Бенедикт Ливщиц

Волчье солнце

 
 
 
 
 23. ПЬЯНИТЕЛЬ РАЯ
 
 Пьянитель рая, к легким светом
 Я восхожу на мягкий луг
 Уже тоскующим поэтом
 Последней из моих подруг.
 
 И, дольней песнию томимы,
 Облокотясь на облака,
 Фарфоровые херувимы
 Во сне качаются слегка,—
 
 И, в сновиденьях замирая,
 Вдыхают заозерный мед
 И голубые розы рая,
 И голубь розовых высот.
 
 А я пою и кровь, и кремни,
 И вечно-женственный гашиш,
 Пока не вступит мой преемник,
 Раздвинув золотой камыш.
 
 1911
 
 24. ВОЗВРАТ
 
 Едва навеянный Евтерпе,
 Изваивая облака,
 Из вай, вечерний златочерпий,
 Ты тронешь стебли тростника
 
 О золотом закате пены,
 Приречном посреди стрекоз,
 На бледный луг, тобой забвенный
 За розами метаморфоз,
 
 И принесешь уклоны крылий
 И собранный вечерний сок
 Влюбленной больше райской пыли
 К загару отроческих щек,
 
 1912
 
 25. ЦЕЛИТЕЛЬ
 
 Белый лекарь, недозрелый трупик
 Большеглазого Пьеро,
 Вырастивший вымышленный тропик
 В мартовское серебро.
 
 Нет, не.пыль дождливого клавира,
 Ты стесняешь белизной
 Все широкие слова на эро,
 Все слова в целебный зной.
 
 Колыхаясь белым балахоном
 Туфле в такт и сердцу в такт,
 Праведник в раю благоуханном,
 Вот—нисходишь на смарагд.
 
 1913
 
 16. НЕКРОЛОГ
 
 О тропике трепетный клоун,
 Из крапин запретных рябо
 На всем балахоне, во что он
 Играл головой би-ба-бо?
 
 На счастие в лилии перед
 Америкою тишины
 Он замер и севером мерит
 Отпущенниц райской весны,
 
 Чья полузнакомая вера
 Смарагдами ограждена
 В широкое слово но эро,
 Бежавшее строгого сна.
 
 1913
 
 27. СТЕПЬ
 
 Раскруживайся в асфодели.
 В рябые сонмища галчат:
 По пелене твоей звучат
 Упорные виолончели.
 
 И луковицы взаперти
 Забудь тепличными цветами —
 Вздыбясь щербатыми крестами,
 На повороте расцвети.
 
 1911
 
 28. ЛОГОВО
 
 В тычинковый подъяты рост
 Два муравьиных коромысла -
 Из нищей лужи рыжий мост
 Уходит к севом Гостомысло,
 
 И паутинная весна,
 Забившаяся в угол клети.
 По темным угородам сна
 Трепещет посреди веретий.
 
 1912
 
 29. ТЕПЛО
 
 Вскрывай ореховый живот,
 Медлительный палач бушмена
 До смерти не растает пена
 Твоих старушечьих забот.
 
 Из вечно-желтой стороны
 Еще недодано объятий —
 Благослови пяту дитяти,
 Как парус, падающий в сны.
 
 И, мирно простираясь ниц,
 Не зной, что, за листами канув,
 Павлиний хвост в ночи курганов
 Сверлит отверстия глазниц.
 
 1911
 
 30. НОЧНОЙ ВОКЗАЛ
 
 Мечом снопа опять разбуженный паук
 Закапал по стеклу корявыми ногами.
 Мизерикордией! — не надо лишних мук.
 Но ты в дверях жуешь лениво сапогами,
 
 Глядишь на лысину, плывущую из роз,
 Солдатских черных роз молочного прилавка,
 И в животе твоем под ветерком стрекоз
 Легко колышется подстриженная травка.
 
 Чугунной молнией — извив овечьих бронь!
 Я шею вытянул вослед бегущим овцам.
 И снова спит паук, и снова тишь и сонь
 Над мертвым—на скамье—в хвостах—
 виноторговцем.
 
 1911
 
 31. КИЕВ
 
 Поправ печерские шафраны,
 Печально чертишь лоб врага
 Сквозь аракчеевские раны
 В оранжерейные снега,
 
 Чтоб Михаил, а не Меркурий
 Простил золотоносный рост,
 Соперничающий в лазури
 С востоками софийских звезд,
 
 За золотые, залитые
 Неверным солнцем первых лет
 Сады, где выею Батыя
 Охвачен университет.
 
 1913
 
 32. АНДРОГИН
 
 Ты вырастаешь из кратера,
 Как стебель, призванный луной:
 Какая медленная вера
 И в ночь и в то, что ты со мной!
 
 Пои, пои жестокой желчью
 Бегущие тебя цветы:
 Я долго буду помнить волчью
 Дорогу, где блуждала ты,
 
 Где в час, когда иссякла вера
 В невоплощаемые сны,
 Из сумасшедшего кратера
 Ты доплеснулась до луны.
 
 1912
 
 33. ЛУННЫЕ ПАВОДИ
 
 Белей, любуйся из ковчега
 Цветами меловой весны!
 Забудь, что пленна эта нега
 И быстры поводи луны!
 
 Хмелей волненьем легких белев:
 Я в них колеблюсь, твой жених.
 Я приближаюсь, обесцелив
 Плесканья светлых рук твоих.
 
 Взгляни—соперник одноокий
 Не свеет серебра с пещер:
 Распластываю на востоке
 Прозрачный веер лунных вер.
 
 1912
 
 34. ФРИГИДА
 
 Не собран полнолунный мед,
 И ждут серебряные клады
 Хрустальных пчел, и водомет
 Венчальным веером цветет,
 И светлым ветром реют хлады,
 
 А ты в иные серебра
 Скользишь селеньями Селены,
 Забыв у томного шатра
 Протянутый в твое вчера
 Мой гиацинт, мой цвет нетленный.
 
 И вновь из дальнего ручья,
 Рожденная в напрасном слове,
 Приподымаешься — ничья! •—
 Возлить трилистник лезвия,
 Луннеющего наготове.
 
 1912
 
 35. ОБЕТОВАНИЕ
 
 Еще не день, но ты— растаяв—
 Из тени в тень, из плена в плен,
 Кружишь полями горностаев
 Над черными плечами стен.
 
 Ни воздыханий, ни погони:
 
 Не полюбив печальный хор,
 Паду ли в дольние ладони,
 Опальный гиацинтофор?
 
 Слабеют знаки Люцифера,
 Траву колышут голоса,
 И на земле твой перстень. Вера.
 Блестит, как божия роса...
 
 1912
 
 36. ПОЛДЕНЬ
 
 Из двух цветочных половин
 Я выбрал царствие пчелиной
 И — как Адом в кругу — один
 Замкнут созревшею долиной.
 
 О, полурай, где нежный шаг
 Еще не источает ковы,
 Где ангелоподобный враг
 Хранит мой облик лепестковый!
 
 Слегка согбенное дитя,
 Приникшее к благоуханным
 Оградам, падай, очертя
 Чело моим венком медвяным.
 
 1912
 
 37. ИСПОЛНЕНИЕ
 
 Прозрачны зной, сухи туки,
 И овен явленный прият.
 Сквозь облак яблоневый руки
 Твои белеют и томят.
 
 Кипящий меч из синей пыли
 Погас у врат — и день прошел:
 Ладони книзу, склоном лилий
 Ты, словно в сердце, сходишь в дол.
 
 1913
 
 38. ПРЕДЧУВСТВИЕ
 
 Расплещутся долгие стены,
 И вдруг, отрезвившись от роз,
 Крылатый и благословенный
 Пленитель жемчужных стрекоз,
 
 Я стану тяжелым и темным.
 Каким ты не знала меня,
 И не догадаюсь, о чем нам
 Увядшее золото дня
 
 Так тускло и медленно блещет,
 И не догадаюсь, зачем
 В густеющем воздухе резче
 Над садом очертится шлем,—
 
 И только в изгнанье поэта
 Возникнет и ложе твое,
 И в розы печального лета
 Архангел струящий копье.
 
 1912
 
 39. ИЮЛЬ
 
 В небе—бездыханные виолы,
 На цветах—запекшаяся кровь:
 О, июль, тревожный и тяжелый,
 Как моя молчащая любовь!
 
 Кто раздавит согнутым коленом
 Пламенную голову быка?
 И. презрев меня, ты реешь тленом,
 Тонким воздыханием песка —
 
 В строго-многоярусные строи
 Зноем опаляемых святых,—
 И за малым облаком перо, и
 Светлый враг в покровах золотых!
 
 40. ПОБЕДА
 
 Смотри на пятна, свежим златом
 Светящиеся на мече:
 Он побывал в плече крылатом,
 В его слепительном плече!
 
 Покорный черной благодати,
 Союзную я принял дань
 И чувствовал на рукояти
 Твою испытанную длань.
 
 И что мне темный день расплаты,
 Дыхание тяжелых рек,
 Когда противник мой крылатый
 Рекою солнечной истек?..
 
 1913
 
 41. АЛЛЕЯ ЛИР
 
 И вновь—излюбленные латы
 Излучены в густой сапфир—
 В конце твоей аллеи, сжатой
 Рядами узкогорлых лир...
 
 И вновь — твои часы о небе
 И вайи и пресветлый клир,
 Предавшая единый жребий
 И стебли лебединых лир...
 
 И вновь—кипящий златом гравий
 И в просинях дрожащий мир—
 И ты восходишь к нежной славе
 От задыхающихся лир!
 
 1912
 
 41. ФОРЛИ
 
 За рубежом—теченье ясных лат:
 Склонись в затон, живой одними нами.
 Надолго ли мы включены в закат
 И тонкими владеем именами?
 
 Надолго ли?—О нет, окаменей,
 Во мраморе зарозовей над миром
 Плывущих слов и вероломных дней,
 Опоена закатным эликсиром.
 
 Ты улыбнулась — мы обручены
 До первого жемчужного укола:
 Разводы влаги — кольца тишины,
 И облако—твоя романьуола...
 
 1912
 
 43. ЗАКАТ НА ЕЛАГИНОМ
 
 Не веер—аир. Мутный круг латуни.
 Как тяжела заклятая пчела!
 Как редок невод воздуха! К чему ни
 Притронешься — жемчужная зола.
 
 О. вечер смерти! В темный ток летуний
 Устремлены двуострые крыла:
 В солнцеворот—испариною луни
 Покрытые ты крылья вознесла.
 
 О, мутный круг! Не росными ль дарами
 Блистает шествие, и лития
 Над аирными реет серебрами?
 
 О, как не верить: крыльями бия,—
 Летунья ли, иль спутница моя?—
 Отходит в ночь—в латунной пентаграмме.
 
 1914
 
 44. СЕНТЯБРЬ
 
 Воспоминанья стольких маев
 (Мы жили маями!)
 Кольцо твоих последних уст
 (Не будет этих легких уст!)
 Они уйдут с лица, растаяв
 (Они уже почти растаяли!).
 О, золото сентябрьских узд,
 Неверных узд!
 Предательский сентябрь! Нефритом
 Волнуется мое окно,
 И каменеет недопитым—
 В стаканах — тяжкое вино...
 И все настойчивей и пристальней
 Мечи вина,
 Тяжелые мечи вина,
 И пристальней из-за окна
 Встревоженные мачты пристаней.
 — Ах, я должна...
 — Останься, сжалься...—
 Волна окна...
 Волна нефритового вальса...
 Унесена... унесена ты
 Нефритовым вином окна...
 Сентябрь проклятый!
 
 1911
 
 45. СОСЕДИ
 
 В сиреневом лете, в сиреневом дыме
 Я вижу! я вижу!—соседи
 (В просвете прошедшая леди
 Была в диадиме)
 Возносят бокалы.
 Но я ли, усталый
 От этой расплаты,
 Приму их увядшие крылья
 И каждый горбатый
 Язык воскового вина?
 Я знаю, что каждая леди
 Уже в диадиме;
 
 Ей снится: в сиреневом дыме
 Она возноситься должна.
 И мне ли—сухие копытца
 По лестнице? Мальчик глядится
 В таблицу из меди,
 Коричневый, широкоскулый,
 В измятом венке бересклета:
 
 Как плещется круглое пламя!
 Как множатся трубные гулы
 Иного, широкого лета!
 Но никнут всё ниже крылами
 Соседи — и только одна,