Вечерний Гондольер

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                        Геннадий Игнатченко

 

 

ПАУКИ СВЯТОГО САВИЕЛЯ.

 

 

 

-Савельев, Савельев! Слышишь, Савельев! Да остановись же ты, наконец! Я так больше не могу, я сдохну сейчас, Савельев! Подожди своего старого друга, баран горный, альпинист, мать твою! Савельев!!!

Игорю казалось, что он кричит. На самом деле, из его рта вываливались лишь сиплые, как из порванных мехов,  звуки. Вряд ли они долетали хотя бы  до его собственного уха. Об этом он не думал, только хрипел и кашлял, распластавшись на буром, кое-где с островками сухой колючей травы, склоне холма под небом цвета жёлтого бутылочного стекла, жарким, будто раскалённая металлическая полусфера. Дышать с каждой минутой становилось всё труднее. Испаряя свою последнюю влагу, с протяжным скрипучим стоном трескалась земля, а треклятый Савельев уходил всё выше и выше, то появляясь, то исчезая в облаках пара и пыли. Восемь, десять, пятнадцать метров – расстояние, которое уже невозможно преодолеть...

-САВЕЛЬЕВ!!! – Игорь вложил в этот возглас все свои оставшиеся силы, но этого было недостаточно. Сухой язык царапал нежное нёбо, будто кусок мочалки. Толку с него не было. В голове глухим стуком отдавался пульс – ударов под двести. Отдохнуть хотя бы несколько минут, хотя бы минуту! И ещё – воды. ВОДЫ, чтоб ей пусто было, самой мокрой, какая есть, глоточек, капельку, а лучше ведро, даже три ведра...

 Он пробормотал про себя, будто заклинание, самое гнусное из известных ему ругательств, мысленно сравнил себя с рыбой на сковородке, перевернулся с живота на спину и посмотрел вниз, туда, где у подножия холма собрался сонм причудливых глазастых существ. Одни из них походили на больших головастиков со змеиными языками и журавлиными лапами. Другие – на горбатых черепах с павлиньими хвостами. Третьи – мохнатые кроты со щучьими мордами. Четвёртых вообще невозможно было описать, а были ещё пятые, седьмые, двенадцатые... Кроме того, весь этот “зоопарк” сильно шумел, шипел, скрежетал зубами и завывал. “Головастики” щёлкали своими языками, словно бичами. Со всех сторон прибывали новые полчища фантастических монстров. Их вели летучие пирамидки, воздушные разведчики с пятью пропеллерами и двумя парами крыльев.

Этого не может быть, потому, что не может быть никогда”, - совершенно отчётливо подумалось Игорю. Он зажмурился с затаённой надеждой, ущипнул себя за ногу, а когда открыл глаза и убедился, что ничего из этого кошмара не собирается исчезать, в отчаянии разодрал у себя на груди мокрую от пота рубашку, откинул голову назад и неожиданно прорезавшимся звонким фальцетом прокричал в оранжевое небо будто бы никому не адресованное: “СА-ВЕЛЬ-ЕВ!!!”                                                                                                    

* * * * *

Ванечка Савельев  очень любил рисовать. Он мог заниматься этим делом целыми днями без отдыха, даже обедать и ужинать его приходилось заставлять (на что он очень обижался). Папа давно махнул на всё рукой, потому что в детстве сам был довольно упрямым ребёнком, и хорошо знал, что все запреты и угрозы в подобных случаях действуют совершенно не так, как надо, только усугубляют дело. Однако мама понять этого не могла, и всё время беспокоилась, заодно подзуживая всех домашних.

- Валерий, ну как ты можешь спокойно смотреть телевизор, когда у твоего сына не всё в порядке с головой? – всхлипывая, восклицала она, - ты только посмотри, чем он опять всё утро занимался, негодник! Вот, пожалуйста: “Брамбамбот”, барабан в калошах какой-то. Вот ещё... нет, вот – “Квазеглупп”, “Глазеозавр”, “Букво... букво... букво...” – она набралась духу, - “БуквоПОП”!

  - Ну и что? – зевнул папа, - подумаешь, буквопоп. Видал я лица и похуже, соседа хотя бы нашего взять с пятого этажа, Гришку. Вот у него...

- О чём это ты, Валерий! – сделала большие глаза мама, - какой ещё сосед? Ребёнку не сегодня – завтра в школу идти, а он только и знает, что чёртиков своих малевать. Хотя бы что приличное – цветочки, домики, так нет – “Пятигрив Вафлемаслов”! Это ни в какие ворота не лезет, я тебе точно говорю, и дело  это я так просто не оставлю!

С этими словами она принялась глотать валерьянку, а Ванечка потихоньку стянул свой альбом с рисунками и убежал в спальню, где в тишине и пыли, под большой кроватью, находилась его мастерская. Там он и изобретал своих чудищ. Ему ужасно нравилось это занятие. А ещё ему очень не нравился Игорь Глушков. Зато без Игоря жить не мог Серёга. Серёга Савельев был старшим братом Ванечки.

* * * * *

Цветные круги перед глазами то больше, то меньше. Разрастаются, заслоняя собой даже небо, а потом исчезают, и всё начинается вновь. Ноги – будто протезы. Тяжёлые, твёрдые, непослушные, они норовят подогнуться, и тянут, тянут куда-то вниз. А внизу гомон и свист, лязг челюстей и копыт. Внизу – смерть. Когда тебе всего шестнадцать, и все дела твои в порядке, она вовсе не кажется безобидной старушкой, к которой можно упасть в объятья, словно к любимой бабушке. Её близость парализует, заставляет трепетать и лишает мужества. Но с ничуть не меньшей жестокостью отнимает силы и волю бег, бесконечный, адский бег по вертикали.

Сергей полз, не оглядываясь. Сначала всё казалось легко и просто: сто метров по равнине и примерно столько же вверх по склону холма, вершина которого пряталась в оранжевых облаках. Условия игры просты – за пять минут нужно успеть подняться туда. Там освобождение. Там жизнь. Кто не успел, не уложился в отведённый срок, останется тут навсегда. Так сказал Ванечка. Детский лепет? Бред? Чепуха? Хотелось бы, чтобы это было так, но всё вокруг свидетельствовало об ином. На раздумья времени нет. Бежать, спешить, спасать свою шкуру – вот единственное, что остаётся делать в такой ситуации. И он спешил, как только мог. Да и Игорь был всё время где-то рядом. Был. Но вот где он сейчас?

-Саве-е-елье-е-ев!

Голос. Крик. Ненормальный, отчаянный, жалобный призыв, прямо  мольба о спасении. Это он, больше некому. Где-то там, внизу. Устал, отстал, может быть, даже упал. Может, сломал ногу и не может подняться. Какая теперь разница? Сергей не остановился и не оглянулся. Часы давно слетели с руки, но он нутром чуял, что время подходит к концу. Осталась минута, от силы две, а до вершины ещё метров пятьдесят. Это очень много, особенно когда мышцы уже одеревенели и не слушаются, а позади тебя неизвестность и страх, и леденящее душу “Савельев!”, предсмертной трелью льющееся из чьей-то чужой, пересохшей глотки.    

* * * * *

Любимым словечком Глушкова было “нормально”. Он использовал его всегда и везде. Спроси у Игоря, как дела, ответит: “Нормально”. Что-то там понравилось? “Нормально”. У кого-то там синяк под глазом? “Нормально”. Придавая этому словцу различные оттенки, Игорь мог с его помощью выразить своё отношение к чему угодно. Может, благодаря этому его везде считали этаким “в доску своим” парнем? Когда человеку всё нормально, трудно с ним не дружить.

Серёга Савельев тоже так считал. Более того, Глушков был для него едва ли не кумиром. Кем был Серёга без Игоря? Обычный пацан, ничем не выдающийся, троечник и простак, никого не интересующий. А кем стал Серёга в компании Игоря? Спроси любого из округи, ответит - Человек. Одет по-человечьи, на мотоцикле умеет ездить, магнитофон есть, видик, девчонки так и липнут. Хорошо! А всё Глушков, его стараниями. Игоря нет, и Серёгу не видно и не слышно. Потому и кличку получил – “Тень”, и очень ей гордился.

А маленькому Ванечке Глушков ох, как не нравился. Придёт вечно, руки в брюки, улыбочка как приклеенная. Мама перед ним:

-Ах, Игорёк, это ты? Проходи, проходи. Серёжа сейчас из магазина вернётся. За продуктами послала. Чаю хочешь? Нет? Ну, подожди тогда в спальне.

И он идёт. Грудь колесом, глаза дерзкие. Хозяин жизни.

-Привет, молекула! Всё натюрмортиками балуешься? Дай-ка посмотреть. Хм. Нормально. Это что за уродец такой? Кто? Кроухан? Ты громче говорить можешь? Вот и говори. А это? Ухогорлохвост? Нормально.Что ещё за карта? Ну-ка, ну-ка. Ничего себе – “Масштаб 1:10000”. Ты хоть знаешь, что это такое? Тебе ж и семи ещё нет, частица ты элементарная. Нормально. “Гора Превысокая”. Шестьдесят пять метров. Ха-ха! Гора. Ты горы когда-нибудь видел? Да-а. Для такого, как ты, и холодильник с небоскрёб покажется. Но вот что я тебе скажу – второго Дали из тебя не выйдет. Ходи лучше на горшок вовремя, и мамку слушайся. Понял, инфузория?

С этими словами он схватил фломастер, быстренько набросал на альбомном листе глупую носатую рожицу и, довольный, подписал снизу красивым размашистым почерком: “Это Ванька – художник. Рисовал с натуры И.Б.Глушков”.

-Вот, держи искусство. А твою мазню я выкину. И не ныть! Пикассо несчастное. Козломурлика ему жалко. Гляди, что я делаю с этим, блин, мурликом – рву на части. Нормально, да? Ага, плакать хочется? А нельзя. Мужиком надо быть. Вот твоему Грызлику! Вот твоему Кроухану! Вот твоему Пилорогу! Нормально.

Он откровенно издевался, к тому же уничтожал бесценные образцы савиельской фауны. Его можно было бы простить, но ведь он делал это не в первый раз. Несмотря на свой приличный вид, Игорь просто обожал кого-нибудь мучить. Во дворе от него никакого спасу не было. То лягушку надует, то котёнка отберёт у малышей и утопит, то собаке бродячей вколет какое-то жуткое лекарство, и смеётся, глядя, как она носится по улице, визжа и катаясь. Вечно во всё лезет, всё ломает, играть спокойно не даёт. Взрослые об этом ничего не знали, или не хотели знать. А  большим пацанам было всё равно. Их-то он не трогал...

-Ну, вот и всё. Воспитательный процесс прошёл нормально. Эх, Ванька! Не я твой батька, ты б у меня давно нормальным человеком стал. Гы! “Гора Превысокая”. Эка громадина. Темнота...

 

* * * * *

Никогда ещё Игорь Глушков не испытывал на своей шкуре коварство высоты. Никогда он не думал, что горы такие большие. Тридцать метров над землёй, а будто полжизни отдал. И ещё почти столько же подарил бы тому, кто прекратит всё это. Ну почему, почему, если тебе что-то нужно позарез, ты не находишь его под рукой? Какой изверг всё это придумал? Неужели, Ванечка? Лучше подохнуть, чем поверить в это. Здесь что-то иное. Природная аномалия, пара-экстра-чёрти-что, честное слово! Выбраться бы отсюда и надрать уши сорванцу!

* * * * *

-Пауки Святого Савиеля давно точат зубы на тех, кто меня обижает, - однажды вполне серьёзно заявил Ванечка, - берегитесь!

После этого мама не расставалась со справочником по детской психиатрии, выискивая причины отклонений и комплексов у младшего сына.

-Это всё от химии да от телевизора, - уверяла она по телефону всех своих подруг, - ничего, пойдёт в школу, там дурь из башки мигом выбьют. Надо его ещё доктору показать. Может, таблетки какие-нибудь выпишет... Да, кстати, что там у Ивановой с её хахалем? Поженились? Ой, какая прелесть!..

* * * * *

Прямой путь к вершине далеко не самый близкий. Савельев это знал. В гору идти – всё равно, что плыть против ветра, лучше зигзагами. Так легче. Но быстрее ли? В отличии от Игоря, он почему-то серьёзно относился к забавам брата. Не то, чтобы всё это было правдой, но всё равно, за любым увлечением что-то должно стоять, иначе оно долго не продлится. Ванечка занимался этим всегда. Сергей за это его уважал, но мнение своё держал при себе. Потому, что не гоже тени иметь голос. Иначе рухнет всё его зыбкое благополучие, а это очень нехорошо. И он молчал.

Молчал он и сегодня, когда Глушков в своей обычной манере выпотрошил все Ванькины “архивы”, к которым тот всем даже притрагиваться не разрешал. Выпотрошил, изрисовал, исписал иностранными словечками, смеясь и торжествуя.

-Вот и всё, малыш. Детство прошло. Собирай портфельчик, отныне ты начинаешь становиться человечком. Старина Глушков тебя не бросит, всегда поможет добрым советом. Правда, Серёга, тень моя верная?

И Савельев угрюмо кивнул в ответ, надеясь, что так всё быстрее закончится. Но это была ошибка. Не первая. Зато, в каком-то смысле, последняя...

Будто бы ничего не случилось. Солнце спряталось в облаках, порыв ветра распахнул окно, и огромный чёрный ворон пролетел мимо. Его оперение скрипнуло, словно новая кожаная куртка, которую Сергею родители купили позавчера. Занавеска поднялась к потолку, и дверь в комнату захлопнулась со звуком, похожим на выстрел.

-Раз вы оба такие злые, я больше не буду вас защищать, - всхлипнул Ванька, вытирая рукавом слёзы и сопли, - у вас будет пять минут времени. Успеете к вершине, спасётесь. Нет – значит, будет пожива Паукам...

Никто ничего ещё толком не сообразил, как вдруг всё исчезло: комната, окно, улица. Остался лишь раскалённый промежуток между небом и землёй, табуны мутантов позади, путь к вершине высотой шестьдесят пять метров, и два человека. На этот раз каждый сам за себя.

* * * * *

Глушков больше не кричал. Ему вдруг стало всё равно. Утирая пот, заливающий глаза, он из последних сил старался успокоить дыхание. Зачем так напрягаться? Во-первых, твари ленивы, и следом не гонятся. Можно преспокойненько отдышаться и пешком подняться наверх. А что? Эта мысль ему решительно понравилась. Тоже ещё, монстры. В нос один раз дать, и рассыплются. Хе, всё идёт о`кей, и предатель Савельев ещё пожалеет о том, что бросил его, Игоря, на полпути. Ох, как он над ним после всего этого жестоко посмеётся! Держись, трусливая тень, удравшая от своего хозяина!

На миг Глушков снова стал сам собой, и это вернуло ему силы. Подняв голову, он ухмыльнулся, предвкушая месть. Но через секунду ухмылка сползла с его губ.

Туман при вершине порозовел и как бы рассеялся. В образовавшемся круглом просвете, вслед за прилетевшей знакомой музыкой, показалось огромное лицо Ванечки.

-Ещё минута! – пророкотало оно так сильно, что ветер прижал к земле траву, а странные зверьки вмиг замолкли  и, словно по команде, обернулись к находившемуся вдали полуразрушенному скирдообразному сооружению, которое почему-то так и хотелось назвать “братской часовней”.

Окошко в тумане быстро затянулось. Жара при этом немного уменьшилась. Или просто Игорь уже привык к ней? Встав на слабые, дрожащие от перенапряжения ноги, он сделал шаг и упал. И снова поднялся, уже ни во что хорошее не веря.

* * * * *

Теперь, когда до цели осталось каких-нибудь десять – двенадцать метров, Сергей испытал вдруг крайне неприятное угрызение совести: он бросил друга. Мог помочь ему, но не помог. Не сумел, или не захотел? Конечно, если постараться, найдётся  этому оправдание. Всё случилось слишком неожиданно, и любой на его месте  растерялся бы. Хорошо, хватило сил убежать самому... Однако Сергей прекрасно понимал, что Игорь этого ему не простит. Будет пренеприятная “разборка”, не сулящая ничего хорошего. Может, Глушков не выберется отсюда, но это тоже не вариант. Что будет делать Сергей без Игоря? Слишком много маленьких гадостей они натворили вместе, а расплачиваться придётся одному... 

Только теперь Савельев понял, какая он, в сущности, ничтожная тень. От этого надо немедленно избавляться – он должен доказать, что и сам по себе что-то значит. Конечно, будет трудно, но не труднее, чем вырваться из этого ада. Да, теперь он сумеет это сделать. Но только при одном условии: если будет жив Игорь. Иначе как самому себя уважать?

* * * * *

Отдых пошёл не на пользу. Подниматься на ноги пришлось, превозмогая боль. Жутко хотелось пить и блевать одновременно. Потихоньку скуля, он продолжил карабкался к проклятой вершине, когда с удивлением заметил, что Сергей возвращается.

-Что, не выдержал? – пробормотал он победно, - так, так. Тень должна находиться рядом. Это закон.

* * * * *

Спускаться оказалось не легче, чем подниматься. Босые ступни буквально горели от  трения и колючек. Рискуя поломать себе ноги по самую шею, он летел с горки вниз мелкими неровными скачками, изо всех сил притормаживая, чтобы не упасть, глотая пыль и маша руками. Перед глазами навязчиво вырисовывалась картина того, что будет, попади он в щель, или наступи на булыжник, но пока что ничего подобного не случалось.

“Авось, обойдётся”, - думал он про себя не очень уверенно, - “чудики, похоже, успокоились. Выстроились в шеренгу и молчат. Будто кого-то ждут. Что? ЖДУТ?!”

Эта мысль заставила Савельева вмиг остановиться. Ему вдруг стало холодно. Мороз пробежал по коже, сделал белым лицо. До вершины теперь снова не меньше полутора минут пути. В пяти шагах ниже валялся, извиваясь и протягивая руки, такой жалкий и несерьёзный Глушков. Нехороший человек Глушков. Сергей был выше, быстрее, выносливее. И не так испорчен: он мог бы ещё начать новую жизнь. Всё правильно рассчитал маленький Ванюха. Не надо было поворачивать назад. Здесь не место для благородства, здесь выживает сильнейший. Должен был остаться только Игорь. Но теперь уже ничто не имеет значения.

* * * * *

Глушков увидел всё в тот же миг, что и Сергей.

Заметив, что тот возвращается, он то ли от неосторожности, то ли из каприза, упал, и принялся изображать, что ему надо подсобить подняться. Помощь в лице Савельева быстро приближалась, но вдруг что-то произошло.

Остановившись, как вкопанный, Сергей – это было видно за несколько шагов – задрожал, изменился в лице, сел на землю и, заплакав устремил взгляд туда же, куда смотрели до этого шумные существа: на развалины допотопного строения, откуда теперь один за одним выползали похожие на гамбургеры с тонкими суставчатыми ножками, размером с бегемота, хмурые и стремительные, как ничто на свете, Пауки Святого Савиеля.

                                                            Горячий Ключ , 1996г.