.......................М.Шемякину
– с благодарностью
1. – КРЫСА!!!
- А-а-а-а!!
- И-и-и-и!!
2. Что вы нашли в продырявленном, словно кусок
Старого сыра, затертом, дряхлеющем Гофмане?
Сказки уходят волной в двухсотлетний песок,
В нас отдаваясь, как эхом, зловещими хохмами.
Что дьяволенка вмещает любая бутыль –
Нынче без книжки любому известно с младенчества.
Дедушка Гофман: колпак, борода и костыль…
Пальцами тыкать, страницы слюнить беззастенчиво,
Шумно листать и ногтями подчеркивать (вот!),
В сноски глядеть, удивляясь причудам издателя, -
Нам или нет? Под зеркальной поверхностью вод
Старонемецкого где-то ошибка. Не в дате ли
Соотнесенности текста и яви людской?/
Бросить, захлопнуть засаленн/
Чтобы спокой/
Спален/
3.
(обрыв страницы)
....................…………….........________/
.......……........ ____________/
…........_____/руда!
_____/
- ГЕРТРУДА!!!
- Гертруда, скажи: это правда, что в кухне
Ты снова видала крысиную морду?
- Хозяйка, клянусь Вам, я тут ни при чем!
И что мне за радость, несчастной стряпухе,
Рассказывать байки, вошедшие в моду?!
Ну разве что на ночь разочек прочтем…
- Гертруда, учти: запрещаю тебе я
Мышиной возни в разговорах касаться.
В почтеннейшем доме не будет мышей!
(Ведь дело не в крысах – от них не робею
Нисколько ни я, ни мои домочадцы.)
Еще раз услышу – прогоним взашей!
4. Скрип ступенек. Пятна света
От свечи.
- Мэри, Мэри, ты ли это?
- Тсссс! Молчи!
Перебудишь, в самом деле,
Целый дом.
Вылезай-ка из постели –
И пойдем!
- Мэри, Мэри, что за странность?
- Странность? Пусть!
- Мэри, Мэри, я останусь,
Я боюсь!
Там на чудища похожий
Старый хлам.
Там наш крестный корчит рожи
По углам.
Там скрипучий и бугристый
Пыльный пол.
Мэри, Мэри, там же КРЫСЫ!
Целый полк!
Этот жуткий, трехголовый –
Не простак!
Он нас съест, попомни слово!
- Если так,
Запирай покрепче двери
И сиди
Тут, как крыса!
- Мэри,
Мэри,
Подожди-и-и!!
5.Мэри в чулане
Словно створки переплета,
Тихо скрипнет дверь чулана.
Пробежится робкий ветер
По нехоженым полам,
И тотчас навстречу кто-то –
А, да это наш галантный
Колченогий капельмейстер! –
Перегнется пополам,
Мой Вергилий в темном царстве…
Круг чудес (который номер?),
Где в лохмотья мглы и тлена
Все рядиться норовят.
Кто такой он, этот Цахес,
Тот-кого-зовут-Циннобер?
Сучковатое полено,
Нос и пуговицы в ряд.
Это он – пустая шалость! –
На заброшенной скамейке
В самой темной части сада
Нацарапал: «Фриц - дурак».
Я пожалуюсь, пожалуй,
Изумрудноглазой змейке:
Пусть он знает, что не надо
Там царапать всяких врак!
Ах, как страшно! Но не скучно.
Прав папуля Дроссельмейер:
Страх проходит в одночасье,
Разгоняя время вспять.
Если только я не струшу,
Если только я посмею,
Я найду кому-то счастье.
Знать бы только, чтo искать…
6. Фриц у двери чулана
На складе заброшенных кукол всегда темно,
И дышится трудно, и нужно еще уметь
Не рухнуть на кучу отломанных рук и ног,
Кому-то на сердце ступив в непроглядной тьме.
На складе забытых игрушек густая пыль
Гуляет клоками по росчеркам сквозняка.
А в складках костюмчиков часто сидят клопы:
Притронешься – цапнет за палец наверняка.
Что ищет на складе бездомных такой, как ты?
Здесь сырость и мрак, здесь упавший в проем двери
Луч света спасает пришельца от слепоты
И вмиг ослепляет смотрящую изнутри
Глазастую куклу. Ну вот она я. Бери.
7. – Мэри! КРЫСА!!
- Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе! Отдай куклу!
8. Фриц
Я будущий бюргер, а ныне – бурш,
Но есть от чего хандрить:
Я слепну. Торгаш приносил трубу,
Сказал: захочу купить.
Не радуют больше меня любовь
Красоток и смена блюд…
Опять приходил человек с трубой.
Пожалуй, теперь куплю.
9. …Девушка танцует у окна.
Белая широкая спина
В стекла через улицу видна.
Белая широкая спина
Почему-то вся обнажена.
Музыка неслышна и нежна
Полуобнаженная длина
Вытянутых рук отделена
От пространства стеклами окна
Белокурых локонов волна
На затылке в узел сведена
Девушка печальна и стройна
Плавными движеньями она
навевает призраки из сна
Тихо изгибается спина
белая за створками окна
призраки из медленного сна
девушка танцует тишина
10. Щелкунчик
- КРЫСА!
- Ту-
тутуту-ту-тту-
ту-тту-тту!
Каждая сказка имеет счастливый финал,
Если, конечно, страницы не трачены крысами.
Кто-то меня в темноте по косичке узнал,
Поднял, ощупал и вытер подолом замызганным.
Щели ореховой не предусмотрено губ,
И поцелуй твой примерить
Я не смогу,
Мэри…
А крыса – смотри, ее нет, убежала.
Конечно, камзол безнадежно испорчен,
Как, впрочем, и волосы. Ты уж прости.
А кошка вам все же бы не помешала.
Я знаю, папаша у вас несговорчив
И в доме все больше собаки в чести,
Но если б не ты (ты чудесно сражалась!
Не зря Дроссельмейер улыбочку скорчил!),
Мне б тело свое ни за что не спасти…
- Милый, милый, я не стою
Этих слов!
Я боялась трех хвостов и
Трех голов!
Наше счастье так случайно!
Вот сейчас – пообещай мне,
Что не будет больше тайны
Между нами!
- Я готов,
Но, Мэри, вся тайна в одном: мне уже нельзя
Почувствовать живость согревшихся рук и ног.
Ты рядом, я счастлив, и замок крысиный взят,
Но кукла есть кукла. Твой крестный, увы, не Бог.
- Мэри, Мэри! Где ты? Я боюсь один!
- Я здесь, Фриц! Возвращайся в постель – и не беспокойтесь обо мне!
- Так ты остаешься!? Оставишь тут
Братишку, его трубу,
Родителей, крестного, дом и пруд?..
Тогда – в Конфитюренбург!
Посмотри, вдали уже видна
Первая цукатная стена.
Дай мне руку, верная жена…
* * * * * * *
- А-а-а-а!! КРЫСА!!!
Александр
Юликов. Белая композиция
День выдается растресканным на переулки,
Щерится голыми ветками, тычется в нос
Светом и запахом солнца – согласно науке
Сопровождения путника в городе Кносс.
День разбивается, сыплется искрами смальты
Путнику под ноги. День выдается в кредит
Как обещание Встречи – на плоскости марта,
В чреве толпы, размышлений и грез посреди.
Путай, води меня за нос, Любитель прелюдий,
Каждую жилку тяни из меня. Натяни
Нервы. Я знаю, мы свидимся – там, на углу, где
Белая тень выдается из черной стены.
Вадим Григорьев-Башун. Композиция 7/99
…оконная створка легко отходит,
и солнце выходит. Оно заходит
за занавеску, за моря взвесь,
за плоть, за объемы, за мой рост-вес,
доходит до края пространства, до
обреза земли, золотой водой
залитого, входит до стыков стен –
в окно и до швов черепных костей –
в зрачок. Пробуждается родничок,
и свет превращается в горячо
текущую лаву волос и плеч,
а солнце – проходит, готовясь лечь
в пылающий одр океана, чтоб
когда-нибудь после, потом, потом
взойти – без боязни наткнуться на
застывшую плазму – стекло окна…
Елена Серебрякова. Красное. Из серии «Слово»
И было Слово. Слово было Бог,
И Свет, и Воплощение земное.
И шар вертелся, и носился Дух,
Над бурой почвой вспыхивая ало.
Я помню: пламенеющий клубок
Прожег меня насквозь кометным зноем.
Я вспыхнул, что-то крикнул и потух.
И на Земле еще темнее стало.
Николай Сажин. Тайная вечеря
в лысой серой головке маковой
много-много сперматозоидов –
истин дремлющих ждущих часа
я птенец на печальной трапезе
по столу подбираю зернышки
ливнем падающие сверху
напои напитай мя Господи
солью слов Твоих кровью ран Твоих
семенами Твоих прозрений
прорастающих прорывающих
слишком много сперматозоидов
в голове моей лысой серой
........................
Лев Кропивницкий. Композиция
Я вижу: на глубоком черном фоне
Небесный луч высвечивает лоб,
Усталое плечо и грудь, систему
Сосудов голубых в изгибе локтя…
Я говорю: «Смотри, ей так светло
Сидеть во тьме…» И в это же мгновенье
Ты говоришь: «Смотри, ведь это Демон,
Тот самый Демон – в полночь в небесах,
Тот самый – воплощен и проворонен
Художником… По темно-синей вене
Течет Кедрон. Свершается Песах.
А он внизу, земная плоть от плоти…»
И двое нас. Лишь двое вместе полно-
стью могут осознать, на атомарно-
Молекулярном уровне умолкнув,
Что женщина и Демон изоморфны,
А значит, Люцифер – гермафродит,
И ангелы – двусущностны, двуполы,
И Бог – Оно, не эго-суперэго;
Что в каждом нашем взгляде друг на друга
Таится Божий лик, рисует Врубель
И женщина усталая сидит.
Санкт-Петербург, Русский музей, март-апрель 2002
Сафistication
1. ***
Ночь наступает. Два тела спасает
Лампочка над софой.
В чтенье постельном – течем параллельно:
- Где там твоя Сафо?
Где?
В воде?
Знаешь, по мне – это вовсе не метод
Влиться в историю литературы
Поэтом.
Вот дура.
…А ночь наступает. И перегорает
лампада, сгущая фон.
- Так что же там дальше?
- Мне кто-то сказал, что
Ты выглядишь как Сафо.
- Да?
Всегда?
Вот видишь, как часто неправо злословье:
Я дольше ищу подходящее море.
Возьми же меня, как пучина, - с любовью.
Я знаю, что дальше. Memoria mori.
А кровь я
Замою.
2. Лесбос
А Сафо была лесбиянка.
В честь нее и назвали остров.
Всё по-гречески: девки, пьянка,
Шелест волн, голоса матросов.
Впрочем, нет, вот матросы – вряд ли…
Ах, гречаночки! Как спалось вам
С поэтессой? Вы были счастливы?
Или плакали по матросам?
Гимназисточки! Вы – как данность,
Вас хватает, вас даже много,
Чтоб Сафо не включала «андрос»
В идеальный любовный логос.
Имя – Женщина! – в воздух. На кон.
Тело – в воду (спор - наизнанку)…
Повезло островку, однако,
Что Сафо была лесбиянка…
3. ***
Языком прикасаться к течению слов,
И лакать, и глотать, и струиться самой –
Это чудо, и в нем отрицанье полов –
Только струйка, и та по велению Мойр.
Дождевыми рыданьями водную гладь
Растревожить, проникнуть – и рядышком лечь.
Сквозь язык – языком до тебя доставать:
До журчания губ, до дрожания плеч.
Я – достала тебя? «Сквозь язык - языком»?!
Лучше просто взасос, чем творить-растворять!
Но крепки между нами плотины веков...
Ты сама говорила: нырять так нырять –
С головой, с потрохами, со всем багажом
Погружаться в речную прозрачную речь,
И дробиться о дельту, и в море чужом
Свой язык обретать…
- Умирать?
- Умереть.
Этюды
для Г.В.
1. Этюд о траве
............ему не можется он в мае очень занят
............сухой травой как дождик проливной
.......................Герман Власов
трава под лучами сохнет
под каплями оживает
стежками из туч косыми
я тело земли сшиваю
виновник моих бессонниц
журчащий во мне к утру
мой муж мой любовник сын мой
ты греешь ты жжешься и не
боишься что я умру
трава колосится сорно
бросает на ветер семя
корнями уходит в магму
рождает землетрясенья
и трескается спросонья
сухая земная грудь
пролейся же над домами
женой куртизанкой мамой
меня назови к утру
как режут губу о стебель
как в полдень горячку порют
как степь поджигают с краю -
мы так и живем, не спорю...
над городом домом степью
с десятками полых русл
я тучи распростираю
и в утреннем сне о рае
живая трава мокра и
как здесь на земле играет
алмазами на ветру.
2. Поток света
.......................будто камень
.........душит солнечное мне сплетенье.
.........поутру к такой придешь с повинной...
....................Герман Власов
луч плывет чудеса гидравлики
не рассказывай мне об Африке
там мол ночи черней черники
и купается там жираф в реке
или в озере в Танганьике
я и так уже знаю с самого
детства Африку - стук тамтамовый
у висков и в запястном пульсе
я ждала тебя - так, что заново
род людской завела в капусте
но - как камень палеолитовый
по артерии кимберлитовой -
не плыви ты ко мне с повинной
пуп земли ты мой
пуп земли ты мой
перерезана пуповина
не родиться не всплыть не встретиться
здесь на севере гололедица
ночь как серая поволока
...............
лишь с утра на подушке светится
лучик Африки рыжий локон
3. СКВОЗЬВОДНОЕ
............река ручьи
потоки черноречья...
............милая
я просыпаюсь во сне ............
нахожу лицо в умывальнике ....................
Офелия детка не надо песен
про спрячься на дне где ил
он видит насквозь и морскую
взвесь и
потоки речных чернил
он снит нас Офелия немы нАги
и в негу погружены
датчане что боги они не знают
как спать и не видеть сны
мы обе утопли в порядке бреда
ты навзничь а я ничком
Офелия в ночь с четверга на
среду
твой рот занесет песком
ему же о нимфа ничуть не жаль
что
в его непробудном сне
морская звезда как ладонь
чужая
ползет по моей спине
4. ПОПЛАВОК
..............остался пешкой на паркете вод...
....................Герман Власов
..............Песок из одной половинки часов
..............не поместился в другой.
....................Изяслав Винтерман
Ты знаешь, рыбак, как тонка эта грань
Меж явью и сном, меж воздушной и водной
Средой. И на грани ведется игра:
Качают теченья меня и ветра,
Как в форме песочных часов
поплавок, и
Струятся песчинки - "забудься... засни..." –
И
близок покой, и видения сладки...
Но тесно за кромкой сплетенных ресниц,
И
лишний песок просыпается вниз,
И я
просыпаюсь от чувства нехватки
Себя,
рассорённой по донной траве.
Всё
меньше минут остается над бездной,
И вряд ли удержит мой тающий вес
Привязанность
к леске, идущей наверх,
Но
неразличимой на фоне небесном.
Публичка
(из цикла «Скоро лето»)
Летает пух, и мутно в
воздухе,
И слабопасмурно, и дымно,
И в нем разлито что-то грозное
И непонятное простым нам.
А на библиотечной лестнице
Сидят с учебниками дети.
Опять читают околесицу
И мельком думают о лете.
Они однажды станут взрослыми
И напридумывают песен…
Им невдомек, что мир за окнами
На самом деле бессловесен,
Что светоч мысли в этом здании –
Всего лишь знак светонесенья,
Что все слова во всех изданиях
Не стоят их произнесенья…
Выставка
Дали в Риме (из цикла «Итальянские стихи»)
Так. Тик-Так. Тик-Так.
Тик-Так. Тик.
Нервный тик под левой грудью.
Триптих Данте: броский дактиль.
Фурнитуроморфны люди.
Тик-Так. Тик-Так. Тик-Так. Тик-Так.
Конь под лавровой короной.
Уведенным из Египта -
Взгляд и речь Бен Гуриона.
Тик-Так. Тик-Так. Тик-Так. Тик-Так.
Крылья сбиты. Ангел сгорблен.
Рай и два гермафродита:
Поцелуй кроваво-скорбен.
Сколько техник, столько тактик:
Счастье в струпьях. Свет из раны.
Так. Тик-Так. Тик-Так. Тик-Так. Тик.
Звон в соборе. Даже странно...
Баварский
праздник урожая (из цикла «Стихи для Анны»)
Сегодня закончена жатва.
Эй, пляши, пляши!
Как юбки у Анны кружатся!
Как ножки ее хороши!
Так много и пива и песен –
Эй, танцуй, танцуй! –
На площади! Пьяным напейся!
Как вышивка Анне к лицу!
Пусть руки ее загрубели –
Эй, играй, играй! –
Зато уж передник набелен:
Крахмальный топорщится край.
Смех Анны – поток карамели…
Эй, быстрей крути!
Не хватит баварского хмеля –
Осмелиться к ней подойти.
И нет, не помогут напитки, -
Эй, сюда! Мы тут! –
Когда на заре до калитки
Другие ее поведут.
Макао
(из цикла «ВО-КРУГ ЗЕМЛИ»)
- Черные бабочки из Аомыня
Вьются над пальмой, не видя друг друга.
- Чувствую я: никогда уже мы не
Выйдем из круга.
- Черные бабочки – капельки мрака –
Вьются, теряя друг друга из виду.
- Я по кварталам кружу и никак из
Круга не выйду.
- Черные бабочки – медленно-просто –
В пальмовых пальцах – торжественно-плавны…
- Мы на соседних стоим перекрестках
Улиц неглавных.
- Черные бабочки вьются спирально.
Как «разделенность» звучит «нераздельность»…
- Мы незаметно пропорциональны
И параллельны.
- Значит, в спиралях, вокзалах, кварталах
Можем, как бабочки, мы разминуться?
Можем – вот так?!
- Посмотри, как устало,
Траурно вьются
Черные бабочки…
Скамейка
на Прудах (Из цикла «Попытка осторожности»)
Наш день удался бы, но вечер
– совсем нелеп.
Ты вдруг обнаружишь: притворства или романтики –
Ни капельки в том, что конфеты я ем, как хлеб:
Не чувствую вкуса. И птицам бросаю фантики.
Ты скажешь: «Гулять. От-вле-кать-ся. Пойдем. Вставай».
Обнимешь меня за плечо, не боясь попсовости
Расхожего жеста. Но – нет, ни один трамвай
Не вывезет нас ни к роману, ни даже к повести,
Так, к паре рассказов – подругам: «Он пил, а я…»,
Друзьям: «У нее аллергия была на курево…»
Пойдем. Надо как-то лечиться от лишая
Раздумий о будущем. Если бы бабедурьего
Уменья не помнить поболе во мне нашлось,
Мы стали бы счастливы. Съехались, поженились бы…
«Судьба» на моем белорусском звучит как «лёс».
Без точек – как «лес». И его испаренья гнилостны.
Поэтому рельсы не рвутся куда-то вдаль,
А в круг замыкаются, слишком уже знакомый нам
Обоим… Наш вечер – ведь он удался бы, да
Конфеты не хлеб. Не наешься. Одна оскомина.
Весна,
или Логическое завершение (из цикла «Запах багульника»)
...............Я знаю, почему дороги,
...............Отрываясь от земли,
...............Играют с птицами…
...............…..Даниил Хармс
I
…Скоро весна. Турбулентен воздух.
Я перестала писать на пробу,
Предпочитая бумаге – ноздри
Позднефевральских больших сугробов.
Струйкой за десны процежен ветер.
Бури грудные с весной сильнее.
Ты не поддержишь меня, заметив,
Как я шатаюсь и цепенею,
Шагом неровным иду по снегу
И, поскользнувшись, дрожу на грани…
Тропка следов: черновик побега,
Цепь между нами. И каждый – крайний…
II
Наши зигзаги – мои зигзаги.
Да. И устала, и утомила.
Я разлюбляю по сто раз за день –
Мучая, мучаясь… Знаешь, милый,
Я не сторонница чистых линий
И отражений зеркально-четких.
И всё равно ты хотел бы клиньев
Вместо изгибов моей прически.
Значит, не видно тебе, как криво,
Как прихотливо ветвятся нервы…
Нужно сто раз разлюбить до крика,
Чтобы сильней полюбить в сто первый –
Или понять, что зигзаги правы,
И не вернуться к исходной точке…
---------
Скоро весна. Скоро будут травы.
Будет багульник на каждой кочке…
Прогноз
(из цикла «Mann»)
……………"Он был донарам."
…………………….из анекдота
Был донором без крови и без крова,
Но с гонором. И спился к тридцати.
Жена, помедлив, вышла за другого.
У дочки прогрессировал цистит,
Работа, как хомут, давила плечи,
Толпа жеманниц гнула кошелек
В бараний рог. И даже стало легче,
Когда он как-то взял да и не смог.
Был донором, стал пациентом клиник.
Жизнь продолжалась. И порой в ночи
Он тихо плакал, как последний циник:
"Я так любил, когда она молчит…"
А.А.
.......................
...и в смеющийся профиль снимается
....................... Около пагоды радость моя...
.................................... Ася Анистратенко
"Город Токио" - лишь анаграмма "Киото дOрог".
Вспышка гаснет, и птичка садится на черный тубус.
Твой огромный зрачок - всё, что будет на кадре Kodak,
И фотограф расстроен: потерян прекрасный ракурс
На курносую пагоду... (Возраст. Всё больше брака
На проявленном и непроявленном...) Ты, потупясь,
Умещаешься в кадр - и мечтаешь, что вскинешь взгляд, и
Небо больше не будет далеким, занебоскребным,
А навалится комьями туч, щегольнет гирляндой
Обязательных чаек у шпилей... И наслоится
Та - древнейшим фрагментом из детства - ТВОЯ столица
На токующий Токио. Вспышка вонзится в ребра:
Ах, как дорог Киото! Дороже, родней, желанней,
Чем всегда, и несбыточней тоже... И бог бы с ним, но
Объектив объективен: зрачок - на переднем плане,
А на фоне, на дне - иероглифом анаграмма:
"Город Питер" как "гордо терпи"...
...............................Вспышки нет. Упрямо
Птичка в тубусе бьется о линзу и портит снимки.
К.Щ.
…….…О
Генрих Rex, Вы – Болейн.
………………Ксения
Щербино
капельки катышки скаты кровель
тауэрных камерных немо-фильмных
всё в настоящем вильгельм и кромвель
анна больна недержаньем крови
в синеньких трубочках гемофильных
я заразительна я смешлива
да я заразная я такая
я заражаю гемофилией
в грудь утыкаясь лохматым ливнем
тело ресницами протыкая
красные ниточки вязью вестью
верностью смертному приговору
весь ты пронзен мной пронизан весь ты
проистекаешь из всех отверстий
капельки дождик копыта город
казнь на закате? ты болен Генрих
будет ли бог на рабочем месте
чтобы принять тебя там в гееннах
женщина только носитель гена
капелек камушек холмик крестик
О.Р.
.....................Затворница,
светла твоя темница
.....................В краю, где "быстра вода бжеги рве"…
.......................................Ольга Родионова
Ты рвешь берега. Ты пенишься на излучинах,
А значит, не хочешь себя принимать такой,
Какая ты есть. И нервно скрипят уключины,
Когда я пытаюсь тебя обозвать рекой
И всем доказать: конечна. Пе-ре-плы-ва-е-ма.
Но паводок хлещет… Сражаясь с собой – другой,
Зеркальной, текучей, обросшей мостами-сваями –
Ты рвешь берега – сиротея без берегов.
Ю.И.
Дневное
…И снова ботиночки мнут не снег,
А месиво «соль плюс грязь».
За этот проход до трамвая мне
Всевышний еще воздаст,
Хотя я по горло уже сыта
Одним из Его чудес:
Москва на полсуток южней, но там
Морозней, вьюжней, чем здесь.
А в наивлажнейшей из всех Пальмир
Так мелок небесный душ,
Что капля, в которой мне явлен мир,
Почти не смывает тушь.
Вечернее
Так медленно, по капле тает свет,
Так тихо время капает из крана,
И тишина – огромна, многогранна –
Стекает вниз, от Питера к Москве,
По колеям, по санному пути,
По рельсам с каплевидным царским следом,
И ночь меняет карту, и с рассветом
Не обойтись без кладок и плотин…
И Питер весь зальет, и к часу дня
Наладят водяное сообщенье,
И невская вода с песком и щебнем –
Строительным и поднятым со дна –
Взломает русло Яузы, и льды
Пойдут по всей Москве, дробясь о стены, -
И вдруг уравновесится система,
И наконец-то уровень воды
По принципу соединенных чаш
Сравняется в затопленных столицах,
И время вовсе перестанет литься,
И будет, словно дождь, из туч сочась,
Так медленно, по капле – таять – свет…
А.К.
...........Динка, видишь это яблоко,
...........Покатившееся к Спасу?..
..................Ла Марн
То ли вижу, то ли кажется
В дрёме нежной, неглубокой -
Яблоко вот-вот покатится
Вкруг по миске белобокой:
По моей любимой рожице
Свет скользнет, тебя разбудит,
И во взгляде мне откроется
Всё, что было, всё, что будет.
Так заря сегодня солнечна,
Что неясно: что мы, где мы...
То ли мы проснулись всё еще
До змеиного Эдема,
То ли Боженьке икаются
Птолемеевы проделки:
Солнца яблоко катается
По земной своей тарелке.
Вс.К.
………………Письмо
из Азии - жестокая бумага,
………………письмо из Азии - равнины и пустыни…
………………….Всеволод
Колюбакин. Письмо из Азии
……………..В
твоей короне не хватает камня,
……………..В твоей гортани не хватает песни…
………………….Всесолод
Колюбакин. Письмо из Азии – 2
Капризом почты - упадет в
ладони
Конверт, видавший виды дальних странствий.
Обратный адрес - Волга. В Волге тонет
Бурлачья песнь - скифическое "здравствуй".
И кровь проснется, и жестокой руной
Восстанет память в изумленных генах.
Там - ни одну не обошли коруной.
Там - несть цариц в сарматских диадемах.
Под Измаилом, на стрелецких казнях,
В монастыре и при посадском бунте -
В моей короне не хватало камня.
И не хватает. И хватать не будет.
Закон как дышло, повернешь - провисло...
В гнездо для камня вставлен глаз монголки.
А под Москвой пирующий Владислав,
Смеясь, к гостям выходит в треуголке,
Не понимая, что трава в Рязани
Неопалима... О, родная раса!
Тебе наказ, а может, наказанье
Дано - окаменеть в политых красным
Чумных болотах в междуречье Буга
И Индигирки... чтоб в Путивле, рано,
Твой древний камень - заурядный уголь -
В моей короне снова стал центральным.
В.Б.
......................А я
хочу поверить, но
......................Со мной Господь молчит давно.
...........................Вероника Батхен - Динке
Тающий город латентно склочен.
Больше не в моде метели люрекс.
Финский соломенный ангелочек-
Самоубийца - подвешен к люстре,
Как молчаливый сквознячный флюгер...
Стань на колени и успокойся.
Дай тебе Бог после смерти вьюги -
Ткани на саван - и солнца - в косы.
……..посвящение-подражание
Н.Х.
птица моя небесная
розовое крыло
клюй куличи воскресные
время застыло местное
было мол да сплыло
что петухи что горлицы
все кукушат плодят
птица моя позорница
дернется клюнет дернется
разве же ж так едят
солнце к башке привязано
маятник желтый круг
что ж Он молчал про Пасху мне
я же ж родился - пасынок
я же ж мечтал - умру
длится твой крик над рощицей
воздух пластом лежит
плачется мне и ропщется
птица моя пророчица
сколько ж теперь мне жииииить...
У чужого погоста присядем:
Стерты ноги и ноет спина.
Помолчим - не сочувствия ради,
А затем, что вокруг тишина.
Не узнав ничего о погосте,
Все формальности мы соблюдем,
Как его благодарные гости,
И опять к своему побредем...
…………………Мы - гусеницы
ангелов...
…………………………В.Набоков
Как гусеница пяденицы - взмахом
Вперед кидаюсь, тело волоча.
Excelsior! Дождями перепахан
Мой клейкий путь - к вершине от начал -
По древу без названья. Опротивел
Мне облик мой. Я помнил, но забыл
Какие-то чешуйчатые крылья -
Белесые с оттенком голубым.
Я червь земной. Но ночь моя бессонна:
В лопатках зуд, и мне не заглушить
Крылатое биенье эмбриона
Под затвердевшей куколкой души.
...........................
"Ты до рожденья еще, Нефертити,
........................... В илистых водах омыта не раз"...
................................... Из старого. Алине Б.
...Раздвинешь тростинки и к мутной
реке сойдешь:
Бекасы. Верблюдица пьет. Крокодильи спины.
Ты в красном. Прислужники в белом. А молодежь
В кварталах речных обнажается в честь мужчины,
Взошедшего в самый зенит, - твоего отца.
Как бронзовы волны, тела и лучи в короне!
Ты тянешься к солнцу, царица обоих Царств,
И ниц простираются жрицы, молясь о громе,
Дожде и приливе, рождении и смертях...
-----------------
Так будет. И весел от ветра тростник прибрежный,
А воды, в которых свернулось мое дитя,
Так илисты. И плодородны. И безмятежны.
Снимок оконный матовый
С запада чуть засвечен.
Утро одутловатое,
Тужась, рождает вечер.
Сердце продрогшей улицы
Бьется совсем неспешно.
Так хорошо тоскуется,
Так обреченно-нежно...
Так извращенно-бережно
В поры заходит сырость...
Этот закат всамделишный,
Город, тебе на вырост.
...........................друзьям
Любимые! Мне радостно и страшно
Осознавать, что каждым новым утром
В Неве подлёдной новая вода.
Такие дни – безветрие, мороз,
Пустое небо – в Петербурге редкость,
И город желто-сизо-голубой
Встает большой трехмерной голограммой
Вокруг меня, и если повести
Глазами вправо – он сместится влево,
Как по дуге, и значит, от меня
Идет отсчет координат пространства.
А время – время свернуто во мне
Пружиной, не стремящейся проснуться,
Раздвинуься... И город светел, нем
И неизменен… Только там, под толщей
Глухого льда бежит живая жизнь,
Как жуткий знак другого измеренья,
И мой покой – мой OXYZ –
Сметён. Смятен. И что же? Улыбаюсь
И делаю неторопливый шаг
Не по оси абсцисс к искомой Стрелке
Васильевского острова – а внутрь
Себя. И распрямляется пружина,
И оба направления – вперед,
К неведомому, и назад, к былому, -
Мне равно предоставлены. ДомА
Меняются: становятся моложе,
А значит, старше. И река уже
Готова вскрыться. Это значит, скоро
Живой поток омоет мне глаза,
И я увижу корабли в заливе,
На Марсовом сирень и вас, мои
Любимые. Мне радостно. И страшно…
......... …потому что быть
красивей просто невозможно.
.............В.Б.
…Ты вдруг говоришь: «Красивая», –
И в э-то-мгно-ве-ни-е-
Я – ангелом – балансирую.
Я – пяткой на острие,
Торчащем из зимней крепости,
И плечи мне замело,
И крыльями чайки крестятся
На крест мой и на крыло.
А город внизу – раскатанный,
Как карта, по островам.
Ты вдруг говоришь: «Ну как ты там?»
Признаться, холодноват
Сусальный мой плащик ангельский.
Но я здесь останусь – для
Мгновенного роста тангенса
Угла «небеса-земля».
…Ты вдруг произносишь: «Вечная», –
И город: «тер-Пи-тер-Пи…» –
Всё небо кладет на плечи мне
И в пятку вонзает шпиль.
Я в доме твоем - в
одиночестве
Твоем - наследила. Прости.
Наследье мое - на совочек бы
И в мусорный бак отнести:
Следы - на любом расстоянии -
Так странно, так страшно голы...
Не зря с небывалым старанием
Жена твоя моет полы...
Не обвиняй меня в дожде -
Я не виновна в нем.
Не говори, что мы нигде
И никуда придем.
Не упрекай меня в нужде,
Которой нет всерьез.
Не обвиняй меня в дожде,
Не добивайся слез.
Ты научился жить, как шить -
Латая и кроя.
Во мне уже торчат ножи
Для кройки и шитья.
Любым разрезом накажи,
Но только, я прошу,
Не обвиняй меня во лжи -
Вовек не заслужу.
Ты, лоскуты неправоты
Соединяя в нить,
Желаешь ужас пустоты
Неправотой залить.
И, опираясь на костыль
Своих неверных вер,
Как ты боишься чистоты
Простых моих манер.
Ты громче боли. Ты в крови.
Тебя не избежать.
Душой заведомо кривить
Не начинай опять.
Пытаясь мелочно съязвить
И уязвить больней -
Не обвиняй меня в любви:
Я не виновна в ней...
***
Ты на матовой лица платине
Обозначишь: очень рад - heartily.
Я нужна тебе? Так вот - на" тебе
Всю меня... Да вот тебя хватит ли,
Чтоб вместить мой выдох - весь, с хрипами,
Тонзиллитом и тоской - Божий яд,
Так вдохнуть, чтоб я была выпита,
Так принять, чтоб не могла больше я
Презирать себя почти радостно,
Слыша вольности, терпя колкости...
Я тобой под самый дых ранена...
Ну когда же ты придешь... Господи...
…И нет тебя. И вижу я сквозь
сон,
Как тишина тягучими слезами
Течет по стенам, заливая пол.
И кажется, что пяткою босой
В нее ступить – как выдержать экзамен
На выдержку. И мой холодный пот
В миг пробужденья – тоже род воды.
…Будильник, стилизованный под старый,
Орет как новый, воздух теребя.
Девичника вчерашнего следы
Мучительны: в углу пустая тара
И мутно в голове. И нет тебя,
И – нет – тебя! Два стула у окна
Неловко жмутся к белой батарее,
И жаль их, как оставленных детей,
Которых называть по именам
Чужой мужчина вмиг поднатореет…
И нет тебя. И широка постель
И неудобна, как ночлег в гостях.
Но – обещаю, милый, - ненадолго.
Ты знал про всё: про капли на стене,
Про утро в одиночестве, про страх
Вдруг захлебнуться...
…Бритвенная полка
Пуста. Ты был. И нет тебя. И нет…
...Ветер в комнатах, ветер в
комнатах,
Доски, мусор, и пустота,
И куски очага разломанного -
В самых странных, не тех местах.
На обоях - теней проплешины.
И - бельмом - на другой стене -
Репродукция надоевшего
За совместную жизнь Моне.
Вот и спальня. Здесь трудно дышится.
Пыль в широких, косых лучах...
Разговор из гостиной слышится...
Затихает... Затих... Зачах...
В кухне плесень расцветшей порослью
Говорит о последнем дне.
Как пронизывающе горестны
Эти ветры, которых нет.
Почему до мгновений скомканных
Мы не думаем о плохом?!
Чей-то голос. И ветер в комнатах.
Пыль. И в горле - от пыли - ком.
***
Лето. Горе белокожим!
Пахнет в воздухе паленым.
По толпе гуляет ветер
Лета, пота, всяких дел.
На кого-то так похожа
Эта девушка в зеленом.
Ты ее недавно встретил,
Но не помнишь, с кем и где.
Этот город забормотан,
Одурачен, пропутанен.
Этот нищий пропил роскошь,
Весь зарос, пропах, опух...
Мне напомнила кого-то
Та, в зеленом и с цветами,
Так безудержно и броско
Раздвигавшая толпу.
Стать бездомным и смиренным,
А потом сойти с катушек!
Все трамваи спят и видят -
Чтоб на полном на ходу!..
Стал навязчивым рефреном,
Стал синонимом удушья
Миллион зеленых нитей...
Не догонишь. Не уйду.
Зелень, буйство - кризис лета.
Сумасшедший дом заполнен.
Это в нем - в твоих объятьях,
Это в нем - в палате люкс
Я - стремительно и слепо
(Ты едва успеешь вспомнить),
Как была - в зеленом платье -
Никогда не появлюсь.
Ветрено, мой мальчик. Ветер
клонит
Тонкие стволы озябших вишен
Прямо к почве… Да, мои предплечья
Снова стынут. И с чего бы вроде?..
Нет, причина есть. Ведь на балконе
Снова лужи. Ночью дождь не слышен.
Как обычно, нами он замечен
Лишь к утру – по холоду в природе.
Ветрено, мой мальчик, и дождливо
В узком промежутке между серым-
Серым небом и бессильно-блеклым,
Чуть коричневатым пустопольем.
А река – уже канун разлива –
Замерла. И затхлый запах серы
С берегов летит, и жмется к стеклам,
И сочится в щели поневоле.
Ветрено, любимый, – не затем ли,
Чтобы мы не уставали помнить
Тот, наш первый, день – когда на ветки
Робкий снег спускался аккуратно…
Выйди в сад. Согрей шагами землю,
Воздух и деревья. Переполнись
Новой жизнью – ветром в каждой клетке.
И счастливым приходи обратно.
…И каждому было по слову и
делу его.
И стон, многократно земную юдоль облетая,
Дробился на струи, чтоб каждый испил своего,
И каждая мутная капля проглоченных вод
Была солонее других и не думала таять.
И кто-то бездумно отсчитывал дни и года,
А кто-то взлетал и срывался, а кто-то, утробу
Насытить не пробуя, плоть умерщвлял иногда…
И хлеб горьковатый, пропитанный потом труда,
Был горек вдвойне пропотевшим, как хлеб, хлеборобам.
И травы всходили и, сорные, были сочны,
И в землю ложились опять, становясь перегноем,
И не было города, где не видали войны,
И каждому снились проклятые вещие сны,
И правила тьма. Но однажды случилось иное.
* * *
Проснувшись с рассветом, они выходили в поля
И видели все, что разбужено мертвое семя,
Что тучные злаки повсюду взрастила земля…
И не было лекаря, жницы, шута, короля –
Остались тела, одинаково сношены всеми.
И было тепло – даже жарко, так было тепло,
И плакать хотелось, и кто-то, наверное, плакал,
И всем воздавалось добром за добро и за зло,
И думали все: «Наконец-то и нам повезло», –
И мясо бросали не верящим счастью собакам,
И к небу тянулись с молитвой любви на губах,
И в пестрой толпе находили друзей и знакомых,
И эхо приветствий аукало в дальних горах,
И кончился страх, неизбывным казавшийся страх
Безвременной смерти вдали от родимого дома.
И было вино, и веселье, и снова вино,
И дети смеялись в огромных цветных хороводах,
И даже юродивым стало почти все равно,
И люди уже не молитвенно падали с ног,
А тихо ложились в траву, как на праведный отдых.
И вечер спускался и воздух собой заполнял
Над сотнями голых картинок живой Камасутры,
И ночь проходила, и солнце вставало, маня…
* * *
И кто мог подумать, что утро последнего дня
Приходит вот так – как счастливое летнее утро…