Владимир Нарбут

Плоть

 Потом, разглаживая бакенбарды,    
 прильнувшие к изъеденным щекам, 
 направится в ту комнату, где карты
 раскладывает дряхлая madame,
 Качнется тень и поползет портьерой,
 окинет взором столик со свечой,
 старуху чопорную в тальме серой —
 и полукруг пасьянса небольшой.
 — Воnjour, Nadine,— и щелкнет каблуками,
 и ужас заберется в женский взгляд.
 Замельтешив крахмальными руками,
 старуха вся откатится назад.
 В трубе простонет вьюшкою тяжелой
 холодный ветер: хватит и швырнет...
 А утром девка выцветший околыш
 под креслом продырявленным найдет.
 Помнет — и в сенцах на чердак забросит:
 — Никак, от баринова картуза?
 Черт лешего опять, наверно, носит.
 Не отмахнуться двойкой от туза...
 И — ну мести, да так, чтоб рукомойник
 не загремел: ведь старая — больна.
 Лежит она.
 — Повадился покойник.
 Ужели богом власть ему дана?
 
 1913 (1922)
 
 УКРОП
 
 Тянет медом от укропа,
 поднял морду, воя, цербер.
 Из-за века — глаз циклопа:
 полнолунье на ущербе.
 Под мельницей ворочает
 колеса-жернова
 мучарь да нежить прочая,
 сама едва жива.
 А на горке, за овином,
 за цыгельной — ветряки.
 Ты нарви, нарви, нарви нам,
 ведьма, зелья от руки!
 Пошастать бы амбарами,
 замки травой взломать:
 не помирать же старыми,
 такую твою мать!
 Прется виево отродье;
 лезет в гору на циклопа.
 Пес скулит на огороде,
 Задыхаясь от укропа.
 
 <1913>