Бенедикт Ливщиц

Болотная медуза

51. ДНИ ТВОРЕНИЯ

О, первый проблеск небосклона.

Балтийский ветр из-за угла,—

И свежей улицы стрела

Впивается в Пигмалиона!

Речная водоросль иль прах

Перворожденной перспективы?

Но имя — камень, и счастливый

Творец мечтает о дарах:

Не легкомысленный Пиновий

Создаст торжественный устав—

Смирит разбег болотной крови

Кумиродел и папский граф.

Чудовищный италианец,

Он может всё—и прав Лефорт:

Тупой подошвой будет стерт

Последних вихрей низкий танец.

Чертеж заморского грыдира,

Наклон державного жезла —

И плоть медузы облекла

Тяжеловесная порфира.

1914

52. СЕГОДНЯ

А если судорог медузы,

Зажатой в царственной руке,

Слабее каменные узы,

Почиющие на реке?

И ты, вершитель, не насытить

Туман цветами чугуна —

Дремотный дым, болотный китеж,

С балтийского подъятый дна?

Лети, лети на темном звере,

Наездник с бешеным лицом:

Уже вскипает левый берег

Зимнедворцовым багрецом.

И вопль медузы—над тобою:

Из паволоки синевы

За петропавловской пальбою

Сердцебиение Невы.

16 июня 1914

53. ФОНТАНКА

Асфальтовая дрожь и пена

Под мостом — двести лет назад

Ты, по-змеиному надменна,

Вползла в новорожденный град.

И днесь не могут коноводы

Сдержать ужаленных коней:

Твои мучительные воды

Звериных мускулов сильней.

Что — венетийское потомство

И трубачей фронтонных ложь,

Когда, как хрия вероломства,

Ты от дворцов переползешь

Под плоскогорьем Клодта Невский

И сквозь рябые черныши

Дотянешься, как Достоевский,

До дна простуженной души?..

54..ИСААКИЕВСКИЙ СОБОР

Золотосердой -— в наше лоно

Несеверные семена!—

Из Монферронова бутона

Ты чуждым чудом взращена.

И к сердцу каждого потира

Забывший время златолей

Уводит царственное мирро

Твоих незыблемых стеблей.

Но суета: врата заката

Спешит открыть садовник твой,

И ты средь площади распята

На беспощадной мостовой.

Не для того ль седая дельта

Влечет Петра в балтийский сон,

Чтоб цветоносный мрамор кельта

Был в диком камне отражен?

И в час, когда в заневских тонях

Истают всадник и утес,

Подъял бы взор тевтонский конюх

На чудо лютецийских роз?

1914

55. КАЗАНСКИЙ СОБОР

И полукруг, и крест латинский,

И своенравна римский сон

Ты перерос по-исполински —

Удвоенной дугой колонн.

И вздыбленной клавиатуре

Удары звезд и лет копыт

Равны, когда вдыхатель бури

Жемчужным воздухом не сыт.

В потоке легком небоската

Ты луч отвергнешь ли один,

Коль зодчий тратил, точно злато,

Гиперборейский травертин?

Не тленным камнем — светопада

Опоясался ты кольцом,

И куполу дана отрада

Стоять Колумбовым яйцом.

1914

56. ДВОРЦОВАЯ ПЛОЩАДЬ

Копыта в воздухе, и свод

Пунцовокаменной гортани,

И роковой огневорот

Закатом опоенных зданий:

Должны из царства багреца

Извергнутые чужестранцы

Бежать от пламени дворца,

Как черные протуберанцы.

Не цвет медузиной груди,

Но сердце, хлещущее кровью,

Лежит на круглой площади:

Да не осудят участь вдовью.

И кто же, русский, не поймет,

Какое сердце в сером теле,

Когда столпа державный взлет —

Лишь ось жестокой карусели?

Лишь ропоты твои, Нева,

Как отплеск, радующий слабо,

Лелеет гордая вдова

Под куполом бескровным Штаба:

Заутра бросится гонец

В сирень морскую, в серый вырез,.

И расцветает наконец

Златой адмиралтейский ирис.

1915

57. АДМИРАЛТЕЙСТВО

«Благословение даю вам...»

Простерши узкие крыла,

Откинув голову, ты клювом

Златым за тучу отошла.

И — вековое фарисейство!—

Под вялый плеск речной волны

К земле крыла Адмиралтейства

Штандартами пригвождены.

Но кто хранит в гнезде стеклянном

Скорлупу малого яйца,

Издалека следя за рьяным

Плесканьем каждого птенца?

И если ты не здесь, на бреге,—

Над Балтикою замерла.

Кто остановит в легком беге

Птенцов безумных вымпела?..

1914

58. АДМИРАЛТЕЙСТВО

Речным потворствуя просторам,

Окликнут с двух концов Невой,

Не мог не быть и стал жонглером

И фокусником зодчий твой.

Угасшей истины обида

В рустах глубоко залегла:

Уже наперекор Эвклида

Твои расправлены крыла,

И два равнопрекрасных шара

Слепой оспаривают куб,

Да гении по-птичьи яро

Блюдут наличника уступ.

И разве посягнет лунатик

Иль пятый в облаке солдат

Но воинохранимый аттик.

Навеки внедренный в закат,

Когда вдали, где зреет пена,

Где снов Петровых колыбель.

Единственна и неизменна

Иглы арктическая цель?

2 ноября 1917

С- Демиевка

59. БИРЖА

Здесь логосом и паевою пылью

Вершится торг. и. весом заклеймен,

Трезубый жезл невыносимой былью

Терзается средь чисел и имен.

Как плоть в Аиде, робок скиптр Нептунов

И легче тени тяжкий призрак стен,

Где некий ветр, едва заметно дунув,

Подъемлет волны судорожных цен.

Ужель не жалко, что в табачной сини

Не светятся червонцы никогда?

Не дремлют—равнодушные рабыни—

У круглых спусков грузные суда?

Иль вымысел—диковинный и острый

Заморский запах, зов иной судьбы?

Жаровни на треножниках, и ростры,

Рассекшие пурпурные столбы?

И целый век жемчужные шеренги,

Как мертвецов, обходит аквилон,

Чтоб утешался мстительный Гваренги

Слоновьим горем пестумских колонн?..

6 января 1915

60. ЛЕТНИЙ САД

Еще, двусмысленная суша,

Ты памятуешь пены спад

И глос Петра: «Сия Венуша

Да наречется Летний сад».

Полдневных пленниц мусикия

Тебе воистину чужда:

Недаром песни не такие

Вокруг тебя поет вода,

И в каждом ветре, с водной воли

Врывающемся в гущу лип,

Ты жадно ловишь привкус соли

И отсырелой мачты скрип!

Средь полнощеких и кургузых

Эротов и спокойных муз—

В нерасторжимых ропщет узах

Душа, не вопящая уз.

Как будто днесь не стала ясной

И меньших помыслов тщета,

И вызов кинут не напрасно

Устами каждого щита!

1915

61. ДОЖДЬ В ЛЕТНЕМ САДУ

О, как немного надо влаги,

Одной лишь речи дождевой,

Чтоб мечущийся в саркофаге

Опять услышать голос твой!

Мы легковерно ищем мира,

Низвергнув царствие твое,

И в связке дикторской секира

Утоплена по острие.

Но плеск — и ты в гранитном склепе

Шевелишься, и снова нов

Твой плен, и сестры всё свирепей

Вопят с Персеевых щитов:

Ничто, ничто внутрирубежный,

Двухвековой — ничто — союз!

И полон сад левобережный

Мятежным временем медуз.

1915

62. РЕШЕТКА КАЗАНСКОГО СОБОРА

Уйдя от ясных аллегорий

И недомолвок чугуна,

На хитром виноградосборе

Ты осторожна и скромна.

В зародыше зажатый туго,

Смиренен змий, и замысл прост:

По равным радиусам круга

Внизу сбирать за гроздом грозд;

При каждом веточном уклоне

Лукавый сдавливать росток,

Да всходит на змеином лоне

Цветка внезапный завиток.

А к вечеру—призыв небесный,

И циркуля последний взмах,

И ты на молнии отвесной

Недавний покидаешь прах,

Где суемудрого барокко

Увертливый не встанет змий,

Когда промчишься ты высоко

Над фугой бешеных острий,

И января 1915

63. НЕВА

Вольнолюбивая, доныне

Ты исповедуешь одну

И ту же истину, рабыней

В двухвековом не став плену.

Пусть нерушимые граниты

Твои сковали берега,

Но кони яростные взвиты

Туда, где полночь и пурга.

Пусть не забывший о героях

И всех коней наперечет

Запомнивший ответит, что их

В стремнину темную влечет?

Иль эти мчащиеся, всуе

Несбыточным соблазнены,

Умрут, как Петр, от поцелуя

Твоей предательской волны?

1916

64. НЕВА

О, как не внять зловествованиго

Невы, когда, преодолев

Себя и гневы младших Нев,

Истощена вседневной данью,

Она, природе вопреки,

Во тьме свершая путь попятный,

Неистовство глухой тоски

Влагает в плеск лицеприятный —

И словооборот Невы

Едва скрывает воплощенье

Ее последнего реченья

В речной глагол Иеговы.

1916

65. МАРСОВО ПОЛЕ

Не прозорливец окаймил

Канавами и пыльной грустью

Твое, река народных сил,

Уже торжественное устье.

Воздеты кони но дыбы,

И знают стройные дружины,

Что равен голосу судьбы

Единый выкрик петушиный.

О, только поворот и зов—

И лягут лат и шлемов блески

На чашу мировых весов,

Как золотые разновески!

Но между каменных громад

И садом мраморных изгнанниц

Суровый плац—презренный клад,

А князь Суворов — чужестранец.

1914

66. АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ ТЕАТР

Когда минуешь летаргию

Благонамеренной стены,

Где латник угнетает выю

Ничтожествующей страны.

И северная Клеопатра

Уже на Невском,—как светло

Александрийского театра

Тебе откроется чело!

Но у подъезда глянет хмуро,

Настороженна и глуха,

Сырая площадь, как цезура

Александрийского стиха.

Быть может, память о набеге

Вчерашней творческой волны

Почиет в ревностном ковчеге

Себялюбивой тишины.

И в черном сердце — вдохновенье,

И рост мятущейся реки,

И страшное прикосновенье

Прозрачной музиной руки,—

На тысячеголосом стогне

Камнеподобная мечта,

И ни одно звено не дрогнет

По-римски строгого хребта.

1 января 1915

67. НАБЕРЕЖНАЯ

Кто здесь плотник, Петр или Иосиф,

Поздно было спрашивать, когда,

Якоря у набережной бросив,

Стали истомленные суда.

Как твоим, петровский сорожденец,

Куполам не надо звонаря,

Так полуулыбкой — невских пленниц

Держит двуединая заря.

Кораблестроитель черноокий —

Крепче клятв завязаны узлы!—

Знал: река не перестанет в доки

Подплывать тюленями смолы,

Но всегда отыщет меж судами

Знак медузы утлый рыболов:

В розовато-черном Саардаме

Золотые гроздья куполов.

1915

68. НОВАЯ ГОЛЛАНДИЯ

И молнии Петровой дрожи,

И тросы напряженных рук,

И в остро пахнущей рогоже

О землю шлепнувшийся тюк

Заморские почуяв грузы

И тропиками охмелев,

Как раскрывался у медузы

Новоголландской арки зев!

 Но слишком беглы очерк суден

 И чужеземных флагов шелк:

 Пред всей страною безрассуден

 Петром оставленный ей долг.

 Окно в Европу? Проработав

 Свой скудный век, ты заперто.

 И въезд торжественный Ламотов —

 Провал, ведущий нос в ничто!

 Кому ж грозить возмездьем скорым

 И отверзать кому врата,

 Коль торг идет родным простором

 И светлым именем Христа?

 (1917-1918)

 69. ВТОРОНАСЕЛЬНИКИ

 Гляди в упор, куда велят

 Шпили, и купола, и стрелы;

 Вверху не призрак оробелый,

 Но дух чудовищный заклят!

 Суоми омертвелый стяг

 Не он ли вздул враждой старинной

 И злобный облак над низиной

 Так вызывающе напряг?

 А ты—орлиную ли власть

 Приносишь нам в гнездо Петрово,

 Чтоб неотступно и сурово

 Могли мы каждый камень класть?

 И, медным преданы следам,

 Насельники болотной гнили,

 Мы, как в чистилище, вступили

 В сей заповедный Саардам.

 (1917-1918>

 Где замысел водный Леблонов

 Доныне и жив, и не жив,

 Я знаю, ни камня не тронув,

 Пройдете вы вдоль перспектив.

 И не принесет нам обузы

 Ваш ясный и тихий приход,

 И сверстницы северной музы

 Для вас поведут хоровод.

 Все те же—слова о величьи,

 И первоначальный размах

 Речного овала, и птичьи

 Распятья на спящих домах-

 Лишь там неизбывные узы

 Незримо на воды легли,

 Да смертные вопли медузы

 Взывают из мутной дали.

 Любимая, до рукояти

 Мечи увязают в груди,

 Но нет милосердней заклятий,

 Чем это — в туман — пропади!..

 (1917-1918)

 71. УЗОР ЧУГУННЫЙ

 Пусть бодрствует, суров и грузен,

 Правительствующий Сенат,

 И на далекий плеск медузин

 Взлетает конь, без крыл крылат—

 В кругу смыкающихся копий,

 Острий мятежных чугуна,

 Уж проступают злобой топи

 Отравленные письмена...

 Но горе! Сдавленный оградой

 И падая в твоем саду.

 В чугунной грозди винограда

 Я даже яда не найду-

 71. ПОД УКЛОН

 Только ввериться пыланыо,

 Только знать: в заречный час

 Движимое невской дланью

 Рдеет зарево — о нас,

 И тогда не город синий —

 Вся любовь наречена,

 Да в двусмысленном кармине

 Тонут наши имена.

 Вправду ль зодчий непреклонный

 Воздвигал речную пыль,

 И не вымысл — бастионы

 И трезиниевский шпиль?

 Разве можно так утончить

 Этот дымный вертоград?

 Надо как-нибудь окончить

 Нерешительный закат!

 Иль растратившему имя

 В междуцарствие зари

 Было знаками речными

 Предначертано: умри?

 19 января 1915

 73. РАЗЪЕЗД

 Цветов условных суета,

 Неверных вееров мованья,

 Но мрамор львиного щита

 Красноречивей расставанья:

 Уже касаются персты

 Росы ночного винограда,

 На занавеси маскарада

 Лукавый очерк темноты.

 А там — из синевы Невы

 Не вырастет ли знак прощальный?.

 Свободной лапой злые львы

 Хватают дым фаты фатапьиой.

 74. ЗАКАТ У ДВОРЦОВОГО МОСТА

 И треугольник птичьей стаи,

 И небосклона блеклый прах-

 Искусный фокус Хокусаи,

 Изобличенный в облаках,

 А душу водную волнуя —

 Какая пламенная сыть!—

 Из солнечного златоструя

 Мы не торопимся уплыть.

 Не веря сами, что добыто

 Такое счастье над Невой

 И не раздавит нас копыто

 На набережной роковой.

 75. ПАВЛОВСК

 Во цвель прудов ползут откосы,

 А в портики — аквамарин,

 Иль плещется плащом курносый

 Выпуклолобый паладин?..

 О. как решительно и туго

 Завязан каждый из узлов

 В твоем саду, воитель круга

 И дон-кишот прямых углов!

 Еще уходит по ранжиру

 Суконный бант на париках,

 А ты стремишь свою порфиру

 В сырую даль, в зеленый прах,—

 Из Розового павильона,

 Где слезы женские — вода,

 Следить, сошла ли с небосклона

 Твоя мальтийская звезда.

 И царедворцы верят фавну,

 Клевещущему в лоно звезд,

 Что прадеду неравен правнук,

 По гроб избравший белый крест.

 76. КУОККАЛА

 Розы в шелковом бульоне:

 В шелк лазоревый раскрыт

 Строй кабин на желтом лоне -

 Раковины афродит.

 Кто, не ведающий зною,

 Золотой не выпьет грог,

 Если рыжею слюною

 Брызжет танговый бульдог?

 Кляксу, ставшую кометой,—

 Песья пляска! теннис клякс!—

 Ловит канотье-ракетой

 Ландышевый англосакс.

 Кипень пены, стручья лодок,

 Змеи солнечных рапир—

 И наводит в воду кодак

 Оплывающий сатир.

 Только ты с улыбкой детской,

 Став на знойную корму,

 Ищешь веер Сестрорецка

 В светло-бронзовом дыму.

 77. КОНЦОВКА

 Сколько званых и незваных,

 Не мечтавших ни о чем,

 Здесь, плечо к плечу, в туманах

 Медным схвачено плащом!

 Пришлецов хранитель стойкий

 Дозирает в дождеве:

 Полюбивший стрелы Мойки

 Примет гибель на Неве...

 Город всадников летящих.

 Город ангелов, трубящих

 В дым заречный, в млечный свет,

 Ты ль пленишь в стекло монокля,

 Тяжкой лысиною проклят

 И румянцем не согрет?..

 18 ноября 1915

 78. ПРОРОЧЕСТВО

 Когда тебя петлей смертельной

 Рубеж последний захлестнет

 И речью нечленораздельной

 Своих первоначальных вод

 Ты воззовешь, в бреду жестоком

 Лишь мудрость детства восприяв,

 Что невозможно быть востоком,

 Навеки запад потеряв,—

 Тебе ответят рев звериный,

 Шуршанье трав и камней рык.

 И обретут уста единый

 России подлинный язык,

 Что дивным встретится испугом,

 Как весть о новобытии,

 И там, где над проклятым Бугом

 Свистят осинники твои.

 (1918)

Высказаться?