Алексей Князев

Я звоню Люси

МНЕ ЗВОНИТ КАРОЛИНА. Здоровается, слушает мое мычание в

ответ, какое-то время молчит, размышляя.

- По какому поводу пьешь?

Она не ошибается. Мы знакомы давно, она безошибочно оп-

ределяет все оттенки моего голоса.

- Я не слышу ответа. Ты не хочешь со мной разговари-

вать? Я по тебе соскучилась. Приезжай ко мне. Прямо сейчас.

Я не вовремя? Ты что, не один, ты с женщиной? Она красивая?

Красивее, чем я? Почему ты молчишь?

Я кладу трубку. Я не хочу с ней разговаривать, она на-

доела мне до тошноты, хотя с некоторых пор временной интер-

вал между нашими встречами может составить год и более. Она

права, я пью уже примерно с неделю, давно ничего не ем. Мне

тоже скучно, но я не скучаю по ней. Мне нужен собеседник,

собутыльник, женщина для секса, водка. Мне не нужна еда, Ка-

ролина.

- Бэн, ты понял? Меня звали в гости. Словно у меня есть

силы куда-то тащиться, а главное, на хер она нам сдалась.

Верно я говорю?

Я смотрю на упитанного мопса; он, вальяжно развалив-

шись, сидит на полу. Пол скользкий, у него разъезжаются ла-

пы. Он усаживается опять, лапы опять разъезжаются. У меня

нет сил смеяться, я только смотрю на него. Парню не нужна

водка, баба, собеседник. Ему нужна сытная пайка, чтобы чеса-

ли брюхо, не мешали спать. Толстяк почему-то решает, что с

ним говорят о еде, он неуклюже бежит на кухню проверять свою

мисочку. Я иду за ним. Кажется, мы оба надеемся, что мисочка

волшебная, в ней каким-то чудом появилась жратва.

Волшебства нет, жратвы нет. В холодильнике лежат почки

и брюшина какого-то неведомого животного, это нужно размора-

живать и варить, на что у меня нет сил. Их у меня хватает,

чтобы налить рюмку водки. Я наливаю, выпиваю, закусываю хо-

лодной кипяченой водой. Эта доза дает кратковременный прилив

сил; внезапно обретшей твердость рукой я режу морковку и ка-

пусту. Всеядный мопс нетерпеливо отирается рядом. Он жадно

следит, как ему накладывают съестного. Недоверчиво нюхает.

Смотрит на мои руки, ожидая чего-то более существенного.

- Я сам, между прочим, три дня ничего не жрал. Может и

больше. Не помню. И вообще, ты слишком растолстел, виляешь

задом неуклюже, как потерявшая сноровку старая проститутка.

Ну, или переваливаешься, подобно жирному гусаку. Еще неиз-

вестно, что хуже. И шеи у тебя словно и нет вовсе, головешка

сидит прямо на туловище. Пора, дружок, худеть, иначе скоро

за тобой придут корейцы. Единственная причина, по которой

эти ребята медлят - они никак не могут найти такую здоровен-

- 2 -

ную кастрюлю, чтобы ты в нее уместился.

Сильные аргументы не производят на упрямца впечатления,

корейцев он, получается, не боится, значит, надо попробовать

запудрить ему мозги. Наверняка это будет нетрудно сделать,

думается, размером они примерно с грецкий орех, прячутся вот

в той маленькой бестолковой головехе со смешно выпученными

глазенками. Я запиваю очередную рюмку водой, чувствую оче-

редной прилив сил, которого хватит уже на более обстоятель-

ный разговор. Я сижу на табуретке. Мопс отвернулся от миски,

смотрит на меня с надеждой.

- Короче, звонила Каролина, понял? Помнишь ту девку,

которой ты при знакомстве от избытка чувств порвал когтями

колготки? Во-о-от... Хотела, чтобы я к ней приехал. А на

хрен эта фригидная красавица нам нужна, верно? Я отказался,

я правильно сделал? Как считаешь? Вообще, мы с тобой вряд ли

достойны такой горячей прибалтийской девушки, пусть сидит

дома одна или позовет кого другого. Ей ведь достаточно паль-

чиком поманить, чтобы за ее прелестями выстроилась очередь,

так чего она прицепилась ко мне? Тем более, мы с ней всегда

говорили на разных языках, хотя по-русски она шпарит без ак-

цента.

Толстяк отказывается слушать, обиженно трусит в комна-

ту, со второй или третьей попытки запрыгивает в кресло, ук-

ладывает свою округлую тушку на отдых. У мопса гипертрофиро-

ванное чувство собственного достоинства; обидевшись, он спо-

собен подчеркнуто не общаться с тобой по полдня, зато у него

такое же чувство привязанности; если ты ушел из квартиры, он

те же полдня сидит под дверью, дожидаясь. Он сидит неподвиж-

но и неотрывно пялится на дверь, напоминая в такой момент

изваяние Будды - тот примерно такой же комплекции.

Я нарочно не смотрю в его сторону, боюсь нарваться на

укоряющий взгляд. Если это произойдет, кому-то из нас при-

дется заниматься разморозкой брюшины. Мопс этого делать не

умеет...

Это не так просто, найти записную книжку, выбрать, кому

позвонить. Их слишком много, номеров телефонов с именами,

которые неизвестно кому принадлежат. Вообще-то я хотел бы

позвонить Жанке. Я безумно по ней скучаю, думаю о ней едва

ли не каждый день, но она давно замужем. Мы встречались пол-

года, зачем-то расстались, я не видел ее сто лет, сто лет с

ней не спал, я хочу ее. Она переехала, я нашел ее через ад-

ресное бюро. Она не знает, что я знаю ее телефон. Мне извес-

тен не только ее телефон, мне известны улица, дом и номер ее

квартиры, ее новая фамилия. Почему-то уверен, она согласи-

лась бы со мной встретиться, но не звоню. Не надо этого де-

лать, я не люблю любовь исподтишка. Она замужем и мне оста-

- 3 -

ется только смотреть на заветные цифры телефонного номера. Я

смотрю. Смотрю долго. Сам их вид, комбинация мне приятны,

они притягивают взгляд, потому что связаны с нею.

Я не выбираю специально, просто перелистываю мятые

страницы, зная, что выбор произойдет интуитивно.

Я ЗВОНЮ ЛЮСИ. Она Люда, но сейчас мне хочется называть

ее так. В песне, звуки которой гремят сейчас в комнате, речь

идет о небе, бриллиантах, о Люси. Мне нравится песня. Нра-

вится имя. Нравится женщина, которой звоню.

- Приезжай. Я по тебе соскучился.

Сказанное можно назвать правдой, потому что мы когда-то

переспали и я периодически о ней вспоминаю. Она классная в

постели, эта Люда.

- Почему ты молчишь? Ты не хочешь со мной разговари-

вать? Люси, приезжай. Ты знаешь, где я живу. Помнишь, я по-

казывал тебе небо в алмазах? Ты увидишь его снова.

- Я не могу разговаривать, сейчас в комнату войдет

муж. Знаешь, какую трепку я получила после того раза! О ка-

ких алмазах ты говоришь? Перезвони в другой день, лучше на

работу, хорошо?

Словно я знаю ее рабочий телефон. Я и этот, накарябан-

ный почему-то спичкой, нашел с превеликим трудом. Девочка,

оказывается, замужем. А ведь несколько лет назад позволила

себе кувыркаться целых три дня с впервые увиденным мужчиной.

Правда, она была изрядно пьяна и все три дня мы беспрерывно

добавлялись...

- Бэн, ты понял? Нас прокатили.

Он ничего не отвечает, даже не поднимает своей мопсиной

башки, только слегка шевелит ушами-тряпочками и морщит и без

того морщинистый лобик. Внезапно он спрыгивает с кресла и

бежит на кухню, к заветной мисочке, проверять.

- И ты тоже не хочешь со мной разговаривать! Пошел на

хер, толстяк! И вообще, что-то слишком много вас таких раз-

велось! Люси, Жанетта, Каролина, а тут еще ты, хренов ты

Бэн! Что, такие вот охренительные иностранцы? Все это мне

подозрительно!

Какое-то время я обдумываю интересную мысль о засилье

иностранных имен, но затем припоминаю, что Жанетта - это,

если не по официально-паспортному, просто моя милая Жанна;

Люси - просто Люда, а Бэн, если, опять же, не официаль-

но-паспортно, а по-домашнему - просто Беня; и только Кароли-

на - это, видите ли, Каролина, тут без разговоров. Так что,

не все еще так запущено...

- Ты похож на толстого одесского еврея и даже зовут те-

бя Беней, понял?

В подтверждение важной мысли я даже тычу в сторону моп-

- 4 -

са пальцем. Не поворачивая башки, он косится в мою сторону.

Ничего, скоро он уснет и избавит меня от своих укоризненных

взглядов. Кстати, храпит он похлеще любого пьяного мужика.

Я выпиваю рюмку...

МЫ СОБИРАЕМСЯ НА ПРОГУЛКУ. Это только так называется,

"мы", на самом деле вся ответственность за подготовку к важ-

ному мероприятию висит на мне. Это непросто. Надо упаковать

мопса по полной программе, обрядить его в специальный зипун,

иначе он будет мерзнуть, он короткошерстный. Зипун расшивал-

ся дважды, но габариты мопсиной тушки меняются неуклонно и

только в одну сторону, спецодежду пора расшивать по новой. Я

долго вожусь, застегиваю пуговицы, наконец дело сделано.

Мопс неплохо упакован, наружу торчит только его забавное хо-

зяйство, включающее в себя аккуратный мохнатый членчик и два

не менее аккуратных шарика в шерстяных мешочках. Зачем ему

этот членчик, никто не знает, бабами он не интересуется.

Также он не интересуется кошками и другими собаками. Ни разу

не видел, чтобы он кого-то обнюхивал или звонил кому-то по

телефону. Кажется, баб он просто боится, он вообще изрядный

трусишка. Его хвостик, загнутый как у свиньи, колечком, ве-

село прыгает из стороны в сторону...

Мы гуляем. Правда, вдруг оказывается, что на дворе ле-

то, но мне не хочется возиться с раздеванием толстого обор-

мота, тем более он этого не просит. Значит, погуляет так.

Пусть ходит в своем красивом пальто.

Нам хорошо. Я иду размеренным шагом, толстячок мерно

трусит рядом, периодически поднимая башку, поглядывая на ме-

ня вопросительно. Не знаю, что ему ответить, мне самому не-

ведомо, куда и зачем мы идем...

Вот... Теперь понятно, куда мы шли. Вот она, чудесная

земляничная поляна. Кусты такие огромные, что мне не нужно

нагибаться; наоборот, приходится вставать на цыпочки и тя-

нуться. Я срываю огромные яркие ягоды и жадно поглощаю соч-

ную мякоть. Спохватившись, я вспоминаю про мопса, он опять

смотрит на меня с укоризной. Кушай, дружок, это наша поляна!

Он ест ягоды из моих ладоней, нам хорошо, однако появляется

предчувствие, что хорошее не может продолжаться до бесконеч-

ности. Нам обязательно должны помешать, наверняка об этой

поляне знает кто-то еще.

Дождались. Это желтая подводная лодка, подкравшаяся ти-

хой сапой. Капитан заметно зол, он делает нам угрожающие

знаки. По дебильной роже можно догадаться - этот из англоя-

зычной страны. Хрена мы с мопсом уйдем, мы первые нашли эту

поляну! Мы ее застолбили! Я тоже сердит, я первым начинаю

лаять на капитана, тем более, его лодка выглядит ужасно, она

уродско-грязно-зеленого цвета, хотя на самом деле она, ко-

- 5 -

нечно, красивая, желтая, спору нет. Капитан лает на меня в

ответ, наши силы примерно равны, хотя он лает по-английски,

против русского это заведомо слабовато. Тем не менее, схват-

ка разворачивается нешуточная, я смотрю на мопса, ищу его

поддержки, но хитрец ленится, молчит, делает вид, что его

это не касается. Мы с капитаном долго перелаиваемся, оба

постепенно теряем силы, наконец английскому подлецу надоеда-

ет со мной тягаться. Он неохотно признает, что мы с мопсом

пришли на поляну первыми, дает команду своей невидимой ко-

манде и желтая подводная лодка, пустив грозное облако густо-

го пара, удаляется. Мы с мопсом победили, взяли противника

измором.

Мы опять лопаем огромную землянику, затем ложимся на

спины, раскинув руки и лапы, смотрим в небо. На небе брилли-

анты, они на своем обычном месте, нам хорошо на нашей поля-

не. Мы герои, мы ее отстояли, мы никому ее не отдадим. Мы

лежим, пялясь на сверкающие, умело ограненные камни...

Я С РАЗДРАЖЕНИЕМ БРОСАЮ ТРУБКУ ТЕЛЕФОНА. Оказывается,

это звонок в дверь, я просто перепутал спросонья. А магнито-

фон с реверсом выдает песни про Люси, желтую лодку, поляну

уже в четвертый, наверное, раз. Сейчас он как раз выдает про

Люси. Подушка, конечно, мокрая от почему-то фиолетовой слю-

ны, так часто бывает, когда после полунедельного поста снит-

ся жратва. Мопс старательно исполняет обязанности сторожа:

прямо со своего кресла он пару раз лениво тявкает в сторону

двери; оказывается, ни хрена он не ходил со мной на поляну,

он просто спал в этом кресле, обманщик.

КАРОЛИНА СМОТРИТ НА МОИ НОГИ. Я в семейных трусах и

несвежей майке. Я смотрю на ноги Каролины. Она в сапо-

гах-ботфортах, прозрачных колготках и короткой куртке. У ме-

ня волосатые ноги. У Каролины привлекательные, интересной

формы, которые она почему-то считает красивыми.

- Я решила приехать сама. Что за дурацкую музыку ты

слушаешь? Что ты мелешь? Какие бриллианты? Какая Люси? Так

ты все-таки не один? Я хочу на нее посмотреть. Сделай тише.

Я сторонюсь, пропускаю ее в коридор, размышляю, что

даст мне ее появление. Я примерно представляю, что оно даст.

Эта штука называется геморроем. Ну, или хлопотами. Я быстро

иду в комнату, надо немедленно хватануть полстаканюги водки

махом, иначе мне не выдержать предстоящего.

НАЧАЛОСЬ. Я очень вовремя выпил, теперь у меня есть

энергия для участия в ее традиционных мудацких игрищах. Мне

никуда не деться, мне приходится во все это играть... Я сни-

маю с нее сапоги, я обязан это сделать, ей неудобно делать

это самой. Я одеваюсь, потому что ходить в семейных трусах

можно перед мопсом, но не при шикарной даме. Я должен убрать

- 6 -

вот с того кресла газеты, она туда сядет. Я должен немедлен-

но побриться, иначе моя щетина опять натрет ей лицо, ведь мы

непременно будем вместе спать. Я должен принять душ, сменить

майку. Должен найти пакет с соком, она не собирается запи-

вать водку кипяченой водой. Она не хочет водки, она хочет

хотя бы джина. Я должен немедленно покормить животину, ей

якобы жалко это обездоленное существо, хотя оно когда-то

порвало ей дорогие колготки. Должен вытряхнуть пепельницу.

Подать ей сигареты. Щелкнуть зажигалкой. Поставить музыку,

угодную ей. Спросить, чего госпожа желает еще. Я... Я много

чего еще должен. Главное, я должен ее слушать...

Я СЛУШАЮ. Она самая красивая на свете. Пока она ко мне

добиралась, ей пришлось выслушать и решительно отвергнуть

немеряное количество непристойных предложений. Ее домога-

лись. Ее домогались все. Ее домогались со страшной силой.

Она стояла на остановке, а лица кавказской национальности

приглашали ее в машину, даже пытались затащить силой. Она

отбилась, убежала от лиц, ехала в такси, таксист пялился на

нее в зеркальце заднего обзора, рискуя создать аварийную си-

туацию. Молодые парни на улице только что свистели ей вслед.

Охранник из магазина возле ее дома опять пытался с нею поз-

накомиться. Работник бара, куда она по дороге ко мне завер-

нула купить сигарет, на коленях умолял ее оставить номер те-

лефона. Начальник на работе хочет с нею переспать, он просто

потерял от нее голову. Несовершеннолетний сосед на грани су-

ицида. Он чуть не вдвое моложе ее; когда-то, по просьбе его

матери она несколько раз забирала его из школы, сейчас же он

вырос, он влюблен, он хочет, он добивается ее как женщину. И

еще кто-то хочет и добивается. И еще кто-то хочет. Еще

кто-то добивается. Она ему якобы тоже отказывает. И еще ко-

му-то. И еще. Она отказывает всем. Она правильная. Она не

просто отказывает, она делает это непреклонно. Решительно.

Она не такая. Она приехала ко мне. Я должен это ценить.

Я ЦЕНЮ. Я с тоской жду, когда закончится этот маразм.

Она не красивая, она эффектная. Она крашеная блондинка и го-

ворит почти правду. Вслед ей наверняка свистели, пусть. Ко-

нечно, отчего праздным юнцам не свистнуть вслед дамочке, за-

голившей зимой ляжки, обтянутые прозрачным нейлоном или чем

там еще? Неспроста же она одела короткую курточку и ботфор-

ты. Именно для того, чтобы обращать на себя внимание, именно

для того, чтобы на нее пялились и проявляли эмоции, в том

числе и в виде свиста. Таксист наверняка смотрел в зеркаль-

це, только смотрел не на нее, смотрел на дорогу, как раз

чтобы не создать аварийную ситуацию. С начальником юридичес-

кого отдела какого-то госучреждения, где она работает секре-

таршей, девочка наверняка давно переспала. Скорее всего, это

- 7 -

произошло моментально, в первые же дни после устройства на

эту работу, с подобным у нее не задерживается. Охраннику из

магазина наверняка крутит мозги, обещая. Пока обещая, с ним

она переспит в скором будущем; сто процентов. Малолетний со-

сед - реальный персонаж; мне точно известно, прыщавый шест-

надцатилетний переросток несколько раз ее имел. Я даже знаю,

как именно, знаю точно, что это произошло в ее квартире и

что в числе прочего она угощала собой этого сопляка, встав

перед ним на четвереньки. Наверняка, отведавший ее женских

прелестей парень просто потерял голову, надеется на продол-

жение, она же, как бывало всегда, мгновенно потеряла к новой

связи интерес и ведет себя, словно ничего не было, словно

ему все пригрезилось. Может, неопытный в подобных вещах

юнец, получивший первую в жизни порцию такого холодного ду-

ша, действительно находится на грани суицида, кто знает...

Так что, все рассказываемое почти правда. Почти.

Вообще, думаю, девочка вряд ли смогла бы вспомнить и

сосчитать всех своих случайных любовников, с кем вступала в

половую связь в первый же день знакомства. Будучи помоложе,

она находила нормальным сниматься в местном кабаке, ходила

туда как на работу, не пропуская ни единого выходного. Там

же ее благосклонностью пользовались и несколько официантов.

Я сам снял ее в том кабаке, привез к себе домой. Удивитель-

но, что эти многочисленные связи при условии, что Каролина

никогда не настаивает на использовании презервативов, до сих

пор не отрыгнулись ей заурядной гонореей. Впрочем, я могу

просто не знать об этом. Зато знаю, что в своих постоянных

поисках острых ощущений Каролина не раз и не два нарывалась

на так называемые комфортные изнасилования, когда дело обхо-

дится без применения грубой физической силы; когда, к приме-

ру, не намеревавшуюся ни с кем спать девушку попросту не от-

пускают на ночь глядя из компании, слегка перебравшей горя-

чительного, а, проявляя заботу и намекая на возможность по-

портить личико, принудительно укладывают спать со всеми вы-

текающими отсюда последствиями.

ДА, САМОЕ ГЛАВНОЕ! Она чуть не забыла! Какой-то нахал

сказал, что у нее блядские глаза! Поразительная наглость,

она едва удержалась от искушения отвесить этому хаму пощечи-

ну. Я пьяно-бессмысленно ухмыляюсь, она же немедленно доста-

ет из сумочки зеркальце, внимательно на себя смотрит, прове-

ряя. И ничего у нее не блядские глаза! Как можно сказать та-

кое такой приличной даме...

Я НАГЛЕЮ. Это ее высочайшее мнение. Я не выступил не-

медленно в ее защиту, не сказал, что у нее очень красивые

глаза, и никакие они вовсе не блядские. Я не купил к ее при-

езду цветов. Я отказываюсь сделать это сейчас. Отказываюсь

- 8 -

бежать в ночной магазин, принести ей шампанского и клубники

с мороженым и те же очень важные ей цветы. Я мало ею восхи-

щаюсь. Не говорю комплиментов. До сих пор не оценил ее новой

прически. Вообще неизвестно, заметил ли эту прическу. Не

сказал, как замечательно пахнут ее новые духи. Не замечаю,

что на ней новая дорогая блузка, она ей очень идет. Новые

сапоги, они ей тоже очень идут. Не спрашиваю, чего она жела-

ет. Не делаю еще много чего-то, чего обязательно надо.

Вообще-то, все я заметил. Прическа - красивая, она

всегда изобретает что-то новое, обычно очень затейливое. Са-

поги-ботфорты - фирменная одежда французских, кажется, прос-

титуток, неважно. На ее ногах неплохо смотрятся, это правда.

Духи - да, приятно пахнут; возможно, очень престижные, своей

дороговизной они наверняка должны производить на таких же

блядей соответствующее впечатление, сомневаюсь только, что

по этому поводу она всерьез нуждается в моей оценке дилетан-

та. Вообще, я все заметил. Просто ничего не говорю. Не же-

лаю. Не желаю от нее вообще ничего. Не желаю говорить комп-

лиментов. Я не таксист, не юный сосед, не охранник из мага-

зина, не лицо кавказской национальности, мне давно ничего от

нее не нужно.

МНЕ ПЛЕВАТЬ. На все. Я так и говорю ей об этом. Она

рассержена, это выглядит забавно. Ее глаза меняют цвет, в

них настоящая ярость. Я спокоен, мне всегда нравилось ее

злить. Она не в меру амбициозна и это всегда усугубляет си-

туацию. Я объясняю, кто она такая. Это происходит в сотый

раз, это уже бесполезно говорить, но я не могу отказать себе

в таком удовольствии. Она помешана на своей красоте. Исклю-

чительности. Возможно, немалую роль во всем этом сыграло не-

обычное имя. Всегда и во всем она должна была быть первой.

Она ведь не кто-то, она Каролина, а такое имя обязывает. Ка-

ролина первая школьная красавица. Каролина первой встречает-

ся с парнями. Первой целуется, рассказывает об этом тающим

от зависти, менее решительным подружкам. Первой, не по люб-

ви, лишь бы только сделать это, лишается девственности, де-

лится невероятной новостью, жадно смотрит в широко раскрытые

глаза пораженных одноклассниц. Ходит по ресторанам, блиста-

ет, снимается с поражающей воображение простотой, благо, при

ее броской внешности недостатка в претендентах никогда не

наблюдалось. Выходит замуж, разводится, снова выходит, изме-

няет мужьям, делает это в том числе и со мной... Еще много

чего. Всегда первая, Каролина. Каролина. Каролина! Интерес-

но, была бы она другой, если бы у нее было другое имя; имя

необычное и для прибалтики...

При этом испытывает лишь клиторальный оргазм, мучается

от кажущейся ей собственной неполноценности, невозможности

- 9 -

иметь оргазм вагинальный, и все ищет, ищет чего-то, кокетни-

чая с любым, кто носит штаны. Обычный половой акт не достав-

ляет ей почти никакого наслаждения, ей важна прелюдия, как

на нее смотрят, как изнемогают от желания, обхаживают, уго-

варивают, пытаются уложить в постель. Она капризничает, выд-

вигает какие-то требования, ставит какие-то условия, застав-

ляет себя уламывать, заранее зная, что непременно ляжет; ее

возбуждает предвкушение: как все будет на этот раз, что бу-

дет вытворять с ней этот новый мужчина, на что он окажется

способен, что он от нее потребует; сама же в этот момент уже

прикидывает, достоин ли тот получить от нее то или иное,

прикидывает, что на сей раз позволит с собой проделать имен-

но этому. Она позволяет почти все, а после, максимум,

двух-трех встреч, и этот очередной мужчина становится ей не-

интересен; пропадает элемент новизны. Он едва брошен, а хищ-

ница уже с головой окунается в следующее любовное приключе-

ние. Я, наверное, одно из немногих ее исключений, что-то во

мне ее зацепило. Это не внешность, хотя на недостаток женщин

мне никогда жаловаться не приходилось, тут что-то другое.

Она утверждает, что со мной интересно и я понимаю ее лучше,

чем кто-либо в ее жизни.

Я и подтверждаю это ее утверждение. Я говорю про нее,

подтверждая свое понимание. Она слушает...

ДА, САМОЕ ГЛАВНОЕ! Чуть не забыл. Насчет глаз. А какие

глаза должны быть, к примеру, у кошки? Не кошачьи ли, как

она считает? И чего тогда удивляться, если кто-то этой кошке

так об этом и скажет. Разве кошка обидится или захочет дать

кому-то пощечину? Это так, между прочим...

ОНА СЛУШАЕТ. Ее лицо нарочито бесстрастно, надменно

задрано вверх. Выслушала. Молча встает, выходит в коридор,

одевается. Оделась, долго любуется на свое отражение в зер-

кале, возвращается в комнату.

- Ты должен меня проводить.

Я пью водку, не слушаю ее слов.

- Я ведь правда сейчас уйду, ты хочешь меня потерять?

Я пью водку, не слушаю ее слов.

- Ты хорошо все обдумал? Ты не будешь потом жалеть?

Я пью водку, не слушаю ее слов.

- Хорошо. Надеюсь, ты осознаешь, что делаешь. Закрой за

мной дверь.

Я встаю, иду за ней в коридор, у меня резко повышается

настроение. От водки и оттого, что сейчас этой самоуверенной

сучки наконец не будет. Я даже подмигиваю мопсу, тот смотрит

в ответ равнодушно.

Дверь открыта, она выходит за порог, какое-то время

стоит почти неподвижно, только плечи подрагивают, затем по-

- 10 -

рывисто бросается назад, виснет у меня на шее. Все это про-

исходило сотни раз, я все знаю наперед.

- Но я не хочу! Правда, я не хочу от тебя уходить! И

ты... Зачем ты так со мной... Ну почему ты так поступаешь...

Не бросай меня...

Все это, конечно, с надрывом, меняющимися интонациями,

то полушепотом, то доходя до полукрика, в глазах слезы, го-

лос дрожит, она вроде готова сорваться на плач. Боже, какая

актриса... Девочка никогда никого не любила кроме самой се-

бя, ей хочется быть другой, она смотрит про любовь по теле-

визору, читает про нее в книжках, ей хочется хотя бы раз

влюбиться в другого, ей хочется испытать это чувство, но ни-

чего не получается. А женщине, не способной чувствовать

что-то по-настоящему, крайне необходимы страсти наигранные,

как у героинь латиноамериканских сериалов. Она создает эти

страсти искусственно. Каролине это нравится. Она в этом жи-

вет, купается.

Я спокойно закрываю дверь. Снова принимаю куртку, вешаю

на крючок. Снова стягиваю с нее ботфорты, ей трудно делать

это самой. Она ничего больше не требует. Она не требует шам-

панского и клубники, запросто пьет крученую водку, столь же

запросто запивает ее кипяченой водой, слушает ту музыку, ко-

торую поставил я, а не ту, что хотела слушать она, делает

еще много чего против своей воли. Она не сломлена, хотя все

идет не так, как хочется ей; она еще пытается изобразить,

что все-таки контролирует ситуацию, командует. Я не против.

Я уже объяснил ей все, что хотел. Насчет иллюзий. Она в них

еще пребывает, в этих иллюзиях. Именно она вроде бы решает,

что нам пора спать. Она приняла решение и не дожидаясь меня

начинает раздеваться. Это тоже старо; в этот момент я, пред-

полагается, должен любоваться ее телом, дрожать в нетерпе-

нии, пускать слюни. Я видел это тело сотни раз, мне оно дав-

но неинтересно, я даже не смотрю в ее сторону, она считает,

я делаю это нарочно. Она разделась, легла, зовет меня. Я

совсем не против, только уговариваю мопса удалиться из ком-

наты. Не хочу, чтобы он смотрел. Я убеждаю толстячка, что в

его личной корзинке, выставленной в коридор, ему будет зна-

чительно удобнее. В конце концов, он ведь получил брюшину.

Благодаря той девке, кстати, что валяется сейчас, нарочно не

прикрываясь одеялом, позируя неизвестно перед кем, поскольку

заинтересованных лиц нет. Не знаю, сумел ли его убедить, тем

не менее вскоре он пребывает в корзинке, в коридоре и добром

здравии.

В КОМНАТЕ ГОРИТ СВЕТ. Никто не думает его гасить. Каро-

лина знает, я люблю заниматься любовью при обычном ярком ос-

вещении, не при приглушенном всевдоинтиме. Она не против, мы

- 11 -

преследуем почти одинаковые цели. Мне нравится видеть все в

подробностях, ей нравится демонстрировать свое тело, фикси-

ровать в глазах мужчин восхищение. Я видел ее, я все равно

на нее смотрю. Она голая, лежит на простыне. Нет, не лежит -

возлегает в какой-то вычурной, наверняка высмотренной в ка-

ком-нибудь журнале или фильме позе. Ноги согнуты в коленях,

одна закинута на другую, тем не менее все сделано так хитро,

что не видно находящегося между ними. Ее кожа еще хранит за-

гар. Он легкий, но он есть, остался с лета. В сочетании с

белыми участками, которые были прикрыты купальником, это

выглядит здорово. Я начинаю жалеть, что не удосужился встре-

титься с нею летом, когда эта возбуждающая контрастность бы-

ла более ярко выраженной. У нее ухоженное тело, именно уходу

за ним она и занимается по полдня, вторую половину посвящая

его разглядыванию в зеркале и поиску мнимых дефектов, подле-

жащих немедленному искоренению. Естественно, у нее свежевыб-

ритые подмышки, ногти на ногах окрашены в перламутр, еще

много чего, что неизменно привлекает меня в женщинах... Она

действительно эффектная, она действительно дама, именно к

такому типу я всегда тяготел. Женщина без маникюра, сережек,

макияжа, без высоких каблуков и прочих, типично женских де-

талей разочаровывает, даже если она красива...

- Почему ты ни разу не предложил мне выйти за тебя за-

муж? Я же знаю, что нравлюсь тебе. Я нравлюсь и другим, во-

обще очень нравлюсь мужчинам, но я же с тобой. Разве ты не

хотел бы просыпаться по утрам и видеть меня? Просыпаться и

видеть мое лицо?

Если на полном серьезе воспринять прозвучавшую бредяти-

ну и честно на нее ответить, последует очередная серия че-

го-то латиноамериканского, и серия эта будет куда душещипа-

тельнее и круче той, первой, которая закончилась недавно и

закончилась относительно благополучно, без особых потерь

сторон. Мне никогда не удавалось выдержать просмотр этой ки-

нопродукции более десяти минут кряду и я не знаю, стреляют

ли в тех сериалах, но если в шутку предположить, что у этой

дамочки имеется пистолет... В отличие от меня она является

гражданкой того клоунского образования, всерьез именующего

себя государством, в котором мы оба проживаем и, в продолже-

ние этого отличия, имеет право владеть огнестрельным оружи-

ем. И учитывая степень экзальтированности данной особы...

Если честно выложить свои мысли относительно женитьбы на ней

и связанного с этим счастья видеть при пробуждении именно ее

лицо, может произойти всякое...

Я МОЛЧА ЛОЖУСЬ РЯДОМ. Начинаю поглаживать ее ноги. Они

весьма недурны, своеобразной формы, они нравятся многим. Мне

тоже. Ее ноги очень гладкие, мне приятно скользить по ним

- 12 -

рукой. Я целую ее тело, не зная, зачем это делаю. Во всяком

случае, не стремясь доставить ей удовольствие. Наверное, се-

бе. Мне действительно нравится целовать ее тело. Я долго це-

лую ее ноги. Я их раздвигаю, разглядываю находящееся между

ними, приближаю лицо вплотную, тоже целую. Мне нравится

горьковатый запах ее половых органов. Я трогаю их языком,

рассматриваю все вблизи. У нее по-настоящему красивые орга-

ны, это следует признать. Я видел многие, на эти мне дейс-

твительно приятно смотреть. Я и смотрю, хотя уже видел. Я

даже видел, как она мочится; мне же в этот момент, как ис-

тинному мужчине, было доверено исполнять охранные функции. Я

в равных пропорциях глазел на нее и вертел головой по сторо-

нам, бдительно высматривая возможного претендента, который

мог бы плениться увиденным и покуситься на честь и достоинс-

тво сидящей на корточках, запросто мочащейся почти на людях

красавицы...

Я вижу то, что раньше являлось девственной плевой. На-

верное, это и сейчас называется так, только сейчас она напо-

минает рисунок из учебника по судебной медицине, на котором

представлен один из типов, образующихся при нарушении анато-

мической целостности этой замечательной женской штучки. Я не

знаю, почему образуются разные формы, в учебнике об этом не

написано. Возможно, это зависит от величины дефлорирующего

ее мужского органа, от резкости его вхождения, еще от че-

го-то... Неважно. Она зубчатая, зубцы на равном расстоянии

друг от друга, это красиво, как будто так сделано специаль-

но. Мне нравится.

Я целую самые потаенные местечки женского междуножья.

Трогаю языком. Трогаю по разному. Провожу. В словаре Ожегова

утверждается, что подобные движения можно обозначить словом

"лизать". Я не собираюсь спорить со стариком Ожеговым, если

предположить, что тот еще жив и готов спорить со мной; в лю-

бом случае он гораздо старше и мудрее. Это толковый старик,

создавший толковый Толковый словарь.

Я и не спорю, я просто лижу. Каролине нравится. Она

закрывает глаза. Она постанывает. Ее голова начинает мотать-

ся из стороны в сторону по подушке. Ее бедра дрожат, дерга-

ются все сильнее, словно не в силах удержаться на месте.

Жаль, что она способна испытывать только клиторальный ор-

газм. Правда, жаль.

Я продолжаю... Далеко не всем женщинам и далеко не

всегда я делаю это. Только если возникает такое желание. Это

ни от чего не зависит. Не зависит от красоты женщины, от че-

го-то другого... Просто ты вдруг начинаешь ощущать такое же-

лание, и все. Это просто. Это сложно. Это непонятно. Это не-

возможно объяснить.

- 13 -

Я делаю это. Просто делаю. Мне нравится...

Я НЕ ДЕЛАЮ ЭТОГО. Все это было когда-то, когда у нас

были довольно нежные отношения, повторять это сейчас я не

собираюсь. С этой девицей меня ожидает весьма и весьма прес-

ный секс, иного от нее ожидать не приходится.

Я просто ложусь на нее сверху, раздвигаю ее ноги и без

предварительных ласк прозаически вхожу в ее тело. Никакого

трения не ощущается, потому что у девочки откровенно широкий

вход. От природы это или оттого, что ее принимающие мужчин

органы были доступны многим и сейчас они в состоянии, кото-

рое бывает после изрядного употребления, я не знаю; мне и не

нужно этого знать. Просто она такая есть, это данность.

Пусть будет, разве можно предъявлять дамам нелепые обвинения

или требования по этому поводу.

Какое-то время я сосредоточенно занимаюсь своим делом,

не понимая в точности, приятно мне, или так лишь кажется.

Кажется, все-таки приятно.

Рот Каролины полуоткрыт. Она начинает постанывать, нег-

ромко вскрикивать, извиваться, то устремляясь навстречу моим

движениям, то словно желая ускользнуть. Ее глаза закрыты,

голова мечется по подушке. Я останавливаюсь, какое-то время

молча смотрю на нее, затем убедительно прошу всего этого не

делать. Все это притворство; притворство в интимных отноше-

ниях меня всегда раздражало. Девица ничего не чувствует и уж

точно не стремится сделать мне приятное; просто подобное не-

однократно смотрено ею на характерного рода видеопродукции;

девушки в такие моменты выглядят невероятно красиво, возбуж-

дающе, она хочет выглядеть именно так. Для себя. Возможно

также, отрабатывает что-либо из движений женщины во время

соития, что-нибудь наподобие "Змеи", приема, описываемого в

Камасутре.

Подобные приемы ей необходимо иметь в своем арсенале,

чтобы успешней крутить мозги мужчинам; готов это принять, но

при чем здесь я, знающий ее больше, чем кто-либо; с меня в

свое время хватило ее коронного миньета. Тогда было приятно,

даже слегка шокировало, что такая шикарная дама в первую

встречу делает тебе такое. Сама, по собственной инициативе

начинает целовать грудь, опускается ниже, доходит до главно-

го, вроде бы не решается прикоснуться губами, не прекращая

целовать двигается обратно, опять доходит до груди, опять

возвращается вниз, наконец решается, ласкает твою неистово

пульсирующую головку языком и губами... Полминуты безумного

наслаждения и... и все. Когда во время последующих встреч

подобное, без вариаций, с явной заученностью повторяется и

ни разу не доводится до конца, даже самый тупой мужчина пой-

мет, что это игра, что на самом деле ей ничего не надо, воз-

- 14 -

можно, даже противно этим заниматься; делается же все лишь

для того, чтобы обозначить само действие, зафиксировать в

твоем сознании, что тебе это сделали, что сделала тебе это

она. Она, Каролина! Дама такой неординарной внешности, да

что там - сама королева сделала тебе такое! Ты должен быть

счастлив и запомнить это на всю свою жизнь. Зато потом, ког-

да после пары встреч мужчина брошен, ему должно быть стократ

хуже, чем если бы он этого не получил; на то и расчет, чтобы

унижать, заставлять страдать, помнить ее и страдать, стра-

дать, страдать. Ей нравятся эти игры...

Я вдруг не к месту вспоминаю ее соседа. Если она, под-

наторевшая в подобных штучках взрослая дама, проделала с не-

опытным мальчишкой это и что-либо еще из своих коронных вык-

рутас, продемонстрировала еще что-то из всего того, что уме-

ет, приплюсовав сюда то же пресловутое неиспользование пре-

зервативов... Я опять думаю, возможно Каролина и не преуве-

личивала, что тот на грани суицида; ведь если в незрелом

возрасте на парня вдруг обрушивается такое...

Я выбрасываю постороннее из головы. Это тоже одна из

особенностей запойного состояния - невозможность на чем-либо

сосредоточиться. А ведь, черт побери, мы занимаемся любовью!

Я припоминаю, на чем остановился. Кажется, просил подругу

перестать изображать никому из нас ненужное. Пусть прибере-

жет свои страстные вздохи для того же многострадального пар-

нишки...

Дамочка наконец внимает моим советам, успокаивается; я

продолжаю. Какое-то время она лежит почти неподвижно, у нее

отстраненный вид, она без малейших эмоций просто отдает свое

тело, затем ее руки вдруг обвивают мою шею. Она стремится

прижаться ко мне вплотную. Не знаю, от души это или очеред-

ная ее игра, но на сей раз ничего не говорю.

- Целуй меня, целуй!..

Фраза произнесена полушепотом, в форме просьбы-приказа.

Девочка хочет ласки, я же ее ласкать не собираюсь. Я бы мог

объяснить, почему, но не хочу делать и этого. Это слишком

долго и незачем. Зачем рассказывать то, что и так очевидно.

Я не хочу целовать ее в губы, это слишком интимно. Для этого

необходима определенная степень близости, которой между нами

сейчас нет или, по-крайней мере, я так считаю. При желании

можно было бы объяснить это на простейшем примере: семейная

пара поругалась, супруги злы друг на друга, не разговаривают

уже неделю. Они занимаются любовью, это необходимо для раз-

рядки, для гормональной системы, для здоровья, это инстинкт,

это приятно, наконец. Но при этом они не целуются в губы.

Поцелуй - не половой акт, это высочайшая степень близости,

доверительных отношений. Это по-настоящему интимно. Они

- 15 -

просто не могут целоваться...

Можно объяснить, но это утомительно, нужно долго гово-

рить. И действительно незачем.

- Целуй меня, целуй...

Я не хочу ее целовать. Я отворачиваюсь, когда она пыта-

ется найти мои губы своими. Я выхожу из нее и предлагаю

стать на четвереньки, она охотно это исполняет. Я опять

знаю, почему; уж во всяком случае, только не для моего удо-

вольствия. Сейчас она словно смотрит на себя со стороны и

любуется, восхищается собою, в точности зная, как красиво

выглядит в этой позе. Это действительно так, не собираюсь

отрицать. Наверняка она не раз отрабатывала все эти позы пе-

ред зеркалом, раздумывая, в каких ей можно принимать мужчин,

а от каких лучше воздержаться. Мне кажется, таковых нет. Она

действительно выглядит красиво в любой позиции и в любую по-

зицию охотно становится.

Уже опять пребывая в ней, некоторое время не двигаюсь,

внимательно разглядывая ее женские прелести. Пятки, бедра,

выгнутую спину, зад, многочисленные, такие привлекательные

женские складочки. В женщине в такой момент мне интересно

все. Как она стоит. Как при этом держит ступни. Как дер-

жит тело - на локтях, на вытянутых руках или ложится грудью.

Если лежит на спине - опять же, как расставляет ноги. Поджи-

мает ли их во время акта. Обнимает ли ими. Опять же, где на-

ходятся ее руки. Обнимают твою шею или поглаживают спину,

царапают ее или, может, запрокинуты назад. Еще много чего.

Все это очень интересно, и каждое движение, позиция, каждая

мелочь что-то означает.

Я СМОТРЮ. У нее красивое тело, в первый раз оно ошелом-

ляет. Сейчас вид ее женских прелестей привычен и все же хо-

чется смотреть и смотреть, для того и существует яркий свет,

который не надо выключать. Я начинаю движение...

Предлагаю опять лечь под меня. Предлагаю обнять меня

ногами. Задираю ее ноги. Не знаю, что придумать еще. Начав

заниматься всем этим, я уже определил, что долго не кончу, в

состоянии многодневного запоя это обычное дело, впрочем, как

и обратное. Вообще, в состоянии запоя такое прогнозировать

невозможно, это непредсказуемо. Просто сейчас это именно

так. Я продолжаю...

Я уже насладился ее телом, чувствую, что теперь могу

кончить в любой момент, но пока не хочу. Теперь мне хочется

ее потерзать. Я сжимаю ее по-настоящему крепко, у нее перех-

ватывает дыхание. Она пытается высвободиться, я не пускаю.

Чуть ослабляю объятия, она выдыхает со стоном облегчения.

Снова сжимаю. Кусаю ее шею, плечи, грудь, желая, чтобы на ее

коже остались мои отметины. По-настоящему кусаю. Она неспо-

- 16 -

собна издавать стоны любовного наслаждания, пусть застонет

от боли. После очередного, особенно болезненного укуса Каро-

лина начинает понимать. Она вообще весьма неглупая дама.

- Мне не больно... Правда, не больно...

Она уже втянулась в игру, приняла вызов. Я опять кусаю

ее грудь, стискиваю эту мякоть кистью руки изо всех сил,

снова кусаю. Она стонет.

- Все равно не больно...

...

- Не больно...

...

Опять ставлю ее на четвереньки, вонзаясь в нее, изо

всех сил размеренно хлещу ладонями по ягодицам. Через минуту

они ярко-красные от прилива крови, на них отпечатки моих

рук. С каждым ударом она жалобно вскрикивает, затем переста-

ет, я замечаю, что девица закусила губу. Она мотает головой.

- Не больно...

Опять переворачиваю ее, ложусь сверху.

...

Какое-то время мы молча лежим без движения. Каролина

хочет встать, пойти в ванную, я ее не пускаю. В очередной

раз я отдал этой женщине частицу себя. Пусть все то, что я

выплеснул в ее женское приемное устройство, приживется там

навсегда, впитается в слизистую оболочку. Приятно осозна-

вать, что мои липкие сгустки сейчас где-то глубоко в ее те-

ле, в недрах ее живота. Теперь они там и останутся, уже не-

известно какие по счету, в череде тысяч и тысяч других, моих

и посторонних. Я сейчас счастлив как песик, пометивший свою

территорию. Я пометил свою самку...

Я поглаживаю ее ноги, внутреннюю поверхность бедер. Ру-

ка тянется к ее ногам сама собой. Более гладкую кожу я

встречал только у Жанки. У нее же по-настоящему красивые но-

ги, которые можно смело выставлять в качестве эталона в Па-

рижской Палате Мер и Весов. Или, по-меньшей мере, демонстри-

ровать их в рекламе колготок.

Мысль о другой женщине мимолетна, она тут же исчезает.

Если бы она не ушла сама собой, я бы ее отогнал. Нельзя,

пребывая в постели с женщиной, думать о другой, пусть даже

та, с которой ты сейчас, ничего для тебя не значит. В этом

есть что-то непорядочное, это нехорошо... Я поглаживаю мяг-

кие ноги Каролины. Мне очень нравятся женские ноги, я считаю

их самой важной деталью. Наверное, это и есть восьмое чудо

света, по чьей-то глупой оплошности не включенное в список.

Может быть, впрочем, восьмое чудо света - вся женщина цели-

ком. Летом можно идти за случайно встреченной на улице жен-

щиной и любоваться ее ногами, фигурой. Просто так, не имея

- 17 -

намерения познакомиться, не преследуя какой-либо конкретной

цели. Просто идти и любоваться, улавливая малейшие нюансы

игры мышц ее ног, подрагивания их при ходьбе, их постанов-

кой... Иногда такая встреченная на улице женщина утверждает

меня в мысли, что красавицы - это, наверное, какие-то иноп-

ланетянки или богини, спустившиеся с небес. Или же, ты ви-

дишь ее во сне; разве может существовать подобная красота в

реальности? И зачем таким богиням нужен кто-то другой, как

такие могут всерьез влюбляться, отдавать свои прекрасные те-

ла грубым, заурядно-земным созданиям, называющимся мужчина-

ми?

Я думаю так на полном серьезе, без преувеличений. Самые

яркие впечатления в моей жизни, какие-то картинки, врезавши-

еся в память навсегда, так или иначе связаны с женской кра-

сотой. Какими изящными движениями эти бестии поправляют во-

лосы; как выглядят в момент, когда забираются с ногами на

диван, поджав их под себя, как натягивают на ноги или стяги-

вают с них колготки и чулки, еще много чего. На подобное

можно не отрываясь смотреть часами... Самая яркая из таких

моих личных картинок - прихорашивающаяся Жанетта, сидящая в

моей комнате на кресле боком ко мне. Комната залита солнеч-

ными лучами, из одежды на Жанке только длинные висячие се-

режки и браслет на тонкой руке, она смотрится в зеркальце,

устраняя аварию - от бурных постельных игрищ у нее потекла

тушь. Она разбирается со своими ресницами, ее кожа блестит

на солнце. Через несколько секунд она вернется ко мне под

одеяло, я же наблюдаю за ней во все глаза, интуитивно осоз-

навая, что подобного мне не увидеть в жизни никогда, что это

останется со мной, останется моим навсегда, что это... Я не

знаю, что это такое. Наверное, это наваждение...

Я поглаживаю мягкие ноги Каролины. Мне нравятся ноги

Каролины. Она затихла, прижавшись ко мне.

Я отпускаю ее в ванную...

КОНЦЕРТ ПРОДОЛЖАЕТСЯ. Она одела мою рубашку, она не в

первый раз делает это. Она знает, что выглядит в ней сексу-

ально - рубашка ей большая, длинные рукава подвернуты, ноги

открыты. Она все это знает, потому и надела мою рубашку, но

ей надо удостовериться в этом еще раз. И еще. И еще...

Она беспрерывно вскакивает и бегает в коридор, там зер-

кало во весь рост. Она подолгу отсутствует, появляется, пьет

со мной, вскакивает, опять бежит в коридор. Сейчас она напо-

минает мне мопса - тот точно так же бегает к своей мисочке.

Опять пьет. Опять вскакивает. Заставляет меня поставить

Ферри Брайана. Я не против. Мне нравится голос Ферри Брайа-

на. Заставляет меня взять ее на руки, отнести куда-то. При-

нести обратно. Просто держать на руках, ей это нравится.

- 18 -

Заставляет с ней танцевать. Я не против. Я пьян и мне все

равно. После выпитого у меня опять много сил. Мы танцуем.

Пьем. Занимаемся любовью. Вместе идем в ванную, вместе вста-

ем под душ. Я беру ее на руки уже по своему желанию. Несу

куда-то. Приношу обратно. Просто держу, мне это нравится.

Каролина легкая, в ней всего пятьдесят шесть килограммов -

что это есть для человека, к которому после выпитой дозы

вернулось здоровье? Всего пара-тройка хорошенечко отожрав-

шихся мопсов - делов-то. Я держу, мне нравится...

Опускаю ее на пол, церемонно приглашаю на танец. Мы оба

голые. Мы танцуем.

Пьем.

Танцуем.

Почему-то звучит музыка "Назарет". Я ее не ставил. Это

либо Каролина, либо мопс, кто-то из этих двоих. Пусть будет

"Назарет", мне нравится музыка этих ребят...

Мы танцуем.

Пьем.

Танцуем.

Пьем...

Открываем окно. На улице холодно, но она хочет курить

непременно возле окна, наверное надеясь, что кто-то, такой

же придурочный как мы, сейчас не спит и, возможно, разгляды-

вает ее обнаженное тело в бинокль. Рискуя выпасть, она заби-

рается на подоконник с ногами. Сидит. Курит. Наверное,

представляет, что, разглядывая ее, возможный вуайерист она-

нирует - во всяком случае, в ее глазах мечтательное выраже-

ние. Я стою рядом с подоконником и вроде бы ее страхую;

по-крайней мере, так считается, потому что одна моя рука ле-

жит на ее груди, другая поглаживает колено. Наверное, это

самая надежная страховка, при условии, что у девушки теплая

кожа, а я, талант-самородок, понимаю это безо всякого обуче-

ния, делаю все интуитивно; может быть, из меня самого полу-

чился бы неплохой инструктор при службе МЧС...

Мы танцуем. Каролина запрокидывает голову, смотрит мне

в глаза. Она хочет целоваться, но для этого ей нужно сначала

до меня дотянуться; ее рост всего сто шестьдесят пять, я на

двадцать сантиметров выше и не проявляю ответного желания,

не помогаю ей. Она пытается приподняться на цыпочки, но не

удерживает равновесия, цепляется за меня, мы едва не падаем.

Она оставляет бесплодные попытки, какое-то время мы, обняв-

шись, топчемся на месте. Со стороны мы, наверное, похожи на

влюбленную парочку; это смешно.

Мы пьем.

Курим.

Пьем.

- 19 -

Уже вдвоем бегаем к зеркалу, танцуем без вокальной под-

держки Ферри Брайана, вообще без музыки. Когда очередной раз

голыми пробегаем к зеркалу в коридоре, мопс поднимает сонную

башку, смотрит на нас недоверчиво, с недоумением, возможно

думает, что у него начались глюки.

Нас обоих уже не просто шатает, нас уже здорово штор-

мит. Наши языки заплетаются. Я люблю такое состояние, когда

начинается дурдом. Каролина тоже. Мопс - не знаю.

Пьем. Курим. Танцевать уже не можем - что с Брайаном,

что без него. Каролина чего-то хочет, она пытается встать с

дивана, но не получается, ее не держат ноги. Я мужественно

встаю вместо нее, но не могу сообразить, зачем это сделал.

Пьем.

Пьем...

Мы просыпаемся почти одновременно. Я первый. Я смотрю

на ее лицо. В голове вертится какая-то мысль; кажется, вчера

кто-то что-то говорил и это было связано именно с чьим-то

лицом. Мысль ускользает...

Я откидываю одеяло и смотрю на ее тело. Замечаю на неж-

ной коже отпечатки зубов - это мои вчерашние укусы и засосы.

Я опять смотрю на ее лицо. Она сейчас красивая, в полусне,

потерявшая всю эту свою высокомерность, уверенность в собс-

твенной исключительности и бесконечной власти над восхищаю-

щимися ею мужчинами. Сейчас ранние морщинки, придающие ее

лицу стервозность, разгладились, она выглядит очень милой,

свежей, прямо этакая невинная кошечка. Я знаю, это не так.

Но сейчас это так выглядит. Это будет так, пока она не прос-

нется.

Мне нравится, как она накрашена. Я люблю, когда у жен-

щины веки окрашены синим. Внезапно я осознаю, что она сдела-

ла это для меня, она знает мой вкус, я об этом не раз гово-

рил. Она открывает глаза и я чувствую себя застигнутым

врасплох, даже непривычно смущаюсь. Какое-то время пытаюсь

изгнать из своих глаз нежность, потом перестаю это делать -

все равно не получается. В ее глазах то же выражение. Мы

просто лежим и смотрим друг на друга. Мы смотрим друг другу

в глаза. Я не выдерживаю первым. Я обнимаю ее. Я пытаюсь

изобразить безразличие, но обнимаю ее осторожно, будто нес-

колькими часами раньше не терзал ее тело с пьяной яростью,

нарочно стремясь причинить ему боль. Обнимаю, словно эта

девчонка сделана из чего-то очень хрупкого, что можно повре-

дить неосторожным прикосновением. Я осторожно ложусь на ее

безвольно расслабленное, ждущее тело. Я не вхожу в нее, хотя

она сразу раздвинула ноги, а мой член возбужденно пульсиру-

- 20 -

ет, он похмельный и готов сейчас метить эту женщину до бес-

конечности. Каролина медленным, очень медленным движением

ответно обнимает меня, ее длинные коготки слегка оцарапывают

мою спину. Она осторожно, с непритворной нежностью поглажи-

вает меня, смотрит мне в глаза. Просто, не отрываясь, смот-

рит мне в глаза...

Вчера я был пьян, я морил толстенького мопса голодом.

Вчера я был пьян, я хотел позвонить Жанетте. Наверное,

я когда-то любил ее, иначе почему я до сих пор думаю о ней.

Вчера я был пьян, я звонил Люси.

Вчера я был пьян, я всю ночь занимался любовью с Каро-

линой, женщиной, которая мне безразлична.

Вчера я был пьян...

Я смотрю на нее. В комнате утренняя тишина, но в моей

похмельной голове звучит голос Ферри Брайана. Я смотрю на

нее. Она смотрит на меня.

Зачем все это... Наверное, я просто сошел с ума. Навер-

ное, это просто запой. Обычный запой, ничего более...

Мы не занимаемся любовью. Мы просто лежим и смотрим

друг другу в глаза. Просто смотрим. Мы займемся любовью чуть

позднее, буквально через минуту. Мы оба знаем об этом. Мы

оба этого хотим. Мы не спешим. Нам хорошо просто лежать.

Мы молчим. Зачем говорить, ведь это всего лишь слова.

Где-то в коридоре лежит мопс. Он в корзинке, на мягкой

подстилке. Ему тоже хорошо. Ему, наверное, снится жратва.

Возможно, ее полная мисочка...

Мы лежим. Мы смотрим друг другу в глаза.

Мы не любим друг друга и даже не занимаемся любовью.

Мы просто лежим. Просто смотрим. Просто обнимаемся.

Мы просто лежим.

Мы просто целуемся...

Высказаться?