Бенедикт Ливщиц

Стихотворения разных лет

 
 
 
 
 123. ОТВЕРЖЕННЫЙ
 
 Для всех раскрылась зеленая библия,
 Зеленая книга весны,—
 А я не знаю... не знаю. погиб ли я,
 Иль это лишь призрак, лишь сны...
 Синеет небо сквозь зыбкие листики...
 Простор... суета... голоса...
 А я опутан лианами мистики,
 Чужда мне дневная краса...
 В сверкающем солнце страшное
 чудится,
 Мне выжжет глаза синева,
 И в злом просторе утонут,
 заблудятся
 Рожденные смертью слова.
 Фальшивый звук средь согласной
 певучести,
 Тень смерти на празднике всех.
 Порочный, далекий от общей участи,
 Я проклял веселье и смех...
 Погибший, я жажду всеобщей гибели,
 И к смерти—молитва моя:
 «Румяные лица той краской выбели,
 Которой отмечен лишь я!»
 И только на миг, когда укоризненно
 Из прошлого кто-то глядит,
 Поблекшие губы шепчут безжизненно
 (А сердце не верит и спит):
 «О, если бы в час торжества
 несказанного
 Весна пощадила меня'.
 О, если 6 начать было можно мне
 заново
 Великую оргию дня!»
 
 1909
 
 124. ОБРЕЧЕННЫЕ
 
 Ты слышишь? звон!.. ползут... хоронят.
 Мелькают факелы и креп...
 О, как согласно нами понят
 Призыв, проникший в наш вертеп!..
 
 Ты медлишь? Ты? Опомнись: разве
 Не мне с тобою эта песнь?
 Иль я в твоей смертельной язве
 Не разглядел свою болезнь?
 
 Иль, овладев твоею кровью.
 Тебя пьянит надежда, весть?
 Иль грозной смерти лепту вдовью
 Ты не осмелишься принесть?..
 
 О, нет—мучительным недугом
 Мы обо ей обречены,
 И ни обманам, ни испугам
 Нет места в царстве тишины.
 
 Но губ твоих, покрытых сыпью,
 Не хочет мой предсмертный взгляд-
 Туши ж огонь. Теперь я выпью
 Едва не выплеснутый яд...
 
 ...Как ты прекрасна, Беатриче!
 Как я люблю!.. Как вновь и вновь
 Хочу в молитве, в песне, в кличе
 Тебе отдать свою любовь!
 
 Плывут и гаснут ожерелья,
 Венки из ярких, странных звезд...
 Нас ждут на празднике веселья,
 Нас, беглецов из черных гнезд.
 
 Упал бокал!.. На что он, если
 На миг забыться мы могли
 И в этот миг для нас воскресли
 Больные радости земли?
 
 Вдвоем, бежав урочной жатвы,
 Мы, жизнь, к тебе—топчи, язви:
 Твои рабы исполнят клятвы
 Еще неслыханной любви!
 
 <1910>
 
 125. LE MIRACLE DES ROSES
 
 О легкие розы, кто к нам
 Бросает вас в сон дневной?
 — Октябрь прислонился к окнам
 Широкой серой спиной..-
 
 Мы знаем: вы ниоткуда!
 Мы знаем: вы от Христа!
 ~ Крылатые розы чуда
 Горят, как его уста...
 
 Уста неземные, к ним бы
 Прильнуть, Любимый Жених!..
 — И вот расцветают нимбы,
 И Он — меж невест своих...
 
 О сестры, сегодня каждой
 Дано потерять Христа!
 — И каждая с грешной жаждой
 Целует его в уста,
 
 1910
 
 126. У ВЕЧЕРНЕГО ОКНА
 
 Безрадостным сумеречным пеплом
 Осыпана комната твоя.
 Вакханка, накинувшая пеплум,
 Ты лжешь, призывая и тая.
 
 Последнего слова не докончив,
 Вечернего счастья не раскрыв,
 Грустишь,—и загадочно уклончив—
 Не знаю—отказ или призыв...
 
 Молчишь. Отвернулась, Ты сердита?
 Ах. нет! выпрямляешься, дразня:
 
 Все тело почти гермафродита
 В конвульсиях серого огня.
 
 И снова безжизненно поникла,
 Как лилия на сказочной реке...
 Восторги изысканного цикла!
 Красивые замки... на песке!
 
 <1911>
 
 127. БЫК
 
 Отбежали... Вышел чинно.
 Жмешь мне руку, не любя:
 Сколько розовых снежинок
 На ладони у тебя!
 
 Те четыре—словно крысы.
 Вот и красный. Ждет с копьем,
 Есть еще! Ну что же, высыпь...
 Дальний запах раны пьем.
 
 Это в шутку, иль опасно?
 Замирают веера...
 Он за красным! Он за красным!
 Браво, браво, браво, бра...
 
 А!..
 
 1913
 
 128. СКОРПИОНОВО РОНДО
 
 Не вея ветром, в часе золотом
 Родиться князем изумрудных рифов
 Иль псалмопевцем, в чьем венке простом
 Не роза—нет!—но перья мертвых грифов,
 
 Еще трепещущие от истом.
 Раздвинув куст, увидев за кустом
 Недвижный рай и кончив труд сизифов.
 Уснуть навеки, ни одним листом
 Не вея...
 
 О, мудрость ранняя в саду пустом!
 О, ветр Гилей, вдохновитель скифов!
 О, веер каменный, о, тлен лекифов!
 Забудусь ли, забуду ли о том,
 Что говорю, безумный хризостом.
 Неве я?
 
 1914
 
 129. СТЕПНОЙ ЗНАК
 
 И снова—четырехконечный—
 Невеста неневестных звезд,
 О Русь, приемлешь ты заплечный
 Степных широт суровый крест.
 
 И снова в поле, польском поле,
 Возведена на пламена,
 Сокровищница тайной воли
 И четырех ветров страна.
 
 Ты видишь: на зверином стержне
 Вращающийся небосвод?
 Ты слышишь, слышишь: безудержней
 Плескания балтийских вод?
 
 Не на Царьград и не на Вавель -
 Но Торн ведет твой торный путь:
 В болотный мох, в лесную завяль
 Тебе ли плеч не окунуть?
 
 И не тебя ль, на диком взъезде,
 Прошедшую свинцеворот
 Бичей, и вихрей, и созвездий,
 Десница всадника влечет?
 
 В закат, где плещет плащаница
 Тебе завещанных зыбей,
 Где легче слова водрузится
 Суровый знак степных скорбей?
 
 23 ноября 1914
 
 130. ВСТУПЛЕНИЕ
 
 Когда бы бриттом или галлом
 Мне объявиться на Неве,
 Спокойно бы по всем кварталом
 Бродил я с кольтом в рукаве.
 
 Но не один лишь облак синий,—
 На мутное упавши дно,
 Шпилем стремительным Трезини
 Пронзил мне сердце заодно.
 
 И днесь, когда пятиугольный
 У льва из лапы выбит щит,
 Твоих скорбей участник вольный
 С тобою казни предстоит.
 
 Не удержать в раскрытом горле
 Распятой птицы смертный крик,
 Не отвечать на клекот орлий
 Иною речью, чем привык.
 
 В угаре тяжком пьяных стогнов.
 С безумной жизнию вразлад,
 Пред чернию пою, не дрогнув,
 Императорский Петроград.
 
 1918
 
 131
 
 Все тем же величавым ладом
 Свои струи ведет Нева,
 Все тем же легким веет хладом
 Кронштадтский ветр на острова,
 
 Все так же сладостна дремота
 Пресветлой ночи — и гранит,
 Неуязвимый, не хранит
 И признака переворота.
 
 И, все еще возглавлена
 Моей Медузою, доныне
 Ея взыскует благостыни
 На смертном гноище страна.
 
 Как будто эта над Невою
 Не всуе замершая длань
 Плеснет отсель водой живою
 И медный глас раздастся: встань!
 
 1918
 
 132
 
 Я знаю: в мировом провале,
 Где управляет устный меч,
 Мои стихи существовали
 Не как моя — как Божья речь.
 
 Теперь они в земных наречьях
 Заточены, и силюсь я
 Воспоминанием извлечь их
 Из бездны инобытия.
 
 Пою с травой и с ветром вою,
 Одним желанием греша:
 Найти хоть звук. где с мировою
 Душой слита моя душа.
 
 1919
 
 133
 
 Он мне сказал: «В начале было Слово...»
 И только я посмел помыслить; «чье?»,
 Как устный меч отсек от мирового
 Сознания — сознание мое.
 
 И вот—земля, в ее зеленоватом,
 Как издали казалось мне, дыму,
 Откуда я на тех, кто был мне братом,
 Невидящих очей не подыму.
 
 Как мне дано, живу, пою по слуху,
 Но и забывши прежнюю звезду,
 К Отцу, и Сыну, и Святому Духу
 Я вне земного времени иду.
 
 Декабрь 1919
 
 134
 
 Не обо мне Екклезиаст
 И озаренные пророки
 Вам поклялись,—и не обдаст,
 Когда окончатся все сроки,
 
 Меня ни хлад небытия,
 Ни мрак небесныя пустыни:
 Пред Господом предстану я
 Таким, как жил, каков я ныне.
 
 Расторгнув круг семи планет,
 Куда от века был я вброшен,
 Не о делах моих, о нет,
 Я буду в оный час допрошен.
 
 Но в совершенной тишине
 Первоначального эфира,
 В прамусикийском слиты сне,
 Мимо пройдут все лиры мира.
 
 И если я свой дольний стих
 Всегда слагал во славу Божью,
 Не опорочив уст моих
 Люциферическою ложью,—
 
 На страшном для меня суде,
 Приближен к лирному Синаю,
 В богоявленной череде
 Я пиру милую узнаю.
 
 Но если в мире я нашел
 И пел лишь хаос разделенья,
 Одни разрозненные звенья
 Да праздных радуг произвол,—
 
 К немотствующему туману
 Вотще я слухом стану льнуть
 И, отрешен от лиры, кану
 В прамусикийский Млечный Путь.
 
 1919
 
 135
 
 Нет, ты не младшая сестра
 Двух русских муз первосвященных,
 Сошедшая на брег Днепра
 Для песен боговдохновенных,—
 
 И вас не три, как думал я,
 Пока, исполнена земного,
 В потоке музыки и слова
 Не вознеслась душа моя,—
 
 Но, дольней далека обузы
 И в солнце звука облачась,
 Ты триединой русской музы
 Являешь третью ипостась.
 
 1919
 
 136
 
 И, медленно ослабив привязь,
 Томясь в береговой тиши
 И ветру боле не противясь,
 Уже зовет корабль души,
 
 Его попутное наитье
 Торопит жданный час отплытья,
 И. страстью окрылен и пьян,
 В ся стремится океан.
 
 Предощущениями неги
 Неизъяснимо вдохновлен,
 Забыв едва избытый плен,
 О новом не ревнуя бреге,
 
 Летит—и кто же посягнет
 На дерзостный его полет?
 
 1920
 
 137
 
 Уже непонятны становятся мне голоса
 Моих современников. Крови все глуше удары
 Под толщею слова. Чуть-чуть накренить
 небеса —
 И ты переплещешься в рокот гавайской гитары.
 
 Ты сумеречной изойдешь воркотней голубей
 И доже ко мне постучишься угодливой сводней,
 Но я ничего, ничего не узнаю в тебе.
 Что было недавно и громом и славой господней.
 
 И, выпав из времени, заживо окостенев
 Над полем чужим, где не мне суждено
 потрудиться,
 Ты пугалом птичьим раскроешь свой
 высохший зев.
 Последняя памяти тяжеловесной зарница...
 
 Чуть-чуть накренить эти близкие к нам небеса,
 И целого мира сейчас обнажатся устои.
 Но как заглушу я чудовищных звезд голоса
 И воем гитары заполню пространство пустое?
 
 Нет, музыки сфер мы не в силах ничем