Александр Шапиро
СТИХОТВОРЕНИЯ
Блажь
|
|
Море |
++++++ Как море стирает следы случайного дурня, проникшего в тело воды, коварной и бурной, как катится наискосок, симметрии ради подобно равняя песок безоблачной глади, как тело, уже никого, уже никакого, в густое свое естество впускает, и снова мотает ненужный предмет по сини, по сери, и нету спасенья, и нет, и нету спасенья, - так может быть, или не так, но так же напрасно избенку возводит рыбак меж краем пространства и скатом горы, и вокруг растет беспорядок сперва из таких же лачуг, заборов и грядок, потом, через век, городок, домами ощерясь, вонзает в базальтовый бок щербатую челюсть, и тот бедолага-пловец, кого издалека докатит волной наконец до старого дока, вопьется в оживший мираж, в прогнившие жерди... Так слова щемящая блажь пронзает предсердье. |
Дождь на бульваре |
Три сонета о дожде 1. Мы все-таки дожили до дождя. Он булькающим шепотом долдонит: негоже, не положено, нельзя в сплетеньи линий городской ладони угадывать судьбу, коли нужда и жалость растворилась в сером тоне, а c вечностью старинная вражда, глядишь, и вдруг окончилась - иль то не они, не вечно скорые кресты уносят то, что прежде было ты, и снова все по-прежнему - не так ли? Мгновенья, сладкие, как да, да, да любимой, улетают в никуда, и твердь покорно впитывает капли. |
Линии дождя |
2. Когда окоченевшая тоска окончится, и ты почуешь воздуx прозрачной кожей слабого ростка, разнеженного в полудённыx грезаx, когда ничья холодная рука взъерошит волосы, и вдруг стрекозы взовьются и разрежут облака, создав пространство для метаморфозы стрекочущего марева в грозу, - то счастье, отраженное в тазу с пеленками, та оторопь творенья, пришедшая, когда ее не ждешь, преобразит бессмысленное время, превозмогая капельную дрожь. |
Красный город |
3. Решил спросонья: ты вошла, а это просто суховатый дождь на поверхности стекла выстукивает постулаты своей теории числа: один-два-много... Не вняла ты - не ему, не мне вняла ты во сне, где капельки крылаты, где нудный дождь одушевлен, где, подчиняясь размышленью, покачивается шезлонг под гипнотической сиренью, обозначающей беду - во сне, где я к тебе приду. |
Ночной дворец |
Сумерки 1. Cумерек манная каша. Черный изюм воронья. Рыжим вареньем окрашены плоской тарелки края. Но не обманемся светами: жидкое, с ягодой в нем, розово-липкое - это не то, что потом станет днем. Нету обжоры огромнее Времени. В тающем дне все будет слизано, кроме млечной полоски на дне. 2. Сумерки. Cумерки. Ступор стен. В атмосфере, весьма ровно размазанной, супер- серой, сгущается тьма. Морок пустого пространства лезет сквозь каждую щель, и начинаешь хвататься за силуэты вещей. Не нахватаешься, много их. В кухню забравшийся барс так теплой лапою трогает чашки... Любимая - бац! 3. Сумерки. Сумерки. Сумерки. Кто же ты в них? Если не кажешься, снишься, не умер ты, то ведь и жив не вполне. Ночка начнется и кончится. Строчка подобна версте. Точка, чтоб сосредоточиться - почка на чахлом кусте. Встанем. Расправимся. Сядем. Из ничего, на весу, стихотворение сладим: Сумерки. Cумерки. Cу |
В конце туннеля |
Сонет-басня Тот рай, что мы творили не в раю, а на краю корявого пространства возможного; то кружево, швею забывшее; то, в несвободе танца, круженье в сонном небосводе - фью - исчезло. Замороженный, как цаца, на цыпочке одной еще стою, и пробую за воздух не хвататься. А воздух нынче легок, как назло, да тяжело крыло. Бери кайло и колупай постылой жизни корку, покуда, лупоглазый муравей, не выдолбаешь норку, натюрморту присталую - чтоб стал еще мертвей. |
Закат на озере |
Песенка о потерянном мгновении Истина где-то поблизости. В ритме холодного вальса звон колокольный послышался, лязгом внизу отозвался. Медленно, медленно, медленно, времени ток создавая, перемещается медная морда ночного трамвая. В воздух над площадью Пушкина пряною струйкою выстрелив, прядает дерево ушками полураскрывшихся листьев Перед крылатою стенкою, с крыши, окрестных волшебней, падают капельки, тенькая в ритме грудных сокращений. Весточка свыше получена, но не оплачена рвением. Рвется вдали от полуночи тонкая линия времени. Скоро в прохладе предутренней кончится оторопь птичья, и между внешней и внутренней жизнью не станет различья. |
Перчатки |
Переводчику Е.Т. Переводчик с чужого на свой, перевор, перевир, перевой, leading manager, старший Сусанин, как всегда, самолет опоздал, я гляжу в переполненный зал перебравшихся к нам небесами иноземцев из инобыти- Я давно б уже должен уйти, для проформы прождав пассажира, не могу, перевозчик, прости, недогадчив, как перевести ни Шишкова, ни, скажем, Шапиро - никого. Ведь забота твоя - закрепленье инобытия (как привязчиво, брат, это слово), а за это в назначенный час бытие ускользает от нас, где не встреченный в четверть шестого незнакомец в толпу погружен из арабских укутанных жен, тихих шведов, навязчивых янки, и, вцепившись в тележку свою, он блуждает, а я, брат, стою - настоящий стояк на стоянке - к слову, стоило б наоборот: к слову как бы подводим не тот смысл, злоупотребив звукорядом, чтобы, скажем, "пошел бы ты на" означало "я в вас влюблена", и тогда не грози пере-адом не грози, от него нос пасет перевыдуманный перевод. Там к "погиб" подгребает "родился", и неважно, не вражно, не в раж, а в мираж провожает нас наш перовод, панибрат парадиза, по прогонам ночным, где шпана промышляет, глядишь - и хана переменчивому пустомеле, за ханой разверзается зал, и пришел пассажир, и сказал все и сразу, как мы не сумели. |
Король улицы |
Костюм Зван в церковь, а денег нет. Смешных, извините, сумм. Впервые за много лет понадобился костюм. В костюме сидеть и гроб разглядывать час подряд. Усопшему все равно б, но церковь, вдова, обряд. Короче, я занял в долг. С получки отдам, отдам. Все это еще задолг предсказывал Нострадам. Костюм как костюм. Надень, раздень я - и вновь что был. Вчера в нем ходил на день рожденья. Сидел и пил. Страдамус предвидел кровь. Картинный закат в крови. Он прав. Мы просрали вновь на конкурсе Еврови. День я проживу за грош. Под вечер впадаю в раж. Куда еще заведешь, бунтующий карандаш? Бумагу предам золе, в сарае возьму кайло и высеку на скале: уныние - западло. Смотрю на себя в трюмо последние пять минут. Костюм как костюм. Дерьмо костюм. Краше в гроб кладут. |
Мыльные пузыри |
++++++ По солнышку пройтись, от щедрости потратить на нравственный стриптиз полчасика - и хватит. Над озером седым помедлить, что твой Гейне. Душе необходим пейзаж безлюдный, где не напомнит запашок случайного бродяги о том, как наутек реальность от бумаги кидается, когда ком подступает к глотке - как легкая вода от плюхнувшейся лодки. И так она легка, что вызревшее в сердце сознание греха сильнее страха смерти, и волны полегли в расплывчатом наклоне, как линии любви на тонущей ладони. |
Вот тебе шарик. Выбирай |
Два сонета о чужбине 1. Не нами выбирается страна, откуда нам не выбраться. Страннее судебных каверз казусы судьбы. Но каждый день нам кажет провиденье проулки, где не нашей дрянью пахнет, газеты на бессмысленных наречьях, рекламы пива, чистенький сортир на страшненьком вокзале, барахолку, где шляются пришельцы, низачем пришедшие, среди лотков, набитых наивными никчемными вещами, как например, потерянный "Зенит", взирающий в зенит из кучи лома иссиня-черным неподвижным глазом. |
Сон счастливого китайца |
2. Большая жизнь стучит по камню камнем, корябает железом о железо - совсем не здесь, совсем неподалеку. Здесь вечная окраина. Из низких лачужек выползая по утрам, мы дремлем на крылечках темных лавок, давно, с войны не чиненных - и ждем - сто стариков - ждем золотую рыбку, в знакомом воплощеньи: в виде дурня с монетами, готового платить за что попало - хоть за эти клетки с безумными цикадами, истошно орущими о смерти на древнейшем, забытом, изначальном языке. |