Николай Махнач

Остров

 
 Не лесоруб из сельвы или с "Аскольда" мичман,
 те что желтуху лечат нынче за счет казны,
 мне рассказали байку - я это видел лично
 на тихоструйном плесе против села Козлы.
 
 Струи касались борта, тихие, как молитвы,
 а посреди потока (словно подводный взрыв,
 вздыбивший купол пены), изморозью селитры 
 весь под луной сверкая, высился белый риф.
 
 Трещины в черном мраке - сучья седого леса - 
 нежный  узор морозный, словно хранит стекло
 зимних вечерних окон влагу речей прелестных
 или любовных вздохов, шепчущих уст тепло.
 
 Берег лежит полого, и набегает косо,
 и умирает в беге сереньких волн чреда - 
 сонный мирок атолла, но не плоды кокоса
 медленный вал катает - голые черепа.
 
 Нимбом святого света ночь осеняет череп,
 и по кости блуждает лунный циничный блик.
 В зеркало вод посмотришь - взглядом ответит через
 гладь мелководья мертвый и пустоглазый лик.
 
 Мысленный взор уходит вниз по подводным склонам,
 где, как войска потопа, прудовиков чалмы.
 Вместо туманной дымки - плотная мгла планктона,
 звезды ночных окурков там, где висят челны.
 
 В небе подводной веси облаком тает остров.
 Пленумам всем навстречу летевший на всех парах,
 свои обнажает ребра не корабельный остов -
 кажет столбы и балки хлева былой барак.
 
 Над кирпичом развалин юрко порхают рыбки,
 и вперемежку с ними донный тревожат прах
 духи иного мира, давних небес обрывки,
 дальние отголоски - смутные тени птах.
 
 Сел трудовые будни глухи к трубе отлета,
 над рукотворным морем стонет пернатый сонм.
 Птицы не видят суши, медленный снег помета
 метит ее осколок - малый мертвецкий холм.
 
 Овладевает миром клуба  блатное эхо -
 если на миг умолкнет - слива ревет жерло.
 Альдебаран пасется где-то за нижним бьефом,
 над берегами всходят звездочки ГОЭЛРО.