НА КОЛОКОЛА 

Ко всенощной зовут колокола, 
Когда, в путь вышедшие на рассвете, 
Мы различаем в далях монастырь. 

Окончен лес, и пыльная бела 
В полях дорога к церкви, где на третьей 
Версте гора, вокруг которой ширь. 

Там, за полями, на горе собор 
В лучах печалящегося заката, 
И не печальные ли купола? 

Нам, проозеренный оставив бор, 
Где встретилась с утра одна лишь хата, 
Идти на нежные колокола. 

У башенки зубчатого кремля, 
Воздвигнутой над позаросшим скатом, 
Свернув с пути, через калитку мы 

Вступаем в монастырь. Его земля 
Озарена печалящим закатом, 
И в воздухе сгущенье белой тьмы. 

Монашенки бесшумны и черны. 
Прозрачны взоры. Восковые лики. 
Куда земные дели вы сердца? 

Обету - в скорби данному - верны, 
Как вы в крови своей смирили клики? 
Куда соблазн убрали из лица? 

Иль, может быть, покойницы на вид, 
Иных живых вы, девушки, живее, 
И молодость повсюду молода? 

И в ночь, когда сирень зашевелит 
Свой аромат и вас весной овеет, 
Не ищете ли повод для стыда?.. 

1927 

    ..^..




МОЛИТВА 

Достоевскому 

Благочестивого монастыря 
Гостеприимство радостно вкушая, 
Я говорю: Жизнь прожита большая, 
Неповторяемая на земле! 
Всё находимое порастерял 
И вот, слезами взоры орошая, 
Я говорю: Жизнь прожита большая... 
Проговорил - и сердцем обомлел: 

Большая жизнь, но сколького не знал! 
Мелькают страны, возникают лица 
Тех, о которых некому молиться, 
Кто без молитвы жил и постарел... 
Чем дольше жизнь, тем явственней сигнал... 
С кем из безвестных суждено мне слиться? 
О всех, о ком здесь некому молиться, 
Я помолюсь теперь в монастыре... 

Ночь под 1927-й год 

    ..^..




ЗЕМНОЕ НЕБО 

Как царство средь царства, стоит монастырь. 
Мирские соблазны вдали за оградой. 
Но как же в ограде - сирени кусты, 
Что дышат по вёснам мирскою отрадой? 

И как же от взоров не скрыли небес, - 
Надземных и, значит, земнее земного, - 
В которые стбит всмотреться тебе, 
И всё человеческим выглядит снова! 

1927 

    ..^..




НА МОНАСТЫРСКОМ ЗАКАТЕ 

Если закат в позолоте, 
Душно в святом терему. 
Где умерщвленье для плоти 
В плоти своей же возьму? 

Дух воскрыляю свой в небо... 
Слабые тщетны мольбы: 
Все, кто вкусили от хлеба, 
Плоти навеки рабы. 

Эти цветы, эти птицы, 
Запахи, неба кайма, 
Что теплотой золотится, 
Попросту сводят с ума... 

Мы и в трудах своих праздны, - 
Смилуйся и пожалей! 
Сам Ты рассыпал соблазны 
В дивной природе своей... 

Где ж умерщвленье для плоти 
В духе несильном найду? 
Если закат в позолоте - 
Невыносимо в саду... 

1927 

    ..^..




ЧЕРНЫЕ, НО БЕЛЫЕ 

Белоликие монахини в покрывалах скорбно-черных, 
Что в телах таите, девушки, духу сильному покорных? 

И когда порханье запахов в разметавшемся жасмине, 
Не теряете ли истины в ограждающем Амине? 

Девушки богоугодные, да святятся ваши жертвы: 
Вы мечтательны воистину, вы воистину усердны! 

Но ведь плотью вы оплотены, и накровлены вы 
                                                                    кровью, - 

Как же совладать вы можете и со страстью, 
                                                            и с любовью? 

Соловьи поют разливные о земном - не о небесном, 
И о чувстве ночи белые шепчут грешном и прелестном... 

И холодная черемуха так тепло благоухает, 
И луна, луна небесная, по-земному так сияет.. 

Как же там, где даже женщины, даже женщины - 
                                                              вновь девы, 
Безнаказанно вдыхаете ароматы и напевы? 

Не живые ль вы покойницы? Иль воистину святые? - 
Черные, благочестивые, белые и молодые! 

1927 

    ..^..




ВСЕ ОНИ ГОВОРЯТ ОБ ОДНОМ 

С.В. Рахманинову 

Соловьи монастырского сада, 
Как и все на земле соловьи, 
Говорят, что одна есть отрада 
И что эта отрада - в любви... 

И цветы монастырского луга 
С лаской, свойственной только цветам, 
Говорят, что одна есть заслуга: 
Прикоснуться к любимым устам... 

Монастырского леса озера, 
Переполненные голубым, 
Говорят, нет лазурнее взора, 
Как у тех, кто влюблен и любим... 

1927 


    ..^..