*** 

  Мир отщепенцев и шутов,
неистребимый, как Израиль,
Нам распрощаться, не пора ли?
Но я, пожалуй, не готов.
И как оставить мне игру,
привыкшему к печальной касте,
сдать свой серпастый - молоткастый
навеки ключнику Петру? 






  
Орут коты, в окне клубится мрак, но ветхая тетрадка под рукою.
Судьба не черновик, и всякий шаг лишает нас свободы и покоя.
Вы о свободе знаете из книг. Меж тем, едва услышав отзвук зова,
иллюзии беспечный ученик неточное зачеркивает слово.
Раб ослепленный Царства не узрит, но нет преград нагим глазам поэта,
и жизнь его, как рукопись, горит, исполнена огня, теней и лета. 

    ..^..






  СУМЕРКИ 

  1 

  Стекает закатной мелодией сумерек свет,
и время на кухнях слоится, как дым сигарет,
Пустеют вокзалы, и нет в моем поезде мест.
Сижу и читаю, но это не карма, а текст.
Бесшумно и пыльно струится поверх головы
мелодия эта - как запах засохшей травы. 

  2 

  
Сумерки, смех - падает времени часть
мягче, чем пыль, и на пол ложатся слои.
Словно вино, я пригублю твою страсть.
Пламя свечи оближет ладони твои.
Выпей до дна, если устроит цена.
В небе луна за пеленой не видна.
Плоть так тесна, а комната холодна.
Дрогнет звезда, и к горлу подступит весна. 

    ..^..






  УТРО 

  Духом весенним шибает  в ноздри
ветер с подтаявших крыш.
Будь осторожней: дороги скользки,
а Петербург - не Париж.
Так не гоняйся весь день грядущий
за неразменным рублем.
Просто доверься Луне растущей
и не усни за рулем.
  

    ..^..






  ...Но вечер, как поцелуй, нелеп,
и в окна хлещет ночная мгла…
Я зубы ломал о небесный хлеб,
вино Евхаристии дул из горла.
Любил, молился и хавал снег,
и мне не поздно начать с нуля,
 а от любви исцеляют - смех,
время, голод или петля. 

    ..^..






  Тянет пьяный сквозняк, не хватает огня,
еле тлеют руины сгоревшего дня,
весь в заплатах заката короткий мираж,
и весной безнадежно размазан пейзаж.
Пусть напьется из лужи нагая звезда.
Не бывает прозрачною в марте вода.
Эта связь не из тех, что возможно продлить, 
и совсем не из тех, что возможно забыть. 

  Приготовленный ужин конкретен и зрим.
Над кастрюлей картошки - сияющий нимб,
и берет телефонную трубку игрок,
с умной точностью вычислив ставку и срок,
и гадалка тасует колоду всерьез,
медля с полуответом на полувопрос,
и привычною болью сжимает виски -
или вовсе без слов, иль словам вопреки. 

  С нами - крестная сила, ночная звезда,
и такая ж душа в ожиданье Суда,
и судьбу мы играем в четыре руки
или вовсе без слов, иль словам вопреки. 

    ..^..






  ВЫДОХ 

  Ты жизнью опять заболел. Как продвинешься - станешь свободней.
Пока же - дымит сигарета,
и падает вилка под стол, но она не придет: ни сегодня,
ни утром. Так выдохни это. 

  Все страсти, как мартовский снег. Тот, что падает в лужи
в весенние эти денечки.
Ты ж вермута верным путем продвигаешься глубже и глубже,
пока не доходишь до точки. 

    ..^..






Я над жизнью не насмехаюсь,
но я ее не люблю. 

Ю.Мамлеев. 

 1 

  Небывалой весной, под наркозом, не чувствуя боли,
молодая река замерла среди черных дерев -
ледяным червяком изогнувшись в заснеженном поле,
успокоясь в нирване равнин и до дна отвердев.
Но грядут перемены: растает ледник на газоне,
обнажится прикрытый сугробами мусор и хлам,
сына Дэви Мария зачнет непорочно на зоне,
и народ наш отпразднует День синтетических мам,
и зима отзвучит до предела хрустальною нотой -
но пока что дороги чисты  и незыблема твердь.
Есть проходы в развалинах, тропы - в замерзших болотах,
а слова тяжелы. И просторней, чем родина, смерть. 

  2 

  Строить замки воздушные поздно и, в общем, не нужно -
все построены, проданы, куплены и обжиты.
В коридорах случайные встречи, Пегас на конюшне,
а за окнами падают белые Божьи цветы.
      
1996 год. 

    ..^..






  Не получился мартовский сонет.
Весна меня достала до печенок.
Дрожит, на пробужденье обреченный,
в ней тополь, как селедочный скелет. 

  Стакана призма преломляет свет, 
и нерушим порядок в этом спектре.
Открой фрамугу черепа - проветри…
Внутри порядка не было и нет. 

  Хоть каждый март похож на мой портрет
томленьем сердца, слякотью, капелью -
ни в трезвости, ни спьяну, ни с похмелья
не получился мартовский сонет. 

  И, наблюдая грязных льдин балет, 
бутылки, сучья, выпуклые воды,
замечу я на грани ледохода
лишь Музы уходящей силуэт… 

    ..^..






  ПОСТ 

  К весне он сник и выбился из сил:
на деньги год неурожаен был.
Лишь ширилась в карманах пустота
в последний день Великого поста.
И солнце отощавшее вставало
да облака жевало над рекой.
Бумажек и на хлеб недоставало,
а он мечтал купить себе покой. 

    ..^..






  Эх, дорого нам времечко и дешева еда…
Закат. Портвейна мертвенная прана.
Прокуренные кухни. Мерно капает вода
бессмертной меланхолии из крана.
Окончена ли партия? Здоровы ль игроки?
И мой куплет сомнительный - допет ли?
Расхожесть афоризмов от Матфея, от Луки…
И все ж на шеях галстуки, не петли.
Безвременно уставший от любви и от вранья,
смакуя едкий запах пораженья,
в грязище покаянья извалявшись, как свинья,
я не хочу играть на пониженье. 

    ..^..






  ( В СКОБКАХ ) 

  (Наши женщины устало
заключают браки в скобках,
что ни ночь, выходят замуж
и вдовеют, что ни день.
О, царевны-несмеяны
в скобках службы, в скобках быта
счет утратили абортам, 
разучились танцевать.) 

  Улыбнись, моя услада,
ничего теперь не бойся -
выношу тебя за скобки
на бестрепетных руках. 

    ..^..






  ПОУТРУ 

  
За шторою рассвет безумно желт.
Похмельные коты вопят на крыше.
От женщины, когда она не лжет,
какую только глупость не услышишь…
Лаская плоть ее распухшим ртом,
я счастлив, что избавился от блажи.
Теперь молчу: ведь сердце знает то, 
о чем и Богу на ухо не скажешь. 

    ..^..






  ВЕСЕННИЙ ЭРЗАЦ 

  Обнажились реки берега
и спустили штаны огороды.
Приготовлен весны суррогат
равнодушной (А. Пушкин) природой. 

  Жжет сетчатку назойливый свет,
пахнет дрянью… А дальше - не помню.
Даль стройна, как шизоидный бред,
и сияет магический полдень. 

  Приникая к земле, как Антей,
засыпает алкаш у развилки,
где начало страстей и путей
да осколки разбитой бутылки. 

    ..^..






  БЕЗЛИЧНЫЙ ТЕКСТ 

  Зверью подобно, гибнуть и линять.
В потоке мутном царств и поколений
плыть, изменяясь в муках. Изменять
без всякого труда и сожалений.
соединять оборванную нить.
Звучать в оркестре музыки всемирной.
Облечься плотью, чтобы позабыть
небесный холод звонко - ювелирный,
и воевать, пока идет война,
в которой лишь одна тебе награда - 
неверная холодная весна
на грани неба и в преддверье ада. 

  Пока идет естественный отбор,
тела меняя, с памятью прощаясь,
плывет в густом потоке пестрый сор,
то воплощаясь, то развоплощаясь. 

    ..^..






  ЗА МГНОВЕНИЕ ДО 

  Мается в Духе мир, от весны полый.
Хоть отовсюду щедро течет прана,
руки деревьев покуда пусты. Голо
в сирых полях. А в сирых сердцах странно.
Вновь перед Пасхой рынков трещат ребра.
Мозг ненадежно волю замкнул в круге.
Мы от пророков не ждали вестей добрых.
Нет козырей в колоде Таро, други.
Мается в Духе, тот, кто рожден дважды:
призрачно тело, веры полет робок,
свет переменчив, двоится шаблон каждый,
крутится год с набором страстных тропок. 

  Горизонтальна музыка для Зверя.
В окна соборов хлещет вода Леты.
Мир существует, покуда в него верят.
Вере конец - наутро  конец света.
Стадо пасется, тени овец блеют.
День наш окончен, новый - едва начат.
Тени тюльпанов над вазой пустой тлеют.
Тени свечей горячею тьмой плачут. 

  Не расточая слов, собирать камни.
Кланяться почве и ожидать роста.
Ведь на стареющей коже печать Агни
нам не видна. Поэтому все просто.
Падают в женщин звезды монад ссыльных.
Потом полита, быстро растет Башня.
По телефону Мария зачнет Сына.
Нет козырей, поэтому все страшно. 

    ..^..






  ПОКА (ПАСХА) 

  Пока весенний колокольный звон
расходится над городом кругами
и Пасха пахнет сном и пирогами,
я вижу мягкий свет конца времен. 

  Пусть говорят, что огнь неугасим,
и карами пугают нас напрасно.
Я знаю: все на свете станет ясно,
когда с небес на землю поглядим. 

  Сквозит в окно процеженный рассвет,
и поп с дьячком, пожалуй, разговелись,
и, затрещав, предельно разгорелись
те несколько свечей, сходя на нет. 

  Мы бытия читаем буквари
и задаем ненужные вопросы,
пока бредут ко всенощной березы,
как девушки, мерцая изнутри. 

  А жизнь тасует души и тела.
Ей все едино, дряхлой: вечность, миг ли.
А мы не понимаем, мы привыкли,
что в празднике - любом - есть привкус зла. 

  Пока весенний колокольный звон
расходится над городом кругами,
я вижу мягкий свет конца времен… 

    ..^..






  Взгляните: мажорный, как песни Кобзона,
российский триколер трепещет над зоной,
купается в луже нагая луна,
черемуха к ночи в лоскутья пьяна. 

  Кто больше? Все продано. Кто перекупит?
То, что наступило, уже не отступит.
Приколоты ценники, хлопнул капкан,
и катится, катится к краю стакан. 

1990 год. 

    ..^..






  ХОДОК 

  Невинность не прочнее, чем колготки.
Быть чистой тускло, а соблазн блестящ,
и мир наш больше для измен и водки,
чем для любви навеки, подходящ.
Я их ласкал, и руки клал на плечи,
и каждый раз кружилась голова.
Мне чет всегда понятней был, чем нечет,
и всем я говорил одни слова…
Когда устану от веселых сборищ
и уксус обнаружится в крови - 
одним глотком допью всю эту горечь,
всю эту горечь водки и любви.
И смерть придет, вся в облаке сирени.
Как все, кто до нее, она придет.
И я ее поставлю на колени,
чтоб кончить в улыбающийся рот. 

    ..^..






  ДОН ГУАН - СТАТУЕ 

  Я давлюсь любовной чушью, в лом мне юмор, и сатира,
 и черемуха в окне.
То ли жизнью, то ли Русью, то ли хлоркой из сортира
 длинно тянет в ноздри мне.
Подсчитает баб и бабки Лепорелло - и уедет.
 Пусть труба поет отбой.
Командор, обуйте тапки, не тревожьте Вы соседей
 непрестанною ходьбой. 

  Я займу немного денег, я прочищу уши ватой,
 заценю себя ценой,
и в карман засуну ценник. Пусть торчит щеголевато,
 как платочек кружевной.
Захвачу на память снимки, и, от нежности пьянея, -
 на вокзал. Еще пьяней
замелькают версты, мысли, все одна другой длиннее
 и одна другой смешней. 

  Командор, не надо грусти, берегите честь мундира -
 на войне, как на войне.
То ли жизнью, то ли Русью, то ли хлоркой из сортира
 потянуло в ноздри мне. 

    ..^..






  УСТАЛЫЙ ТЕКСТ 

  Вырвав слева стрелу, приложив подорожник,
дремлешь, в плед завернувшись. Он мягкий и теплый.
Ночь все глуше, а возраста медленный дождик
шелестит по садам и стекает по стеклам. 

  Афродита в венке из цветущей крапивы,
проходя, обронила с моста ожерелье,
и молчат над рекой серебристые ивы…
Пей, душа моя, пей приворотное зелье. 

    ..^..






  ПЕРЕД ГРОЗОЙ 

  Над башнями навозных куч,
над майским садом, над сараем,
за синевой тяжелых туч,
где демоны в бильярд играют,
и в вышине, где серафим
раскрылся, как небесный ирис, -
боль головная, словно дым,
томленье и любовный вирус. 

  Весна, ненастье, бездорожье…
Тела - ничьи, а души - Божьи.
Гром вдалеке рокочет глухо,
и правит карму цензор Духа. 

    ..^..






   ЧЕРЕМУХА 

  Поэтами истертое до дыр,
любезное богеме и народу,
не рассуждая, осыпаясь в воду,
цветение отходит в лучший мир. 

  Созревший вечер ветренен и сыр.
Держа в руках неволю и свободу,
гулять в акмэ, любить одну природу,
сменив вино на творог и кефир… 

  Покоясь в полуяви, в полусне,
с лихой бедой уравновешу радость,
и аромат финала сладок мне. 

  Я трону листья, раненые тлей,
вдыхая заключительную сладость, -
и синтаксис затянется петлей. 

    ..^..






НОКТЮРН 

1 

  Господь не одарил ее талантом.
Обыденно свежа и хороша,
и пахнет по утрам дезодорантом
ее миниатюрная душа.
Лишь гамма чувств - не фуга и не скерцо,
но, если близок с ней, узнаешь ты
стук мягкий пластилинового сердца
на уровне инстинкта и тщеты.
В судьбе моей, двусмысленной и зыбкой,
где все пронумерованы места,
едва мерцала - сквозь ее улыбку -
уютная, как кресло, простота.
Мы с ней играли. Как бывает в драмах,
пришел конец игре и не игре.
Словами, неуместными при дамах,
она со мной простилась на заре. 

2 

  День начинался празднично и юно:
ноктюрны птиц, росистая трава,
просторное сияние июня,
пронизанные солнцем дерева…
И солнечные пчелы терпеливо
цветы доили. Плыл над полем зной,
в реке дрожали, отражаясь, ивы,
и так же мир дрожал передо мной,
и женщина, отбросившая бремя, 
последнему внимала соловью,
заштопав прохудившееся время
в отрезке меж шестью и девятью. 

    ..^..






  Не называй меня сестрой.
От шторы - тусклый запах пыли…
Мы здесь с тобою жили-были,
мой цвет, мой рыцарь, мой герой. 

  Быт, как болото под ногой.
У горла - лезвие осоки.
Целуй мне груди, мой высокий,
не называй меня,
не называй меня сестрой. 

  В аллее темной и сырой
клади мне руки на колени.
Во имя магии сирени
не называй меня,
не называй меня сестрой. 

    ..^..






  Она рукой поправит прядь…
Пока судьба кружит,
не нужно зеркальцем играть -
пусть в сумочке лежит.
То золотит, то моросит.
Над городом весь день
обломок радуги висит,
и пахнет сном сирень,
и больше нечего терять,
и можно - не по лжи… 

  Но все же зеркальцем играть
не стоит. Пусть лежит. 

    ..^..






  КОНЧАЙСЯ, МАЙ 

  Кончайся, май. Глаза твои пусты,
а рот целует теплые цветы.
Дрожит в ночи страстей твоих угар,
и в комнате вибрирует комар. 

  Нам истина дается как намек.
Срок истекает. Он почти истек.
А потому и спрашивать смешно, 
чей это хлеб и чье мы пьем вино. 

  Пузырь молитвы в небе. В горле - ком.
Сиянье над уездным городком. 

    ..^..






  В запущенном саду, терзая и лаская,
ночная синева взыскует колдовская.
Пока ты слышишь ночь и соловьев тирады -
ползет сырой рассвет цыганом - конокрадом.
Когда шагнешь в туман, попробуй оглянуться:
тюльпаны, словно гимн, во мгле ночной взметнутся,
напоминая вновь в тиши полурассвета,
как подобает жить и умирать поэтам. 

    ..^..






  Я помню ритмы круга внешнего:
в нем опозданий не боялись.
Подружки наши многогрешные
впотьмах рыдали и смеялись.
Гремел состав гиперболический, 
летя во мглу иного мира.
Тянулся смрад психоделический
из привокзального сортира. 

  Я помню тот перрон приснившийся,
где мы курили и сорили,
где падал город накренившийся
в спокойные глаза Марии… 

    ..^..






ПОЛДЕНЬ 

  Полдень подкрался, размеренный, сонный и лишний.
Шанс твой упущен. Смотри. О пустом не тужи.
Кротко, покорно осыпались белые вишни,
липкой метелицей пух тополиный кружит. 

  Все - тишина. Ирреально удушье пушинок.
Возле истертых веками, обшарпанных стен
тихо лепечет струя поливальной машины.
Зной, и просвистана птицами синяя тень. 

  Пьесу полудня читал я от корки до корки.
Жаль, что не вспомнить ни жестов, ни слов, ни имен.
Медленно падает блеклая роза с галерки,
и улыбаются дамы прошедших времен. 

    ..^..






  Льется медленный дождь, начиная с шести,
и никто не спешит с возвращением долга.
Не успеешь и рюмку ко рту поднести, 
как трезвеешь мгновенно, всерьез и надолго.
Полюбив безоглядно, глотай, не жуя,
да слова завивай с применением плойки.
Жизнь возможна: нас кормят и любят друзья,
а метафоры я нахожу на помойке. 

    ..^..






  Ночью снится крещенье огнем и льдом.
Поутру по счетам платишь
и будильник нежно стучит в ладонь -
словно женскую грудь гладишь.
Просветлев, сотрут поцелуй зеркала,
зашипит океан в ванной. 

  Может быть, та женщина умерла
или просто ушла рано.
Все колодцы до дна исчерпала плоть,
а на дне ни на грош веры.
Не молись, ничего нам не даст Господь,
кроме жалкого чувства меры.
Не молись, давно уже спит душа,
и, вливаясь в поток ночи,
медный день раскаленно звенит в ушах,
засыпая песком очи,
исчисляя в молекулах и в рублях
все пустое, что не приемлю. 

  Хороши васильки в небесных полях,
только я предпочел землю. 

    ..^..






ПОСЛЕДНЯЯ ИНКАРНАЦИЯ 

  Вином дешевым причащаясь,
он знал: душе нужна поливка.
Где жив Господь - мертвы все церкви,
иконы, таинства, догматы.
Он знал еще: при попущенье
овечка обернется волком.
Шли чередой чужие мимо -
он жал их потные ладони.
К тому ж - с хорошенькою ведьмой
имел любовь он, твердо веря:
Россия исцелит потребность
в мирах рождаться матерьяльных. 

    ..^..






  ЗАВТРАШНИЙ ДОЖДЬ 

  Весь дрожа, как мираж,
прокатился товарный состав.
На пленэре алкаш
из нирваны восстал, недоспав. 

  В бред дневной духоты
луч последний вонзился как нож.
Побледнели цветы:
приближается завтрашний дождь. 

  Пал удар, как топор.
Предвкушают грядущую грязь
и готический бор,
и тропинок славянская вязь. 

  Дрогнул листьями лес.
И по коже - холодная дрожь.
На ширинке небес
дернул молнию завтрашний дождь. 

  Уходи, уходя
в запредельный последний полет,
где лишь влага дождя,
где чистейшего разума лед. 

  Мне уже не успеть
срифмовать повседневную ложь:
наша песенка спе…
Начинается завтрашний дождь. 

    ..^..






  Июль тасует ночи,
и точит червь ранет.
Сад шепчет за окошком
смешные "да" и "нет".
Пока не проиграл ты -
не кончится игра.
Впусти в окошко ветер
на Павла и Петра. 

    ..^..






  Реальность в дырах и заплатах
вновь просит хлеба и мелодий,
и душу судорогой сводит
весь мусор, к прошлому прилипший. 

  В курилках сидя и гримерных,
пьем чай и водку, учим роли.
В зеркальной амальгаме боли
любовь отражена дрожаще. 

  Забыть о страхе, верить в совесть,
жить днем единым, сеять ветер,
спать дома, говорить о Фете,
а о Пелевине - ни слова. 

  И, отыграв спектакль вечерний,
услышать, выйдя на дорогу:
без звонаря взывает к Богу
холодный колокол в тумане. 

    ..^..






  ЖЕЛТЫЕ СТИХИ 

  Усталые путники, зной, пыль, - один из них ты.
У сонных источников - динь, дон - увяли цветы. 

  Трава пожелтевшая, свет, смерть. И хочется жить,
Но лето кончается - динь, дон - а шмель все жужжит. 

  На юг ли, на запад ли ей течь - воде все равно.
Браслет уронила я - динь, дон - на темное дно. 

  Бродяги бездомные, день, ночь. Один из них - он.
У желтых источников - динь, дон - кончается сон. 

  В рассветное зарево мой взгляд - натянутый лук.
И круг все вращается - Инь, Ян - вращается круг. 

    ..^..






  Т Е С Е Й 

Л.К. 

     1 

  Спят на крыше вдвоем рыжий кот и заброшенный мяч.
Чертит мел по асфальту, а кроны пронизаны светом.
Его мысли свернулись, как листья засушливым летом -
там, где смех за углом превращается в блик или плач.
И небесный намек облекается в числа и речь.
и на пыльном асфальте герою увидеть отрадно
тайный план Лабиринта. Он снился тебе, Ариадна.
Был твой сон невесом. Тяжелы лишь решенья да меч.
Избирающий меч за руном отплывает спьяна.
разрубает под Троей холодные Рока сплетенья
и выходит из тела, не смея отбрасывать тени:
у теней и у тел непомерно большая цена.
Но - пожизненный долг у избравшего грош или ложь.
Долг растет с каждым шагом, всем весом судьбу попирая. 

  …Вот она поднимается, пальцы платком вытирая, 

  и небесный призыв воплощен, словно четкий чертеж. 

     2 

  Подвал. Немного шансов на успех.
Мочой сквозняк неровный
   тянет, и скотина
     давно подстерегает за углом.
Сомнительна реальность: мнимый верх,
и низ, весьма условный.
   Вход декоративен,
     а выход заперт. Лишь горят табло.
Заложники стенают за стеной.
От ужаса и злобы 
я теряю разум.
  Скользит ладонь по каменной стене.
Как в напряженном тексте, где тесно
всем знакам препинанья,
   всем словам и фразам -
     так напряженно и тесно здесь мне.
И, наступив на взвизгнувший комок,
как в фильмах Бунюэля,
   я брожу кругами.
     Одна надежда - ниточка твоя.
Светящаяся плесень - не намек
на свет в конце тоннеля.
   Крысы под ногами
     путей своих не знают, как и я.
Я сею смерть. Мой жребий мне не даст
любви, покоя, весен.
   Колебаться глупо.
     Пора принять судьбу и в землю лечь.
Убиты Парифет, Сикроп, Домаст,
Сенид - сгибатель сосен…
   Я пришел по трупам
     в подвалы, в Лабиринт. Работай, меч. 

    ..^..






  МОЛЧАЩИЙ НА ПИРУ 

  Корм плавает в жиру.
Смотри на вещи просто -
но голову кружит 
от выпивки с едой.
Молчащий на пиру
под треск бенгальский тостов
в сторонке возлежит,
скрестив вино с водой. 

  Раздумья о былом
расходятся кругами.
Все заняты места.
Звенит в бокале лед.
Под праздничным столом -
вовсю - возня ногами.
Скользит из уст в уста
скабрезный анекдот. 

  Воздастся по делам,
оплатится сторицей…
И вам, мои года,
назначена цена.
Согнувшись пополам,
блюет в бассейн патриций.
Зеленая вода, 
как знанье холодна. 

  Вино с водой смешав,
он на мгновенье замер
в раздумье о делах…
Нет в мире новостей,
лишь девочка - душа
с безумными глазами
танцует в зеркалах
незримо для гостей. 

    ..^..






  ПОСЛЕ  ПРАЗДНИКА 

  Без звона сфер созвездья поменялись,
и вмиг замерз весенний белый сад.
Мы пели песни, пили и смеялись
Давным-давно. Недели две назад.
Где ласковая тень самообмана?
Глядишь на небо - не узнать его.
Все в дырках звезд, как руки наркомана…
А ведь прошло полмесяца всего.
И вечер мой - из вороненой стали.
И мой стакан - граненая беда.
И разум мой распался на детали.
И где моя улыбка, господа? 

    ..^..






  ЭЛЕГИЯ ЛЕСОПОВАЛА 

  Я загнал свою клячу зазря - ее план удался.
Я присел на завалинку хаты, которая с краю.
Она бросила гребень, и лес до небес поднялся -
Воют  волки, да вороны, как над побоищем, грают.
Я нормален почти, я бы мог быть нормальным сполна:
жить по средствам, судьбу и отечество не выбирая.
Разводил бы свиней, свое поле пахал дотемна,
и дрочил свой елдак в этой хате, которая с краю.
Я бы ел свою кашу, молился, глотал алкоголь,
Вяз в снегу по зиме и месил бы осеннюю слякоть.
Равнодушно б смотрел, как кругами расходится боль - 
скоморохом, который уже не сумеет заплакать.
Я построил бы храм на холме, и назло Сатане
я и думать забыл бы о ликах далеких царевен,
но дорога, длиннее, чем Библия, под ноги мне
расстелилась покорно. Потом она бросила гребень. 

  …В этих местностях диких не очень-то много людей.
Пахнет гарью, просчетом, тоской и болотною гнилью.
Ухмыляется осень. Сквозь линии липких дождей,
сквозь дворцы из прессованной пыли, оставшейся пылью,
сквозь январские льды, сквозь объятья холодной весны,
сквозь сосновый настой, как забвение, вязкий и плотный,
через жирные ласки домашних хозяек, сквозь сны
я ломлюсь с топором напролом, равнодушный и потный.
И проходят века,  и прошли уже тысячу раз…
Я валю этот лес, больше я ни на что не сгодился,
Горечь стала привычной, а это, пожалуй, маразм…
Она бросила гребень, и я в нем навек заблудился. 

    ..^..






ОДА ЭЛЕМЕНТУ 

  Тусклые сны семей,
любовь взаймы,
житьвочтобытонистало, 

  агония здравого смысла,
бред окрест… 

  Элемент № 79 на тонких пальцах невест ! 

  Сосед мой все пьет да пьет.
Почти привык 
к ничему.
Ночью
бормочет он:
- Грешно…
- Грешно…
- Грешно молиться
за царя Ирода… 

  Элемент № 79 не сходит с ума ! 

  Я смотрю пустыми глазами,
фиксируя ритм точки.
Из точки глядят на меня
застывшие в асане лотоса
умеренность и аккуратность. 

  Элемент № 79 сияет как солнце! 

  Элемент № 79!
С ним не споря,
всплывают погибшие
со дна житейского моря,
стучат часы,
колышется стяг
с тучами вровень,
и птицы небесные
бьются в сетях
из плоти и крови. 

    ..^..






  Воскресным утром тихо течет в окно
пока еще летний, еще высокий небесный свод.
Я глажу кошку. Чай мой остыл давно,
а женщина в ванной
   смывает с тела
     любовный пот.
Не знает кошка правил, и нет клише
в ее устремленьях. Охоту жизни начав с нуля,
от нас в отличье, ловит она мышей -
не блеф окаянный, 
   не хвост удачи,
     не журавля.
Я ж, травоядный, худший из всех котов,
убитую муху сожрать не смею.
Могу лишь пить.
Нездешний запах страсти, молитв, цветов,
которых сердце 
уже не может 
 в себя вместить. 

    ..^..






  Стояло лето, переполнено застоем,
бездонно - знойное, сводящее с ума.
Часы с кукушкою, и те висели, стоя.
Стояло все: погода, солнце, лес, туман. 

  Ее бросало из огня и вновь в полымя,
и обдувало предрассветным ветерком,
а тело пахло то любовью, то полынью,
то диким медом, то прокисшим молоком. 

  Потом сменились и обряды, и наряды,
потом местами поменялся с тенью свет…
Когда стекают по ногам мужские взгляды,
когда любой вопрос - по-своему ответ, 

  когда, где тонко, там и спится, там и пьется,
она поддерживает внутренний огонь,
и над приятелем с приятелем смеется,
и сигарету гасит только об ладонь. 

    ..^..






  ТО, ЧТО КОНЧЕНО, КОНЧЕНО 

  Вновь - июльское кружево,
Вновь - ночей белый соус.
Хамство сходит за мужество,
а усталость - за совесть.
Дразнит лето холодное 
переменами лика
и в каком-нибудь Лондоне,
и на спуске к Великой.
Но в душе закорочено.
Нет ни капли смущенья.
То, что кончено, кончено.
Не просите прощенья. 

    ..^..






  Припомнив вечерком, от жизни вдалеке,
предсмертный бред гвоздик в занюханном ларьке,
помянем всех друзей, подружек и семью,
и радость дней младых, потенцию мою. 

  Я за подполье пью. За вечный недобор.
За всех, кто не прошел естественный отбор.
За тех, кого ведет во тьму седая нить,
где музыка еще имеет место быть. 

    ..^..






  ФЛЕЙТА Сонет окраины 

Л.К. 

  Она глядит во тьму. Там - стены Эльсинора.
Там был ее театр. А здесь, в зрачках огромных -
карнизы, чердаки, провалы окон темных,
подъезды, тупики, контейнеры, заборы,
цемент, песок, вода, строительного сора
немые груды, дух желаний потаенных…
Чернеют шрамы швов меж блоков неподъемных.
Всегда - тупой повтор, пустые разговоры.
Огромные глаза, и чувственные губы,
и гамлетовский вид… Дымят котельных трубы.
Она играла роль, и свечи задувала,
и чьи-то письма жгла - но на ином этапе…
Окраина. Флейтист в своей дурацкой шляпе
играет ей "Сурка" в дыму полуподвала. 

    ..^..






  Немало покойников в каждой колоде -
цыганской, игральной - встречал я не раз.
Поверь, мертвецы никуда не уходят,
живут между нами, решают за нас.
Солдаты расстрелянных конченных армий
садятся за стол среди прочих гостей,
и мертвая мать, не прожившая кармы,
с живою женою ложится в постель.
Красавица-зомби заглянет с кладбища.
Дух глины и тлена не скроют духи.
Веселые трупы едят нашу пищу,
глотают вино и читают стихи.
В тумане бездумья и самообмана
( он в прошлом столетье в чахотке угас )
астролог горячечно бредит с экрана.
Осиновым колом ему в третий глаз! 

    ..^..






  ГОЛЫЙ 

  Перезрелое лето
и полдень, прогнивший и полый.
Мир, прилично одетый,
трезвый, сытый и все-таки -
голый. 

  Нечто тихо сгорало
внутри бытовой канители,
в борщевых ритуалах,
на стыке детей и постелей.
О, семейное гетто,
разбитое быта корыто!
Ты распято, раздето,
на два оборота закрыто.
Глуби сделались мелью.
Под слоем дырявым озона,
истомившись с похмелья,
согнулись цветы на газонах. 

  Мир, исполненный света,
где все напрямик очевидно,
мир, прилично одетый
и все-таки - 
голый бесстыдно. 

    ..^..






  ДВЕРИ 

  Когда ты спешишь по делам или, после получки,
в пивную, к друзьям или теще, хвалить пироги,
то вспомни про двери: одну должно дергать за ручку,
другую - легко открываешь ударом ноги. 

  В любом из домов пред порогами я колебался
и нервничал, время и чувства напрасно губя.
Ох, часто в природе дверей я, дурак, ошибался:
тянул на себя, когда нужно толкать от себя. 

  Стучите, звоните - они отворятся по вере.
Я сам открывал их для друга без трели звонка.
Но есть абсолютно закрытые, мертвые двери,
и двери такие, в которых нет вовсе замка. 

  …У входа в Аид, как обычно, немало народу.
Посмертной - пусть даже бесплотной - толпы не любя,
привычно замру я на миг перед сумрачным входом:
звонить? Не звонить? Подождать? На себя? От себя?.. 

    ..^..






  Так бывало: в делах моих полный завал,
Но лица я ладонями не закрывал. 

  На перроне скакали в угаре шаманском
чьи - то дети. Текли человечьи стада.
Я молился в сортирах. Струилась вода
и журчала светло, как в раю мусульманском.
Днем светило включали на полную мощь.
Падал порванный в клочья полуденный дождь,
и попутчик стакан мне протягивал: "Будем…"
Средь цветенья и смрада, мольбы и божбы
я зубами развязывал узел судьбы,
равнозначно ненужный ни Богу, ни людям.
Мог я лечь, но при этом стоять на краю,
и пылал мой шалаш в мусульманском раю,
и - по мере сгоранья - он стоил дороже.
Я не спал, я следил за движением тел,
и звездою сгоревший, окурок летел
в прах протоптанных предками торных дорожек. 

    ..^..






  МОКРАЯ ЭЛЕГИЯ 

  Это август, промокший до самого дна.
У меня на висках плесень и седина.
Запоздалым бальзамом на раны
тихо капает время из крана. 

  Все пути, все тропинки меж сосен и трав,
и веселые реки, где нет переправ,
завершаются северным летом
и стандартней плацкартных билетов 

  Нету места сухого на круглой земле.
Обручальные кольца ржавеют в столе,
отсырели сберкнижек страницы,
и плюются телами больницы. 

  Топятся печи. Ну и погодка.
Смутные речи, горькая водка. 

    ..^..






  РОМАНС 

  Заходите, милая. Вечер к ночи клонится,
и пищит озлобленный комар.
Чтобы позабыли Вы все свои бессонницы,
я Вас приглашаю в свой кошмар.
Заходите, милая. Вам должно понравиться.
Здесь, впотьмах, не ведая стыда,
бродят по околицам спящие красавицы,
но им не проснуться никогда.
Заходите с Вашею жизненною повестью:
у меня достаточно темно.
Даже трусость в сумерках отзовется совестью,
а любовь надежней, чем вино.
Познакомлю, милая, со своей подружкою -
бровь дугою, сахарны уста.
Напою волшебным Вас зельем-бормотушкою.
(Так здесь называют кровь Христа ).
Крови не желаете? Самогонка хлебная -
чуть пригубишь - кругом голова.
А еще в сарайчике сушится целебная,
сладкая, как сон, разрыв-трава.
Поспешите, милая, если вам недужится.
Скоро, в духе северных широт,
по ветру сентябрьскому этот век закружится,
улетит, как лист, за поворот. 

    ..^..






  ЗЕРКАЛО ДЛЯ ТРОИХ 

  Алиса, отражениям не верь,
отсчитывая такты эпилога.
Зачем была ты взломана, как дверь?
Зачем ты спишь то с мопсом, то с бульдогом?
Сейчас я приготовлю для троих
китайский чай и пыльное варенье.
Мой рот не хочет чувствовать твоих
заиндевелых губ прикосновенья.
К чему?.. Мы проиграли по очкам.
А помнишь, в глубине иного мира
струилась амальгама в глубь зрачка? 

  … Зачем ты ела мух в чужих квартирах? 

  В стекле от камня долго шли круги,
и в тех кругах, троясь и удаляясь,
привычно ты пьянела от других. 

  Вот так мы проиграли. По очкам. 

  Вращает менструальный круг Деметра,
струится амальгама вглубь зрачка,
и вертит отраженья омут ветра. 

    ..^..






  Зашатаются стены, вино растечется по венам…
Через час или два ты легко примиришься со всем.
Ласков праздник любви, и ложится ладонь на колено,
и текут разговоры - нежнее, чем сливочный крем.
В блеске глаз удивленных и в линиях рук оголенных
ощутишь ты привычно такую знакомую дрожь -
словно губы цветов прикасаются к лицам влюбленных…
Через час или два ты, танцуя, фигуру зевнешь.
И, в угаре игры, забывая, что чувственный рынок
запирают к утру, две души выгорают, как спирт,
и взрывают судьбу на какой-нибудь из вечеринок -
там, где водка, и "Спрайт", и стихи, и гитара, и флирт… 

  Не даю никому ни по роже, ни в долг, ни советов.
И не знаю, к чему бы я мог относиться всерьез.
Жизнь была так длинна. Я в ней выслушал сотни ответов,
но любил только тех в ней, кто грамотно ставил вопрос. 

    ..^..






  Солнце, женщин сосущие взгляды, уставшие ноги.
Нет начала у осени. Август прохладно немолод.
Затянувшийся век, запашок покаянья и йоги,
ветер Духа, взлетевший с рассветом в задумчивый город. 

  В синагогах привычно толкуют закон лицемеры -
но молчат, устрашась, избегая малейшей огласки,
проповедник, с утра заглянувший в зрачки своей веры,
и любовник, увидевший утром любовь без раскраски. 

  Все границы прозрачны - порхай под мелодию Листа
над искристой водою, над Русью, насильно крещеной.
Это правда, что правда не может быть голой и чистой?.. 

  Загляни в синодик, я забыл имена посвященных. 

    ..^..






  БЛУДНЫЙ СЫН 

  В пыли дорог оставив бренный след,
хорош, как подгнивающий букет,
он видит дом, его так долго ждавший,
так много длинных, невеселых лет…
Но нужен ли кому твой скудный свет -
сын блудный и надежд не оправдавший? 

  Плясали девки и потел бокал,
и ты скакал. Под утро засыпал
в лучах зари, нагой - в одном кондоме.
Звенел смычок и искры рассыпал,
и ликовали Музы… Кончен бал.
Лишь карта странствий на твоей ладони. 

  Спускайся к дому. Здесь не помнят зла.
Поверь, пойдут на лад твои дела.
Взгляни: уж выше крыши клена ветки.
Его сажал ты… Прошлое - дотла.
Лишь ветер пыль швырнет из-за угла
в лицо прыщавой школьнице - соседке. 

    ..^..






  Плюет рассвет на свечу.
Покойна ночь и тиха.
Как Петр, заплакать хочу,
услышав крик петуха. 

    ..^..






  Что тебе снится, горькая наша земля?
Отсвет пожаров, бессилье древних святынь,
вербы в тумане, заречные тополя?
  Аминь. 

    ..^..






  Это лето отпето. Вот мед на столе,
и мерцает вино в хрустале.
Повстречаться бы снова на грешной земле, 
посидеть бы, как нынче, в тепле. 

  Брат мой, камо грядеши? Себя пожалей,
Затеряйся средь рыжих аллей,
там, де в рамке дерев все алей и алей
небеса вот уже тысячу лет. 

  Слушай осень, молчи о небесной стреле
эмигрирующих журавлей,
позабудь о событьях иных. 

  Ставим точку, уже не меняясь в лице.
Это Брамс, это долгий прощальный концерт
равновесия и тишины. 

    ..^..






  Как вода из дырявой, беспечно пустеющей бочки,
утекают часы. Лишь влюбленных вывозит кривая.
Обозначим детали безжалостным светом. До точки.
Слышишь времени вой? Неустанно его убивают.
И под небом несвежим проходят за сутками сутки.
Послезавтра - четверг, а сегодня еще воскресенье.
Где болезнь, в чем здоровье? В неявно пустом промежутке
я свободен вполне в холодке синевы предосенней.
Чуть внимая дыханью отчасти прохладного счастья,
поворачивай за угол и умывайся туманом. 

  Я надеюсь, покуда мы ждем завершения страсти,
осень в серых одеждах придет и залижет все раны. 

    ..^..






  ВОЗВРАЩЕНИЕ 

  Там, где осень и полет паутинок,
там, где юность и ночная вода,
я не верю в лак рекламных картинок:
познается всякий сад по плодам. 

  Там, где небо чуть повыше деревьев,
там, где храмы так прижаты к земле,
отыщу когда - то брошенный жребий
в золоченом по краям сентябре. 

  Я писал сюда в минуты бессонниц,
только зря: на небесах адресат,
и пролеты белокаменных звонниц
опустели много весен назад. 

  Отрешенные, как звездные ночи, 
как беседы у чужого огня, 
Богоматери Любятовской очи
навсегда заворожили меня. 

  Над церквями луч закатный взметнулся.
Рядом с этим все дешевка и тлен.
Здравствуй, город, я вернулся, вернулся,
я целую плиты царственных стен. 

    ..^..






1. 

  Вот сентябрь. На закате заплачет стекло,
и в тазах зашипит золотое варенье.
Все фигуры расставлены, время пошло,
время сбора плодов, время дыма и тленья.
В темных омутах душ закружило уже
шелуху золоченую. Вы замечали? -
не хватает смиренья осенней душе,
как весной красоте не хватает печали. 

2. 

  О, сестра моя, темен и холоден кров,
по углам паутинным сгущаются тени,
мокнут серые травы, и летняя кровь
остывает в системе людей и растений.
Никогда не забыть эту долгую дрожь,
но, когда перестанем казаться телами,
назову твоим именем город и дождь,
ибо в сердце твоем - снов осеннее пламя.
Нам, в одеждах из кожи, сожженных до дыр,
опаляя сердца, подниматься упорно
по пылающим лестницам в огненный мир,
где не будет различья меж формой и формой. 

    ..^..






  Бумага в сальных пятнах,
торговые ряды.
Кленовый лист распят на
поверхности воды. 

  Так пожелал Создатель -
и грустен день - вдовец,
и жалок покупатель,
и жалок продавец. 

  Плоды земли и света
горою, как во сне,
Приснившееся лето
по рыночной цене.
А день уже недолог,
и в сердце нет огня.
А я совсем недорог.
      Купи меня. 

    ..^..






  "Жигулевское" в кружке, "Памир" да соленые сушки…
Скромный опыт житейский задешево я обретал.
Что ж, изящным манерам мы все обучались в пивнушках -
и с тех пор, господа, я изящней в манерах не стал. 

  Облетели любови, увяли, как сад, приключенья,
в небесах Нострадамуса месяц свинцовый плывет,
но зато стали правом и правилом все исключенья,
и с тех пор эта песенка рядом со мною живет. 

  Я спускался на дно общежитий и книжных хранилищ,
зрел из этих глубин, как вонзаются в небо мольбы…
Гильденстерн с Розенкранцем тусуются в барах чистилищ.
Я там тоже напьюсь после этой нелегкой судьбы. 

  Мне швыряли объедки, мне плакали дамы в жилетку,
и не счесть мне каменьев, что брошены в мой огород.
То, чего мне хотелось, случалось случайно и редко,
но зато эта песенка рядом со мною живет. 

  Сентябрем захлебнется навзрыд анонимная скрипка.
Пусть, дрожа на краю, никогда не попасть мне в струю,
пусть похожа на выкидыш эта больная улыбка -
равновесие сумерек душу излечит мою. 

  Посижу, не спеша, покурю над рекою туманной,
долюблю, что положено - пусть это будешь не ты…
Воссияет священный закат над водой безымянной,
и печальному лету в лицо рассмеются цветы. 

    ..^..






  КАРДИОГРАММА 

  Мы работаем, зло не считая за труд,
и от пота сияет чело.
Стрелки наших часов безнадежно врут.
Сердце встало… Опять пошло… 

  В полумраке , средь сумерек и воды,
под луною блестит стекло.
Здесь цветок отрицает свои плоды.
Сердце встало… Опять пошло… 

  Мы лишь тихие гости из мертвых царств.
Нам в кромешной ночи светло.
Спирт - ты знаешь - основа любых лекарств.
Снова встало… Опять пошло… 

    ..^..






  ОСЕНЬ ПИГМАЛИОНА 

1 

  Круг замкнули года и суда возвратились из странствий,
Поломались игрушки, матронами стали подружки.
В нежилых помещеньях, в холодных осенних пространствах
все вдруг стало работой: стихи, потаскушки, пирушки.
Осень псиною пахнет. Амура поникшие крылья
он ваяет устало, с натурщиком шутит неловко.
Гипс крошится, как время. Прикинувшись мраморной пылью,
пыль с обочины Духа легла на виски и кроссовки.
С каждым годом работать ваятелю проще и проще.
Вдохновенье все реже, и ясность, как облако в луже.
Мгла пульсирует влажно. Пустынны священные рощи.
Только черные птицы в магическом зеркале кружат. 

2 

  Боги ценят усердье. Однажды его озарило.
Гипс и мрамор задвинув, оставив за кадром натуру,
он собрал Галатею,  слепил ее тело из мыла,
а одежные вешалки стали скелетом скульптуры.
опушил ей свиною щетиной лобок и ресницы.
Конский хвост - на затылок. Подмышки - на крашеной вате.
Вставил пробки от "Спрайта" в пустые девичьи глазницы
и железное сердце велел подмастерьям сковать ей.
Он подкрасил ей губы, пока подмастерья потели.
И в ушах, и на шее созвездием светятся стразы.
Кубик Рубика скрыт под сферическим лбом Галатеи,
и наброшен ей на плечи плащ из угарного газа.
Прозвучали над Кипром в тот миг олимпийские трубы,
Воплотилась мечта, и свершилось, что может лишь сниться.
В рефлекторной улыбке раздвинулись мертвые губы,
синтетической радостью вспыхнули пробки в глазницах. 

3 

  На краю восприятья мелодия льется устало. 
Галатея поет, принимая красивые позы.
Собрались праздным утром друзья и беседуют вяло.
В вазах, еле дыша, коматозные белые розы
обмирают, и мыло душисто скользит под рукою -
втихаря под столом гладит деве колено приятель.
А по выцветшим улицам бродит, исполнен покоя,
сон, приправленный перхотью листьев. Расслабься, ваятель.
Ты, считавший себя полубогом, себе не хозяин.
Олимпийцы горазды играть человеческой страстью.
Почему ты увлекся поп-артом болотных окраин?:
К счастью, морок иллюзий непрочен. Октябрь, ненастье,
Ломит спину… Вослед перелетному длинному клину
поглядишь, да кривою дорожкою, зыбкою , липкой - 
свежевымытым взглядом упершись в раскисшую глину, -
входишь в осень. 

    ..^..






  Движенье банально.
Расстегнута медная брошь.
Разденься, Даная.
Идет золотой дождь. 

  И падают сандалии, она на все согласна…
Уймись, замри, смири свои желанья,
оставь надежды праздные, любовь твоя напрасна.
Рок смертных - не бессмертье, выживанье. 

  Но - отшумело времечко, свернулось, как пергамент,
бессмертные, и вы упали низко.
Психушки переполнены вчерашними богами,
утратившими адрес и прописку. 

  На вечных фаллах листики иссохли, облетели.
Стройна красотка - осень и бесстрастна.
Что делать царской дочери в сегодняшних постелях?
Напрасна симуляция оргазма. 

  Промотано бессмертие, а тело оскудело.
В больнице бог облизывает миску.
Ведь для него нет верхнего и нижнего предела.
И смертные не могут пасть столь низко. 

   Неволя земная
да старости ломаный грош…
Разденься, Даная.
Звенит золотой дождь. 

    ..^..






  Как бы ни было, а продолжается жизнь.
Мы прощаем, прощаемся, пьем за разлуку, 
и нагая селедка на блюде дрожит
в рыжем золоте масла и кружеве лука. 

  Посошок на дорожку. Глотай и катись.
Все оплачено. Даром ничто не дается... 

  А сады продолжают осенний стриптиз,
и меж рамами блеклая бабочка бьется. 

    ..^..






  Не удержавшись в стылой пустоте,
звезда в твоих увязла волосах.
Неярко плоть светилась в темноте,
а мрамор полнолунья - в небесах. 

  Не разомкнув объятий, на заре
уснуть.
          Сентябрь в проулок завернул.
Чуть позже стон качелей во дворе
прощальным всхлипом лето зачеркнул... 

  ...И , прикоснувшись грудью и плечом,
хранить молчанье, встав не с той ноги.
Как будто камень бросили в зрачок,
в сознании расходятся круги. 

  ...И, поискав глазами горизонт
Под стадом туч, налившихся свинцом, 
смотреть, как грустно гадит на газон
осенний пес с заплаканным лицом. 

    ..^..






  ОСЕННИЕ ВАРИАЦИИ 

 1 

  Подгнившие стандарты отношений
и овощей на торжищах осенних...
Засаленный ошейник отношений
Трет шею и мешает вознесенью. 

  И лужи на асфальте блещут цинком, 
и в грязных грудах тлеет листьев злато,
и мыльные мелодии над рынком
напомнят мне о правилах расплаты.
К обрядам сшиты новые наряды,
на страже рубежей не дремлет витязь,
но в гороскопах полный беспорядок.
Поэтому впустую не клянитесь. 

2 

  Покуда в гору складывают кучи
листвы покойной в мире заоконном,
над крышами раскормленные тучи
благоухают кофе и лимоном.
Мерцают, прикрываясь листопадом,
святые лужи в нимбах золоченых.
А осень пахнет сном и шоколадом.
И я, как день, печалюсь вовлеченно.
Покинуто сгорает сигарета...
В дверях вполоборота оглянитесь -
там дым слоится, как судьба поэта.
Поэтому впустую не клянитесь. 

    ..^..






  ТРИДЦАТЬ КАПЕЛЬ 

  Тридцать капель, не больше - настоян сентябрь на спирту.
Листопад сбережет пустоту и подводит черту.
Скользкий привкус болезни привычен и сердцу, и рту.
Сердце делает сальто под куполом неба в заплатах.
Взгляд, протяжный, как выдох: в коляске дитя голосит, 
тяжким выменем туча под куполом неба висит, 
осень настежь распахнута, внутренний дождь моросит,
и порхают целители в белых дырявых халатах. 

    ..^..






  ЧТО БЛУЖДАЕШЬ, ДУША... 

  Что блуждаешь, душа, вдоль границ, возле сумрачных вод?
Видишь - гуси летят за кордон коридором воздушным?
Двери в осень открыты. Из дымных, туманных болот
прель ползет по дорогам, и пахнет багульником душным. 

  Игрокам и   игре сверхсознанье подводит итог.
Эпилог. Утекает песок, истончается запах.
Кто дойдет до предела - увидит слиянье дорог,
всех дорог, устремленных на юг, на восток и на запад. 

    ..^..






  ТЕМНЫЕ КАРТИНКИ 

  Спотыкается день, уходя,
словно гость, ввечеру осовевший,
и сморкается ангел дождя,
утираясь крылом облысевшим.
За окошком обвал темноты.
Сердце к ребрам прикручено гайкой.
Денег нету. У кошки глисты.
Меланхолия мучит хозяйку.
И течет незатейливый быт:
за стеною - соседи в загуле,
печка топится, чайник свистит,
разбухают сардельки в кастрюле,
разбирается хлам: керогаз,
промолчавший лет тридцать будильник,
тряпки, рваная кукла без глаз,
пузырьки от лекарств, кипятильник,
черно-белые снимки, стихи,
тени слез с материнских подушек,
деньги с Лениным, письма, духи -
весь набор позабытых игрушек. 

  Окружающая среда
все темней изнутри и снаружи,
и хохочет нагая звезда
над своим отражением в луже. 

    ..^..






  В час, когда почти не растет бурьян,
не идут часы, неподвижна кровь,
бесполезен разум, товарищ пьян,
за гроши идет по рукам любовь,
я шепчу: "Боже, не в этом суть,
стеарин течет и дрожит звезда.
Твой надежен мир и рассчитан Путь,
бескорыстен Свет и чиста вода".
Так я пью вино, и ложусь на дно,
и пишу стихи. И Господь не спит.
Но подкралась осень, стучит в окно, 
и сгорает голос к утру, как спирт.
В летаргии мертвые спят поля.
Не идут часы, неподвижна кровь...
Как устала, Боже, от нас земля... 

  Дай мне силы жить. Через ночь - Покров. 

    ..^..






  ПОРА 

  Как учат в школе, жизнь - борьба.
...Лесов осенних медь,
сезон, осенняя стрельба,
и всем не уцелеть. 

  Пора-пора-пора-пора-
на запад и на юг.
Сезон охоты не вчера
открылся, милый друг. 

  Привычка к месту - не резон.
Паршивая игра - 
в их ад, в охотничий сезон.
Пора-пора-пора. 

  Какие дали на ветру,
как родина стара...
Пускай подстрелят поутру -
пора-пора-пора. 

1990 год. 

    ..^..






  Смотреть, как тают журавли
в пустой безрадостной дали -
забитый в тучу клин...
И прекратить считать нули,
и пить за линии Дали,
за лилии долин... 

    ..^..






  За оградой кучи глины,
тени вязов,
пентаграммы георгинов.
Воздух вязок. 

  Мир, просторный и свободный.
Вермут, осы,
слезы, крик гусей холодный,
омут - осень. 

    ..^..






  Ода РЕПКЕ 

  Кто ж нынче 
не пуп земли?
Все - пупы.
Поднимается тесто толпы.
Поднимается пыль.
Уже на исходе весна.
Допей до дна.
Над городом сна - луна.
Допей до дна.
Желаешь забвенья - на,
допей до дна. 

  Родная земля жирна. 

  Посадил дед репку,
вырастил, выпил,
закусил репкой.
Горько, крепко. 

  На этом стоит страна. 

    ..^..






  Бог постелит сырой и холодный пейзаж
под разбухшее ватное небо...
Слишком много дождя, слишком легок багаж,
слишком вещие сны - на потребу.
Слишком осени много. Поверить готов
бедный странник во все недомолвки,
в лиловатую блеклость осенних цветов
и в разбитого лета осколки.
Слишком длинно прозрачная тянется нить
в небеса, где туманно и пусто.
Астры слишком кровавы, и лучше забыть
примитивные чувства... 

    ..^..






  
...и я привык в простом двухцветном мире
гулять под стеариновой луною,
покуда грусть, и пусто за спиною,
и дважды два по старому - четыре. 

  ...бредет домой асфальтовой тропинкой
трудящийся с распахнутой ширинкой,
о каждый лист осенний спотыкаясь
и с собственною тенью пререкаясь. 

  ...невнятные обрывки тусклой брани
метет по тротуару мертвый ветер,
пока в ночи все сущее на свете
чадит на грани самовозгоранья. 

    ..^..






  Не осмыслить простого, почти на фу-фу прожитого,
несвятого житья, не унять эту мелкую дрожь,
не допить осененного Духом вина золотого...
За окошком по жести стучит нерешительный дождь. 

  У окна со свечой понапрасну отчизна - невеста
тыщу лет неприкаянно ждет своего жениха.
Эх, Россия, такое большое отхожее место...
Лужи, буквы по стенам, дерьмо и лузги шелуха. 

  Эту землю хранит Божья Мать и Природа, поверьте.
Пусть кровава звезда. Просто слишком земля молода.
Просто - плоская жизнь. Просто - низкое качество смерти.
Не стучите ногами, ведь все это так, господа. 

  И уныло смердят злополучные русские бездны.
Как всегда, отношение к жизни серьезней, чем жизнь.
Всяк по краю идет. Не избыть нам похмелья. Кружись,
лист последний, ложись за израненной дверью подъезда. 

    ..^..






   ЛЮБОВНИК ЗОЛУШКИ 

1 

  Тепловоз орущий со звездой во лбу.
Жди. Пиши. Целую. Не грусти. Прости.
Празднично одетый, как мертвец в гробу,
сплюнул сигарету и вышел на пути.
Розовым светился маникюр зари.
Золушка на кухне вспоминала бал,
и в очко на души грешные земли
с мелкой Божьей тварью мелкий бес играл.
Принц подпишет вексель с множеством нулей,
и - навалом блага, счастья - через край,
лица - ассигнаций тысячных милей...
Трезвый и разумный леденящий рай.
Лежа на перинах, слушал юный принц
звон хрустальных, острых, майских каблучков.
...А в глазах бесслезных - легкий мусор птиц.
По орущей стае в каждом из зрачков. 

2 

  Ты помнишь праздник: уползла в аллеи мгла,
и полночь фонарями расцвела,
и погонял мышей веселый кучер,
ругаясь в бога душу мать,
чтобы на бал тебе не опоздать,
и фейерверк пах серой - видно, сатана
писал сценарий бала или сна.
Гони мышей своих, без удержу гони!
Текут бездонные, как бабье лето, дни,
людей боятся вещи, тучи пухнут,
и холодильник чмокает на кухне,
и дети подросли, былому подведя черту,
и жизнь растаяла, как леденец во рту. 

    ..^..






  СПИ СО МНОЙ 

  Вот в отсыревшей вечности, иконописно строен,
бдит на пороге времени, окутан облаками,
хранитель равновесия, святой Георгий - воин -
одна ладонь над овцами, другая - над волками. 

  Ложись со мной средь осени непокаянно - пьяной.
Мы можем спать. Космически надежна наша стража.
Дрожит Весов созвездие в ознобе фортепьянном.
Стучит по подоконникам дождь, вкрапленный в пейзажи. 

  Чернеют обреченные оставленные гнезда.
Пьют водку, стыло звякая стеклянным за стеною.
Плывут в реке сентябрьской простуженные звезды.
Мгновенье равновесия. Мы дома. Спи со мною. 

    ..^..






  НА РУССКИХ ПУТЯХ 

  Текст был только один, но менялись названья.
Я любил одну женщину в разных изданьях
и впотьмах золотую искал середину
между хлебом единым и небом единым.
        На русских путях неторных
        я пробовал все идеи -
        без крайностей, ибо не был
        ни гением, ни злодеем.
        На русских путях к подошвам 
        налипли дерьмо да глина.
        Я только писал, я не был
        ни гвельфом, ни гибеллином.
Не для ветреных дев, не для славы и хлеба
я корпел, отвернувшись от низкого неба.
Это был мой  единственный способ продлиться,
Это был мой единственный способ молиться
        на русских путях. 

    ..^..






  Бессонной гитары напевы,
стена, как во МХАТе, с ружьем...
Молись пред зеркалом, дева,
о треснувшем сердце своем. 

  Ноябрь, тормозами визжащий,
свиданья с ненужной игрой...
И музыка - только дрожащий
от холода воздух сырой. 

  А дождик по улицам кружит,
и головы кружит мечта,
но все, что бывает меж дружбой
и страстью - одна маята. 

  В любви не имевший отрады
получит взамен благодать,
а тот, кто не ведает правды,
вовеки не сможет солгать. 

  И яблоко с древнего древа
кусают вдвоем и втроем...
Молись пред зеркалом, дева,
о треснувшем сердце своем. 

    ..^..






   ДО - ДИЕЗ - МИНОР 

  Там потоки адажио мглисты до самого устья...
Ввечеру, выпив чаю, в донельзя махровом халате,
с октябрем серолицым гуляя по Лунной сонате,
Декларацию Прав Человека учил наизусть я. 

  Живописец - октябрь в стылость парков обмакивал кисти,
грубовато шутил и вчерашним дышал перегаром,
а осенний пейзаж, извлеченный из музыки старой,
рассыпал в моем сердце мучительно желтые листья. 

  В ностальгическом танце кружится шуршащая замять.
Спит в грязи добродетель, безжалостно сорвана с петель.
Кульминация страстью полна, но - Иуда свидетель -
у приличных людей черезмерно короткая память... 

    ..^..






  Меж столбами погасших навек фонарей,
нехороших предчувствий полны,
мы проходим, листая страницы дверей,
по порогам безбожной страны. 

  По канавам течет - вся в разводах  - вода.
Торопливо проходят года.
Послезавтра, намедни - а в райских садах
золотое Сейчас - навсегда. 

    ..^..






  Осенняя память летит за спиной, как у Гоголя, сырая, непрошеная.
Осенняя память, что старым хозяином брошена...Собака бродячая,
ей не услышать опять голоса, свиста, стариковского кашля порога.
За спиною дорога, и впереди дорога. На ней все шуршат и шуршат,
как мышата, кленовые листья - обрывки июльского дня. О память, ты -
крепость, ты - пыль, темнота, западня, где мыши кормятся выцветших
истин крошками, и падают в вечность часы, как сухие горошинки. 

    ..^..






  Поспешай направо, ну а дальше - прямо,
а потом - на запах.
(Родина моя, выгребная яма...) 

  На запах, я сказал. При чем тут Запад? 

  У нас, на болоте, люди, право, смешны: 

  одни снимают сливки, а другие - штаны.
Но, покуда не обобрали,
нет износу ни штанам, ни морали.
К тому же всякому
                  (и мне, например,)
не хватает хороших манер.
Полезная пустота полей
                  лежит здесь.
До полной победы прогресса
                  слава Господу, нам не дожить здесь,
в отчизне,
         предпочитающей коньяку - политуру,
и подыхающей сдуру,
знающей мудрость кривых путей,
непостижимых для брахманов и гуру... 

    ..^..






  Шоссе. Дома в один этаж
стоят спокойно и тверезо.
Сквозь нераскрашенный пейзаж
как дым, струятся ввысь березы.
Плеснет закат холодный луч
в окно, немытое от века.
Дремучесть слов, липучесть туч -
тут все по росту человека.
Тропа. Сарай. За ним сортир.
Забор полутораметровый,
а в темной глубине квартир
любовь, как оголенный провод. 

    ..^..






Он - из Божьих детей, из свободных зверей.
Прохлаждаясь под ливнем, спасаясь от стужи,
он проходит, смеясь, мимо храмов, по лужам,
не входя внутрь оград и не чтя алтарей.
На неторных путях завывает борей…
Я ж - причастный свидетель, оседлый к тому же.
Столько лет простоять то внутри, то снаружи,
Созерцая фактуру закрытых дверей… 

  Закрывает мне вход пентаграмма порога.
Закрывает мне выход ночная дорога.
Я дремлю на границе и вижу во сне,
как, роняя стропила, взрываются крыши,
как, треща, полыхают светлее и выше
декорации мира в беспечном огне. 

    ..^..






  Павших друзей и врагов помянув, 
опохмелившись, думаю: "Боже,
конечно, мы проиграли войну".
И снимаю кольчугу в прихожей.
Хватит крови, довольно борьбы.
Сварим супчик из Синей Птицы.
Доконают нас всех жлобы.
Мир начнет торговать и молиться,
Деток высиживать, гнезда вить… 

  Разоружусь, заполню бланки,
стану по праздникам пиво пить,
благонамеренный, как овсянка.
И молодым, чьи сердца чисты,
я расскажу про огни и воды,
про половодья и про мосты
во времена крестовых походов. 

  Боже, мы выжили в той войне.
Сызнова нам начинать накладно.
Пламя под пеплом невинно вполне.
Вроде бы даже пламя прохладно. 

  Бог на облачке очень мил.
Ангелы Божьи в чертогах рая
черные четки наших могил
белыми пальцами перебирают. 

    ..^..






  НИЦШЕ 

  В Ляйпциге пьяная скука.
Книжный утес - монолит.
Ночь, как бездомная сука,
тихо за дверью скулит. 

  Жизнь невзначай догорела.
Молодость втоптана в грязь.
Тянется духа и тела
сверхизвращенная связь. 

  Шлепает дождик по лужам…
Эти ослы, твою мать,
с каждым столетьем все хуже
будут меня понимать. 

  И, под шумок листопада,
миру подарит прогресс
старые ценности ада:
золото, славу и секс. 

    ..^..






  Бог торт небес украсил лунной долькой.
С утра прошло тысячелетье. Или - сколько?..
Учился я весь день, и я познал
великое множество способов быть правым
великое множество способов стать крайним,
великое множество способов быть алчным,
великое множество способов слыть пьяным,
великое множество способов петь песни,
великое множество способов жить странно,
великое множество способов лечь поздно,
великое множество способов встать рано.
 Великое множество поз… 

  И день прошел, и навалился вечер,
который, словно поцелуй, недолговечен. 

    ..^..






  СВИДЕТЕЛЬ 

  Сошедшего с креста
увидев, он ослеп,
и стала жизнь проста
как зрелище и хлеб. 

  И падал, словно тень
к дырявым сапогам
опустошенный день
под судороги гамм. 

  Узревший не умрет.
В скрещении дорог
посыпан солью лед.
Не поскользнется Бог. 

    ..^..






  Покуда  цело вечно алчущее тело,
душа смиряется под игом терпеливо.
Седьмая заповедь, ты много претерпела
в былых мистериях союзов и разрывов.
Питомец Феба, клоун Духа и свободы,
возница - возраст все натягивает вожжи.
Над чем смеялись мы с тобой в былые годы,
тому по - рабски служим в сорок или позже. 

    ..^..






  Завравшийся поэт
влачится к дому ночью.
В засосах грудь его,
как будто в орденах.
Из вечности сквозняк
выносит пепла клочья, 
и тает грязный снег
в его пустынных снах. 

  Двуспальная кровать,
багряные награды,
да скверный алкоголь -
чтоб жажду утолять…
Он любит чистый спирт
и голенькую правду,
но врач ему велел 
все это разбавлять. 

  В стихах процент воды,
пожалуй, дело вкуса,
но разведенный спирт - 
дерьмо на все на сто.
И полночью сырой
рука на кнопке пульса:
от сквозняка скрипит
дверь из Ничто в Ничто. 

    ..^..






  Тихий вечер вечен.
Это цветок молчанья
созревает звездою на стебле речи. 

  Жизнь, говорят, лотерея. Все уже отболело.
Читай грядущую рукопись, пока она не сгорела. 

  Требует акт последней 
жертвы. Простуженный город
тихо вползает в вечер, невыносимо бледен.
Это - зал вокзальный .
Это старость
синевой наполняет мешки под глазами. 

  Ты меня не жалела. Сядем у батареи
Читай горящую рукопись, пока она не сгорела. 

   Это брошен камень
 в тихую заводь,
где расходится осень кругами, кругами, кругами.
Временны все поблажки. Под завыванье Борея
читай горящую рукопись, пока она не сгорела,
 сгорела, сгорела, сгорела. 

   Тихий вечер вечен.
 Скоро я стану совсем свободен от речи. 

    ..^..






  МУЗЫКАНТ 


Вадиму Андрееву. 

1 

  Будь я гулякой, я пил бы свое вино.
Я б воровал, будь я, как Вийон, поэтом.
Малое, нищее Господом мне дано:
мелкий талант и мутное время это.
В зале пустом, где пыль, при одной свече
(публике это скучно, милая, видишь?)
хнычет в потемках голая виолончель,
и не продашь ее, и замуж не выдашь. 

   Хватили мы с тобой за край…
 Играй, родимая, играй,
 пока проломит висок
 причин и следствий колесо. 

2 

  Он во тьме был нелеп, а от света он слеп.
Он - всего лишь добыча, улов,
и дано ему знать без изъяна
только контуры тел, иллюзорность судеб,
только тени деяний и слов,
да капель фортепьяно. 

  Он во тьме был ничем. Неизвестно зачем
брошен в музыку, словно Муму,
видел он, как умел, осиянно,
лишь прекрасную пыль, что сияет в луче,
освещающем ноты ему, 
и капель фортепьяно. 

  Неспособный унять тела мелкую дрожь,
в сентябре, на разбитом одре,
чаще трезвым, бывало, и пьяный,
жизнь он слушал, как женщины слушают дождь, 
предаваясь любовной игре 

  под аккорды дивана. 

  И, случалось, в мажоре мир Божий звучал, 
забываясь на день или час, 
зализав свои раны.
Но печаль не имела концов и начал,
и грустил музыкант по ночам
под капель фортепьяно… 

 3 

  Мне жаль, что ты беден по-русски,
что веришь реченьям обманным…
Путей замыкается круг.
Купивший билет до Бобруйска
едва ли достигнет Нирваны
и даже Парижа, мой друг. 

  Мелодии мира бесценны,
и ты их угадывал часто.
Но, сколь ни прекрасна игра,
лишь игры Творца совершенны.
Возьми свой сомнительный паспорт.
В дорогу, маэстро, пора. 

    ..^..






  Я согласился бы жить на земле
целую вечность, если бы прежде
мне показали уголок, где не всегда
есть место подвигам.
В. Ерофеев 

  
Покуда в замках загнивают нравы
и детям снятся ужасы войны,
шиповник осыпается на травы,
и греются на солнце валуны,
и время - словно медленные воды,
и в мареве купаются поля,
нам только не по климату свобода,
и корчится под танками земля. 

  Бессмысленны о будущем гаданья,
кровава и бессмысленна борьба.
Цветенье - все равно, что увяданье.
Усталостью пропитана судьба.
Стервятники выклевывают очи
у латников, стоявших до конца,
но слышит Бог, о чем толкуют ночью
тень Гамлета и тень его отца. 

    ..^..






  Приближаясь к кладбищу раскисшей дорогой гнилою,
слыша звон отдаленный, я - в глину зарытых мертвей - 
равнодушно следил, как мгновенья уходят в былое,
оседают могилы, и падают капли с ветвей.
Март, покрывший холмы грязно-белой ледовой коростой, 
пах изменой и кровью, ледком под ногами хрустел.
Где же твой инструмент для дробления мира, где мозг твой,
бедный Йорик?…Насытились черви, орех опустел.
И сидят на деревьях тяжелые черные птицы,
и туман наползает, сводя непокорных с ума.
Бьет киркою могильщик, и, джину хлебнув, матерится,
яму рыть торопясь: надвигается с запада тьма. 

    ..^..






  Вот партитура страниц,
   вся дешевым портвейном залита.
Сырость и дым, паутина,
   похмелье и плесень,
    истертые камни.
В смертном ли смраде больниц,
   с покаянием, с мертвой 
      молитвой -
быть и не быть, пребывая в душевной болезни,
     мой Гамлет.
Вилки звенят в унисон,
   эмигрируют в миф королевы,
гаснет свеча, снег летит, декорируя слякоть.
     Полночные гаммы -
словно улыбка сквозь сон.
   Сочно чавкает яблоком Ева.
Жизнь пролетит, как такси с запоздалым гулякой,
     мой Гамлет.
Тучные наши тела
   не согреешь вином и одеждой.
К яме идти, ушибаясь о взгляды и вещи?...
   Над нами не каплет.
Все второсортно дотла,
   и одно лишь внушает надежду -
семя, упавшее в книги и в женщин, 
     мой Гамлет. 

    ..^..






  ВЕГАТЕРИАНСТВО 

  Закури-ка ты сигару
по два доллара за пару…
А.Березов. 

  
Вечер. В миру начинается ужин,
но, отрешившись от мяса и водки,
вязкая дама с воспитанным мужем
курят сигары под деревом бодхи.
Кашка съедобна, и клевер съедобен.
Фрукты и злаки съедобны, наверно…
Муж, хоть продвинут, весьма неудобен.
Дама, напротив, удобна, но нервна.
С древа осыпались баксы и чеки.
Греется в ухе усталая муха,
и замерзают молочные реки,
скисшие летом под солнышком Духа.
Лето с кисельными, блин, берегами,
с песенкой новой и верою старой…
Встанешь - кисель захрустит под ногами.
Это мороз. Согревайся сигарой. 

    ..^..






  МОНАШЕСТВО 

    1 

  Эта липа стара, как познания древо.
Каин нож здесь метал - вот рубцы на коре.
Возвышаются горы навоза у хлева.
Рубит хряпу сопливый пацан во дворе.
По щетинке не гладит - темна и убога -
жизнь. Не вволю духовных отмерено благ,
но аскеза в хлеву приближает нас к Богу,
и для этого должен быть выложен хряк.
  

  2 

  Невзначай пролетело дождливое лето.
Затвердел на морозе навоз, как гранит.
Вот Господь наш подходит, смердя сигаретой.
Он отточенный нож в голенище хранит.
Смерти белой и алой последняя мука
приобщившийся дух поднимает на щит. 

  Разобрать поросенка - большая наука…
Под паяльною лампой щетина трещит,
и стаканы над скатертью звякают звонко.
Пятна крови темнеют на Божьих штанах.
Он закусит глоток самогона печенкой -
и сольется с нирваною бедный монах. 

    ..^..






  ОТ РОССИИ В ДАЛИ 

  Напряженно бесполый и квелый, 
ни с женою, ни с Богом не споря,
допиваю декабрь невеселый
от России в Дали, в Сальвадоре.
Снег с лыжнею на склоне таланта
невесомой рукой нарисован,
и елозит смычок музыканта
по струне миокарда басовой.
Все по Чехову, глухо и голо.
Все по - зимнему, голо и глухо.
Но вонзился зигзаг рок-н-ролла
в слякоть мозга сквозь левое ухо. 

  Поднялся я, лицо утирая, -
стерся глаз, но сквозь дырку в заборе
ночь узрел я от края до края
от России в Дали, в Сальвадоре.
Ночь по картам оконным гадает,
и, влагалища всей глубиною,
не спеша нас отчизна съедает
под голодной беспутной луною
Ее лоно - сладчайшая бездна.
В Каталонии скрыться? - пустое…
За израненной дверью подъезда
ждет метель, как такси. Наготове.
Устно ль, письменно ль взвоешь - ни звука.
Есть сигнал, но ответ невозможен.
Моя память течет, словно сука.
Черновик мой почти безнадежен. 

  И кивает любимая, вторя
о России в Дали, в Сальвадоре,
и колышется снежное поле
по России в Дали, в Сальвадоре.
Ветер свищет и свищет в миноре
от России в Дали, в Сальвадоре.
Поллитровка допитая, sorri,
Прости.
На пороге небесной отчизны
вмиг развеются все наважденья -
в лучший миг моей заспанной жизни,
за мгновенье до пробужденья. 

    ..^..






  Пахнет вьюгой и тьмою в безвестной отчизне.
Мягко гаснет сознанье. В кружении снега
по тропинке ладони, по линии жизни
я пройду, как идут по глубокому следу. 

  Дни катились рублями застойной чеканки.
Я был молод. Пока продолжалась пирушка,
я рассматривал страсть то с лица, то с изнанки.
До сих пор не пойму, кто игрок, кто - игрушка. 

  Мне казалось, свободных возможностей ­ прорва,
чтоб исследовать мрак в ожидании знака,
а любовь в зеркала погружалась, как в прорубь,
и в зрачках ее грызлось зверье Зодиака. 

  Я почти протрезвел, возвращаясь с гулянки
по тропинке судьбы, между адом и раем.
Мотылек кристаллический - зимней огранки -
на ладони моей не спеша догорает. 

    ..^..






  ПСИХЕЯ 

  Колесо повернется. Всему свой черед.
Май, конечно, придет. Боль, возможно, пройдет. 

  Серебрится дерев опушенные ветки,
и Психея дрожит, обнаженная, в клетке.
Ох, душа моя, в свете ущербной Луны
сновиденья уснувшей природы темны,
и немного тепла на заблудшей планете,
где Психея бессонная слушает ветер. 

  Переулками бродит, смеясь, сатана.
Пожелтев, как медяк, убывает Луна,
и вверху, над промерзшей искрящейся твердью,
тает тихая музыка роста и смерти… 

   

    ..^..






  ЗАВСЕГДАТАЙ 

  Словно совесть, его истомил геморрой
в мире женщин доступных, вина ледяного…
Тихо тлеет депрессия, бедный герой,
открыватель Америки в мире спиртного.
Чувства тщетны, никто здесь его не поймет.
И к чему пониманье, вдуматься если?…
Но печаль завсегдатаю горло сожмет,
ибо ночь нестройна, будто пьяная песня. 

    ..^..






  Над Рублевым пространством есть Путь. Называется - Млечный.
Ниже - тучи, огни городов, приглушенная боль.
Мокнут люди, овчарки, над зонами дождь - бесконечный…
Стыд не выест глаза, не затрахает нас алкоголь. 

  В безнадеге перрона, до сердца пропитанный хлоркой,
мент простывший торчит, представляя собою закон.
Зимний дождь моросит, пополняя психушки и морги.
Чует смерть Третий Рим, добывая водяру и корм. 

  Это смерть, Третий Рим, площадями надрывно ревущий,
громоздящий дворцы, что построили наши отцы !
Здесь, устав от трудов, помолившись о хлебе насущном, 
добрый пастырь готовит шашлык из заблудшей овцы. 

1991 год. 

    ..^..






  Груз кармы на весах,
а свет совсем не тут.
Лишь в сердце небеса
свободные цветут.
Далече до весны,
и слезы солоны,
а слуги сатаны
красивы и умны. 

    ..^..






  ИЛЛЮМИНАЦИЯ 

  В ночном окне мелькают пары,
с экрана некто лжет бездушно,
народ, свинея от водяры,
переползает в год грядущий.
Орел моргает двухголовый,
а жизнь горит свечой витою… 

  Был Бог Музыкой, Светом, Словом.
Лишь Слово стало пустотою. 

  Сегодня - празднично до дрожи.
Вино мерцает ледяное,
и снег лежит - нежнее кожи… 

  Побудь, пожалуйста, со мною. 

  Вот елка воткнута в распятье.
Сверкает шар запретным плодом.
Звучит магическим заклятьем:
"Ядрена мать!" и "С Новым Годом!"
Печалью связаны одною
средь шумных праздников народных… 

  Побудь, пожалуйста, со мною
в буддийских отсветах холодных. 

    ..^..






  ЭЛЕГИЯ ОТЪЕЗДА 

  Над скушной толпой - иероглифы "Рыба" и "Мясо".
Листок календарный последний оторван, как чек.
Чуть тлеет Россия. Преступный кончается век.
Обломки души на промерзшем асфальте дымятся. 

  Какой - то маньяк указует холодным перстом
в опухшее небо над гладкой, как шар, головою.
Повыцвело время, пространство свернулось листом
печальной газеты с начальным названием "Двое". 

  Грохочут колесами ставшие близкими дали.
Россия - не дом, а вокзал для случайных марусь,
и пряник разрезанный с сахарной надписью "Русь"
детишки грызут на занюханном этом вокзале. 

  Здесь вечные толки о голоде и недороде.
Грохочут колеса, пространство и сердце дробя.
Ты очень умен, но и черт не дурнее тебя…
Багаж невесом твой, а поезд твой скоро уходит. 

  Теперь при прощаньях прощаются навек, по сути.
Пусть грешник выносит к вагону свой легонький груз.
Россия - не дом, а вокзал для случайных марусь,
но ад никогда никому не откажет в приюте. 

1991 год. 

    ..^..






  
Истлела за окном январская заря.
Откупорен коньяк, а люди января
не любят зла, но и добра не помнят.
И, вспомнив про года, растраченные зря,
как древний таракан в кусочке янтаря,
я замер в тверди освещенных комнат. 

  Мой взгляд остановил вращенье потолка.
Вот легкие шелка, вот гибкая рука
хозяйки милой, что в углу зевает.
Покуда гости их валяли дурака, 
хозяин этот дом построил на века.
Здесь сквознячков случайных не бывает. 

  За шторою Луна - как юбилейный рубль.
Средь взглядов, промеж слов, меж бедрами подруг -
холодные, бездомные потемки.
Приходят времена прощаний и разлук,
но тесная зима стаканы сдвинет в круг
и зазвенит гитарою негромкой. 

  Январская зима - как грудка снегиря.
Откупорен коньяк, и люди января
смеются, их закручивает в омут.
и свечечки коптят, и елочки горят…
Как древний таракан в кусочке янтаря, 
я замер в тверди освещенных комнат. 

    ..^..






  ТАНЕЦ СЛЕЗ 

  Она хохочет, чтобы не заплакать:
вновь на бульваре
танцуя, дворник разгоняет слякоть
с метлою в паре. 

  Заболеть всерьез от потери чувств и утраты грез!
Это танец слез, это танец слез, это танец слез. 

  Она заплачет позже, успокоясь.
К страстям, к концу их
ползет январь, как пригородный поезд, 
и в нем танцуют. 

  Ей пакет конфет и охапку роз Дед Мороз принес
в этот танец слез, в этот танец слез. 

  Негромко к дому мимо спящей липы
спешит Сочельник,
в ночи, смешавшей смех и всхлипы
виолончели. 

  За глухой стеной в темноте сплошной завывает пес.
Это танец слез. 

    ..^..






  
Бредовый гололед. Швыряет дворник сонный
горсть праха из ведра. Едино и равно:
дорожный травматизм и свист зимы картонной.
каленая заря, багровое вино.
Не в силах дочитать последнюю страницу,
я закрываю том под крики воронья,
а в ненадежном льду чернеет полынья -
как темная любовь всех тех, кому за тридцать. 

    ..^..






  Казна пуста. Империя больна.
Ей бредится под музыку Моцарта.
Вино, интриги, тайная война
блондинок и брюнеток, слухи, карты…
И старика бессильная рука
все тянется за долькой апельсина,
снег пудры осыпая с парика
на клавиши дрянного клавесина.
Пыль по углам жилья, и в сердце - пыль.
Плывут в окне огромные снежинки.
Дебют, что осыпается в эндшпиль,
да сверстников прогорклые поминки. 

    ..^..






  Пал горький снег. С двенадцати до двух 
клубится ночь, как чернокрылый дух,
прямые перепутывая линии.
Она щедра, даруя миру - тьму,
влюбленным - койку, вору - Колыму…
А улицы такие длинные. 

  Покоем мертвым тянет от реки.
Кровавы буквы в тексте от Луки,
и клочьями линяет жизнь рутинная.
В ночи, невесел, бродит сатана,
а родина погибелью пьяна,
и улицы такие длинные… 

    ..^..






  ВАДИМУ АНДРЕЕВУ 

    1 

  Ад - фабрика зеркал, и в мире внешнем
есть отблески от плоскостей нездешних:
власть, слава, алчность, мании, пороки
и прочий яркий мусор жизни грешной.
По бедности, в духовном перегибе ль,
немые, замороченные рыбы,
мы бешено к блестящему стремимся -
как щуки, что с блесной глотают гибель. 

2 

  Она блестит боками золотыми,
покуда, задыхаясь запятыми,
пишу я текст для странного концерта
собрату, вопиющему в пустыне.
И крутится судьба магнитной лентой,
и мается душа, полураздета,
и падает во сне моем холодном
февральский дождь над Соротью и Летой. 

   

    ..^..






  Друзья приходят, молоды и седы.
Закусят, выпьют, каждый в свой размер -
и потечет высокая беседа
о вечном. Ну, о бабах, например.
(Набор российских тем возьмем хотя бы.
Их три всего: искусство, власть и бабы.
И молодежь безусая вникает,
как поцелуй в уксус перетекает). 

  И льется дрянь в стаканы ледяные.
Хозяин встал к окну, а там - зима.
Рассматривал подробности ночные…
Внутри прохожих - иней, страхи, тьма.
Он промотал талант свой, о котором
забыл. Долги простили кредиторы.
Но помнит ( лишь на это не положишь )
о женщине, которой не поможешь. 

    ..^..






  ПОЗВОНИ МНЕ ИЗ РАЯ 

1 

  Позвони мне из рая. Контакт оголен,
и по комнатам воют от боли обои.
Причастившись портвейном, грехом опален,
я в прокуренном городе брежу тобою.
Смотрит в небо астролог. А звезд, а планет!…
Улыбаясь, кивает: вывозит кривая!
Жаль, что нас очень мало. Нас, может быть, нет.
Лишь дурак дурака дураком обзывает. 

2 

  Нету в кассах билетов, а в поезде мест.
Нас уже не дождутся Париж и Израиль.
Лишь в безумную темень заблеванных бездн
снег тихонько летит. Позвони мне из рая.
Нету в кассах билетов. Я - в городе сна -
без креста на груди в эти игры играю.
Хоть большая дорога верней, чем жена,
ты мне снишься еще. Позвони мне из рая.
Позвони мне. 
Позвони мне из рая. 

    ..^..






  ЛОКАЛЬНЫЙ ЦВЕТ 

    1 

  Дрожат зеленым дерева -
кривые, пыльные уроды.
Ползет зеленая трава
в жиру садов и огородов.
Юнцов зеленых злая речь, 
затон зеленых глаз порока,
позеленевший медный меч
и зелень знамени пророка… 

    2 

  Ал на стене распятый клоп,
и флаг кровавых революций,
и светофор, твердящий "стоп",
и рты, которые смеются.
В стакане липком ал портвейн,
Как  жизнь, что вытекла из вен. 

    3 

  Желт цвет прославленных имен
властями купленных поэтов,
цвет императорских времен,
пороков, од и эполетов.
Цвет амулета на весах,
и светских шлюх, и шлюх поплоше…
Но одуванчик очень дешев
и мудро желт песок в часах. 

    4 

  Туман в России сер, махров.
Дурак - по - серому безгрешен.
Сер тихий пепел всех костров,
горящих или догоревших.
Я - сер. Семь бед, один ответ.
Пусть, никому не докучая,
в похмельной серости рассвет
хранит прозрачное молчанье,
и тает серая весна
под бормотанье серой сказки. 

  Любите чистые тона
и зря не смешивайте краски. 

    ..^..



  конец ИЗДРАННОГО 

  *** 

далее - дополнение (подборка по принципу хронологии)
из доступных мне отдельных подборок из 
псковского альманаха "Скобари" 
за 2000-2004 годы.
Эти 24 стихотворения вероятно были написаны уже после того, как 
ИЗДРАННОЕ было составлено (А.Т.). 







  ПАСТОРАЛЬ 

Прохлада сада, пчел гудение, 
стихи, сирень в начале дня... 
Зеленый остров Вдохновения, 
ты все еще хранишь меня. 

  За рекою в полях простор, 
за рекой по ночам костер, 
за рекою заря светла
 и тепла как зола. 

  Зеленый мир под синей крышею, 
в твоем песке следы подков. 
Как грусть о давнем и несбывшемся, 
прозрачны лица облаков. 

  Это только начало дня. 
Ничего не хочу менять. 
Я еще упаду в траву. 
Я еще поживу.
      
В той сказке много недосказано. 
Сентябрь смиряет прежний пыл. 
Но, муза лета сероглазая, 
я ничего не позабыл. 

  Свежей, чем в первый день творения, 
распахнут утренним лучам 
зеленый остров Вдохновения -
моя последняя печаль. 

    ..^..






  И правила взрываются в ночи,
и сквозняки свистят острее бритвы.
Будильник в лихорадке. Он стучит, 
сбиваясь с общепринятого ритма. 
Концы, начала и другой гарнир
сознания - оборваны негласно. 
На небосводе, вытертом до дыр, 
дрожит звезда безмолвно и опасно.
Давай допьем. Душа моя больна,
но ад и смерть ее не одолеют. 
Добавь в реальность только каплю сна 
ведь от последней капли не хмелеют. 

    ..^..






  Ангел крест в небесах задевает крылом,
а внизу, где жарища и облако пыли, -
свист автобусов. "Горы Святые, шалом!" 
Я повернут затылком к великой могиле.
Здесь на плиты бросают цветы по пути, 
и обрывки газет ветерок подметает. 
Я повернут. Затылком. И надо идти. 
Пусть насмешливый дух над толпою витает.
В этот знойный, зеленый полуденный час, 
незаметно шагнув из своих измерений, 
он присядет, свободный от тела, меж нас, 
меж случайных прохожих в случайное время. 

    ..^..






  
Ангел крест в небесах задевает крылом,
а внизу, где жарища и облако пыли, -
свист автобусов. "Горы Святые, шалом!" 
Я повернут затылком к великой могиле.
Здесь на плиты бросают цветы по пути, 
и обрывки газет ветерок подметает. 
Я повернут. Затылком. И надо идти. 
Пусть насмешливый дух над толпою витает.
В этот знойный, зеленый полуденный час, 
незаметно шагнув из своих измерений, 
он присядет, свободный от тела, меж нас, 
меж случайных прохожих в случайное время. 

    ..^..






  Черной свечкой сгорает мое поколение.
Как вода, утекают года. 
Тело садом пропахло, в росе по колени я, 
и во мгле завывает звезда.
Это - дао проселков, тоска невесомая, 
пониманье до самого дна. 
И мерцает по-старому Сороть бессонная, 
и, как флейта, она холодна. 

    ..^..






  В запущенном саду, терзая и лаская; 
ночная синева взыскует колдовская. 
Пока ты слышишь ночь и соловьев тирады, 
ползет сырой рассвет цыганом-конокрадом. 
Когда шагнешь в туман, попробуй оглянуться -
тюльпаны, словно гимн, во тьме ночной взметнутся, 
напоминая вновь в тиши полурассвета, 
как подобает жить и умирать поэтам. 

    ..^..






  ПРЕДУТРЕННИЙ ТЕКСТ 

  И похмелье, и смерть, и разрыв, и семья -
всё становится с возрастом легче, друзья. 
Ваш покой нерушим: хоть позор, хоть фавор. 
- Не пошли бы вы на хрен, - и весь разговор. 
Из лекарств остается один алкоголь. 
Слева - вовсе не сердце. Фантомная боль... 

  У соседей сейчас самый сладостный сон... 
Отрешись. Не кивай головой в унисон, 
не ищи человека, как тот, с фонарем, 
не подначивай женщин, не спорь с главарем. 
Денег больше не станет, хоть снится дерьмо. 
Сбрось с измученной шеи хомут иль ярмо. 
С чистой совестью особей ты не встречал, 
хоть они и стремились к Началу Начал. 
Не печалься и стой на своем рубеже, 
иль топчи перекрестки - светает уже.
 

    ..^..






  СМОТРИ ПОД НОГИ 

  Декорации ветхи. Рассыплется в прах позолота, 
мрамор пахнет картоном, и меркнет зеркальный овал. 
Путь не близок. Лишь темень бесшумно ползет по болоту. 
Лишь под ноги смотри. Не гляди на того, кто упал. 
Зритель любит насилье и жаждет кровавой развязки. 
Как надрывно чихает далекий простуженный зал! 
Для практической жизни нужны лишь немногие маски. 
Вниз, под ноги смотри. Не гляди на того, кто упал. 
Ах, Джульетта, твоя изначально пронзительна тема. 
На растленье твое заключают в партере пари. 
Для любви фабрикуют нам кукол из света и тени, 
Разноцветных штампованных Барби... Под ноги смотри. 
В третьем акте любовь облагают огромным налогом, 
в пятом следует смерть. Но и в этом театре теней, 
верь мне, каждая встреча отмечена Господом Богом. 
Верь мне: сцена - трясина, шагай осторожней по ней. 
Лишь под ноги смотри. Все дорожки заранее известны, 
автор вовсе не благ, и сюжета раскинута сеть. 
Грязь, когда ее любят, становится Светом Небесным, 
но для этого нужно, Джульетта, под ноги смотреть.
В триединстве сливаются действие, время и место. 
Зритель хочет кровищи: зря, что ли, билет покупал? 
Не спеши, нам осталось лишь несколько реплик и жестов. 
Безоглядна любовь. Не смотри на того, кто упал. 

    ..^..






   К потной кружке студент прижимается ртом. 
Скользко падает в щель телефонный жетон. 
Входят скопом в игру и выходят гуртом. 
Наказанье - сперва, преступленье - потом. 
Начинающих прибыло в нашем полку. 
Рисковать самым главным вольно дураку. 
Я немало колод открывал на веку. 
Только день для игры дал Господь мотыльку: 
с голой ведьмой лежать - загорать под луной, 
иль торчать до утра в виттенбергской пивной, 
согревая ладонью бокал ледяной, 
иль забавиться наскоро с девкой дрянной. 
Стол, как поле, лежит меж тобою и мной... 

    ..^..






  ОСЕННИЕ НОЖИ триптих 

  1 

  Он хлеб расчленял, он вяз в колбасе и сыре. 
Истертое лезвие было когда-то шире. 
Точили его - ведь в этом секрет успеха. 
Был мягок брусок - ведь гибель ножей не к спеху. 
Хозяйственный нож, он плелся своей колеею. 
И не убивал, под ребра скользнув змеею. 
На кухне текла привычная жизнь. Без форса. 
Он честно служил и вот, наконец, истерся. 
Его ли душе невинной, как ветхий инок, 
валгалла мечей, рапир, палашей да финок? 
И вспомнит ли Бог об этих истертых душах?
Сентябрь наступил, и звезды увяли в лужах. 

  2 

  Сентябрь наступил, обильны плоды земные, 
и мысли ясны, спокойные и дневные. 
Вполне золотой и очень хорошей пробы, 
густеет сентябрь, и празднуют вновь хлеборобы 
Ея Рождество, как принято здесь веками, -
с усильем шурша, нетрезвыми, блин, языками. 
Шуршанье темно и с каждым стаканом глуше. 
Но вспомнит ли Бог об этих истертых душах? 

3 

  Капусту крошил, впивался в свинину рьяно... 
Достраивал дом, детей зачиная спьяну... 
Лучину щепал, срезал кожуру с картошки... 
Навоз загружал, чинил дочерям сапожки... 
Не думал совсем - ведь разум какой в металле? 
Прости им, Господь, истертость и тупость стали. 

    ..^..






   С полусонным полувыражением 
к зеркалу слегка полуприник 
полунедоумок, полуправедник, 
полусталкер, полупроводник. 

  За окном, нагие и озябшие, 
полуоблетали деревца. 
Зеркало, испачканное взглядами, 
полуотражает пол-лица... 

  Соблюдай, собрат, полуспокойствие. 
Полумеры - в меру - не вредны, 
сердце, словно чаша, переполнено, 
и часы минутами полны.
 
Милость Божья всем сполна отмерена. 
Исчерпать ее нельзя никак. 
Скоро ты предстанешь перед Господом 
полным: сталкер, праведник, дурак.
 

    ..^..






То, что слышишь, - не всегда фраза. 
Что открыто - не всегда дверца. 
То, что сверху, - не всегда разум. 
То, что слева, - не всегда сердце. 
Трудолюбие - не знак дара. 
Что разбито - не всегда билось. 
То, что больно, - не всегда кара. 
То, что впору, - не всегда милость. 

    ..^..






  Из Небесного Царства, мне помнится, сумрачный тот, 
кого здесь называют Фомой, провожал до ворот. 
Мне - в то время и в эти места - не хотелось весьма. 
Я рожден под Весами, как скептик апостол Фома. 

  Мой грядущий биограф, стихов изучив материал, 
не найдет чувства меры, которое я потерял,   
как терялись монеты, минуты, ключи и часы...
Может, врал календарь. Может, я. Может, сами Весы. 

  Людоедски хрустел пресловутый российский мороз; 
угасал аромат золотых духовидческих грез,
И под низкое небо, в густые снега, нагишом   
На простор выметало метелью подружек и жен...  

  В самом центре весны я, духовною жаждой томим. 
Телефонная трубка впотьмах мне бормочет: "Аминь".
Есть прекраснее игры в апрельской сквозной высоте. 
Словом, dixi. Я кончил, и чаши Весов в пустоте 
замирают. 

    ..^..






  ЧТО НУЖНО ПОЭТАМ
 
Желать почти что нечего... 

  Звезд - на пути беспутном,
немного водки вечером, 
немного кофе утром. 
Немного неба хмурого 
над хмурою рекою, 
немного хлеба, курева, 
бумаги и покоя, 
да смыслов потуманнее, 
да пару рифм недружных. 
Немного понимания... 

  Любви - совсем не нужно. 

    ..^..






Вот диплом мой и паспорт. Возьми, полистай не спеша. 
Всех живых я живее, и свет мой не сгинет во мраке.
Я не бомж, господа. Говорят, у меня есть душа. 
Я плачу за жилье, состою в профсоюзе и браке. 
В документах указаны имя, и возраст, и пол. 
Без труда в пять минут я любую анкету заполню.   
Снимки предков я в старом альбоме недавно нашел. 
Рассмотрел - с ощущением странным, как будто их помню. 
Я люблю свою землю, и я не уеду в Париж, 
Что бы тут ни случилось. У нас есть надежды и силы. 
У страны есть герои: Добрыня, Мальчиш-Кибальчиш. 
Так что я не безроден. Придется - умру за Россию. 
Мир погряз наш во зле, справедливости нет на земле. 
Но не зря приходили волхвы со святыми дарами.
Я читал, что распяли Христа за меня в том числе.    
Он не русский, но наш. Иногда я бываю и в храме, 
и висит грозноликий, внушающий мужество Спас 
над рабочим столом в нашей тихой, уютной квартире. 
Есть двуглавый орел. Думцы думают думу за нас,    
Господин Президент обещал, что замочит в сортире
всех врагов государства. Пусть жизнь в нем висит на соплях,
мы должны делать дело на совесть и ладить с законом.
Я на службу хожу. Получаю зарплату. В рублях.
Вам охранник покажет мой письменный стол с телефоном.
У меня есть друзья - и, скажу вам, немало друзей, 
стоит номер набрать - обласкают, нальют и накормят,
в этой пятиэтажке когда-нибудь будет музей.
Посмотреть бы - да жалко, без нас это дело оформят.
Так вела колея, так дорога сложилась моя.
Я чирикал в пути, хоть насквозь простудился и вымок.
Есть листы со стихами - считаюсь их автором я.
На журнальных страницах найдешь мое имя и снимок.
Опекают меня. А могли б, например, посадить.
Все сложилось о'кей на пути моем мягко-пологом.
Но - при этаком счастье - боюсь, не смогу подтвердить
своего бытия после смерти пред Господом Богом.
 

    ..^..






Вадиму Андрееву 

  Славить Господа мне не по чину.
Все цветочки мои отцвели.
Я - лишь прах, я замерзшая глина
истощенной латгальской земли.
Отстегнул кой-какие поблажки
мне на время небесный общак.
Я шатаюсь от первой затяжки
Натощак, натощак, натощак.
Жили, верили, врали, винились...
Наши дети отцов переврут.
Все пути мои переменились,
лишь у "двойки" все тот же маршрут,
В головах наших та же баланда,
ту же почту несет почтальон ...
Ласки женские пахнут лавандой.
Так же пахнет дешевый лосьон. 

    ..^..






  ПОДРУЖКА ОСЕНЬ 

  Входит в город, вороша 
листьев кучи и охапки, 
так свежа и хороша -
даже башни сняли шапки. 
Флиртовал, бывало, всласть, 
а теперь сентябрь противен. 
Одноактна с нею страсть, 
слишком дождь хрестоматиен. 
Я сегодня не удел. 
Скоро кончилась пирушка, 
и лобок мой поседел, 
вечно юная подружка. 
Я валяю дурака, 
я рискую от бессилья. 
Станционная тоска, 
листопадная Россия... 
Я шагаю по дерьму. 
Все равно мне и забавно. 
В гору легче одному, 
а теперь, с горы, - подавно. 
И ведет меня стезя 
беспристрастно и несложно. 
Полюбить ее нельзя, 
отвернуться - невозможно... 

    ..^..






ЧИТАТЕЛЬНИЦЫ ЗВЕЗД 

  Под небом неприкаянной свободы, 
песок глотая алчущими ртами, 
тяжелые и выпуклые воды 
колышутся бессонно под мостами, 
и строчки звезд рассыпаны во мраке 
огромною весной неутоленной... 
Кто грамотней читает эти знаки? 
Астролог? Воин? Женщина? Влюбленный? 
Мы смотрим в текст с решимостью холодной. 
Предпочитая лирике шарады, 
разводим, словно спирт с водопроводной, 
свои полупризнанья с полной правдой.
Я падал глубоко, но не навеки,    
парил душой на уровне скворечни. 
Я плачу не о миге, не о веке, 
не о любви, забавной и поспешной, -
о вас, менявших лица и наряды. 
Храни вас Бог, платившие ценою 
доподлинной за ласки, шутки, взгляды, 
делившие безумие со мною... 

    ..^..






Вздорожали и время, и вера, и хлеб.
Сентябрю весь мой опыт под стать.      
Понапрасну открыла ты Книгу Судеб -
лучше б ты не умела читать.
Улыбнись, мы оставили мир в дураках.
Наши танцы навзрыд хороши.
На ногах лапотки, кастаньеты в руках...
Так пляши - не читай, не пиши.
Точных сроков никак не узнаешь из книг.
Если ляжешь со мною - опять
мне приснится под утро мой собственный крик.
Лучше б ты не умела летать. 

    ..^..






ЖИДКОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ 

  Дрожь дождя за окном, по асфальту поток, 
города воскресеньем больны.
В тучах теплится ржавый намёк на восток,
и пузырятся дрожжи весны.
Продолжая с субботы пустой разговор,
слишком жидкое время цедя,
воскресенье ползёт из подъезда во двор
под незрячие очи дождя,
и небесную воду впитает песок,
и закончится эта весна,
и душа моя выпросит неба кусок,    
побираясь в развалинах сна. 

    ..^..






  РЯДОМ С ГРОЗОЮ. триптих 

  1 

  В городах, мной любимых (а память
сотни разных историй хранит),
в золоченых глубинах полудня
цепь весенних соблазнов звенит.
Не разыскивай в хламе былого,
отдаленным не верь голосам...
Облака над домами влачатся
и прибиты кресты к небесам. 

  2 

  Позолоченной мутью клубится
слишком долгий, измученный день.
Он поник на распутье устало,
и, пока искривляется тень,
не сумеет игрок отыграться.
Пыль над площадью станет кружить…...
Разведи костерок на ладони,
чтоб еще одну ночь пережить.
Пусть в ночи ни звезды, ни окошка,
но легко, как рыбешка к крючку,
вздох свечи, самый слабый, последний, 
невзначай прикоснется к зрачку. 

  3 

  Все ли свечи дотла отсияли?
Вся ль на вкус наша водка горчит?
А навстречу, из мглы первозданной,
тень намеком на тополь торчит.
Винных лавок бессонная скука,
где на ценниках пухнут нули,
и гроза, как дворовая сука,
на цепи завывает вдали. 

    ..^..






  Я вырос под байки
героев войны и труда.
Как легкие чайки,
мои пролетели года.
Мои погасились
негромкие миру долги,
мои износились
железные - вдрызг! - сапоги.
Похмелье не ранит,
мы только храним статус-кво.
Судьба не обманет,
мы просто хотим не того. 

    ..^..






  Темнеет роща,
видима едва.
Мягка на ощупь
ночи синева,
и дом окутан
теплой и живой
новозаветной 
этой синевой.
Струятся воды.
Мир природы прост.
Дай рюмке отдых,
слушай шепот звезд.
Речушки норма,
логика куста 
точнее формул
Будды и Христа.
И не мешает воссоединить
ту нить, где рядом 
"нет" и "может быть". 

    ..^..






  НЕУВЕРЕННЫЙ ДОЖДЬ 

  Ушла только юность. Она не воротится.
Под низким октябрьским небом все то ж:
прохожий спешит, а асфальт не торопится,
и тихо шуршит неуверенный дождь. 

  Теперь мои двери не всем открываются.
С особой тоскою я чувствую ложь,
когда параллельные пересекаются
и тихо шуршит неуверенный дождь. 

  *** 

  
файл подготовил Артем Тасалов. 21.03.05 


    ..^..