Вечерний Гондольер

 

 

 

Владимир Егоров.

 

На поле Куликовом

 

1.

На ольховых кустах по утру повисая,

Над бровью лохматой покойного сна

Осенней рябины багрянолитая

Семиустая тает в осоках роса.

 

Летом бабьим коростели

Дробью треска изведут,

По ковылям да по степи

Подголоски поведут.

Летом бабьим паутиной

Обинтован мох усов,

Студенистых запах тины,

Вечерами - зовы сов.

Или темя крепче пальцем

Поприжать на поле том,

Иль девицею на пяльцах

Драму выписать крестом…

Или воем над могилой

Огласить беду окрест

Или вопленница милым

Передаст какую весть…

 

2.

Боль лба в дуге лица - как гулко в пустоте…

Желтеет соком чистотела шестисотлетняя пыльца,

Вдыхает тучный чернозем земли отраву над полями,

Орущих воронов крылами затянут тусклый окоем.

Грифон иль гриф над складкою холма,

Где рог сосны застыл, раздвоенный утесом.

Тесьмою туч разодранно свисает косо

Совиным клювом семицветная чалма.

В свинцовом мраке вод свинцовый горб

У берега шлифует белый клин откоса.

Сквозь шорохи доносит с дальнего покоса

Порыв дождя гортанный говор толп,

Душа свирелью в лапах ветра полая,

Клич из травы зверино отозвался болью…

Мелькнуло за холмом хвостом собольим

И... понесло, неслышно так, в пол-лая,

Гул тряпками обмотанных копыт.

 

3.

Отклонились вдруг сухие в воде тростники,

Из глубин пузырями гнилыми вздыбились

Кистеперой, в кровавых прожилках, рыбины

Шевелящиеся плавники.

 

4.

Рука, ломающая горло дню,

Расчетливо стирающая грани

Камней и копий поля брани,

Где раны - среди сна, и сон отравы

Кровавит стылые тела.

Курчавится стрела в мясной оправе.

Заплатой пала тень багрового светила.

Внезапно поле ровно озарила

Луны и звезд тугая тетива.

 

Язык собаки одичалой

Застывшей крови лижет зерна,

Из груды тел

столбом рука

Вросла крестом

в меча двойную рукоятку.

На темени под рыжим бунчуком

Наседкой глаза закрыв,

Сытый ворон роняет капли крупные

На побелевший трупа лоб.

Вблизи, раскинув руки гордо,

С улыбкою на черноте застывших лиц,

Сомкнув в объятии,

В последнем хрипе, горла,

Лежали росс и азиат.

Вспорхнув на мертвых рук плетень,

Запели жаворонки тенььььььььь......

 

Над горечью полынною Донца,

Над сонным перепевом коростелей,

Желтеет соком чистотела

Шестисотлетняя пыльца.