвых надежд.
Словно занавес синий летит на меня небосклон,
Звездный смех устилает неловкую поступь невежд.
Подари мне, палач, не пощаду – игрушечный люфт:
В алый плащ завернусь и успею шепнуть: «я – ничей!»
Херувимам небесным, которые истину пьют
Из бездонных всевидящих веющих Божьих Очей… 

*** 


Свет мой зимний, сквозящий свет.
Вот и стал я гламурно сед.
Хрупкий месяц, хрустальный снег…
XXI на взлёте век. 

А деревня мертва почти.
Вспомни Библию и прочти:
Мне отмщение, Аз воздам.
Ночью очи текут к звездам. 

Ночью спелый хрустит мороз,
Дай мне, Господи, вещих слёз.
Хорошо одному в ночи
К Небесам подбирать ключи. 

Будет утро, а может, нет.
Звезды льют запредельный свет
В очи, высохшие до дна…
Исповедуй меня, Луна. 

Утром выйду, от снега слеп.
Сало – птицам, собакам – хлеб.
В печь – берёзовые дрова,
С плеч – свинцовая голова. 

Свет повсюду, предвечный свет…
Кто я? что я? меня здесь нет.
Мысль как ветер свежа, чиста.
Чорный шарик скользит с листа. 

*** 


И. Б. 
После просмотра фильма «Прогулки с Бродским» 


По Венеции ты ходишь, как по зоне.
Воспеваешь красоту ее, не веря,
Что в туманном колокольном перезвоне –
Обреченность в клетку загнанного зверя. 

Хороша была иллюзия уюта
Частной жизни на окраине кошмара.
Полюбилась итальянская каюта
Пассажиру галактического шара. 

Так бывает неожиданно и просто:
Не успел ещё как следует проснуться, -
А с ближайшего по случаю погоста
Голоса уже призывные несутся. 
…
…
Силуэт сияющий всё ближе,
Симеон протягивает руку…
Ничего почти уже не вижу,
Только искры образов по кругу. 

Вот и всё, пожалуй. Кто не знает,
Я секрет открою на прощанье:
Слишком много света не бывает,
Тот, кто любит, исполняет обещанье. 

*** 


Блёстки мелкого снега,
Как алмазная пыль…
Прихотливая нега,
Чудотворная быль. 

Смыслы ангельской речи
Чуть касаются лба…
Зимний день бесконечен,
И прозрачна судьба. 

*** 


И воздух мартовский пьянит,
И дышит вещей смертью снега,
И наяву так крепко спит
Душа – сокровищница неба. 

Из глыбы вечной синевы
Ее извлёк влюблённый мастер,
И сам назвал её на вы,
Украсил мудростью и властью. 

И руку ей поцеловал,
И вывел за предел творенья,
И бросил в солнечный провал
На растерзанье звёздных терний. 

И так живёт она поднесь,
Себя не помнящая слава,
И горькая земная весь
Сладка ей, бедной, как отрава 

Сладка любовникам в тоске
И бесконечности разлуки.
Весь мир висит на волоске
Ее кровоточащей муки… 

*** 


Из глубины небес окликнули меня…
Застигнутый врасплох, не сразу осознал:
То – жаворонка звон. 

***


СОНЕТ ИСЧЕЗНОВЕНИЯ

Врастаю в камень, становлюсь немым.
Исчезла боль, горевшая веками…
В иных мирах стихи мои как дым
Летят, переплетаясь с облаками. 

Не вечно быть на свете молодым,
Растрачена шкатулка с чудесами.
Безмолвный мир даруется седым
Поэтам с опустевшими глазами. 

Войдите в дом: увидите – он пуст.
Здесь некто жил и больше не вернётся.
В лесу далёком тонкой ветки хруст… 

Над старым страхом филин рассмеётся...
И так произошла потеря чувств.
И только сердце изумлённо бьётся. 

*** 


«Галилеа языков, людие ходящии во тьме, видеша свет» …
(от Матфея, 4:16)

Я вспомнить не умею
Зелёные холмы
Ордынской Галилеи,
Тартарской Хохломы. 

Глаза Твои, Наставник,
Над маревом веков -
Как синий короставник
В бескрайности лугов. 

Нерукотворный облик,
Доставшийся молве,
Растаял словно облак
В небесной синеве. 

И пустота такая
Вдруг глянула уму,
Что звёздам потакая,
Я ринулся во тьму. 

Без памяти и смысла,
Как некая искра,
Перебираю листья
Библейского костра. 

И словно воплощенье
Таинственного сна,
Как милость и прощенье,
На радость мне дана, - 

Кленовая аллея,
Осенняя тропа,
Родная Галилея -
Московская толпа… 

*** 


Когда это тело сырое уйдёт
В подземные воды и всё им вернёт,
А дух, соответственно, ринется ввысь
Теряя в полёте последнюю мысль, -
Останется книга один на один
С клубящемся роем читательских спин,
С  лесами, ветвями внимательных рук,
И бабочки пальцев слетятся на луг
Цветистыми смыслами полных страниц,
В которых плывут отражения лиц.
И звездное небо сияющих глаз
Премудростью дышит как Божий алмаз.
*
В туманное утро в туманную даль
Из дома однажды уходит печаль,
И сердце не может уже говорить,
И жажду безмолвия не утолить… 

***


ПСКОВ 

Мне этим городом дышать – не надышаться:
В моей крови давно он растворён.
По руслам улиц шляться и шататься,
В них растворяясь, некто обречён. 

Быть обречённым – славное занятье:
Уже не надо думать ни о чём.
Ты просто падаешь в бездонное объятье,
Родное небо чувствуя плечом. 

***

ПЕСЕНКА 

Белые белые стены монастырей
Белые белые стены церквей
Я обнимаю белые стены монастырей
Я обнимаю белые стены церквей
Пустых монастырей
Пустых церквей 

Херувимскую тянет-потянет хор
Священник Божий нальёт теплоты в кагор
Ароматных смол насыплет на уголь дьяк
И плывёт молитва как безвёсельный чёлн во мрак 

А я обнимаю белые стены монастырей
А я обнимаю белые стены церквей
Пустых монастырей
Пустых церквей 

Горькие слёзы сами собой текут
Ангелы Божьи все до одной сочтут
Будет не страшно тронуться в дальний путь
Ярость и нежность мне разрывают грудь 

А я обнимаю белые стены монастырей
А я обнимаю белые стены церквей
Пустых монастырей
Пустых церквей 

Был или не был – разницы нет уже
Тёмная ночь воцарилась давно в душе
Боль от разлуки стала моей звездой
Ты не поверишь – самой единственной – Той 

А я обнимаю белые стены монастырей
А я обнимаю белые стены церквей
Пустых монастырей
Пустых церквей 

***


ПРОЩАНИЕ С МАТЕРЬЮ 

Не рыдай мене мати,
Ибо умерло что-то во мне.
Я не тот, кем ты знала меня.
Ускользаю как линь из объятий,
Исчезаю в живой глубине
Голубого огня. 

В том огне
Как во сне
Шевелю плавниками исправно.
Мои круглые зенки скользят вдоль немой синевы.
И небесный гарпун в мою плоть погружается плавно,
Словно солнечный луч в океан краснопёрой листвы. 

Не рыдай мене мати, не плачь, моё счастье!
Меня нет здесь, и если, привиделся кто-то – не я.
Золотые лучи искромсали меня в одночасье,
Моя рваная плоть угнездилась в аду бытия. 

В голубой пустоте заблудился твой сын изначала.
Мир не принял его, как изгоя не принял народ.
Эта лютая правда однажды над ним прозвучала,
И глашатай стыдливо прикрыл исковерканный рот. 

Ничего, ничего…
Это боль не навеки с тобою…
Ты сама изойдёшь,  словно песня на тризне моей.
Если так предначертано нам неизбежной судьбою
Что поделаешь с ней? 

Не рыдай!
Уходя, исчезая в пугающей бездне,
Я хотел бы увидеть святую улыбку твою.
Вот меня окружает армада сверкающих лезвий,
Улыбнись на прощанье: я ужас бессмысленный пью. 

Никогда мы не встретимся боле…
Меня нет, понимаешь? Во веки веков – меня нет.
Если сможешь – узнай,  обними это снежное поле,
Пропусти в  своё сердце  всё живое сжигающий свет. 

Там, где нет нас с тобою,
Там где кончилась истина дня,
Глубиной голубою
Ты однажды узнаешь меня. 

…
Он искал совершенных,
Спустившись на самое дно…
Небо любит блаженных.
И в них обитает оно. 

*** 


ещё песенка
 
а уже декабрь уже зима
дай мне Господи не сойти с ума
в черноте ночей в пустоте очей
в глубине страны палачей 

дай мне Господи не сойти с ума
тянет к старости стылых дней сума
голова седа и зима бела
мой неровный след замела 

в черноте ночей в пустоте очей
я давно чужой и мой стих ничей
друганы мои все в земле давно
свою жизнь смотрю как кино 

в глубине страны палачей
плащ печали ал на углах плечей
это Ты мне дал этот верный щит
под напором тьмы он уже трещит 

эту сказку-сон подарил Ты мне
я Тебя забыл в этой сказке-сне
и тяну во сне я молитву-нить
не забудь меня разбудить 

не забудь меня
не забудь меня 

не забудь меня разбудить 

*** 


РОЖДЕСТВЕНСКОЕ 

Я помню мальчика: чуть пухленькие руки,
Глаза лучатся, волосы волной.
Блаженный, он не ведает разлуки,
Не чует крыльев хрупких за спиной.
Он весь – восторг распахнутому миру,
Он весь – любовь, не знавшая креста.
Ему Господь протягивает лиру,
И поцелуем трогает уста.
Не знает он сего благословенья,
Нежнейший смех пронзает небеса.
И жены ароматы погребенья
Уже готовят, выплакав глаза. 

*** 



II - Московская Тетрадь



На стыках прыгает вагон,
А за окном сквозит Россия.
С рассветом выветрился сон.
И на перроне Бологого
Гуляют дворники косые –
Юроды Господа Благого. 

Давно так рано не вставал,
Судьбы предчувствуя улыбку,
И то! – не на лесоповал –
На пажить Родины гряду,
Целую солнечную скрипку,
И ничего уже не жду. 

Москва моя – виденье сна,
Родная рожа и зазноба.
Гляжу из поезда окна,
Как ты врастаешь в кость поэта,
И снова мы с тобой до гроба
В июльском таинстве рассвета. 

Не разлучаясь никогда,
Мы были в длительной разлуке,
Но мне вкусна твоя вода,
И воздух твой – роднее брата,
И я протягиваю руки
В столпотворение Арбата. 

Неси, бери меня, я – твой
Полузабытый небожитель,
Деревни псковской домовой,
В тоске сорвавшийся на крик,
Стихов никчёмный сочинитель,
И не совсем ещё старик… 

06.00, станция Бологое.

***


КОГДА УМИРАЕТ ЗВЕЗДА 

Когда умирает звезда в бесконечной вселенной,
Прикроются веки у тысячи тысячи звёзд.
Но мы не почувствуем в сердце своем перемены:
Мы грубые люди, хотя и не чуждые слёз. 

Прикроются веки, и ангелов очи померкнут
Всего на мгновенье, в котором скончается век.
С умершего века историки сделают мерку,
Хоть создан безмерным, по мысли Творца, человек. 

Но мы не почувствуем первые признаки смерти,
Мы будем смеяться безумному миру в лицо,
Как старые дети, как старые мертвые дети,
Усталые формы, залитые серым свинцом. 

Мы грубые люди, мы будем стонать и скандалить
Пред ангелом смерти, капризов своих не стыдясь.
Печальные звери, мы зубы сумеем оскалить
Навстречу любви, давно с ней порвавшие связь. 

Когда умирает звезда в бесконечной вселенной,
Ребенок узнает и матери крикнет – проснись!
Но мать не услышит, в забвенье бредя по колени,
По пояс, по грудь, погружаясь в свинцовую жизнь. 

*** 


Как будто что-то потерял…
Быть может, душу…
Такой расходный матерьял!
А где взять лучше?
А без души совсем легко:
Как будто не был.
И только небо высоко,
Сплошное небо… 

***


песенка 

Как у миленькой моей
Жил под грудью соловей
Он песнь мою разучивал
Он угодить хотел
А я крыло выкручивал
Что б он звончее пел 

И пел он мои песенки
Разучивал лады
Взбирался как по лесенке
Не чувствуя беды
Этот самый соловей
В сердце девушки моей 

Что за диво, что за лихо?
Неожиданно и вдруг
Почему так стало тихо
Потускнело все вокруг?
Это умер соловей
В сердце девушки моей… 

***


НЕ ЗВОНИ 

Не звони мне больше, не звони…
Стали тенью чорной мои дни.
Отшутиться даже не смогу
И тебя, любимая, спугну. 

Я побуду в этой черноте,
Постою на гибельной черте.
Тут свидетель может быть один –
Моей жизни страшный Господин. 

Ему любо видеть как душа
Обмирает в страхе, чуть дыша.
Он-то знает – знает наперед,
Моей жизни сокровенный код. 

Что ему слеза моя и боль?
Ему сладок чувства алкоголь.
Ему дорог выверт мой в тоске,
Когда жизнь висит на волоске. 

Этот волос – тонок, серебрист…
Никогда не рвется просто так.
Пусть себе играет как садист,
Погружая разум мой во мрак. 

У него такое право есть…
Только дал бы дух перевести.
И когда я складываю песнь,
Моё сердце у него в горсти. 

Эти игры чорные как ночь,
Эти ночи чорные как дни…
Я не знаю, как тебе помочь.
Не звони мне больше, не звони.
 
*** 


Рисую стрелы и квадраты,
Круги и лестницы, цветы…
Неповторимый вкус утраты
Имеют детские мечты.
Я помню почки тополиной
Благую горечь на губах…
Мы были глиной, только глиной
В святых, безжалостных руках. 

* 

Не утешай меня, прохожий;
Влекись течением ума.
Пускай подарит день погожий
Тебе тартарская зима.
Вернись в уют к себе и выпей
Бокал заморского вина
За тех, кто горестною выпью,
Как мог, будил тебя от сна. 

*** 


Пока горят на сердце слёзы,
Как жидкий огненный хрусталь,
И в зале зрители серьёзны, -
Прочна иллюзия, как сталь.
И обруч этот смертоносный
Сжимает голову мою,
Когда я воздух високосный
Из черепа Адама пью. 

*** 


Весной пахнуло в январе
Деревья в талом серебре
И улыбнулась непорочно
Душа застывшая в коре
Морозом схваченная прочно 

Заботы траурным каре
Теснились робко во дворе
Перед безумием проточным
И память – набожный кюре
Грехи выискивала срочно 

Ему же было все равно
Он был раскладом домино
Вотще – ничейное решенье
И солнце влазило в окно
Как в сердце – кораблекрушенье 

Закрой глаза свои старик
Расплавиться в сознанье блик
Улыбки матери предвечной
Шепчи но не сорвись на крик
Прощаясь с болью бесконечной 

Прощай прощай
Прощай прощай…
Свистит Давидова праща
Судьба сбывается железно
И крылья синего плаща
Тебе отныне бесполезны 

Кора разорванная вот
Зима уходит и поёт
Синь поднебесная струится
Никто тебя уж не найдёт
Но всё тебе ещё приснится 

*** 


Жизнь, длинною в умиранье…
Беспросветная тоска.
Где-то там – за звёздной гранью,
Счастье дышит у виска.
Но войти оно не может,
Потому что – не хочу.
Ибо эго жадно гложет
Мыслей чорную парчу. 

*** 


Когда я пьян - тогда я весел,
Когда тверёз - не подходи!
Так и живу - певец без песен,
Усталый путник без пути... 

*** 


жуткое 

Происходит что-то,
А что - не знаю.
Словно слой за слоем
С лица снимаю.
Чередою маски
Сыпятся с лица.
И у этой сказки
Не видать конца. 

*** 


О, Йима!
услышь мя, великий Предок!
благослови, Адам-Праджапати!
* 

Я хочу порезать вены!
Я хочу разбиться вдрызг!
Разлететься по вселенной
Мириадам алых брызг! 

Тесен грех и плоть болезна,
Дни проносятся стремглав...
Сумасшедшим ирокезом
Сердце гложет томагавк. 

А кого убить - не знаю...
Йей! найдётся кто-нибудь!
Йа лицо своё снимаю,
Отправляясь в смертный путь.
.... 

***


Марине Ч.

Похоже,  это ты, но я уж не уверен.
Две вечности прошло и я уже не тот…
А первую любовь от века  к высшей мере
Приговорил Шекспир и вывел сам в расход. 

*** 


ВЕСЕННЕЕ 

Сумерки марта снежные искры
Обрезанный тополь в сиреневом небе
Здесь я когда-то бегал мальчишкой
Или не здесь и не я и не надо
В рамку вставлять прошлогоднее диво
Сумерки марта снежные искры
Это сейчас и шотландское виски
я ничего не сумел в этой жизни
Но удивляться безумному миру
Но изумляться игранию света
Благоговеть перед карком вороны
И на коляску глядеть с изумленьем
Там где сопит первозданное чудо
Я до сих пор получаю подарки
Толи с небес иль не знаю откуда
Денег хватало на толику хлеба
Ну а излишки всего лишь излишки
Тополь обрезанный я в этом небе
Нежная точная память мальчишки
Так уж случилось что пламенным зикром
Жизнь разгоралась себя презирая
Сумерки марта и снежные искры
Как поцелуи из отчего рая… 

*** 


Алексею Рафиеву

Этот город, разорванный дробью веков,
И не просто веков – артиллерией Смуты,
Постепенно стал бредом  ущербных мозгов, -
Воплощением сумрачной страсти Иуды. 

В бесконечности смерти, в шуршании шин
Прирастают отравленной плотью вандалы…
Словно пьяная дева разбила кувшин
И сидит у воды, заголив причиндалы. 

И не плачь, не рыдание тайных святых
Не помогут прозреть озверевшему люду,
Только боль безысходности выплеснет стих
На асфальт равнодушья к распятому чуду. 

И тельняшку поэт разорвёт на груди,
И усталые звёзды ему улыбнуться…
Ясноглазые дети стоят на Пути –
Им дано в этой смерти от смерти проснуться. 

Я сказал тебе так, потому что никак
Не могу развернуть это слово иначе.
Нам уже не вернуться к блаженству Итак,
И себя не найти ни в молитве, ни в плаче. 

Это значит одно, это значит одно…
Бог не фраер,  и Он из запасников рая
Выдает на гора этот мир, как кино
Выдают мастера, в нищете умирая. 

*** 


Летят по ветру клочья сна,
Шипит у ног мирская пена,
И краснопёрая весна
Шевелит жабрами блаженно. 

*** 


Ну, здравствуй, Сад мой, здравствуй Рай!
Уже обнять тебя не чаял.
Блаженство льётся через край,
Само себя не замечая... 

*** 


Когда расцвёл жасмин,
Я не заметил
В который раз. 

Жасмин цветёт…
Цвести ему велеть
Никто не смеет. 

У окна курю… 

*** 


ПОЛЁТ 

безнадёжная печальная божественная осень
вышла из сердца окружила дождём бесконечным
околдовала алыми жолтыми синими чорными листьями
пленила душу невыносимо прекрасным безумием умиранья 

теперь на мраморе стола моей жизни лежит серебрится мерещится пыль бытия
кладу на неё живую ладонь бесконечно таинственной       плоти
и чувствую родную поверхность ставшего братом мрамора
во мне не осталось осени вытекла кровь до дна 

всё что я вижу - вижу одно и то же
родина простирается словно родная мать
в воздух меня подбросила и улыбается
с тех пор навсегда раскинуты руки мои 

*** 


Как фокусник из цилиндра достаёт бесконечных  зайцев,
Так из цилиндра сердца бесконечной алой гирляндой боль -
То есть мысль - то есть речь истекает неудержимо,
Тебе уже безразлично  что зрители разошлись. 

* 

Молчание словно дым, словно ветвистый облак,
Проникло в твое сознанье матовой белизной,
А ты всё тянешь и тянешь серый канат заботы,
Словно приговорённый к самозабвенью бог.  

*** 


А мне немного ещё осталось,
Всего лишь Небо - такая малость,
Что уходить мне совсем не больно…
Да только слёзы текут невольно. 

*** 


Увидеть себя одиноко стоящим
Средь замертво павшей на землю листвы.
Так вещая вечность живёт настоящим,
В котором тебе не сносить головы. 

*** 


ты мне уже не рада
встреча уже не та
музыкой листопада
я омочил уста
старый рукав стирает
музыку с тёплых уст
дождь на трубе играет
сказки ломая в хруст
прежним уже не буду
новым ещё не стал
листьев цветную груду
долго во сне листал
мудрость невыразима
истина не нужна
слякотное предзимье
вещая тишина 

*** 


135

Одиночество серое нежно-смертельное чуткое страшное
Осыпает во мне бесконечные серые хрупкие тихие листья
Это древо чья крона пуста вековечно черна
Это древо чей ствол невозможно объять пониманьем
Это древо чьи корни  живут и шевелятся в бездне
Осыпает в меня осыпает меня прорастает в меня неизбежно
Это я осыпаюсь бесцветными листья-стихами
Листья кожа моя это я сам себя покидаю причудливо странно
Избежать неизбежного о невозможно не нужно
Пусть свершится всё так как свершается ныне мгновенно
Я шепчу я молчу исчезаю  в словах прикровенно 

*** 


БЕЗЫСХОДНОСТЬ 

В таинственных садах моего сердца
Целую вечность разыскиваю себя.
Моё безумье очевидно всему живому,
А я лишь догадываюсь о нём.
Всю свою жизнь ищу того, кто излечит,
А он умело прячется от меня
В таинственных садах моего сердца.
И я продолжаю его искать… 

*** 


оставь свою жизнь
оставь своё имя и плоть
оставь дорогую жену и любимых детей
оставь свои книги в которых танцует Господь
оставь белоснежных рыдающих в синь лебедей
оставь свою муку оставь свою нежность оставь
блаженное детство на тёплой ладони земли
оставь сего мира пропитанный кровью устав
оставь всё что можно представить оставь и внемли
тому чего нет …

***


В моём бокале горечь от разлуки
И в этой тьме нет ни одной звезды.
Напрасно Ты протягиваешь руки:
Мои глаза пусты… 

*** 


На устах моего сердца вкус горечи обрёл свою отчизну
В диком полынном поле заблудилась душа
Она стала кустом полыни
На ветру 

*** 


Снег падает... Течёт вода из крана...
Больная мать уснула, наконец.
Горячая, ещё дымится рана,
И душу рвёт отчаянья свинец. 

И это не долина Дагестана,
Всего лишь сон - забвенья леденец.
Когда-то убивали нас вне стана,
А ныне нам везде - один конец. 

Загадочный... Мы никому не скажем
Как смерть-сестра умеет нас унять.
С улыбкой понимания мы ляжем
В пенал судьбы - в полосочку тетрадь. 

Спит моя мать. Течёт вода из крана.
Я выключатель приспособил в мозг.
Сама собой зарубцевалась рана.
И не свинец уже - горячий воск. 

Горячий воск - горит свеча у Лика
Молитва бесконечная живёт,
Как синий снег, как вещая улика
Твоей безумной гордости, юрод. 

*** 


Присниться самому себе,
и в этом сне совсем забыться,
всю вечность простоять в мольбе
Тому, которому всё снится. 

*** 


из книги

НАДЛОМ

(2009-2010)



Снегопад за окном, снегопад...
Я тебе по-мальчишески рад.
Ты мою утишаешь печаль,
И себя самого мне не жаль.
Забинтуй мою рану - я весь
Эта рана - весь мир занавесь
От слезящихся болью очей...
Хорошо мне, когда я - ничей.
Словно дерево то за окном
Ты укутал прохладным бинтом,
Так и я - снеговик во дворе
На потеху цветной  детворе.
Вот бегут уже стайки ребят.
Снегопад на земле, снегопад...

***


Человек - таинственная лира:
Боль и радость рвутся к Небесам...
Бог не мог создать иного мира, -
Менее чудесного, чем Сам.

***


СТРАННЫЕ ЛЮДИ

Есть странные люди на этой земле:
Отчаявшись в Боге, блуждают во тьме.
Отчаянье с болью - их панцирь и щит,
Они не прощают обид.
Колючие ёжики - дети норы,
Они не приветствуют Божьей игры:
Она оскорбляет их разум и вкус,
Как некий совсем неуместный искус.
У них наготове сто тысяч острот
На то, что б заткнуть проповеднику рот.
Их трудно погладить, обнять и понять:
Они не желают прощения знать,
Они не нуждаются в вашей любви,
Хотя у них сердце с рожденья в крови.
Когда они плачут - свидетелей нет,
Сквозь чорные линзы взирают на свет,
Они обманулись тем светом не раз,
И вырвали свет из обманутых глаз.
Они так похожи на взрослых детей...
Я очень люблю этих странных людей.

***



Снег тихо кружится и падает
На мокрый мартовский асфальт.
Невыразимая апатия,
Благословенная печаль.
Рука клавиатуру трогает,
Курсор мигает как маяк.
Украсит жизнь мою убогую
Блаженный нищенский косяк.
Сюжеты для стиха не писаны,
Как и закон для дурака.
Дождусь ли клейких первых листиков,
Что б в них лицо своё макать?
А снег уже метелью кружится,
И небо серое у глаз.
Я выхожу на встречу с ужасом
В который раз
В который раз…

***     
                    

Когда открываешь священный текст,
Когда подступаешь к нему всерьёз,
Сердце сжимается от тоски,
Что ты уже не вернёшься вспять.
И ты теряешь себя меж строк
В белом пространстве небытия,
Словно дельфин на излёте сна
Выгнул тело своё в дугу.
Это как ветер, как листопад,
Снег на ладони, луна в окне.
Это себя самого забыл,
Тот, кто себя никогда не знал.

***


Газель памяти Жени Шешолина

Мой друг, мне грустно без тебя и не с кем мне поговорить,
За разговором о стихах косяк по-братски разделить.

Ты мне раскроешь глубину Хаяма или Кирмани,
И я не знаю, как уже с бездарностью своею быть.

Ты мне пенял за «Воздух» мой, за метафизику любви,
И речь твою как Самарканд я не сумел не оценить.

Ты был наперсник мой в стихах и провожатый в небесах,
Тебя не смог я навсегда как старшего не полюбить.

И ты ко мне благоволил, и стих мой впитывал как свет,
Но ты не знал, и я не знал, как нам в юдоли этой жить.

О, брат мой, избранный меж нас – тоскую по тебе всегда!
Ты нищету мою сумел стихом волшебным одарить.

Зачем ушёл ты навсегда в густую сумрачную даль?
Теперь я должен без тебя судьбу до дна свою испить.

Лишь ты один сумел узнать Артёма душу до глубин,
За это буду до конца я Господа благодарить.

***
9 мая, утро



Мальчишки бьются на мечах
Под сенью праздничного парка,
И зяблик в солнечных лучах
Звучит торжественно и ярко.

***


Напиться болью, напитаться,
Как пашня влагой дождевой,
И сочным колосом взорваться
Раздвинув спелый перегной.

Вдыхать всей грудью свет небесный,
Пить золотую благодать,
И тяжкий морок свой телесный
Не знать уже, не вспоминать.

А между тем зерно созреет,
Как тайна некая во мне.
И, наконец,  уразумеет
Душа, что это сон во сне.

И будет ей уже не страшно
Зерном осыпаться с небес,
Дабы иным досталось брашно
Твоих бесчисленных чудес.

***


Я знаю только то, что ничего не знаю,
И не желаю знать, распахнутый в Тебя.
И мается душа по праздничному маю,
Как раненный горнист, в трубу свою трубя.

Ещё одна война на Острове Забвенья.
Безумный политрук  смеётся без конца.
Распалась связь времён на огненные звенья,
И некому прозреть, стирая мир с лица.

***


В купах сирени таится весть.
Произнеси пароль:
«Сны наяву - это всё что есть,
Радость и боль, и боль...»

Голубь воркует у самых ног,
Яблоня сыплет цвет...
Господи! я ничего не смог,
Что же так ярок свет!

***


Держитесь,  держитесь,  держитесь
За воздух, за землю, за свет.
К нам близится огненный витязь,
Я знаю его – Пересвет.

Я знаю, что Сергий не принял
От Господа слова на бой.
Но выпал серебряный иней,
И стала свобода судьбой.

Доспехами сталь ледяная
Его облегает как мать.
Он вышел на встречу Мамая
В свободе своей – умирать.

И с поля того, где свершилась
Его ледяная судьба,
Он скачет на нас, словно милость,
Копьё его – наша мольба.

И в ревности Божьей сгорая,
Он грешное сердце  пронзит.
И ты прохрипишь, умирая:
Я Ангелом Правды убит.

***


…Вы найдёте меня в башне, -
В самой дальней во дворце.
Там живу я день вчерашний
С чорной маске на лице.
На оконцах - шёлк заморский,
В кубке дольняя лоза,
И тяну я папироску,
Словно сказку на глаза...

***


поэты

Дожди июньские идут…
Жасмин отяжелел  цветами.
Здесь люди праздные живут
Разнообразными мечтами.

А вот уже и первый лист
В объятьях ветра кувыркаясь
Летит как Артик мой на свист,
Земли тяжёлой чуть касаясь.

О жизнь моя, моя мечта…
Ты так сбылась неуловимо,
Что не успела суета
Проникнуть в сердце херувима.

Он улыбается уже,
Огнём горят его ресницы:
Он видит всполохи зарницы
Родных небес на рубеже…

Жасмин совсем отяжелел…
Цветов его великолепье
Июньский дождь не пожалел
За сутки выварить в отрепье.

Лети мой ангел, в добрый путь!
Стихи, цветы и сновиденья
Остались не кому-нибудь,
А горьким пасынкам забвенья.

***
Артик – любимая собака автора


Благословен июньский дождь и куст жасмина за окном,
Благословенна жизнь моя со всем больным её нутром,
Благословенно всё вокруг,  и каждый миг благословен
Благословением Любви, к себе самой  попавшей в плен.

***


Просто взгляд из окна...
Я давно тут стою.
Бытие как волна
Плещет в душу мою.

***


Сын сказал, что я похож на того Чувака
Из фильма «Большой Лебовский».
Ты плывёшь по течению, как и он,
Ты на всё забил,  что тебе не в кайф!
Что тут скажешь – смеюсь я ему в ответ, -  
Мне по нраву Обломов в любой стране.
Господи, помилуй меня грешного.
Господи, помилуй меня грешного…

***


Уже привыкло сердце маяться,
Ещё притягивает плоть...
Пока душа не наиграется,
Её не трогает Господь.

***


На смерть матери

Скажи мне: «Тёмушка», – и я умру от счастья,
Простого счастья быть тобой любимым…
Неловко жить  разорванным на части,
Беспомощным, нелепым, нелюдимым.
Всего лишь слова мне недоставало,
Казалось бы,  ну что быть может проще?
Всё кончилось безмолвием провала,
Я схоронил тебя в сосновой роще.

Теперь иной уже вдыхаю воздух,
И по-иному жизнь переживаю.
Такой недолжный мне подарен роздых,
И как во сне я душу зашиваю.
Любимая, я ждал тебя так долго,
Что боль осела в сердце сединой.
Отныне быть мне одиноким волком,
Твоим прощеньем и ничьей виной.

***


Образ мира подобен ветру: 
мгновенно облегает лицо твоё и бесследно уносится прочь.

***



Ждёт меня одиночество.
Долго уже, но ждёт.
Верное, как пророчество,
Алое, как восход.
Я же всё медлю в странствии
Через пустыню сна.
Холодом стал в пространстве я,
Горечь моя черна.

***


Отпускай по водам свои хлеба,
Что б никто не ведал, как ты богат.
По колено в небе одна нога,
А другая топчет слепой Арбат,
И устало вязнет в болотах сна,
Там где кличет чибис с такой тоской,
Словно в царство смерти сошла страна.
И осокой вырезан ветра вой.

*Одинокий странник по небу аз,
От родного дна не могу уйти.
Глинобойным ливнем слезится глаз,
А другого глаза и нетути:
Он слезою вытек слепым бомжом,
И на жирной паперти лёг пластом,
Чтобы вечно в землю шептать шалом,
Осеняя муку её крестом.

***


К...

Настучи на ближнего - слаще нет,
Ибо он не брат тебе, а чужой.
А потом опять тараторь про свет,
Из отцов цитаты развесь лапшой.
И ползи по жизни как знатный тать,
Богословия комнатного оплот.
На тебя, убогого, благодать
Непременно снидет, не ссы в компот.
Ты давно взошел бы на высоту,
Только ножки сильно твои дрожат.
Пососи покуда свою мечту,
В оный час плеснёт на тебя ушат
Покаяния твой любезный Бог.
Ты поплачь тогда над собою всласть,
Потому что ты ничего не смог,
Даже во время на колени пасть.
Даже слово вымолвить в простоте
Не сумел – нашёптывал за глаза,
И слова твои – все слова не те,
Что хотел ты выкрикнуть в небеса.

***


Устал месить тяжелый пласт земли
Подёнщиком бессмысленных забот.
А мимо проплывают корабли
Наследуя пылающий восход.

И в той дали, где юности иной
Распахнуты блаженные миры,
Навеки исчезает голос мой
По прихоти божественной игры.

Уже по пояс в тягостной земле,
Как старый дом отчаянно  стою,
И растворяясь в наступившей мгле,
Безумие нахлынувшее пью.

И медленно безумие цедя,
Остаток сна досматриваю как
Бессмысленное вещее дитя
Пылающий рассматривает мак.

***


Вчера ещё было как летом,
И за ночь – дождливую ночь,
Осыпалась солнечным цветом
Моя непутёвая дочь.
Нагая стоит королева,
Бездонные очи струя
В разрывы  тяжелого неба -
Блаженная осень моя.

***


Не вино мне любо, а трава:
Бесконечный дышащий ковыль.
Разнесёт со временем молва
Моих слов серебряную пыль.
Тонким светом ляжет на лицо
До глубин испытанная боль,
И надежда выйдет на крыльцо,
Как на казнь оболганный король.

***


Я руина вечной цивилизации.
Не руина даже, а вздох о ней.
Без конца в забвении простираться мне,
Обрастая звёздами Божьих дней.
Сам себя постичь не умею я,
Я забыл, как сладко себя постичь.
И одну лишь нежность в душе  лелею я,
Пропитавшись вечностью Божьих притч.

***


Человек точь-в-точь на тебя похожий,
Просыпаюсь в полдень с опухшей рожей.
Вспоминаю где  я – мороз по коже,
И смотрю угрюмо на день погожий.

На окне бегония расцветает,
Редкий нежный снег за окном летает,
Упадёт – растает,  ещё не знает,
По дороге в кухню меня шатает.

Сигарету в зубы, что б, как у Вия,
Третий глаз открылся в юдоли змия.
Sms-ку  скинет мне Вирсавия,
И увижу гада в плену любви я.

И когда увижу – тогда заплачу,
Потому что сердце идёт на сдачу…

***


Из мига в миг, как сон перетекая,
Беспомощный, кому я говорю…
В словах не передать – тоска такая,
И молча, я Тебя благодарю.
Не ведаю – за что, да и не важно,
За эту ли беспомощность и боль,
Но поцелуй Твой нежный и протяжный
Пусть оборвёт бессмысленную роль…

***


За окном серая декабрьская сырая тёплая ночь
Сколько таких уж кануло мимо моих больных
На белом подоконнике бегония отцветает
Розовые нелепые бледные лепестки её
Потерянный сам собою уже не ищу себя
Но память ещё крошится в руках моих как халвы кусок
Сладкие крошки медлят на холодных губах
Не устаю их сплёвывать в зелёный бархат стола
Видишь ли мой хороший незнаемый человек
Жизнь растворяется в жизни – падает в лужу снег
А за душой растерянность маленькая стоит
Рассматривает безумье через очки ума
Ты проходи не надо долго в меня смотреть
А то вдруг себя увидишь – это ли хорошо?
Все мы друг другу зеркало таинство и расстрел
Лучше не останавливаться напротив этих ворот
Соврал бы ещё с три короба – слова не занимать
Но только цветок неведомый в сердце моём цветёт
Некогда разговаривать: уносит меня волна
Запаха сокровенного в распахнутое окно.

***


Радость моя и счастье… горечь и кровь во рту.
Мочка твоя молочная слаще соска груди.
Я обнимаю рукопись творенья,
Забываюсь в трепете алых рун.

Нежность моя больная стала твоей землёй,
Локоны белокурые – травы живых небес.
Словно осколки солнца в бархатном мраке вод,
Ты растворяешься в тигле алчущих смерти губ.

Вспомнила и забыла имя моё Эрот.
В сердце струится болью медленная стрела.
Это твоя улыбка смыла моё лицо,
Исчезновение – вещий и бесконечный сон.

***

Артазар

Вспомнил себя – 
старый армянский мастер – 
на коленях стою в сумрачном зале огромном –
плитку напольную целую вечность кладу... 
Плитка прекрасная, тёмно-зелёного цвета, словно живая греет ладони мои.
Старый, седой ничего я не помню, не знаю… 
На коленях легко и привычно стоять, делая дело своё. 
Плитка живая в руках моих нежно слоится, 
точно ложится на нужное место.
В сердце моём истекают гранатовым соком слова:
«слаще забвения нет ничего в этом мире».

*** 


Вы налейте ко мне, други,
Ковш зелёного вина.
Расскажу вам на досуге,
Что такое ночь черна.
И каков на ощупь бархат
Заколдованного сна,
И как будет кровью харкать
Страстотерпица страна.
Пью за горечь пораженья,
И за то, что смерть – нежна.
За пожар Преображенья
Мира нашего – до дна!

***


Я баловень бесценный, ленный линь,
Страдалец неуёмный, праздный шут.
Полвека уже маюсь тут, прикинь!
И горек мне мой нищенский уют.
И сладок мне печали чорный сок,
И сердце умирает каждый час.
И нежности тончайший волосок
Я осторожно трогаю сейчас.

***


Юность глаза не умеет открыть:
Веки отёкшие так тяжелы…
Нечем усталость усталому крыть,
Хоть и накрыты столы.

Водка железная вмажет по лбу,
Выдохнешь душу как пар.
Вот и пеняй на злодейку судьбу,
Вот вспоминай свой дар.

Дар не велик был, да дорог и люб,
Помню одно – упал…
Словно во сне тебе выдрали зуб.
Крепко, должно быть,  спал…

Крепко я спал, и поныне сплю,
Даром, что ведаю ведь.
Утро весеннее! Не утерплю –
Вырву глаза твои, смерть.

Бегай в пустыне постылого сна,
В солнечном дне – луна.
Душу мою посетила весна,
В кои-то веки – Весна…

***


Великопостное

Оплавленные глыбы льда в ночи таинственно мерцают…
Так бесконечность за окном глаза пустые созерцают.

В 12, может быть, проснусь – слепой свидетель совершенства,
В тоску привычно завернусь, как в тогу нищего блаженства.

И первой сигареты блажь меня старательно утешит,
А там и кофе, – кореш наш, туман сознания прорежет.

Признаюсь – вещая весна на этот раз – необратима.
Проснулся я в пространстве сна и это - неисповедимо.

Мне так хотелось вам сказать о том, что жизнь благословенна,
Но боль бумажного листа мне закрывает рот мгновенно.

И я мычу вам и молчу, и слёзы шлю как извещенье
О том, что можно получить за все грехи свои прощенье.

***


Нагота вещей подобна солнечной вспышке,
В которой сгорает последний свидетель сна.

*
Чивканье воробья предвосхищает детство…
Зелёная почка счастья лопается в груди.

***


люблю докуривать бычки!
да, это так, не обессудьте:
в них есть табачная душа...

ещё скажу: мы все торчки, -
по жизни правильные люди,
и эта новость хороша.

от богословия торчишь,
иль от серебряного века,
иль от "кардена" - всё равно.

ну что насупился, молчишь?
торчать - планида человека,
и это грустно, и смешно...

будь сам собою - не буксуй
в напрасных помыслах о счастье, -
оно твоё на каждый миг.

простор открыт - живописуй
судьбу свою со всею страстью,
в огне которой ты возник.

***


Светлый Понедельник

Вдруг осознал, бредя по парку,
Что слышу зяблика…
Апрель…

***


Бездельник я, гуляю по Москве,
«Парламент лайтс» задумчиво жуя,
И радуюсь всему, что вижу я:
Июньской сногсшибательной листве,
Сырому небу, тёплому дождю,
Таким как я – похмельным алкашам,
Тому как мило с милой я шутю,
Тому, что мирен вещий мой ашрам,
Сиречь – родимый перекрёсток двух
Блаженных улиц в городе моём,
В котором я – благословенный дух,
Запечатленный именем – Артём.

***


ДОЖДЬ (вид из окна)
 
в траве зелёной серые вороны
жасмина куст как Бог невыразим
смиренный ирис жолтые короны
склоняет перед ним
живой  влюблёно моросящий
на кровельную жесть
свет во все стороны летящий
и это всё что есть

***



Не ведаю, не знаю ничего…
В библиотеке мозга моего
Одна в одну страницы проросли,
И фразы как сухие водоросли -
Ненужная словесная труха,
Житейский мусор - матрица стиха,
Сухие корни боли и стыда,
Усталый страх, застывшие уста,
И тихий вздох неведомо кого 
В библиотеке мозга моего.

***


что в имени тебе Моём? -
шепнула Истина мне в душу,
зелёным тополем представ мне поутру.

и теплый ветерок перебирал насущное сознанье:
искал прозрачными перстами узелки,
распутывал и отпускал их в свет.

***


ДИПТИХ Фёдору Васильеву


I

Всегда так бывает – некуда деться – в слово
Поэт уходит невысказанным соловый,
Не соловей, конечно, но кукареку
Произнесёт и выпустит в речь как в реку
Живую рыбу с берега неудачи,
Где понастроили снулые люди дачи,
И обнесли колючкой свою усталость.
Жить на обрыве, витийствовать нам досталось.
Вот и живём, витийствуя, на обрыве,
Словно актёры в гамлетовском надрыве.
Нам бы давно – было бы всем полезней -
Вырастить жабры и тихо исчезнуть в бездне

***


II

Дорогой мой Федечка, нет утраты:
Есть ущерб мозгов, вырожденье расы.
Ты же видишь, - все мы давно распяты,
Поднеси нам, Федечка, губку с квасом.
По сухим губам по уже умершим,
Проведи очаковским, чуть шипучим.
Я на белом озере ставил верши,
Отпусти всех рыб в океан могучий.
Пусть лини помолятся за Артёма,
И за Сашу с Димой и за Олега.
На крестах сморила нас всех истома,
А потом с Небес опустилась нега.
Мы уже не будем шустрить в пределах
Галилеи или Капернаума.
Если взять, к примеру, вот это тело,
Ты в лицо узнаешь того, кто умер.
Воскреси, коль сможешь, а нет - на скалы
Положи, чтоб чайки его объели.
Только будь свидетелем: мы - искали,
А потом устали, на землю сели.
И как только сели - сыграли в ящик,
На котором дробь выбивал Иуда.
И во сне мы видим твой синий плащик,
Под которым миру явилось чудо.

***


Осыпались цветы жасмина…
Зачем же в памяти моей они ещё благоухают?

***


В себя заглянул и увидел:
Ближе всего к дневному сознанию сильная боль и горчайшие слёзы.
Чуть глубже – печаль и тончайшая нежность.
Чуть глубже – огромная нежность и радости вечной зарницы.
Под ними – сбивающий с ног и мозг вынимающий вопль безусловной любви, 
Восходящей как грозное солнце;
Здесь личность сдаёт рубежи и сгорает бессмысленный ум,
Но вещее сердце живёт ослепительной жизнью,
И видит бескрайний всего отрешённый покой,
Подобный алмазной, себя разумеющей, глыбе.
И далее мрак невозможности что-либо знать...

***


Из нетронутой временем тишины
В моё сердце проникла весть:
«Ты не станешь иным, ты не станешь иным,
Так узнай же - каков ты есть!»

***


Когда бездну чувствуешь у лица
И в себе самом никаких твердынь,
Хорошо бы ткнуться в плечо отца
И его теплом уничтожить стынь.
Только вот беда - не видать плеча,
Днём с огнём отца не сыскать вовек.
В синеву небес - дорога парча -
Завернул пиита покровский снег.
Если что шепну - кто услышит мя?
И слеза моя в снежном поле - огнь.
Сердце нежное обжигает тьма,
Саламандра лижет мою ладонь. 

***


Бог принимает форму всего, что есть.
Прежде всего, Он – ищущий Сам Себя.
Вникни же в это и окажи Мне честь
Расположиться тайно внутри тебя.
Буду тобою мыслить, тобою жить.
Буду страдать тобою и умирать.
Буду тобою царствовать и любить.
Буду тобою Сам от Себя бежать.
Ты же прими как исповедь эту весть, -
И обрети в смирении Мой покой.
Я принимаю форму всего, что есть, -
Кто же сказать посмеет, что ты другой?

***


По чорным улицам иду, где фонари мерцают грязно.
Но я хлебнул глоток зари и всё не так уж безобразно.
Одна лишь на сердце печаль и лишь одно изнеможенье,
Что я не ведаю, куда, откуда началось движенье.
Или движенья вовсе нет и это морок сновиденья,
Который принял я за явь – безмолвный хохот отраженья?
Кого и в чём? Ответа нет и быть его уже не может…
Пусть эту муку без меня мой светлый ангел превозможет.
Я только абрис, только тень, как бы фигура умолчанья,
Блаженным замыслом небес разыгранный болван отчаянья. 

***


Ты не дождёшься утешенья,
Не наиграешься игрой.
Лишь тот, кто выбрал пораженье,
Достоин встретиться со Мной.

***


Я по городу мёртвых хожу, 
с мертвецами беседы вожу, 
те беседы уводят меня 
далеко за межу. 

У межи – часовой. 
Он так пристально смотрит в лицо, 
словно сам – неживой. 

Между тем отдаёт свою честь 
и задумчиво смотрит вослед, 
понимает:  i'm dead. 

Ты читаешь того кого нет. 
Даже если он есть. 

***


ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ  К ИРИНЕ

I

Любимая, мне страшно засыпать:
не верю в то, что новый день начнётся
и я тебе успею рассказать,
о том, как ландыш поутру качнётся.

Иду на дно бессмысленного сна,
на берегу оставив все надежды,
которые, как ветхие одежды,
облизывает глупая волна.

Мой сон тяжёл, молись же обо мне!
что б снова мы увились однажды,
почти уже безумные от жажды
возлюбленного выискать во сне.

Я крест кладу на тело и чело,
когда Харон берётся за весло.

***


II

Хотел бы я что б рядом ты была,
Когда последний час в меня проникнет,
И чтоб твои два синие крыла
Сомкнулись надо мной.

И не посмеет смерть произойти,
Доколе не скажу тебе – довольно,
Пусть размыкает плоть мою и дух.
Готов ли я?

Так хорошо мне рядом быть с тобой,
Всего лишь быть – бесцельно, бесконечно.
Ты больше не посетуешь на то
Что я пренебрегал…

…Я не достоин слёз.
Но любящему сердцу нет управы.
Я долго был безумен … ты – Христос
В моих объятьях тонешь…
Боже правый…

***


Дед

Напившись, он кричал: я Лермонтов! я Пушкин!
Тамбовский твой дедок – рассказывала мать.
И матерные пел потом частушки,
Пытаясь танцевать.
Путями странными культура проникала
В крестьянина, который большевик.
Природа, как могла, протестовала!
Он главное постиг.
Война, штрафбат, и на краю деревни
Кривая хата - пьяный и босой
Стоит, молчит… Она к нему ходила
За год до смерти…

***


Я давно не живу, а летаю.
Пустоту, словно книгу, листаю.
Интересная вещь – пустота.
Оторваться нет сил – так бездонна,
Так прекрасна, и так отрешенна,
Словно мрамор целуешь в уста.

***


ДЗЕН

Старик Басё писает с лодки
Древним карпам в глаза

***


Это жизнь сама под собой сломилась,
Как под снегом дерево в снегопад.
Так бывает к душам приходит милость,
Чтобы им не тыкаться наугад.

***


Мёртвые стоят у моего предела,
Молча стоят, ничего не просят.
В эту сторону юность моя глядела,
А сегодня борода поседела,
Всё равно там годы мои не сбросят.

Сколько есть  входи, желанный суженый,
Смерть не знает возрастной прелести.
И не боится  глотки лужёной,
И напрасно любят её пижоны,
И смешон ей горький пафос мести.

Я давно тут в сердце твоём обжилась,
Ариадны нитью к тебе пришилась,
И давно прибрать бы тебя решилась,
Как бы этот Свет мне в глаза не бил.
Почему, я спрашиваю, Михаил.

Этот парень странный, я сам не знаю,
Но любую порчу с него снимаю, -
Повелел Всевышний,  и все дела.
Я люблю когда я не понимаю,
Я люблю смотреть как прозрачна мгла.

***


Чистотою снежной задыхаясь,
Ночью на прогулку выхожу.
Слушаю, как ломятся деревья,
Скованные льдом.
Эта красота ежемгновенна,
Жертвенна, божественна, светла.
Тонкий снег вдыхая полной грудью,
Я хотел бы так же умереть:
В мареве предвечного покоя,
В тихом свете звёздного огня,
Так же надломившись под прозрачным
Льдом непостижимости Твоей.

***


Александру  Пименову

ломаются льдистые ветки
и жизни ломаются так
беспомощно и неизбежно
мы падаем падаем в снег
в холодной земле похоронят
достанется близким хлопот
ломаются льдистые ветви
и вьюга нас всех отпоёт
итак без войны - как-то боком
мы падаем падаем вниз
случайно почти ненароком
как падает с полки сервиз
Россия простыла снегами
и нас как мокроту свою
выхаркивает алою кровью
в пречистый порхающий снег

***


Прощай, Московия…
Здесь изошёл я кровью,
но первой ты останешься любовью.
Точнее, если, - 
маленькой такой
и неприметной сокровенной родинкой...

***


Я цепляюсь за контуры мира
Из последних почти уже сил.
Смысл жизни как тонкий обмылок
По отвесному льду заскользил.
Я ловлю его взглядом усталым,
Всё ещё не готовым забыть,
Как рассвет разгорается алым
Безусловным  желанием жить.
И никто не протянет мне руку,
И никто не увидит в просвет
Эту чорную мёртвую муку
Погружения разума в бред.

***


Мир смотрит  на себя глазами человека.

***

Конец книги стихотворений
Псков-Москва, февраль 2011