Владимир Нарбут

ВИЙ

 
 
 
 ЛЕВАДА
 
 Ой, левада несравненная
 Украинския земли!
 Что мне Рим?
 И что мне Генуя,
 Корольки и короли?
 
 В косовицу (из-за заработка)
 В панские пойду дома.
 Спросит девушка у парубка:
 — Кто вы?
 — Брут.
 — А звать?
 — Хома.
 
 Усмехнется темно-розовым
 Ртом — и спрячется в дверях.
 И уйду Хомой-философом,
 Весельчак и вертопрах.
 
 Иволга визжит средь зелени,—
 Нет, не птицы так поют,
 Крокодил торчит в расселине:
 Ящеричный там приют.
 
 Свинтусу расстаться с лужею
 Очень, очень нелегко:
 Дышит грудью неуклюжею,
 Набирает молоко.
 
 Супоросая!..
 Под веткою
 (Глубоко от клюва птиц)
 Гадом, лысою медведкою,
 Сотня сложена яиц.
 
 Пресмыкайся, земляной рак,
 Созревай, яйцо-икра!
 Мох — не мох, а мягкий войлок:
 Яйца высидеть пора.
 
 Сколько кочек!
 Их не трогали,
 Их не тронут косари:
 Пусть растут, как и при Гоголе...
 
 Ты со мной поговори,
 Украина!
 Конским волосом,
 Бульбой был бунчук богат...
 Отчего же дочка голосом
 Кличет маму из-за хат,
 Пробираясь наугад
 Меж крапив и конопляников?
 А на ярмарке — одеж
 Для красуль, монист и пряников
 Тоже прежних не найдешь...
 
 Украина!
 Ты не та уже,
 Все кругом в тебе не то...
 На тебе — очипок: замужем!
 Пусто молоко: снято!..
 Как же быть Хоме с левадою,
 Парубку: косить траву?..
 Бурсаком на горб я падаю —
 В лунном бреде, наяву.
 Подыму полено медленно,
 
 Стану бить по масти ведьминой —
 От загривка до бедра...
 В Глухове, в Никольской, гетмана
 Отлучили от Петра...
 
 А теперь — играй ресницами
 Перед свежим женским ртом
 Там, за бойней, за розницами,
 Где мелкопоместный дом.
 
 А теперь — косою, жаркою
 От песка (с водой лохань),
 Парубок, по травам шаркаю.
 Подле — реченька Есмань...
 
 Ой, левада!
 Супоросого
 Края бульбу держишь ты...
 Доведешь ты и философа
 До куриной слепоты!
 
 1910
 
 ПОСЛЕДНЯЯ ВЕСНА
 
 Журавли на улице поскрипывают,
 А другие пронеслись давно.
 И пропахнул сад корою липовою,
 Талым днем и всем, что негою дано.
 
 Вылез дед, на солнышко посетывая:
 Не печет.— Иглится пыльный пруд.
 Медуницы красно-фиолетовые
 Не сегодня завтра в роще зацветут.
 
 Мреет пар над ветхою завалиною —
 Под окошком радужным избы:
 Малевал с мечтою опечаленною:
 Были ставни бы, как небо, голубы.
 
 Стая весен пела над серебряною
 Головою. И опять — весна...
 Но за жизнью, былями одебрянною,
 Смерть летит, как кобчик пестренький грозна.
 
 <1911>
 
 НА ДАЧЕ 
 
 День, как голубь, встрепенулся
 Желтым, розовым и синим.
 За окном плывет, плывет.
 О, быть может, взором долгим
 И любовным мы окинем
 Стекла выпуклые 'вод?
 Неулыбчиво и косо
 Смотрит дева из террасы —
 На поля скользящих шляп.
 Глубью светятся аллеи.
 Пляшет пруд голубоглазый.
 Рой стрекоз уже осла^,
 Зной течет, как мед из сота.
 Чуть вздыхает на балконе
 Занавесок кисея.
 Ободки шляп — кругло-узки.
 Фаэтон промчали кони,
 Пыль янтарную вия...
 
 <1911>
 
 ОСЕННЯЯ СКАЗКА
 
 Сергею Городецкому 
 
 Бродила по лесу, срывая капли
 Оранжево-янтарной костяники.
 Синели руки — худенькие: зябли,
 И их царапал-грыз терновник дикий.
 
 Осенний день был холоден и строен.
 И влажный мох был вязок, точно тина.
 В попутный яр — меж дождевых промоин -
 Приволоклась кисейка паутины.
 
 Приволоклась и растянула сети:
 Загорожу путь,— шепчет поползунья.
 А под косматой елью, в полусвете,
 Застряла, сгорбилась изба колдуньи.
 
 Спал, размалеван киноварью жгучей,
 На вершняке нахохлившийся петел.
 И дверь-дупло, заткнутое онучей.
 И тын — не в тын: и ветх и дрябло-светел.
 
 И тень, змеей чуть-чуть голубоватой,
 Оплыла, как ледок, на пни, на бревна.
 И по углам перекрестились схваты,
 И кто-то поворочал их неровно.
 
 Медвежий дух, тяжелый, сонно-теплый,
 Возник, как дым, из узкого оконца.
 И серое лицо — серее воблы —
 Метнуло в щели два зрачка-червонца.
 
 Раскрыла ротик девочка и стала;
 Сосульки белые висят под крышей,
 Хоть осень в роще теплится устало,—
 А крыша, как сироп, как тесто — выше!
 
 — И, то-то, заглянула в гости к бабке,—
 Грозится крючковатый палец-коготь.
 И рыжий кот вытягивает лапки:
 Ему бы сливок в погребе потрогать.
 
 Дрожит, дрожит испуганный ребенок
 Под длинным зорким взглядом хищной птицы... 
 И подойти боится. Сипл и тонок
 Протяжный клекот старой ястребицы:
 
 — А много ль ягодок нашла-то ягод?
 Небось и на ладонь не уложила?
 Вон в полнолунье листики полягут,
 Тогда зальется ягодная сила.
 
 Ну, ну, покаж...— И гнется коготь цепкий
 В передник рваный девочки-тростинки...
 Окутав фиолетовые щепки
 Сосны погибшей, блещут паутинки.
 
 Сияет серебристый долгий волос.
 Не седина ль осенняя сверкает?
 И сипл, и тонок злой старуший голос.
 А день — колодец света — иссякает.
 
 Ложится тень угрюмыми крылами —
 Все зеленей, все шире — травянисто.
 Наверно, за опушкой плещет пламя
 И кровью в облачные бьет мониста.
 
 Дохнуло холодком. И кот — где делся?
 Течет сироп с громоздкой рыхлой крыши.
 Строй елок — ворожей хвоей распелся,
 И завозились иглы, словно мыши.
 
 Нет девочки... В избе — писк хволой птицы.
 Соленый запах тянется в оконце.
 И толстая слюда на нем искрится,
 Как муть бельма, попавшего на солнце.
 
 <1911>
 
 ЗИМНЯЯ ТРОЙКА
 
 Колокольчик звякнул бойко
 Под дугой коренника,
 Миг, и — взмыленная тройка
 От села уж далека,
 Ни усадьбы, ни строений —
 Только: вехи да снега
 Да от зимней сонной лени
 Поседелые луга.
 Выгибая круто шеи,
 Пристяжные, как метель,
 Колкой снежной пылью сея,
 Рвут дорожную постель.
 А дорога-то широка,
 А дорога-то бела.
 Солнце — слепнущее око —
 Смотрит, будто из дупла:
 Облака кругом слепились
 Над пещеркой голубой.
 И назад заторопились
 Вехи пьяною толпой.
 Закивали быстро вехи:
 Выбег ветер — ихний враг.
 И в беззвучном белом смехе
 Поле прянуло в овраг.
 Под горой — опять деревня,
 С красной крышей домик твой;
 А за ним и флигель древний
 Потонул, нырнул в сувой.
 — Вот и — дома. Вылезай-ка
 Поживее из саней!
 Ну, встречай гостей, хозяйка,
 Костенеющих — родней!—
 Снова кони, кучер, сани —
 Оторвались от крыльца.
 А в передней — плеск лобзаний,
 Иней нежного лица.
 
 <1911>
 
 СМЕРТЬ
 
 Река, змеясь по злым долинам,
 В овраг вошла о край села;
 Там церковь в золоте старинном
 Тяжелый купол подняла.
 
 Дорога в ветлах — так печальна,
 Еще печальней синий взгляд
 Осенних сумерек, прощально
 Скользящих в парк, где пни горят.
 
 Они пылающей листвою
 Занесены и — как костры.
 И светят зеленью живою
 Лишь сосны, иглы чьи — остры.
 
 А в доме, белом и безмолвном,
 Над гробом свечи возжжены:
 Благоуханный ладан волнам
 Лиловым отдал лик жены.
 
 Неугасимое страданье —
 Острее колких игл, и в нем
 Сквозит с. краснеющею дланью
 Фигура ангела с мечом...
 
 Прозрачна синь грядущей ночи,
 Всей — в шепоте и вздохах снов;
 И неземных сосредоточий
 Полна печаль немых венков...
 
 Фамильный склеп закроет скоро
 Парчу и розовый- глазет,
 И крупные цветы, и взора
 Под бледным веком круглый след...
 
 Но от морщин ли тонко-четких
 Усопшей барыни иль так —
 Плывет суровость. И решетки
 Хрипят под шагом: сон иссяк.
 
 Струятся свечи. Жмется дворня,
 А тени пляшут по стенам —
 Лохматей, шире и проворней,
 Ох, будет, будет лихо нам!
 
 Прядет дьячок сугубым ритмом
 Из книги кожаной псалом,
 И капли воска по молитвам
 Горячим катятся стеклом.
 
 Тяжел и низок церкви купол.
 И Ангел пасть уже готов.
 — Смотри: Он склепа герб нащупал!
 И крупен снег чужих цветов.
 
 <1911>
 
 Сегодня весь день на деревне
 Кричат красноглазые певни,.
 А в воздухе тлеет тепло..
 От хат коноплей отгоняет
 И матовым блеском играет
 Заплывшее окон стекло.
 Морщинистой кожею-пленкой
 Рябится под рощицей тонкой
 Заозерных заводей ряд.
 И в пестрых косынках старухи •
 Давно они — слепы и глухи —
 По призьбам сычами сидят.
 Невесело греться на солнце,—
 Когда уже жизнь веретенце
 Денечков земных довила;
 Когда — от кручины и скорби —
 На спинах повылезли горбы
 И — смотришь сычом из дупла..
 А день — и зыбуч, и раздолен.
 С незримых святых колоколен,
 С небес — все летят голоса.
 Ах, жаворонки-колокольцы!
 В Печеры бредут богомольцы
 Разлужьем, где клад поднялся.
 Идите, идите чрез рощи —
 Увидеть холодные мощи,—
 По рощам медянка горит-
 Сутулятся, жмурятся бабы.
 А в панской усадьбе, где рябо,
 Цесарка призывно зарит
 Свое одиночество вешней
 Печальной-печальной любовью...
 
 <1911>
 
 ЛЕТОМ
 
 Уж солнце, отойдя к лугам,
 Запало в глубь далеких рощ;
 И по широким лопухам
 Закапал редкий крупный дождь.
 За буйною слезой слеза
 Ударила в стекло окна;
 Сверкнула молния в глаза,
 Блеснула пламенем она,—
 И гром раскатом дом потряс,
 И серый сумрак двор закрыл...
 И щедрый ливень добрый час
 Шумел в саду и воду лил...
 Затем, когда гроза ушла,—
 Лужайка стала озерком,
 И в небе радуга легла
 Зеленоватым ободком.
 Свистели иволги, и свист
 Переливался и звенел;
 Ручей болтал, журчал и пел,
 И сад был ярок, свеж и чист...
 
 1911
 
 ИЗ ЦИКЛА «УЩЕРБ»
 
 Улыбнулся древнею улыбкою —
 Холодна улыбка полумесяца!—